Александр Феликсович Борун
Работы. Мемуар
Защита диссера и увольнение
Как и предсказывал Горелик в Рязани, хотя я и старался больше времени уделять экспериментальной работе, всякие формулы сами собой проникали в диссер. И методические наработки в области Оже, кроме собственно исследования скрытого слоя оксинитрида в образцах, выдаваемых Данилиным. Другие члены его группы занимались исследованиями тех же образцов другими методами, на электронном микроскопе, установке рентгеноструктурного анализа и т.д. Все ездили на семинары и конференции. Но только внутри СССР, те же доклады вывозили наружу Данилин и более высокие начальники. Это мне с Тайванем повезло.
И тут наметилась интересная закономерность. Все члены группы стали защищать диссертации, и не чтобы по мере лучшей готовности набранного материала и скорости написания, а по мере наглости выйти на защиту с сырой работой. Сперва защитились, соответственно, люди с самыми плохими работами, потом с теми, что чуть лучше… Но! Естественно, что касается экспериментального материала, то он был у всех общий, так что при каждой защите остальным приходилось ещё немного поработать и получить данные по новым образцам. И позаимствовать у меня новые придуманные формулы. Короче, я отнёсся к своему диссеру настолько строго, что Данилин раньше меня защитился. На доктора, разумеется. Кандидатом он уже был. Зато потом он вовсю стал способствовать моей защите, читал диссер, делал замечания («проще надо писать! Это тебе всё понятно, а диссовету – нет!»).
И организовал защиту у себя в институте. В смысле, который он закончил и где защищал свою докторскую. А не в ИПТМ. Из ИПТМ его Мордкович уже уволил. И прекратил все работы по скрытому диэлектрическому слою.
Что касается меня, то Мордкович предложил мне придумать себе другую тему для работы. Главное, не эту. А раз я не очень понимаю, как это, самому придумать тему. то скатертью дорога. Впрочем, пообещал до защиты диссера не увольнять. Но своего обещания не сдержал. Выгнал раньше. Может, вынужденно. Потому что вообще из его лаборатории выгнали практически всех. Денег не было, институт решил экономить на зарплате сотрудников отчасти чужой ему лаборатории. Формально её не закрыли, потому что в ней остались начальник, одна прикомандированная сотрудница другого института (как я в МИСиС, ЦНИТИ и других местах работал) и один-единственный подчинённый, кстати, из группы Данилина и уже защитившийся. Видимо, как самый умный и, наверное, взявший откуда-то понравившуюся Мордковичу новую тему. Если ту, которой потом занимался, то это фотоника. Но я подозреваю, хотя мне стыдно таких моих подозрений, что дело не в его уме. Хотя он и правда умный, ничего не хочу сказать против. А в том, что он был женат на секретарше директора института. Но это слухи.
Тут прорезался дядя. Который «шансонетка». Я к нему совершенно не собирался обращаться. Как-то в голову не пришло. А он позвонил и сообщил, что ничего не может сделать. Потому что у него самого неустойчивое положение. Ну, я на него и не рассчитывал, не очень понимаю, зачем он звонил. Видимо, он думал, что я на него рассчитываю? Но тогда почему, как он думал, я не звоню? Нусутх.
Так формально закончилась моя работа в ИПТМ. Впрочем, ещё деталь. Всем уволенным выдали в Черноголовке последнюю зарплату тогдашними пятитысячными, кажется, синими бумажками, большой пачкой, причём особой радости от огромной зарплаты как-то никто не проявлял, видимо, слыша внутренним слухом, как где-то работает печатный станок и во множестве выпускает всё быстрее дешевеющие деньги. Этот яркий образ я услышал от своего друга и родственника Алика Суханова, в связи с эпизодом выдачи зарплаты у него на работе. А в дополнение (даже не вместо части зарплаты) выдали по большой бутыли, литра на три, жидкой валюты – спирта. Я напрасно понадеялся на стеклянную притёртую пробку и зря положил пачку денег в рюкзаке рядом с бутылью. Типа, и то деньги, и это. Спирт из неё немного подтекал и деньги промочил. А, надо сказать, это только против воды типографская печать на деньгах устойчива, против спирта, как оказалось, не совсем. Рисунок сохранился… Не то чтобы бумажки стали равномерно синенькие… Но побледнел, а фон из белого стал голубым. В результате деньги стали похожи на изготовленные на плохом ксероксе фальшивки. Впрочем, их удалось сдать в банк, где определили, что деньги всё же настоящие, хотя и пострадали в конкуренции с жидкой валютой. Примерно так, как можно сдать порванную купюру, так и их приняли. Конечно, пока я нашёл эту возможность, прошло некоторое время, за которое они ещё подешевели, но жаловаться мне не на кого, сам сглупил.
Это был не совсем тот момент, когда зарплату работникам выдавали продукцией, выпускаемой их предприятием. Тогда выдавали деньгами, в основном, но всё больше и больше. А вот через некоторое время, поехав с Аней в Тульскую область к её родственникам, мы узнали, что рабочие местного сахарного завода получают зарплату мешками сахара. И им ещё повезло, они могли его пустить на заготовку варенья, да и поменять на что-то довольно легко. Хотя лучше чуть подальше отъехать от завода и места жительства его рабочих. Хуже было работникам недалеко расположенного завода телевизоров. Они получали зарплату телевизорами, а поди его поменяй на что-нибудь нужное в кризис. Ещё найди сперва человека, у которого нет телевизора. А когда мы оттуда уезжали… туда-то мы брали билеты в Москве и ничего странного не заметили… а вот там оказалось, что билетов в кассе нет совсем вообще никаких в принципе. Но! Нам любезно подсказали, что проводники получают зарплату билетами. Надо просто подойти к поезду, найти вагон, где есть свободные места, и проводник с удовольствием их продаст. Действительно, так и оказалось.
В данилинском институте я между тем делал вид, что всё в порядке. А то бы как минимум заново пришлось оформлять кучу бумажек, а то и вовсе защита оказалась невозможной. А они, кажется, делали вид, что мне верят, хотя на самом деле только от хорошего отношения к Данилину.
К моменту защиты мне были уже не страшны всякие там замечания и вопросы. Хотя вообще-то у меня есть страх перед аудиторией, при докладах на конференциях его приходится преодолевать. Но тут, как рассказывал и показывал Данилин, я для ответов на вопросы подбоченивался и говорил «Ха!». И потом уж отвечал. Не уверен, что он адекватно изобразил, наверное, это было художественное преувеличение. Впрочем, кажется, даже в его изображении я не забыл правило докладчика не говорить спрашивающему «как я уже сказал в докладе…», с намёком «а вам бы следовало слушать…». Он имеет право не слушать. Может, спал, может, думал о чём-то важном, а может, я сам так плохо сказал, что это, как говорится, не прозвучало. Надо делать вид, что ответ на вопрос не повторяет часть доклада, а звучит как бы впервые. Наоборот, будь доволен, что не надо импровизировать.
По поводу работы я зашёл было в МИСиС, но там все были в панике по поводу предстоящих увольнений. Кого уволить? Кого оставить? Куда уж тут ещё меня брать на работу. И я устроился для начала сторожем, потом техническим писателем, а уж потом всё-таки попал в МИСиС. Но перед тем, как все эти места работы описывать, надо восстановить пробел и написать про ЦНИТИ.
Увеличение научного багажа
за время работы в ИПТМ можно проследить по количеству публикаций. После Саратова, как я упоминал, их было всего 7. В ИПТМ добавилось ещё 20. Причём журналы стали более весомыми. Часть публикаций была в зарубежных журналах. И, конечно, никаких университетских сборников, это вообще для студентов. К анализу различных образцов методом Оже-спектроскопии добавились, правда редкие, темы улучшения самого метода. А также заявки на изобретения. Но их оформление – заслуга Данилина.
Вот только кому теперь их показывать? Казалось, науке конец.
Центральный научно-исследовательский технологический институт
Все фамилии чота забыл. Плохая память на лица и имена. Надеюсь, зато запомнилось самое интересное.
Когда меня отправили в Кунцево, первая жена меня уже выгнала, и я снял комнату поближе к работе. Правда, одновременно я как бы оставался в семье кузины Маши. У них по выходным, в Кунцево по рабочим дням.
В результате нечаянно проверил на практике метод борьбы с приставалами, лезущими не в своё дело, подсказанный Стругацкими в «Улитке на склоне». Сейчас не знаю, а в советское время метод работал. Все очень уважали секретность, и стоит на что-то такое намекнуть, сразу пугаются и отстают. Намёк делается забавно: надо сказать какую-то чушь. Там у них герой, по имени Перец, на грузовике с водителем, грузовик застрял в огромной луже, водитель специально его туда загнал, саботируя ловлю какой-то сбежавшей секретной машинки. Потому заподозрят, что видел – будешь потом сидеть в секретном отделе, объяснительные бумаги писать. Недалеко в той же луже завяз броневик с охранниками, они туда раньше засели. В броневике пьянствуют. Водитель собирается к ним и зовёт Переца. Перец совершенно не хочет, но не хочет и объясняться по этому поводу. Он говорит: «Нет. Мне тут… постирать надо. И зарядку я сегодня ещё не делал». Водитель, с огромным уважением: «А-а. Ну, тогда как со стиркой обернётесь, сигнальте». Надул резиновую лодку и уплыл, гребя лопатой.
У меня вышло в точности так же. Я шёл в пятницу на работу и нёс на плече связанные шнурками коньки. Потому что не хотел после работы заходить на съёмную комнату, там минут двадцать идти, а потом обратно к метро, незачем. А хотел после работы сразу ехать к Маше. А в выходные намечал покататься на коньках с Верой, дочкой бывшей жены. Перед проходной встретил меня местный начальник, в подразделении которого и был Оже-спектрометр. По фамилии, кажется, Алтухов, или Алтуфьев, или как-то так, хотя боюсь напутать. Начальник был молодой и очень, как бы сказать, идеологизированный. Молодой коммунист. Т.е. карьерист. Изъяснялся лозунгами, в общем, не очень приятный собеседник, которому причём этого не скажешь. Как-то раз он требовал от меня сделать что-то совершенно очевидно невозможное, не помню, что, например, проанализировать на Оже пять образцов за день, тогда как на один образец уходит от дня до двух. Я вышел из себя и, цитируя анекдот, сказал: – И пулемёт продолжал строчить?73. Видимо, он анекдот знал, но не обиделся, а подтвердил свою позицию: – Вот именно! – Я выпал в осадок и не знал, что сказать. С моей точки зрения, он сказал: – Да, я сам понимаю, что требую физически невозможной вещи. Да, я полный клинический идиот. Ну и чö? – С его стороны это, наверное, выглядело как-то по-другому. Ну ладно, это только один раз был такой конфликт, в остальное время разговаривать с ним было вполне можно, но не особо хотелось. Кроме как по работе в силу необходимости. В данном случае мне не хотелось объяснять всю цепочку личных причин, приведшую меня на работу с коньками, когда он спросил: – А это зачем? – кивая на них. И я сымпровизировал: – А, это так, местные перевозки. – А-а, – совершенно по Стругацким сказал он, действительно, с интонацией огромного уважения. И не стал спрашивать, что я имею в виду. Вот казалось бы, коньки. Что тут может быть секретного? А вот поди ж ты. Автоматическая реакция.
Подчинённые этого начальника были вполне адекватные. Сначала они мне показывали, как, собственно, работать на их Оже-спектрометре, потом я делился наработками по улучшению разрешения и калибровке. У них были какие-то ещё дела, так что они предоставили прибор мне на большую часть времени. Бывали дни, когда в комнате вообще больше не было никого, не только на этом приборе, но и вообще.
Комната была устроена для минимизации пыли в воздухе так. Пол и потолок у неё были в мелких дырочках, и постоянно работала вытяжка. Из-под пола воздух входил в комнату, а в потолок уходил. Не знаю, почему считалось, что при этом не полезет в воздух пыль с обуви. Хотя и переобувались в тапочки, но не пластиковые, скажем, какие-нибудь. Шлюзоваться, правда, как при входе в беспылевую зону в ИПТМ, было не надо, но для переодевания в халат и тапочки, и ещё нейлоновую шапочку, было отдельное помещение с металлическими шкафчиками. Халаты эти синтетические в сухую погоду жутко электризовались. В результате взявшись за ручку дверцы шкафчика при уходе с работы, получаешь неслабый удар током. Даже при ярком освещении видно проскакивающую искру, и укол получается довольно болезненный. И встряска неслабая. Не помню никаких мер против электризации одежды, а ведь можно такой искрой и точный прибор попортить, и что-то горючее воспламенить. В той же комнате, что и Оже, были вытяжные шкафы для работы с чем-то, чем лучше не дышать… Сначала я просто старался прикоснуться порезче, чтобы был короче момент, когда искре приходится проскакивать через значительный воздушный промежуток. Но вскоре придумал против искры от шкафчика применять ключ от этого же шкафчика. Надо сжать его в пальцах как можно плотнее и им прикоснуться. Да собственно, так и так в замок вставлять. Но надо до того, как браться за ручку. Искра всё равно проскакивает, но попадает в ключ, а он распределяет ток по всей площади контакта с пальцами. Получается не резкий укол, а так, небольшая встряска всего организма. Можно пренебречь. Витя тоже вспоминает, как страдал от электрического укола, после перемотки перфоленты. Он придумал бить ладонью, точнее основанием большого пальца, по металлическому шкафу. Кроме психологического облегчения, от того что бьешь и гремишь, было и реальное сокращение времени, в течение которого разряд растекается травмирующим образом через площадку малой площади на поверхности тела, такую как кончик выпуклой подушечки пальца.
Проект здания для института взяли какой-то южный, не особо приспособленный для нашего климата. Большие окна с плохой изоляцией, кажется, даже одинарные, а не двойные стёкла, мало того, между этажами с помещениями для людей ещё дополнительные технические этажи, где продвигаться можно только на четвереньках и проложены все коммуникации, и они ещё хуже изолированы и не отапливаются. Да и вообще отопление если и было, то сильно недостаточное. Зимой работать можно было только в шубе. А при слишком сильных холодах замерзали коммуникации с водой. Всё оборудование, которому нужна вода, не работало. В шубе я работал один, больше там никто таким энтузиазмом не отличался. А мне были очень интересны получаемые результаты.
Ещё было время и летом, когда я остался там на неделю или две один в большой комнате. Это вышло так. За уличной стенкой был узкий длинный балкон, тоже технический, с коммуникациями, в т.ч. там стояли баллоны с разными технологическими газами. Что-то там зашипело и повалил густой белый дым или туман, от которого жгло глаза, ноздри и, если рот открыт, то и во рту. Как потом оказалось, потёк редуктор у баллона хлороводорода HCl, который, растворяясь в воде, даёт соляную кислоту. Не особо опасная кислота, серная или азотная была бы хуже. Не говоря о синильной. Помнится, когда в Саратове была холера, то на улицах из фургончиков выдавали пить соляную кислоту. В концентрации 1%. Витя однажды принес послушно из аптеки флакончик и попытался запивать еду, стараясь не полоскать при этом зубы (в аптеке объяснили, что вредно для зубной эмали). Хватило Витиного энтузиазма ненадолго, при всеобщем скепсиcе. Да она и в желудочном соке и так есть. Но – немного. И в глаза и нос желудочным соком не принято брызгать. Ничего приятного в HCl нет в достаточно большой концентрации. Все сбежали из помещения и закрыли дверь. Ответственные лица, начальник и главный технолог, попробовали, замотав лица мокрыми тряпками, пробежать в дверь и исправить баллон, но, пройдя внутри несколько шагов, вернулись. Дышать нельзя, смотреть тоже, что они там исправят? Да баллон, небось, уже пуст, при такой течи. А вот как избавиться от газа? Кто-то подал идею просто распахнуть дверь, пусть его наружу сквозняком вытянет. Это была ошибка. Газ стало вытягивать из комнаты не на улицу, а в коридор и на лестницу. Причём он заметно тяжелее воздуха…
А, кстати, почему это? Молекулярный вес 36,5, а у воздуха, кажется, около 29. Но ведь присутствующий в воздухе кислород с весом 32 не опускается вниз, находясь среди азота с весом 28. Т.е. разница в 4 единицы несущественна, а в 7,5 существенна? Скорее, я думаю, это вследствие его соединения с водой – этот белый туман не сам газ, а капли соляной кислоты, они и оседают вниз.
В общем, туман потёк вниз по лестнице, а там технологическое отделение, из которого тут же стали выскакивать рабочие, в основном, женщины. И не интеллигентные научные работницы, а возмущённый пролетариат. Тут же увидевший, проморгавшись, виновников диверсии…
Между прочим, Википедия пишет, HCl достаточно ядовит, его даже в первую мировую войну использовали как отравляющий газ. Портит лёгкие и удушает. А также может необратимо повредить глаза. Смертельная концентрация 3 г/м3 (человек, 5 мин.), 1,3 г/м3 (человек, 30 мин.), 3,1 г/м3 (крыса, 1 час), 1,1 г/м3 (мышь, 1 час). Смертельная доза 238 мг/кг. ПДК в воздухе рабочей зоны 5 мг/м3. И, да, в воздухе образует белый пар.
Хм, в баллоне литров 50… точно, нашёл сейчас в интернете, 50 л, 33 кг. Притом написано, «используется на производстве микроэлектроники: во время термической обработки и осаждения слоев поликристаллического кремния на поверхности полупроводниковых пластин». Впрочем, много ещё для чего. Например, протравки металлов. При кубатуре помещения, скажем, 10 м * 20 м * 5 м = 1000 м3 получим 33 г/м3. Десятикратное превышение смертельной концентрации, однако. Той, которая 5 минут, а не той, что полчаса. И как это никто не задохся? Ни мы, ни рабочие. Наверное, баллон был не полный. И, наверное, всё же много улетело в окно. И в помещении никто надолго не остался. А в нём притом работает вытяжка, которая против пыли, но тоже помогла. А потом при открывании двери он рассеялся на гораздо больший объём. Вероятно, десятикратно больший. Правда, он, гад, течёт вниз. Но в производственном помещении внизу, наверное, вытяжка ещё лучше, чем в лаборатории. Да и оттуда все быстро повыскакивали, пять минут никто не ждал, как положено для смертельного исхода.
Когда газ рассеялся, мы вошли в помещение. И я увидел поразительную вещь. На высоком вытяжном шкафу, стоявшем у двери, была наверху медная или латунная табличка. Предприятие, дата выпуска, шкаф вытяжной, какие-то параметры. Не помню. Так вот, половина таблички примерно по диагонали была очищена от окисла и резко поменяла цвет. А другая осталась как была. Т.е. хлороводород до потолка в помещении не доставал, его верхний уровень был как раз на середине таблички (надо отметить, выше человеческого роста). При вытекании из помещения он образовал косую поверхность по направлению к двери, потому граница получилась диагональная. Неплохая демонстрация его агрессивности.
Как потом оказалось, хитрый HCl, несмотря на вытяжку, проник под пол и нашёл там что-то мокрое. Или не под пол, а в каких-то углах затаился. Потом неделю или две пахло хлороводородом несмотря ни на какие проветривания. Видимо, он выделялся из каких-то запасов соляной кислоты, которую он и образовал. Гипотетически, конечно. А поскольку у меня плохое обоняние, то в этой атмосфере работал опять только я один. Было не очень приятно, но терпимо. Зато никто не мешает, не лезет под руку.
Насчёт помех. Был такой забавный случай там. Прихожу на работу, включаю прибор, всё, вроде в норме… Вдруг оказывается, что сигнала нет. Так, шум какой-то есть, не то чтобы вообще всё отключилось, но нет даже пика упруго отражённых электронов, так что какие уж тут Оже-электроны, от них сигнал на несколько порядков меньше. Проверяю электронную пушку – работает. Цилиндр Фарадея вместо образца под неё ставлю – нормальный ток пучка. А упруго отражённых электронов нет как нет. Как-то дико: от пушки они летят, а от образца перестали отражаться? Не м.б. Долго разбирался. Оказалось вот что. На самом деле прибор измеряет не прямо сам ток или количество Оже-электронов. Нет у него такой чувствительности. Хотелось бы, но увы. Поэтому проводится т.н. дифференцирование сигнала. На самом деле это модуляция (кажется, простейшая, синусоидальная) напряжения на цилиндрическом анализаторе, так что напряжение на нём подвергается и линейной развёртке для построения спектра на шкале энергий, и, одновременно, колеблется с определённой частотой. А приёмный усилитель сигнала настроен на ту же частоту модуляции. В итоге спектр действительно получается «дифференцированный», пики похожи не на гауссиану, а на её дифференциал, т.е. не шляпа, а выброс вверх (обычно более широкий) и потом выброс вниз (обычно его амплитуда больше). Для количественных измерений обычно пренебрегают формой пика и меряют пик-пик амплитуду, т.е. от максимума до минимума. Извините за пространное предисловие, суть дела сейчас будет. На приборе есть возможность модуляции с двумя разными частотами, стандартной и вдвое выше. Не имею понятия, зачем. Наверное, при каких-то шумах в спектре лучше одна частота, при других другая. Никогда не проверял. Руки не дошли. А вот у кого-то руки дошли при, вероятно, осмотре прибора. Его всем гостям с гордостью демонстрировали. Не хочу думать, что это была диверсия или «шутка» в мой адрес кого-то из сотрудников лаборатории. Кто-то перекинул один тумблер в другое положение. Не помню, на блоке управления анализатором, или на блоке усилителя полученного сигнала, главное, что только на одном из них. Если бы на обоих, я бы разбирался ещё дольше, потому что сигнал бы был, на удвоенной частоте, но изменились бы какие-то параметры спектров, и я бы долго доискивался, с чего вдруг. Но когда на одном – частоты усилителя и анализатора перестали друг другу соответствовать, и усилитель не ловит на нужной ему частоте никакого сигнала. В том числе, огромного пика отражённых электронов.
Ещё запомнились два забавных эпизода. Я потерял в НИТИ буквально в прошлый день полученную в Черноголовке зарплату. По-видимому, как я реконструировал события позже, я в столовой, после того как вынимал пачку денег из кармана, чтобы рассчитаться за обед, торопливо запихивая её обратно в карман брюк (чтобы не задерживать очередь, быстро взять поднос с обедом и пойти искать свободный столик), запихнул вместе с ней и край свитера. Дальше он постепенно вылезал обратно, вместе с собой вытаскивая деньги. Пока не вытащил почти все. Я написал об этом и повесил бумажку на стенд объявлений. К моему удивлению, люди, нашедшие деньги, откликнулись. Я к ним пришёл, они спросили, какие там были купюры, я, к счастью, примерно помнил. Собрали они с пола не всё, но большую часть. По их словам, деньги были рассеяны на полу от кассы до середины столовой. Но я ухитрился, выходя после обеда, их не заметить. Хм, может, они их подобрали, пока я обедал. Но этого я тоже не заметил. Нусутх. Деньги они отдали, чем сильно улучшили мою среднескептическую оценку нравственности общества. Нет, я бы тоже отдал. Но, видимо, оценивал свою нравственность как более высокую, чем среднюю. Потом принёс им тортик в благодарность.
Кстати, хотя тут совсем не хронологично и вообще не по теме разных мест работы, но в точности по теме того случая. Как раз недавно, этой зимой 2021-2022 года, гуляя с собакой, я нашёл на снегу паспорт, в нём ещё кучу документов (банковскую карточку, водительские права, документ на автомобиль, справку о прививке от ковида, медицинский полюс и пр.). И рядом валялась пачка денег, не совсем рассыпавшаяся, а как бы на пути к этому. Я подумал, что деньги тоже были вложены в паспорт, раз лежат буквально рядом, и, поискав в снегу ещё что-нибудь, могущее выпасть вместе с ними, в радиусе метров двух, решил, что нашёл всё. Мне пришлось предпринять много усилий, чтобы всё это вернуть владелице. Несмотря на то, что в паспорте был адрес. Даже два, современный и предыдущий. По современному адресу, куда пришлось ехать на такси, я совершенно не представлял себе этот район, в домофон отозвалась старушка, которая плохо слышала. Она сообщила, что названной мной женщины нет, и она может не прийти и на ночь. И нет в данный момент внучки этой старушки, которая могла бы записать под мою диктовку мой телефон. Предлагала её подождать, не приглашая войти даже в подъезд. И когда придёт эта внучка, тоже не могла сказать. Мне на морозе ждать неизвестно сколько времени не захотелось, и я уговорил её всё же мой телефон записать. При этом я из осторожности – документы-то важные! – не говорил, в чём дело. Просто просил дать возможность поговорить. Откуда я знаю, может, со мной говорит не мать потерявшей документы женщины, а, скажем, злобная свекровь, которая будет рада как-то использовать это происшествие ей во вред? Ну и, – думал я, – та женщина должна же понимать. Раз в потерянном паспорте есть адрес, то, вероятно, объявившийся некто, который хочет созвониться, может быть, его нашёл? На другой день она не позвонила. На третий день я сходил по другому, предыдущему адресу. На набор номера квартиры домофон не отозвался. В смысле, гудки были, но трубку домофона никто не брал. Набирая соседние номера, натыкался чаще на вообще не работавшие трубки, чем на отсутствующих жильцов. На пятый раз всё же трубку взяли. Я спросил, не знают ли они, есть ли кто в такой-то квартире, но они просто впустили в подъезд. В нужной квартире то ли не работал звонок, то ли его не было мне слышно за хорошо изолированной дверью, но мне казалось, там какие-то звуки всё же раздаются. Так что, скорее, не работает звонок. Я постучал. Довольно скоро отозвались «Кто там?». Но никаких сведений о прежних жильцах квартиры не знали. Я-то надеялся на вариант «купили квартиру, а на старой остались, например, родители». Но увы. Скорее всего, покупатели имели дело с конторой-посредником. Ещё через день, когда я уже собирался опять наведаться по первому, новому адресу, где старушка, выбрав другое время дня, женщина позвонила и приехала забрать паспорт. Не знаю, как она обходилась без него, без машины и банковской карточки. Про деньги сказала, что потеряно было больше. Не спросила про мои возможные расходы, а они были, на такси. Да и времени немало ушло. У меня осталось неприятное подозрение, что она посчитала, что я присвоил те недостающие деньги в порядке самовознаграждения за возврат остального. Или, вариант, специально преувеличила количество потерянных денег, чтобы я понимал, что у неё может возникнуть такое подозрение74. В обоих случаях, она мне не понравилась. Это не повод не возвращать человеку такие важные документы. Но повод постараться самому так себя не вести. Так я ведь и вспомнил аналогичный случай с самим собой в противоположной роли.
И ещё один забавный факт. В НИТИ на площадке возле лифта, уже не помню, висел на стене или стоял в виде самостоятельного стенда, как примерно ставят такие, «Осторожно, скользкий пол!», чтобы переставлять на любое место при мытье пола, замечательный плакат. На каком этаже, тоже не помню. Там в обычном лозунговом стиле перечислялись желательные стандарты. Два не помню, кажется, одно было аккуратность, или тщательность, или старательность, или усидчивость, или что-то другое в этом роде, потом через запятую второе в том же роде, и потом… «кампитентность». Через «а». Что интересно, никто не стал сообщать начальству, что художник допустил ошибку. Не знаю, нечаянно, по малограмотности – или, страшно подумать, издевался? Ведь именно в таком слове, где ошибка превращает лозунг в свою противоположность. Он бы ещё написал «грамытность». Или «недапустим ашипок в атчотах». Начальство там, наверное, не ходило. Или у всех, включая начальство, глаза скользили мимо всех лозунгов, как мимо вещи, абсолютно не могущей представлять какой-то интерес для прочтения. По-моему, довольно интересно для характеристики позднесоветского общества. Лозунги обрыдли.
(примерно вот так, только это в МИСиС, а не в ЦНИТИ, и не на полу стоит, а висит на стене. Так что не уверен и насчёт «качества» и «знаний», те слова могли быть другими. Знания больше ВУЗу подходят. Нусутх).
Живя в Кунцево в съёмной комнате, я обнаружил в продуктовом магазине по дороге возможность покупать т.н. «наборы». Это дефицитные продукты с нагрузкой в виде неликвидных. Я покупал гречку с нагрузкой в виде пшёнки75. Гречку отправлял посылками семье в Саратов – там это был страшный дефицит. А пшёнку варил. Мне кузина Маша дала рецепт. Из определённого для кастрюльки каши количества масла половина кладётся сразу и с ним варится, а после варки кладётся вторая половина и кастрюлька ставится в постель под подушку. Каша «доходит» и становится гораздо вкуснее.
Хозяйка квартиры была средне симпатичная. У неё висели портреты Индиры Ганди и Сталина. «Ну вот люблю я Сталина!» воскликнула она, когда мой взгляд упал на этот портрет, хотя я ничего не говорил. О чём можно с ней говорить, я вообще не понимал. А она, естественно, не понимала, что это я всё время пишу или считаю за столом. Сама она, если не занималась хозяйством, смотрела телевизор. Один раз я пробовал для, так сказать, установления человеческого контакта, прийти к ней и посмотреть телевизор совместно. Она пригласила. Тогда и портреты видел. Но больше я не соглашался. Не контакт, а чистая потеря времени.
У хозяйки была дочка. Ещё был сын, но он был в армии. Его комнату она мне и сдала. А дочка училась в старшем классе школы и тоже ничего не делала, кроме смотрения телевизора. Ни на какие вечеринки с одноклассницами мать её не отпускала, или, скажем, какие-нибудь кружки. Хотя, мне кажется, в смысле её совращения, чего мать опасалась, это было вполне безопасно. Она была чудовищно толстая. Не такая, как сейчас сторонники бодипозитива, а именно чудовищно. Мать объясняла это так, что напрасно, де, дочь подсела на всякие растворимые напитки. И газировку. И соки. И пр.
Были тогда такие порошки «просто добавь воды». Ещё шутка была, что учёным удалось превратить воду в порошок. Её удобно, например, взять с собой в поход: не расплещется, не разольётся, в рюкзаке не бултыхается, нарушая координацию ходьбы. Для получения стакана воды надо к порции порошковой воды просто добавить стакан обычной воды.
Не знаю, насколько правильна теория, что можно растолстеть, если много пить76. Не есть, а именно пить воду. Мне казалось, у толстых людей избыток жира, а жир состоит из воды не в большей степени, чем всё остальное. То есть надо и жрать много, а то получится избыток в организме именно воды. А её и так 80%. Сколько можно добавить, чтобы не растечься в лужицу? Ну, допустим невероятное, до 90% дойти. Значит, человек весом от 80 до 100 кг с содержанием воды от 64 до 80 кг добавит ещё воды одну восьмую от имеющегося количества, от 8 кг до 10 кг и станет весить от 88 до 110 кг. Заметно, но не то чтобы это выглядело так катастрофически, чтобы превратить нормального человека в, не знаю, втрое-вчетверо более толстого, чем нормальный.
