Алан Гринспен
Эпоха потрясений. Проблемы и перспективы мировой финансовой системы

Полная версия

Переводчики: Т. Гутман (гл. 11, 15–17, 20, 21), В. Ионов (гл. 12–14, 18, 19, 22, 23, эпилог), С. Сурин (гл. 1–10, 24, 25)

Редактор В. Ионов

Технический редактор Н. Лисицына

Корректор Е. Аксенова

Компьютерная верстка А. Абрамов

Дизайнер обложки С. Прокофьева

© Alan Greenspan, 2007

© Издание на русском языке, перевод, оформление. ООО «Альпина Паблишер», 2015

Издано по лицензии The Penguin Press, подразделения Penguin Group (USA), Inc.

© Электронное издание. ООО «Альпина Диджитал», 2015

Все права защищены. Произведение предназначено исключительно для частного использования. Никакая часть электронного экземпляра данной книги не может быть воспроизведена в какой бы то ни было форме и какими бы то ни было средствами, включая размещение в сети Интернет и в корпоративных сетях, для публичного или коллективного использования без письменного разрешения владельца авторских прав. За нарушение авторских прав законодательством предусмотрена выплата компенсации правообладателя в размере до 5 млн. рублей (ст. 49 ЗОАП), а также уголовная ответственность в виде лишения свободы на срок до 6 лет (ст. 146 УК РФ).

* * *

Предисловие к русскому изданию

Кто такой Алан Гринспен и почему его личность вызывает живой интерес во всем мире? Секрет прост – это бывший председатель Федеральной резервной системы США, человек, участвовавший в принятии ключевых экономических решений на протяжении минимум четверти века. Он родился в Нью-Йорке в 1926 году. После окончания общеобразовательной школы получил музыкальное образование и некоторое время играл в профессиональном оркестре. Однако с детства его привлекала математика, а потом бизнес и финансы. Даже работая в оркестре, он читал финансовую литературу и занимался составлением налоговых деклараций для своих коллег-музыкантов. Публичную деятельность Гринспен начал в 1968 году, приняв участие в предвыборной кампании Ричарда Никсона. Затем он возглавил Экономический совет при президенте и, наконец, занял кабинет председателя ФРС, где проработал более 18 лет.

Книга Алана Гринспена «Эпоха потрясений» – это не мемуары в классическом понимании, а скорее глобальный экономический анализ. Она логически разделена на две части. Вторая часть посвящена анализу нынешней ситуации в различных странах и построению сценариев развития событий. В ней рассматривается положение Китая, Индии, Японии, стран Европы, России и – наиболее детально – проблемы, стоящие перед США. Однако этот анализ был бы неполным без первой, автобиографической части, где раскрывается процесс становления личности автора. Гринспен рассказывает о своем детстве, учебе в школе, начале профессиональной деятельности, приходе на государственную службу.

На мировоззрение Алана Гринспена сильное влияние оказали взгляды Адама Смита и Джозефа Шумпетера. С работами Адама Смита он познакомился после Второй мировой войны, когда теорию этого экономиста практически предали забвению. Возврат к экономическим идеям Смита начался лишь в конце 1960-х годов, когда Гринспен пришел на государственную службу. Концепция созидательного разрушения Шумпетера занимает особое место в книге. Гринспен считает созидательное разрушение, т. е. отказ от старых технологий и методов производства в пользу новых, основополагающей идеей рыночного капитализма.

Немалую роль в формировании взглядов Алана Гринспена сыграла Айн Рэнд. Она фактически помогла ему сформировать макровидение мира. В начале 1950-х Гринспен стал сторонником ее философии – либертарианства – и до сих пор придерживается либертарианских взглядов.

Книгу «Эпоха потрясений» в определенной мере можно считать учебником истории глобализации. Россия, которой посвящены две главы, – неотъемлемая часть глобальной экономики. Глобальные процессы несомненно влияют на нашу экономику. Наши внутренние события также не проходят бесследно для мира. Например, российский дефолт 1998 года привел к краху одного из самых крупных и успешных хедж-фондов Уолл-стрит – Long-Term Capital Management (LTCM). Понимание взаимодействия глобальной и национальной экономики очень важно сегодня. Именно поэтому полезно познакомиться со взглядами такого убежденного сторонника глобализации, как Алан Гринспен.

Книга «Эпоха потрясений» интересна и познавательна. Она написана живым языком, по ходу повествования автор делает многочисленные отступления, объясняющие различные аспекты функционирования финансовой системы. В результате получается сплав истории жизни выдающейся личности и мини-уроков по экономике. Эту книгу стоит прочитать всем, кого интересуют финансы, экономика и процессы глобализации. Ее изучение должно стать обязательным элементом экономического образования.

Алексей Кудрин

Заместитель председателя Правительства РФ,

министр финансов РФ

май 2008 – сентябрь 2011

Введение

Днем 11 сентября 2001 года я летел в Вашингтон рейсом 128 авиакомпании Swissair после очередной международной встречи представителей банковских кругов в Швейцарии. Когда я шел по проходу между рядами, меня остановил начальник моей охраны Боб Агнью. По своему характеру Боб, бывший сотрудник спецслужб, был приветливым, хотя и не слишком разговорчивым человеком. Но в тот момент меня поразила его мрачность. «Господин председатель, – тихо произнес он, – с вами хочет поговорить командир корабля. Два самолета врезались в башни Всемирного торгового центра». Должно быть, он увидел на моем лице недоверие, потому что добавил: «Я не шучу».

Командир, находившийся в кабине экипажа, был заметно взволнован. Он говорил по-английски с легким акцентом. По его словам, террористы захватили несколько авиалайнеров, два из которых протаранили небоскребы Всемирного торгового центра, а один врезался в здание Пентагона. Судьба еще одного самолета оставалась неизвестной. Больше он ничего сказать не мог и лишь добавил, что мы возвращаемся в Цюрих и что остальных пассажиров не будут информировать об истинной причине возвращения.

«Нам действительно необходимо вернуться? – спросил я. – А нельзя ли приземлиться в Канаде?» Ответ был отрицательным. Командир сказал, что у него приказ – лететь в Цюрих.

Пока звучало объявление о том, что авиадиспетчерская служба направляет самолет обратно в Цюрих, я прошел к своему креслу. Телефоны на пассажирских местах были выключены, поэтому я не мог связаться с землей. Коллеги из Федеральной резервной системы (ФРС), бывшие в эти выходные вместе со мной в Швейцарии, летели домой другими рейсами. В отсутствие возможности узнать, что происходит, в ближайшие три с половиной часа мне только и оставалось, что размышлять. Я глядел в иллюминатор, просматривал рабочие документы и бумаги, которые вез с собой, – кипы служебных записок и экономических отчетов, вовремя не выложенных из портфеля. В голове все время крутилась мысль: «А что если это нападение – лишь пролог какого-то глобального заговора?»

Больше всего я беспокоился за жену – Андреа работала ведущим международным корреспондентом NBC в Вашингтоне. В тот день ее не было в Нью-Йорке, что уже хорошо. Посещение Пентагона также не значилось в ее ближайших планах. Скорее всего она находится в студии NBC в центре города и занята освещением произошедших событий. Стало быть, не стоит особо волноваться, убеждал я себя… но что если в последний момент она отправилась на встречу с каким-нибудь генералом в Пентагон?

Беспокоила меня и судьба коллег из ФРС. Все ли с ними в порядке? А с их родственниками? Наверняка сейчас делается все, чтобы не допустить кризиса. Такое нападение – первое на территории США со времен Перл-Харбора – способно ввергнуть страну в хаос. Для меня важнее всего была оценка возможных последствий для экономики.

Вероятность возникновения экономического кризиса была более чем очевидной. В худшем случае нам грозил полный крах финансовой системы, хотя я все же считал такой сценарий практически нереальным. В ведении ФРС США находится система электронных платежей, через которую осуществляются переводы денежных средств и ценных бумаг между банками по всей стране и почти по всему миру на сумму свыше $4 трлн в сутки.

Всегда считалось, что для разрушения американской экономики достаточно вывести из строя электронную платежную систему. В этом случае банки вынуждены будут вернуться к малоэффективным физическим способам перевода денег, предприятиям придется заключать бартерные сделки и использовать долговые расписки, а экономическая активность в стране резко упадет.

Во времена холодной войны по инициативе ФРС все каналы связи и узлы обработки данных, обеспечивающие работу электронной платежной системы, были многократно продублированы. Это повышает устойчивость к ядерному удару. Кроме того, используются и другие средства защиты: например, базы данных одного федерального резервного банка копируются и хранятся в другом федеральном резервном банке за сотни миль от него. В случае ядерного нападения наши сотрудники в кратчайшие сроки могут восстановить работу системы из районов, не подвергшихся заражению. Именно этими возможностями должен был сегодня воспользоваться Роджер Фергюсон, вице-председатель ФРС. Я был уверен, что он и другие мои коллеги сделают все для сохранения жизнеспособности мировой долларовой системы.

Вместе с тем я сомневался, что террористы хотели нарушить работу финансовой системы государства. Скорее всего, это был символический акт против капиталистической Америки, как и тот взрыв на автостоянке Всемирного торгового центра восемью годами ранее. Больше всего меня тревожила мысль о страхе, который могло породить нападение, особенно если за ним последуют новые теракты. В такой высокоразвитой экономической системе, как наша, люди должны непрерывно взаимодействовать друг с другом, обмениваться товарами и услугами, а разделение труда настолько глубоко, что выживание каждой семьи напрямую зависит от эффективности коммерческой деятельности. Если население перестанет участвовать в повседневной экономической жизни (например, инвесторы сбросят акции, предприниматели перестанут заключать сделки, а покупатели прекратят ходить в торговые центры, опасаясь террористов-смертников), то возникнет эффект снежного кома. Причиной панических настроений и кризисов всегда является психологический фактор. Удар, который только что обрушился на США, вполне способен вызвать значительный спад деловой активности и, как следствие, стремительный рост нищеты.

Задолго до приземления нашего самолета мне было совершенно ясно, что мир стоит на пороге серьезных перемен, характер которых трудно предугадать. В любом случае атмосфера самоуспокоенности, царившая в американском обществе в течение десяти лет после окончания холодной войны, исчезла.

Мы прилетели в Цюрих в 20.30 по местному времени, когда в Соединенных Штатах был полдень. У трапа меня встретили представители центрального банка Швейцарии и сразу же повели в специальную комнату в зале ожидания. Они предложили посмотреть видеозаписи крушения башен-близнецов и пожара в Пентагоне, но я отказался. Я работал много лет рядом с Всемирным торговым центром, у меня были там друзья и знакомые, и кто-то из них мог оказаться в числе жертв. Я не хотел смотреть на разрушения. Мне нужно было только одно – работающий телефон.

Около девяти вечера я наконец дозвонился Андреа на сотовый и с облегчением услышал ее голос. Мы обменялись лишь приветствиями, после чего Андреа сказала, что ей нужно бежать – она находилась в студии и вот-вот должна была выйти в эфир с последними новостями. «Расскажи хотя бы в двух словах, что у вас происходит», – попросил я.

Андреа держала телефон у одного уха, прижимая к другому наушник, из которого доносился голос нью-йоркского продюсера специальных выпусков новостей. Он почти кричал: «Андреа, к тебе едет Том Брокау! Ты готова?» Она едва успела сказать мне: «Слушай». Потом, не отключая, положила сотовый телефон на колени и обратилась к камерам. Я слышал то, что слышала в тот момент вся Америка: пропавший самолет авиакомпании United Airlines, рейс 93, разбился в Пенсильвании.

После этого мне удалось дозвониться в ФРС до Роджера Фергюсона. Мы быстро прошлись по плану действий в кризисной ситуации. Как и следовало ожидать, Роджер держал ситуацию под контролем. Затем я связался с главой аппарата Белого дома Энди Кардом и попросил его организовать мне специальный рейс в Вашингтон, поскольку полеты гражданских самолетов над территорией США были полностью прекращены. Наконец, я отправился обратно в гостиницу в сопровождении охраны, чтобы немного поспать, пока не поступят дальнейшие указания.

На рассвете я снова летел в Америку на борту топливозаправщика KC-10 ВВС США – единственного доступного на тот момент самолета. Обычным его предназначением была дозаправка военных самолетов над водами Северной Атлантики. В кабине пилотов царило мрачное настроение. «Ни за что бы не поверил, – сказал командир. – Вот, послушайте». Я приложил к уху шлемофон, но кроме атмосферных помех в нем ничего не было. «Обычно в Северной Атлантике радиоэфир забит переговорами, – пояснил он. – А эта тишина… просто жутко становится». Судя по всему, кроме нас, в этом районе никого не было.

Когда мы снизились над восточным побережьем и вошли в воздушное пространство США, наш топливозаправщик встретили и повели два истребителя F-16. Командир корабля получил разрешение пролететь над тем местом, где раньше стояли башни-близнецы, в южной оконечности Манхэттена. Офисы, в которых я проработал не один десяток лет, располагались всего в нескольких кварталах от Всемирного торгового центра. В конце шестидесятых – начале семидесятых годов я наблюдал за возведением башен-близнецов. А теперь, с высоты 35 000 футов, их дымящиеся остатки сразу бросались в глаза.

После приземления я сразу же поехал в ФРС в сопровождении полицейского эскорта по забаррикадированным улицам. На месте мы немедленно приступили к работе.

В целом система электронных платежей функционировала нормально. Однако, поскольку гражданские самолеты не летали, возникали задержки в перевозке и расчетах по старым добрым чекам. Однако это была чисто техническая проблема – довольно существенная, но вполне разрешимая. Федеральным резервным банкам нужно было лишь временно расширить кредитование коммерческих банков.

В последующие дни основную часть времени я следил за происходящими событиями, стараясь не пропустить признаки надвигающейся экономической катастрофы. В течение семи месяцев перед 11 сентября в экономике отмечался небольшой спад, как последствие краха интернет-компаний 2000 года. Однако ситуация начинала меняться к лучшему. Мы регулярно снижали процентные ставки, рынки постепенно стабилизировались… К концу августа внимание общественности переключилось с проблем экономики на персону Гэри Кондита – калифорнийского конгрессмена, чьи весьма двусмысленные и неохотные показания по поводу пропавшей девушки стали главной темой вечерних новостей. Андреа практически не выходила в эфир с репортажами о событиях в мире, и я помню, насколько невероятным мне это казалось – неужели на Земле и вправду все настолько замечательно, что интерес телевизионщиков вызывают лишь внутренние политические скандалы? Что касается ФРС, в тот период у нас не было других забот, кроме дальнейшего снижения процентных ставок.

После 11 сентября отчеты и данные, поступающие из федеральных резервных банков, коренным образом изменились. Федеральная резервная система включает в себя 12 банков, распределенных по всей стране. Они кредитуют коммерческие банки в своих регионах и регулируют их деятельность. Кроме того, федеральные резервные банки – это лакмусовая бумажка американской экономики. Их сотрудники находятся в постоянном контакте с местными банкирами и предпринимателями, и получаемая ими информация об объемах заказов и продаж опережает официальные данные как минимум на месяц.

Так вот, по данным федеральных резервных банков, люди перестали покупать то, что не было связано с подготовкой к новым атакам террористов. Резко возросли продажи продовольственных товаров, средств обеспечения безопасности и бутилированной воды. Выросли объемы страхования. В секторах же пассажирских перевозок, туризма и развлечений, в гостиничном бизнесе и секторе корпоративных и деловых мероприятий наметился спад. Было очевидно, что прекращение воздушного сообщения отрицательно скажется на поставках свежих овощей с западного побережья на восточное, но никто не ожидал, что негативный эффект проявится так быстро в других отраслях. Например, поток автомобильных комплектующих из Виндзора (провинция Онтарио, Канада) на заводы Детройта застопорился на речной переправе между двумя городами, что сыграло не последнюю роль в решении Ford Motor временно закрыть пять предприятий. Производители уже не первый год работали по методу «точно вовремя», т. е. вместо создания на своих складах запасов полагались на своевременную доставку важных деталей воздушным транспортом. Закрытие воздушного пространства и ужесточение процедур пограничного контроля привели к появлению перебоев, узких мест и срыву производственных графиков.

Тем временем американское правительство развило кипучую деятельность. В пятницу 14 сентября конгресс одобрил выделение из бюджета $40 млрд на финансирование чрезвычайной программы по борьбе с терроризмом. Одновременно он разрешил президенту применять военную силу в отношении тех «государств, организаций и лиц», которые причастны к нападению на США. Президент Буш обратился к нации с речью, которая может войти в историю как наиболее знаменательное выступление за весь период его правления. «Америка стала мишенью атаки, потому что она – светоч свободы и равных возможностей для всего мира, – заявил он. – …И никому не погасить его». Рейтинг популярности Буша сразу же вырос до 86 %, а заявленный политический курс единодушно поддержали и республиканцы, и демократы, хотя такое единодушие было непродолжительным. Капитолийский холм буквально захлестнула волна предложений о том, как преодолеть последствия катастрофы. Предлагались планы выделения значительных средств на поддержку системы авиаперевозок, индустрии туризма и отдыха. Многие говорили о расширении налоговых льгот для различных отраслей в целях привлечения капиталовложений. Активно обсуждалась тема страхования от риска террористических актов – механизмы подобного страхования и роль государства в нем.

Я считал, что в первую очередь нужно было восстановить воздушное сообщение и ликвидировать связанные с его прекращением негативные последствия (конгресс довольно быстро принял закон о выделении $15 млрд на восстановление воздушных перевозок). В остальном я уделял мало внимания кипевшим дебатам. Меня интересовала более общая картина произошедшего, которая до сих пор представлялась туманной. Я был уверен, что широкомасштабные, поспешные и дорогостоящие меры не дадут желаемого результата. В периоды общенациональных катаклизмов каждый конгрессмен считает своим долгом выдвинуть какой-нибудь «судьбоносный» законопроект. Президенты тоже чувствуют потребность в активных действиях. В спешке часто принимаются недальновидные, малоэффективные, а то и ошибочные решения, подобные нормированию продажи бензина, которое было введено по инициативе президента Никсона во время нефтяного эмбарго ОПЕК в 1973 году. (Результат известен: длинные очереди на автозаправках той осенью в некоторых районах страны.) За 14 лет пребывания на посту председателя ФРС я был свидетелем преодоления множества экономических кризисов, включая крупнейший в истории крах фондового рынка, произошедший в течение одного дня, буквально через пять недель после моего вступления в должность. Мы пережили бум и последующий обвал на рынке недвижимости в 1980-е годы, кризис ссудо-сберегательных ассоциаций, финансовые потрясения в странах Азии, не говоря уже об экономическом спаде 1990 года. Мы наблюдали самый продолжительный в истории подъем фондового рынка, за которым последовал крах интернет-компаний. Эти события привели меня к выводу, что самое большое преимущество американской экономики заключается в ее жизненной силе – в ее способности преодолевать кризисы и самовосстанавливаться, зачастую такими путями и темпами, которые невозможно предугадать, а тем более контролировать. Но в нынешних ужасных обстоятельствах действительно могло произойти все что угодно.

Я считал, что необходимо выждать, пока не прояснятся реальные последствия трагедии 11 сентября. Именно об этом я и заявил на встрече с конгрессменами в офисе спикера палаты представителей днем 19 сентября. На встрече, кроме меня, присутствовали сам спикер Деннис Хастерт, лидер меньшинства в палате представителей Дик Гепхардт, лидер сенатского большинства Трент Лотт, лидер сенатского меньшинства Том Дэшл, бывший министр финансов в администрации Клинтона Боб Рубин и советник Белого дома по вопросам экономики Ларри Линдсей. Совещание проходило в обычном конференц-зале рядом с кабинетом Хастерта в здании палаты представителей. Законодатели хотели заслушать Линдсея, Рубина и меня по поводу оценки экономических последствий теракта. Обсуждение было очень серьезным, без театральных эффектов (помнится, я тогда подумал, что именно так и должно работать правительство).

Линдсей сказал, что, поскольку удар террористов был направлен на подрыв доверия к Америке, наилучшим ответом могло бы стать снижение налогов. Он и другие присутствовавшие предлагали как можно скорее осуществить вливание в экономику порядка $100 млрд. Эта сумма сама по себе не вызвала беспокойства – она не превышала 1 % ВВП страны. Однако я возразил, что мы пока не знаем, много это или мало. Действительно, авиаперевозки и индустрия туризма серьезно пострадали, и газеты пестрели историями об увольнениях. Однако уже в понедельник, 17 сентября, возобновила свою работу Нью-Йоркская фондовая биржа, расположенная в трех кварталах от места трагедии. Это событие представлялось весьма важным, поскольку свидетельствовало о постепенной нормализации обстановки. Оно ярко контрастировало с общей картиной, которую мы, в ФРС, пытались составить. Кроме того, восстановилась система расчетов по чекам, а фондовый рынок не демонстрировал признаков обвала – просто произошло некоторое снижение цен, которые затем стабилизировались. Это говорило о том, что большинство компаний не испытывали серьезных проблем. Я предложил продолжить проработку вариантов действий и встретиться через две недели, когда у нас будет более полная информация.

Ту же мысль я озвучил на следующее утро в ходе публичных слушаний в Банковском комитете сената и призвал занять выжидательную позицию. В частности, я сказал: «В настоящий момент никто не в силах четко просчитать все последствия трагедии 11 сентября. Но через несколько недель, когда пройдет первый шок, мы сможем более трезво оценить ситуацию и составить прогноз на ближайшую перспективу». Я также подчеркнул жизнеспособность американского общества: «За последние пару десятилетий экономика США стала более устойчивой к потрясениям. Либерализация финансовых рынков, повышение гибкости рынка труда и недавние достижения в сфере информационных технологий укрепили нашу способность противостоять ударам и возвращаться к нормальной жизни».

По правде говоря, в определенном смысле это была «хорошая мина при плохой игре». Как и большинство членов правительства, я не сомневался в возможности новых атак террористов. Публично высказывать эти опасения никто не решался, однако об их существовании говорило единодушие при голосовании в сенате – 98 против 0 в поддержку силовых методов борьбы с терроризмом, 100 против 0 в поддержку законопроекта об усилении мер безопасности на воздушном транспорте. Особое беспокойство вызывала у меня проблема оружия массового поражения (в том числе ядерного), которое могло быть похищено из советских арсеналов в хаосе после распада СССР. Не исключал я и возможности заражения наших водоемов. Тем не менее в официальных выступлениях я звучал довольно оптимистично. Мои опасения, выскажи я их на публике, могли напугать участников рынка до полусмерти. Однако я не считал, что поступаю неправильно: мои высказывания позволяли людям надеяться на лучшее.

В конце сентября появились первые по-настоящему достоверные данные. Обычно наиболее ранним индикатором состояния экономики является число первичных заявок на пособие по безработице (соответствующую статистику еженедельно предоставляет Министерство труда). По итогам третьей недели сентября число таких заявок достигло 450 000, что на 13 % превышало уровень конца августа. Этот показатель подтвердил масштабы и серьезность проблемы массовых увольнений, о которых регулярно сообщалось в теленовостях. Я представлял себе тысячи работников, оставшихся без средств к существованию и не знающих, как обеспечить себя и свои семьи. У меня появились сомнения в том, что наша экономика сумеет быстро оправиться. Удар оказался слишком тяжелым даже для такой гибкой системы, как американская.

Наряду с другими аналитиками экономисты ФРС оценивали поступающие предложения по выделению средств и снижению налогов и прикидывали, во что они выливаются. В каждом случае мы старались свести воедино все детали, чтобы определить общий объем необходимых средств. Удивительно, но все варианты укладывались приблизительно в $100 млрд, т. е. именно в ту сумму, которую назвал Ларри Линдсей.

В среду, 3 октября, мы вновь собрались в конференц-зале офиса Хастерта, чтобы обсудить ситуацию в экономике. За прошедшую неделю число первичных заявок на пособие по безработице опять выросло: за пособиями обратились еще 517 000 человек. Решение к тому моменту у меня уже созрело. Я по-прежнему не исключал возможности новых нападений террористов, однако их потенциальные масштабы и меры противодействия никто назвать не мог. Поэтому я предложил собравшимся сосредоточиться на устранении того ущерба, который мы способны оценить, и добавил, что время для ограниченного стимулирования экономики пришло. Стоимость необходимого пакета мер оценивалась в $100 млрд – этого достаточно для поддержки, но не должно привести к чрезмерному стимулированию экономики и росту процентных ставок. Законодатели, похоже, с этим согласились.

Я отправился домой в тот вечер в уверенности, что моя заслуга сводилась лишь к поддержке общего мнения, поскольку сумму в $100 млрд впервые предложил Ларри. Каково же было мое удивление, когда я прочел в прессе о результатах этого заседания! Ситуация преподносилась так, словно первую скрипку играл именно я^[1]. С одной стороны, мне приятно было узнать, что конгресс и администрация президента прислушиваются к моему мнению. Однако в целом такое освещение событий несколько выбило меня из колеи. Я всегда неуютно чувствовал себя в роли «командующего парадом». С первых дней своей карьеры я видел себя лишь экспертом за кадром, исполнителем приказов, а не лидером. Только в 1987 году, во время обвала фондового рынка, я свыкся с необходимостью принятия ключевых политических решений. Однако и по сей день мне становится не по себе, когда я оказываюсь в центре внимания. В общем, меня нельзя причислить к категории экстравертов.

По иронии судьбы, несмотря на приписываемую мне силу убеждения, в последующие недели события развивались совершенно не так, как я ожидал. Ожидание нового нападения террористов стало одной из самых серьезных ошибок, когда-либо допущенных мною. «Ограниченного стимулирования экономики», которому я якобы дал зеленый свет, так и не произошло. План забуксовал по причине политических разногласий и в итоге заглох. Тот пакет мер, который приняли в конце концов в марте 2002 года, не только запоздал на несколько месяцев, но и не имел никакого отношения к национальному благосостоянию. Это был набор сомнительных популистских проектов.

Однако экономика страны сама справилась с кризисом. В ноябре падение промышленного производства прекратилось. В декабре экономика снова была на подъеме, а количество первичных заявок на пособие по безработице снизилось и затем вернулось к досентябрьскому уровню. В этом была определенная заслуга и нашего ведомства, но в целом мы не сделали ничего нового по сравнению с тем, чем занимались до 11 сентября, – мы просто снизили процентные ставки, облегчив привлечение кредитов и финансирование расходов.

Разумеется, я был очень рад, что мои худшие опасения не сбылись. Удивительно быстрое восстановление экономики после трагедии 11 сентября подтверждало чрезвычайно важную вещь: высочайшую жизнеспособность американского общества. Мои оптимистические заявления, с которыми я выступил перед Банковским комитетом сената, оказались абсолютно справедливыми. Всего через несколько недель после катастрофы жизнь населения и работа предприятий вошли в нормальную колею. «В чем же причина столь поразительной гибкости экономической системы?» – спрашивал я себя.

Экономисты пытаются найти ответ на этот вопрос еще со времен Адама Смита. Нам кажется, что разобраться в современной глобализированной экономике почти невозможно. Но ведь Смит в свое время создал экономическую науку практически с нуля, пытаясь осмыслить механизмы развития рынков XVIII столетия. Мне, конечно, далеко до Адама Смита, но и я хотел бы понять природу тех сил, которые определяют облик нашей эпохи.

Эту книгу в определенном смысле можно считать детективом. После трагедии 11 сентября я окончательно убедился в том, что мы живем в новом мире – мире глобализированной капиталистической экономики, намного более гибкой, жизнеспособной, открытой, адаптивной и динамичной, чем та, которая существовала всего четверть века назад. Этот мир открывает перед человеком колоссальные, неведомые ранее возможности, но выдвигает совершенно новые требования. Книга «Эпоха потрясений» – попытка понять природу нового мира: его истоки, сущность и перспективы. Мои представления излагаются в ней в контексте событий, свидетелем и участником которых я был. Сделано это, с одной стороны, из чувства ответственности перед историей, а с другой – из-за желания показать читателю, кто я такой и откуда пришел. Вот почему книга состоит из двух частей: первая посвящена формированию моей личности, а вторая – концептуальной основе понимания новой глобальной экономики. Я рассматриваю важнейшие элементы этой развивающейся глобальной среды: принципы управления, восходящие к эпохе Просвещения; энергетическую инфраструктуру; глобальные финансовые дисбалансы и коренные изменения мировой демографической ситуации, создающие угрозу дальнейшему развитию; обеспокоенность по поводу справедливости распределения результатов. В заключение я пытаюсь представить, каким будет характер мировой экономики в кажущемся сегодня далеком 2030 году.