Юрий Симоненко
Стройотряд
Часть четвёртая. За други своя
Американцев они увидели сверху. Было едва заполдень. Дрон по-прежнему барражировал над каньоном в трёх километрах впереди на высоте аж в девятьсот метров, и видел далеко. Не поднимавшийся обычно над равниной выше установленного конструкторами стометрового предела, гексакоптер сумел взлететь в самый верх этой гигантской трещины в каменной плите древнего континента плюс ещё на полсотни метров выше уровня поверхности. Это стало возможным из-за несколько большей плотности воздуха внутри каньона и наличия поблизости каменной стены, ощупав которую дальномером, контроллер «решил», что дрон оказался в глубокой яме, или в горном ущелье, и дал «добро» на высотный полёт. Окружённый блескучими звёздами бело-голубой шарик в чёрном небе светил как всегда ярко, по местной, разумеется, норме, высвечивая на дне каньона каждый камень. Камера дрона рассмотрела кавалькаду из двух ярко-оранжевых байков за пятнадцать километров.
– А вот теперь можно и прибавить ходу, – заметил стоявший на своём месте на площадке позади кресел Андрей Ильич. – Нужно их догнать и завалить, пока они подъём не нашли… Лови их потом среди Ржавых холмов…
– Можно и прибавить, – согласился Сергей. – Майор, давай смотри дорогу получше, попрямее, и гони! Гони, родной, как только умеешь! Следы эти нам уже по бую. Только держись ближе к стене. Как приблизимся к зоне прямой видимости пиндосов, надо будет в тень спрятаться и догонять уже по тени. Смекаешь?
– А то! – воскликнул Майор, чуть резче, чем требовалось, крутнув руль, чтобы объехать очередной крупный валун. Десантник зло улыбнулся: – Нагоним áмеров, старшой, не боись! Только давай сразу фары верхние отключим, а нижние чутка вниз подвернём, чтобы они нас раньше времени не заметили…
Они на минуту остановились, проделали названные манипуляции с фарами, и Майор погнал машину, постепенно приближаясь к наползавшей от западной стены каньона чернильной полосе, в которой не разобрать было ничего.
***
С удалением от Южного хребта дно каньона стало заметно ровнее и чище, реже стали попадаться совсем уж большие камни, меньше стало бугров. Дно было в основном песчаным. Песок был плотен, утрамбован временем; слой его местами, по-видимому, доходил до метра или даже нескольких метров, а местами оказывался настолько тонким, что угадывались истинные очертания каменного рельефа под ним. Кое-где из песка торчали настоящие глыбы, вокруг которых ветрá намели вытянутые пузыри мелкодисперсной рыжей пыли. Твёрдо стоявший на четырёх больших колёсах с гипертрофированно огромными протекторами багги уверенно держал дорогу на скорости в пятнадцать-семнадцать километров в час. Местами Майор выжимал и двадцать, и даже двадцать пять. Двухколёсные, пусть и тоже полноприводные, байки американцев гнать на таких скоростях по сплошному песку, поверх которого местами лежал ещё и слой пыли, попросту не могли. Десять, максимум двенадцать километров в час – таков был их предел, за которым мотоциклы становились неуправляемыми. Потеря третьего байка и с ним одного из, надо полагать, трёх ядерных боеприпасов, похоже, научила этих ездоков осторожности: ехали они теперь относительно ровно; за всё время наблюдения за ними никто ни разу не упал; едва мотоциклы начинали «плыть», мотоциклисты сбрасывали газ и возвращали «железным коням» управляемость. Но разница в скорости и проходимости между машиной русских мертвецов и байками американских живых наркоманов-камикадзе делала их встречу – долгожданную и желанную для первых, и неожиданную для вторых – неизбежной.
В тень мертвецы спрятались через три часа, когда дистанция между ними и американцами сократилась до трёх с половиной километров. Перед тем сделали остановку, ровно на три минуты, за которые Сергей посадил дрон и они вдвоём с Андреем Ильичом быстро разобрали его и уложили по частям в футляр. В тени скорость пришлось снизить, но не до скорости преследуемой кавалькады, – иначе они превратились бы в «почётный караул» и ехали бы за американцами следом, пока те не нашли бы наконец подходящую расщелину в сплошной отвесной стене каньона, по какой можно было бы выбраться наверх (таковых попыток американцы предприняли уже пять, и все пока были безуспешны). Ехали, всё же, довольно быстро, постепенно сокращая дистанцию.
Спустя ещё час, когда до мотоциклистов оставалось примерно четверть километра, Сергей с Андреем Ильичом ощетинились автоматами, направив стволы на заранее распределённые цели: Сергей – на ведущий мотоцикл, Андрей Ильич – на замыкающий. Чтобы освободить обе руки, мёртвый опер выдумал хитрость: слева и справа от себя к проушинам для крепления тента в верхней перекладине рамы багги, за которую он до того всю дорогу держался руками, изобретательный мертвец прищёлкнул карабины автоматного ремня, – спасибо Лёхе за оставленный товарищам лишний автомат! – отрегулировал длину так, чтобы ремень не болтался и вместе с тем не стеснял его сверх необходимого, упёрся левым боком в перекладину, встав на площадке за креслами вполоборота и удобно взял автомат двумя руками, превратившись в «живую турель» при машине. Майор целиком сосредоточился на дороге. Тьма слева была непроглядная, солнца над головой видно не было, – оно скрывалось за кромкой каньона, – вверху только чернота и звёзды; дорогу впереди метров на десять освещали наклонённые книзу фары, в свете которых все помехи и препятствия возникали внезапно и стремительно неслись навстречу машине, – Майор реагировал на них с недоступной для живых людей скоростью, – справа до границы тени, за которой резко начинался обычный марсианский день, было около полусотни метров. Мотоциклы двигались вдоль этой границы, метрах в тридцати. Мотоциклисты были все одинаковые: одинаковой комплекции, в одинаковых серых скафандрах с оранжевыми, в цвет мотоциклов, вставками вдоль торсов, рукавов и штанин, и в полностью оранжевых шлемах. Автоматы, которые сами американцы обычно называют автоматическими или же штурмовыми винтовками, были у всех спереди (осматривая застреленного накануне днём орангутанга «Лумумбу», Майор обратил внимание товарищей на наличие у того на скафандре, аккурат под нагрудным ранчиком с едой и препаратами, асимметрично пришитых ремешков с застёжками-фастексами, и предположил, что ремешки те нужны для удобной фиксации оружия в положении «на груди»; теперь товарищи смогли убедиться в правильности выводов многоопытного десантника, знающего толк в амуниции), на спинах – ранцы дыхательных аппаратов, по бокам – подсумки, по-видимому, с боекомплектом.
– Упакованные, черти… – отметил Майор экипировку незваных гостей, бросив на тех короткий недобрый взгляд.
– Если не заметят, езжай вперёд подальше, чтобы у нас было время приготовиться к огневому контакту, – приказал Сергей. – Два ствола – хорошо, а три – лучше…
– Понял. А если заметят?
– Тогда по обстановке… Скажу «стой», останавливайся. На ходу всё равно только небо дырявить. Но тогда работаем только мы с Ильичом…
Не заметили.
Интересная штука эта марсианская атмосфера. Любая тень здесь – надёжнейшее укрытие, считай шапка-невидимка. Причём, можно даже не таиться, не замирать, можно даже двигаться, хоть пешком, хоть на машине ехать. Главное, не светить фонарями и фарами в лицо тому, от кого прячешься, и не освещать детали рельефа, которые он, этот ваш неприятель, смог бы рассмотреть, если бы на детали эти в этот момент светило солнце. Ну, и, конечно, не шумите сверх меры – то есть, не стреляйте из пушки ядрами, не взрывайте гранаты и бомбы, не заводите трактор. Электродвигатели же, которых в багги четыре – по одному на каждое колесо, расслышать можно, разве что, с расстояния десяти-пятнадцати метров. Звук в жиденькой марсианской атмосфере распространяется на треть медленнее, чем на Земле, и совсем недалеко.
Все эти свойства марсианской атмосферы мертвецам были давно и хорошо известны. А мертвецы – народ внимательный: всё вокруг подмечают, каждую мелочь учитывают, и потому всякое дело делают со тщанием, основательно и качественно. Надо город на Марсе построить – построят такой, что простоит до второго пришествия; надо незаметно обогнать заявившихся к ним на планету диверсантов и устроить им дальше на дороге засаду – сделают так, что хоть в книжках потом про то пиши, хоть кино увлекательное снимай.
Майор не спешил с обгоном. Багги уверенно пёр вперёд по песку и камням как носорог по саване, и в любой момент мог легко оторваться от более медленных и менее устойчивых мотоциклов. Вместо этого, мертвец стал забирать левее, дальше от кавалькады, пока не поймал низинку. Песок в каньоне лежит волнами, – местами собирается и в крутые барханы, но основная его масса имеет вид пологих волн, которые вытягиваются ветрами вдоль, а вовсе не поперёк этой гигантской трещины. Оказавшись в низинке между таких песчаных волн, Майор спросил:
– Пинкертон, тебе байкеров сверху видно?
Спросил потому, что сам он их перестал видеть. Теперь справа лежала пологая волна песка, которую глаз воспринимал как неопределённую чёрную массу.
– Вижу хорошо.
– Отлично. Будешь говорить – насколько мы их опережаем. – После этих слов, Майор придавил педаль газа, и машина стала набирать скорость.
Навстречу то и дело выскакивали валуны и острые обломки скал, но Майор их объезжал с изящностью лавирующей меж деревьев лесной птицы. Он смотрел только вперёд, не моргая. Мёртвые, сухие, словно сделанные из пластмассы глаза его были неестественно подвижны и оттого казались принадлежавшими сумасшедшему. Сидевший рядом Сергей молча наблюдал за дорогой и не лез под руку; Андрей Ильич наблюдал и информировал товарищей короткими чёткими фразами.
***
Без малого час продолжалась эта гонка на опережение. Они оторвались от американцев на добрых два километра, и уже вполне могли останавливаться и готовить засаду, – благо все условия для того были, – но произошло то, чего никто не ожидал, и ничего с этим внимательные наши мертвецы поделать не могли. Укрывавшая их чернота внезапно оборвалась…
…Это в сплошном антраците полукилометровой стены каньона вдруг открылся неширокий – всего-то метров пятьдесят-шестьдесят – пролом, из которого наискось через всю теневую полосу бил яркий солнечный свет – свет, о котором здесь, на Марсе, из-за отсутствия эффекта рассеяния, вы можете не догадываться до момента, пока не увидите освещённый этим на самом деле ярким-преярким светом кусок местности. А мертвецы его увидели – этот самый кусок местности, эту почти белую «дорогу» в полсотни метров шириной, перечёркивавшую их, мертвецов, черный путь – в последний момент, когда до полосы света оставалось всего два или три метра. Багги с мертвецами попросту влетел в этот кусок белого дня из своей непроглядной низины, перемахнул на скорости через тянувшуюся от пролома в каньон пологую бровку, из-за которой они «дорогу» эту и не увидели, и оказался как на ладони у кативших в двух верстах позади справа мотоциклистов. Разреженная атмосфера планеты вкупе со специфическим рельефом местности, игравшие до того на руку мертвецам, теперь сыграли с ними злую шутку.
Американцы этот светлый путь наверх наверняка уже заприметили и собирались поискать на нём блудную девку Удачу, что любит дразниться, но отдаётся не всякому, а тут вдруг, откуда ни возьмись – неожиданный сюрприз…
Мертвецы – народ, в общем-то, спокойный, но от такого неожиданного поворота судьбы, какой мёртвый не опешит? Майор даже на секунду растерялся: немного сбросил скорость, багги зарыскал. «Куда ехать?!» – неуверенно как бы завопрошали в эту секунду его граблистые пропитанные консервирующей химией руки. Сергей в сердцах вслух помянул известную мать и, повернувшись к Майору, зарычал на него замогильным голосом:
– Хо-о-оду! Ходу-у!!! Прямо гони!!!
И Майор, молча скрипя зубами погнал машину вперёд. А Андрей Ильич сзади и сверху спокойно сообщил:
– Сворачивают в тень, ухари…
– Заметили, с-с-с-ка-на!.. – процедил тогда сквозь зубы Майор.
Секунд десять они находились на освещённой солнцем полосе, потом багги резко заскочил в тень и там исчез. Это было опрометчиво. Окажись в тени яма, или крупный валун, могли бы лишиться машины. Но повезло: ничего такого в тени не было. Просто влетели в темноту, Майор осмотрелся, немного проехал вперёд и остановил машину. Фары выключать не стал, – ещё не хватало машину в темноте потерять… – американцам свет всё равно невиден, в сторону от них светят.
Тишина. Только тихо-тихо потрескивают движки в колёсах.
– Ну, что, мужики! – буднично спокойно произнёс в темноте Сергей. – Это есть наш последний, и решительный… Противник о нас знает. Прорываться может в двух направлениях: прямо по Каньону, или налево в ущелье… Но там – лотерея: могут выскочить наверх, а могут и… короче, понятно. Назад не они поедут, передóхнут с голоду, или от передоза, или кислород закончится… В общем, не вариант.
Нас трое, их – четверо. Мы мёртвые, они – живые. Одна хорошая дырка в скафандре – и всё, в минус… Но совсем уж за баранов их считать не надо. Абы кого Тётя Саманта сюда бы не отправила. Так что, считаем, что перед нами неубиваемые терминаторы, и ждём от противника любых фокусов…
Ставлю боевую задачу!
Ильич! – Он обернулся и посмотрел в темноту, где мёртвый опер возился с автоматным ремнём и ремнями на поясе, которыми был пристёгнут. – Тебе как там, помощь требуется?
– Нет, – коротко ответил тот. – Говори, чего делать.
– Берёшь две «бомбёшки» и бежишь на угол тени. Только смотри, ноги не переломай! Осторожно бежишь. Если будут прорываться дальше по Каньону, сначала кидаешь гранаты, потом стреляешь, если не попадают, кидай вдогонку «бомбёшки»…
– А ядрён-батоны ихние от «бомбёшек» этих не того… не сработают?
– Не сработают. Это же тебе не мешок с порохом… А если и сработает какая, то мы про то узнать не успеем. Задача ясна, старый?
– Так точно, тащ подполковник!
– Выполняй!
– Есть!
– А ты, тёзка, – Сергей повернул лицо к водителю, – сейчас, вот только Ильич «бомбёшки» свои заберёт, едешь к ущелью… Фарами не свети, наугад потихоньку езжай! Там из тени берёшь и раскидываешь «бутерброды» по местам, где удобно будет проехать… Идея ясна?
– Ясен пень.
– Ну вот. «Бомбёшки» держи при себе. Если что, используй в ручном режиме по прямому назначению. Если надо какую по радиосигналу подорвать, скажешь мне – когда и какую… Только номер не перепутай! – Сергей коротко посмеялся. – Задача ясна?
– Задачу понял. Сам-то что делать собрался?
– А я здесь останусь, между вами двоими, на усилении. Где полезут, туда и побегу… Ильич! – окликнул Сергей мёртвого опера, уже возившегося возле багажника.
– Я.
– Выложи мою пару! Я подберу.
– Готово! – послышался в гарнитуре голос Андрея Ильича почти тотчас.
Через пятнадцать минут все мертвецы были на своих местах. Мёртвый опер засел в месте, которое Сергей обозначил как «угол тени», имея в виду ту самую тень от стены каньона за расщелиной, в которой они укрывались. Солнце светило точно посредине почти идеально прямой трещины, отходившей в сторону от каньона не перпендикулярно, а под небольшим углом, градусов в семьдесят пять на юго-запад, если брать по часовой стрелке; поскольку время шло к вечеру и солнце уже клонилось на закат, длина тени от полукилометровой западной стены каньона была километра полтора, то есть едва не доходила до середины дна каньона, поскольку ширина его в этом мете была всего около трёх с половиной километров. Андрею Ильичу потребовалось преодолеть метров семьсот до «своего» «угла», но на месте он оказался скорее, чем Майор доехал на багги до ущелья. Когда мёртвый десантник стал раскидывать «бутерброды» по неширокому устью ущелья, мёртвый опер уже был готов дать бой противнику, буде тот появится рядом, «бомбёшки» наготове лежали у его ног – одна слева, другая справа. Выглядели они как обычные бесформенные камни: серая универсальная лента, которой были смотаны вместе плоские округлые каменюки с четырьмя земными килограммами пластиковой взрывчатки, почти не выделялась среди других камней и песка; заметны были только удобные для метания этих самодельных боеприпасов округлые петли, которые Майор накрутил из той же ленты. Сергей оставался в том самом месте, где они пересекли злополучную полосу света; до Андрея Ильича бежать ему было метров на сто ближе, но он решил остаться в месте, которое успел немного осмотреть в свете машинных фар, всё равно бежать на усиление он решил по этой самой светлой полосе.
Время шло, а враги всё не показывались. Сергей не заметил в черноте за светлой полосой ни единого огонька, – американцы действовали тактически грамотно, и он это скоро оценил.
***
Прошёл час. Место, в котором сидел в засаде Андрей Ильич, давно перестало быть «углом». С каждой минутой солнце всё стремительнее опускалось к горизонту, который мертвецы в каньоне, конечно же, не видели. Зато они видели как угол тени, в котором час назад засел мёртвый опер, переполз через каньон и стал взбираться вверх по его восточной стене. Вместе с тем, в ущелье, устье которого заминировал Майор, уже была видна тень, которая подползала к устью на глазах и очень скоро должна была выползти в каньон, скрыть вход в ущелье непроглядной чернотой. Всем было ясно, что американцы ждали ночи; пока путь через залитый тенью каньон перечёркивает широкая полоса света, они не пойдут на прорыв. Пятьдесят метров под солнцем – это много. На этой дистанции мертвецы их расстреляют как мишени в тире.
Сергей думал. Он ясно понимал: в темноте у врагов будут серьёзные шансы обойти их, не вступая в бой, уйти дальше по каньону и там отыскать другую расщелину. Только эта полоска света шириной в полсотни метров удерживала американских камикадзе с двумя атомными боеприпасами, полоска света, которая скоро исчезнет…
Сергей думал. Думали и остальные. Втроём обсуждали они сложившуюся ситуацию, которая для американцев очень скоро перестанет быть патовой. Два мёртвых майора и один мёртвый подполковник ждали в тени, ведя в радиоэфире то, что находившийся в это время в каких-то полутора сотнях километров к северо-западу мёртвый балагур Лёха давеча утром назвал «мозговым штурмом».
Когда черноте в ущелье оставалось проползти до каньона какой-то десяток метров, Сергей наконец придумал – что можно сделать.
– Тёзка, – сказал он в рацию, – ты один как быстро сможешь собрать «птичку»?..
Мёртвый десантник понял его план тотчас же. Опытному вояке не нужно было ничего дальше объяснять.
– К тому времени, как ты подойдёшь и включишь «птичкин» пульт, всё будет готово, – был ответ.
– Сообразил уже?
– А то! Давай двигай сюда! У тебя лучше получается с этой штукой управляться. А я у тебя на подхвате повоюю… Всё, я на приёме. Пока не вызывай, у меня руки будут заняты. Футляр уже достал…
– Ты там чего задумал, командир? – прозвучал в рации голос Андрея Ильича.
– Скоро увидишь, старый. Готовься встречать гостей!
Сергей защёлкнул рацию на разгрузке, поднял с земли свою пару «бомбёшек», и пошагал в сторону ущелья…
…Через десять минут на сторону американцев по выползшему из ущелья в каньон чёрному языку тени, не включая светильников, пролетел дрон. Полёт без света не был опасным для аппарата, потому, что удариться о стену каньона, как, впрочем, и о его дно, дрон попросту не мог. Лазерные дальномеры, с помощью которых дрон четыре дня назад ориентировался в ведущей в пещеру Шарапова каменной норе, прекрасно работали и без света, вот только управлять им Сергею приходилось наугад по дальномеру.
Когда счётчик удаления на мониторе пульта показал ровно сотню метров, Сергей щёлкнул двумя тумблерами и в черноте, лежащей за истаивающей на глазах широкой полосой дневного света, вспыхнул сказочный трёхметровый светлячок, испустивший вниз мощный луч. Сам луч в жидкой атмосфере видно, конечно же, не было, а вот круг света диаметром в добрые тридцать метров, внизу очень даже был виден. Сергей принялся работать кнопками и аналоговыми стиками на пульте, а дрон стал носиться кругами и восьмёрками вдоль полосы света и заполошно обшаривать темноту лучом фонаря-искателя.
Уже на втором пролёте дрон их нашёл!
Оба мотоцикла стояли рядом, метрах в двухстах от устья ущелья, до светлой полосы им было рукой подать – метров может десять, не более. Мотоциклисты были в сёдлах, а и их пассажиры стояли рядом и целились из винтовок в дрон. Похоже, они просто ждали, когда солнце опустится ниже и препятствие в виде быстро укорачивающейся полосы света наконец исчезнет. Ждать им оставалось недолго, – минуты три-четыре и всё, путь свободен. Но тут этот дрон… Они не сразу стали стрелять, – видать, замешкались, потому как дрон летел сильно в стороне от них, гоняя округлое пятно белого света по пескам и камням внизу под собой и лишь изредка уводя невидимый луч куда-то в сторону, а потом пятно неожиданно метнулось прямо на них, вытянулось в эллипс и замерло. Судя по всему, между американцами в этот момент состоялся короткий радиообмен, во время которого старший отдал приказ, и только после этого двое стрелков открыли беглый огонь по зависшему в чёрном звёздном небе в полуторасотне метров от них светлячку.
Дрон продержался недолго, американцы почти сразу поразили яркую цель кучным огнём своих автоматических винтовок. Но мертвецы уже начали действовать…
…Едва дрон осветил место, где стояли американцы, туда сразу же полетела пара гранат от Сергея и Майора, – слабая гравитация и нечеловеческая силища превращает на Марсе мертвеца с гранатой в артиллерийскую установку! – а следом мёртвый десантник запустил и одну из своих «бомбёшек», которая упала на светлой полосе с перелётом метров в пятнадцать. Как и где взорвались гранаты – того мертвецы не видели (это же вам не кино, где при взрыве гранаты образуется красивый огненный шар), даже не слышали хлопков, – двести метров, всё-таки, – а вот взрыв «бомбёшки» вышел знатный. Как только увесистое каменное изделие упало на землю и покатилось, Сергей тотчас нажал на подрывном пульте нужную кнопку, соответствующую начертанной на оном изделии жирным чёрным фломастером цифре. В мгновение превратившиеся в щебень плотные железистые камни разлетелись в стороны от сдетонировавшей пластиковой взрывчатки подобно салюту, образовав в месте подрыва наполовину срезанную чернотой тени полусферу.
– Старый! – позвал Сергей в рацию.
– Здесь.
– Сиди пока тихо! Дальше – по обстановке!
– Принял.
И тут мотоциклы выскочили из тени! Видать, близкий взрыв «бомбёшки» впечатлил американских байкеров. Поехали они в разные стороны: тот, что был ближе к ущелью, к нему и свернул, погнав почти прямо на Сергея с Майором, а второй свернул направо, в сторону, где в километре от него засел Андрей Ильич, о чём накручивавший ручку газа мотоциклист, конечно же, знать не мог.
Похоже, американцы решили сыграть с мертвецами в «двух зайцев» и уйти в тень одновременно.
– Не стреляем! – сказал Сергей Майору. – Пускай едут на мины!
– Да я и не думал, – буркнул из темноты мёртвый десантник. – Самому охота глянуть на плоды рук своих…
– Старый! – снова позвал в рацию Сергей.
– На связи. – Голос мёртвого опера был спокоен, будто ничего не происходило.
– Видишь, к тебе едет один?
– Вижу.
– Подпусти поближе и вали! Не спугни раньше времени! Попробует уйти в тень – кидай гранаты.
– Разберёмся…
В этот момент мотоцикл с двумя американцами занырнул в выползающую из ущелья тень. Оба мертвеца ожидали, что мотоциклист включит фару, ведь впереди у того было ущелье с далеко не ровным дном, проехать в темноте там было попросту нереально, но света не было. И тогда им стало понятно – как американцам удавалось перемещаться в абсолютной темноте без света:
– Инфракрасные фары, – произнёс Сергей.
– Они самые… – медленно ответил Майор, мысленно прикидывая местоположение движущегося в темноте мотоцикла. – Давай! – наконец рявкнул он в гарнитуру, года воображаемый мотоцикл оказался на воображаемом минном поле. – Жми единицу!
И Сергей нажал…
Он помнил, что цифра «1» – это шестнадцать каменных «бутербродов» с килограммом «пластилина» земным весом вместо «масла» в каждом, которые Майор час назад раскидал из темноты по освещённому тогда ещё солнцем устью ущелья. Дорога там была неширокая. Если ширина самой расщелины в стене каньона и составляла около полуста метров, то дно её было не прямым, а полуовальным, проехать там можно было по извилистой полосе шириной метров от силы пятнадцать. Эту самую «проезжую» полосу мёртвый десантник и превратил в минное поле.
…Рвануло в ущелье, как говорили деды, будь здоров! Но достигли ли они при этом успеха – того мертвецы точно знать не могли. Короткие вспышки рвущихся самодельных мин на доли секунды высветили силуэт мотоцикла, и только. В ущелье ничего не горело и не сверкало. Даже пыли не было, – она здесь оседает очень быстро. Чернота абсолютная. Живы ли американцы, нет ли – совершенно непонятно.
А тем временем на фланге у мёртвого опера что-то изменилось.
Сергей посмотрел налево, где по убывающей на глазах светлой полосе, будто убегая от преследовавшей его черноты, всё ещё ехал второй мотоцикл. Мотоциклист нагнулся вперёд, почти лёг на руль, а пассажир за ним привстал, полусогнувшись, как борец на ковре перед схваткой, в руках его была винтовка и он стрелял. Стрелял вперёд, где в полукилометре навстречу мотоциклу шёл в полный рост Андрей Ильич, широкий, могучий, мёртвый. Он делал несколько шагов вперёд, останавливался и стрелял, снова делал несколько шагов, снова останавливался и снова стрелял, коротким очередями по два-три патрона.
– Да что он делает, старый дурень! – зло проговорил Сергей. – Тёзка! Вот тебе подрывная машинка, – он протянул в темноту руку с пультом, рука сразу же встретилась с рукой товарища, – «бомбёшку» одну оставляю тебе. Закончи с этими чертями и гони на машине к нам!
Отдав пульт, он подхватил вторую «бомбёшку», достал из кармана фонарик и, подсвечивая им себе дорогу, длинными прыжками побежал за вторым мотоциклом. Позади в ущелье ухнуло, – это Майор продолжил дело гарантированного истребления американских камикадзе…
…Когда мотоцикл, что свернул направо – в его сторону – и погнал по светлой полосе, стал забирать по пологой диагонали влево, Андрей Ильич понял, что ехать километр до места, где он сидит с бомбами и гранатами и ждёт в засаде, мотоциклист не собирается, и что, как только свернувший к ущелью второй мотоцикл нырнёт в тень, этот последует его примеру.
Что второму через минуту придёт конец – о том Андрей Ильич точно знал и ни секунды в том не сомневался. Но вот позволить этому ухарю пересечь светлую полосу, и нырнуть в темень – этого допустить было никак нельзя.
Мертвец сразу сообразил – как не дать янкесу свернуть влево: нужно было принудить того двигаться всё время прямо, на него, прикрываться широким обтекателем мотоцикла, который – при такой-то начинке! – просто обязан быть бронированным и защищать не только упрятанную внутрь бомбу, но и наездника. Объяснять Сергею по рации этот свой простой как лопата план мёртвый опер не стал, – чай не дурак, сам догадается; поэтому и ответил ему коротко: «Разберёмся».
Оставив так и не пригодившиеся «бомбёшки» лежать, где лежали, мёртвый опер взял поудобнее автомат и шагнул из тени. Едва вышел, тут же прицелился, выстрелил, прошёл немного вперёд и влево, – чтобы выпрямить намеченную мотоциклистом диагональ, заставить того двигаться прямо вдоль полосы света, – снова прицелился, выстрелил…
…Он бежал и видел, что не успевает выйти на дистанцию уверенного поражения противника огнём из автомата. Вот-вот, ещё каких-то полминуты, и американцев накроет темнота, а мёртвый опер останется один на виду, и не похоже было, чтобы Ильич собирался прятаться в темень. Он явно провоцировал американцев, связывал боем, не давал свернуть влево и подставить ему бок, а вправо им не надо. Что творилось позади, того американцы не могли не заметить, – а значит понимали, что и сзади может прилететь, и что надо гнать, гнать вперёд, и стрелять, пытаясь свалить мертвеца, и они гнали… Гнали прямо на Ильича, который стрелял в них и стрелял, стрелял и стрелял, а привставший позади мотоциклиста стрелок стрелял в него. И наверняка попадал.
Старый хитрец делал это специально – ждал, когда товарищи ударят американцам в спину. А товарищи не могли. Майор только что закинул в ущелье вторую, последнюю «бомбёшку», – Сергей слышал, как позади второй раз гулко ухнуло, – сейчас пойдёт на зачистку… А сам он не успевал… Не успевал, мать-перемать! Ему бежать ещё как бы ни километр – минуты две бежать…
…А тем временем расстояние между американцами и мёртвым опером сокращалось. Мертвец поначалу точно садил в мотоцикл пулю за пулей, пытаясь достать мотоциклиста, но только высекал искры из обтекателя, да безуспешно бил в прозрачный лобовой щиток, который – вот же неудивительно! – оказался тоже пуленепробиваемым. Американский гад надёжно укрылся в своём водительском гнезде, лёг грудью на ядерную бомбу и выглядывал вперёд сквозь щиток, накручивая газ. Когда дистанция стала меньше полутораста метров, Андрей Ильич сосредоточил огонь исключительно на стрелке, который стал попадать в него всё чаще, – издырявил ему уже весь комбинезон, подлец. Мёртвый опер бил точно. Не раз уже он поразил поганца, но тот, казалось, вообще не реагировал на попадания, будто тоже был мертвецом…
…Пробежав ещё метров триста, Сергей остановился. Времени больше нет! До мотоцикла оставалось метров двести пятьдесят – вполне достаточное расстояние для броска. Полоса тени вот-вот должна была догнать и укрыть проклятых американцев, и Ильичу будет невидно – куда стрелять.
А тем временем мотоциклист не сворачивает. Ведь может просто сбросить газ и дать тени скорее себя догнать. Да почему же он не сворачивает! Зачем продолжает ехать вперёд, на старого мёртвого опера! Боится, что и в темноте не сумеет уйти влево, что мертвец перестанет стрелять прицельно короткими и примется поливать длинными во весь магазин очередями?
Он нащупал в «бомбёшке» торчавший из пластита цилиндрик взрывателя и крутанул его по часовой стрелке, отсчитывая восемь щелчков. Восемь секунд – столько времени оставалось теперь до взрыва. Прикинул траекторию на глаз, размахнулся и изо всех своих мертвецких сил зашвырнул в черноту туго перемотанный серой лентой ком из четырёх брикетов взрывчатки и четырёх тяжёлых железистых камней…
Видела бы этот бросок Надежда – точно бы не одобрила. Так ведь и без руки можно остаться!
…Попал он, или нет, того Сергей не понял. За долгие семь секунд, что боеприпас был в полёте, темнота наконец нагнала и накрыла мотоцикл. Он видел только короткую тусклую вспышку метрах в десяти от стремительно убегавшей границы яркого дневного света. И ещё он увидел, как за секунду до взрыва шагавший навстречу американцам Ильич вдруг опустил автомат и упал ничком на песок.
