юрий павлович елисеев
Оглянитесь сотник Черкашин
Глава 10
Как и было приказано, через три дня, Савелий уехал из Червлёной. Его прикомандировали к роте драгун, которые, после короткой остановки в станице, продолжили свой путь на Линию. Савелий пристроился в конце колонны, среди пушек и полевой кухни и всю дорогу размышлял о создавшейся ситуации. Он вспоминал напутственные слова атамана: – «Поезжай, служи спокойно, а здесь мы тебя прикроем». Атаман рассказал, что чеченцы прислали своих дознавателей и среди них был оставшийся в живых молодой чеченец. Савелий с сожалением подумал о жене: только-только всё наладилось и чувства между ними стали такие же, как в первые месяцы, так нет же… Чувство досады переполняло душу. Временами ему хотелось развернуться и поехать домой, но каждый раз, перед глазами всплывало строгое лицо атамана и это обстоятельство удерживало от необдуманного поступка. Не торопясь, походной рысцой, всадники двигались вперёд, поднимая пыльную завесу, которая медленно плыла за колонной и оседала на придорожный бурьян. К обеду за плечами остались левобережные Калиновская, Микенская, Наурская . У Ищёрской сделали небольшой привал и следующим переходом прибыли на место. В Моздоке, Савелий, первым делом, посетил казармы Терского полка, где передал вахмистру Жарову письма для станичников. Тот определил его на ночёвку в артиллерийскую роту, а на завтра посоветовал, не мешкая, примкнуть к хозяйственной команде, которая отправлялась во Владикавказ. В роте приняли его с интересом, освободили место возле костра, дали котелок каши и стопку чачи: здесь любили новые истории и видимо ждали от него откровений. Горячая каша и чача, развязали язык и Савелий, во всех подробностях, поведал обществу эпизод геройского наскока на отступавшие войска персов, за который был награждён карабином и отпуском в родные места. Артиллеристы одобрительно закивали, один из них, серьёзного вида ветеран, откашлялся, вытер усы и произнёс: – «А вот что я вам расскажу про геройские подвиги. Дело было в последнюю турецкую. В начале компании 1791 года русским войскам было приказано развернуть боевые действия за Дунаем. Наша рота под командованием капитана Левтова, в составе лейб гвардии Гренадёрского полка, с семью фальконетами и пятью «единорогами», двигалась по левому берегу Дуная. Как сейчас помню колеса нашего «единорога», окрашенные в зелёный цвет, они оставляли глубокий след в бессарабской грязи, вынуждая нас, идущих следом, то и дело спотыкаться и проваливаться в колею. После проливных дождей, земля, превратившись в месиво, серьёзно мешала продвижению войск, но не смотря на это, угроза обхода Турецких войск становилась всё очевиднее. Стремясь помешать этому турки выдвинули в район Манчина и Бабадага огромное 80-ти тысячное войско, которым командовал великий визирь Юсуф-паша. С нашей же стороны ему противостоял любимец солдат генерал Репнин. Видя намерение Юсуф-паши помешать продвижению войск, Репнин решил упредить турок и нанести удар по 30-тысячной манчинской группировке. Наши войска в составе трёх корпусов переправились через Дунай у Галаца. Задача правого фланга заключалась в демонстрации активности перед фронтом противника. Левый фланг Кутузова должен был нанести главный удар по правому флангу противника». – Глаза ветерана горели, когда он в свете костра чертил обугленной палкой расположение войск. – «Корпус в центре должен был прикрывать фланги российской армии. Наша батарея стала на холме между уланским полком подполковника Гурвича и нашим гренадерским. Лошадей и повозку с ядрами, как и положено, отвели чуть поодаль, а сами разобрались по номерам. Ждали. Ночью, совершив тридцати двух вёрстный марш-бросок с левого фланга, несколько корпусов Кутузова, на рассвете, развернулись, и объединившись с войсками Репнина, начали масштабное наступление на турок. Пытаясь удержать русских, Турецкие войска ударили по флангам. Нас атаковала турецкая конница Керим-бея и сразу попала в зону поражения наших «единорогов». Уланы ударили туркам во фланг, и те, получив небольшой урон, отступили. Стало ясно, что манёвр с конницей был разведкой. На смену ей появились янычары, которые с трёх сторон, как тараканы поползли на нашу батарею. Начался обстрел и на нас обрушился огонь турецких пушек. Надо признать, что турецкие артиллеристы-гумбарачи били весьма точно. За полчаса налёта наши батарейцы недосчитались трети своего состава. Досталось и уланам: подполковник Гурвич был смертельно ранен, а десятая часть полка полегла от шрапнели. Янычары, воспользовались замешательством, атаковали холм, где находилась батарея. Гренадёры некоторое время сражались, в надежде на помощь улан, но увы, тоже вынуждены были отступить. Следом за ними, бросив двенадцать пушек, отступили и мы. В это время смертельно раненый Гурвич, чувствуя, что умирает, призвал подчинённых идти вперёд и отбить батарею. Тогда штабс-капитан Арнаутов, принял командование над уланами, которые, горя священной местью, пробили неприятельские ряды и ворвались на батарею. Турки, не ожидавшие такого наскока, пытались ожесточенно сопротивляться, но были безжалостно уничтожены. Вернувшись в расположение батареи, мы нашли изрубленные тела, валяющиеся в лужах крови головы турок, разорванные в клочья трупы лошадей, разбитые повозки и разбросанные взрывом ящики с зарядами и ядрами. Я уже многое повидал к тому времени, но этот ужасный итог бомбардировок поразил меня весьма сильно. Запах крови, смешанный с запахом пороха на фоне картины похожей на сюжет страшного суда, вывернул всё моё естество наружу и, как я понял, не меня одного. Только хладнокровный капитан Левтов, как ни в чём не бывало, дождавшись пока мы прийдем в себя, приказал разобраться по номерам и ждать. Сам же встал на краю холма и, не обращая внимания на свистевшие осколки и пули, осмотрев поле боя, подозвал командиров орудий и указал на цели бомбардировок. Батарея заработала. Точными выстрелами нам удалось разметать орудия врага и помешать быстрому рейду сипахов, элитных конников охраны Осуф-паши. Конница сипахов замешкалась, элемент внезапности был утерян, что позволило егерям, которых атаковала конница, вовремя перегруппироваться. Несколько раз за время боя батарея подверглась атакам турок, что лишний раз доказывало значимость нашего холма в сценарии сражения. Мы выстояли. Бой продолжался 6 часов, после чего стало ясно, что 80-ти тысячная армия турок потерпела сокрушительное поражение. Эта победа, вместе с разгромом турецкой флотилии адмиралом Ушаковым, в августе 1791 года, ускорила завершение войны и подписания Ясского мирного договора». – ветеран закончил своё повествование и оглядел слушавших его солдат. Савелий встретился с глазами артиллериста и поразился: в глазах его, он увидел неизбывную гордость за русские пушки, за славу русского оружия и твёрдую решимость сокрушить любого врага.
Наутро Савелий, перебравшись через Терек, помахал на прощание казакам следившим за безопасностью моста и лёгкой рысцой отправился по военно-грузинской дороге. К обеду, проехав чуть более семидесяти вёрст, он прибыл в крепость Владикавказ. В канцелярии объединённых войск штабной писарь был удивлён столь ранним возвращением казака и даже попытался пошутить на этот счёт. Когда Савелий объяснил шутнику, куда засунуть свой язык, игривость канцелярского сразу поутихла. Отметившись таким образом, Савелий некоторое время болтался по крепости изнывая от скуки. Он решительно не знал чем заняться. Несколько раз он охотился в окрестностях лысой горы, но без особого успеха, пока в один из вечеров не наткнулся на компанию молодых военных, отдыхавших в обществе дам на природе. Увидев бравого казака с дорогим оружием, один из участников пикника пригласил Савелия присоединиться к веселью. Он представился Амраном и, как позже узнал Савелий, являлся отпрыском князя Хоты Хетагурова. Будучи наследником богатого батюшки, Амран сорил деньгами и устраивал шумные попойки на лоне природы. Начальство крепости смотрело на сие безобразие сквозь пальцы, так как получало щедрые подношения в виде вина и продуктов к своему столу. Савелий подозревал, что был принят в компанию «благородий» за геройский вид и желанием выудить из него несколько душещипательных историй. Совсем молоденький подпоручик Тригорский, только что прибывший в крепость из Твери, смотрел на него удивлёнными голубыми глазами и приставал с расспросами о ратных подвигах. Савелий поначалу отшучивался, но поощряемый Амраном и одной из дам, откровенно делавшей ему глазки, сдался и рассказал о защите чикаанского поста. Затем, по просьбе той же дамы, поведал за что получил наградной карабин. Даму звали Анфиса, она была старшей из четырёх дочерей коменданта крепости Александра Фадеевича Коровина, и являлась одной из причин его упорного нежелания замечать гулянки молодого Хетагурова. Обычно Амран нанимал местного духанщика, отправлял его с помощниками вперёд с провизией на место очередного выезда на природу. Затем гости собирались у дома Хетагурова и всей компанией на конях и колясках ехали на пикник, где их ожидали разложенные на скатертях угощения и одетая в праздничные одежды прислуга с грузинскими кувшинами и длинными бутылками шампанского. Галантные манеры «благородий», скопированные с образчиков высшего света, забавляли Савелия, которому до сих пор не приходилось бывать в столь высоком обществе. Он посмеивался, представляя себе застолье в станичной хате, где больше половины слов звучало на французском. Савелий, привыкший к ясным понятиям, однажды не выдержал, витиеватых рассуждений Анфисы о долге и патриотизме женщин, и посмеявшись над её фантазиями, просто и уверенно заключил, что женщинам не место на войне. Анфиса вспыхнула, отпарировала, что она имела в виду не селянок, с коими казак имеет дело, а женщин своего круга. Указав, таким образом, где его место, она обратила свои чары на молодого подпоручика. После неловкой паузы, которая сразу затронула всю компанию, казак почувствовал некую перемену перемену к своей особе: взгляды, до того заинтересованные, стали скучными, теперь никто уже не глядел в его сторону – все будто забыли о нём. Савелий понял, что пора ретироваться. Он встал, и откланявшись, произнёс совсем глупую фразу: – «Благодарю за компанию, мне пора – дела». На этом закончилось его знакомство с местным бомондом.
Через два дня прибыли из отпуска казаки: к обеду братья Сальковы и Камнев из Каргалинской, следом трое из Старогладовской, ещё трое из Наурской, Лыков и уже к вечеру появились Земсков из Ищёрской и Куркин из Калиновской. Казаков снабдили фуражём, продуктами, порохом, пулями и приказали сопроводить торговый обоз вместе с двумя фельдъегерями в Тифлис. Утром следующего дня большой обоз из двадцати подвод с двумя взводами обслуги, конными фельдъегерями и гребенцами в качестве охраны, выехали из ворот крепости и неспешна двинулся к Дарьяльскому ущелью. Многое изменилось в этих местах. С тех пор, как Савелий, в составе конвоя Генерал-лейтенанта Кнорринга, первый раз пересёк Большой Кавказский хребет прошло больше трёх лет. За это время успела смениться высшая власть в России, ушёл с должности Кнорринг, князь Цицианов твёрдой рукой навёл порядок в Картли-Кахетинском царстве, в результате чего, грузины и осетины стали спускаться с гор под защиту трехцветного флага. Порядок на военно-грузинской дороге постепенно обретал реальные черты: работали команды по уборке завалов, лавин и селей, повсеместно ремонтировались дороги, в селениях создавались почтовые пункты, где можно было сменить лошадей и переждать непогоду. Местные князьки, получив привилегию взимать плату за проезд, старались содержать дорогу в рабочем состоянии. Савелий удивлялся продуманной политике так основательно изменившей жизнь здешних людей. В деревне Чим уничтоженной терцами, вновь обосновались осетины, под крылом молодого Дударова. Его отца-разбойника, после сдачи замка, угнали под конвоем в Моздок, где, после справедливого суда, повесили. Савелий вспомнил, что ещё не так давно, возвращаясь из Грузии и мыслями находясь уже в родных местах, он не обратил внимания на происходящие здесь изменения: сейчас, проезжая лихие места, он, словно заново, знакомился с новыми порядками.
Преодолев без приключений Дарьяльское ущелье, первую остановку караван сделал в Казбеги. Казаки расседлали коней, дали им корм и отдых, обозники занялись колёсами, которые в дороге пришли в негодность. Начальник обоза интендант-вахмистр Абасов, бегал меж телег и орал на солдат, которые в ответ разводили руками, уверяя, что накануне всё было в порядке. Заменив поломанные колёса, они проверили мешки с мукой и солью, тюки с амуницией, ящики с боеприпасами, затянули потуже крепёж и только тогда смогли отдохнуть сами. Отдохнув два часа, участники похода двинулись дальше, наверх к Крестовому перевалу, названному в честь Крестовой горы, по склону которой шла дорога. Здесь издревле стоял крест, установленный, по преданию, Давидом строителем. Проезжая мимо сакрального символа, путники творили крестное знамение, благодаря господа за преодоление опасного отрезка пути. Дальше дорога лежала вниз к селению Пасанаури расположенному на южной стороне Большого Кавказского хребта, где караван мог заночевать в специальной почтовой станции. Под горку, почти бегом, преодолев 40 вёрст, поздно вечером караван достиг цели. Станция представляла из себя просторный двор расположенный на берегу Белой Арагви, огороженный с трёх сторон крытыми сараями из плоского сланца. Смотритель, пожилой грузин долго смотрел на расположившийся посреди двора обоз, на солдат и казаков деловито управлявшихся с конями, затем, увидев погоны вахмистра, с сильным акцентом горца спросил:
– Послушай русский, зачем сюда приехал? Есть другие станции. У меня нет столько места, нет еды, нет соломы.. нет воды..
Абасов хитро улыбнулся, и указав на реку, сказал:
– Согласен генацвале, твоя вода всё время утекает, но я вижу, в твоих садках, твоя рыба остаётся.
Грузин нахмурился, но промолчал. Он кинул руку приглашающим жестом: видимо вспомнил, что обязан предоставить кров и крикнул что-то по грузински. Тут же из дома выбежала женщина с кувшином воды и, быстро семеня ногами, приблизилась к гостю. Вахмистр с поклоном принял протянутый кувшин, и приложившись, сделал несколько больших глотков.
– Хороша водица!
Это прозвучало как команда. Казаки похватали под уздцы своих коней и отправились к реке. Пока Савелий набирал воду, в надвигающихся сумерках, заметил, что внимание казаков приковано к садкам, где утомлённо плескалась рыба. Это была речная форель частая гостья в этих краях.
– Вот бы сейчас на вертел её, да в уголья…– мечтательно и тихо произнёс младший Сальков.
– Не то, – возразил старший Егор, – вахмистр не позволит.
– А что нам вахмистр, пусть он своих увальней окорачивает.– Возразил Камнев. – А нам неча указывать.
– Как у меня слюна пошла… – взмолился младший Сальков. Он запустил руку в садок и вытащил рыбину размером по локоть . – Давайте быстро сумку их здесь уйма.
Воровство не удалось пресечь. Сумку погрузили на Кума, жеребца старшего Салькова и, стараясь быть незаметными, вернулись к месту казацкого бивака. Запалили костёр, подвесили котелок на таганок, насадили на шомпола рыбу и стали ждать углей, пряча хитрые рожи и блестящие глаза от проходящих мимо непосвящённых.
Тем временем в доме смотрителя, где остановился вахмистр, наметилась нездоровая активность. Вернувшийся с реки хозяин, с такой досадой хлопнул дверью, что она подпрыгнула, и перекосившись, повисла на одной петле. Внутри раздались возбужденные крики, после чего из дома вышел возбуждённый вахмистр и, в сопровождении расстроенного смотрителя сразу направился к костру обозников. Каменев быстро сориентировался, похватал шомпола с рыбой и перекинул их через булыжную стену. Казаки с неподдельным интересом наблюдали за действиями вахмистра, который осмотрев вещи и амуницию солдат, бросил взгляд на фельдъегерей, расположившихся особняком и направился к Линейцам.
– Отдыхаем.. – начал издалека интендант, обойдя собравшихся вокруг костра, продолжил,– а тут на вас жалоба образовалась, – он потянул носом, но не учуяв жаренного, продолжил почти ласково. – Сумки, мешки с продуктами к досмотру. Живо!
– Чаво вдруг!? – взвился старший Сальков. – Мы што, воры?
– Это мы поглядим.. Не надо перечить, тащите сюды сумки и мешки.
– Ладно, давай покажем. – сказал Каменев, – пусть убедится.
Казаки выложили перед вахмистром пожитки и отступили к стене сарая. Тот присел перед сумками и мешками, оглядел притихших казаков и приступил к делу. Сначала он взялся за поклажу младшего урядника Земскова. Открыв перемётные сумки, он стал неторопливо перебирать вещи, и сразу нарвался на злое замечание старшего Салькова:
– Ты что, из тайной канцелярии? Что ищешь? Спроси, мы ответим.
Абасов ощерился и сказал:
– Что ищу, сами знаете, а найду – будет на вас рапорт.. – затем вспомнив о том, что должен объяснить причину досмотра, заорал, потеряв терпение. – Где рыба!
Посмотрев на удивленные, ничего не понимающие лица казаков, интендант быстро просмотрел пожитки Линейцев, поднялся и оглядел сумрачное помещение. Сарай был пуст, всего лишь несколько больших булыжников, используемых здесь в качестве стульев и проем в стене, где стояли Линейцы. Вахмистр понимающе расплылся в улыбке и руками показал, что надо расступиться. Подойдя к проёму, он многозначительно оглядел присутствующих и заглянул за стену. Некоторое время он всматривался в сумеречный берег, потом издал фальшивый смешок и произнёс:
– Ничего нет, странно..
Больше не говоря ни слова, вахмистр проследовал мимо озадаченных казаков и удалился в дом смотрителя. Проводив его взглядом, Савелий, в числе остальных, бросился к проёму в стене и заглянул вниз.
– Действительно ничего… – присвистнув, заметил младший Сальков и многозначительно посмотрел на Каменева. Тот стушевался и произнёс, словно оправдываясь:
– Я же не знал, что здесь так круто…
– Зато вахмистр остался в дураках. – сказал Савелий. Он решил что пора вмешаться: ситуация переросшая в поучительную историю, как обманувший получил по заслугам, была явно не для этого случая.
Поужинали пустой похлёбкой из полбы. Об уплывших шомполах вместе с форелью старались не говорить, но каждый думал именно об этом. Видимо из-за этого разговоры на другие темы не клеились. Не было фантастических баек про нежить, не произносились трагическим шёпотом истории о молодой колдунье, из соседнего селения, утонувшей в чёрном омуте… Савелий доел свою похлёбку и отправился спать. Вскоре над почтовым двором невидимым покрывалом легла тишина.
С раннего утра покой станции был нарушен визгливыми криками вахмистра: униженный вечером, он со всей страстью младшего офицера имел подчинённых, как говорится и в хвост и в гриву. Бедные обозники метались, как обезьяны в клетке, не зная какую из команд выполнять в первую очередь. Линейцы кидали хмурые взгляды на разбушевавшегося Абасова и негромко переговаривались. Комментируя вчерашний вечер все сошлись на том, что было забавно наблюдать, как опростоволосился вахмистр и был наказан жадный смотритель станции. Савелий заметил, что никаких угрызений по поводу воровства форелей никто не почувствовал, жаль было только уплывших шомполов и испорченного ужина. В восемь часов двинулись в путь. До Тифлиса предстояла долгая дорога в семьдесят вёрст с короткой остановкой в Мцхете. По правому берегу пройдя до Павлеури, караван добрался к местечку Хамуша. Фельдъегеря уставшие от буйства вахмистра, который продолжал изгаляться над подчинёнными, пристроились к Линейцам. Один из них с аксельбантами и саблей, другой обер-офицер Фельегерского корпуса с аксельбантами и эполетом. Подъезжая к Ананури, где находилась крепость арагвийских эриставов, древних правителей этого края, обер-офицер оживился, и указывая на развалины, сказал:
– Обратите внимание, на эти руины – это остатки неприступной крепости, которая возникла в 16 веке и служила северным форпостом обороны Закавказья. Здесь на слиянии рек Ведзатхвети и Арагви, была сначала воздвигнута башня, а спустя некоторое время – крепость Ананури. Эриставы – местные феодалы постоянно враждовали друг с другом. – говоривший, видимо основательно знавший историю, говорил уверенно, словно профессор читающий свою лекцию. – В 1739 году крепость была штурмом взята ксанским эриставом Шанше, в отряде которого было много лезгин. Хозяин замка вместе с приближёнными, был обвинён в предательстве грузинского народа и сожжён вместе с приближёнными в башне, где они пытались спастись. В дальнейшем крепость несколько раз спасала Душетию от набегов лезгин и аварцев, а в 1795 году встала на пути вторгшихся в Грузию войск Ага-Магомед-хана, не пропустив его дальше по ущелью. Сейчас, извольте видеть, после ухода русских войск, крепость пришла в запустение. Сохранились лишь три древние башни: круглая, квадратная и с пирамидальной крышей, а так же храм-усыпальница эриставов Гвтаеба, храм Успения и, на территории нижнего укрепления, однонефная церковь Мкурнали с колокольней.
Пока перебирались через неглубокую и узкую Ведзатхвети, казаки смогли достаточно подробно рассмотреть замок и нижние укрепления. Проезжая мимо приземистой арки, отделанной местным камнем, Савелий боролся с искушением направить Черныша в приоткрытый створ ворот. Любопытство было вознаграждено: из-за приоткрытой двери вышел старик с мальчишкой лет десяти в папахе, который что-то говорил старику, указывая на обоз. Наконец, тот сдался и кивком головы отпустил внука. Малец рванул со всех ног, и подбежав к Вахмистру, закричал звонким голоском на корявом русском, протягивая руки и показывая жестом, что хочет хлеба. Вахмистр не обращая внимания на попрошайку, заорал на ближнего возничего: – «Не спать, глядеть в оба!», затем дал коню шенкелей и проскакал в хвост обоза. Солдат, ехавший в следующей телеге, воровато оглянулся на удалявшееся начальство, достал хлеб из сумки, и отломив краюху, бросил мальцу. Тот схватил добычу и убежал к старику, забыв поблагодарить руку дающего. И только старик, получив хлеб, поднял руку в христианском благословении.
К Мцхете подъехали после обеда. Некогда богатая и могущественная столица Иберийского государства, после того, как статус главного города перешёл к Тбилиси, постепенно сдавала свои политические позиции и со временем сжалась до размеров небольшой деревни. Не изменилось одно – Мцхета оставалась духовным христианским центром страны. Древний собор Светицховели – первый храм в Грузии, как и в древности, являлся главным святым местом коронации и захоронения грузинских монархов. Обогнув собор, караван остановился у Антиохии, расположенной в слиянии Арагви и Куры. Антиохия или церковь св. Стефана была построена царём Арчилом в благодарность Богу, после изгнания персов. Здесь, поблагодарив царя, в саду Антиохии на берегах рек путники устроили привал.
– Здесь, в Мцхете похоронена вся история Грузии. – заявил обер-офицер Фельдъегерского корпуса. Он соскочил с коня, и покрутив головой, изрёк:
– Sis transit gloria mundi – что по русски звучит следующим образом: – «Так проходит мирская слава». Судьбы городов похожи на судьбы людей. Скажем у одних городов жизнь протекает мирно и медленно и судьба их скупа и неказиста: место их вдалеке от исторических событий, а есть другие города, они стоят на изломах истории, принимая на себя великие решения и великие беды. – Увидев, что вокруг собрались заинтересованные лица, любитель истории продолжил. – Мцхета видел и Александра и Помпея, был разрушен не раз и не раз возрождался; он видел и старую и новую эру и первым принял христианство. Главный собор Светицховели возрождался трижды: царь Мириан, принявший в 326 году христианство, построил здесь деревянную христианскую церковь, которая век спустя была уничтожена при нашествии вражеских войск, на её месте Вахтангом Горгасалом была возведена каменная базилика, разрушенная Тамерланом в 1000 году. Через десять лет после нашествия Тамерлана, архитектор Арсукисдзе, на месте руин за девять лет построил большой собор в форме креста. Это был последний храм Светицховели.
– Так что, здесь кроме этого ничего больше нет? – прозвучал вопрос из обступивших его Линейцев. – Расскажите, извините как вас?
Обер-офицер зарделся от такого внимания слушателей.
– Александр Николаевич Карамзин. Всегда к вашим услугам. Страсть к истории у меня от батюшки. Древние источники 4-3 веков до н. э. Упоминают, что в Мцхете было несколько районов. Среди них Цицамури, Армазис-цехе, Джвари и цитадель, крепость Бебрисцихе, что в переводе с грузинского означает «крепость старца», – это древнее фортификационное сооружение, возведённое в девятом веке для защиты города с севера. Мы могли его видеть когда проезжались пути в Мцхету. Имея серьёзные оборонные сооружения, состоящие из трёх фортов: Армази, Багинети и Цицаиури, город постоянно подвергался набегам и войнам. В 738 году Мцхета понесла огромный ущерб во время разгрома хазар Омейядинским халифатом, а в 15 веке хромой Тимур закончил разрушение Мцхеты, превратив процветающее некогда регион, в глухую провинцию. С тех пор начался долгий период упадка. Сейчас среди пришедших в запустение храмов, остатков крепостных стен и полуразрушенных башен, остались лишь немногие образцы древней архитектуры. Среди них, наряду с кафедральным собором Светицховели, сохранились монастырь Самтавро и монастырь Джвари, которые заслужено являются наиболее значительными памятниками грузинской христианской архитектуры.
Фельдъегерь посетовал на нехватку времени, но посоветовал, при возможности, обязательно осмотреть храмы изнутри. Он предложил заглянуть в находящуюся рядом церковь Антиохии. Савелий, с несколькими энтузиастами, отправился за Карамзиным к невысокой базилике, и подойдя ко входу увидели на двери большой ржавый замок.
– Не судьба..– развёл руками фельдъегерь и добавил. – Как я уже говорил, они как люди: им не до общения сейчас.
Через полчаса караван тронулся, и пройдя по берегу Куры на западную часть Мцхеты, переправился по мосту построенному римскими легионерами Великого Помпея. Впереди, в двадцати верстах находился Тифлис.