юрий павлович елисеев
Оглянитесь сотник Черкашин
Глава 11
В расположении Линейцев есаула Егорова Савелия ждала отличная новость. Его и Каменева повысили в чине и вместе с остальными предписали явиться в резиденцию генерал-лейтенанта Цицианова. Приказ был подписан собственноручно Наместником. Получив лычки младшего урядника, Савелий приладил их на погоны, поводил плечами, разглядывая белые полоски и решил, что если до визита в резиденцию ещё целые сутки, то есть реальная возможность наведаться в духан и обмыть погоны. После последней гулянки с Григорием Ефремовым в тифлисском духане прошло несколько лет, но как и раньше, в древней картлийской столице питейные заведения были единственным, что являлось достойным внимания. В компанию с ними откликнулись Каменев, Лыков и Куркин из Каргалинской. Они отправились в старый тбилисский район Клдисубани расположенный на склоне правого берега Куры, где, как утверждал Куркин, подавали совершенно огненную чачу. В Тифлисе, получившем статус губернского города, мало что соответствовало этому статусу: здесь по-прежнему не было ни водопровода, ни канализации, не было мощённых дорог, больниц – ничего, из того, что являлось признаками столичного города. Кривыми улочками казаки добрались до монастыря Петхаина и, возле стоящей чуть выше церкви Св. Богородицы, нашли то, что было нужно – широко известный в старой части города, духан местного еврея Ашкинази. Мафусаил встречал всех посетителей у входа, и взяв под руки, вел пришедших внутрь, как древний пророк, обещая умиротворения и достижения всех благ уже здесь, на земле. Увидев Линейцев старый еврей расплылся в широкой улыбке, обнажив четыре верхних зуба, и сказал грудным голосом с акцентом горского тата:
– А вам сюда, уважаемые русские братья.
– Не дай бог, конечно, но и тебе привет, – отозвался Савелий, – веди в закрома.
Они уселись за засиженный мухами стол, и обернулись к Ашкинази, Куркин, как уже побывавший здесь, сказал:
– Бутылёк чачи, хлеб, закуску.. курицу..
Пока Мафусаил трусил в направлении кухни, Куркин пояснил:
– У него пять помощников, но здесь он предпочитает работать один.
– С чего бы? В его годы надо сидеть в сторонке и наблюдать за процессом. – поглядев ему вслед, удивился Камнев.
Савелий тоже высказался по этому поводу:
– Не похоже, чтобы такой опытный пройдоха бил ноги почём зря.
– В самую точку, – подтвердил Куркин, – Мафусаил, как никто, умеет охмурить гостя и, под медовые речи, незаметно оставить без денег.
– А вот и я, мои серебрянные, – появившийся духанщик держал в руках две бутылки с чачей, – одну я дарю вам, а другую от заведения. Пейте ешьте и вспоминайте доброго еврея Ашкенази.
Из-за спины Мафусаила появились несколько помощников в коротких сюртуках с подносами полными закусок.
– Ешьте мои сапфировые, вот хлеб, зелень, мясо.. На здоровье.
Мафусаил беспрестанно кланялся, глаза его блуждали по лицам: со стороны это было похоже на заискивание и только внимательный взгляд мог заметить, что глаза духанщика, словно ощупывали мысли посетителей. Помощники расставив деревянные тарелки с закусками, удалились, вслед за ними, пожелав хорошего отдыха, отправился и хозяин заведения.
– Видал, – сказал Савелий Куркину, указывая на бутылки, – наживку он уже приготовил.
– Ну и что, мы много пить не будем, и он утрётся… Что мы глупее?
Вопрос повис в воздухе – были выпиты первые чарки…
Наутро Савелий проснулся в скверном состоянии. Голова сильно болела. Во рту, будто нагадили кошки и сильно хотелось пить. Савелий резко поднялся. В казарме рядом с ним храпели Каменев, Куркин и Лыков. Савелий вздохнул, и вспомнив вчерашний разговор, полез в кошелёк – там не хватало больше половины денег. «Чёрт!» – выругался Савелий, – «Охмурил нас Ашкенази».
Признав поражение, Савелий начал будить вчерашних собутыльников. Вместе они стали приходить в себя, используя холодные примочки и проверенный способ упражнений с холодным оружием. Уже к обеду хмурые и молчаливые они топтались в приемной начальника охраны и хозяйственного обслуживания подполковника Вильгельма Оттовича Опельбаума. Маленький круглый подполковник в сопровождении худощавого капитана выкатился из двери собственного кабинета, и увидев дюжину молодцов в папахах, сначала не понял, кто перед ним.
– Это что такое!? – вскричал подполковник неожиданно сочный густым баритоном, – по какому поводу смотр? А, подождите, – наконец вспомнил он, – вы же новая охрана! Его высокопревосходительство высокого мнения о ваших.. как это сказать, кондициях.
Подполковник оглянулся на сопровождавшего офицера.
– Алексей Иванович, займитесь молодцами.
Капитан, к которому обратился непосредственный начальник, козырнул, и обернувшись к стоящим Линейцам, сделал приглашающий жест следовать за ним.
– Здесь теперь будет ваше место, – указав на широкий двор перед резиденцией Наместника, сказал капитан, – как вы уже слышали, я буду вашим начальством. Моя фамилия Оленев, Алексей Иванович Оленев. Наша с вами задача следовать всюду за князем и обеспечивать его безопасность. – Капитан скептически оглядел казаков и с железом в голосе добавил, – надеюсь больше не увидеть вас в подобном состоянии: оставьте свои привычки для регулярных войск. Здесь вы должны быть подтянуты, хорошо пахнуть, строго сидеть в седле. Здесь прошу бриться, мыться, быть с иголочки. В конвое чутко следить за ближним пространством, при появлении опасности сделать всё для немедленного устранения оной. И вот ещё: прошу искоренить из лексикона бранные слова, а так же скабрёзные высказывания.
– Вот таким образом началась моя служба в конвое Наместника, – закончил свой рассказ прадед. Он нахохлился в приступе кашля переходящим в хриплый смех, с трудом выдавил: – искоренить бранные слова.. и выражения.. Прям пажеский корпус, ей богу, умора!
Павел Дмитриевич Цицианов был образованным политиком. Переводчик и прогрессивно мыслящий государственный деятель, князь Цицианов способствовал созданию в Тифлисе Благородного училища и старался, чтобы грузинская молодёжь могла получать высшее образование в России. Он восстановил типографию, наладил торговлю и всячески поощрял ремёсла. Была в этом человеке и жестокость, необъяснимая, безудержная, разлившаяся во всю ширь при взятии Гянджи. Раньше, крепость Джаведа-хана, расположившаяся на правом берегу Куры, принадлежала грузинским царям. Она имела важное стратегическое значение, поскольку, входила в состав Гянджского ханства, граничившего с Карабагским и Эриванскими ханствами. Джавад-хан, уже однажды присягавший российской короне во время Персидского похода, нарушил клятву после ухода войск и теперь открыто содействовал персидским отрядам во время нападения на грузинские земли. На требования генерал-лейтенанта Цицианова прекратить интриги, Джавад-хан в лучших традициях восточной дипломатии, тянул время и, в конце-концов, вовсе перестал отвечать на письма. Не получив ответа, Цицианов, скорый на руку, лично возглавил военную экспедицию по усмирению Гянджи. В конце ноября отряд, в составе: 17-го Егерского полка, батальонов кавказских гренадёров и Севастопольского мушкетёрского полка, трёх эскадронов Нарвского драгунского полка, при 11 орудиях, прибыл в Шамхор. Отсюда Цицианов отправил ультиматум с требованием сдать город, иначе обещал «огонь и меч». Джавад-хан молчал. Тогда, уставший от наглости хана, Цицианов приказал идти на приступ и, вместе с отрядом, под началом генерал-майора Портнягина, выдвинулся к Гяндже. Следом за командующим отправилась рота охраны капитана Оленева, в которой служил Савелий Черкашин. Конвой привычно следовал на небольшом отдалении от главнокомандующего. Держали периметр строго, и обозначали своё присутствие ровно на столько, чтобы быть незаметными и нужными при необходимости. Цицианов прекрасно держался в седле, крутил головой, почуяв предстоящую опасность боя, был собран, его взгляд, устремлённый поверх колышущегося войска не замечал ничего, кроме знамени на воротах Гянджи. Здесь под крепостными стенами отряд встретили ханские воины. Первым в бой вступил Егерский полк. Егеря проломили центр, но дойдя почти до ворот увязли, и под ударами с флангов были вынуждены отступить. Цицианов приказал генерал-майору Портнягину ввести в бой драгунов Нарвского полка, оставив, подле себя, в качестве резерва, любимых мушкетеров. Здесь же, у летучего штаба, была развёрнута батарея из 7 орудий, которая стала бомбардировать ворота и позиции ханского войска. Савелий, стоя в конвое на дорогое, ведущей к воротам крепости, почти оглох, наблюдая за работой бомбардиров. Ядра словно огненные лепёшки ложились в рядах врагов окутывая их сизым дымом. На ярком солнце подробности боя были смазаны, но Савелий увидел, как драгуны, ударив с правого фланга, опять склонили чашу весов в пользу русских сил и прижали отряд хана к стенам крепости. В результате численного превосходства и умелых действий командования, после двухчасового боя, противник отступил в крепость, окутанную дымами от городских пожаров. Захватив предместья русские войска приготовились к осаде. Расположенная на левом берегу Гянджи, крепость была одной из самых защищённых на Кавказе. Она имела форму шестиугольника с двойными стенами и шестью башнями. В центре крепости, следуя всем фортификационным законам, было воздвигнуто внутреннее укрепление – цитадель. Внушительные стены Гянджи, заставляли Цицианова откладывать штурм и искать дипломатических ходов. Он несколько раз возобновлял переговоры предлагая хану капитуляцию. Тот упрямо молчал. Наконец, на военном совете было принято решение штурмовать. На приступ пошли ранним утром двумя колоннами. С вечера крепость была окружена легкой мусульманской конницей, чтобы не пропустить Джаведа-хана, если тот вознамерится бежать. Цицианов справедливо полагал, что оказавшись на свободе, хан может доставить множество неприятностей. В 5 часов 30 минут утра колонна Портнягина, которая состояла из спешенных драгун и кавказских гренадёров, общей численностью 850 солдат, пошла на приступ Карабахских ворот. Шли скрытно, в полной тишине. Нарвский драгуны полковника Корягина численностью 585 человек и два батальона егерей должны были показательно атаковать Тифлисские ворота, так чтобы наделать побольше шума. В резерве каждой колонны, в неприметных местах, скрытно и тихо, находилось по батальону пехоты. Цицианов возглавлял главный резерв, который состоял из стрелкового батальона Белавина, казаков и артиллерии. Скрытность и внезапность сделали своё дело: к стенам колонны подошли незаметно. Увидев лестницы, защитники крепости проснулись – грянули пушки, раздались залпы ружей, на головы штурмующих обрушилась лавина камней. Но это не остановило нападавших. Драгуны Корягина удачно преодолели внешнюю стену и с небольшими потерями овладели второй. Первыми на каменную стену взобрались егеря майора Лисаневича и штыками расчистили путь к крайним башням. В одной из них, не веря своей удаче, они наткнулись на Джаведа-хана с телохранителями. Хан явно не ожидал такого поворота событий и наверно пожалел, что не сдался сразу. После короткой и яростной схватки, хан был убит, а оставшиеся в живых телохранители, видя его безжизненное тело, сложили оружие. Вторая колонна под началом Портнягина пробила кирками большую брешь в глинобитной стене и с третей попытки ворвалась на каменную стену. Начались бои за восточные башни. Тем временем герои-егеря Корягина, чья «ложная» атака оказалась такой удачной спустились со стен и открыли Тифлисские ворота. Деморализованные смертью хана воины начали сдаваться. В крепости началась паника: тысячи женщин и детей метались по улицам в поисках убежища. Они нашли его в ханской мечети. Здесь в жестоком бою погибли, ставшие на пути русских егерей, несколько сотен мусульманских воинов, попытавшихся защитить оплот мусульманской веры. Сломив последние очаги сопротивления, войска вошли в крепость, как полноправные победители и к полудню над цитаделью был поднят российский флаг. Приказавший ранее не трогать гражданское население, Цицианов отменил свой приказ и отдал город на разграбление, а укрывшихся в мечети жителей, вместе с мечетью приказал сжечь.
Кровавое взятие Гянджи в январе 1804 года обеспечило безопасность восточных границ Грузии. Генерал-лейтенант Цицианов продолжил политику создания зоны безопасности восточных границ: сожжение мечети вместе с жителями, потрясло весь Кавказ, сделало несговорчивых ханов более лояльными и в начале следующего
года к российским владениям в Закавказье был присоединён Шурагельский султанат, а чуть позже российское подданство приняли Карабахское, Шекинское и Ширванское ханства. Князь Цицианов смог, где дипломатическим путём, а где-то силой оружия склонить на сторону России владетелей Каспийского побережья, Дагестана и Закавказья. Война с Персией начавшаяся в 1804 году, со взятием Гянджской крепости, через два года постепенно докатилась до Апшерона.
В первых числах 1806 года русские войска стояли в Шемахе. Было промозгло, ветер гулял между палаток русского войска, сеял мелким дождём, по склонам Шемахи бежали тонкие ручьи. В это время зима в спорной земле обвалилась с неба холодом и слякотью. Савелий уже побывал здесь в мае 1796 года, когда русские войска, после осады Дербента и Баку, взяли столицу Шемаханского ханства. Тогда в Шемахе был большой праздник. Жители радовались избавлению от персидского владычества, дарили солдатам сладости, еду. Все были счастливы. Правда, радовались шемаханцы не долго – к концу года по приказу Павла l русские войска были вынуждены покинуть столицу и все завоёванные земли отошли Персии… Капитан Оленев узнав, что Савелий однажды побывал в этих местах, заставил его описать особенности местной топографии, и в процессе рассказа, сделал заметки на чертеже, скопированном чьей-то дружественной рукою с генеральных карт.
– Всегда надо знать, где могут быть подводные камни, – пояснил он имея виду непредвиденные возможности врага, – лучше, как говориться, казаться дурнем, чем быть им.
Что-что, а дело своё Оленев знал: проникшие однажды в русский лагерь трое горских фанатиков, переодетые в мундиры егерей были уничтожены ночью у входа в палатку Наместника. Цицианов, выйдя на шум, был поражён с каким хладнокровием были остановлены мнимые егеря и попросил показать лица своих убийц.
Вглядываясь в остекленевшие глаза, он промолвил: – «Каждый из них мог спокойно и счастливо жить у себя в селе, под защитой русского царя, так нет же..» – Генерал искренне верил, что русские войска пришли на эту землю принести мир и благоденствие.
Вскоре войска покинули Шемаху и в конце января подошли к Баку. С моря город блокировала подошедшая из Астрахани эскадра Завалишина. Осадив город, Цицианов вступил в переговоры с бакинским ханом Хусейном-Кули и вскоре добился от него обещания сдать крепость. Церемония мирной сдачи Баку должна была произойти утром 8 февраля 1806 года. Накануне генерал призвал к себе начальника штаба подполковника Элизбара Эристова и капитана Оленева. Придя в ставку, офицеры увидели главнокомандующего возле стола, заваленного бумагами и картами, завороженно разглядывающего план города. На звук шагов, Цицианов поднял голову, выпрямился и кивком головы поприветствовал офицеров. Затем он обратился к пришедшим:
– Господа, я вызвал вас, чтобы ещё раз оговорить частности завтрашней церемонией. Как вы знает, завтра хан Хусейн-Кули вместе со своими людьми выйдет из Шемахинских ворот с ключами от города. Я с подполковником и казаком из моей охраны отправлюсь навстречу. Вас капитан попрошу выбрать для меня казака пострашнее – пусть бояться. Встреча состоится в 9 часов утра. Делаем всё быстро и без церемоний. После передачи ключей, гарнизон Баку сложит оружие и, не раскрывая знамён, покинет город. Если всё пройдёт, как я рассчитал, то к обеду мы будем обедать в городе.
После короткого инструктажа, Цицианов, отличавшийся повышенным мнением о своих способностях, позволил себе роль оракула и стал перечислять возможные действия Персии, которые Тегеран предпримет с тем, чтобы вернуть себе утраченное влияние на Закавказье. Когда Оленев появился в расположении конвоя был поздний вечер. Возле палаток горели костры, казаки готовили ужин. Капитан подозвал к себе вахмистра Гуровского и отдал распоряжение генерала:
– Передай Фёдору Баженову, пусть завтра будет готов ехать в охране командующего. Из оружия, только сабля и кинжал, никаких пистолей и ружей. Так договорено.
Вахмистр козырнув, отправился искать казака Баженова, заметного среди остальных огромным ростом и свирепым выражением на лице, которое, не знавшие его близко, принимали за гримасу прирождённого убийцы. Капитан поглядел ему вслед, поискал глазами фигуру Баженова, и повернувшись чтобы идти в свою палатку, наткнулся на Савелия Черкашина.
– Тебе чего? – спросил Оленев Черкашина.
Савелий, несколько замявшись, произнёс:
– Так я слышал: нужен охранник. Я хотел вызваться. Этот Баженов, ей богу – такой увалень..
Капитан махнул на Савелия рукой и раздражённо повысил голос:
– Ты кто такой, чтобы решать, кто подходит, кто нет!? Ты что генерал? Может ты мой начальник?
– Так я же сомневаюсь, ваш бродь, – попытался оправдаться Савелий, – не доверяю я хану.. уж больно быстро сдался, ни разу не пальнул, не забоялся гнева шаха Фахт-Али. Уж не замышляет ли чего..
Капитан поскрёб подбородок и задумчиво произнёс:
– Может ты прав. Гянджу он никогда не простит. Завтра, я думаю, надо стать поближе чем оговорено и будем глядеть в оба. Но это всё. Наместник знает, на что идёт, он верит в успех.
Капитан ушёл, оставив Савелия наедине со своими сомнениями. Он долго глядел на очертания города уже побывавшего под короной Российской Империи, в котором на фоне темно-синего неба угадывались башни старой крепости Ичери Шехера, здание Дворца Ширваншахов и тёмная громада Девичьей башни. Савелий пытался увидеть признаки активности защитников, но в надвигавшейся темноте, глаза его быстро устали, начали сами собой закрываться и он отправился в палатку, где проспал без сновидений до утра. Лишь только забрезжил серый рассвет, в лагере сыграли подъём. Солдаты начали приводить себя в порядок, без спешки, основательно, и закончив с амуницией, строились возле палаток. Ждали приказа. Без двадцати девять генерал-лейтенант Цицианов в сопровождении подполковника Эристова и Баженова, сели на коней и направились к Северным Воротам Баку. Процессия проехала мимо войск до каменного колодца, где должна была произойти церемония мирной сдачи города, после чего конвой отступил на расстояние оговорённое регламентом. Парламентёры спешились и стали ждать Гусейн-Кули хана. Генерал-лейтенант Цицианов был спокоен, собран, поправив регалии тускло блестевшие в утреннем свете, он снял плащ, положил его на крышку колодца и оглянулся на начальника штаба. Подполковник, князь Эристов стоял молча, опершись на саблю, прищурив свои грузинские глаза, смотрел на большие ворота из которых должен был выйти бакинский хан со своими приближёнными, чуть сзади него находился огромный казак Баженов с огромным кинжалом и длинной саблей. Ровно в девять часов раздались звуки труб, ворота сдвинулись в сторону и в открывшемся проёме появился хан с многочисленными слугами. Некоторое время на той стороне изучали ряды российских войск, после чего хан в сопровождении двоих подданных направился к месту церемонии. Несмотря на большую дистанцию, Савелий разглядел каурого коня и богатый халат Гусейн-Кули хана и высокую чалму с орлиным пером. Справа от хана, по закону шариата, ехал его двоюродный брат Ибрагим-бек: средних лет, неподвижный, как статуя, всадник в кольчуге. Замыкал процессию ещё один воин, закутанный по глаза, как ассасин. Спустившись по дороге, они остановились в двадцати шагах от россиян, и спешившись, направились к месту церемонии. На лице хана блуждала еле заметная улыбка, держа в руках ларец с ключами от города, он, вопреки протоколу, шёл прямо на Цицианова. Савелий сначала напрягся, но увидев, что хан приветствует князя, успокоился. Давешние страхи рассеялись, он вздохнул и ослабил поводья Черныша. «Пронесло» – умиротворённо подумал Савелий, но в следующее мгновение, будто в дурном сне, увидел, как из-за спины хана выскочил Ибрагим-бек и в упор, двумя выстрелами, убил генерал-лейтенанта и князя Эристова. Бросив пистоль, убийца выхватил саблю и бросился на Баженова. Всё случилось так неожиданно и подло, что огромный Баженов, на мгновение превратившись в соляной столб, был тут же зарублен подоспевшим ассасином. Убийцы действовали быстро – подхватив тело Цицианова, отволокли его к воротам, и там, торжественно, отсекли голову. Ряды войск загудели, завыли в смятении, но не двинулись без команды. Прийдя в себя Оленев бросил казаков в отчаянную попытку отбить тело Наместника, но ворота перед ними закрылись, а из башен был дан залп по конникам. Пришлось отступить. В рядах русских войск царила растерянность: в одночасье войска лишились и командующего и начальника штаба.
Кое-как оставшиеся офицеры смогли отвести солдат в лагерь, выставить караулы, после чего, совершенно обескураженные, собрались в шатре Командующего. Перед собранием, где в качестве старшего офицера присутствовал командующий каспийской эскадры генерал-майор Завалишин, стоял один вопрос: что делать дальше? Ни у кого из присутствующих не было ни опыта опыта, ни решительности Цицианова, поэтому, после недолгого обсуждения ситуации, было решено осаду снять и возвращаться в Тифлис.
Прадед горестно вздохнул, словно смерть Наместника произошла только вчера, и переварив давнишний позор, играя в голосе мстительными нотками, произнес:
– Вскоре, через лазутчика в Тегеране, мы узнали о судьбе тела и головы несчастного князя. – Старый Савелий выпростал из овчины усохшую ладонь, положил худые тёмные пальцы на плечо Филиппу. – Увы, не смогли мы защитить нашего генерала.. Это убийство было предсказано и готовилось заранее. Он должен был это предвидеть.. Я ведь хорошо помню: он был комендантом Баку, когда здорово унизил Хусейна-Кули хана, отправив в изгнание без слуг и гарема. Вот ему всё и вернулось, хотя я не одобряю предательства и вероломства. Как стало известно, голову Наместника двоюродный брат хана Ибрагим-бек отвёз в Тегеран персидскому принцу Аббас-Мирзе, за что был пожалован титулом хана и землями, а что касаемо тела – оно было закопано ночью того же дня возле Северных Ворот. Нашу роту расформировали и меня с остальными вернули в состав Кавказского гренадерского полка под командованием полковника Симановича. Так вот и закончилась наша бесславная служба в охране генерал-лейтенанта Цицианова, наместника и командующего всеми войсками Закавказья.