Юля Клён
Путь
V Они
41. Праздник
Они очень устали. Они были покрыты пылью и грязью. Они дурно пахли. Они готовы были сдаться. Они сидели посреди пустыни, запорошенные песком без крупицы еды, без капли воды. Их окружали развалины домов, дорог и какой-то древней цивилизации, которую, возможно, застал когда-то Парень с душой змеи.
Они готовы были умереть…
Щенок со сломанным хвостом дернул ушами. Его сухого, покрытого болезненными гноящимися трещинами носа коснулся запах. Это был аромат дыма от углей, на которые капнул мясной сок. Смесь дерева и еды. Запах жизни.
Щенок вывалил язык, и тот упал в песок.
– Тьфу ты! – сипло выругался Щенок. – Эй. Там того, – он с трудом подбирал слова. Последние несколько дней он всерьез раздумывал, от кого из своих спутников безопаснее будет откусить кусок. – Там еда, – наконец выдал Щенок. – Там люди? – попытался он снова. – Идем, короче.
Под “Идем” Щенок, конечно, подразумевал, что кто-то поднимет его слабое тельце и понесет, потому что его дрожащие лапы уже не держали кости, обтянутые шкурой.
Тоже мне… демон…
Вздохнув тяжело, Девочка с белым лицом взболтнула руками в жесте безнадежности и начала поднимать себя, увязая руками в тонких черных перчатках в текучем бесконечном песке. Она села кое-как, мотнула головой, встряхнула косы, постучала себя по уху, избавляясь от песка, и на коленях подползла к Щенку со сломанным хвостом. Он нашел в себе силы поднять морду и завалить ее на колени Девочке… он даже пару раз махнул благодарно хвостом.
Девочка с белым лицом прижала Щенка к своей плоской груди, пристроив морду себе на плечо, поползла к Охотнику, лежавшему лицом в песок. Девочка не шибко переживала за его жизнь, она видела, как медленно вздымаются его плечи. Он был странным человеком. Он до сих пор не снял свой кожаный черный плащ. Девочка думала, что в какой-то момент он сварится в нем заживо – и что тогда? Но Охотник отмахивался от нее с улыбкой.
Девочка с белым лицом неуверенно ткнула пальцем в плечо Охотника. Он промычал что-то прямо в песок, но не пошевелился. Девочка снова драматично вздохнула, села на песок, достала из-под себя ноги, уперлась пятками в бок Охотника и начала толкать его из последних сил, по чуть-чуть переворачивая этого высокого, мускулистого, но истощавшего обалдуя.
– Ну что тебе… – едва шевеля белыми от слезающей обожженной воздухом кожи произнес Охотник.
– Там, – тявкнул Щенок. – Еда.
– Животное? – глаза Охотника слабо мигнули.
– Ага. Жареное, – сообщил Щенок.
Охотник улыбнулся и слизнул выступившую на губе каплю крови. Щенок грустно шмыгнул носом. Ему кровь была нужнее.
– Где Парень? – уточнил Охотник.
Парень с душой змеи погибал. Вся его кожа была испещрена тонкими линиями контура чешуи по всему телу. Он задыхался. Он иссыхал. Его кровь замерзала, а кожа кипела. Он смотрел в беспощадное белое небо и не находил в себе силы моргнуть.
На него легла тень.
Охотник покосился на Девочку с белым лицом. Она пожала плечами. Он перевел взгляд на Щенка.
– Че? – сипло спросил он. – Не, я максимум его лизнуть могу и то… с песком.
Щенок вывалили дрожащий от частого дыхания язык.
Охотник долго перебирал свою сумку, открывал все баночки и фляги, заглядывал в кастрюльки, переворачивал стаканы. Нет. У них не было воды. Тогда Охотник принял решение, он взял Девочку с белым лицом за плечи, развернул ее к себе спиной. Вернулся туда, где стоял Парень с душой змеи, встал рядом с ним, расставил пошире ноги, согнул слегка колени, приспустил штаны…
– Я-я-я-я…. – с трудом разлепил губы Парень, – тебя-я-я-я… – он перевел свои пожелтевшие под солнцем глаза, – убью-ю-ю-ю…
Щенок неприлично загоготал из последних сил – громко и радостно.
Парень с душой змеи перекатился на бок, ухватился за протянутые руки Охотника и Девочки и с тихим треском лопающейся кожи встал.
Они вошли в Поселение вместе с закатом. Воздух начал остывать, и от земли поднималась рябь. Им навстречу вышла дородная женщина, вытирающая руки от муки, и с удивлением уставилась на них, а потом как заголосит:
– ПСЫ ГОСПОДНИ!!! ПСЫ-Ы-Ы!!! ГОС-ПОД-НИ-И-И-И!!!
Из крепких домов стали выходить жители, кто-то вышел с тазом воды и облил их с ног до головы. От плаща Охотника с тихим шипением повалил пар. Девочка постаралась прикрыть лицо, уткнувшись в бок визжащего от боли Щенка, его солнечные ожоги проявили крайнюю неблагодарность. Парень с душой змеи замер, впитывая каждую каплю влаги.
– Еще воды! Быстро! – кричали вокруг.
Их поливали, вкладывали в руки стаканы, накрывали головы влажными полотенцами. Их заселили в дом. Им застелили белыми простынями настоящие постели. Щенку со сломанным хвостом дали сразу полкурицы, а перед Девочкой с белым лицом поставили плошку ароматного овощного рагу. Ее рвало потом, а какая-то милая старушка держала ей косы и поглаживала, обещая, что еда есть еще, что все уже не страшно. Парня с душой змеи увели в погреб, выкопанный глубоко в песке, там было прохладно и влажно. Ему поставили там бочку, полную тепловатой воды, и ушли, оставив дверь открытой, а на полу положив стопку с чистой одеждой.
Утром все жители, как один, вышли на площадь и встали перед Охотником на колени, они склонили головы и слушали, слушали, слушали его проповедь, а потом выстроились в очередь, чтобы поцеловать веки Девочки, чтобы бросить в сумку Охотника кто что: деревянную плошку, новый нож и точильный камень, кусок вяленого мяса, мешочек крупы, бутылку масла…
Охотник принимал благодарности с замершей на лице улыбкой. Парень видел, как в панике мечутся глаза Охотника, как они сияют нервным блеском, словно свеча на сквозняке, перескакивая от лица к лицу. Как его губы без устали повторяют только одну фразу:
– Только не спи,
– Только не спи.
– Только не спи.
Охотник видел перед собой гниль в этом счастливом сытом городе. Черные гноящиеся души. Кровавые язвы. Вытекшие глаза. Опухшие языки. Грех-грех-грех на улыбающихся лицах. Ему подмигивали сытые демоны, сидящие на их плечах. Они махали Охотнику из окон. Они улыбались ему.
Один постарался даже облизать голую ногу Девочки с белым лицом, но Щенок со сломанным хвостом вцепился демону в горло и начал медленно сжимать челюсти, жадно глотая черную кровь.
– Смотри, какой дурашка, – ухмыльнулся старик, подталкивая внука ближе, чтобы тот посмотрел. – Играет с собственной тенью.
Вечером в честь них устроили праздник. Жители выкатили из погребов четыре огромные медные чаши, наполнили их углем и установили по углам площади. Света от их огня хватило бы, чтобы осветить всю площадь, но жители сложили костер в центре, поставили распорку и повесили целого борова на вертеле запекаться. Требовалось трое мужчин, чтобы крутить тушу.
Прекрасные девушки наплели венков и опускали их на головы каждого проходящего, один из кленовых листьев достался Охотнику, другой с нежными полевыми цветами опустился на косы Девочки. Даже Парень удостоился венка из пшеничных колосьев.
Их поглотила ночь, полная музыки, смеха и вкусной еды. Щенок со сломанным хвостом самозабвенно дожевывал крысу в ногах у примостившегося у дерева Парня с душой змеи. Парень смотрел, как девочка смеется беззвучно, запрокидывая голову, как она пьет какой-то алый сок, и капля стекает из уголка ее рта и падает на белоснежное новое платье, оставляя расползшееся пятно. Парень смотрел, как Охотник общается со старостой, старательно выпрямляясь во весь рост, и судорожно оглядывается.
– Редкий Пес доходит до нашего Поселения, – шамкал Староста. – Мы чтим Слово Господа, мы уважаем Псов. Наше Поселение лежит ровно посередине пустыни, и мы считаем своим долгом спасти каждого, кто нашел в себе силы дойти до нас. Но утром вам придется уйти.
– Конечно, – услышал Парень сухое согласие Охотника.
Парень наблюдал. Он видел, как Девочка с белым лицом подошла к Охотнику и пихнула его плечом в плечо, как Охотник улыбнулся ей искренне и широко, поправляя венок на ее волосах. Он смотрел, как светятся черные глаза Девочки, отражая серое мерцания глаз Охотника.
Охотник махнул головой в сторону танцующей толпы. Девочка отрицательно покачала головой, вздохнула и опустила взгляд, рассматривая свои пыльные голые пальцы ног. Охотник взял ее за руку и повел к свету костра, приподнял легко, поставил на свои ботинки и начал медленно кружиться под музыку. Девочка крепко держалась за лацканы плаща Охотника, и неловкая улыбка исказила ее обожженное лицо.
Парень наблюдал, и когда Щенок многозначительно присвистнул, глядя на смертных, только потрепал того между ушами.
Парень наблюдал, как люди едят, как по их подбородкам стекает жир, как они целуются и убегают с хихиканьем из круга света, как они пьют и пьянеют, как они танцуют, изгибая тела в экстазе.
Парень наблюдал и поэтому он первым заметил мелкую дрожь земли. Он оглянулся и замер, в ужасе открыв рот.
К Поселению медленным величественным шагом приближался ангел. Он ленивым движением покручивал в руке пылающий меч, рассекая воздух и небо, и звезды. Он смотрел глазами без белка и радужки, полными только солнцем, и на его алых огненных губах играла легкая улыбка.
Ангел шел нести правосудие.
Ангел шел убивать.
Парень с душой змеи встал.
Парень с душой змеи снял венок и повесил его на шею Щенку.
Парень с душой змеи обернулся, нашел взглядом Охотника, ошарашенно смотрящего на ангела и крепко прижимающего Девочку с белым лицом к своей груди так, что она не могла обернуться.
Парень с душой змеи улыбнулся им. Прошептал: “Беги”, – и перестал быть Парнем.
Огромный демон восстал. Он возвышался над домами. Он возвышался над деревьями. Он видел где-то там море. Он мог коснуться звезд. Он взревел и бросился вперед.
Ангел повернул к нему свое равнодушное улыбающееся лицо. Окинул демона взглядом. Посмотрел на Поселение. Пожал плечами, перехватил меч и занес его, поднеся острие к своему светящемуся в ночи лицу.
– Ты должен умереть, – сообщил ангел.
– Да-да, я это уже слышал! – плюнул в ответ демон и устремился в горло ангела.
Ангел плавно отступил, пропуская несущегося по инерции демона вперед, и ударил его по спине мечом плашмя. Демон хвостом подсек ноги ангела, и тот упал бы, но грациозно взмахнул крылами, приподнимаясь в воздух. Демон чувствовал, как горячий воздух, подгоняемый мягкими движениями крыльев, испепелил верхний слой его кожи, но оттолкнулся от земли, повис на ангеле и начал вскарабкиваться по его телу выше и выше, и выше…
Он смотрел ангелу в глаза, держась за его плечи, когда тот все с той же равнодушной улыбкой вонзил свой пылающий меч в сердце демона. Демон булькнул, сгорая, набрал полный рот крови и яда и плюнул в лицо ангела, в саму глотку, и разжал лапы.
Демон падал.
Он видел, как Охотник держит Девочку с белым лицом. Он слышал, как она сделала вдох полный ужаса и
визжит
визжит
визжит
визжит
визжит
ее грим трескается и осыпается, опаленный жаром умирающего ангела. Ее грим стал пеплом. Ее грим оголил ее. А она
визжит
визжит
визжит
визжит
визжит
демон улыбнулся, думая, что, наверное, впервые слышит ее голос.
Он посмотрел, как падает захлебывающийся кровью ангел, пылающая кожа его растворялась, расщеплялась от поглощенного яда, ангел бился в судорогах и тух, как упавшая звезда.
Демон посмотрел на звезды. Вспомнил, как трещат в темноте кузнечики и распался.
Не осталось даже пепла.
В Поселении играла музыка. Добрые счастливые люди грешили.
Охотник держал визжащую Девочку без лица в своих руках и тихо, молча рыдал.
Под каблуком Охотника, которым он прижал горло маленького животного, истошно орал Щенок
– ПУСТИ СУКА ПУСТИ Я СКАЗАЛ Я УБЬЮ ЕГО Я ПОМОГУ НУ ПОЖАЛУЙСТА ТВАРЬ ТЫ БЕЗДУШНАЯ ПУСТИ МЕНЯ Я СМОГУ Я ПОРВУ ЕГО Я ПОРВУ ТЕБЯ МАТЬ ТВОЮ ПУСТИ Я СКАЗАЛ ПУСТИ ПУСТИ ПУСТИ ПУ…
42. Шаг
Боль.
Колени Охотника дрожали, мышцы рук свело судорогой, а дыхание вырывалось рваным хриплым паром. С кончика носа сорвалась капля пота. Он сжал зубы, зарычал и сделал еще один шаг.
Рядом с ним Щенок со сломанным хвостом вяло переставил лапы и замер в ожидании следующего шага Охотника.
Прошли месяцы с тех пор, как Девочка с белым лицом первый и последний раз в своей жизни дала миру услышать свой голос, замолчала и уснула, больше не просыпаясь.
Разбитый, раздавленный, уничтоженный Щенок тогда не обратил внимания, что Охотник перекинул заплечную сумку себе на грудь, засунул в нее Щенка, присел на корточки и взвалил безвольное тело Девочки себе на спину. Ее голова болталась на плече Охотника, а он только тихо произнес:
– Валим.
И быстрым уверенным шагом двинулся вперед, оставляя за спиной Поселение, пустыню, лес, горы… и каждого, провожающего их взглядом, демона. Тогда Щенок не осознавал весь ужас спящей беспробудным сном Сестры Ордена Видящих в мире, заселенном тенями демонов.
– Давай! – зло выдохнул Охотник и сделал еще один шаг.
Щенок со сломанным хвостом переставил лапы. Он принюхался и ткнул Охотника носом в подрагивающую мелкой дрожью икру. Охотник опустил красные из-за полопавшихся от напряжения капилляров глаза и спросил сквозь сжатые зубы:
– Что?
Щенок безучастно ткнул носом в сторону заваленного жухлой листвой холма, отстраненно думая, что Охотник выглядел страшнее того демона, что раз за разом разводил кроны деревьев, чтобы взглянуть на них, капая на их головы голодной слюной.
Охотник медленно, очень медленно перевел взгляд на указанный холм, свел брови, слегка присел, рывком приподнял тело Девочки на своей спине и тихо застонал, не разжимая зубов. Зубы уже начали крошиться в костяную пыль. Скоро у него совсем их не останется.
Скоро их не останется…
Шаг.
Пальцы Охотника, сжимавшие худосочные ноги Девочки с белым лицом под коленями, давно свела судорога, они начали чернеть и уже не шевелились, из-под ногтей выступала кровь.
Щенок мотнул головой, хлопая ушами по замерзшей морде. Охотник стал воплощением крови. Белки его глаз стали буро-алыми и сияющая радужка вызывала ужас у смертных. Из его ушей шла кровь, из его носа, из потрескавшихся губ и из воспаленных десен над стесанными желтоватыми зубами. Кровью пахла его одежда и воняли его ботинки, которые Охотник перестал снимать еще месяц назад, когда понял, что не может позволить себе даже сидеть, не будучи готовым в любой момент подняться и идти, идти, идти, идти подальше от толп демонов, идущих на сладкий запах спящей Сестры.
Шаг.
Щенок переставил лапы.
Охотник дрался поначалу. Он укладывал аккуратно тело Девочки с белым лицом под дерево, под дюну, на берегу пруда, сажал перед ней безучастного Щенка, доставал ножи и с воплем сумасшедшего бросался на демонов. Он был покрыт черной кровью равномерным тонким липким слоем. Он грыз их зубами, он пробивал им головы камнями, одного утопил даже… Охотник стал зверем, ищущим смерти, но Охотник не мог себе ее позволить. И раз за разом он засовывал Щенка в сумку, взваливал на спину тело Девочки и делал
Шаг.
Щенок переставил лапы.
Наверное, спустя месяц Щенок со сломанным хвостом молча выпрыгнул из сумки согнутого под весом Девочки Охотника и начал идти рядом.
Щенок перестал шутить. Щенок перестал хохотать. Щенок перестал вилять хвостом, скалиться, огрызаться, бегать, метить территорию. Щенок даже перестал есть, пока однажды Охотник не пригрозил, что сломает ему челюсть и будет вливать в него воду с медом так же, как вливал в спящее тело Девочки.
– А сам-то, – вяло подумал тогда Щенок, но промолчал. Щенок больше не говорил.
А потом Охотник опустил руки. Зима тогда только-только зашлась первой вьюгой. Охотник сидел, привалившись спиной к поваленному дереву. Он только что закончил мучительный процесс разжимания окоченевших челюстей Девочки, в тот раз, кажется, он снова то ли вывихнул что-то, то ли сломал, но он влил в ее черный зев какую-то водянистую жидкую кашу, воду, ложку меда, обмыл ее влажной тряпицей и укутал в теплый свитер. На огне булькало рагу с пойманным Щенком хорьком. В этот момент к ним вышли демоны. Они огрызались и покусывали друг друга, они разлагались и были голодны, но Охотник только поднял на них окровавленный мерцающий взгляд, раскинул руки крестом и улыбнулся. И он сдох бы, растерзанный заживо на мелкие лоскутки, если бы у него за спиной из тени не выступил огромных размеров собакоподобный демон, молча оскаливший влажные зубы.
Демоны разбежались, а Щенок со сломанным хвостом переступил через голову Охотника, развернулся, раскрыл пасть и, не напрягаясь, заглотил Охотника по пояс. Охотник опустил руки. Уронил на землю. Ладонями вверх. Он не использовал Слово. Не взял в руки нож. Но пошутил. На язык Щенку упали соленые капли, и он вздохнул и вытолкнул огромным, покрытым демоническими язвами разложения, языком Охотника из своей пасти. Охотник скривил дрожащее лицо и вытер рукавом нос и слюнявые волосы…
Но с тех пор Охотник больше не дрался.
Шаг.
Щенок переставил лапы.
Охотник больше не разводил огонь. Он сжег целый лес, когда в очередной раз на них вышел демон и Охотник успел только прижать к себе тело спящей Девочки с белым лицом и спрятаться за пушистый кустарник в лесу. Он ссутулился тогда, и прикрыл ладонью голову Девочки, повернувшись спиной к угрозе, и Щенок со сломанным хвостом готов был взвыть, вспоминая как когда-то, когда-то, когда-то, когда-то, когда был еще он, когда не спала она, его подхватили, точно так же прижали к груди и молили о пощаде Охотника, того Охотника, что сейчас держал свою почерневшую от боли руку у него на холке и дрожал.
Охотник все время дрожал.
И Щенок со сломанным хвостом уже не знал, дрожал ли он от боли, усталости, горя, напряжения, голода, потому что Щенок точно знал, что Охотник дрожал не от страха. Щенок чувствовал, что Охотник ничего не чувствует. Пропала ярость. Ушел ужас. Испарилась добродушная улыбка. Остался только
Шаг.
Охотник медленно опустился на колени и уткнулся лбом в заваленный жухлыми листьями холм. Из-за ворота у него валил пар. Со лба капал тихим дождем пот. По щекам текла слишком горячая кровь. Щенок со сломанным хвостом подошел и поскреб холм лапой. Охотник услышал тихий деревянный звук. Он запустил руку в листья по локоть и неловкими движениями начал водить, пока не нашел ручку, толкнул спрятанную дверь и упал на деревянный пол лицом вниз.
Девочка с белым лицом ударилась лбом об пол. Кажется, сломала нос.
За стеной деревянной, спрятанной от глаз лачуги, раздался разочарованный вой преследовавшего их демона.
Охотник медленно, очень медленно поднял руку с оттопыренным средним пальцем. Щенок фыркнул.
Завтра они сделают еще один
Шаг.
43. Сердце
– Э-э-эй!!! – кричала она, широко раскинув руки и задрав голову к небу, подставляя все жилки, пульсирующие кровавым ритмом, на обозрение. – Я тут! Ну же!!
Она выдохнула и села на корточки, боковым зрением заметив себя в отражении витрины. Викки, гребаная, бесполезная Викки… ей не нужна была Викки, ей нужны были шрамы, ожоги и белый потрескавшийся грим. Ей нужны были жажда, голод и разбитые от тысяч шагов ноги. Ей нужно было ощущать боль, ту боль, что порвала ей связки, ту боль, что разбила ей сердце, ту боль, что погрузила ее в этот сытый, беспечный, безопасный мир, раз за разом разрушаемый ангелами.
На лавочке рядом целовалась парочка. В сумке пиликнул входящим сообщением телефон. Какой-то вонючий бездомный сидел у входа в кафешку и брезгливо рассматривал содержимое купленного ему бургера. Группка подростков с какими-то невразумительно огромными пластиковыми стаканчиками прошла мимо, громко смеясь.
Она задыхалась.
Она задыхалась от шума, от голосов и от этого воздуха. От того, что она дышала чужим дыханием. От того, что она постоянно была в поле зрения, от того, что ее никто не видел. Она задыхалась от человечества.
Викки дикой кошкой бросилась к целующейся парочке, столкнула их на землю, подхватила тяжелую уличную скамейку, с диким ревом подняла ее и швырнула в стеклянную зеркальную витрину магазина.
– Смотрите, – раздались вокруг шепотки, – сумасшедшая. Вызовите полицию. Вызовите скорую. Смотрите. Не смотрите. Включи камеру. Включи прямой эфир. Вот это да.
Тысячи. Тысячи. Тысячи бесполезных пустых голосов.
И когда на землю ступил ангел, когда голоса и шепоты превратились в единый вопль ужаса, сгорающего дотла животного ужаса, Викки запрокинула голову и начала хохотать тем неестественным звуком, что выходит из изломанного изогнутого горла, булькая затекающими слезами.
Она встала, пнула бездомного, выбила из рук подростков стаканы. Толкнула женщину под проезжающую мимо машину.
– ЭЙ!! – завопила она. – Я тут! Я грешу, видишь?
И ангел перевел на нее взгляд, и коснулся ее, и она сгорела, как сгорала каждый раз, каждый день, каждый ее волосок, каждая ее клеточка.
И она открыла глаза перед нетронутой стеклянной зеркальной витриной в облике бесполезной изнеженной Викии.
Она зарыдала, она не помнила, когда последний раз так рыдала, чтобы прям в голос, чтобы сопли текли из носа, чтобы слюна капала из опухших раскрытых розовых губ… Да когда последний раз у нее губы были розовыми… увлажненными… нежными… намазанными какой-то хренью…
Она рыдала и ногтями царапала себе лицо, потому что не могла справиться. Не могла справиться. Не могла справиться.
Не хотела даже.
И когда ступил на землю ангел, она подхватила камень – что это? кусок асфальта? Она подхватила его и побежала, срывая в бесполезном кличе голос… как же она ненавидела свой голос… она подбежала к ангелу, пнула его палец ноги, занесла над головой камень и била его, била, била, била, пока на ней тлела одежда, покрывалась привычными волдырями кожа, тугими пружинками завились от жара прямые волосы. Пока лопались ее губы. Пока выкипали глаза. Пока она не стала пеплом.
И она открыла глаза перед нетронутой стеклянной зеркальной витриной.
Викки села на землю, подтянула к себе гладкие ноги, провела пальцами по ровной коже, ощутив едва заметный укол щетинок, усмехнулась даже. Она ждала. Бродяга отдал ей бургер. Проходящие мимо школьники швырнули в лицо мелочью. Она сидела и смотрела в небо, ожидая, когда содрогнется небо, когда трещинами пойдет земля…
Викки отстраненно наблюдала, как стала покрываться волдырями кожа у целующейся парочки, как у девушки стали выпадать волосы, а у парня вытянулись на усиках глаза. Как их поцелуй превратился в пожирание друг друга с утробным довольным рычанием. Судя по ошметкам розовой ткани победительницей в оргии вышла девушка. Она перевела отвратительные глаза на Викки и облизнула окровавленный рот. Викки протянула ей руку и смотрела, как та исчезает в пасти демона.
Викки резала себе вены. Викки позволяла себя затоптать. Викки проваливалась в адскую пучину того, что оказывалось под городом. Викки раз за разом возвращалась.
А Девочка, запертая под идеальной рыдающей маской беспомощности Девочка с белым лицом – она бегала, заглядывая в лица. Она искала Охотника. Она искала Щенка со сломанным хвостом. Она искала Парня с душой змеи. Она пыталась, Господь свидетель, она пыталась проснуться.
Девочка с белым лицом понимала, что каждая секунда ее сна, возможно, убивает их там, наяву.
Девочка с белым лицом наблюдала, как раз за разом умирала Викки, и пока ее сон перезагружался, она бежала вперед, она подходила к ангелу, дергала его за одежды и рисовала знак вопроса в воздухе, и ангел плакал раскаленными слезами, глядя на нее. Она звала, звала, звала, звала их, но не могла найти отклика.
Девочка с белым лицом даже пыталась молиться, пока бесполезная гребаная Викки снова и снова сгорала.
И Девочка с белым лицом решилась.
Девочка с белым лицом сняла с Викки ботинки и носки, измазала ей лицо какой-то грязью и отправилась в путь. Она с удовольствием смотрела, как ее стопы оставляют кровавые следы на вздыбившемся асфальте. Она подставляла солнцу лицо. Она вырвалась из замкнутого круга и шла.
Девочке с белым лицом, казалось, что она идет по знакомым местам. Вот гора, вот Орден, вот лес и болото. Вот машина. Вот неразрушенный дом. Вот тут будет пустыня…
Она шла.
Она больше ничего не умела.
Она шла на запах Щенка со сломанным хвостом.
Она шла на смех Охотника.
Она шла по памяти к Парню с душой змеи.
Девочка с белым лицом проходила мимо ангелов, и они провожали ее взглядом алых солнечных глаз, медленно поворачивая ей вслед свои лица.
Парад планет.
И ей все казалось, что вот она, тень тени. Вот она спина Парня, протяни только руку, что вот сейчас она догонит их, но гребаная, Господь, бесполезная Викки открывала глаза напротив стеклянной нетронутой витрины.
И, сжав зубы, Девочка начинала все сначала. Эти поиски, эти метания по миру. Казалось, веками она шла и смотрела, как ангелы приводят все к гармонии, превращая этот грязный хаотичный мир в идеальную тихую пустыню, на ровной глади которой виднеется тень.
Грянул гром. Сухой. Глухой. Такой “ту-ду-дум”, сотрясающий каждую клеточку тела.
– Привет, – сказал Парень с душой змеи.
Он стоял рядом с ней – то ли с Викки, то ли с Девочкой с белым лицом. Он улыбался грустно, и на щеках его не блестела чешуя, и глаза были, оказывается, голубые с вполне себе круглым зрачком. А еще веснушки… Девочка с белым лицом потянула к лицу Парня дрожащие пальцы.
Ту-ду-дум.
Боковым зрением она увидела какое-то движение в витрине. Нехотя, как-то болезненно, словно ей что-то мешало, словно это руки Парня на ее щеках не давали, Девочка с белым лицом обернулась и замерла.
Да-да.
Там Парень с душой змеи улыбнулся ангелу, глядя в глаза, и распался на хлопья пепла.
Ту-ду-дум.
– Ну вот мы и снова вместе… – прошелестел ветер голосом Парня.
Девочка с белым лицом замерла. Она хотела визжать. Да, снова визжать. Как тогда, оказывается. Как уже было. Как было, но она забыла.
Да как могла она.
Как посмела.
Все эти годы в Ордене, чтобы забыть самое главное.
Ту-ду-дум.
– Ну-ну, – погладил пепел Девочку с белым лицом по щеке.
Она улыбнулась небу. Оскалила черные зубы. Запустила руку себе в грудь и достала на ладони свое черное, все в шрамах и ожогах сердце.
Ту-ду-дум
сказало оно.
И Девочка сжала кулак.
Она успела услышать протяжный вой.
Охотник опустил голову себе на согнутые колени и аккуратно положил на землю руку не проснувшейся Девочки с белым лицом. Под его пальцами больше не бился пульс.
Взвыл Щенок, проклиная небо.
Сердце было разбито.