ГлавнаяБиографии и мемуарыАлександр Феликсович БорунРаботы. Мемуар

Уменьшить шрифт (-) | Увеличить шрифт (+)

полная версия Работы. Мемуар

Александр Феликсович Борун
Работы. Мемуар

Полная версия

Мне кажется, выстраивать мемуары в хронологическом порядке и записывать туда всё подряд, полагая, что всё имеет ценность, имеет смысл в двух случаях. Или сам автор очень интересует читателя, например, это воспоминания Чарли Чаплина. Или описанные автором люди очень интересны, например, воспоминания А.Я. Панаевой, общавшейся с Белинским, Чернышевским, Добролюбовым, Некрасовым, Тургеневым, Достоевским, Львом Толстым. Если же, как у меня, они пишутся из желания, чтобы не пропали всякие интересные случавшиеся со мной истории, лучше не сваливать их все в кучу под диктатом хронологии, а писать по темам. Так и вспоминать легче, и читатель может выбрать интересующую его тему.

Не знаю, что выйдет из тематической организации мемуаров. Пока что это вторая тема, а до неё написан только мемуар на тему «Колхозы», потому что довольно много по ним поездил, будучи послан туда и студентом, и инженером. И колхозные истории были, насколько я сам могу судить, разнообразные. В то же время общее тоже во всех них было. Ещё можно бы написать на тему занятий спортом, или, вернее будет сказать, спортивными видами отдыха (водные лыжи, виндсерфинг, байдарка, один горный поход), тему учёбы в школах и универе¹, тему творчества (рассказы, роман, фильмы), про домашних животных можно, про путешествия, про интересных встреченных людей (последние, впрочем, будут присутствовать во всех воспоминаниях так или иначе). А вот стоит ли писать автобиографию целиком²… Не думаю, что это будет кому-то интересно – за пределами интересных тем. Разве что избранные места? «Три самых невезучих дня в жизни». Или «Пять самых невезучих…». Или «Семь…»? :)

Впрочем, до этого ещё дожить надо. Тогда и подумаю предметнее. Здесь же я попытаюсь описать места, в которых работал, и кем. Не так уж много, но и не одно-два. Перечислю, пожалуй, основные в качестве предуведомления. 1). ОКБ завода приёмно-усилительных ламп в Саратове, инженер. 2). Институт проблем технологии микроэлектроники в Черноголовке, младший научный сотрудник. 3). Центр лечебной педагогики, Мск (и дальше всё в Москве), сторож. 4). Компьютерная фирма ИСТ, технический писатель. 5). Компьютерная фирма 1С, менеджер. 6). Институт стали и сплавов, научный сотрудник на контрактной основе. 7). После этого – пенсионер.

Завод приёмно-усилительных ламп (1978-1985)

В ОКБ Саратовского завода ПУЛ я попал даже не сразу после универа, а за год до его окончания. Там организовалась новая лаборатория, начальником которой стал Филипченко. В университете он был у нас с Аликом Хазановым на 4 курсе руководителем курсовой работы по жидким кристаллам, и теперь пригласил к себе. В этой лаборатории оказалось сразу четыре выпускника универа этого года (1978). Кроме нас двоих, ещё Олег Горбунов из нашей группы и оптик, с которым раньше я не был знаком, Сергей Курчаткин. Да там вообще был, помнится, только один относительно пожилой сотрудник, Финкельштейн. Ещё двое, Михаил Свердлов³ и мой непосредственный руководитель Сергей Николаевич Якорев были лишь немного старше нас. Свердлов, помнится, сетовал, что он, как молодой специалист, получал 110 рублей, кажется, год или два, в общем, он тоже недавно окончил, и только вот в этом году повысили до 130, а мы сразу стали получали 130. Не завидовал, а досадовал на то, что им это преподнесли как повышение, типа, молодцы, заработали, а оказалось, надули – повысили-то всем молодым специалистам.

Рязань (1978)

Впрочем, я забежал вперёд. На пятом курсе полагалась производственная практика и написание дипломной работы в связи с ней. В лаборатории Филипченко имелись электронный микроскоп, установки рентгеноструктурного анализа, ещё что-то, а в Рязани по заказу ОКБ должны были изготовить Оже-спектрометр⁴. Так что тому, кому осваивать эту новейшую исследовательскую технику, нужно было ехать в Рязань. Алик и Олег отказались по семейным обстоятельствам, а я поехал. Чтобы я мог получать деньги на проживание там, меня даже оформили на работу – и тут же послали в Рязань в командировку.

Жил я там в квартире с соседями, в т.ч. в одной комнате вдвоём – это был обычный жилой дом, отданный под общежитие. Купил себе очень маленькую сковородочку, жарить одноглазую яичницу, и необычно большую столовую ложку, длина хлебала которой превышала диаметр сковородки, ширина, впрочем, была меньше. Не для чего-то практического, а по приколу. И готовил себе потихоньку что попроще. Хотя с продуктами в Рязани было не лучше, чем в Саратове. Но Москва поближе, проще туда смотаться за ними. Был даже анекдот: «Как повысит благосостояние граждан Рязани? – Пустить ещё одну электричку в Москву».

Жить в общежитии, даже квартирного типа, было непривычно. Готовить – ладно, но к соседу по комнате на ночь пришла его девушка, и они мешали спать. Он, правда, молчал, а она всего лишь шептала «ах!» и «солнышко!», но очень выразительно. Потом, к счастью, они меня переселили в другую комнату той же квартиры, обитатель которой временно отсутствовал. Не знаю, почему не сообразили сразу. Я-то просто не подозревал о такой возможности.

Работа заключалась в освоении Оже-спектрометра. Не прямо того, что предназначался нам, тот был ещё не готов, но аналогичного. В качестве дипломной работы я делал на нём послойный анализ состава всего пары образцов GaAs со слоем окисла разной толщины⁵.

Кроме официального руководителя, которого я не запомнил, у меня образовался неофициальный. Мне была интересна проблема количественного анализа в Оже-спектроскопии, а там работал человек, занимавшийся именно этим, по фамилии Горелик. Он потом выпустил атлас Оже-спектров для количественного анализа. Как только я начинал задавать вопросы на эту тему, меня отправляли к нему, а потом я уже сам к нему приходил. Горелик разумно посоветовал мне в дипломной работе налегать на практику, потому что теории, при такой моей заинтересованности, там точно окажется достаточно.

Был такой эпизод, показывающий его правоту. Я время от времени ездил в Саратов, не торчал в Рязани непрерывно. В какой-то момент мне пришла в голову мысль о том, что нужно бы учесть уменьшение количества Оже-электронов при выходе из образца при его наклонном положении относительно анализатора⁶. К сожалению, мысль появилась как раз перед тем, как нужно было ехать обратно в Рязань. И вот я еду с этой идеей, и у меня нет, разумеется, никаких средств для облегчения расчётов. Потому что тогда вам не теперь. Я разложил функцию в ряд и стал интегрировать в таком виде, потому что не терпелось хоть приблизительно посмотреть зависимость. Всю дорогу в поезде этим и занимался. Потом, конечно, посчитал поточнее. Горелик, когда я ему показал результат, сперва сказал, что он это уже всё рассчитал. Но, приглядевшись, признал, что нет. Перепутал. По виду похожие интегралы, но он рассчитывал зависимость ослабления электронного пучка, которым возбуждают в образце Оже-электроны, тоже в зависимости от угла наклона образца, но по отношению к электронной пушке. У меня получилось и сложнее с этими конусами, и более нужно для практики, потому что от пушки мало что зависит – у неё глубина проникновения пучка сильно избыточная по сравнению с глубиной выхода Оже-электронов. Так что, по сути, то, что он рассчитал, не особо нужно.

В Рязани была конференция молодых специалистов, в которой я принял участие с каким-то докладом, не помню, об окислении GaAs или об этом самом учёте угла наклона. Очень забавно всех докладчиков разделили на две группы в зависимости от тем их докладов. Если в докладе присутствовало что-то технологическое, отправляли в более секретную группу, а если чисто теория или обзор – в менее секретную. Поделили на две группы и слушателей, со второй формой допуска в более секретную, с третьей – в менее. Хм. А может, я уже забыл, и речь шла о третьей и, соответственно, четвёртой форме допуска? Нусутх⁷. А забавно это было потому, что один докладчик не смог попасть на свой собственный доклад. Доклад отнесли к более секретной группе, а докладчика к менее секретной. Так он и не смог сделать доклада. Трудновато это сделать в своё отсутствие. Никакого онлайна не было.

Совсекретность

Секретность эта вообще несколько досаждала. Прежде чем что-то опубликовать, нужно было представить справку, что ничего нового и ценного в статье не содержится. Логика железная. К сожалению, точной формулировки не помню, а сейчас гуглом не нашёл. На общие запросы лезут банковские справки об отсутствии задолженности или полицейские об отсутствии судимости, а на добавление слов «ничего нового» – Экклезиаст. Глава 1, строки 9-11: «Что было, то и будет; и что делалось, то и будет делаться, и нет ничего нового под солнцем. Бывает нечто, о чем говорят: "смотри, вот это новое"; но [это] было уже в веках, бывших прежде нас. Нет памяти о прежнем; да и о том, что будет, не останется памяти у тех, которые будут после». Для мемуаров очень подходящее высказывание. Мотивирующее.

Как-то мне понадобилось поработать дома с одной ксерокопией журнальной статьи. (Это уже не в Рязани, а на ПУЛе). А оформлять в тот день было уже поздно, секретная часть кончает работу рано. Я связал верёвочку в кольцо, повесил её на плечо под пиджак, и засунул туда папку со статьёй, оперев на нижнюю часть петли, а вбок она и так не могла никуда деться. В результате, думал я, мне не придётся подозрительно прижимать её к себе локтём. Ага, разбежался! На проходной охранник сказал мне: «Молодой человек, на вас донос. Пройдёмте в помещение охраны». То есть, похоже, он не имел формального права устраивать обыск без сигнала? Не знаю. Как и не знаю, был ли донос, или он сам что-то заподозрил, проверить я не мог. Или это был не донос, а в лаборатории скрытая камера наблюдения была. Папку он забрал и с особым удовольствием обозвал верёвочку «техническим приспособлением для выноса», намекая, что за это будет хуже. Однако ничего не было, кроме заключения секретной части, что статья секрета не представляет и к выносу не запрещена. Так и не знаю, это был опасный случай, и от последствий какому-то начальству пришлось меня за кулисами спасать, или и правда сам секретный отдел не стал проявлять служебного рвения на пустом месте. Переживание, однако, было довольно неприятное, так что больше я так не делал.

Спирт и другие растворители

Слухи о выносе того-сего-пятого-десятого ходили разнообразные. Например, был анекдот про одного мужика, выходившего через проходную с пустой тележкой, вроде как направляется что-то привезти. Для виду на тележке валялось какое-то тряпьё, которое охрана проверяла и ничего не находила. После многих таких раз он это дело бросил. Через большое время его начальник охраны просит рассказать откровенно, что он такое невидимое воровал, всё равно уже теперь. – Тележки, – сказал мужик.

В основном, конечно, истории были про вынос спирта. Была, например, история про человека, налившего спирт в резиновые сапоги. Что спирт будет пахнуть потóм пóтом, дескать, неважно. На проходной его задержали, так как был он пьяный. Не пил, но спирт и через кожу впитывается. А вот история, которую рассказывали не про наш завод, а как произошедшую где-то ещё на аналогичном заводе с доступным спиртом. Человек наливал спирт в презерватив, который при этом растягивался и вмещал большой объём. При этом он его предварительно заглатывал, а горловину завязывал верёвочкой, которую привязывал к зубу. Кончилось это для него трагически. То ли презерватив лопнул, то ли верёвочка отвязалась, в общем, весь спирт вылился в желудок, и он умер от отравления спиртом. Там было несколько литров.

А вот три истории точно про наш завод. Не про вынос спирта, а про его опасность. Двое рабочих набрали по разным подразделениям, для которых время от времени выполняли какие-то заказы, спирта. Но было жарко, спирт был технический, противный… Они изобретательно налили в него жидкого азота. Перестарались: спирт замёрз. Поставили колбу в муфельную печь с окошком и стали смотреть. Как только спирт растаял, достали. Один хлебнул, а другой, видя результат, воздержался. И правильно: первый попал в больницу с обморожением пищевода. Они не подумали, что спирт плавится не при температуре 0°С, как вода, а при гораздо более низкой⁸. Могли бы сообразить: его же в спиртовых термометрах применяют, и они на морозе работают. А так вышло, что техническая вооружённость у них была хорошая, жидкий азот, печь, а знаний физики не хватило.

В другой, ещё более печальной истории, начало такое же. Двое рабочих, собранный спирт. Вот только насобирали они мало. И им пришло в голову добавить в спирт трихлорэтилена⁹. А что? И тот и другой – растворители, применяемые, в основном, для очистки деталей электронной техники. Наверное, и свойства у них сходные, подумали они. И тут произошло разделение пары. Одному не понравилось, а второму показалось, что нормально. Он ещё и чистого трихлорэтилена хлебнул, когда смесь кончилась. На следующий день не пришёл на работу. И на следующий. На третий день стали его товарища спрашивать, не знает ли он, куда тот подевался. Тот, куда деваться, рассказал. Тут же на скорой помощи (заводской медпункт довольно большой, как-никак, на заводе 15 тысяч рабочих, у него есть своя машина скорой помощи) поехали к пострадавшему домой. Тот дома и был, думал отлежаться. Отвезли в больницу. Но не спасли. За три дня он себе печень окончательно испортил трихлорэтиленом. Так говорили, имея в виду хлор в его составе. А вот википедия пишет, что он «представляет опасность для сердечно-сосудистой и нервной систем, органов дыхания, зрения», а про печень не упоминает. Как бы то ни было, исход этого пьяного эксперимента был трагический.

На закуску историй о веществах – забавный случай с амилацетатом. Это тоже растворитель, применяемый на производстве, а ещё это то вещество, которым пахнет карамель. Я не знал о нём, а как-то, идя по коридору, ощутил запах карамели. По мере приближения к источнику запах усиливался, хотя в коридоре никого и ничего не было. Дело в том, что от производственных помещений коридор отделялся не стенкой до потолка, а перегородкой, состоящей из закрашенных белой краской стеклянных пластин, закреплённых между стальными вертикальными трубками. И сверху, между перегородкой и потолком, и снизу, между ней и полом, оставалось небольшое пространство. Почему так устроено, не знаю. Может, просто так дешевле всего оказалось. А может, легче проводить перепланировку. В общем, звуки и запахи свободно попадали в коридор, а видно ничего не было. Так что, скорее всего, кто-то за перегородкой разлил амилацетат. Интересно же тут оказалось вот что. Запах конфет всё усиливался, усиливался, и вдруг, в мгновение ока, стал из приятного отвратительным. Может, организм сообразил, что таких конфет не бывает, даже будь конфета у самого носа. Не знаю. Но больше такого эффекта никогда не встречал. Потом рассказал про этот случай, и мне объяснили, что это был амилацетат – то, чем пахло как конфетами. А вот Википедия про этот эффект не пишет, во всяком случае, в описании амилацетата¹⁰.

От большого количества на производстве технических жидкостей я и к спирту относился как к одной из них, может, не такой опасной, как ртуть, жидкий азот, четырёххлористый углерод или трихлорэтилен, но точно не как к чему-то пищевому, что можно тащить внутрь организма. (Кстати, Википедия приводит его ПДК – в 10 раз больше, чем у амилацетата. Тоже 4-й класс опасности). И до сих пор его запах вызывает сходную реакцию. Вино кажется порченым соком, пиво – чем-то вроде порченого кваса, а водка и прочие крепкие напитки – чем-то вроде бензина.

На заводе я вступил в общество трезвости, даже на какие-то лекции ходил о вреде пьянства¹¹. В общем и целом я с ними до сих пор согласен, хотя и перегибы замечал. Всё-таки, думаю, не стоит считать кефир алкогольным напитком. Тем более считать разрешение детям есть что-либо сладкое считать дорогой к их алкоголизму и наркомании, ибо приучает к стимуляции центра удовольствия в мозгу внешними воздействиями. Этак можно запретить и книги читать, и на природу выходить, и картинами любоваться, а также ходить в театр и кино. Собственно, уже есть такая точка зрения, что компьютерные игры тоже вид наркомании. Но тогда их не было.

Но когда заводское общество влилось во Всесоюзное, там в уставе не обнаружилось обещания «не пить и не наливать». Только расплывчатые фразы типа «по мере сил содействовать уменьшению распространения пьянства». Единственной целью общества, мне представляется, был сбор членских взносов для обеспечение потребности его начальства на устройство банкетов. Так я заподозрил, а поскольку смысла в таком обществе я не видел, то из него вышел. К счастью, членство в нём не было обязательным, как в других, типа комсомола или менее важных, типа ДОСААФ. Если я правильно помню, в такие тоже насильно «вступали», несмотря на первое слово «добровольное» в названии.

Компьютерный прогресс

Компьютеры появились буквально при мне. В физико-математической школе № 13 была машина «Урал-2». Она выглядела как стенка из электронных ламп¹². Программу в неё нужно было вводить с помощью перфоленты, которая представляла собой засвеченную фотоплёнку. Дырочки в ней нужно было пробивать с помощью перфоратора, который не умел сам переводить в комбинации дырочек обычные человеческие символы. Это нужно было сделать предварительно, и пробивать на нём именно дырочки в намеченных местах. Всё переводилось в числа, числа – в восьмеричную систему счисления, а уже из неё в расположение дырочек на перфоленте. Если машина рвала ленту, её нужно было клеить специальным очень вонючим клеем, предварительно шкуркой стесав на клин полоску на обеих склеиваемых концах ленты¹³. Рвалась она часто, устройство протяжки было грубое. Потому и не бумажная лента, а фотоплёнка, она гораздо прочнее.

В университете уже была машина «Минск», не помню номера, выглядящая как несколько металлических шкафов. Питалась она перфокартами, причём перфоратор уже выглядел как пишущая машинка с буквенными и цифровыми обозначениями клавиш. Где пробивать дырочки он уже определял сам. Но большой практики у нас там не было, всё же физический факультет, а не математический¹⁴. Там-то были и программисты.

В ОКБ завода ПУЛ была какая-то аналогичная машина. Помнится, вывод результатов она делала на бумажную ленту с перфорацией по краям шириной больше длины листа А4, причём символы прыгали в строке то выше, то ниже. Но на ней было трудно получить машинное время.

Зато там практически в полное моё распоряжение попала машина «Наири-К». Она выглядела как пульт управления космического корабля в фантастическом фильме. Или как пульт управления атомной электростанцией в нефантастическом, хотя, впрочем, сильно поменьше. Собственно, раза в два больше письменного стола. На самом деле множество маленьких лампочек, перемигивающихся на ней, когда она работала, мне были ни на что не нужны. Может, какие-нибудь наладчики могли их зачем-то рассматривать. Считывать с них что-либо я не умел. Работала она на своём собственном языке, но он был того же типа, что бейсик, фортран, фокал и пр.

Наконец, сильно не сразу, мне выдали машину «Электроника». Она была уже близка по концепции к персональному компьютеру. Сама машина занимала одну секцию в тумбе стола, высотой в обычный ящик в тумбе стола. Место остальных ящиков занимало квадратное устройство перфоввода и перфовывода. Причём с бумажными лентами. А к столу была принайтовлена электрическая пишущая машинка. Работала она так энергично, что весь стол (металлический, между прочим) трясся. На ней можно было набирать программу, а потом вывести на перфоленту, чтобы не набирать заново. И та же машинка печатала результат расчёта. При этой ЭВМ было несколько лент. Сперва нужно было заставить её считать небольшую по длине загрузочную ленту, которая позволяла ей читать всё остальное. Потом ленту с бейсиком. И потом свою ленту с программой, написанной на бейсике.

Ах, да, ещё до неё я успел некоторое время посчитать на продвинутом электрическом калькуляторе, который, кроме собственно расчётов, мог запоминать некую последовательность арифметических операций и даже имел какие-то команды типа «если… то», тем самым, это было что-то вроде ЭВМ, хотя очень медленной, с очень маленькой оперативной памятью и никакой постоянной.

Ещё больше был похож на персональный комп принесённый отцом домой «БК». Это была небольшая коробочка, к которой подключалась клавиатура. И можно было подключить и использовать как монитор телевизор.

Настоящим персональным компьютером был чехословацкий «Правец», а вот где я с ним познакомился, уже не помню. Кажется, уже в Москве. Он работал с магнитными дискетами ёмкостью 256 килобайт. А потом и с дискетами удвоенной плотности 512 килобайт. Постоянной памяти у него не было¹⁵, так что приходилось, как с «Электроникой», вставлять загрузочную дискету, потом дискету в бейсиком, потом со своей программой. Но уже был монитор¹⁶. Следующая модификация «Правца» имела постоянную память – жёсткий диск ёмкостью аж 10 мегабайт.

И, наконец, Аня с отцом съездили на конференцию в США в 1988 г., где коллеги организовали им возможность прочесть несколько лекций, а на полученную зарплату они вдвоём купили компьютер (за тыщу с небольшим долларов) класса IBM XT-286 и даже принтер к нему¹⁷. Матричный. Это который изображает символы с помощью иголочек и при печати громко жужжит. Монитор при нём был не чёрно-голубой, а чёрно-жёлтый, назывался «Геркулес» и имел нестандартную матрицу, несколько шире обычной¹⁸. Жёсткий диск был 20 Мб. Потом мы его заменили на 40. Когда сломался первый – в смысле, сломалась ФАТ, файл аллокэйшн тэйбл, в которой записаны координаты всех файлов, – мы его вручную починили за две недели, распутав, где какой файл начинается и кончается. Когда сломался диск в 40 Мб, починка заняла месяц. А потом появилась Виндоус, которая не разрешает лазить в ФАТ. Надо бы где-то рассказать, как именно они сломались тогда, но, наверное, нужно, наоборот, рассказ про компьютеры отсюда убрать. Не знаю.

1. Буду называть как привычно сейчас. А тогда университет не называли универом.

2. Василий Челышев (далее В.Ч.) пишет мне: ты читал «Госпожу Бовари», про которую автор сказал: «Эмма – это я»? Биография заурядной мещаночки-истерички. Вопрос не о чем, а как описывать. К тому же по себе знаю: лет через 30 тебя не будет, тут внуки спохватятся, что не расспрашивали. И конечно, если удобнее без хронологической последовательности, вразнобой, в отрывках – ну и ладно. – Я: не читал. Образцовая автобиография? Надо прочесть, чтобы правильно писать мемуары? – Он: ну, вообще-то, это классический французский любовно-психологический роман, вроде нашей "Анны Карениной". Ты ознакомься с кратким содержанием, а то у тебя там вокруг одни гуманитарии, неловко признаваться, что не читал. – Я: прочёл из госпожи Бовари бесплатный отрывок. Это до слов "В марте, когда г-жа Бовари уезжала с мужем из Тоста, она была беременна." Пока кажется несколько длинновато. Зачем-то уроки в школе.. – Он: ну да, тогда торопиться было некуда, а роман и по размерам с "Анну Каренину", а то и больше… – Я: …очень подробные описания одежды, пейзажей, блюд… чувств даже – потому что одно и то же, в сущности, повторяется много раз разными словами. Но, наверное, это так надо для французской классики. Часто встречаются непонятные вещи, скажем, упоминаются известные мне Жанна д'Арк и Аньес Сорель – и тут же пара неизвестных исторических персонажей, или какие-то "зверства Людовика XI", а я про него читал только, как он засадил кардинала Балю в клетку, изобретённую самим же кардиналом – по-моему, поделом. Хотя и ни за что, в сущности – за "государственную измену", выразившуюся в переписке с кем-то не с тем, кем надо, кажется. А для зверств у него был специальный человек, по прозвищу Дьявол, какой-то бывший цирюльник Оливье ле Дэн, кажется, но в воспоминаниях де Коммина не описано, что такого ужасного он творил. На фоне герцога Бургундского, перед которым Коммин преклонялся, и который сжигал в военном походе сдавшиеся ему города и вешал всех жителей, Людовик XI, кажется был ещё получше. Теперь не знаю, читать ли про Бовари дальше? Если честно, я и Анну Каренину не читал. – Он: гм, гм… Ну тоже прочти краткое содержание. Главное – Анна Каренина была столичная штучка и бросилась под поезд, а Эмма Бовари – провинциалка и отравилась мышьяком. Я сам уже не помню, почему там вначале впечатления рассказчика от школьных уроков истории, кажется, муж Эммы был учителем. – Я: но писать автобиография таким стилем, как Флобер, я не смогу – все эти бесчисленные мелкие подробности я просто не помню.

3. Не родственник, тем более, кажется, у того Свердлова это был псевдоним… а, нет, не псевдоним, но этот Миша, во всяком случае, при знакомстве сразу, не дожидаясь вопросов, сообщал, что не родственник. К слову, Я.М. Свердлов, в Википедии написано, умер от испанки, это тогда был такой грипп, место которого теперь занимает ковид. Так что по-современному.

4. Вкратце про Оже-спектрометр (по замечанию В.Ч., что надо бы). Пьер Оже открыл эффект, на котором он основан, в 1925 году, в газах. Сильно позже, с развитием вакуумной техники, его использовали для элементного анализа поверхности твёрдых образцов. Эффект заключается в том, что если вышибить (электронным пучком или рентгеновским облучением) из атома один из внутренних электронов, на его место упадёт один из внешних. Выделяющаяся при этом разностная энергия может передаться третьему электрону, который покинет атом и может быть зарегистрирован. Оже-электрон интересен тем, что его энергия строго определяется энергиями всех трёх участвующих электронов, а от энергии первоначального воздействия на атом не зависит. Таким образом, определив энергию пойманного Оже-электрона, можно сравнить её с атласом Оже-спектров и сказать, например: ага, этот Оже-электрон имеет энергию 91 эВ. Значит, он вылетел из атома кремния. Притом у него есть небольшой химический сдвиг по шкале энергии (т.к. в атласе спектров указана энергия 92 эВ), показывающий, что он связан, вероятно, с атомом кислорода (для азота был бы сдвиг меньше)… Поскольку Оже-электроны, в случае соударения с одним из атомов вещества, теряют свою характерную энергию, те из них, что всё же отображаются на спектре в виде характерных пиков, а не размазались по спектру и потерялись среди прочих электронов, вылетели из самого верхнего слоя образца. Т.о., это метод элементного анализа очень тонкого слоя поверхности. В сочетании с распылением образца ионной пушкой он превращается в метод послойного элементного анализа. Сам спектрометр состоит из вакуумной камеры с кучей усеянных по окружности гайками фланцев, к которым присоединены датчики давления, электронные и ионные пушки, анализатор, насосы, ловушки для остаточных газов, окошки, манипуляторы и пр. Выглядит он как увеличенный в размерах железный морской ёж. Впрочем, примерно так выглядят многие высоковакуумные исследовательские приборы. Главный элемент – анализатор, у Оже-спектрометра он чаще всего типа «цилиндрическое зеркало». Состоит из двух цилиндров, вложенных один в другой, между которыми электрическое поле. Электроны влетают в пространство между цилиндрами через кольцевую щель на переднем конце внутреннего цилиндра, поворачивают в электрическом поле и вылетают через такую же щель в его конце – те, энергия которых соответствует приложенному в данный момент напряжению между цилиндрами. Испускаются электроны образцом, который помещается в фокусе анализатора, а попадают на приёмник, который в другом фокусе, с другого конца анализатора. От образца те электроны, что попадают в анализатор, летят в пространстве между двух конусов, упирающихся в края первой щели. Чтобы записать спектр, напряжение, подаваемое на цилиндры анализатора, меняется в заданном интервале. Чтобы усилить сигнал, оно ещё и модулируется высокочастотной синусоидой, а приёмная схема вылавливает именно эту частоту. Кроме большого металлического ежа, с которого свисает множество проводов, при спектрометре имеется несколько шкафов аппаратуры, разделённых на блоки для обслуживания определённых частей спектрометра: питание и управление насосами, датчиками, пушками, анализатором и пр. В какой-то момент я позавидовал космонавтам, у которых вакуум ещё получше, а насосов не надо, но тут же сообразил, что зато им пришлось бы всю аппаратуру помещать в свинцовые ящики – от космических лучей. А её по объёму не меньше. В старом варианте спектрометр имел самописец для записи спектров, например, в Кунцево я так и работал (см. дальше), параллельно с работой ионной пушки, потихоньку распылявшей образец, записывал кусочки спектров, соответствующих окошкам, где были пики нужных химических элементов, отмечая на спектре время записи, потом измерял получившиеся пики и надписывал величину в мм, и строил вручную график изменения величин пиков, считая, что они пропорциональны содержанию этих элементов, а время записи данного Оже-пика соответствует глубине образца, на которой фиксировался этот элемент. Сейчас спектрометры делают всё это сами, они с компьютером и монитором.

5. Довольно интересно получилось. Оказалось, слой окисла состоит, в основном, из Ga2O3, а оксида мышьяка в нём заметно меньше половины, зато между слоем окисла и поверхностью полупроводника сохранился мышьяк в чистом виде, и не в соединении с галлием, и не окисленный. То есть, получается, кислород ухитрился отобрать галлий у мышьяка, а сам мышьяк окислить не сумел почему-то. Не весь, большая-то часть его исправно окислилась. Это была не химия в чистом виде, а химия при хитрой конфигурации образца. – В.Ч.: С этого места заметно различие с воспоминаниями о колхозах. В колхозе (по крайней мере в нашем поколении) все бывали и представляют себе обстановку хорошо. Но с физикой твердого тела (так, кажется, называется твоя узкая специальность?) знакомы очень немногие, мало кто помнит даже, что As – это мышьяк. Допустим, про эффект Оже я в википедии посмотрел, но устройство самого спектрометра надеялся понять по твоему описанию, но отчетливого впечатления не получил. Могу, конечно картинки в google ещё поискать, но вообще я же отличник и сын инженеров, а понимаю далеко не всё. Тут надо решить: каков круг предполагаемых читателей: условный Алик Хазанов или гл обр Матвей. Для гуманитариев куски текста, где подряд идет много непонятых вещей, слишком велики, должно утомлять. С другой стороны, что же теперь: всё это выкидывать оставляя одни анекдоты про японцев? Кому непонятно, но хочется понять – пусть потрудятся, либо пропустят, но о разумном балансе общепонятного и вещей специальных, нельзя ли где что-то дополнительно разжевать – ты подумай. – Я: да, спасибо, можно попытаться в виде сносок сделать, чтобы кому не интересно по причине уже знает или наоборот, сто лет знать не хочет, мог пропускать… Был там и интересный методический момент. Оже-пик галлия на спектре сдвигался, в зависимости от его химического состояния, потому что в образовании его Оже-электронов участвовали внешние электронные оболочки атома, в результате между тем, как он выглядел в окисле, и тем, как в полупроводнике, была переходная область, в которой его пик был в обоих видах. Это приводило к тому, что там он увеличивался не в высоту от такого наложения, а в ширину. При оценке количества Ga по амплитуде пика возникала недооценка, он на послойном графике концентраций как бы проваливался чуть ли не вдвое. А на самом деле это кажущийся эффект. Это было очень полезно, я потом сталкивался с аналогичными случаями и к удивлению коллег предлагал объяснение неожиданного провала на графике послойного распределения какого-то элемента, меняющего своё химическое состояние – провал-то кажущийся. Надо бы оценивать по площади пика, но Оже-спектрометры ещё не умели интегрировать.

6. Поскольку анализатор в Оже-спектрометре чаще всего типа «цилиндрическое зеркало», он улавливает электроны, летящие в пространстве между двумя вложенными конусами. Для учёта уменьшения их количества (по экспоненциальному закону, при прохождении внутри образца) нужно проинтегрировать функцию по этому пространству. Для разных углов наклона образца.

7. Слово привязалось из фантастики: «Левая рука тьмы» Урсулы ле Гуин. Означает «неважно, несущественно» на языке аборигенов некоей фантастической планеты. У меня есть гипотеза, что Урсула произвела его из русского «не суть», которое является сокращением выражения «не суть важно».

8. – 114,3°С

9. С2HCl3. Википедия пишет: «бесцветная, прозрачная, подвижная, летучая жидкость со сладким запахом, напоминающим запах хлороформа, и сладким, жгучим вкусом… Под действием света и воздуха разлагается с образованием фосгена и галогенсодержащих кислот… Являясь хорошим растворителем, трихлорэтилен широко применяется в промышленности и быту… является токсичным наркотическим веществом». Впрочем, ПДК в воздухе (миллиграммы на кубометр) и в воде (сотые доли миллиграмма на литр) приводятся, а вот смертельная доза – почему-то нет.

10. «В пищевой промышленности известен под названием грушевой эссенции. В высокой концентрации оказывает вредное действие на центральную нервную систему… относится к малоопасным веществам (Класс опасности 4)… Обладает наркотическим, слабым общетоксичным действием на организм человека при пероральном применении. ЛД50 для мелких животных (крыс, мышей) – 7,5 г/кг… в больших концентрациях раздражает слизистые оболочки кожи и глаз… ПДК в воздухе 100 мг/м3».

11. В.Ч.: ужас! Я помню и общество трезвости, и их симпатичный особнячок, и слухи, что руководство, и люди приближенные к нему, за казенный счет ездили в недурные турпоездки под предлогом обмена опытом, но в СГУ как-то бог миловал: никого туда не загоняли: считалось что ли, что преподаватели – люди непьющие? (хотя алкоголики среди преподавателей мехмата бывали, причем из самых талантливых) Но студенты? Вообще, как-то и насчет колхозов у нас было помягче, не до такой степени абсурда, как ты описывал. Я-то воображал, что работников оборонных предприятий оберегали от избыточного партийно-советского идиотизма. Так ты вообще не пьешь? В смысле не смакуешь сухое вино или коньяк в гомеопатических дозах? Я взял себе за правило выпивать коньяку на ночь – считается что one drink, т. е. 40 г благотворно действует на сердце и продлевает жизнь, но мне хватает половины дозы, причем ещё то и дело забываю достать бутылку. В летнюю жару заменяю половиной стакана красного сухого – и тоже вечно оно у меня в холодильнике начинает прокисать, т. к. о нем забываю: спирт как таковой меня не влечет. Вот если бы так же выкуривать одну сигару на ночь вместо двух пачек самых дешевых сигарет в день! – Я: ну, теперь уж мне поздно раздумывать не эту тему. Всё равно по поводу печени запретили любой алкоголь, и, как в скобках замечено, включая пиво – видимо, подозревали, что кто-то истолкует так, что любой алкоголь, да, но пиво – разве же алкоголь? Это так, вроде кваса. Может, у меня на самом деле всегда была нездоровая печень, что никак не проявлялось, кроме нелюбви алкоголя? На ту же тему нелюбовь к помидорам, которые в какой-то момент запретили ввиду камней в почках, называемых, кажется, оксалаты. – Он: да есть такие оксалаты и не только в почках. У Саши Камышинцева в детстве находили. – Я: для их отложения хуже всего щавель, там их много, но и в помидорах есть. Но тут на чувствительность организма не спишешь – помидоры я не люблю со времени студенческих колхозов, когда их нужно было собирать, а жрать же хотелось, ну и переел. Плюс в студенческом буфете самым пригодным для питья был томатный сок, остальные прокисшие. Но это уже не в тему воспоминаний о работе. Хм, сомневаюсь, что будет интересно читать, если я напишу о всяких больницах, хотя это может быть достаточно пугающе. – Он: ну что ты, это как раз самый смак! Работы у людей разные, тут люди плохо понимают чужую специфику, а вот любовь и смерть (больница – как её репетиция) – это универсальные вечно актуальные темы. – Я: да темы-то актуальные, но интерес к ним бывает разный, и, такое впечатление, что интерес рассказчика часто превышает интерес слушателя… скажем, есть в МИСиС такой Палисан (я сперва в телефоне написал Палисандр, он ещё и Палисан Андрей), с той же онкологией, что у меня, он, как меня завидит (к счастью, это в прошлом), сразу ко мне устремляется, и, быстро формально спросив как дела у меня, начинает длинно жаловаться, причём подтекст такой, мне кажется, что мне все эти ужасы тоже предстоят, но мне-то лучше, так как только ещё предстоят… бр-р. А когда он узнал, что меня уволили и я хожу уже так, пообщаться, в основном, то сразу стал рассуждать на тему, что надо было заранее ему сказать, он бы помог. В чём я очень сомневаюсь. Скорее, это такой вариант самоутверждения. В общем, я ему сочувствовал, конечно, но, если видел его до того, как он – меня, старался обойти подальше, чтоб он так и не увидел. Так что я на собственном примере убедился: не всякое описание болезней интересно. Хотя, конечно, пример специфический. Но, казалось бы, именно в этом случае должен быть повышенный интерес. Ну, может, надо всё же попробовать… Скажем, на облучение нужно было идти по длинному очень узкому коридору без дверей, с наклоном вниз, вниз, вниз… Я даже как-то заснял на камеру этот проход по зловещему коридору. И я ни разу – так совпало – там никого не встретил. Просто время прохода не очень большое, а время ожидания сеанса и сам сеанс гораздо дольше. Никто не приходил ко времени чужого сеанса. И, в результате не очень определённой длительности сеанса – там у них всякие сбои бывали, то работает, то не работает – окончание в неопределённое время – пока уходишь, следующий давно пришёл. Но это неважно, почему, факт тот, что коридор всегда безлюдный. Притом что вход туда с достаточно посещаемой больничной лестницы, и там в конце комната ожидания, в которой всегда очередь. Получается временное выключение из обычной обстановки – кроме того, что и сам коридор необычен, я таких узких не встречал даже в малогабаритной хрущёбной квартире, да и таких длинных наклонных не помню. Ну ладно, если все прочие темы кончатся, можно попробовать описать больницы. Тоже элемент советской действительности. И постсоветской, впрочем. Они мало изменились, мне кажется.

12. Тут у нас различные воспоминания с В.Ч. Ему помнится, что не одна стенка, а занимала половину кабинета. На снимке в книге мемуаров нашей учительницы математики Веры Петровны Филиновой это различие непонятно. Притом она пишет (Филинова В.П. «85 лет – одно мгновение…», с. 272): «…сосредоточив классы с углублённым изучением математики и физики в 13-й школе, университет решил передать в дар школе из своего вычислительного центра советскую электронно-вычислительную машину «Урал-1», которая делала 100 операций в секунду. Для своего вычислительного центра университет приобрёл более современную машину «Урал-2», которая делала уже 5000 операций в секунду». С. 273: «Школа отвела для машины на нижнем этаже большую комнату. «Урал-1» состоял из нескольких блоков-шкафов, установленных вдоль задней стены кабинета» (!).«Появился новый учитель физики Николай Сергеевич Осовин, ставший инженером вычислительного центра. Ему удалось не только расставить все блоки машины экономным способом (?), но и заставить её работать». Но и В.Ч. помнит «Урал-2», наверное, Вера Петровна про это уже не стала писать, когда машина поменялась. Но насчёт половины класса хочу заметить, что перед машиной ещё стояли перфоратор и считыватель перфолент, и, наверное, вплотную к машине парты нельзя было ставить. Впрочем, нусутх. Не буду спорить, пускай не одна стенка с лампочками, а несколько.

13. Тут Василий помнит, как я как раз клеил при нём. И добавляет, что ещё у меня был пробит двоичный код с ошибками, и я часть недостающих дырочек дорезал бритвенным лезвием, а на лишние наклеивал миниатюрные заплатки. Именно тогда он решил, что в программисты ни за что не пойдёт. А я про дырочки и не помню, надо же. Непонятно как-то, я, значит, клеил и вручную исправлял ошибки в коде, а сам он что делал при этом? Мы же в одном классе тогда были.

14. Василий замечает: «а мне как раз «Минск» запомнился перфолентами, причем какими-то очень узкими, коды для отдельных символов шли не поперек восьмерками, а вдоль, но почему-то тремя строками. Перфокарты же были у машин «типа М-20», к которым относились всякие БЭСМ с номером». Ну, ему виднее, как математику.

15. В.Ч. советует добавить «…никакой!». Даже когда он рассказывал лет 10-13 назад студентам, что одна дискета на 512 Кб (не Мб!) содержала всю операционную систему, а вторая – единственную программу, которую запускали, причем вместе с входными и выходными данными, они не могли себе такого представить. Сейчас тем более.

16. Естественно, кинескоп с электронно-лучевой трубкой, в толщину больше, чем в высоту и ширину, 640 точек на всю ширину экрана, так что любая линия выглядела как ряд точек, и с частотой кадров такой, что мигание заметно и голова болит, если час-другой посмотреть в него.

17. В.Ч.: мой знакомый, очень талантливый и приятный Леша Жарков, которого родители после физфака (годом после нас) пристроили в аспирантуру в Дубну к Гердту, был в нашем отечестве пионером использования компьютеров для не числовых, а символьных вычислений (типа пишешь ax=b – машина выдаёт x=b/a, пишешь (sinx)'= получаешь cosx, только использовал не так тривиально: он давал, напр., мне почитать работу, где взятием скобок Пуассона получалось 44 следствия из первого интеграла какого-то нелинейного уравнения магнитодинамики. Дальше автор отбирает из этих 44 следствий нетривиальные и получает полную систему интегралов (каждый из них выделяет в фазовом пространстве гиперповерхность, а система их – фазовую кривую, т. е. эволюцию плазмы во времени, как пересечение этих гиперповерхностей. Трюк с получением новых интегралов через скобки Пуассона придумал сам Пуассон лет 200 назад, но вручную всё это получить нереально. И вот Лёша становится знаменитостью, ездит на всякие заграничные конференции, в частности в 1989 г. на полугодовую стажировку в Лейпциг (между прочим наблюдал ихнюю революцию и в первые же дни после падения Стены посещал Зап. Берлин). Курит там ради экономии «Приму» или даже «Астру», привозимую чемоданами из Саратова, питается соответственно и из сэкономленной скромной стипендии покупает себе компьютер. Привозит его сюда и продает за 40 тыс. (и очень жалел: годом раньше мог бы продать за 100 тыс). Покупает за 27 тыс. двухкомнатную квартиру на Рабочей, рядом со мной, и ещё на мебель остается. Какой именно компьютер не помню, но что-то класса IBM XT-286.

18. Кажется, не 640, а аж 720 точек в ширину. Кроме того, он требовал 110 В, а не 220, и спустя много времени, будучи извлечён из кладовки при срочной нехватке монитора, сгорел, включённый без трансформатора. Давно в кладовке стоял, все забыли…

следующий лист >>