Неудивительно, что мистер Питер сделался любимцем Крэнфорда. Дамы соперничали друг с другом, кто больше будет им восхищаться, и неудивительно: их спокойная жизнь была так оживлена приезжим из Индии, особенно потому, что приезжий рассказывал более удивительных историй, чем Синдбад мореходец, и, как мисс Поль говорила, точь-в-точь, как из «Тысяча Одной Ночи». Что касается меня, я странствовала всю свою жизнь между Дрёмблем и Крэнфордом, и почитала весьма возможным, что истории мистера Питера были справедливы, хотя удивительны; но потом я открыла, что если мы проглотили анекдот довольно порядочного размера на одной неделе, то на следующей чудеса значительно увеличивались, и начала сомневаться, особенно, когда приметила, что в присутствии сестры рассказы об индийской жизни значительно смягчались не потому, чтоб она знала больше нас, напротив, может быть, потому именно, что она была слишком простодушна. Я приметила также, что когда приходил пастор, мистер Питер гораздо скромнее говорил о тех местах, в которых был. И я не думаю, чтоб крэнфордские дамы считали его удивительным путешественником, если б слышали только его спокойные разговоры с пастором. Они любили его больше всего за то, что он был, как они называли, настоящим жителем Востока.
Однажды на избранной вечеринке в честь его, которую давала мисс Поль и из которой, так как мистрис Джемисон почтила ее своим присутствием и прислала даже мистера Мёллинера служить, мистер и мистрис Гоггинс и мистрисс Фиц-Адам, разумеется, были исключены – на этой вечеринке у мисс Поль мистер Питер сказал, что он устал сидеть на беспокойных жестких стульях, и спросил не может ли сесть положив ноги крест-накрест. Согласие мисс Поль было дано с жаром и он воспользовался им с величайшею важностью. Но мисс Поль спросила меня внятным шепотом: «не напоминает ли он мне азиатского муллу», и между тем, как мистрисс Джемисон пространно рассуждала об изяществе и удобстве этой позы, я припоминала, как мы все следовали примеру этой дамы, осуждая мистера Гоггинса за пошлость, потому что он просто клал ноги крест-накрест, когда сидел на своем стуле. Многие из привычек мистера Питера в еде были несколько странны при таких светских дамах, как мисс Поль, мисс Мэтти и мистрисс Джемисон, особенно, когда я припоминала неотведанный зеленый горошек и двухзубцовые вилки на обеде бедного мистера Гольбрука.
Имя этого господина напоминает мне разговор между мистером Питером и мисс Мэтти в один летний вечер. День был очень жарок; мисс Мэтти было очень душно от жару, которым брат её наслаждался. Я помню, что она была не в состоянии нянчить ребенка Марты, что сделалось её любимым занятием в последнее время, и которому было так же ловко у ней на руках, как у матери. В тот день, о котором я говорю, мисс Мэтти казалась более обыкновенного слаба и томна, и оживилась только, когда солнце закатилось и диван её подвинулся к открытому окну, сквозь которое, хотя оно выходило на главную крэнфордскую улицу, вылетал, время от времени, душистый запах, приносимый с соседнего сенокоса нежным ветерком, волновавшим душный воздух летних сумерек и замиравшим вдали. Безмолвие знойной атмосферы терялось в глухом шуме, выходившем из открытых окон и дверей; даже дети возились на улице, несмотря на позднее время, одиннадцатый час вечера, наслаждаясь игрою, к которой не были расположены во время дневного жара. Для мисс Мэтти было источником наслаждения видеть, как немного свечей было зажжено даже в тех домах, из которых выходили самые веселые признаки жизни. Мы все, мистер Питер, мисс Мэтти и я, сидели тихо, задумавшись каждый о своем; вдруг мистер Питер сказал:
– Знаешь ли ты, Мэтти, я готов бы поклясться, что ты была на дороге выйти замуж, когда я уезжал из Англии! Если б кто-нибудь сказал мне тогда, что ты проживешь и умрешь старой девой, я засмеялся бы ему в лицо.
Мисс Мэтти не отвечала. Я напрасно придумывала, как бы дать другой оборот разговору; по я как будто оглупела и не успела ничего изобрести; он продолжал:
– Я думал, что мою Мэтти возьмет Гольбрук, тот прекрасный юноша, что жил в Уддлее. Вы не поверите теперь, Мери, по моя сестрица была некогда прехорошенькой девушкой, по крайней мере я так думал и знаю, что думал так и бедный Гольбрук. Очень нужно было ему умереть прежде, чем я вернулся домой поблагодарить его за все его ласки к такому негодному мальчишке, каким я был тогда! Вот что заставляло меня думать, что он занят тобою: на всех наших рыбных ловлях мы говорили только о Мэтти и о Мэтти. Бедная Дебора! Какое нравоучение она прочитала мне, когда я привел его к нам завтракать однажды, а она увидала экипаж мистрисс Арлей и думала, что миледи заедет к нам. Ну, с того времени прошло много лет, прошло более, чем полжизни, а кажется, будто все было только вчера! Я не знаю человека, которого более желал бы иметь зятем. Ты, верно, дурно повела свою игру, Мэтти – вот и жаль, что не было братца сватом. Э! прибавил он, протянув руку, чтоб взять её руку, лежавшую на софе: – что ж ты дрожишь, Мэтти? Верно, от этого проклятого окна. Закройте его, Мери, сию минуту!
Я так и сделала, и потом, нагнувшись, чтоб поцеловать мисс Мэтти, увидела, что действительно она была холодна. Она схватила мою руку и крепко ее сжала, но думаю, сжала бессознательно; минуту или две она говорила потом с нами совершенно обыкновенным голосом и рассеяла наше беспокойство; однако терпеливо покорилась нашим требованиям: легла в постель и выпила стакан слабого нигуса[14]. Я уезжала из Крэнфорда на следующий день и до отъезда удостоверилась, что все вредное влияние действия открытого окна совершенно миновалось. Я надзирала за переменами в доме и по хозяйству в продолжении нескольких последних недель. Лавка опять превратилась в гостиную; пустые комнаты снова наполнились мебелью до самого чердака.
Были предположения поместить Марту с Джимом в другой дом, но мисс Мэтти не хотела об этом и слышать. Точно, я никогда не видала ее в таком волнении, как в то время, когда мисс Поль уверяла ее, что это будет прекрасное распоряжение. Пока сама Марта захочет остаться с мисс Мэтти, мисс Мэтти будет слишком рада иметь ее возле себя, и Джима тоже, потому что он очень приятный мужчина в доме, потому что она не видела его по целым неделям. А что касается до детей, если они все будут так милы, как крестница её, Матильда, то мисс Мэтти очень рада, если их будет и много, лишь бы Марта была тому рада. Кроме того, следующая дочь должна называться Деборой; мисс Мэтти с трудом уступила упорной решимости Марты, чтоб и первая непременно называлась Матильдой. Итак мисс Поль надо было уступить, и она сказала мне, что так как мистер и мистрисс Горн будут по-прежнему жить с мисс Матильдой, то мы, конечно, поступили благоразумно, наняв в помощницы им племянницу Марты.
Я оставила мисс Мэтти и мистера Питера спокойными и довольными; единственный предмет сожаления для нежного сердца одной и для кроткой натуры другого была несчастная ссора между мистрисс Джемисон и плебеями Гоггинсами и их последователями. Шутя, я предсказала однажды, что это продолжится только до первой болезни мистрисс Джемисон, или мистера Мёллинера, потому что тогда они сами будут рады сделаться друзьями мистера Гоггинса; но мисс Мэтти неприятно было видеть, что я ожидаю чьей-нибудь болезни таким легкомысленным образом; и прежде, чем прошел год, все устроилось самым удовлетворительным образом.
Я получила из Крэнфорда два письма в одно прекрасное октябрьское утро. Мисс Поль и мисс Мэтти приглашали меня приехать повидаться с Гордонами, которые воротились в Англию живы и здоровы, с двумя детьми, теперь уже почти-взрослыми. Милая Джесси Броун сохранила свой милый характер, хотя переменила имя и звание, и написала, что она с майором Гордоном надеется быть в Крэнфорде четырнадцатого, и просят напомнить о себе мистрисс Джемисон (упомянутую прежде всех, как требовало её сиятельное звание), мисс Поль и мисс Мэтти… может ли она когда-нибудь забыть их доброе расположение к её бедному отцу и сестре?… также мистрисс Форрестер, мистер Гоггинс (тут опять следовал намек на доброту, оказанную покойным её родственником), его супруге, которая должна позволить мистрисс Гордон с ней познакомиться, и которая, кроме того, была знакома еще по Шотландии её мужу. Словом, было упомянуто о всех, начиная от пастора, поселившегося в Крэнфорде в промежуток времени между смертью капитана Броуна и замужеством мисс Джесси, до мисс Бетти Баркер; все были приглашены к завтраку, в гостиницу Сен-Джорджа, все, исключая мистрисс Фиц-Адам, приехавшей в Крэнфорд после отъезда мисс Джесси Броун, которая была приведена в некоторое уныние этим исключением. Все удивлялись, как мисс Бетти Баркер включена в почетный лист; но мисс Поль сказала, что мы должны припомнить незнание приличий жизни, в каком бедный капитан воспитал дочерей своих, и ради этого изменить наши сомнения; а мистрисс Джемисон сочла даже комплиментом себе, что мисс Бетти её бывшую служанку поставила наравне «с этими Гоггинсами».
Но когда я приехала в Крэнфорд, намерения мистрисс Джемисон еще не были известны: поедет ли эта сиятельная дама, или не поедет? Мистер Питер объявил, что поедет непременно; мисс Поль покачала головой и не надеялась. Но мистер Питер был человек находчивый. Во-первых, он уговорил мисс Мэтти написать к мистрисс Гордон, уведомить ее о существовании мистрисс Фиц-Адам и попросить, чтоб особа такая добрая, такая радушная, такая великодушная, была включена в приятное приглашение. Ответ пришел по первой почте, с премиленькой записочкой к мистрисс Фиц-Адам и просьбой к мисс Мэтти, чтоб она сама ее вручила и изъяснила причину прежнего опущения. Мистрисс Фиц-Адам была ужасно-рада и бесконечно благодарила мисс Мэтти. Мистер Питер сказал: «предоставьте мне уговорить мистрисс Джемисон», и мы согласились, тем более, что не знали, как изменить решение, однажды ею принятое.
Ни мисс Мэтти, ни мы не знали, о положения дел, когда мисс Поль спросила меня накануне приезда мистрисс Гордон: как мне кажется, нет ли между Питером и мистрисс Джемисон чего-то похожего на брачное предположение, потому что мистрисс Джемисон едет завтракать в гостиницу Сен-Джорджа. Она послала туда мистера Мёллинера изъявить желание, чтоб была приготовлена скамеечка на самом теплом месте в комнате, так как она намеревалась быть и знала, что там кресла очень высоки. Мисс Поль узнала эту новость и выводила из неё разные заключения и тужила еще больше:
– Если Питер женится, что станется с бедной мисс Мэтти? а мистрисс Джемисон…
Мисс Поль, казалось, думала, что в Крэнфорде были другие дамы, которые сделали бы больше чести его выбору, и мне кажется, она имела в предмете какую-то девицу, потому что повторяла беспрестанно: «Какой недостаток деликатности в женщине вдовой думать о таких вещах!»
Воротившись к мисс Мэтти, я точно начала думать, что Питер располагает жениться на мистрисс Джемисон, и была так же озабочена этим предположением, как и мисс Поль. Когда я вошла, Питер держал в руке корректуру огромной афиши. Синьор Брунони, чародей Великого Могола делийского, Раджи удского и великого тибетского Далай ламы, и проч. и проч. даст в Крэнфорде одно только представление в следующий вечер; мисс Мэтти в восторге показала мне письмо Гордонов, обещавших остаться в Крэнфорде для этого представления, которым, как мисс Мэтти говорила, обязаны мы Питеру. Он написал, чтоб синьор приехал и брал на себя все издержки. Билеты будут даром розданы всем, и публики будет столько, сколько может поместиться в комнате. Словом, мисс Мэтти была в восхищении и говорила, что завтра Крэнфорд напомнит ей праздник, на котором она была в молодости, завтрак в гостинице Сен-Джорджа, с милыми Гордонами и представление синьора в зале собрания вечером. Но я… я только смотрела на роковые слова:
«Под покровительством её сиятельства мистрисс Джемисон.»
Итак она была выбрана покровительницей увеселений, которые дает городу мистер Питер; может быть, она заменит милую мисс Мэтти в его сердце и сделает жизнь её снова одинокой! Я не могла ожидать с удовольствием завтрашнего дня, и невинная преждевременная радость мисс Мэтти только увеличивала мою досаду.
В-сердцах, в раздражении, преувеличивая каждое маловажное обстоятельство, которое могло действовать на мою раздражительность, я беспокоилась и тосковала до тех пор, как мы все собрались в гостиницу: мистер и мистрисс Гордон, и хорошенькая Флора, и мистер Людовик – все сияли и красотой и хорошим расположением духа; но я почти не обращала на них внимания, наблюдая за мистером Питером; я приметила, что мисс Поль также была занята праздником. Я никогда не видала мистрисс Джемисон прежде в таком восторге: лицо её было исполнено участия к тому, что говорил мистер Питер. Я подвинулась ближе, чтоб послушать. Велика была моя радость, когда я услышала не слова любви; несмотря на его серьёзное лицо, он рассказывал ей о своих путешествиях в Индии и описывал удивительную высоту Гималайских Гор; каждое новое слово увеличивало их вышину и каждая новая фраза превосходила предыдущую неправдоподобием, но мистрисс Джемисон верила всему чрезвычайно искренно. Я полагаю, что она нуждалась в сильных ощущениях, чтоб выйти из своей апатии. Мистер Питер довершил рассказ свой, говоря, что, разумеется, на такой высоте не находится животных, какие существуют в нижних областях; дичь… и все совершенно там в другом роде. Выстрелив однажды в какое-то улетающее существо, в какое пришел он смущение, увидев, когда оно упало, что он застрелил Пери! Мистер Питер встретился глазами со мной в эту минуту и так лукаво мне подмигнул, что я удостоверилась с этой секунды, что он не думает жениться на мистрисс Джемисон. Она, казалось, была неприятно изумлена.
– Но, мистер Питер… убить Пери… как вы думаете… это не совсем хорошо!
Мистер Питер тотчас же состроил новую гримасу и выразил сожаление. Этот выстрел представился ему в новом свете в первый раз; но мистрисс Джемисон должна припомнить, что он так долго жил между дикарями. Увидев, что подходит мисс Мэтти, он торопливо переменил разговор и, немного погодя, обернувшись ко мне, сказал:
– Не оскорбляйтесь, моя миленькая, скромная Мери, моими удивительными историями; я смотрю на мистрисс Джемисон, как на хорошую добычу и, кроме того, расположен умилостивить ее; а первый шаг к этому – разбудить ее хорошенько. Я приманил ее сюда, попросив принять под свое покровительство моего бедного фокусника; и не желаю оставлять ей ни минуты свободного времени помнить о нерасположении к Гоггинсам, которые входят теперь сюда. Я желаю, чтоб все были друзьями: Мэтти не может без огорчения слышать об этих ссорах. Я буду продолжать свои проделки с этой целью, и потому вы не должны оскорбляться. Я намерен войти в залу собрания сегодня вечером с мистрисс Джемисон под одну руку, а с мистрисс Гоггинс под другую. Вот посмотрите, исполню ли я это.
Уж не знаю, как он это сделал, только ввел их в разговор между собою. Мистер и мистрисс Гордон помогали доброму делу с совершенным неведением о существовавшей когда-то холодности между обитателями Крэнфорда.
С-этих-пор в крэнфордском обществе наступило прежнее общее дружелюбие, которому я очень рада, по любви милой мисс Мэтти к миру и дружбе. Мы все любим мисс Мэтти и мне кажется, что все мы становимся добрее, когда она с нами.