– Видал! – воскликнул парень, стараясь унять сбившееся дыхание.
Сложность манипуляций не впечатлила Савелия: по его разумению – рубить надо сразу, сильно, быстро и точно и следить за дыханием, что в бою не последнее дело, но, понимая, что эти его замечания не вызовут одобрения, отметил лишь лихость движений парня. Они вернулись в крепость. Лавр оказался сыном коменданта, служил при штабе и был приписан к Кизлярскому полку. Недолгое знакомство прервалось также неожиданно, как и началось и вот теперь, так же неожиданно, они встретились вновь. Лавр заметно возмужал, держался степенно с достоинством, на плечах черкески сверкали новенькие погоны подхорунжия, на голове белая папаха. Сначала он не узнал в Савелии бывшего знакомца, а узнав, холодно произнёс:
– Ты вот что, держи стратифакцию.
– Чево? – не понял Савелий.
– Дистанцию говорю держи, я теперь адъютант Наместника. Слежу за набором в Сборный Линейный казачий полк. Пойдём в Грузию, там теперь наша земля.
На этом разговор закончился.
– Пришли мы значить, во Владикавказ.
Старый Савелий поднял голову к солнцу, сощурился и промолвил:
– А проведи меня внучок в тенёк: темечко чтой-то жжёт, и дерюжку захвати..
Усевшись в тени тутовника, старик продолжил свой рассказ из которого правнук узнал, как начался знаменитый поход Сборного Линейного казачьего полка в Грузию. Пройдя вверх по Тереку и посетив по пути остальные Гребенские станицы, полк впитал в себя новые казачьи силы и приблизился к цели своего маршрута, селу Дзауджикау. Здесь у входа в Дарьяльское ущелье вначале 1784 года генерал-лейтенант Павел Сергеевич Потёмкин основал крепость, которая стала признанным центром терских народов и одним из оплотов России в Закавказье. Через два года, в 1786 году, в связи со сложившейся довольно сложной военно-политической обстановкой, Россия была вынуждена пойти на уступки Турции и снести фортификационны укрепления, а войска отвести на Кавказскую линию. Только после подписания Яссинского договора Россия смогла вновь восстановить линию своих укреплений от Моздока до Дарьяла. В крепость опять вернулись войска. Когда к вечеру 5 апреля 1802 года Сборный Линейный казачий полк прибыл во Владикавказ, здесь уже закончили возводить ранее разрушенные укрепления, казармы и арсенал. Церковь, построенную ещё по указу Екатерины, отремонтировали и повесили колокол, отлитый рязанскими мастерами. Когда казаки входили через главные ворота на звоннице служка ударил в набат. В центре крепости прибывших встречали распорядители и разводили по секторам, где станичники могли расседлать коней, поставить навесы и приготовиться к отдыху. Тридцатилетний унтер Григорьев, под началом которого был Савелий Черкашин, дал приказ обустроиться, а сам отправился к начальству узнать дальнейшие распоряжения. Станичники отвели коней к валу крепости, где, по приказу коменданта были оборудованы дополнительные стойла с яслями наполненными фуражом. Разобравшись с конями, казаки стали готовиться к ночлегу, натянули полог, из камней соорудили очаг, достали провизию. Вскоре появился унтер с неутешительными вестями.
– Ничего путного я не узнал, – раздосадовано признался он, – приказано ждать. Наверно наместника. Так что отдыхайте, утро вечера мудреней. – Увидев котёл лежащий на дерюжке между луковицами, салом и мешочком пшёнки, унтер оживился. – А что у нас на ужин? Похлёбка или кулеш?
– Это как замесить. Если нежно – будет похлёбка. – отозвался Фрол Кашин, огромный казак с Яхтинского острова на юге Червлёной.
Григорьев ухмыльнулся, покосившись на руки Фрола:
– Ну да, твоими ручищами только похлёбку сотворять.
Он оглянулся на Андрея Григорьева, который приходился ему троюродным братом, сказал:
– Андрейка, сходь за моей сумкой, я кое-что до кучи добавлю.
Родственник сходил к коновязи и вернулся с седельной сумкой на плече. Унтер с заговорщическим видом расстегнул ремни, и засунув руку внутрь одного из них, достал краюху хлеба, связку сушеной тараньки, а с другой кусок прессованного чая.
– Это на закуску. – пояснил он.
Темнело быстро, похлёбка, которая больше походила на кулеш, закипела, и в нос собравшимся у костра казакам ударил густой запах. Лица станичников, в свете костра преобразились и выглядели нереальными проекциями другого мира. Может этому способствовало необычность момента или места, может это горный воздух сотворил с ними чудную шутку, но Савелию окружающие его станичники показались древними воинами, сошедшие сюда из небытия времён.
– Ешь, чево застыл. В большом обществе клюв не разевай. – услышав голос Фрола, Савелий опомнился и полез ложкой в дымящийся котёл.
После ужина Савелию, как самому молодому, выпало идти мыть котёл и возвращаясь от колодца, он опять увидел Лавра. Тот сидел возле церкви в глубокой задумчивости, неподвижно уставившись в одну точку. Помня холодный приём устроенный ему в Червлёной, Савелий хотел молча пройти мимо, но Лавр окликнул его:
– Савелий, подь сюда.
Савелий остановился, исподлобья взглянул на Лавра, и всё ещё помня про обиду, буркнул:
– Зачем?
– Что ты как девица. – казалось Лавр потерял терпение. – Затем, что я тебе говорю. Дело есть.
Поставив котёл на камень, Савелий сделал несколько шагов к Арбузову.
– Присядь. – сказал Лавр, указывая лавку подле себя. Голос его по-прежнему звучал начальственно, но Савелий почувствовал дружеские нотки.
Савелий сел. После холодного приёма в станице, внимание со стороны генеральского адьютанта озадачило. «Чего он хочет от меня?» – подумал Савелий, ощутив на себе изучающий взгляд Лавра. Тот молчал какое-то время, затем сказал:
– Завтра вместе с гренадерским полком прибывает генерал-лейтенант Кнорринг. Нам предстоит нелёгкий и опасный переход через ущелье в Грузию.
Лавр достал кисет и трубку, неспешна набил её табаком. Взглянул на Савелия.
– Ты из староверов, поэтому не предлагаю.. Так вот, Карл Фёдорович назначил командующим генерал-майора Тучкова. Он поведёт полк через Дарьяльское ущелье в Тифлис. Дела в Грузии идут совсем плохо, из-за внутренних смут, обнаглевшие лезгины, всё чаще стали совершать набеги и разорять пограничные селения. Два полка, которые есть в тех местах просто не успевают навести порядок и защитить местное население. Гребенцы и Кавказский гренадерский полк пойдут на усиление Грузинского корпуса. Мне нужно, чтобы ты с завтрашнего дня поступил в личную охрану генерал-лейтенанта Кнорринга. Это нужно для усиления охраны на время перехода в Тифлис. Там решим, что с тобой делать дальше. Завтра с утра прийдёшь в штаб войск, и приступишь к новым обязанностям, распоряжения на твой счёт будут даны по всем инстанциям. Понял?
– Понял, – отозвался Савелий, – но почему я?
На его вопрос адъютант наместника, безуспешно пытавшийся раскурить трубку, чертыхнулся и ответил:
– Почему, почему.. потому, что тебя, в отличии от остальных, вижу второй раз. Но если серьезно – я наводил о тебе справки.. Наслышан о твоих подвигах в Дербенте. – и когда Савелий направился прочь, крикнул рассмеявшись во вслед ему, – будут расспрашивать, говори, что берут высоких и пригожих.
Савелий вернулся к расположение и на упрёки Григорьева в нерасторопности отшутился, сказав, что заблудился преследуя молодую осетинку. Попив чаю, казаки постлали бурки и, приладив сёдла под голову, залегли до утра. Савелий долго не мог уснуть. Он лежал и смотрел за край полога на звёздное небо и думал о завтрашнем дне.
Утром пришёл хорунжий Васильев и, подозвав Григорьева передал приказ откомандировать Савелия в распоряжение охранной роты штаба в личный конвой наместника. Если сказать, что новость эта заинтриговала начальство, то значит не сказать ничего. Подозвав Савелия, подхорунжий долго изучал лицо казака, наконец спросил:
– Имеешь что-нибудь сказать по этому поводу?
На лице унтера появившиеся за спиной Васильева было написано насторожённое любопытство, во всяком случае так показалось Савелию. Он повторил вслед за начальством:
– Что скажешь?
Савелий пожал плечами и ответил, как учили:
– Красивый наверно.. стройный.. Говорят, наместник любит, чтоб форма…
Сзади раздался взрыв хохота.
Конвой Наместника состоял из двадцати казаков в походном строю и десять охраняли его в резиденции. В 6 часов утра 10 апреля две колонны войска, состоящего из гренадерского полка и полсотни гребенцов направились в сторону Дарьяльского ущелья, которое в древних источниках упоминается как «ворота аланов». Российские подразделения шли по-батальонно, под командованием своих командиров и составляли более восьмисот солдат. Отряд сопровождал артиллерийский парк из четырёх орудий с полным боевым комплектом. Через два часа, миновав Столовую гору, поселения Балта, Чми, колонны вошли в крупное поселение Ларс, где остановились возле огромного гранитного камня, возвышавшегося в пойме Терека. Здесь лежал глубокий снег и уставшие солдаты и кони, тащившие орудия, вконец измотались. Была сделана передышка. После того, как войска пополнили запасы воды, колонны продолжили путь наверх и вступили в Дарьяльское ущелье – грандиозный разлом Бокового хребта Большого Кавказа. Поначалу дорога, шедшая по левому склону, петляя по скалистым выступам, спустилась вниз к самому берегу реки. Сзади осталась широкая пойма Терека с многочисленными наносами мелкой гальки, отчего русло разветвлялось на многочисленные отдельные протоки. Дальше, с каждым новым поворотом, горы становились отвеснее, а ущелье всё уже. Дорога, заваленная глубоким снегом, спустилась к берегу и обе колонны перестроились в одну. Движение войск замедлилось. В Дарьяльской теснине было сумрачно и тревожно – под ногами ревущий Терек с большой скоростью и грохотом нёс в своих водах гальку, ворочал камни, над головой, сквозь дымку облаков поглядывала узкая лента неба, – в этой адской расселине, вынырнувшей словно из преисподней было что-то жуткое и нереальное, воистину что-то дьявольское. Савелий, следуя в отряде охраны впереди свиты Наместника, поглядывал по сторонам, готовый, как и другие, дать отпор возможной опасности. Разведчики докладывали о шайках лезгинов, периодически появлявшихся в горах. Опасаясь засады, колонны остановились. В целях предотвратить возможные нападения, генерал Тучков послал казаков разорить разбойничьи укрепления по пути следования русских войск. Пока стояли в ожидании дальнейших событий, Савелий услышал, как хорунжий Васильчиков, возвысив голос, доказывал подъесаулу Калмыкову:
– А я говорю: вот там она жила, на горе, вона и развалины остались..
– Да нет же,– упорствовал подъесаул, – возле Мцхеты замок был, я слышал.. и любовников она в Арагви бросала…
– Здесь жила, верно, – вступил в разговор гренадерский поручик, – заманивала путников на ночь, а утром трупы в Терек.
– Ну не знаю – я за что купил, за то и продал. – Открестился подъесаул. – Можа здесь жила эта царица, а можа не здесь. Одним словом – легенда.
Савелий пригляделся к огромной скале, где на шестидесяти метровой высоте были видны останки башен и укреплений построенные в пятом веке Вахтангом Горгасали на месте древней крепости первого века нашей эры. С севера и востока, откуда ожидалась самая большая опасность, крепость была неприступна и могла оборонять дорогу месяцами. Легенда об имеретинской царице Тамаре, отличавшейся красотой и скверным нравом родилась в здешних местах благодаря другой Тамаре: великой правительнице Грузии, дочери Георгия lll, из династии Багратионов, царице Тамар. С ней был связан расцвет государства, названный «золотым веком Грузии». Савелий не мог знать этих подробностей, но был живо заинтригован и частично поверил в легенду. Он попытался представить образ царицы, но в голову лезли лица станичных женщин и тех, кого повидал в Закавказских ханствах. Были среди них и красивые лица, но уж никак не царские. Так что с образом Тамары ничего не выходило.
Чрез два часа прибыли посыльные с известиями об успешном проведении операции – путь дальше был свободен, но следом пришли плохие вести – в горах произошёл обвал. Тучков послал 600 солдат на расчистку дороги, которые, перебравшись на правый берег Терека, к вечеру прошли четыре километра. Так, с огромным трудом, преодолев дюжину километров по ущелью, войска достигли Казбеги. Здесь, в высокогорном селении у подножия Казбека снега было заметно меньше, в дневные часы солнце по-весеннему пригревало и сквозь проталины пробивалась зелёная трава. Форс-мажорные обстоятельства, связанные с обвалами, глубоким снегом и местными бандами, замедлили продвижение войск и командующий распорядился делать суточный привал. В горах темнело быстро, поэтому готовиться к ночлегу начали незамедлительно. Генерал-лейтенант вылез из кареты и, пока ставили шатёр и сервировали походный столик, прошелся по хрустящей траве к обрыву. Здесь он остановился и оглядел окрестности. Справа, возвышаясь над нагромождением скал, сквозь дымку облаков, проглядывала белоснежная шапка старого Казбека. Кнорринг, уже не раз бывавший здесь, прекрасно знал здешние достопримечательности. Пройдя по склону Казбека, в разломе одного из отрогов можно было выйти к водопаду, состоящему из двух каскадов. В этом месте струи воды, падая с 25 метровой высоты, выбили в породе купель очень удобную для купания. На дугой стороне ущелья, если перейти Терек можно подняться в Гергети и осмотреть крестово-купольный храм Цмина Самеба, состоящий из колокольни и церкви, куда, при нашествии персов, прятали христианские святыни и реликвии. Обернувшись генерал оглядел деревню: по обеим сторонам дороги расположились войска, гренадёры с одной стороны, казаки с другой. Дым от костров, сливаясь с облаками, накрывал приземистые лачуги сизой пеленой. Чуть в стороне совсем рядом с башней хозяина села виднелись незаконченная постройка почтовой станции и местный духан. Отсюда были хорошо видны дорога уходящая в темноту Дарьяла, огни костров, дым, кони в овечьих загонах, орудия и телеги гружённые боекомплектом, фуражом и продуктами, сидящие у костров воины, часовые по скалам вокруг селения. Генерал удовлетворительно похлопал себя по внушительному животу, и поскрипывая новыми ботфортами, вернулся к шатру, где среди факелов и жаровней ординарцы накрыли походный столик. В это время, словно выгадав момент, пришёл местный князь Казбек, огромного роста и уже не трезвый. От него разило чихирем и вид у него был помятый. Тем не менее Кнорринг пригласил князя за стол.
– Ну, как вам тут живётся, как семья, как твои люди? – задал вопрос генерал.
Князь выпил дорогого вина, причмокнул и сказал:
– Говорят нам дадут право брать деньги за проезд. Хорошо бы, а то совсем бесплатно едут и купцы, и деловые люди, и по казённой надобности. Если это правда, то совсем хорошо будет.
Кнорринг усмехнувшись, сказал.
– Это правда, да только это половина правды. За это вы должны будете следить за дорогой, чинить мосты, убирать снег. – Генерал поднял палец и проникновенно закончил. – Но самое главное – это лояльность и верность Российской короне.
Далее в беседе генерал ненавязчиво выяснил настроения местного населения и в каком состоянии находится дорога: он услышал о частых сходах лавин, о стычках с лезгинами, турками, а также об откровенной наглости князя Дударова, учинявшего беспредел на дороге от Балта до Казбеги. Кнорринг подивился этой новости, поскольку, проезжая через вотчину Дударова в Чми, как раз вспомнил о дурной славе хозяина этих мест, но ничего предосудительного не заметил. Пообщавшись с Казбеком, и узнав, что хотел узнать, Наместник отпустил местного князька и, глядя на его огромную спину, тихо промолвил: – «Увы, не будет никогда России покоя. Но и позора не будет.»
Достигнув селения Коби в ущелье реки Байдарка, генерал Тучков дал команду остановиться. Люди и тягловые животные крайне нуждались в отдыхе. В это время пришло известие, что пройти дальше нет никакой возможности из-за снежных завалов. На расчистку были направлены около 800 местных осетин, которым понадобилось три дня, чтобы сделать дорогу пригодной для движения. После этого гренадёры осторожно двинулись вверх к Крестовому перевалу с опаской поглядывая на нависшие над головами снежные шапки. Идущие впереди солдаты первого эшелона благополучно миновали опасный участок на отметке 2345 м. Впереди был спуск к селению Кайщаур. При прохождении второго эшелона произошёл сход ещё одной лавины, завалившей трёхкилометровый участок дороги. К счастью обвал произошёл уже после того, как гренадёры миновали опасность, и снег перекрыл путь лишь обозу. Пришлось опять привлекать местных. Только через два дня Кавказский гренадерский полк полностью преодолел заснеженный перевал и приступил к спуску по южному склону гор. «Кахетинцы встречали нас, как ангелов сошедших с неба.» – пошамкал древний старик обращаясь к правнуку.– «Кто-то даже на коленях. Мы пришли вовремя. Тяжёлый переход закончился торжеством в Тифлисе.»
Лавр сдержал своё слово – после вступлению в столицу усиленная охрана Наместника была распущена и Савелий вернулся в свой взвод. Станичники вдоволь позубоскалили над ним, но приняли обратно. Унтер Григорьев, поглядев на сконфуженного Савелия, безжалостно констатировал, припомнив его же слова о внешности и форме:
– Видишь ли, ребята подумали, что ты кому-то там приглянулся. Тебя там, случаем не того?..
– Да! – подхватил мысль унтера Карпов, небольшого роста, но очень резкий и всполошенный казак из Сулейманова урочища на северо-востоке Червлёной. – Как это было, сознайся. Нам дюжа интересно.
– И как теперь тебя называть? – поддакнули братья Чернышовы.
Взвод дружно заржал, а великан Фрол крикнул, перекрыв своим басом, веселье казаков:
– Ну хватит! Будя братцы. Совсем парня затравили, поимейте милость.
Хор горлопанов потихоньку стих. Урядник, подошёл к Савелию и похлопал его по спине.
– Ты не бери в голову, мы с ребятами намаялись в переходе – хочется поржать, позубоскалить. Ну дураки – что с нас возьмёшь.
– Да я не обижаюсь. – согласившись, сказал Савелий. – Только и мне там досталось – как цепной пёс на привязи.. ни днём, ни ночью никакого покоя.
Прибывших гребенцов разместили в расположении отряда, пришедшего сюда два года назад в составе Кабардинского полка. Здесь Савелий, среди других земляков, встретил свояка Григория Ефремова. Брат Насти был немногим старше Савелия, но уже отведал тягот военной службы полной ложкой: был ранен, попал в плен и был отбит братками. Два года назад, Григорий ушёл на линейную службу в Моздок и как раз угодил в конвой Наместника. Тогда как раз грузины запросили помощи от России. Две сотни гребенских казаков под командованием майора Будкова были приданы Кабардинскому полку, который вместе с пехотным полком под командованием генерала И.П. Лазарева, вместе с полной артиллерийской батареей, отправились в Восточную Грузию. К тому времени войска дагестанских феодалов, во главе с Омар-ханом Аварским, пользуясь ссорой между цесаревичами, вплотную приблизились к владениям Картли-Кахетинского государства и, не встречая сопротивления, форсировали речку Алазань. Следом за Омар-ханом, отряды другого лидера Умма-хана аварского разоряли местные селения, стремясь создать панику и хаос, продвигались в центр Кахетии к реке Иори. Григорий рассказал, как отряд российских войск состоящий из двух батальонов под командованием генерал-майоров И. Лазарева и В. Гулякова вместе с гребенцами вышел в середине ноября навстречу врагам к реке Иори. Здесь они соединились с грузинским ополчением царевичей Иоанна и Баграта. Измотанные многокилометровым переходом, союзники сходу атаковали войска Умма-хана, и нанесли сокрушительное поражение десятикратно превосходящему по численности неприятелю. Григорий, описывал трёхчасовой бой так: «Столько крови я не видел больше никогда. Пленных не брали, рубили всех. Раненные лезгины закрывали головы руками, но это не защищало – летели и руки и головы».
Короткое и жестокое сражение закончилось быстро и те, кто смогли выжить бежали в горные районы Кахетии. Их особо не преследовали. Победители, измотанные неистовой рубкой заночевали неподалёку и лишь наутро смогли по достоинству оценить плоды сражения. На поле брани, по обоим сторонам реки осталось 1500 убитых воинов, ещё 500 нашли по пути отступления врагов.
– В плен взяли только четырёх человек. – невесело усмехнувшись подвёл черту Григорий. Он был до сих пор потрясён жестокостью победителей, хотя и допускал, что лезгины вполне заслужили это постоянными и безжалостными набегами на селения грузин. Под конец своего повествования, он сообщил ещё одну подробность присущую особенностям кавказских сражений. К ногам победивших военноначальников, помимо десяти знамён, найденных на поле боя, грузинские аристократы бросили три отрубленных головы предводителей дагестанских партий. Среди них была голова огромного силача Искандера, старейшины селения Дженгутай, а так же голова известного предводителя налетчиков Гушу Хунзахского. Что касается опального царевича Александра, то он был ранен и успел бежать с дагестанскими феодалами, которые предпочли отступить в надежде новых экспансий. После битвы на Иори, опасность вторжения спала: Омар-хан Аварский так и не решился двинуть свои войска дальше. Героев битвы наградили и среди них был Григорий, получивший погоны младшего урядника. Короткое время казацкого отпуска, официально объявленное начальством на три дня, превратилось в бесшабашное пьянство по духанам Тифлиса, совместившееся с посещением исторических мест вновь возрождённой столицы. Если быть объективным, то столица Грузии совсем не соответствовала своему статусу. В этом большом населённом пункте не было водопровода и канализации, не было мощённых дорог и многого другого, что определяло бы статус города. Городом это было сложно назвать, здесь в непонятном нагромождении хибарок с плоскими крышами, без правильного городского проектирования, процветала анархия летучих застроек, способных запутать любую дорожную коммуникацию. Вдоволь погуляв по городу, попробовав кахетинских вин, которые сильно отличались от гребенского чихиря, родственники залипли в одной из местных забегаловок, расположенной недалеко от местного базара. В отличие от Тифлиса, выглядевшего уныло и однообразно, единственно, где отдыхал взгляд и душа, были духаны, обычно с огромным камином в главном зале и многочисленными печками и тандырами в подсобных помещениях. Под потолком, с огромных балок свисали связки лука, чеснока, початков кукурузы, сушеных приправ, среди которых находили себе приют многочисленные пичуги беззастенчиво отправлявших свою нужду в зал, где меж столов прогуливались служки с кувшинами на деревянных подносах. Это нисколько не смущало разносчиков – смахнув помёт с подноса, они разносили еду из кухни и вино, которое хранилось в подвале в огромных бочках, доставленное сюда из Алазанской долины. Савелий и Григорий, разомлев, сидели за прочным дубовым столом недалеко от полыхающего очага и пили кахетинское заедая вино зеленью, лепёшками и сулугуни. Оба уже были в хорошем подпитии, но способности внятно излагать свои мысли не утратили. Григорий, войдя в раж, жаловался Савелию на вахмистра Изотова, который, будучи исполнительным интендантом, подворовывал конскую амуницию и продавал на сторону.
– Я ему говорю: – «Глянь уздечка треснула, седло старое, потёрлось совсем, – не сегодня-завтра лопнет..», а он мне: – «Ты поменьше елозь и оно ещё долго прослужит. Я ему: – «Имею право на замену. Выдай». Он гад, отбрехался, что сёдла закончились и надо ждать когда прибудут новые. А я точно знаю, что продал он сёдла.
– Они, интендантские все воры. – согласился Савелий. – Должность такая.
– Да чёрт с ним, есть проблемы посерьёзнее. – Григорий быстро осмотрелся и понизив голос, сказал. – У нас тут попахивает сговором. В прошлом году картлинские князья, недовольные решением умершего Георгия Хll, отдать царство России, подняли мятеж в Картли. Заместитель Лазарева генерал Котляревский поехал к мятежникам и смог убедить их поменять свои планы. Уж я не знаю, что он им говорил, но те объявили о своей лояльности и согласились переехать в Россию. Все бы ничего, вот только поддержавшие мятеж сторонники из кабардинцев и частью картлинской знати, остались недовольны этой сделкой и встали на сторону вдовствующей царицы Мириам, которая ни в какую не хочет покидать трон мужа. И это заметь при дважды подписанном манифесте о вхождении Грузии в состав России. Я тебе говорю идёт какая-то буза.. Ну да ладно, выпьем, погуляем сегодня, а завтра я отправляюсь на линию к туркам, будем охранять камни. Если хочешь с нами, я могу посодействовать?
– Что за камни? – спросил Савелий.
– А чёрт его знает, башню вернее то что от неё осталось на посту в Чикаани. Да ещё вот что: Павел Евлампиев тоже здесь, в моём взводе. Злой. Тебя увидел.
Савелий сделал удивлённое лицо, услышав о неудачном сопернике, но быстро взял себя в руки и заметил:
– Что так и не успокоился? Я что виноват? Настя меня сама выбрала.
– Видать не успокоился. Ну так как, насчёт Чикаани?
– Я не против. – пожал плечами Савелий, вспомнив недавние шуточки взводных зубоскалов.
Так Савели оказался в действующей армии. Небольшой отряд прибыл на Чикаанский пост к вечеру. Позади остались каменистая пойма реки Иори у селения Сартичала и бесконечные виноградники, Гурджани, Велисцихе, Гавази, переправа через многочисленные притоки Алазании и 150 вёрст пройденных от Тифлиса до Чикаани по пыльным дорогам Восточной Кахетии. Спешившись и привязав коней, осмотрелись: от башни осталось два с половиной этажа, провалившийся подвал с вмурованными в стену бочками и пристройка с плоской дырявой крышей. Подпоручик Котов подозвал к себе Григория, понимающе взглянул на уставших казаков и сказал:
– Ты уж извини урядник, понимаю, что хлопцы устали, но надо разведать дорогу до Кварели. Узнаете обстановку на месте и возвращайтесь. Всё ясно?
– Так точно! – стараясь показаться бодрым, отчеканил Григорий, повернулся к стоящим у входа в башню казакам, и махнув рукой, крикнул. – Отставить привал, все по коням. Идём в дозор.
Гребенцы ворча и покряхтывая, взобрались на уставших коней и, выстроившись в колонну направилась по дороге к предгорьям Большого Кавказского хребта. Савелий подстегнул Черныша и, догнав Григория, поехал рядом. Григорий хитро поглядел на свояка, и с трудом подавляя смех, сказал:
– Ну чё неуютно рядом с Павлушей?
– Да ну его, нарывается. Всё норовит конём наехать..– признался Савелий. – проходу не даёт.
– Да поганый характер.. ты сторонись его или дай в морду. – посоветовал Григорий совершенно серьёзно. – Пока конкретно не обозначишь себя, он не отстанет. Ведь как говорится…
Григорий умолк, заметив на повороте дороги пятерых всадников. Обернувшись, он дал знак казакам остановиться и отдал тихий приказ:
– Стоять здесь, я один доеду, чтобы не спугнуть.. Если что – дам знак.
Григорий пустил коня в галоп и, приблизившись к незнакомцам, перешёл на шаг. Те, видя, что он один, спокойно ждали его приближения. Савелий, поначалу с тревогой следивший за всадниками, успокоился, когда Григорий, поговорив с незнакомцами, отправился обратно.
– Всё в порядке, – сообщил он, подъехав к ожидавшим его казакам, – это здешний князь из Зинобиани с женой и охранниками. Их там пятеро. Едут в Гавази.
– Как у них там? Воюют, али спокойно. – подал голос Егор Кармазин из Каргалинской, вглядываясь в группу приближавшихся всадников.
– Князь говорит, всё спокойно. – Ответил Григорий. – Примите к обочине, пусть проедут.
Савелий осадил коня, давая дорогу княжеской чёте. Князь был напряжён, хоть выглядел спокойным. Он ехал вплотную к жене, стараясь прикрывать её от нескромных взглядов, но Савелий увидел нежный профиль и быстрый взгляд юной грузинки брошенный на него из-под шелковой накидки. Взгляд её показался Савелию испуганным, даже молящим, словно хотела она что-то сказать ему. Видение промелькнуло и растворилось за спинами охранников. Очнувшись Савелий встретился глазами с Григорием.
– Вот так, и такие женщины бывают. – сказал свояк и, возвысив голос, изрёк. – Хватит пялиться! Нам ещё надо до темна вернуться. Айда вперёд!
Разведав дорогу до границ Кварели, как было приказано, взвод уже затемно вернулся к башне. К удивлению Григория, на вопрос проезжал ли князь, Котов ответил, что никакие путники ни конные ни пешие через пост не проходили. Осознав это оба насторожились.
– Завтра с самого утра, придётся серьёзно осмотреть дорогу. – Вернувшись от Котова, сказал Григорий. – Надо обязательно выяснить куда могли пропасть князь с женой и охраной. Здесь они не проходили. Куда же они делись?
– Можа на небо. – Предположил кто-то слишком умный.
– Тропа где-то. – сказал другой.
Казаки принялись судачить и предполагать разные варианты. Савелий подошёл к Чернышу, и похлопав его по крупу, задумался. Сзади услышал шаги.
– Что поговорим?
Савелий обернулся. Передним криво улыбалась стоял Павлуша, похлопывая плетью по голенищу сапога. На лоснящемся лице его блуждала улыбка уверенного в себе наглеца. Отсутствие реакции на наезды и вызовы, которые безропотно сносил Савелий, придали уверенности отвергнутому сопернику, и ему жуть как хотелось унизить избранника Насти.
Вспомнив слова Григория, Савелий понял, что пора обозначить себя. Он схватил Павлушу за башлык, немного придушил его и, пригнув к земле, произнёс как можно доходчивее:
– Послушай, я не хочу бить тебя, но если ты не отстанешь, клянусь – я так и сделаю.
– Отпусти, гад, – прохрипел Павлуша, – я тебя зарежу.
Савелий ослабил хватку, и оттолкнув тяжёлую тушу задохнувшегося соперника, сказал:
– Смотри, я тебя предупредил. – и уходя бросил через плечо. – Уймись, а то худо будет.
Вернувшись к Григорию, Савелий, увидев пытливый взгляд свояка, коротко бросил:
– Поговорил. Обозначил.
На утро, наскоро перекусив, казаки оседлали коней и направились по дороге к Зинобиани. Павлуша был угрюм, погружён в себя. Лишь один раз он оглянулся, и Савелий увидел его полный злобы и ненависти взгляд. «Э, как его раззадорило.» – усмехнулся про себя Савелий, но придержал Черныша и, на всякий случай, перебрался к замыкающим колону казакам. Вскоре показался поворот, где давеча встретили князя с женой и охраной. Григорий обернулся, оглядел взвод, поправил папаху и огласил приказ:
– Ставлю задачу: сейчас поедем обратно, смотреть в оба. Будут какие-либо непонятки, или что-то похожее на дорожку, козлиную тропку, любая ложбинка, русло ручья, пригодное для передвижения, любой подозрительный камень, следы – обо всём докладывать мне.
Казаки выстроились в несколько шеренг и медленным шагом направились по пути следования княжеской четы. Склонившись до сёдел, они внимательно изучали поверхность дороги, стараясь в пыли и камнях найти следы вчерашних всадников и вскоре эта тактика принесла первые результаты. В одном из пересохших водостоков, прорезавших обочины дороги, была найдена иранская монета, видимо оторвавшаяся от женского украшения, которое здесь называлось «намысто». Монета перешла из рук в руки, Егор Кармазин попробовал её на зуб, плюнул и вернул Григорию со словами – «дрянь, а не серебро».