– Мне всё равно! Вы у меня сегодня с утра уже пятый пациент на дому, – Алевтину особо не радовал этот визит. – Секундочку подождите! Сейчас, переоденусь. А вы пока раздевайтесь до пояса, но начиная не от ступней ваших ног, а сверху, от головы. Пиджак и рубашку пристройте на вешалке. Она напротив ас.
Мурашова удалилась в соседнюю комнату.
Веткин неторопливо, но с надрывным кашлем разделся. Сначала пристроил на вешалке пиджак, потом рубаху.
– Я многое знаю, Алевтина, – повторил он. – Ты с Филиппом приехала сюда чуть больше десяти лет тому назад. Понятно, что вы оба так прижились здесь по причине любви к нашим замечательным и живописным местам. А я вот здесь родился. Мои родители деды, прадеды тоже так поступили. Здесь решили родиться.
– Понятно, Артемий Парамонови, – отозвалась из соседней комнаты Мурашова. – Я слушаю! Правда, только половину слов разбираю. У вас наблюдается зверский кашель.
– Да, от кашля я немного и озверел, – среагировал на голос Алевтины пенсионер. – Любого бы разорвал в клочья, кроме тебя, Алевтина, лишь бы кашель прекратился. Лечащих врачей беречь надо. Пригодятся.
– Добрее надо быть, Артемий Парамонович. Люди ведь не виноваты в том, что вы внезапно начали кашлять.
– Это как посмотреть. Может быть, и виноваты. Всё взаимосвязано. Но продолжу рассказ. Я ведь не только, в прошлом, лесничий, но и, считай, Алевтина, вечный краевед. Даже можно сказать, что следопыт.
– Поэтому вы, разумеется, сегодня видели, моего мужа, Филиппа Сидоровича! Всё верно. Он пошёл в лес за грибами.
– Если конкретно, то за мухоморами.
Она появилась перед неожиданным пациентом в белом халате, в колпаке такого же цвета, в медицинской марлевой повязке, закрывающей рот и нос. На шее у неё висел фонендоскоп, приготовленный к работе.
Но сначала Алевтина достала из кармана халата большую лупу и внимательно рассмотрела с помощью её бело-зелёную лысину Веткина. Потом жестом руки показала, что Артемию Парамоновичу следует встать. Начала прослушивать его сердцебиение, исследовать работу лёгких. Ведь с этого начинается лечебный процесс, даже если у вас явная диарея, которую запросто можно определить по специфическому запаху.
На поляне, прямо на траве, сидел Мурашов. Он перебирал найденные грибы, оставлял в корзине самые… красивые. Достал из корзины подосиновик, внимательно рассмотрел его, понюхал шляпку. С презрением швырнул его в траву.
Потом достал из корзины мухомор. Полюбовался им, языком лизнул верхушку гриба-красавца, берёжно положил на прежнее место.
Сидя за кухонным столом, Алевтина писала название лекарства, которые будет необходимо принимать пациенту.
– Ну и как, Алевтина? – голос Веткина от волнения дрожал. – Жить я буду? У меня, видать, возник этот самый, похоронный вирус? Так?
Надел рубаху, потом пиджак… без пуговиц.
– Не так. Нет у вас, Артемий Парамонович, никакого брендовируса, – успокоила Мурашова пенсионера. – Я все проверила. Лёгкие чистые, сердцебиение в порядке, артериальное давление тоже в норме и температура тела – тридцать шесть и шесть.
– Не интересно мы живём, скучно. Ничего я не имею. У меня даже брендовируса нет. А пенсии моей хватает только на корм коту Гришке. Правда, и мне остаётся немного – на хлеб и гречневую крупу. Значит, у меня не имеется никаких болезней? Почему же тогда меня мучает, просто донимает кашель? Он всё моё нутро вывернул.
Не основательно, но частично Веткин был огорчён тем, что ничем не болеет и здоров, и крепок, как осиновый кол на фоне повалившегося забора.
Сняв с лица медицинскую изолирующую маску, Алевтина встала из-за стола, подала ему бумажку с названием лекарства.
– Вот! Здесь я написала название лекарства, – сказала она. – Завтра утром подойдёте в аптеку к фармацевту Анджелике Федотовне. Скажете, что от меня. Сколько таблеток и как их принимать, я там всё написала.
– По-латыни написано, – Веткин внимательно разглядывал рецепт и прячет в карман.. – Всё у вас зашифровано. У вас, у врачей, всегда от народа постоянно какие-то тайны.
– Зачем нам от пациентов хранить тайны? Для чего?
– Для того, чтобы на могиле своего пациента обнадёживающе сказать: «Да вы совершенно здоровы. Правда, в ночной хоккей вам играть уже поздно»,
– Названия лекарственных препараторов принято писать на латинском языке, Артемий Парамонович. Только на латинском, а не на китайском или, к примеру, латышском.
– Да это я так сказал. Для того, чтобы дальнейший разговор развить.
– Чего там ещё развивать? Пейте таблетки и молодейте!
Она выразительно посмотрела на входную дверь, давая Веткину понять, что приём закончен.
Но старик не унимался и не собирался уходить.
– Значит, я, всё-таки, болею, Алевтина? – задал он вопрос. – Это опасно или нет?
– Опасно, если не лечиться, господин философ.
– Что у меня за хворь в организме образовалась?
– У вас, Артемий Парамонович, небольшая аллергия на птичий помёт и, вероятно, на сок лопуха или даже ядовитого растения, которое называется борщевиком. Это и является причиной вашего кашля. К тому же, на коже вашего черепа образовался… ожёг.
– Оригинально! Но откуда?
– Но вы же многое знаете и помните. Так что, напрягите память. Может, что и вспомните.
– Вспомнил! Было дело. Пролетала надо мной ворона со своими гнусными затеями. А голову я, на всякий пожарный случай, лопухом вытер. Получается, что не лопухом, а листом борщевика. Это ядовитая гадость. Я в курсе.
– Знание – великая сила. Вы же, пока я обследовала ваш организм, столько мне интересного рассказали, что не волосы, а мой головной мозг встал дыбом. Я в восторге!
– Я так и предчувствовал, что тебе, Алевтина придётся по душе полезная информация. Но напоследок я ещё кое-что расскажу. Совсем немного.
– А надо?
– А как же иначе-то?
Алевтина устало село на стул.
В дубовом бору между деревьями с корзиной, наполненной мухоморами и прочими несъедобными грибами, бродил Мурашов
Он был переполнен сентиментальными чувствами и флюидными потоками нахлынувшей любви к удивительному живописному предгорью. Подошёл к огромному, в четыре обхвата, дубу. Прижался к нему всем телом и трепетно произнёс.
– Здравствуй, богатырь таёжный!
– И я тебе желаю здравствовать!– послышался глухой, но громкий голос. -. Как живётся-можется? Откройся, путник!
Из дупла, наверняка, многовекового дуба медленно выползла крепкая коричневая ладонь, которую, не успев закрыть рот, в тихой, но упорной панике Мурашов, всё же, пожал. Затем, улыбнувшись стайке разноцветных здешних уток мандаринок, сельский врач и одновременно заядлый грибник, как сноп, упал прямо на корни мощного дерева, местами торчащими из-под земли. Не всегда же обязательно находится в стоячем положении, когда имеется полная возможность полежать.
Но относительно довольно быстро он, всё-таки, пришёл в себя. Правда, получилось так, что сделал это Мурашов только для того, чтобы снова, тут же потерять сознание. Для этого имелась основательная и веская причина.
Над ним наклонился седобородый человек в белых одеждах: в широких полотняных штанах и рубахе с поясом, в такого же цвета летних туфлях. Собрав последние остатки силы воли, Мурашов, в конце концов, не сразу, но пришёл в себя и даже встал на ноги.
– Я узнал вас, Игнат Аркадьевич, – прошептал Мурашов. – Вы доктор медицинских наук, профессор Лопатов. Больше десяти лет тому назад вы в одном из медицинских университетов Дальнего Востока параллельной России заведовали кафедрой анатомии человека. Многие знают и помнят профессора Лопатова.
– Весьма приятно это слышать, молодой человек, – улыбнулся бородач. – Но мне совсем не понятно, почему вы резко впали в застенчивость и в глобальную скромность. Ваша потеря сознания с чем-то связана?
– Связана. Дело в том, уважаемый Игнат Аркадьевич, что, когда вы были живы, мне и моей жене Алевтине уже очень даже давно, приходилось слушать ваши лекции по анатомии человека и на некоторые другие темы.
От неуёмной радости выпучив глаза, Лопатов высоко подпрыгнул над землёй. Держал бы он в руках специальный шест для прыжков в высоту, то, возможно, его избрали бы в самые главные депутаты по спискам… партийным.
В свою очередь и Мурашов тоже совершил прыжок, но в длину. Он предполагал, что от вампира, выбравшегося из гроба, а потом из дупла, не следует ждать ничего хорошего. Во всяком случае не следует наивно верить, что подобного рода субъекты угощают всех поголовно шоколадными конфетами и медовыми пряниками.
– Ура! На ловца и зверь бежит! Ты, как раз, мне и нужен, – завопил Лопатов. – Я вспомнил! Ты – Филипп Мурашов, способный студент. У меня хорошая память, представь себе. А сейчас, без сомнения, ты – сельский врач. Угадал?
– Нуда! Имею определённый опыт врачевания в селе Синие Быки. А вы, как я понял, Игнат Аркадьевич, переквалифицировались в настоящее время и стали профессиональным вампиром.
– Я категорически возражаю против ахинеи, которую ты несёшь, Мурашов! Я даже протестую против такой постановки вопроса и неверного, антинаучного определения категории моего физического состояния!
– Но я в своих утверждениях основательно опираюсь на фактический материал.
– На какой ещё фактический материал? Ты же, чёрт возьми, Филипп медик, врач, материалист! Что за чепуху ты городишь? Ты хотя один раз в жизни видел вампира?
– Нет. До внезапной встречи с вами не видел.
– Какой я тебе вампир?
– Я не знаю, какой. Я в классификации вурдалаков и упырей совершенно не разбираюсь. Но если вы сожрёте лечащего врача-хирурга из славного села Синие Быки, то лишите медицинской помощи несколько тысяч человек. У нас ведь почти город или, в крайнем случае, посёлок городского типа.
– Твоё поведение меня раздражает и настораживает, – Лопатов пальцами правой руки почесал бороду. – Ты меня пугаешь, Филипп! Я должен тебя съесть?
– Ну, может быть, не целиком сожрать, а только мою кровь выпить. Это однозначно. Правда, имеются у нас в селе и другие медики со специальным высшим образованием.
– Не сомневаюсь.
– Предполагаю, что они… на вкус тоже хороши или даже лучше, чем я.
– Ты рассуждаешь, Филипп, как сектант.
– К тому же, среди них много таких, которые больше уважают не пациентов, а их деньги. Наличными. Их можно жрать. Правда, и тоже жалко. Пусть они хреновые, но люди. А я – настоящий и талантливый врач.
– Жуткое самомнение! Полное отсутствие скромности! Разве я тебя и всех вас этому учил?
– А чего скромничать? Я уверен, что без меня селу не очень хорошо будет. Моя супруга Алевтина и ещё несколько самоотверженных, славных врачей не справятся с огромным объёмом работы. А сейчас вот, под каждым кустом затаился брендовирус. Он почти такой же страшный и непредсказуемый, как гражданская война.
– Под каждым кустом, Филипп, затаился проходимец на проходимце.
– Предупреждаю вас, Игнат Аркадьевич, что я не только хирург, у меня – широкий профиль. А если вы хотите мне что-то сообщить, то давайте сядем друг от друга подальше, и я возьму в руки вот эту большую палку. Так надёжней будет. Я буду бороться за свою жизнь до последней капли… крови. Мы, Мурашовы, народ героический.
Пожав плечами, Лопатов устроился в метрах пяти от собеседника на стволе поваленного дерева. Мурашов нашёл пенёк, довольно удобный для сидения. Поднял с земли и сухой дубовый сук. Он твёрдо решил, в случае необходимости, активно и храбро сражаться с вампиром
На пороге дома Мурашовых всё ещё стоял Веткин. Никак не мог уйти. Жестикулировал руками. Говорил. Скромная и культурная Алевтине вынуждена была слушать бред старика, но только до тех пор, пока не лопнет её терпение. Но её внутренний и внешний протест, пусть медленно, но нарастал.
Но пока она сидела на стуле и поглаживала пальцами виски. На столе – таблетки, конечно же, успокоительные. Алевтина проглотила одну из них, запила водой.
В дубовом бору продолжалась непростая беседа Мурашова и Лопатова.
– Не стоит заранее опрометчиво переживать, Филипп! – сказал Игнат Аркадьевич.– Всё и совсем скоро будет происходить совершенно по-другому. Каждый в этом селе, конечно, бессмертным не станет, но доживёт до глубокой старости и уйдёт в мир иной здоровым и, возможно, в приподнятом настроении.
– Я уже давно слышал, что мы скоро и брендовирус победим, – саркастически заметил Мурашов. – Нам бы насморк научиться лечить. Я-то, например, умею. Но большинство волшебников в белых халатах на этот счёт не заморачиваются.
– А брендовирус и прочие мелочи мы вылечим в момент и навсегда! Клянусь своей бородой! Она – моё единственное и основное богатство.
– Это всё волшебные сказки старого и заносчивого вампира. Они не для меня.
– Да что ты в этом понимаешь? Ничего!
– Не верю, что у вас, на том свете, медицина добилась таких высоких результатов.
– Я тебе, молодому остолопу, говорю не про тот свет, а про нашу текущую действительность. Мы, российские медики, обязаны бороться в нашей стране за реальное долголетие населения.
Доктор медицинских наук Лопатов сделал несколько шагов по направлению к собеседнику.
От Мурашова незамедлительно последовала ответная реакция. Он вскочил на ноги, собираясь отбежать от собеседника на относительно безопасное расстояние.
– Не приближайтесь ко мне, Игнат Аркадьевич! – предупредил профессора Мурашов. -Третий раз я терять сознание не намерен. Понимаю, что вы – крепкий старик, но я окажу яростное и упорное сопротивление. Не вижу другого выхода. Его просто у меня нет.
– Ах, вот, всё-таки, в чём дело! – окончательно осенило Лопатова. – Ты решил, что я, натуральным образом, мёртвый? Так что ли?
– А как же мне ещё считать? Ведь я лично прикручивал отвёрткой ваше керамическое фото к мраморному памятнику на могиле, в которой, между прочим, вы должны спокойно лежать, а не шарахаться в наших замечательных и ни с чем несравнимых, живописных местах. Или, может быть, что-то не так?
Лопатов часто заморгал глазами. Схватился за живот, упал на землю. Ему до такой степени стало смешно, что он даже не смог устоять на ногах. Катался по траве и хохотал. Борода развивалась по ветру. Страшноватое зрелище. Чтобы научиться видеть такое, необходимо тщательно подготовиться и, может быть, даже пройти специальные трёхмесячные курсы.
В свою очередь Мурашов, всё же, отошёл от него на определённое расстояние и лаже спрятался за деревом.
Настойчивый, неутомимый и надоедливый Веткин стоял в дверях горницы дома Мурашовых. Алевтина сидела за столом и находилась в расстроенных чувствах.
– Вот ещё важный факт, Алевтина Михайловна! – продолжал на неё словесную атаку разговорчивый пенсионер. – Послушай!
– Замолчите, в конце концов! – возмутилась хозяйка дома. – Какой ещё факт? На кой чёрт сдался мне этот… ваш факт!
– В жизни всё пригодится. Так вот, если каждый десятый житель из Китайской Народной Республики в нашем таёжном районе срубит по одному дереву, сломает кустик или сорвёт цветок, то ничего не будет.
– Как ничего не будет?
– Очень даже просто. Образуется каменная пустыня, голое место. А ведь китайцы непременно придут и срубят по одному дереву. Им будет хорошо и нам тоже.
– Нам-то почему будет хорошо?
– Ах, Алевтина Михайловна. Ну, здесь же всё предельно просто. Всё у магнатов покупается и продается. В нашей стране после этого появится три-четыре новых долларовых миллиардера из числа уважаемых людей лично его величеством президентом.
– Мне-то, чёрт возьми, от этого какая радость?
– Сама по себе, образуется самая важная, среднестатистическая радость! Это будет означать, что и ты, в среднем, в числе многих миллионов наших граждан значительно разбогатела, то есть укрепила своё материальное положение.
– Извините, дорогой Артемий Парамонович, но, по-моему, вы несёте бред. Лучше бы выражались матом. Это было бы гораздо приличней.
Она с большим трудом поднялась со стула.
Алевтина ещё не теряла зыбкой надежды, что нудный мозгоклюй Веткин вот-вот уберётся, к чёртовой матери, из её дома. Но эрудит преклонного возраста не обращал особого внимание на разного рода внешние факторы. Он восторгался и упивался своей беспредельной мудростью, собственным скрипучим, но до боли в сердце приятным для него голосом.
– Я только повторяю, Алевтина, разумные слова нашего славного, его величества президента и так же другого уважаемого господина, председателя правительства. Ты только прикинь, они-то всё знают и многое просчитали.
– У меня куча дел, – в десятый паз сообщила ему Алевтина, – а я вот слушаю вас и восторгаюсь тем, какой вы умный!
– Ты сейчас, Алевтина, занимаешься очень важным делом.
– Каким делом?
– Получаешь от меня полезную информацию.
– Я не хочу её получать! Не желаю!
– Всё-таки, не интересно мы живём, скучно. Нам не хватает общения друг с другом. А вот твой муж, Алевтина, хирург Филипп живёт интересно, но двойной жизнью!
– У моего Фили кто-то есть?
Она приложила ладони к лицу. Разволновалась.
Но эмоции всех окружающих Веткина людей не особо интересовали. Главной фигурой в селе Синие Быки он считал только себя. Почему? Да потому что он – эрудит и философ. Веткин ни на секунду не сомневался в том, что Господ и создал жителей этого замечательного села только для того, чтобы они слушали его, мудрого Веткина.
– Конечно, у Филиппа многое… есть, – утвердительно заявил он. – У него наблюдается лютая ненависть к лосям.
– Причём здесь лоси? К каким лосям?
– Ко всем породам и разновидностей лосей.
– Это как понимать?
– Всё предельно просто. Мурашов специально собирает мухоморы, чтобы они не достались бедным и несчастным сохатым. А ведь у этих грациозных и замечательных животных и без того ничего нет. Даже телевизора не имеется, одного на всех. Они, можно сказать, ущемлены в гражданских правах.
– Если у них нет телевизора, значит, они самые счастливые существа в параллельной России. Они имеют возможность мыслить самостоятельно.
– Ты не права, Алевтина. Там есть, что посмотреть. Почти каждая программа весёлая и смешная. При этом на экране мы имеем возможность много раз в день видеть и слышать его величество президента. Разве это не самое главное в жизни россиянина? Ведь, если вдуматься, то, как раз, для этого мы и живём.
От волнения у Алевтины начало дёргаться века на правом глазу, чего раньше никогда не наблюдалось. Но, всё же, Веткин вышел за дверь. Но не просто удалился, а торжественно, с гордо поднятой головой.
Но великая радость Алевтины длилась лишь краткое мгновение потому, что Веткин тут же вернулся назад.
– Да, Алевтина, тут такое важное дело, – философ местного значения сделал серьёзное, озабоченное и загадочное лицо. – Архиважное!
– Какое ещё дело? – губы Алевтины дрожали от наплывающего гнева. – Какое?
– Пока я не забыл, хочу тебе подробно и обстоятельно рассказать, как спариваются и размножаются пеликаны.
Плотно зажмурив глаза, Алевтина вытолкнула Веткина за дверь. Она нашла в себе силы поступить не очень культурно. Что ж, иногда жизненные ситуации диктуют свою волю.
Но на крыльцо Веткин вышел торжественно и важно, направился походкой королевского пингвина к калитке. Вполне уместно здесь довольно известное изречение: мавр сделал своё дело, мавр может удалиться. Не просто испортил очередному своему слушателю настроение, но получил определённый заряд бодрости. Типичный энергетический вампир. Недостатков в количестве господ и дам в параллельной России, обретающих бодрость и здоровье за счёт других людей, не наблюдалось.
Может быть, в других мирах дела обстоят иначе, и в них обитает сравнительно небольшое количество двуногих существ, которые, можно сказать, подзаряжаются «бросовой» энергией, особенно, на просторах интернета.
За пределами двора он увидел знакомого пожилого человека, можно сказать, очень солидного возраста, который медленно передвигался по сельской улице, опираясь на трость.
– Эй, Степанович! – крикнул ему Веткин. – Остановись-ка! Давай-ка с полчасика пообщаемся! Куда же ты скачешь, как кузнечик?
Услышав голос Веткина, Степанович стремительно ускорил ход, опираясь на трость, быстро добежал до перекрёстка. Увидев высокий тополь с гладким стволом, инвалид проворно, вместе с тростью взобрался почти на самую макушку дерева с густыми кронами и спрятался в густой листве. Не шевелился, не подавал звуков.
Внимательно осматривая всё вокруг, Веткин искал глазами следующую, очередную жертву, следующий предмет своего пристального внимания. Примерно, так же амурский тигр выслеживает свою добычу, периодически пересекая тропу, на которой может появиться что-нибудь живое и… съедобное.
По-прежнему Лопатов и Мурашов сидели поодаль друг от друга.
– Чем вы можете и как доказать, Игнат Аркадьевич, – полюбопытствовал сельский врач, – что не являетесь вампиром и, вообще, восставшим из мёртвых?
– Запросто могу доказать, – заверил своего молодого коллегу Лопатов. – Но для этого я сначала должен посвятить тебя, Филипп, в величайшую тайну и многое рассказать.
– Вы ведёте себя точно так же, как наш бывший лесник, пенсионер Веткин. Он своими долгими рассказами всем добрым людям, без исключения, так мозг выносит, что их потом два-три дня качает из стороны в сторону. Я предполагаю, что ещё при жизни, вы неоднократно наблюдаете, как от сильного ветра качается ковыль, а порой – и телеграфные столбы.
– Видел! Но я и сейчас ещё пока живой, чёрт возьми!
– Наверное, для отвода глаз, так говорят. Подозреваю, что они ведут себя, как руководящие чиновники США и цело ряда западных стран Европы.
– Не смей меня сравнивать, с кем попало!
– Хорошо. Я буду вас сравнивать только с Веткиным. Он, пусть и нужный мужик, но, в основном, настоящий патриот параллельной России.
– Встречал я пару раз этого мозгоклюя Артемия Парамоновича и всегда поступал с ним так, как и полагается относиться к энергетическим вампирам. Не очень дружелюбно, одним словом. Он не заслужил с моей стороны понимания и обожания его мутной личности.
Сказав это, профессор с корнем выдернул из земли несколько лесных ромашек и поочерёдно, сосредоточенно и аккуратно начал обрывать лепестки их цветков.
Мысленно Мурашов такое действие посчитал за хулиганский поступок. Зачем же убивать цветы? Им же… больно. Но вместо этого, отодвинув от себя ногой корзину с мухоморами и прижав к груди суховатую палку, он сказал:
– А я раньше считал, что вампиры живут дружно, заботятся друг о друге. Правда, вы кровушку пьёте, а он глотает чужую энергию и хорошее настроение. Даже и не понять, кто из вас опасней, Игнат Аркадьевич. Но вас я боюсь больше, чем его. Он живой, а вы, как бы, это… не совсем.
– Если ты шутишь, Филипп, то не остроумно у тебя получается. Ты не даёшь мне начать важный свой рассказ о великой тайне и заодно доказать, что к вампирам я не имею никакого отношения. Я такой же вампир, как ты, например, танцор.
– Ну, почему же, – сообщил, смущаясь, Мурашов. – Я в школьные годы посещал танцевальный кружок. У меня неплохо получалось. Правда, мне иногда что-то мешало добиваться в хореографии высоких результатов.
– Мы же сейчас говорим о Веткине. Так давай, и продолжим тему.
– Конечно. И мне интересно знать, на будущее, каким образом вам удавалось уходить от наглых приставаний господина Веткина, если вы не вурдалак и не упырь.
– Самым простым образом. Я в грубой форме при помощи, в сущности, волшебных слов посылал его очень и очень далеко. Он нудный и тупой, как столичная телевизионная реклама. Однажды мне пришлось даже приложиться правой рукой к его переносице, то есть ударить наглого говоруна.
– Но это же больно!
– Ничего… не больно. Просто надо не кулаком на гражданина воздействовать, а ладонью открытой. В этом случае никогда ты, Филипп, не повредишь своих пальцев, и удар получится удачным и конструктивным. Так что, пальцам ничуть не больно.
– Я пока ни кулаком, ни ладонью никого не пробовал бить. Не агрессивен.
– И напрасно! Определённая часть граждан обычных слов просто не понимает. Учти это обстоятельство на будущее! Но иногда стоит такому гражданину производить профилактический и фактически лечебный удар в челюсть, чтобы он на какое-то время понял, что он не владыка над скромными и основательно застенчивыми людьми.
– Уважая ваш былой авторитет в научном мире, я прислушаюсь к вашему совету, Игнат Аркадьевич. Но пока я не готов регулярно избивать своего уважаемого односельчанина Веткина.
– Я тоже не изверг. А произошло такое действие с моей стороны в его адрес в тот момент, когда мне нудно и долго Веткин начал рассказывать о том, почему манной или гречневой кашей не рекомендуется закусывать водку и прочие спиртные напитки.
– И почему же?
– Я не пожелал этого знать! Для меня это абсолютно ненужная информация. Да и закуска, сама по себе, издевательская. Не солидно манной кашей бороду пачкать.
За Мурашовым и Лопатовым внимательно из-за дерева наблюдал тигр. Но хищнику, в конце концов, такое занятие надоело. Он улыбнулся, как мог, и удалился.
На большой свалке, расположенной в живописном предгорье, чего только не было. Порожние пластмассовые контейнеры, автомобильные шины, старые матрасы. Разумеется, здесь же свалено немало просроченных продуктов питания: колбаса в коробках, разного рода зерно, консервы, мандарины и прочее.
Стаи ворон, голубей, воробьёв не совсем мирно делили добычу. Здесь же волки, лисы, медведи. Между ними тоже происходили конфликты. Особенно неуважительно обращались со своим собратьями бездомные, бродячие собаки.
Но и люди тоже не отставали от своих условных меньших братьев. На самом верху баррикады, сооружённой из порожних ящиков и мешков с мусором, был установлен большой синий флаг, на котором написано крупными белыми буквами» «Слава его величество президенту!».
Большая компания нищих с флагами и транспарантами держала оборону, и противник у них тоже был серьёзный и решительный. Это отряд таких же неимущих во главе со старцем в длинном оранжевом халате и в простреленной ковбойской шляпе. Девочка Сима вцепилась зубами в ногу нищему с чёрной повязкой на глазу.
В конце концов, принципиальная и целеустремлённая девочка добилась высоких результатов: мужик, внешне напоминающий отважного английского пирата, бежал с поля боя. Умело и быстро скрылся в неизвестном направлении.
Чуть поодаль, к свалке подъехал самосвал с очередным мусором и просроченными пищевыми отходами. За рулём сидел улыбающийся китаец в шляпе.
Он поднял кузов машины, и всё привезённое свалилось на землю. Как и прежде громко и отчётливо звучали яростные крики: «Слава его величеству президенту!» «Да здравствует правительство и депутаты!», «Слава параллельной России!», «Пламенный привет пенсионной реформе!», «Широкими шагами к долголетию!».
Благодатная земля. Китаец прищурив глаза, опустил кузов самосвала и уехал. Полная вольница для уважаемых частных компаний, включая и зарубежные.
В дубовом бору продолжалась беседа двух медиков: молодого и не очень. Но они по-прежнему находились на удалении друг от друга. Так пожелал Филипп Мурашов.
– Дело в том, что лично я в свободное от основной работы время и после того, как завершил своё преподавание в медицинском университете, – пояснил Лопатов,– всегда занимался практической научной работой. Без неё я не представлял своей жизни.
– Вы, что, делали это самое и после вашей смерти, безвременной кончины? Но это сообщение годиться только для новостей интернета, лавинообразно плывущих к нам из-за самого кромешного рубежа. Они там частенько обожают называть кошку собакой и наоборот.
– Не болтай вздора! Я говорю правду. Я занимался практическими научными опытами у себя, в небольшом частном домике. Находясь в здравом уме и в живом состоянии, я создал удивительную животворящую жидкость.
– Неужели речь идёт о сказочной панацее, лекарстве от всех болезней? Наверное, я отсяду от вас ещё дальше или, вообще, покину это страшное и одновременно смешное заколдованное место. Не люблю всякие опасности для личной жизни.
Мурашов пересел на более дальний пенёк.
При этом Филипп не преминул заметить, что обожает сказки с самого раннего детства, но не считает их частью существующей действительности.
– Ничего сказочного! – запротестовал Лопатов. – Панацея реальна. Но это лекарство в самые кратчайшие сроки не только излечивает существующие болезни, но и восстанавливает,
репродуцирует все органы, части тела и даже клетки любого живого существа.
– Какое вы можете привести доказательство тому, что говорите?
– Например, в организме млекопитающего злокачественная опухоль убирается просто. Выпил несколько капель этой жидкости или оросил ими больное место – и проблема решена.
– Это не доказательство. Сказать можно всё, что угодно. Реклама.
– Моё изобретение не нуждается в рекламе, молодой человек! Ты бы послушал мудрого человека, а не бросал никчемные реплики. Пора уже тебе, Филипп взрослеть.
– Вы не просто вампир, Игнат Аркадьевич, но умудрились там, в своей могиле, ещё и сойти с ума. Может быть, вы, находясь на том свете, заодно изобрели и вечный двигатель?
– Попрошу без необязательных оскорблений и невежественных намёков! Я продолжу. Но смеяться над тем, что я сейчас тебе сообщаю, Филипп, не следует. Я тоже могу взять в руки палку.
– У меня зубы от страха стучат, а вы говорите «смеяться». Такое занятие в данной ситуации подходит для умалишённых, хронических дурачков и просто слабоумных. Они, да ещё некоторые иностранцы, беспричинно улыбаются. Но я-то, вполне, нормальный человек.
– Долгий разговор у нас получается. Как же тебе доказать, что лекарство действует? Причём, быстро и неотвратимо. У меня, кстати, имеется при себе стограммовый пузырёк со славной целительной жидкостью. Вот!
Лопатов достал из кармана штанов стеклянный флакон из-под сувенирного коньяка, с алюминиевой крышкой, с прозрачной, слегка зеленоватой жидкостью. Встряхнул её перед глазами, начал любоваться ей. Поднял флакон над головой.
После этого он отвинтил крышку, поднёс флакон к носу, понюхал. Плотно закрыл крышкой небольшой стеклянный сосуд.
– Приятный аромат, – Филипп, доложу я тебе! – заверил сельского врача профессор. – Ощущается запах ананасов или, может быть, прелого сена. В общем, запах приемлемый и вкус тоже… ничего.
Лопатов собрался спрятать флакон в карман. Но вдруг остановил свой проницательный взгляд на странном одноногом грибнике, с костылями. Худой, сухопарый мужчина ещё умудрялся держать левой рукой не только костыль, но и небольшую корзину, наполовину наполненную грибами. Довольно ловкий и сноровистый человек, ничего не скажешь.
Грибник находился в хорошем настроении, в добром расположении духа. Даже решил немного посидеть рядом с незнакомыми людьми, поговорить и немного отдохнуть. Присел рядом с Лопатовым, костыли пристроил рядом, вытянул здоровую ногу. Обрубок второй поглаживал руками. Странный, но весёлый собиратель дикоросов.