bannerbannerbanner
полная версияШаман Увуй Хэдуна

Александр Николаевич Лекомцев
Шаман Увуй Хэдуна

Полная версия

– Прав, – ответил Пётр и ударил кулаком по столу. – Но у нас, якутов, тоже…

– Никто не спорит, – согласился Фёдор Сон. – У каждого народа своя культура, и есть такое, что просто не понять, не постичь. А мы вот, люди разных национальностей, и помогаем друг другу понять самих себя и всех, не совсем похожих на нас. К примеру, скажу, что нанайские песни и танцы – это что-то… неповторимое.

Гости особо долго засиживаться у них не стали. Первыми ушли латыши Лигусы, потом армянская пара… В числе последних был якут Пётр Сомов, который не устоял повторять о том, что он очень любит свою жену, замечательную нанайку Милю.

Потом он усомнился в том, что Михаил и Качиакта владеют ножами и топорами лучше, чем цирковые артисты. Он клятвенно пообещал им, что если они сейчас, перед ним, директором Дома культуры села Увуй Хэдун, продемонстрируют своё мастерство, то он устроит им гастроли не только по всему Амуру, но они смогут поехать на Сахалин к нивхам, и на Камчатку к корякам…

– Вон видишь, Миша, – сказал Сомов, – на стене под потолком сидит муха. Ты сможешь ножом, хотя бы, попасть… рядом с ней.

Ни слова не говоря, Ковальчук, мгновенно вытащил небольшую финку из кармана куртки и, не глядя, бросил её в сторону сидящей на стене мухи. Цель была поражена. Директор Дома культуры пришёл в восторг и заметил, что после такого финта, Качиакта не сможет продемонстрировать ничего подобного.

– Петя, – возразила она, – я своим ножом, не лезвием, а рукояткой вобью Мишину финку в стену почти полностью.

– Дорогая Качиакта, – возразил Петя, – такое просто невозможно.

Качиакта мгновенно вытащила из внутреннего кармана куртки свой нож и швырнула его в финку Михаила Ковальчука, которая вошла в стену по самую рукоятку, до «усов».

– Такого просто не может быть, – пробормотал Сомов. – Противоестественно…

– Таких, как мы с Качиактой, конечно, не очень много, – возразил Михаил, – но есть… Победа будет за нами!

– Во время Великой Отечественной войны классных метателей ножей и фехтовальщиков в Красной Армии было чуть более двухсот человек, – сообщила Качиакта. – Многие из них за время боёв не сделали ни одного выстрела… Но на счёту каждого такого красноармейца числились не десятки, а сотни поверженных врагов.

Поражённый таким «колдовством», Пётр, не прощаясь, вышел за дверь.

Михаил и Качиакта переглянулись и засмеялись, как дети. Наконец-то, они остались одни. Появилась возможность немного отдохнуть от дороги и тяжких боёв. Но впереди жизнь.

Не сегодня, а потом, постепенно не сразу. она расскажет своему мужу о том, что знает сама. Нанайскому народу есть, что помнить и чем гордиться. Да и жителям их села.

Она поведает ему о существующих мирах, которые вокруг, везде и всюду.

Духи знают, что Небо состоит из множества слоёв. Есть и земная, и водная жизнь. Да и загробный мир, который называется Буни.

Шаман Тумали почти не участвовал в общей беседе, больше слушал и думал о надвигающихся на него переменах. Он примерно уже знал, какими они будут. А гости помаленьку расходились. Как говорится, навестили хозяев – пора и честь знать. Да и текущих дел у каждого немало.

– Пора и мне идти, – сказал Тарас. – Но пока не ухожу. Чувствую, что сейчас в ваш дом придёт какое-то неприятное известие.

– Этого нам ещё не хватало, – всплеснула руками Качиакта. – Всё ведь, вроде, шло нормально.

– Да, пока всё хорошо, – подтвердил Тумали. – Но, однако, ещё немного побуду у вас. Не возражаете?

– Мы же тебя не гоним, Тарас, – сказал Михаил, – и никого не гнали. Они сами ушли. Значит им так надо.

Дверь растворилась, и на пороге оказался участковый, старший лейтенант полиции Степан Росугбу. Но он был не один. Держал за руки двух пятилетних цыганят, мальчиков – двойняшек. Они были красивы – кудрявы, черноглазы, черноволосы… Оба напуганы.

– Конечно, прошу прощения, – сказал Росугбу. – Но могу ли я у вас на короткое время оставить этих маленьких ребят, Зиновия и Якова?

– Конечно, Стёпа, оставляй, – ответила Качиакта. – А что произошло?

– То самое, – ответил полицейский.– Дети сидели на берегу, а родители поплыли на весёльной лодке проверять сети. На быстрину. Лодка перевернулась. Тело Артура, мы нашли. Это кузнец наш из механических мастерских. А вот его жену Анну пока… не обнаружили. Видно, воронка на дно её затянула. Осторожней же надо быть на воде, чёрт возьми! Это же Амур, он шутить не любит.

– Ужасно! – заметил Михаил. – Но это же цыгане. У них все родственники тесно связаны друг с другом.

– Но в Увуй Хэдуне давно уже почти нет цыган. Ушли. Вот эти только остались и ещё несколько человек, – пояснил Росугбу. – Искать их родственников долго и бесполезно. Я бы мог оставить их в преёмнике, при нашем отделении полиции, но у вас пока им будет получше.

С сочувствием Качиакта и Михаил смотрела на маленьких осиротевших ребятишек. Тарас поднялся с табуретки, подошёл к детям, поочерёдно приложил правую руку к их лбам и сказал:

– Разделяю ваше горе, дорогие Зиновий и Яков. Но и там есть жизнь. Она нигде и никогда не кончается. Постарайтесь успокоиться.

После этих слов, Тарас снова сел на табуретку.

Конечно, завтра же их отправят в один из детских домов. По Амуру не только сёл много, но и городов. Впрочем, вряд ли. Никто и никуда их не отправит. Найдётся в селе немало добрых людей, которые сделают всё, чтобы Зиновий и Яков считались их собственными детьми. Так принято, так должно быть… Да и оформление документов здесь долгое не понадобится. Родственники – и всё! Не важно, что дети – не нанайцы, не русские, ни татары… Ведь обычные люди такими и должны быть.

Убрав широким платком пот со лба, старший лейтенант, подошёл к столу, налил себе в стакан водки и залпом выпил, закусив куском копчёной кеты.

– Вечером или завтра утром приду и заберу их, – сказал полицейский. – Уж потерпите немного… Если вам в тягость, то я зайду в дом к латышам или… к грузинам. Тут рядом.

– Что ты такое говоришь, Стёпа! – возмутилась Качиатка. – Нам не в тягость, а в радость. Хотя радости в случившимся никакой нет.

Росугбу вышел за дверь.

Михаил и Качиакта накормили детей, ничего у них не спрашивая. Тарас пока никуда не уходил. Пусть немного успокоятся. Но мальчики оказались разговорчивыми. Они понимали всё.

– Нашего папу и маму забрал водный дракон Пуймур, – сообщил Зиновий. – Так получилось.

– Но нас он не забрал, – сказал Яков. – Мы сидели на берегу. А Пуймур зовёт к себе только тех, кто в воде. Теперь наш дом опустел.

– Вы же немножко нанайцы, – улыбнулась Качиакта, – значит, вы повсюду дома.

– А у нас тут не так уж и плохо, – заметил Михаил. – Вполне, можно жить.

– Всё правильно, – согласился с ним Яков.– Только не ясно, чьи мы теперь дети.

– Вы дети Земли и чуть-чуть Неба и Воды, – пояснила Тумали. – Но теперь…

– Но теперь вы, Яков и Зиновий, наши дети, – сообщи им Михаил. – Иначе быть не может. Не должно.

– Это хорошо, – ответил Зиновий. – Пусть будет так.

– Мы согласны, – кивнул головой Яков и бросился в объятия Качиакты. – Мы – ваши дети. Нам понятно.

А Зиновий просто заплакал.

Молча, Тарас встал из-за стола. Он знал, что завтра же принесёт часть своих сбережений. Деньги в большой семье всегда пригодятся. А ему они уже не понадобятся, Тумали чувствовал это. На пороге он, всё же, он решил сообщить, детям, что их папа с мамой уже родились в этом же, земном мире, не муравьями, не чайками, не деревьями, а людьми. Так ему показалось.

Но вдруг понял, ощутил, что это не так. Он ошибочно принял желаемое за действительное. Родители малышей Артур и Анна, к сожалению, пока никем и нигде не родились. Значит, лежал на их душах какой-то тяжкий грех. За это их и решили наказать Высшие Силы, не поддержали их. Конечно же, придёт время, когда Артур и Анна обретут новые оболочки, то есть тела. Даже совсем неважно, кем они родятся и в какой обители. Главное заключается в том, чтобы на очередном отрезке Вечной Жизни не совершали трагических ошибок. Впрочем, как получится.

Возможно, произошло и другое: зло над ними совершил злой дух Нгэмун. Он часто таким образом экспериментирует над невинными душами.

Горько осознавать, но что-либо теряющий человек всегда что-то и приобретает. Разве поспоришь с этой истиной? Нет. Невозможно. А завтра настанет новый день – и будет в этом доме пища. Да и не простая, а нанайская тала – мороженая строганина из сига или ленка. Качиакта не удержится и сотворит, именно, это блюдо. Талу на Амуре любят люди всех национальностей. Главное, её правильно приготовить, не переперчить.

Кто же сказал, что война уже за спиной? Неправда это. Она идёт. Добрые духи борются со злыми. Конечно же, победит справедливость и добро. Оно ведь не делит людей на «сложных» и «простых». Ведь то существо, которое считает себя особенным и требует этого от других, в конечном счёте, может оказаться самым обычным двуногим кровососом. Чаще всего так и случается. Правда, даже его нельзя назвать «простым».

Иногда, не ведая того, или умышленно ряд деятелей различных полов, возрастов и национальностей пытается своими стараниями (во имя собственных благ и дармовых зарубежных бургеров и хотт-догов) заставить россиян мыслить и действовать примитивно, не задумываться о том, что происходит вокруг. Но в последнее время не очень у явных и скрытых врагов это получается.

Через несколько часов, в середине дня, Тарас Тумали отправился в шаманском одеянии, с бубном и колотушкой на место своего постоянного камлания, на горную поляну, к трём столбам. Ему важно было знать, по какой причине Артур и Анна не могут родиться, перейти на очередную часть бесконечного пути. Ведь Тумали хорошо знал этих людей. На их совести не могло лежать никаких страшных деяний, за которые их стоило так жестоко наказывать.

В этом промежуточном мире Великие Боги и Духи надолго задерживали только убийц, садистов, насильников, извращенцев, жестоких грабителей, наркодиллеров, педофилов, предателей Родины, каковой была она ни была… Это жестокая кара, даже если она длится не очень долго. Но в такой ситуации для тех душ, которые не обрели нового, условно плотного физического тела, каждая секунда кажется несколькими десятками мучительных лет.

 

Довольно быстро Тумали пришёл на место и развёл костры. Сразу же, у центрального столба, он ударил колотушкой в свой бубен и призвал к себе души Артура и Анны, которые не обрели новых оболочек. В виде людей или других существ они нигде не родились. Им даже не позволено было появиться на свет в виде природных явлений примеру, ветра, дождя, молнии, которые, всё же, имеют плотное тело. Правда, живут не очень долго по земным меркам. Но это и не важно. Ведь никто не отменял переходы с одного участка Великой Дороги на другой.

Но сначала, во время камлания, Тарас услышал только лишь голоса душ Артура и Анны. Они сетовали и жаловались на то, что не защищены и физически страдают. Им страшно ещё и потому, что они не знают, кто они и откуда сюда пришли. Всё было решено за них.

Вскоре он увидел два полупрозрачных облачка, летающих над ним. Обе эти души задали Тумали один и единственный вопрос. Они спросили, кто он. Тарас терпеливо ответил на их вопрос и спокойно начал восстанавливать память Артура и Анны. Тихонько стучал колотушкой в бубен, не делая резких движений.

На ветке одной из сосен появился Нэцэн в образе филина.

– Слишком часто меня нельзя беспокоить, – беззвучно промолвил он. – Даже тебе это запрещено делать. У меня ведь много и других забот.

– Но ведь я и не звал тебя, великий и мудрый учитель Нэцэн, – возразил Тарас. – Я хотел попытаться сам помочь этим несчастным душам.

– Если так, то это проделки Нгэмуна. Он пожелал продемонстрировать перед нами своё могущество. Но ты легко справишься с этой задачей. А я удаляюсь.

Филин улетел, наверное, чтобы уже больше никогда не появляться перед Тарасом. Тумали и сам понимал, что слишком часто не следует обращаться за помощью к своим покровителям.

Не сразу, но Артур и Анна вспомнили, кто они и что с ними произошло. Успокоил их, сообщил, что их дети Зиновий и Яков попали в хорошую семью и вырастут добрыми людьми. Они будут приходить на кладбище, где скоро похоронят их человеческие оболочки. Тарас уже знал, что тело Анны нашли, его вынесло течением в заводь, почти на берег недалеко от Увуй Хэдуна.

– Но понятно, что вас там не будет, – пояснил душам Тарас. – В гробах лишь мельчайшая часть остаточной энергии. Она тоже везде и всюду живёт. Никогда не умирает, и так происходит во всех обителях.

– Хорошо, что Верховные Боги и Духи позаботились о наших детях, и ты нам помог, Тарас, – произнесла душа Анны. – Но нам-то что сейчас делать?

– Вспомните! – сказал Тумали. – Может быть, в своей земной жизни вы совершили что-то не очень хорошее, потому и оказались здесь.

– Безгрешных людей не бывает, – подала голос душа Артура. – Но мы жили с Анной, как все. Не было на наших руках крови, а в нас зависти. Жили так, как нам выпало, и на судьбу и Высшие Силы не сетовали.

– Я и сам знаю, что всё так, как вы говорите, – успокоил их Тарас, – поэтому и пришёл сюда. Постараюсь вам помочь. Ведь не так важно, кем и где вы появитесь на свет. Это ведь лишь малая часть пути. За ней последует и другая.

– Да, теперь мы это понимаем, – сообщила душа Артура. – Пусть будет ровно так, Тарас, как ты решишь.

– Мы доверяем тебе, – сказала душа Анны. – Мы всегда тебе доверяли.

– Через несколько мгновений на одном из амурских островков вы появитесь на свет в виде птенцов чаек, – поставил их в известность Тумали. – Это не так плохо. Многие люди не однажды появлялись на свет птицами и подсознание их не пожалело об этом. Летите!

Души Артура и Анны мгновенно исчезли из поля зрения шамана, который продолжал камлание. Он терпеливо ждал, когда на свет народятся две новые чайки. Эти птицы приносят потомство в весенне-летний период времени постоянно. А через несколько минут он завершил камлание, убедившись в том, что благое дело свершилось. Мелким, но обильным дождём, влагой с небес потушил костры. Так надо.

Он шёл знакомой тропой к своему дому и радовался тому, что произошло. Конечно же, ни он, ни великий Нэцэн не смог бы вывести все заблудившиеся в мрачном пространстве души на дорогу. Но пусть и у них всё доброе сбудется, если они чисты и ни в чём не повинны.

Пусть свершатся надежды, желанья, большие, благие дела! Да сгорят все невзгоды в золе благословенного Вселенского Костра.

В благостном настроении Тумали вернулся домой. Переоделся в домашнюю одежду, накормил собак, потом неторопливо приготовил обед и для себя. Погружаясь в размышления о смысле земного существования человечества, её радостях и бедах, он в который раз пришёл к выводу, что на этом отрезке пути каждому выпадает судьбой пройти через ряд испытаний. Сложно, конечно, не поддаться разного рода соблазнам и не замарать душу.

Но ведь для того и живём, чтобы довольствоваться малым, самым необходимым, творить добрые дела… Серьёзный экзамен. Но ведь, скорей всего, и в других воплощениях происходит почти тоже самое. Варианты только разные. У каждого есть возможность подняться в своём постоянном движении «вверх» или опуститься под грузом непомерных желаний «вниз».

Он снова вспомнил несколько очередных фрагментов из своей предыдущей жизни.

…После лечения в госпитале, расположенный не так далеко от Москвы, Захар Ходаков получил недельный отпуск. Конечно же, он отправился в столицу, чтобы хоть несколько дней побыть в родной семье, с отцом, матерью, с младшей сестрёнкой Катей. Но в квартире не застал никого.

От соседей узнал, что его отец Геннадий Владимирович ушёл добровольцем на фронт. А мать Надежда Гавриловна с дочерью, тринадцатилетней Катериной, вместе со своим предприятием была эвакуирована в Иркутск.

Добросердечная соседка, тётя Клава хотела вручить Захару ключи от московской квартиры, но он отмахнулся, сказав, что пусть пока они побудут у неё.

Записка была оставлена его матерью, с такими словами: «Дорогой Захарушка! Бога молю, чтобы ты был жив и здоров. Сообщаю тебе, что папа на фронте, а мы с Катей уезжаем в Иркутск. Думаю, когда закончится весь этот кошмар, и мы разделаемся с этими сволочами, врагами людей, ты нас найдёшь. Любим тебя, ждём. Твои мама и Катя. Быстрей бы, Захар, наши красноармейцы задавили бы этих диких зверей! Береги себя, сынок!».

Простые, откровенные слова и пожелания. Ничего не убавить, не прибавить.

Захару Ходакову ничего ни оставалось, как по предписанию, прибыть в штаб резервного пехотного корпуса на окраину города Курска. Надо признаться, что орденоносец, боевой командир, разведчик и диверсант был раздосадован и расстроен тем обстоятельством, что его определили в резервный корпус.

Получается, что все будут воевать, а он… выжидать. Никуда это не годится, ни в какие ворота не лезет. А его прямая задача и святая обязанность уничтожать врагов, которые посмели, неся смерть, в основном, гражданскому населению Советского Союза, устанавливать здесь свои законы. Недругов следовало не только истреблять, но и никогда не прощать за содеянное ими. Никогда и ни при каких обстоятельствах.

Чётко помнил Тумали, что всё это происходило в конце марта 1943 года. Область и город, куда его направили после лечения в госпитале, была уже больше месяца освобождена от немецко-фашистских оккупантов.

Как разведчик, он сразу же обратил внимание на то, что, практически за городом, чуть подальше от небольшого двухэтажного каменного здания, располагалось великое множество шатровых палаток и рядом с ними, в загоне, с высоким забором сотни полторы лошадей. Перед ним – повозки. Несколько десятков.

Ни одного танка или самоходного орудия. Странная армия. Разве можно со всем этим воевать с немцами, вооружёнными до зубов?

Он доложил часовому о своём прибытии, показал ему документы и через несколько минут вошёл в большой двухэтажный дом, почти не повреждённый и не разрушенный. Наверное, раньше здесь находилось какое-нибудь государственное заведение, может, и управление отделения колхоза или совхоза.

То, что здание почти не было повреждено, означало только одно: здесь, наверняка, не так давно находился штаб и управления одного из крупных немецких воинских подразделений. А при скороспешном отступлении под натиском подразделений Красной Армии они просто не успели его сжечь или взорвать. Хорошо ещё, что умудрились, скорей всего, прихватить с собой кое-какие документы и унести собственные ноги.

Но сейчас здесь располагался штаб корпуса, управление крупного воинского подразделения Красной Армии.

Совсем молодой сопровождающий его ефрейтор, светловолосый, низкорослый, но кряжистый и крепкий с редкими усиками, в очках довёл его до места. На первом этаже, в небольшой комнате-кабинете за столом сидел среднего возраста долговязый и слегка лысеющий майор.

Не дослушав до конца доклад старшего лейтенанта Ходакова, он жестом предложил ему сесть и протянул руки за документами. Внимательно и долго изучал их, не задавая командированному в их часть офицеру никаких вопросов. Потом протянул их Захару и просто сказал:

– Мы рады вас видеть, товарищ капитан, на месте вашего прибытия! Пока вопросы не задавайте. Я ещё не всё сказал. Вам следует меня послушать.

– Виноват, товарищ майор. Но появилось сразу же два вопроса, и если вы позволите, мне их задать, то я вам буду очень признателен.

– Слова-то у вас, Захар Георгиевич, какие-то неуставные – «если вы позволите» и «буду очень признателен». Вопросов задавать мне не следует потому, что я знаю, о чём вы хотите спросить. Железно знаю!

Пристально посмотрев на Ходакова, майор начал отвечать на вопросы, которые, на самом деле, хотел задать ему Захар.

Майор Овчаренков, в силу временных и необходимых обстоятельств, находящийся при штабе корпуса, пояснил молодому офицеру-разведчику, что тот уже не старший лейтенант, а капитан. Пока Ходаков приводил себя в порядок в госпитале, ему на место новой приписки пришло повышение в звании. Кроме того, он награждён медалью «За оборону Сталинграда» и орденом Красной Звезды.

Всё предельно просто и понятно. Какие могут быть вопросы?

Встав с места по стойке смирно, Ходаков, громко сказал, приложив руку к козырьку фуражки: «Служу трудовому народу!».

– Садитесь! Награды вам через полчаса лично вручит командир корпуса генерал-лейтенант Мракасов Альберт Герасимович. На второй вопрос, почему вы, боевой разведчик с особыми способностями и возможностями, попали не в действующую часть, а в резервную, я одно только тебе скажу, Захар. Наш корпус только так называется… резервным. Воевать тебе, капитан, придётся, как, впрочем, и мне, в особых, в очень сложных условиях.

– Так точно! Приму к сведению!

– Тебе приказано доложить о своём прибытии в часть лично командиру корпуса. Рад за тебя, Ходаков, Такой молодой, нет и двадцати пяти нет, а уже – капитан. Ты на особом положении.

– Только я?

– Да, все мы, две дивизии. В том числе и я – Анатолий Сергеевич Овчаренков. Прошу любить и жаловать! Но ты… особенно. А в дальнейшем, если мы с тобой, как и весь корпус, выйдем из предстоящего боя живыми, то это будет великим чудом. Но тут уж, как и кому выпадет.

– Если надо, то…

– По-другому и быть не должно. А теперь иди! Второй этаж. Сразу же доложишь сопровождающему при часовом, кто ты такой и что командир корпуса ждёт тебя. Там уже все и всё знают.

Подняв с полу вещевой мешок и спрятав документы в карман гимнастёрки, Ходаков направился в кабинет командира корпуса.

Генерал-лейтенант Мракасов оказался общительным человеком, тут же с шутками и прибаутками вручил Ходакову боевые награды и капитанские погоны. В кабинете он был не один. Рядом с ним, перед столом сидел человек в сером, в чёрную полоску, костюме, довольно пожилой и седовласый, в больших роговых очках человек.

Как узнал Ходаков, потом, это учёный, доктор наук, серьёзный исследователь аномальных, необъяснимых явлений Пенатов Аркадий Гаврилович.

Всё, что они сообщили Ходакову, уже было похоже на нелепую сказку. Но приходилось верить тому, что говорили серьёзные и ответственные люди. Правда, то, что капитан сейчас слышал, никак не укладывалось в его голове. Беседу с ним они вели по-очереди. Учёный Пенатов вышел в приёмную. Его, как он объяснил, не интересовали военные подробности. Он был специалистом в своей области. Но тут, конечно, Аркадий Гаврилович скромничал.

Капитан Ходаков пока не мог понять, что это за особые условия, в которых ему придётся действовать. Да и не только ему, но всем красноармейцам этого воинского соединения. Но Захар был терпелив, вопросов не задавал. Прекрасно понимал, что в долгих беседах с начальством пусть не сразу, но всё прояснится.

 

Сначала в курс дела Захара ввёл командир корпуса. Он сообщил, что отныне капитан Ходаков командир батальона разведки, личному составу которого придётся заниматься, в основном, диверсионной работой – уничтожать фашистов всеми имеющимися средствами и способами.

При этом надо стараться сохранить численный состав батальона, оружие, умело расходовать боезапас. Хотя его будет более чем достаточно. Ну, это понятно. Операция особая, дело невероятной важности. Ничего конкретного в словах генерал-лейтенанта пока не было.

Пощады к врагу не должно быть никакой. Это понятно. Ведь только в одном этом городе, не считая сёл, немцы и сателлиты их уничтожили более десяти тысяч мирных жителей города. Это за пятнадцать месяцев оккупации. Красноармейцы в учёт не берутся. Почти тридцать тысяч юношей и девушек были угнаны в неволю.

– Врагами сожжено больше полутора сотен сёл только в этой области Советского Союза, – сообщил генерал-лейтенант. – Одним словом, сам всё видел, капитан, сам всё знаешь и понимаешь. В плен фашистов не брать! Надо отдать им должное и наградить каждого, образно сказать, по заслугам. Уничтожать! Да и обстановка не позволит возиться с пленными. В этом плане наша часть находится на особом положении.

– Так точно, товарищ генерал-лейтенант, в плен не брать! – ответил Захар. – Честно сказать, мне приходилось в живых оставлять только «языков». Остальные подлежали ликвидации. В разведке иначе не бывает.

– Я в курсе, что ты, Захар прекрасно владеешь ножом и в качестве смертельного оружия всеми подручными предметами, даже, как мне сообщали, какой-то длинной палкой… Верно говорю?

– Так точно! Она называется мукэчен, – пояснил капитан. – Её тоже можно метать, как копьё, нож или топор. Кроме нанайской рукопашной борьбы думэчи, владею боевым самбо, неплохо стреляю… Но, правда, редко приходится это делать. Больше и чаще действую ножом и другими подручными предметами.

– Вот и славно! Бей их, чем попало! А теперь, Ходаков, слушай дальше!

Немного подумав, командир корпуса продолжил.

В первую очередь генерал-лейтенант поставил в известность молодого офицера, что отныне и навсегда тот не подчиняется ни одному полковому командиру в корпусе, состоящем из двух усиленных дивизий, а лично ему, Мракасову Альберту Герасимовичу. Все приказы и распоряжения Ходаков будет получать лично от него или его ординарца, майора Ивана Геннадьевича Семёнова. Все остальные – не в счёт.

Дело заключалось даже не в субординации, а в необходимой осторожности. Операция предстоит секретная. Но вряд ли суть её удастся скрыть от врага. В рядах этих двух красноармейских корпусов могут находиться и вражеские шпионы.

Ровно через двое суток, ранним утром второго апреля, парапсихолог Аркадий Гаврилович Пенатов должен будет вывести разведывательный батальон под командованием Ходакова к месту возможной встречи с авангардным полком немцев. Может быть, фашистов, выполняющих роль разведчиков и диверсантов, будет гораздо больше. Но оборонятся проще, чем наступать. Да и уже приняты все необходимые меры, чтобы враги уже в самом начале военной операции получили мощный, неотвратимый удар.

Капитану Ходакову и его подразделению предстояло не просто остановить продвижение отборных головорезов, но и закрепиться на одном из участков, там, где будет удобно держать оборону. Ни один немец, венгр, румын или итальянец не должен пройти в район этого города. По данным разведки, фашистов, которые рассчитывают проникнуть сюда с тыла, может быть от четырёх до шести дивизий. Если не больше. Тут можно только предполагать.

Воспоминания Тумали внезапно оборвались. Из них Тарасу было пока не понятно, в каком же особенном сражении предстояло участвовать капитану Захару Ходакову и его подразделению, а потом и всему корпусу, состоящему из двух красноармейских дивизий. Но молодой шаман уже не сомневался в том, что Ходаков – это он и есть, но в предыдущей жизни.

Больше ничего из неё Тумали вспомнить не удалось. Вероятно, так и придётся, время от времени, ему возвращаться в очень давнее прошлое, в предыдущую жизнь не сразу и по частям. Наверное, так проще что-то осознать, понять, в чём-то пусть не основательно, но разобраться.

Но он понимал, что все эти воспоминания не случайны. Скорей всего, Великие Боги и Духи уже готовят его к очень важным переменам и делают это осторожно.

У него, в не очень широкой амурской протоке, стояло несколько небольших сетей с ячеёй среднего размера. Такого рода рыбалка здесь не считалась браконьерством, имелась у Тумали специальная лицензия для вылова определённых пород рыб не только для сдачи добытого предпринимателям, частным и акционерным компаниям, но и для собственных нужд. Рыба для коренных жителей этих мест, их собак, свиней и другой живности – основной продукт питания. И с этим не поспоришь.

В этом месте Тумали рыбачил один, без напарника. У Тихона Заксора имелся с участок, где он мог ставить и проверять на своей лодке, точнее, на катере «Амур, сети, принадлежащие ему.

Хотели бы иные заезжие господа, чтобы всё в этих краях считалось только их собственностью, но, как говорят в народе, обломились. Пусть в «райских австралиях» наводят порядки, если у них такое получится. Да и уже не так далеко то время, когда всё упорядочится, встанет на свои места.

Проверив утром свои сети, Тумали возвращался с мешком, наполненным рыбой, домой. Позвонил ему час тому назад по сотовому телефону приезжий человек из Москвы. Сообщил, что по срочному делу появился в их селе, и надо встретиться, кое-что обговорить. Ведь издалека незнакомец приехал, потому следует хорошо его принять и внимательно выслушать. Хотя ведь Тарас почти точно знал, о чём будет вестись разговор, и что за человек к нему приехал.

За воротами на грубо сколоченной скамейке сидел крепкий, коренастый мужчина лет сорока пяти, черноволосый, кареглазый, с крупным, круглым черепом, с обильной сединой. Встал на ноги. Среднего роста, сантиметров на семь-восемь пониже Тараса. Ни слова не говоря, подали друг другу руки. Мужчина пошел следом за Тумали. Собаки примолкли. Поняли, что если человек идёт рядом с хозяином, направляется с ним в дом, значит, он не враг, а гость и, наверное, друг.

Мешок с рыбой Тарас поставил в сенях, прислонив его к одной из бочек с солёной кетой и горбушей. Пропустил вперёд приезжего. Предложил ему для начал присесть на широкую тахту, а сам вошел в соседнюю комнату, где и переоделся в обычный трикотажный костюм и узорчатые тапочки. Им обоим, обладающим невероятными способностями, можно было не вести никакого разговора. Оба читали мысли друг друга.

Да и при желании и гость, и хозяин могли посмотреть на любого человека или прикоснуться к его предплечью и узнать его прошлое, нынешнее и даже предсказать будущее. Но этого не требовалось, оба не имели тайн друг от друга. Если надо, то каждый расскажет своему собеседнику всё, что потребуется.

Всего на полчаса Тарас попросил гостя побыть в одиночестве. Необходимо было засолить пойманную рыбу в одной из больших дубовых бочек, которая находилась в сенях. Не преподать же улову. Можно будет через несколько дней пристроить её на проволоках-вешалках во дворе, пусть просохнет, провялится на ветру. Но если её оставить в бочке, то она тоже не пропадаёт. Ведь крупная соль сделает своё дело, законсервирует пойманную рыбу.

Они познакомились и очень скоро начали вести свою беседу, неторопливо пили чай с вареньем из жимолости и разговаривали. Пока только о том, что места здесь красивые и погода стоит хорошая. Потом сменили тему. Как бы, невзначай пришли к единому мнению, что люди не должны в угоду кому-либо, менять своих привычек и пристрастий. Важно во всём знать меру.

Разговор пока, можно сказать, был почти беспредметным. Ведь ясно было одно, что гость из Москвы добирался сюда, как говориться, за семь вёрст киселя хлебать, не для того, чтобы поговорить «за жизнь». Тумали прекрасно это понимал и терпеливо соглашался с тем, что каждый человек не должен зависеть от посторонних пожеланий и никчемных указаний. Главное быть защищённым, чтобы суметь оградить от бед других людей, тех, кто в этом нуждается.

Рейтинг@Mail.ru