Юрий Симоненко
Стройотряд
…За десять часов они прошли сто восемьдесят километров. Всё время пути справа тянулся каньон, от которого поначалу во многих местах отходили глубокие расщелины, которые ещё и ветвились. Мотоциклисты, судя по их следам, о расщелинах тех узнавали в последний момент, и сворачивали вдоль них, объезжая препятствия. Расщелины те были довольно длинные, – некоторые до десяти и более километров. Сергей с высоты дронова полёта видел эти ущелья издали, и Майор заблаговременно забирал к западу, объезжая их стороной и так экономя время. Американцы же, похоже, потеряли в этих лабиринтах пару дней…
…Солнце уже клонилось к горизонту, от светового дня оставалось часа полтора, когда мертвецы нашли первого американца.
То был здоровенный детина в скафандре, как у оставшейся в своём саркофаге «Анжелы Дэвис», и тоже негр. Он лежал посреди едва заметённых хилым марсианским ветром следов и слабо шевелил руками и ногами. Рядом на песке лежало его оружие – точно такая же штурмовая винтовка, как и найденная на корабле, и, как позже оказалось, тоже без боекомплекта. Издали живой труп – а то был явно он – не выказывал признаков сколь бы то ни было осмысленного поведения, но едва мертвецы подъехали близко, подскочил на четвереньки и как бешеный орангутанг скачками понёсся на них, не издавая ни единого звука.
Андрей Ильич отреагировал адекватно и быстрее остальных. Перекинул автомат из-за спины, сноровисто упёр приклад в плечо, щёлкнул предохранителем, – патрон он, оказывается, дослал заранее, ещё у корабля, – прицелился и выстрелил. ПАХ-ПАХ, ПАХ-ПАХ-ПАХ – глухо поплевал Калашников пять раз, и в шлеме орангутанга, в самой макушке, появились две дырки. Ещё одна пуля продырявила ретивому субъекту лопатку, две ушли в песчаную землю рядом. Орангутанг завалился набок, продолжив подёргивать руками и ногами.
– Ты посмотри, какой прыткий! – сказал Майор, подойдя к мёртвому, но живому «афроамериканцу». Он попинал негра ногой, следя за реакцией. Реакции не было. Какая там реакция, когда черепушка астронавта лопнула внутри шлема как спелый арбуз…
– Чего-то он больно шустрый для дауна… – заметил Андрей Ильич, посмотрев на Сергея. – Ты, кажется, говорил, что они вообще, того, лежат и ни гу-гу…
– Я ещё говорил, что некоторые ползают, – ответил Сергей, тоже с интересом разглядывая ненормального мертвеца.
– Ну ничего себе ползатель!
– Так он под химией… под какой не всякий наркоман выживет.
– Второй уже, кто не вывез дозу, – произнёс задумчиво Майор, пнув негра последний раз. – Сначала Анжелка, теперь вот этот… Патрис Лумумба… Хоть бы бирки им с именами пришили, что ли… Так они все по дороге до Москвы передóхнут…
– Хорошо бы… – Сергей присел на корточки, перевернул подёргивающееся тело набок, поднял непослушную руку, бросил. Рука не упала до конца, согнулась, зашевелила пальцами, но как-то дёргано, медленно. Он посмотрел на побитый пулями шлем: из шлема шёл пар. – Похоже, в скафандре всё это время продолжала работать система жизнеобеспечения…
– Ну, да. Иначе он не был бы таким резвым… Был бы как деревяшка. – Майор снова пнул начавшего затихать негра.
– Четверо осталось, – сказал стоявший немного поодаль Андрей Ильич. Приложив ладонь козырьком ко лбу, он посмотрел вдаль на запад.
– А ты молодец, Пинкертон! – Майор подошёл сзади и хлопнул его по плечу. – Прям как настоящий десантник! Как ты его снял красиво!
– Я не десантник, Сергей, я – мент, и тоже, между прочим, майор. Я в своё время заешь, сколько пшеков покосил?.. О-о…
– Ладно, поехали дальше, мужики! – сказал им Сергей, вставая с корточек. – Хорошо бы нам посветлу до Хребта добраться.
– А эта его пукалка? – спросил Майор, кивая в сторону валявшегося американского автомата.
– Да нахрена она нам! – сказал Сергей. – Лёха уже одну в лагерь увёз. Есть что Земле показать…
– Ну не-ет, – решительно сказал мёртвый десантник, направляясь к бесхозному оружию. – Я его тогда у себя в палатке повешу, как сувенир.
Сергей только рукой махнул.
***
До Хребта они добрались.
Солнце упало за резко поголубевший горизонт, как любил выражаться ехавший в это самое время перевалами недалеко от пещеры Шарапова Лёха, «стремительным домкратом», но верхушки гор впереди оно всё ещё освещало. Примерно минуту. Мертвецы, не сговариваясь, стояли и наблюдали за тем, как чёрная непроглядная темень наползала снизу вверх на ржаво-красно-серые пики, самый высокий из которых был не ниже двух километров.
– Ну, что, поедем?.. – предложил Майор, глянув на Сергея.
Только что они поднялись из каньона к оставленному на равнине багги. Спускались они затем, чтобы тщательно проверить дорогу – проедет ли машина там, где проехали мотоциклы. Следы уводили вдаль к горным отрогам, но петлёй возвращались обратно сюда, к этому крутому спуску в очередную расщелину в плите, что была, по-видимому, когда-то очень давно континентальной. Каньон был, по сути, гигантской трещиной в этой плите, возникшей в результате чудовищной силы удара крупного небесного тела – должно быть, астероида – в месте падения которого далеко на юге образовался огромных размеров кратер. Каньон здесь имел ширину около двенадцати километров – то есть, дальнюю его стену скрывал горизонт – и глубину примерно восемьсот метров. Расщелина, по которой в каньон спустились мотоциклисты, и которую теперь исследовали мертвецы, отходила от края обрыва на четыре с половиной километра и имела в окончании довольно крутой гравийный склон, по которому машина могла спуститься, но едва ли могла бы подняться обратно. Вот поэтому им и пришлось потратить полчаса драгоценного времени перед закатом на осмотр спуска.
– Поехали! – сказал Сергей. – Ильич! – Он перевёл взгляд на мёртвого опера. – Ты давай за нами пешком до низу. Если что, будешь нас спасать.
– Да ну тебя, Серёга… – Андрей Ильич махнул крепкой ладонью. – Не каркай!
– Давай-ка Пинкертону стволы и бэ-кá[28] отдадим, Серый, – сказал Майор. – А-то мало ли чего…
– Дело говоришь, тёзка. Ильич, назначаю тебя – Складом РАВ[29]! Принимай стволы!
Через несколько минут багги стал потихоньку-помаленьку спускаться вниз в каньон, а увешанный тремя автоматами, подсумками с магазинами и ручными гранатами, с набитой взрывчаткой и взрывателями увесистой сумкой в одной руке и футляром с Лёхиным автоматом и боекомплектом в другой Андрей Ильич, как ходячий арсенал, грузно пошагал следом…
…На дне каньона было темно. Очень темно. Темнее чем наверху. Потому, что наверху неба больше, и звёзд больше, и света от звёзд – какого-никакого – но тоже больше. Но в свете мощных фар следы от колёс мотоциклов видны были отчётливо. И было видно, что ехали американцы медленно, часто оставляя смазанные следы от обуви по обе стороны колеи. Это потому, что ровной дороги на дне каньона не было. Повсюду из присыпанных песком и пылью куч гравия торчали обломки скальной породы. Сильно не разгонишься на двух колёсах. А вот багги чувствовал себя на такой дороге уверенно. Вряд ли машина ехала быстрее мотоциклов, но езда не занимала столько внимания, как должна была занимать у мотоциклистов, – это мертвецам стало сразу понятно, ведь у них и свои мотоциклы имелись, и, надо полагать, получше американских.
Дождавшись Андрея Ильича, Сергей с Майором в свете фар разобрали оружие и вернули магазины и гранаты на положенные места на разгрузочных жилетах. Потом Сергей достал из кармана фонарик и принялся с ним ходить окрест машины, что-то высматривая. Мертвецы не стали ничего у него спрашивать, – мертвецы вообще народ нелюбопытный, – а разбрелись кто куда. Андрей Ильич отошёл в сторону в тень и высветил там себе фонариком удобный для сидения валун, а Майор принялся копаться в машине возле водительского кресла.
Побродив вокруг машины, Сергей наконец объявил:
– Значит так, товарищи военные и менты, – сказал он, поскребя подбородок. – Я тут вижу, вокруг лежит много самых разных замечательных камней на любой вкус и цвет…
– И чего? Ты собрался камни собирать, Екклесиаст?..[30] – буркнул в гарнитуру Майор, подёргав что-то под креслом.
– Именно, тёзка! Именно! У нас вон багажник пустой, Ильич же не захотел в него лезть…
– Конечно, не захотел, – с деланным недовольством проворчал мёртвый опер со своего валуна. – Что я, Дракýла тебе в гробу сидеть!
– Ну, раз не хочешь сидеть в гробу, тогда собирай камни, старина! – Сергей говорил всё это весело, с приязнью. – Короче, отцы-мертвецы! Слушай боевую задачу!
Тёзка! – Сергей посветил фонариком в сторону багги, и нашёл лучом Майора. – Сейчас берёшь сумку с «пластилином», и лепишь по четыре брикета в кучу, а в серёдку втыкаешь взрыватель… Потом берёшь четыре хороших увесистых камня, – он повернулся к камню, где сидел мёртвый опер, – какие тебе вот Ильич принесёт, и приматываешь по сторонам универсальной лентой… Делаешь по две такие бомбы на брата. Остальной «пластилин» лепишь по схеме бутерброда: две плоские каменюки, меж ними – приплющенный брикет со взрывателем… Затем, когда всё сделаешь, возьмёшь подрывную машинку и настроишь каждую большую «бомбёшку» на свою отдельную кнопку, а «бутерброды» – все на одну.
А камни, Ильич, – Сергей снова посмотрел на мёртвого опера, – я, так и быть, тебе помогу собирать. Давай, старый, поднимайся! Нечего сидеть! Всё равно, не отдохнёшь ведь…
…На изготовление полезных в хозяйстве СВУ – сиречь самодельных взрывных устройств мертвецы потратили минут сорок. У Майора получились отличные самодельные бомбы – шесть штук «бомбёшек», как их назвал Сергей, и шестнадцать «бутербродов» – хорошие, качественные. Мёртвый десантник был большим специалистом в минно-подрывном деле.
Втроём уложили изделия в багажник, затем Сергей с Майором пристегнули мёртвого опера на его место позади кресел, уселись и пристегнулись сами, и осторожно двинулись по следам на север. Этой ночью привалов не планировалось.
– Интересно, как там наш Лёха?.. – через некоторое время сказал Майор, сосредоточенно глядя вперёд и крутя баранку. – Скучно ему, наверное. Анекдоты некому травить.
– Да он песни наверно поёт, – ответил ему Сергей. – Он их много знает.
– На корабле на áмерском вон по-английски даже пел чего-то…
– Это он на гробы те анабиозные посмотрел и вспомнил, – сказал сзади сверху Андрей Ильич.
– Чего вспомнил-то?
– Да про железную деву… Был вроде в древности такой пыточный агрегат – шкаф в виде бабы, внутри пики и колья, а на месте бабьего лица – окошко… Посадили, значит, туда злодея какого окаянного, дверь закрыли, и он там помирает в муках и корчах… Вот про этот самый агрегат и песня. Называется: «Железная дева». Была раньше рок-группа английская, что песню эту исполняла, так и звалась тоже – Железной Девой, то бишь Айрон Мэйден, если по-ихнему… Может, слыхали?
– Вроде слышал что-то… – ответил Сергей.
Майор промолчал.
– Вот, значит, Лёха наш, видать, как бабу ту чёрную страшную в окошке увидел, так песню сразу и вспомнил.
– А ты и сам, я смотрю, знаток музыки, Пинкертон, а!
– Ну, а чего ж нет. В студенческие годы на басу в группе поигрывал… Я песен много всяких знаю. Лёха как чего замурлычет, так слушаю, вспоминаю… Хороший он парень, Лёха наш. Судьба у него только хреново сложилась, не на ту дорожку повела…
– Зато как пулю словил, так считай человеком стал.
– Он им к тому времени уже был, тёзка, – сказал Сергей. – Сам же знаешь, все мы – какие были, такие и есть… Был бы Лёха говном, не стали бы его оживлять, да сюда посылать…
Майор немного помолчал, цыкнул зубом и произнёс:
– Прав ты, Серый. Прав полностью. Не то я сказал.
***
А в то самое время непокойный мертвец Лёха, он же Алексей Геннадьевич Шувалов, катил на своём багги вниз по хорошо знакомому отрогу на северной стороне Южного хребта, негромко напевая очередную в его ночном репертуаре старую песню:
– Как-то ехал я, перед Рождеством,
Погонял коня гужевым хлыстом,
На моём пути тёмный лес стоит,
Кто-то в том лесу воет и кричит…[31]
***
С наступлением утра в каньоне мало что изменилось. Только верхушки возвышавшихся слева над каньоном чёрных скал, заслонявших часть тоже чёрного, но звёздного неба и потому не видимых, а скорее угадываемых, окрасились серым и местами рыжеватым. В остальном же, как лежала в каньоне густая антрацитовая темень, так и оставалась лежать. Только ближе к полудню, когда солнце наконец заглянет в эту тянущуюся на многие сотни километров трещину в коре планеты, темнота отступит, а пока же никакой разницы между ночным небом и небом дневным мертвецы не замечали.
Нет, конечно, в тонкой марсианской атмосфере свет несколько рассеивается, и цвет небесной черноты днём немного меняется, но рассеяние это столь ничтожно, что заметить изменения могут только точные приборы, к коим человеческий глаз – мёртвый ли, живой ли – относится мало.
За ночь они проехали бóльшую часть Хребта. Подсвеченные солнцем пики становились заметно ниже. Да и счётчик на панели показывал, что от спуска в каньон они сделали по его непролазным каменным дебрям полсотни километров. В среднем четыре-пять километров за час.
Следы были чёткими, мертвецы их ни разу не теряли. Американцы всё время петляли меж камней, часто падали. «Хорошо бы кто копыта поломал…» – сказал под утро Майор, видя очередное место падения с множеством следов вокруг. «Или шею, – добавил сверху Андрей Ильич. – Лучше шею». Всем было очевидно, что багги продвигался по каньону сноровистее и, следовательно, быстрее мотоциклистов. Ведь, как мертвецы ни петляли вслед за преследуемыми американцами, но ни разу не заваливались набок и не толкали машину. Факт.
– Как полагаешь, Серый, – спросил сквозь зубы Майор, продолжая смотреть на дорогу, – далеко áмеры от лагеря? Пятый день считай пошёл… А ты, помнится мне, давал им с форой пять дней на дорогу…
– Не знаю, тёзка, не знаю… – Сергей покачал головой. – Надеюсь, эта дорога их вымотала… Живым нужен отдых. Никакие препараты тут им не помогут. Их четверо осталось. Должны же понимать, что с перегрузом помрут они, не доехав… Сомневаюсь я, что они день и ночь ехали.
– Всего четверо… Что они могут вообще?
– А ты сам-то как думаешь? – Сергей повернул лицо к водителю. – Из автоматов по нам пострелять прилетели?..
– Хм…
– А вы обратили внимание на то, как эти янкесы относятся к лишнему грузу? – спросил стоявший позади на своём месте Андрей Ильич. – Автоматов запасных им не надо, хотя на войне, сами знаете, ствол лишним не бывает… Тем более на колёсах они… В обоих случаях только боекомплект забрали. Вопрос: чего автоматы не взяли? Они тут, как и бэ-кá, весят мало. А вдруг утыкание патрона, или ствол песком забьётся?..
– Да заметили, заметили, Пинкертон! Говори уже, чего хотел сказать!
– А чего тут говорить, десантура? – ответил сверху старый мёртвый опер. – Воевать с нами янкесы не собираются. Пославшие этих камикадзе сюда злые буржуины не могли не понимать, что пуля против нас – средство малоэффективное. Цель их миссии – обычно янкесы любят именовать пафосными словечками чинимый ими повсюду, где только запахнет нефтью или другими ресурсами, беспредел – прекратить строительство русского города на Марсе. Город – важный фактор в первоначальном освоении Российской Федерацией этой планеты.
Как, по-твоему, десантура, можно эффективно решить вопрос неумираемых строителей города, чтобы наверняка и с гарантией?
– Ну, если бы дело было на Земле, точный ракетный удар… Но тут…
– Тут ракеты не летают, – сказал Андрей Ильич. – А дроны малоподъёмны. Ничего серьёзного с дрона нам на голову не уронишь…
– Дрон на колёсах?
– Очень даже возможно, десантура, очень даже возможно…
– По местным ухабам не всякая полноценная машина проедет, – заметил Сергей.
– Верно, – согласился с ним Андрей Ильич. – Не всякая. Но мы ведь не знаем, что они там везут такое, что даже лишний ствол им не нужен, бросают… Там, на корабле у янкесов, много пустых камер осталось после отъезда диверсантов этих. Что там в них было – мы не знаем. Ясно одно – ничего для нас хорошего!
– Уж это точно, – буркнул Майор. – Это как пить дать.
– Тормози, – сказал ему Сергей. – Пора «птичку» поднимать…
***
Лёха был возле лагеря на рассвете.
Всю ночь он ехал по пустыне. Где-то полз черепахой, а где-то и втапливал под десять километров в час. Пару раз даже перевернулся, но без травм. Поставить опрокинутый багги обратно на колёса сильному мёртвому Лёхе не составило труда. Раздолбал одну фару, так то – потеря приемлемая. Когда заехал в знакомый длинный «коридор» между барханами, выжал из машины все тридцать. Местами летел в самом буквальном смысле.
Но в лагерь заезжать не стал, остановился в двух километрах.
– Лагерь! Подъём! Это Лёха! – объявил он в рацию, окидывая внимательным взглядом палаточный городок, склады, энергостанцию.
В лагере было тихо, никого не было видно.
– Товарищи мертвецы! – снова нажал тангенту Лёха.
– Тахир в канале, – кашлянула в ответ рация. – Ты один? Где остальные?
– Остальные в порядке. Все живы. У вас как?
– Нормально.
– Лёха! – в рации прозвучал голос Надежды. – Ты почему один?!
– Не волнуйся, дорогая Надежда, не волнуйся. Все живы и здоровы! Я сейчас подъеду и всё вам расскажу. А вы пока играйте общий сбор и, Тахир Наильевич, скорее выдавай всем автоматы! Всем! К нам едут пиндосы…
***
Через три часа пути Южный хребет остался позади. Солнце к тому времени осветило полностью левую стену каньона и полосу земли в сотню метров подле неё. Тем не менее, мертвецы продолжали ехать в тени по следам американцев.
Лежавший на боку мотоцикл ярко-оранжевого цвета мертвецы увидели, только когда фары машины высветили его среди относительно ровного песчаного места. Барражировавший впереди над каньоном дрон не видел ничего на дне, где всё ещё была тень. После беглого предварительного осмотра выяснилось, что мотоцикл бросили по причине самой тривиальной: сдох один из двух электродвигателей. Свалившись где-то в очередной раз, мотоциклист приложился крышкой расположенного внутри заднего колеса двигателя о камень и та самую малость погнулась, что нарушило герметичность; в движок натянуло пыли и он сгорел к чёртовой матери и, конечно же, заклинил. Тащить мотоцикл вперёд, даже если бы мотоциклист шёл рядом, а не сидел верхом, двигатель переднего колеса попросту не мог, и технику бросили. Технику, кстати, вполне добротную. Но всё это мало заинтересовало мертвецов. Ну, сломался мотоцикл у американцев – и хорошо, и хрен бы с ним! Минус два негра и один мотоцикл. Заинтересовало мертвецов совсем другое. А именно – начинка этого весьма необычного транспортного средства. Сначала заинтересовало, а потом, когда они поняли что перед ними, и ужаснуло…
Взглянув на содержимое мотоциклова чрева, Сергей с Майором на пáру с минуту непрерывно матерились, повторяя все известные слова и выражения как какие-то заковыристые языческие мантры, а Андрей Ильич просто стоял рядом и молча смотрел.
Наконец, когда товарищи выговорились, мёртвый опер резюмировал осмотр вражеской техники:
– Вот теперь всё поня-ятно. Теперь всё встало на свои места-а… Конечно, с таким-то грузом, ничего лишнего не увезёшь. Только то, что на тебе… Ну, разве что, пару лишних магазинов для автомата… Тут всё заранее посчитано и лишнего не предусмотрено…
Мотоцикл представлял собой довольно массивный байк-внедорожник с широкими колёсами и крепкой рамой, обшитой в месте, где у обычных мотоциклов бывают двигатель, бензобак, аккумуляторы и прочее, дутым и прочным на вид обтекателем с глубокими нишами для ног мотоциклиста, защищавшими его от ударов при падении. Руль с фарой и приборной панелью, внутри которой имелся довольно большой экран, на который, по-видимому, выводились показатели скорости, заряда батарей и состояния машины, закрывал отдельный обтекатель с прозрачным щитком вверху. Внутри обтекателя рамы внизу были элементы питания, а выше всё пространство между покатых стальных боков занимал покоившийся на ложе из плотной резины бочкообразный предмет цвета хаки, в верхней части которого имелся убранный под защитную крышку из прозрачного поликарбоната кнопочный пульт с экраном поменьше того, что в приборной панели. Бочонок располагался не горизонтально, а под углом, так, что пульт находился в месте, где у обычного байка обретается крышка бензобака, а нижняя его часть опускалась под сиденье, которое накрывало бочонок примерно до середины. По бокам у бочонка имелись удобные откидные ручки, рядом с которыми были простые защёлки-фиксаторы типа «лягушка», после отщёлкивания которых бочонок легко извлекался из ложа в обтекателе.
Сомнений относительно природы и назначения этого предмета ни у кого из мертвецов не возникло. Трафаретные надписи на бочонке: «U.S. Army property» и «Mk-111 mod.» говорили о его сути предельно ясно и понятно. В самом деле, не бочки же с пивом американцы прислали на Марс русским мертвецам!
– Вот скажите честно, ребята, – медленно произнёс Андрей Ильич через некоторое время, – вы ведь догадывались, что янкесы привезли сюда именно это самое? Ну неужели только я один сразу про это подумал?
Сергей, закончивший к тому времени снимать брошенный байк и его начинку на видео и теперь делавший фотографии в высоком разрешении, опустил портативную камеру, поднял на мёртвого опера мутные глаза и коротко кивнул.
– А ты, десантура?
– Аналогично, – буркнул Майор.
– Нужно ускориться, – сказал Сергей, убирая камеру в футляр на поясе. – Мы должны догнать их и остановить. Любой ценой.
– Насчёт «остановить любой ценой», тут я с тобой, товарищ подполковник, полностью согласен, но вот насчёт ускорения – не пори горячку. Сломаем машину, – Андрей Ильич выразительно попинал ногой заклинившее колесо мотоцикла, – никого не догоним… Пускай десантура сам смотрит, где прибавить газку, а где притормозить… Тише едешь – дальше будешь…
Ты ведь сам давал янкесам неделю на дорогу. А они живые, не забывай. Им спать-отдыхать требуется, они вон и так уже почти уполовинились, мотоцикл с ядрёной бомбой бросили…
Мы их нагоним. Обязательно нагоним. Да и Лёшка наш скоро в лагере будет – всех там на уши поставит…
***
Тем временем Лёха уже поставил лагерь на уши.
Оружие – автоматы АК-132М в количестве двенадцати единиц – у стройотряда имелось с самого начала. Они с ним прилетели.
Зачем, спросят читатели, мертвецам огнестрельное оружие на безлюдном Марсе, между собой разве воевать? А затем, что положено так. Отправившие мертвецов на Марс земные начальники просто обязаны были предвидеть всякое. Вплоть до нападения инопланетян. И кто знает, окажись тот же «Шарапов» на планете парой-тройкой миллионов лет позже, и встреть он здесь наших мертвецов, не стал бы он палить по ним из своих ковбойских револьверов, или какой там системы его пушки в кобурах?.. В общем, автоматы у мертвецов были, и патронов – по цинку на ствол. Другое дело, что за девять долгих марсианских лет, стрелять приходилось только начальнику отряда и его верному помощнику по специальным операциям, да и то немного и не по живым целям. По насовским марсоходам. Остальные же мертвецы из оружия своего последний раз стреляли ещё на Земле, перед полётом. А до того, ещё будучи живыми, проходили обязательную подготовку на полигоне Роскосмоса (разумеется, те, кто таковой подготовки не имели).
Как так, спросят читатели снова, а как же боевые навыки? Всякий солдат, и тем более офицер, должен время от времени бывать на стрельбах, овладевать умением, совершенствовать и закреплять и так далее… Живой солдат и живой офицер – действительно должны, а мертвецы – нет. Они уже ничему не учатся. Но и ничего не забывают. Они таковы, какими встретили свою смерть. Всё, что умели на тот момент, то умеют и теперь, спустя годы. Мертвецам не нужны тренировки. Мертвецы стабильны и неизменны.
Когда Лёха доехал до лагеря, все его обитатели были вооружены, у всех на поясах были рации дальней связи, все были спокойны и ждали объяснений. И Лёха им всё объяснил. Коротко, чётко, без лишних подробностей. Так, к примеру, о пещере Шарапова и Афедроне он не сказал ни слова, – неважно это было на тот момент; зато передал Надежде карту памяти с фото и видеозаписями, сделанными Сергеем за время поездки, в том числе и на американском корабле; подробно описал на словах этот корабль и всё, что там видел; пересказал предварительные выводы Сергея и товарищей, рассказал об их планах.
– Так, значит, диверсанты к нам едут американские… – Тихо произнёс, будто сам себе, Кац. Но остальные мертвецы его, конечно же, услышали в радиогарнитурах.
Мертвецы собрались у палатки Надежды, и Лёха был в центре внимания.
Мёртвый еврей немного подумал, потом сказал уже громче:
– И вы-таки думаете, что они на нас нападут впятером?
– Нет, Леонид Натаныч, не нападут, – ответил Лёха. – На то они и диверсанты, чтобы диверсии устраивать – подлянки всякие… Заминировать по-тихому и взорвать, технику испортить… Стрелять в нас из своих автоматов они, конечно, тоже будут, если спалятся. Но будут стараться напакостить максимально эффективно и без потерь.
– А ты шаришь, Лёха, – пробасил Вован.
– Это не я такой умный. Я просто на мозговом штурме двух майоров и одного пóдпола поприсутствовал…
Бывалый мент, порохом пропахший вояка и ушлый фээсбэшник – ходячий аналитический центр.
– Скажи ещё «Змей Горыныч»! – глухо произнёс стоявший в стороне Палыч.
Этот, похожий на медведя, косолапый мертвец и говорил с какими-то медвежьими нотками в голосе, как персонаж одного старого, ещё советского мультфильма.
Мертвецы все синхронно уставились на Палыча. Несколько секунд молчали, а потом сухо по-мертвецки рассмеялись. Все, без исключения, даже всегда серьёзная Надежда.
– Молодца ты, Палыч, завернул! – отметил Лёха с видом завзятого острослова достижение обычно не блиставшего юмором товарища. – Дай пять!
Палыч дал. Лёха выдержал. Лёха тоже ого-го, вон багги в пустыне по ночи один переворачивал…
– Ладно, – произнёс Лёха посерьёзнев. – Слушайте, чего нам Сергей сказал сделать!
Оружие у всех у вас есть, кроме меня… Я свой ствол мужикам оставил. Тахир, выдай мне один из тех, что от Ивана с Алимом остались. И боекомплект, гранат пятóк…
Значит, берём сейчас оба дрона из вездеходов, один поднимаем в небо над Москвой, второй улетает на запад, за барханы, и там садится. В месте том садишься и ты, Надежда наша дорогая. И смотришь оттуда в оба на северо-восток, восток, юго-восток и на юг тоже. Когда надо будет сменить батареи, поднимаешь второго, и только после уводишь к себе на нычку первого. Ага?
– Понятно, – сухо ответила Надежда.
– А мы разбираем всю технику, грузим в неё всё барахло из палаток Сергея и Надежды, и гоним в разные места подальше за барханы. И чтобы никаких скоплений! С собой берём мотоциклы… Поскольку мóцыков у нас всего четыре, распределяем их так: первый мотоцикл отцу нашему байкеру Никифору, пассажиром к нему – Натаныч. На второй мóцык за руль Тахир, пассажир – Палыч. Третий моцык Вовану. Вован! – Лёха серьёзно, не моргая, посмотрел на мёртвого боксёра. – Как закончишь гонять технику, постоянно рядом с Надеждой. Чуть что, сажаешь её себе за хребет и увозишь далеко-далеко, вместе с пультом от того дрона, который в небе. Поня́л? – Вован кивнул. – Четвёртый моцык у меня. Я за разведку и – извини, Тахир! – за командира. Прораб ты лучший в мире, – Лёха не отказал себе в ухмылке, – но раз уж среди вас нет ни ментов, ни солдафонов, я, как скромный уголовник с некоторым стажем, проканаю.
Вопросы есть? Вопросов нет. Тахир, тащи автомат!
