Александр Берзан
Кунашир. Дневник научного сотрудника заповедника. Свой среди медведей
– Саш! А, вон – он и сам! – вдруг, говорит Игорь, – Веди по следам прямо вниз!
Я веду поле своего бинокля прямо вниз, по барранкосу…
– А, следов-то понамешано!
Многочисленные зигзаги, петли и круги белых строчек следов, перевиваясь между собой, тянутся по левому гребню барранкоса вниз, вдоль кромки начинающих вытаивать зарослей кедрового стланика. Проскакивая через все эти хитросплетения следов, я веду поле бинокля прямо вниз – и вот он!
Очередная петля прерывается и след, белой, горизонтальной строчкой, тянется слева направо, через голубое полотно забитого снегом барранкоса. На конце строчки, чёрной кнопкой, виден продолговатый жук.
– Это медведь! – сразу понимаю я.
Чёрный жук медленно ползёт по склону…
– Ниже – ещё один! – не отрываясь от бинокля, опять говорит мне брат.
Я чуть опускаю поле своего бинокля – и тоже вижу второго медведя. Также, по горизонтали пересекая барранкос, он движется параллельно первому зверю, немного опережая его “в забеге”…
Подойдя к ольховнику на другой стороне барранкоса, второй чёрный жук застывает, уменьшившись ровно вдвое, по толщине.
– Лёг на живот, – комментирует Игорь, – Отдыхает.
Первый медведь, идущий выше по склону барранкоса метров на тридцать, тоже опускается на живот…
Звери лежат долго, минут десять – пятнадцать. Эта передышка в движении позволяет нам с братом попытаться хоть как-то объяснить увиденное:
– Медведи крупные и по-моему, одинаковых размеров, – прикидывает Игорь.
– Такие звери не могут гулять вместе! Даже если они – родственники. Что за прогулки по вулкану, бок о бок?!
– А что, тогда, остаётся предположить?
– Чёрт его знает… Вот, были бы они – один большой, другой маленький. Тогда было бы ясно, что это – медведица с медвежонком. Хотя, даже тогда, я не представляю, что могло занести их в такие снега! Внизу – уже проталины давно, корм. А эти – по голой вершине вулкана дефилируют.
Первый медведь, наконец, поднимается со снега и вернувшись немного назад, начинает спускаться на строчку следов второго…
Выйдя на след “друга” на середине барранкоса, метрах в тридцати от него, он разворачивается и на прежней скорости, начинает приближаться к лежащему медведю, по строчке его горизонтального следа. Подпустив его немного к себе, второй медведь поднимается и лезет прямо вверх по барранкосу, выбирая участки чистого снега среди куртин ольховника…
Пройдя горизонтальную строчку следа второго медведя до конца, первый медведь тоже лезет вверх…
Мы смотрим во все глаза, в свои бинокли…
Вот, второй медведь, наверно выдохся. Он замирает по ходу движения…
Движущийся следом за ним, первый медведь обходит его справа, не приближаясь ближе семи – десяти метров. Вот, он тоже замер, метрах в семи прямо над нижним медведем…
Верхний медведь двинулся прямо вниз, на сближение… Вскинувшись, он прыгает на нижнего! В свою очередь, нижний вскидывается на дыбы, навстречу атакующему! Сшиблись! Инерции прыгающего сверху медведя оказалось более, чем достаточно для того, чтобы опрокинуть противника. Не зря, оказывается, они так стерегли преимущество по высоте! Но и нижний медведь – не промах!
Чёрный ком в одно мгновение сцепившихся медведей крутнулся вертикально вниз, по крутому склону! И вылетел на стенку ольховника. С лёгкостью проломив эти заросли, он проскочил склон барранкоса вертикально вниз и вылетел на днище этого, практически вертикального ущелья!
Вздымая клубы снежной пыли, ком медведей мчится вертикально вниз! Боясь шелохнуться, мы с Игорем, во все глаза пялимся на это действо…
Ниже – нависает лавиной мощный надув снега. А ещё дальше, вниз – крутой поворот барранкоса! С разгона не вписавшись в поворот, чёрный ком медведей, как мячик, врезается в склон барранкоса и разваливается надвое!
Одна половинка кома немедленно движется прочь. По горизонтали, справа – налево, медведь пересекает барранкос. Он выходит на широкое пространство между барранкосами и ложится посреди снежной поляны, в рощице чахлых берёзок. Зверь просто ложится на живот, как шёл.
Вторая часть медвежьего кома так и остаётся неподвижно лежать, на днище барранкоса. Текут минута за минутой…
– Убил, что-ли? – спрашивает Игорь.
– Не знаю, – отзываюсь я, – Лежит. Не двигается…
– Вот, это, да-а!
– Ну. Только медвежьей драки, мы с тобой ещё не видали…
Минут через пятнадцать, подал признаки жизни медведь, оставшийся на днище барранкоса! Он поднялся на ноги и двинулся… по следу ушедшего противника!!! Чёрный жук движется через барранкос по строчке следа, справа – налево. Затаив дыхание, мы смотрим на то, как медленно, но неумолимо сокращается расстояние между медведями…
При появлении преследователя в поле зрения, медведь, лежащий на поляне среди берёзок, сразу поднимается и шагает прочь, всё-также поперёк склона. Через десяток метров начинаются сплошные заросли кедрового стланика. Они покрывают всё обширное пространство между барранкосами. Не сворачивая, медведь, словно трактор, “наезжает” на упругую стенку плотных зарослей. Получается медленно и неэффективно. Тогда медведь вскидывается на задние лапы и обрушивается на заросли, вперёд. Он прокладывает себе путь в зарослях – весом своего тела! Раз за разом вскидываясь на дыбы, медведь рывками продвигается вперёд. Он, во что бы то ни стало, стремится удержать дистанцию, не позволить приблизиться идущему по его следу, противнику…
Напряжённо, мы следим за развитием событий. Только, здесь – не игра! Я болею, естественно, за первого медведя – он не хочет драки…
Через несколько минут, мы убеждаемся, что первому медведю удаётся сохранить дистанцию. Его преследователь, подойдя к стенке кедрового стланика, останавливается в раздумье…
Через пару минут он, не спеша, поворачивает обратно. Он проходит от стенки кедрового стланика обратно по следу, на лёжку первого медведя на полянке среди берёзок и ложится на неё. И замирает…
А первый медведь всё вскидывается на дыбы, в зарослях кедрового стланика!..
Он, без отдыха, преодолевает всю эту широченную полосу зарослей! И, видимо, окончательно выбившись из сил, сразу ложится, как только оказывается по другую сторону кедрового стланика, на краю соседнего барранкоса…
Опять текут минуты: три, пять, семь, десять…
Не зная, что предпринимает его противник, проломившийся через заросли кедрового стланика медведь поднимается, как только приходит в себя. Он медленно, шаг за шагом, движется прямо вверх по гребню барранкоса, вдоль стенки зарослей кедрового стланика. Медленно, но не останавливаясь передохнуть, он лезет всё выше и выше по склону…
Так ни разу и не остановившись на отдых, медведь поворачивает горизонтально вправо, через, с таким трудом преодолённую им далеко внизу, полосу кедрового стланика. Здесь, на высоте, эти заросли совсем немного выглядывают из-под снега. Медведь постепенно забирает вправо, наискосок вверх пересекает заросли и выходит к тому же барранкосу, по днищу которого они скатились чёрным комом, так недавно. Но, только, теперь – он находится значительно, значительно выше!
– Блин! – поражается Игорь, – Да сколько же дури, в них?! Едва живой валялся, проломив заросли кедрового стланика! А потом поднялся – и отмахал, не глядя, почти вертикально вверх по склону, добрых четыреста метров абсолютной высоты! И ещё кедровый стланик, обратно, перелез!
– Да, уж! – соглашаюсь я, не отрываясь от бинокля.
С теперешнего своего положения, первый медведь может просматривать под собой весь склон! Видимо поэтому, не опасаясь неожиданного появления противника, он позволяет себе, наконец, лечь…
Отлежавшись на лёжке первого медведя, второй медведь поднимается и шагает по горизонтальным следам обратно, на днище барранкоса. И ложится на месте, где распался их ком…
Опять текут минута за минутой…
Наконец, он поднимается и шагает вниз. Этот медведь сваливает вниз по гребню барранкоса, придерживаясь кромки зарослей кедрового стланика. Всё вниз и вниз…
Хорошо различимое на белом снегу, чёрное тело этого медведя часто замирает на месте, без движения…
– Опять лежит, – очередной раз комментирует Игорь.
– Ну! – киваю я в бинокль, – Ложится через каждые пятьдесят метров.
– Идёт прямо вниз – это легко! – предполагает брат, – Может, ранен сильно?
– Наверно! – соглашаюсь я, – Я думаю, что ранен.
Мы понимаем, что сил у этого медведя осталось – не так уж много. Каждый раз, медведь подолгу отлёживается, прежде, чем подняться на ноги…
Постепенно, медведь скатывается всё ниже по склону. Наконец, он достигает верхней границы леса и постепенно теряется среди колков первых ёлок. Здесь, в нижней части склона вулкана, бьют последние, косые лучи заходящего солнца, скоро наступят сумерки.
– Так! – подводит итог, Игорь, – С этим – всё!
Мы вздёргиваем свои бинокли к вершине вулкана и отыскиваем там чёрного жука. Это – продолжающий лежать на своём месте, первый медведь.
– Лежит.
– Угу. Он будет до темноты лежать. Видел, как тот, скатываясь вниз, валялся в забытьи через каждые пятьдесят шагов?
– Ну. Измотали друг друга. Пусть лежит.
Теперь, наше внимание привлекают росписи медвежьих следов, на склоне выше места драки. И только сейчас, глядя опытным глазом, мы понимаем, что они означают!
– Саш! – изумляется Игорь, – А, ведь, они начали драться ещё вон оттуда! Почти с самого верха! Посмотри на их виражи! Как они петли вили вокруг друг друга, стараясь оказаться выше по склону, в выгодной позиции для драки!
– Ага! – соглашаюсь я, – Смотри! Все петли и полукруги – парные! Это – они крутились вокруг друг друга.
– А ещё – помнишь? Когда мы их только увидели! Они, уже тогда – были без сил! Лежали сколько! А мы – понять не могли, почему они лежат.
– Ну! Думали – просто отдыхают.
Через пару минут, Игорь кивает в сторону вулкана: “Как ты думаешь, что это такое? Они сожрать друг друга хотели?”.
– Не знаю, – я недоумённо пожимаю плечами, – На игры, это – совсем не похоже. И гона в апреле, среди снегов – у медведей не бывает.
– Да-а! – задумчиво тянет брат, – Сплошная непонятность…
Брат спускается с крыши нашего дома, вниз.
– Саш! Пошли домой! – скоро зовёт он.
Последний раз взглянув на густо розовеющую под закатными лучами солнца снежную громаду вулкана, я не могу сдержать вздоха сожаления: “Да-а! Кино окончено!.. А, какое было кино!!!”.
Мы оба понимаем, что нам нужно сходить “туда”. Завтра же! Всё потрогать своими руками. Иначе – мы не сможем понять всё то, что видели в бинокли.
– Но, как же нам выйти на нужный барранкос? – озадачиваюсь я, – К подножьям вулкана выйдем – и скажем: “Ну и какой из барранкосов – наш?”.
– Ну! – озадачивается Игорь, – Попробуй его, найди! Среди многих, таких же!
– Значит, на наш барранкос нужно идти напрямую, отсюда!
– Хорошо бы! – соглашается Игорь, – Тогда – нужно направление взять! По компасу, прямо с нашего дома. Если будет наст – тогда вполне реально, прямо от дома, пройти лесами к подножиям.
– А если наста не будет – тогда, по Ночке, выйдем в её верховья. И там будем искать наш барранкос.
И мы, снова лезем по лестнице, на конёк нашей крыши, с компасом…
К походу на вулкан собираемся сразу же, вечером. Прикидываем, что можем позволить себе взять с собой. Мы оба были на этом вулкане, нам не нужно объяснять, что завтра у нас будет очень тяжёлый день. Только бы морозец ударил! Нам нужен наст! Чтоб по насту идти…
Но заморозки, двадцатого апреля, на Кунашире – не частые гости. Среди ночи, тихо, чтоб не будить брата, я крадучись спускаюсь с нар и свечу фонариком за оконное стекло – там висит термометр.
– Сколько, там? – интересуется с нар, из-под потолка, Игорь.
– Сейчас показывает три градуса мороза!
– Хорошо. Значит, утром будет наст!
– Да, – соглашаюсь я, – Без наста – вообще неизвестно, как туда можно дойти.
– Если, только, погода не перекрутит на оттепель…
Тятинский дом. Ещё только шестой час утра! Я прилипаю к стеклу нашего окна – столбик термометра показывает минус четыре градуса! В спальной одежде, мы открываем дверь тамбура и осматриваемся по сторонам:
Заиндевели ветки ив, что растут по краю нашей огромной лужи. Чёрный рубероид крыши дома густо серебрится инеем. Безветренно. На совершенно чистом, безоблачном небе ещё мерцают звезды. Но с востока, край неба уже стал белым… Какая удача! Вне всяких сомнений, на вулкане – наст! Какая радость, для нас!
Мы нетерпеливо семеним на угол нашего дома – отсюда открывается вид на вулкан. Кругом разлита полная, абсолютная тишина дикой природы! Мы стоим и глядим на насквозь промороженную громаду вулкана. Лица у нас серьёзные и собранные – сегодня, там, мы будем “помирать”… Ну, что ж? Зато, как интересно нам будет, там!
Мы торопливо едим, поглядывая за наше большое окно и одновременно одеваясь в рабочую одежду. На пояс – тесак, подсумок с рабочими мелочами, секцию патронташа. На грудь пристегиваю фоторужьё. На плечо – ружьё. Вот и всё! Я готов к труду и обороне. Кроме личных ножа, ружья и патронташа, Игорь понесёт наш маленький рюкзачок.
Были сборы недолги… От Тятинского дома, мы шагаем к вулкану, напрямую. Значит, сначала пройдём через ольховники Банного ручья, а потом – сплошные массивы хвойного леса. Идти через Ночку – нельзя! Вильнув на неё, мы не сможем выйти на нужный нам барранкос. Ещё вечером, с конька крыши, мы взяли нужное направление, по компасу. Ведь, стоит войти в лес, как конус вулкана скроет стена пихтовых крон…
– Угу-у-хухху! Угу-у-хухху!
Впереди, в ольховнике Банного ручья, начинает ворковать дикий голубь.
– Голубь воркует! – улыбается Игорь.
– Ага! – радуюсь я, – Это первое воркование голубя в этом году! Сейчас, запишу…
– Угу-у-хухху! Угу-у-хухху!
Многократно повторяемое бормотание голубя, разносится далеко окрест. Мы останавливаем свои торопливые шаги. Я вынимаю свой рабочий дневничок и ручку.
– Сегодня двадцатое апреля. Хорошая информация для Календаря природы заповедника! – улыбается Игорь.
– Ага! – радуюсь я…
Под хвойным лесом лежит сплошной снег! Сегодня, это – наст. Лёгкий морозец щиплет за уши и кончики пальцев.
– Звик! Звик!
– Звик! Звик!
При каждом шаге, прочный ледяной панцирь наста громко и резко взвизгивает под нашими болотниками.
– Скоро выскочит солнце и начнёт топить наст! – на ходу, замечаю я, – Наше время уже пошло!
– Знаю, – кивает Игорь, – Поэтому и торопимся.
Мы плавно лавируем по языкам наста среди пихтарника, идём уверенно и быстро…
Проходим, под сплошным хвойником, едва угадываемый взгорок и долго, полого спускаемся в направлении пересекающей нам путь где-то далеко впереди, Ночки. Под сплошным хвойным лесом ориентиров нет. И местность – довольно ровная вокруг. Выправляя неизбежные отклонения от курса, я то и дело сверяюсь с компасом…
– Пока, всё складывается – как нельзя лучше! – радуюсь я, – И погода! И природа!
– Ну! – соглашается, тоже довольный Игорь, – Пока всё хорошо!
У нас прекрасное настроение…
На сырой, кочкастой полянке миниатюрной мари перед самой Ночкой, мы выскакиваем на след медвежьей семьи! Звери прошли здесь вчера, по мокрому, растопленному солнцем насту. И сейчас – глубокие отпечатки когтистых медвежьих лап отливают прочным и прозрачным льдом. Я вынимаю рулетку и приседаю над следами.
– Медведица – пятнадцать! По мокрому снегу.
– Ага, хорошая!.. Смотри, какой лёд! Прозрачный и толстый!
– Ага! Значит, они прошли здесь вчера, вечером.
– Ну, – соглашается Игорь.
– Медвежонок – тринадцать.
– Понятно, – кивает Игорь, – Пестун. Для годовичка – больно крупный след.
– Ну, – коротко соглашаюсь я.
То ненадолго расходясь, то опять сливаясь в один общий след, следы медвежьей семейки идут в нашем направлении. И мы, между делом, тропим их…
Всё! Медведица с медвежонком сваливают в сторону, и мы оставляем их в покое. У нас – свой курс…
Вокруг – всё тот же снежный пихтарник… Мы выходим на новый медвежий след! Этот – одиночка. Я приседаю над отпечатками медвежьих лап, с рулеткой…
– Четырнадцать сантиметров!
– И так видно, что взрослый, – кивает Игорь.
На насте чернеет медвежий помёт. Подойдя к нему, я вынимаю полиэтиленовый пакетик.
– Хм! Закостенел весь, за ночь!.. Вчерашний.
– Ну, – соглашается Игорь, – Вчерашний. Большей давности он быть не может – за день, солнце, этот чёрный блин в наст втопило бы! А он – на самой поверхности лежит.
– Ага, – киваю я, соглашаясь с доводами брата.
Я выламываю блин медвежьего помёта из наста и вкладываю его в пакетик. Мы забираем его с собой, в рюкзачке. Несколько десятков шагов – и вот она, Ночка! Сегодня, мы оставляем её по правую сторону.
– Привет, чёрная речка Ночка! – вполголоса, здороваюсь я с нею.
Вскоре, мы выходим на покрытые мощным снегом, обширные площади марей.
– Как хорошо! – радуемся мы, на ходу, – Наст всегда прочнее на открытых местах!
– Да и шагать по ровным участкам легче, чем вилять среди стволов пихтарника!
А, главное для нас, сегодня – это более быстрый путь. Ведь, день уже наступает и наше время тикает…
Оставляя голую сопку, что стоит в развилке Ночки и её правого притока, по правую руку, мы подходим к подножиям вулкана. Но и здесь, лавируя по прослойкам березнячков, мы бодро отмериваем ногами расстояние.
– Звик! Звик!
– Звик! Звик!
Крепкий, льдистый наст тонко повизгивает под нашими болотниками. Это бесконечное виляние между стволами деревьев напоминает мне слалом…
Начавший расти от Ночки, угол подъёма склона незаметно вырастает до вполне ощутимой величины…
Здесь, под лесом – масса следов соболей! Густой сеткой, они пересекают нам путь в самых разных направлениях.
– Ну и соболей здесь, под Тятей! – восхищается Игорь, – Как грязи! Я, на Сахалине, такого – и близко не встречал!
Но, вокруг натоптано не только соболями, но и лисицами, и даже – медведями. Последнее – уже по моей части. Вот, впереди, поперёк склона вулкана, по снегу вьётся верёвочка когтистых отпечатков лап медвежьей семьи. Я автоматически вынимаю свою рулетку…
– Какие свежие! – загорается Игорь, – Сегодняшние!
– Медведица – тринадцать, а медвежонок… одиннадцать! – меряю я, следы.
Пройдя совсем недавно, звери оставили красочные отпечатки своих лап на самой поверхности наста, по тонкой порошке свежего снежка.
– Саш, смотри! Это кухта! – показывает на белоснежную присыпку, Игорь, – Кухта – это снежок, осыпающийся с крон хвойных деревьев, под ветром! Вторичный снегопадик!
– Я знаю, – улыбаюсь я, – Красиво… и необычно!
– Вот бы, потропить их! – загорается брат.
– Нет! – категорично отбиваю я, эту идею, – Сегодня, у нас – очень долгий путь наверх. Нам бы – своё выдюжить…
– Вот, так всегда! – балагурит Игорь, – Когда шагаешь по другому, важному делу – появляются такие вот, прекрасные возможности! А когда выходишь, специально для тропления – тогда, ни одного путёвого следа не встретишь!
– Это точно! – улыбаюсь я.
Так мы и шагаем, по просторам сплошных хвойников, раз за разом переступая через снежные отпечатки когтистых, медвежьих следов. Все они тянутся в поперечном нашему курсу направлении, по подножьям вулканического конуса…
Вот, впереди – очередной, поперечный нам, след медведя. Мы подходим ближе.
– Вот, это, да-а! – поражается Игорь.
– Ничего себе! – поражаюсь я, следом за ним.
Перед нами – просто выдающиеся по размерам, отпечатки когтистых лап! А главное – у этого медведя неправдоподобно большое расстояние между отпечатками левых и правых лап! Уж, сколько нами видано-перевидано медвежьих следов, но эти – изумляют даже нас!
– Вот, это, да-а! – Игорь опять поражается следам, готовясь перешагнуть дальше.
– Стой! – торможу я его, – Не переступай! Дай, я их сфотографирую! С тобой, для масштаба.
Игорь стоит на насте, между отпечатками медвежьих лап…
– Это ж, сколько между ними?! – никак не может он успокоиться, – Целый шаг! Как крокодил! Короткие лапы и широченное туловище! Монстр какой-то!
– Ты точно сказал! – улыбаюсь я и нажимаю на кнопку спуска, – Крокодил – он и есть крокодил.
Я приседаю над следом, с рулеткой в руках…
– Шестнадцать с половиной.
– Понятно.
Дальше – мы пересекаем следы только таких медведей! Вот, впереди, метров за двадцать перед собой, мы видим очередной переход медведя. Подходим ближе.
– Опять крокодил! – развожу я руками.
– Крокодил, он и в Африке крокодил! – улыбается Игорь.
Одной ногой, он стоит в когтистом отпечатке правой медвежьей лапищи, а другой – старается дотянуться до отпечатка левой лапы, – Метр, как минимум! Никогда такого не видел!
– Я – тоже! – соглашаюсь я.
Склон вулкана становится всё круче. Хвойники начинают редеть. Их сплошные массивы разрываются прогалами буреломов и березняков. Прямо по нашему курсу – вершина голой сопки. Она белая и снежная.
– Вершина! Это хорошо!
– Ну! – киваю я, – Нужно на неё вылезти!
– С неё – мы увидим наш барранкос! – просчитывает Игорь.
Мы лезем всё выше…
Последние двадцать метров перед вершиной. У нас под ногами, из наста, повсюду торчат сучкастые сухостоины и обломки мёртвых стволов и сучьев.
– Хм! – хмыкаю я, – По бурелому идём! Хорошее дело – наст!
– Ну, – кивает брат, – В другое время, без наста, здесь – труба!
Мы выходим на вершину сопки. И садимся на толстый и гладкий ствол одной из выбеленных ветрами и дождями, сухостоин.
– Фууу!
– Перекур!
Вытирая, как обычно, рукавом разгорячённое лицо, я разворачиваюсь назад и долго осматриваю открывающиеся вниз, к побережью, просторы. Под нашими ногами – тёмное море хвойного леса…
Я разворачиваюсь по ходу нашего движения – к вулкану. Перед нами – круто уходящий ввысь, снежный склон вулкана и барранкос, к которому мы сегодня стремимся.
– Наш барранкос! – радуюсь я, – Это точно он!
– Ну! – удовлетворённо кивает Игорь, – Нормально вышли!
– Ага! Не ошиблись.
– Я всё боялся, что придётся тратить время на переползание из чужого распадка в наш!
Минут через пять, мы поднимаемся со своего бревна.
– Всё! Подъём. Солнце уже припекает. Сколько, там, времени?
– Уже одиннадцатый час пошёл!
Над подножьями вулкана, в сторону долины Тятиной, мощно взмахивая огромными крыльями, идёт пара орланов. Мы припадаем к биноклям… В поле бинокля контрастно выделяются большие, оранжевые клювы птиц.
– Смотри-ка! – удивляюсь я, – Белоплечие орланы!
– Ну! – тоже удивляется Игорь, – Молодые шляются…
Молодёжь, у белоплечих орланов – вся в пестринах. По бурому фону оперения беспорядочно разбросаны белые пятнышки. Взрослые, матёрые птицы окрашены очень ярко, контрастно. Оранжевые клюв и лапы, снежно-белые хвост, плечи и штаны! На общем, чисто-чёрном фоне. Как попугаи! Поздней осенью, через Кунашир проходит волна откочёвывающих с Камчатки вдоль цепи Курильских островов, под натиском зимы, белоплечих орланов. В ноябре – декабре, масса этих огромных птиц становится настоящим украшением острова. Весной же – массового пролёта этих орланов не бывает.
Мы спускаемся с вершины сопки в сторону вулкана и начинаем подниматься по гребешку барранкоса, вверх…
Вдруг, в узкий просвет между кронами далёких пихт, на белизне противоположного, снежного склона барранкоса, что левее, выше и впереди нас, я вижу спускающегося нам навстречу большого, чёрного медведя!
– Игорь, медведь! – тихо говорю я.
– Где?
– Вон там! К нам идёт!
Игорь вертит головой – но в просвете между пихтами уже никого нет. Чтобы выйти на нас, зверю нужно пересечь глубокий овраг барранкоса. Стараясь подловить медведя на открытом участке, мы торопливо семеним ему навстречу, вверх по своему гребню…
Но, не успеваем!!! И причём, намного! Метров с пятидесяти, мы видим медведя. Он уже вышел на наш гребень! Осторожно шагая по насту, зверь медленно пересекает наш пологий гребень слева – направо, двигаясь своим курсом. Наст прекрасно держит его вес и большой, матёрый зверь, без проблем шагает среди торчащих саблями из-под наста, кривых стволиков клёна…
А, мы – застигнуты врасплох! На голом, снежном бугре, посреди гребня. Спрятаться – негде! Зыркнув вправо – влево, я тащу брата в неожиданно подвернувшуюся в пяти шагах сзади нас, снежную яму. Хоть, она и мелкая, но это – единственное укрытие…
Мы лежим – как солдаты в воронке. Отстегнув сбрую ремешков своего фоторужья с груди, я прикладываюсь к видоискателю фотоаппарата.
– Стук-щёлк! Стук-щёлк! – нажимаю я, кнопку спуска.
Я – умный! Я подкладываю большой палец левой руки под железную бобышку кольца диафрагмы. Поэтому, фоторужьё не грохает железным “выстрелом”. Кольцо, всего лишь, больно бьёт по моему пальцу. И следом – тихо щёлкает затвор фотоаппарата. Чёрная туша медведя, так контрастно, выделяется на белизне снежного склона! Замерев, зверь слушает природу…
Правым боком к нам, напряжённо приподняв морду кверху, он застекленел. Одним глазом, в объектив, я смотрю, как медведь вдумчиво, длинно тянет носом воздух…
– Ню-ха-ет! – одними губами, шепчет мне Игорь, едва приподняв голову над снежным краем ямки.
Я молча прикладываю палец к губам. Мы затаиваемся…
Жалко терять такого зверя! Хотелось бы подкрасться поближе – кадры с пятидесяти метров мне уже не интересны. Но – кругом всё открыто! Нам ничего не остаётся, как тихо сидеть в этой снежной воронке.
– Может, сам на нас выйдет? – думаю я, – Ведь, мы лежим, примерно на его курсе.
Я приподнимаю над снежным краем ямы один глаз.
– Если он будет идти на нас, – прикидываю я, – То, непременно увидит! Когда дойдёт до той снежной кочки, что метрах в двадцати перед нами.
И я, заранее устанавливаю резкость фотообъектива на этот бугорок. И замираю. Мы ждём…
Однако, медведь ждёт тоже!!! Не сходя с места и даже не поворачивая головы, он напряжённо, медленно опускается животом на наст. И замирает.
– Что-то чувствует! – шепчет Игорь.
Я медленно киваю головой, не сводя глаз с чернеющей, сквозь переплетение кленовых веточек, туши на белом снегу. Течёт минута, другая…
Напряжённо и медленно, зверь поднимается со снега на ноги и переступив лапами на месте, разворачивается прямо на нас! Шаг за шагом, осторожно ставя лапы на наст так, словно это тонкий лёд, он вышагивает среди кривых стволиков клёна. В нашу сторону…
Я медленно, сантиметр за сантиметром, приседаю на дно нашей ямки. Ещё раз проверяю готовность своего объектива. Рядом со мной, следя за медведем одним глазом, с ружьём в руке, всё ниже пригибается Игорь…
Я навожу объектив фоторужья на “пристрелянный” бугорок и замираю. Я знаю, что увижу “объект” только тогда, когда он ступит на этот бугорок. Я знаю, что у меня будет только один “выстрел”…
– Ху-ххх!!! – вдруг, громко ухает, невидимый мне за снежным краем ямы, медведь!
Мы раскрыты! Вздёрнув голову над бруствером, я вижу, как непомерно толстый, прямо-таки квадратный медведь, тяжёлыми прыжками уходит от нас прямо вверх по склону вулкана. Не сбиваясь на шаг, равномерными, мощными прыжками, он мчится по склону вулкана всё выше, и выше, и выше…
По мере превращения медведя в далёкого, чёрного жука в вышине склона, моя голова всё больше запрокидывается к небу.
– Сколько же в нём сил?! – наконец, “рухаю” я.
Мы стоим возле своей снежной ямки и с удивлением взираем на то, как медведь, всё-также на прыжках, превращается в чёрную точку, в снежной вышине…
– А дури в нём! – удивлённо говорит Игорь, – Просто взял – и бегом забежал на вулкан!!! За три минуты!!!
– Ну! – не верю я, своим глазам, – Мы, чтобы подняться туда, будем сейчас полдня помирать!
Всё! Медведь скрылся!
Мы возвращаемся к осмыслению “более близких” проблем.
– Вычислил! Гад, – говорит Игорь.
– Ну!., – киваю я, – Только, как?
– Чёрт его знает.
– Ладно… Пошли, посмотрим.
Мы шагаем, по насту, вперёд…
Вот они, отпечатки когтистых, медвежьих лап на насте! Оказывается, медведь пошёл к нам не напрямую, по заросшему клёном, широкому взгорку, а круто завалил вправо, к пихтарнику и словно бы обходя куртину клёна, выкрутил к нам уже оттуда.
– Какого чёрта он пошёл обходить эти кусты? – недоумевает Игорь, – Стволики клёна так редко стоят! Они, ему – не препятствие!
– Ну! – соглашаюсь я, – Схитрил! Это – он, наш запах ловил.
– Ага! – соглашается со мной Игорь, – И подхватил!
Отпечаток за отпечатком, мы проходим всю цепочку медвежьего следа. Нам интересно понять – как ему удалось нас вычислить?
– Получается, он услышал нас… изначально! И поэтому, остановился.
– Почему “услышал”? – пожимает Игорь, плечом, – Может, запах наш подхватил?
– Нет! – отрицательно качаю я, головой, – Хватанув наш запах, он сразу сорвался бы! А тут – он что-то услышал! Но, услышал неясно, на пределе! И замер…
– Получается, он шёл на нас вовсе не случайно! Он искал источник звука.
– Ну.
Вот! Мы стоим на месте, где он нас подхватил.
– Блин! – в сердцах, ругаюсь я, внимательно разглядывая отпечатки лап.
Здесь, медведь, рывком бросил своё тело в обратную сторону! Льдистые крошки наста брызнули, рассыпались из-под его когтей в нашу сторону. Как белый горох, они лежат, раскатившись по поверхности наста…
Мы разворачиваемся и шагаем по следам медвежьего бегства…
Здесь – тоже есть пища для ума!
– Смотри! – тычу я, пальцем в наст, – Только первые три прыжка – заполошные! И всё! Дальше он пошёл осмысленно. Никакого бега “выпучив глаза”!
– Ну… Ладно. Красиво ушёл, – говорит Игорь.
– Интересно, откуда он пришёл? – озадачиваюсь я, – Может, его ночная лёжка совсем недалеко отсюда? Вот, было бы классно!
– Ну, пошли, посмотрим, – соглашается брат.
И мы решаем протропить медведя “в пяту”. На этой высоте толща плотного, спрессованного снега накрыта слоем свежего, более белого снежка. Лучших условий для тропления – трудно и придумать!
Мы находимся в самых низовьях нашего барранкоса. По плотному снегу, мы переходим через засыпанный снегом распадок барранкоса и поднимаемся на снежную плешину голого лба его противоположного склона. Именно здесь, полчаса назад, я увидел спускающегося нам навстречу, зверя.
– Вон его след! – видит Игорь, – Тут он спускался нам навстречу!
– Ага!
Через минуту мы стоим над медвежьими следами. Но… мягкие, сегодняшние отпечатки лап нашего медведя покрывают уже закостеневший за ночь, вчерашний медвежий след! Я вынимаю рулетку…
– Размеры обоих следов – одинаковые!.. Получается – это его? Вчерашний след?
– Да, – кивает Игорь, – Получается, что так.
Вчерашний след медведя спускается сюда по склону – прямо сверху, вдоль вертикальной кромки зарослей кедрового стланика. Это след одного из наших вчерашних бойцов. Это – то, что нам и надо! Это цель нашего похода. Мы бросаем свежий след и переходим на более интересный для нас, вчерашний. Теперь – мы тропим в пяту след вчерашнего бойца. По этому следу, только что, спустился и сегодняшний медведь.
– Получается, что сегодняшний медведь – это и есть тот медведь, который вчера валил вниз по барранкосу! – оформляю я вывод, прищурившись на след.
– Да! – соглашается Игорь, шагая рядом, – Посмотри, как он срезает углы вчерашнего следа! Угол не виден отсюда, а он, его – срезает! Тут, может быть только одно – он, просто знает, где спускался вчера.
