Возвращаясь к лаборатории в ОКБ завода ПУЛ, после окончания СГУ четверо выпускников появились на работе не одновременно. Полагалось приходить в течение какого-то срока, кажется, месяца, но за опоздание на всё лето санкций не применяли. Надо же отдохнуть перед работой. Однако всё оказалось не так просто. Я появился на работе первым, и мне сейчас же сказали: о! отлично, тут как раз скоро от лаборатории нужен человек в колхоз, ты и поедешь, на новенького. И тут пришёл мой друг Алик Хазанов. – Хм, – решил начальник, – нехорошо ведь наказывать за более раннюю явку на работу, а посылка в колхоз, как-никак, сходна с наказанием. Хоть и в некоей очерёдности, но это как наряды (на кухню, в армии, а не что надевать). Наряд в очередь – нормально, а вне очереди – наказание. Пускай едет тот, кто пришёл позже. Он и поехал.
Немного времени спустя в новой волне посылки в колхоз опять потребовали человека от лаборатории. И опять мне сказали готовиться морально и материально (в смысле, запастись соответствующей одеждой, если нету). И тут – хоп! – появляется Олег Горбунов. Так что поехал он. А в третий такой же раз поехал Сергей Курчаткин, появившийся позже всех.
А я в тот раз так и не поехал. Зато пришлось ехать зимой, когда вдруг тоже потребовался «доброволец». Но колхозы – другая история, лучше их описывать отдельно.
Руководителем группы у меня был Сергей Николаевич Якорев. Он был из Сибири и иногда произносил не сразу понятные сибирские выражения, например, сказал мне как-то «рули шéметом», что означало «сбегай быстро». Ещё он любил выражение «что совой по пню, что пнём по сове», видимо, аналог выражения «что в лоб, что по лбу». Внешность он тоже имел соответствующую, сильно выше и шире меня (у меня рост чуть ниже среднего). Алик и Олег19 попали в группу рентгеноструктурного анализа. Наша группа из двух человек (включая руководителя) должна была заниматься Оже-спектроскопией, но пока спектрометра не было, анализировала разные образцы методом термического газоотделения. То есть какой-нибудь люминофор, предназначенный для работы в катодолюминесцентном индикаторе, помещался в пробирку и нагревался, а мы смотрели, какие газы выделяются и сколько, чтобы определить, хотя бы приблизительно, как он будет работать под электронным облучением – что из него может полететь неустойчиво прихимиченное, почему, скорее всего, он выйдет через некоторое время из строя. Для анализа мы собрали кустарную установку с омегатроном – кажется, омегатроны выпускались прямо тут же, на заводе, а может, и нет. Омегатрон – своего рода электронная лампа. В стеклянной колбе находится небольшой металлический кубик, не сплошной, а состоявший из шести отдельных сторон – электродов. На два из них подавалось напряжения для разгона электронов, и сквозь один из них стреляла электронная пушка. Она ионизировала газы, попавшиеся на пути пучка где-то в середине объёма куба. Два другие электрода увлекали ионы поперёк хода пучка, а через ещё два проникало магнитное поле, в третьем направлении, поперечном к тем двум. Под его действием траектории ионов искривлялись и они попадали или не попадали в приёмник. Это зависело от их соотношения массы и заряда, а также от приложенного напряжения. Напряжение постепенно менялось, и от полученной развёртки рисовался график – спектр, на котором можно было опознать пики разных газов. Некоторые сливались, но в целом, зная состав образца, можно было как-то разобраться. Не помню, пытались ли мы использовать эталонные образцы, или это при таком грубом методе было провальной затеей с самого начала. Но, помнится, какие-то пики мы пытались вычитать одни из других. Наверное, для опознания газов в случае, когда часть пиков сливались, а часть нет. Тогда можно было по индивидуальным пикам определить один из тех, что слились, и, вычитая, определить количество второго20. Конечно, количество это было только в сравнении с другими газами в данный момент времени – нагревать образец всегда одинаковым образом трудно. Но можно как-то проинтегрировать и оценить общее газоотделение.
Для создания в омегатроне магнитного поля он помещался в зазор между полюсами здоровенного подковообразного магнита, кажется на шесть с чем-то тысяч гаусс. Это был опасный предмет – он мгновенно портил часы, которые тогда были исключительно механическими, электронные появились позже. Кстати, не знаю, что будет с электронными часами в сильном магнитном поле. Может, и ничего. Но в механических шестерёнки намагничивались и переставали крутиться. Или маятник переставал качаться, примагниченный к ближайшей детали, не знаю. Сергей Николаевич испортил об этот магнит двое часов и стал, приходя на работу, тут же снимать часы и класть на стол, чтобы не сунуться к магниту, забыв их снять. Я тоже. А ещё мы повесили на установку плакатик: «Не трогать левой рукой!». Всем знаком приём техники безопасности электрика, стараться делать всё одной рукой, по крайней мере, не прикасаться двумя руками к возможному источнику напряжения, лучше вообще одну руку за спину заложить – потому что самый опасный удар электрическим током через две руки, ток идёт через сердце. Но именно левой рукой не прикасаться – это была загадочная надпись для посетителей. Они спрашивали, и мы объясняли, в чём дело – так их часы оказывались в безопасности от магнита. Ведь такой здоровенный магнит всякому хочется потрогать! Тут у нас, конечно, по видимости не были предусмотрены левши, которые, предположительно, могли носить часы на правой руке21. Но и они, получив разъяснение, могли сделать вывод.
Что касается катодолюминесцентных индикаторов, то люминофоры для них недаром были самыми многочисленными образцами для исследования газоотделения – отдел ОКБ, в который входила наша лаборатория, ими и занимался. Наивысшим достижением отдела было оборудование этими индикаторами большого экрана на Новоарбатском проспекте в Москве. Экран должен был быть виден днём, для этого в лампах, представлявших собой «точки» экрана, ставилась электронная пушка, как в кинескопе, то есть на тысячи вольт, но, возможно, вдобавок ещё и мощнее. Впрочем, может, и обычной электронной пушки хватало – в конце концов, она заставляла светиться не сравнительно большой экран кинескопа, а пятно размером в несколько сантиметров. Люминофор выгорал очень быстро, а еще часто лопался от тепловых напряжений цоколь, так что обслуживающая экран бригада только и делала, что меняла индикаторы, а завод их поспешно изготавливал всё новые и новые. Это были одноцветные индикаторы, трёх разных цветов с разными люминофорами. Но это отдел отличился таким достижением. Мне всё это рассказывали, я туда не ездил, и вообще непосредственно выпуском и тем более сбытом ни индикаторов, ни какой-то другой продукции не занимался, и вообще наша лаборатория была ни при чём. Только обслуживание производства: поиск причин брака. И до Оже, и после его появления. А в свободное время – занимался самим методом Оже. Забегая вперёд.
Завод ПУЛ производил электронные лампы давно, и попал в обычную социалистическую ценовую ловушку: по нормам полагалось с течением времени снижать себестоимость продукции и цены на изделия, даже если изделия производятся давно и по одной и той же технологии. Рано или поздно производство становится невыгодным. Заводы один за другим отказываются от такого производства и перепрофилируются. Кто остаётся последним, тому этого сделать не дадут – лампы-то нужны! Остаётся много оборудования, вполне действующего, в которых они применяются, и требующего ремонта, а может, какое-то ещё продолжает выпускаться. Помню, на военной кафедре нам объясняли, что наш локатор лучше американского, хотя наш ездит на грузовике, а их – перетаскивается двумя солдатами – потому что у них он полупроводниковый, а полупроводники гораздо более подвержены действию радиации в случае ядерной войны, чем лампы… Правда, весь этот грузовик с РЛС сделается бесполезным при попадании в него одной пули, а попасть в него куда легче, чем в их чемодан22, но он, де, и не должен выезжать впереди армии. Нусутх. ПУЛ, оказавшись в роли, возможно, последнего, или одного из последних выпускающих лампы заводов, спасался двумя способами. Он сам изготавливал стекло для ламп, на это работал стекольный цех. Кроме ламп, продавалось стекло, и давало 40% всей выручки завода. Также он осваивал новые производства – в частности, эти самые катодолюминесцентные индикаторы.
Но ОКБ при заводе осваивало и другую новую по тому времени продукцию. Например, индикаторы на жидких кристаллах, которыми мы занимались в универе на курсовой. Или полупроводники. На жидких кристаллах делались, например, цифровые индикаторы для настольных часов. По размерам и форме такие часы напоминали мыльницу. Наручных электронных часов ещё не делали. Между прочим, я, как-то ошибившись в очередной раз при наборе номера на телефоне, предложил начальнику добавить в телефон такой индикатор, чтобы было видно, какой номер набираешь. Набор номера был дисковый, и очень легко недокрутить диск немного до нужной цифры. Но он сказал, никто такие телефонные аппараты покупать не будет. Зачем это нужно? Набирай номер аккуратно, и всё. А определение номера, с которого звонят, телефон тоже, естественно, не делал. Да и в каком виде он бы его сообщал? А теперь без индикации номера, который набираешь, трудно себе представить телефон, хотя и набор кнопочный, в котором труднее ошибиться.
В точности как нам в универе рассказывал директор завода «Тантал» Умнов. Он читал лекции, вроде как по управлению производством, а на самом деле просто рассказывал всякие занимательные случаи (сам сообщил, что студенты прозвали эти лекции «Я и моя биография»). В том числе об СВЧ печках, которые тогда начинал выпускать, а все его отговаривали – никто, дескать, не купит, у всех есть плиты, духовки… И так же, он рассказывал, его отговаривали когда-то от выпуска холодильников. Кому он нужен? Зимой вывесил авоську с портящимися продуктами за окно, и всё! Действительно, это была повсеместная практика, с форточкой. Даже был анекдот про Чапаева и Петьку, что они подставили лестницу и тырят эти авоськи. А тут милиция: «Вы чего тут делаете?» Чапаев не растерялся: «Да вот, новогодние подарки развешиваем!» – «Какие новогодние подарки?! До Нового года ещё месяц!» – «Ого! Вот это мы лопухнулись! Петька, снимай авоськи обратно!» А я ещё помню, как вороны приспособились расклёвывать нашу авоську, а мы стали вешать её не совсем снаружи, а между стёклами… А летом просто надо много, скажем, мяса не покупать – сразу сварить и съесть. А масло можно в миску с водой положить. А картошку в погреб. Между прочим, у нас был холодильник «Саратов-2»23. Маленький, вместо морозилки не отделённое от остального объёма микроскопическое решетчатое сооружение, но работал годами и десятилетиями. В отличие от современных.
Умнов был очень нервный, у него даже был бессмысленный автоматический жест, он кистью руки как бы рисовал в воздухе сложную кривую, проводя щепотью на уровне пояса, и перед лицом, всегда одну и ту же. Похоже, сам он этого не замечал, к его словам этот жест не имел никакого отношения. Об управлении производством он не рассказывал, скорее уж, о его планировании. Например, рассказал, что когда-то был в Финляндии и зашёл там в магазин электробритв. Просто там было пусто и можно было посмотреть, какие там электробритвы продаются. Покупать он не собирался, бритва у него была. К нему сразу подскочили два или три продавца и стали уговаривать опробовать их бритвы. Вы не покупайте, вы только попробуйте. Он попробовал – и купил. У нас тогда производились бритвы, в которых крутились ножи в форме пропеллера за толстой круглой решёткой, брили они не очень хорошо, да ещё иногда дёргали волоски. У меня тоже когда-то такая была. А у этих были так называемые плавающие ножи в форме тоже некоей решётки, скользящей за очень тонкой сеткой. Спустя некоторое время, рассказывал Умнов, он в министерстве встретил какого-то знакомого, который ему сказал, что они купили линию по производству таких бритв, «вот про которые ты всем уши прожужжал». И недорого, 10 тыс. $. Они, правда, пытались нам всучить ещё за 30 тыс. технологию производства сеток для этих бритв, но мы, конечно, не купили. Что мы, сетку сами не сделаем?.. Тут-то и начались проблемы. Если сетка тонкая, прорезается и выходит из строя. Если толстая, бритва бреет плохо и дёргает волоски. Оказалось, сетка довольно нетривиальная. У неё дырочки не круглые, а шестиугольные. Волосок зажимается в угол и срезается. А если дырка круглая, он, имея боковую свободу движения даже на краю дырки, вибрирует и сопротивляется. А шестиугольные дырочки не изготовишь штампом с иголочками, нужна фотолитография, как для электронных схем. В конце концов, сетки делать научились, но это потребовало научно-исследовательской работы и много времени. И уж наверное, обошлось дороже24.
Ещё он рассказывал забавный эпизод в связи с производством видеомагнитофонов, которое организовал на своём заводе. Там в основе стабильности протяжки магнитной ленты был вращающийся цилиндр. Они купили в Японии десять видеомагнитофонов, разобрали их на детали и стали измерять диаметр цилиндра, чтобы установить, какой должен быть разброс размеров. Оказалось, нулевой. Измерительные инструменты, которыми пользовались измерявшие, имели худшую точность изготовления, чем эти цилиндры.
Между прочим, про японские магнитофоны… впрочем, кажется, не видео, а обычные, звуковые… я слышал анекдот. Двое приятелей, побывавших в Японии, привезли каждый по магнитофону. Один зачем-то полез смотреть, как он устроен, вынул какую-то детальку – и, хлоп, все остальные рассыпались. Оказалось, они не держались ни на чём, кроме друг друга. Получилась головоломка, которую он никак не мог собрать. Не знал, что куда. Попросил у приятеля его магнитофон, чтобы посмотреть и собрать, как там. Не мог что-то разглядеть, попробовал подвинуть и рассыпал и его. Это, де, хитрые японцы так защитились от копирования своей техники. Но не знаю, насколько история правдива. Всё-таки собирать такие магнитофоны было бы сложновато, чинить – тем более. Да ещё изобрести надо. Чтобы всё нормально работало, держать на честном слове. Стоит ли оно того?
Что касается управления производством в изложении Умнова, вспоминается только один эпизод, и то за цифры не ручаюсь. Понадобилось директору десять новых станков. Послал заявку. Получил пять. В следующий раз в таком же случае послал заявку на двадцать станков. Получил семь. Тогда он недовыполнил годовой план. Получил выговор и пятнадцать станков. Не знаю, можно ли это отнести к управлению производством, и зачем это студентам. Разве что в порядке общей информации о состоянии дел в промышленности25.
На работе я услышал ещё больше таких занимательных историй из области промышленности. Например, про ФРГ. Заключили с ними договор о взаимных поставках техники, чтобы не тратить валюту. У них набрали в рамках договора какого-то оборудования, а они долго выбирали, листали каталоги, и, наконец, попросили на всю сумму отгрузить форвакуумные насосы. Производители насосов некоторое время очень гордились качеством своей продукции. Пока не оказалось, что немцы выливают из них машинное масло и используют, а сами насосы отправляют в металлолом26. Выбрали как сырьё, а не как оборудование.
С теми же немцами был другой обескураживающий эпизод. Они водили нашу экскурсию по машиностроительному заводу. Экскурсия была не на один день. И вот на второй день экскурсанты увидели, что там появилась ещё японская экскурсия, и, что интересно, от японцев некоторые цеха, которые нашим показывали, закрыли и их туда не водят. Почему так? – спросили они, ожидая, наверное, ответа вроде «мы вам доверяем больше», но дело было не в том. – Японцы, – сказали немцы, – только покажи им что, они через две недели будут выпускать это у себя. А вы хорошо, если через несколько лет раскачаетесь, когда мы уже будем снимать это с производства.
Настолько же обескураживающий ответ дал японец на японской выставке электронной промышленности в Москве, когда его спросили, как он думает, на сколько лет мы от них отстали в этой области. – Навсегда, – сказал он. Спрашивающий-то имел в виду всего лишь узнать, на уровне какой их давности мы находимся, ну, или, сколько лет нам потребуется для достижения их современного уровня. А он понял вопрос так, когда мы их догоним. В принципе, в его понимании вопрос был более существенным.
Забавные истории не обязательно касались каких-то дальних стран. Например, один сотрудник нашего завода поехал не далее как в Волгоград, осваивать технологию вакуумного заполнения жидкокристаллических индикаторов. Оно делается так. Индикатор без жидкого кристалла, для которого оставлена тонкая щель, помещается под вакуумных стеклянный колпак совместно с блюдечком с жидким кристаллом. Воздух откачивается, и индикатор автомат опускает краем в блюдечко. Когда под колпак впускают воздух, атмосферное давление загоняет жидкий кристалл в индикатор на предназначенное ему место. Освоив технологию, сотрудник привёз с собой одну такую установку с вакуумным колпаком и насосом. И стал обучать всех на ней работать. Через некоторое время для растущего производства потребовалось изготовить ещё парочку таких установок. Тут обратили внимание на то, что стеклянный колпак имеет хитрую форму. Не просто колпак, а с тремя выступами сверху, вроде закруглённых рогов. Да ещё нижний край у него в форме не окружности, а прямоугольника со скруглёнными углами. Нельзя ли обойтись без всего этого, чтобы проще делать колпак? Проконсультировались с тем сотрудником, как единственным специалистом, и он категорически настаивал, что именно такая форма совершенно необходима, иначе работать не будет. Всё же спросили и волгоградцев. Они долго смеялись и объяснили, что они, вообще-то, выпускают кинескопы. И что один списанный кинескоп использовали как колпак. На вакууме форма колпака практически не сказывается27.
Но была и про японцев аналогичная история. Они купили у американцев насос «на пробу», а на самом деле с целью скопировать и наладить производство. А там в цилиндре, во внутренней стенке, была небольшая каверна. Скорее всего, при отливке в металле был пузырёк. На производительность насоса маленькая каверна практически не влияла. Но осторожные японцы (помните историю Умнова про бритвы и сетки?) решили, что лучше каверну воспроизвести. Всё же, не будучи столь тупо суеверны, как тот наш педант, они не стали каким-то специальным инструментом выгрызать каверну на внутренней поверхности цилиндра, а сверлили снаружи отверстие и заглушали винтом, оставляя немного пустого места. Решили, что уж форма каверны не может играть роли. Американцы смеялись над этим решением рабски следовать оригиналу. А напрасно. Японцы, действительно, через две недели начали производство, а если бы стали испытывать пробный экземпляр насоса с каверной и сравнивать с насосом без каверны, потеряли бы ещё столько же времени. А время начала выпуска дороже лишней небольшой технологической операции. Потом можно всё выяснить по ходу дела, а сперва лучше так.
С этим копированием была история, подтверждающая невысокое мнение немцев о нашей способности к нему. Кажется, отец рассказал. Он был конструктор. У них купили металлообрабатывающий станок и пытались скопировать. Кажется, это был просто токарный станок, не с цифровым программным управлением, но с необычайно высокой точностью обработки изготавливаемых деталей. Скопировали его от и до, даже проанализировали материалы, из которых были изготовлены те или иные его узлы, и подобрали аналогичные советские сплавы. Изготовили. Работает, но нужной точности не даёт. Очень долго с ним возились. Ну всё в точности так, как у оригинала, и вот тебе. Через очень большое время выяснилось, что дело было «всего лишь» в технологии сборки. Его полагалось собирать с помощью динамометрических ключей, затягивая все резьбовые соединения до определённого усилия. А копию собирали обычными гаечными ключами, завинчивая всё до упора. Вероятно, от этого возникали какие-то напряжения, вибрации – и портили точность. Так что не так-то просто что-то скопировать, нужно уже быть на соответствующем уровне.
Например, попытались у нас на заводе скопировать японскую шахматную машинку, точнее, не саму её, а её индикатор. У неё он изображал шахматное поле с фигурами, но мог пригодиться для чего угодно. Предположительно, хоть для маленького телевизора, если быстродействия хватит. Машинка, между прочим, довольно хорошо играла в шахматы. Выиграть у неё смог только один человек. Случайно так совпало, на заводе ПУЛ работал чемпион СССР по переписке. Это, конечно, не то же самое, что чемпион, соревнующийся с соперниками в ограниченное часами время, но всё же. Он обнаружил, что у машинки большой, но всё же ограниченный запас запомненных вариантов игры, и нужно её сбить с толку каким-нибудь непредусмотренным ходом, например, взять и пожертвовать ферзя. Не для задуманной комбинации, а просто так. Тут у неё всё сбивалось, и она начинала играть довольно плохо. Впрочем, никто, кроме него, не мог и так у неё выиграть – всё-таки без ферзя тяжело. Но выигрышем у машинки все успехи и ограничились. Сделать такой же индикатор не удалось. Оказалось, по оригинальной технологии каждому элементу экрана (точке изображения) подходило с двух противоположных сторон два тонких проводочка из напылённого на поверхность экрана металла. Но технология на нашем заводе не позволяла изготовить столь тонкие и тесно расположенные проводочки. Меж тем для управления «точкой» на самом деле было достаточно одного провода на каждый пиксель экрана28. Решили одним и обойтись. Тут начались проблемы. При фотолитографии, с помощью которой из слоя напылённого металла вытравливались отдельные дорожки – провода, существенна чистота атмосферы на производстве. У японцев, по слухам, организуя электронное производство на некоем небольшом острове, накрыли его водяным куполом, вроде зонтика. В середине стоит труба и этот самый зонтик водяной из неё льётся, расходясь во все стороны. И всё ради уменьшения количества пыли. У нас же, хотя какие-то меры против пыли принимались, видимо, они были не того уровня. Когда речь шла о микросхемах меньшей площади, севшие случайно в процессе фотолитографии пылинки приводили, возможно, к браку отдельных микросхем, но достаточно большая часть их оставалась годной. А при сравнительно большой площади этого экрана непременно хоть одна пылинка на него попадала. Проводок прерывался и сигнал до «точки» не мог добраться. А организация изображения на этом экране была такова, что выпадение одной-единственной точки создавало на экране чёрный крест, в котором не работающая точка была в перекрестье. Если таких точки было две, два пересекающихся креста рисовали мрачную тюремную решётку. Несмотря на длительные попытки, не удалось изготовить даже одного-единственного экземпляра такого экрана, похвастаться успехами перед начальством в министерстве. Только зря хорошую машинку разломали.
Раз уж я взялся вспоминать про японцев, расскажу, что помню, о покупке у них линии производства индикаторов. Не помню уже, каких, катодолюминесцентных, жидкокристаллических, или ещё каких-то. Делегация, ездившая в Японию, посмотреть на месте, как у них работает такая линия, рассказала потом про это на заводе, а дальше слухи передавались. Я ни с одним из тех, кто ездил, не был знаком. Но, думаю, большого искажения не произошло. Первое, что их поразило, были просторные помещения. Все же знают, в Японии везде теснота. Остров небольшой29, много площади занимают горы, население огромное. Тогда, кажется, было 110 миллионов, в СССР – 250, а территория во сколько раз больше! Но оказалось, когда для производства нужно место, они не скупятся. В отличие от нас. Производство размещено в одноэтажном (!) здании, точнее, это квадрат, у которого одна сторона двухэтажная – там контора, а три одноэтажных. В середине квадрата зелёный двор для отдыха персонала. Единицы оборудования стоят на большом удалении одна от другой.
Это тут же сказалось. У них там была печка для отжига деталей индикаторов, с температурой внешней стенки 80°С. По нашим нормам полагается не выше 40°С. Японцы не поняли, какую она может представлять опасность. Вот же, на полу нарисована толстая красная линия, чтоб не подходили, табличка предупреждающая висит, что ещё надо? Наши не могли сказать откровенно, что у нас в цеху такая теснота, что никакая линия и табличка не поможет – там просто не протиснешься, не обжёгшись об печку. В результате отсутствия у делегации внятных аргументов японцы согласились добавить теплоизоляции на печку, но за наш счёт.
Второе, что удивляло, оказалось, японцы вовсе не всё подряд автоматизируют. Известно же, у них на сборке автомобилей роботы работают. Но они, видимо, делают это, только когда выгодно, а когда нет – и так сойдёт. И вот стоит рабочий и вручную обтачивает прямоугольные стёклышки30 для индикаторов, делая на них по краю фаску на вращающемся абразивном круге. Делает он это так. Берёт сразу двумя руками два стёклышка, прикладывает к кругу и делает одно непрерывное вращательное движение, длящееся примерно одну секунду. Вжжих! Откладывает стёклышки и берёт следующие… Делегация постояла возле него, засекла время на изготовления фасок на каком-то количестве стёклышек, и, потрясённая производительностью труда, отошла от этого не автоматизированного рабочего.
Кстати, читал я как-то, что на контроле микросхем там сидят японки и смотрят в бинокулярный микроскоп, выискивая брак. Только он настроен своеобразно. В каждый окуляр видна своя половина предметного столика, а вовсе не его середина. Так контролёрша, опять же двумя руками сразу, берёт двумя пинцетами сразу две микросхемы и кладёт под микроскоп, каждым глазом рассматривает свою микросхему и ускоряет работу вдвое. Или почти вдвое. Не знаю, правда ли это. Это я в интернете когда-то прочёл. Может, просто дефекты искали, совместив две в идеале одинаковые микросхемы в бинокулярном поле зрения.
А вот что мне на заводе рассказывали про аналогичную ловкость. В может, уже на работе в Москве позже, теперь не помню. Но такое впечатление, что всё-таки ещё в Саратове. Японский наладчик какого-то оборудования вовсю пользовался своим умением есть палочками, требующим управляться независимо двумя палочками одной рукой. У него был осциллограф, стоящий на полу на ножках, а экран на верхней его стороне. Он взял одной рукой сразу два щупа этого осциллографа и тыкал ими сразу в две выбранных точки на схеме, а другой рукой крутил ручки настройки на осциллографе. Очень быстро.
Что касается той линии производства индикаторов, японцы рассказали, что у них на ней работает сто человек. Но, когда они такую продавали в ФРГ, немцы попросили их предусмотреть рабочие места для двухсот. Наши подумали, и попросили перерассчитать для пятисот31. Опять же, не могли они сказать, что у нас части этой линии будут располагаться на разных этажах, а детали будут в лотках, нагруженных стопками на тележки, перевозить между ними, пользуясь грузовыми лифтами, что займёт, наверное, половину рабочего времени. Лифта ведь ещё дождаться надо. Да детальки по лоткам рассовать, лотки нагрузить, разгрузить… А если две тележки столкнутся, и всё рассыплется, детальки придётся отмывать, и не водой с мылом, а каким-нибудь трихлорэтиленом или четырёххлористым углеродом, да в ультразвуковой ванне… А что делать? Строить новое здание?