Александр Николаевич Лекомцев
Эскулап Лопатов вне закона
Незаконные чудеса
По просёлочной дороге навстречу друг другу шли Мурашовы – Алевтина и Филипп. Очень скоро встретились и обнялись. .
– Я уже просто и не знала, что и думать. Ушёл – и с концами, – она взяла из его рук корзину с грибами. – Ты устал? Я сама понесу твою корзину с мухоморами.
– Нет, Аля, у меня никаких мухоморов, – сообщил он. – В ней, обрати внимание, белые грибы, подосиновики, маслята, немного груздей и волнушек.
Она поставила корзину на землю. Присела на корточки. Она внимательно начала разглядывать и перебирать грибы. Настроение её почти мгновенно испортилось.
С волнением Алевтина встала в полный рост. Мурашов вынужден был сам взять корзину в руки. Медленно, неторопливо пошли домой.
– Я понимаю, Филя, что она, наверное, гораздо умнее и симпатичней меня, – с горечью произнесла Алевтина. – Что поделать. От судьбы не уйдёшь.
– Ничего не могу сообразить,– пожал плечами Мурашов – О чём ты говоришь? О ком ты говоришь и что?
– За долгие годы нашей семейной жизни я так и не смогла родить тебе ребёнка. Не получалось. А по врачам ходить было некогда, хотя я сама – медик. Что ж, я вот совсем другая. Такая, как есть. Ничего с этим не поделаешь.
– Я совершенно не понимаю тебя, Аля.
– Только не надо юлить! Всё ты понимаешь, Филя. Найди в себе мужество обо всём сказать прямо и честно. Я всё пойму. Я всё преодолею.
– Что ты преодолеешь?
– Я с большим трудом, но постараюсь справиться с любыми невзгодами и бедами в своей личной жизни.
– О чём ты говоришь, Алевтина?
– Я говорю о той самой отвратительной особе, разрушительнице моего личного счастья и моей светлой и безоглядной любви! Я говорю о той коварной женщине, которая не позволила тебе положить в корзину ни одного мухомора. Ни одного!
– Грибы мне помогал собирать старый уважаемый дед. Он – мужик! Мужчина. Тебе понятно?
– Боже мой! Я поняла бы тебя, если бы это была женщина! – она была готова прослезиться. – Но ведь мужик! Да ещё и старый. Почему ты так резко сменил сексуальную ориентацию? Зачем? Разве тебе плохо жилось со мной? Только не лги мне, Филя.
– Какую ориентацию? Да, я её сменил и почти горжусь этим! Я перестал собирать мухоморы и начал срезать белые грибы. Вы что, все с ума сошли?
– Об этом ещё кто-то знает, кроме меня? Скажи честно, Филя.
– Всеведущий господин Веткин знает. Когда он не увидел в моей корзине ни одного мухомора, он впал во вселенскую тоску.
– Довольно! Больше ничего не говори! Не надо. В конце концов, Филя, я найду в себе силы тебя понять. Это жизнь, и она бывает не так проста.
– Хорошо. Буду молчать.
– Но ведь тебе есть, что сказать.
– Да, Аля! Мне есть, что тебе сказать. Нас обоих в жизни ждут очень большие, серьёзные и неожиданные перемены. Без них уже сейчас невозможно обойтись. Ты должна быть к ним готова.
– Я готова. Я сильная.
– А я в этом и не сомневался. Скоро от нас обоих потребуется проявление силы воли и духа.
Они неторопливо шли по дороге, и силуэты их, если смотреть издали, становятся всё меньше и меньше.
Со стороны, наверное, только слепой, то есть инвалид по зрению не заметил бы, как Мурашов Видно, как Мурашов резво жестикулирует руками., что-то энергично, с жаром доказывает Алевтине. Но та только смотрела в сторону, изредка кусая губы.
Свои крутые и закономерные обороты набирала и долгая дистанционная беседа Ровского с Буньковым. В ней оригинальным способом принимал участие и его величество президент. Он наблюдал и выражал эмоции. А разве этого мало?
Человек в противогазе и с царской короной на голове на соседнем мониторе дремал, но время от времени просыпался и с помощью жестов напоминал беседующим, что он всё видит и слышит. Первого человека страны явно радовало то обстоятельство, что услужливый и одновременно принципиальный Ровский был не просто разговорчив, но и временами агрессивен.
Он постоянно подчёркивал, что все незаконные чудеса, которые происходят в параллельной России, должны пресекаться безжалостно на корню, причём, любыми способами.
Даже в чистом поле хомячок обязан строго следовать разного рода постановлениям, указаниям и распоряжениям, идущим от его величества президента, правительства и депутатского корпуса, состоящего, в основном, из самых уважаемых господ и дам.
Не народ должен творить разного рода чудеса, а магнаты, компрадоры и олигархи, чтобы процветать и радоваться жизни и радовать своих родных, близких и друзей на… десять поколений вперёд. Не надо всякими незаконными… гадостями огорчать господина президента.
– Если эта чёртова жидкость или медицинский раствор Лопатова, господин Буньков, массово распространятся среди быдла, – предупредил Ровский, – то есть я хотел сказать, уважаемого простого народа, то вас лично очень скоро похоронят. Причём, не на самом лучшем кладбище дальнего Подмосковья. Но, возможно, с некоторым допустимым почётом.
Президент разводил руками и кивал головой.
Полуобнажённые дамы в противогазах продолжали нагнетать опахалами свежий воздух.
– Я понимаю, что если так произойдёт,– нашёл в себе смелость сказать Буньков самое неожиданное, даже для самого себя. – то жизнь коренным образом на нашей планете изменится в лучшую сторону для тех, кто сегодня едва сводит концы с концами.
– Ни мне, ни его величество президенту не ясно, о чём вы сейчас говорите, гражданин Буньков.
– Я хотел сказать, что для большинства жителей нашей параллельной планеты Земля такое лекарство будет большим подспорьем в их никчемном существовании. Я, вместе с тем, понимаю опасность происходящего для самых уважаемых господ всего земного мира.
– Если понимаете, то не говорите вздора и действуйте, чёрт возьми! Не ждите у моря погоды!
– Я и моя команда не допустим этого в параллельной России! Прежде всего, нам, главным депутатам страны, следует постоянно и активно поддерживать крупный отечественный бизнес и способствовать личному процветанию чрезвычайно замечательных людей.
Человек в противогазе захлопал в ладоши. На его руках красовались синие резиновые перчатки. Как же обойтись без них во время разгула коварного и жестокого брендовируса? Никак.
Глубоко понимающий суть возникшей ситуации Буньков с чувствам мощного уважения и почитания поклонился человеку в противогазе.
– Образно сказать, каждый сверчок должен знать свой шесток, – строго заметил Ровский. -. Если незаконная лечебная жидкость Лопатова будет бесплатно и эффективно излечивать все болезни, то стремительно рухнет вся экономика и крупный частный бизнес не только параллельной России. Вы это понимаете?
– Всё сделаем, Селуан Анатольевич! – заверил собеседника Буньков. – Не позволим ленивому народу, бродягам и нищим ехать в светлое завтра на горбу наших славных олигархов, губернаторов, мэров, банкиров, членов правительства, депутатов, собственников и руководителей ведущих предприятий, владельцев сырьевых запасов страны и других уважаемых господ и дам! В конце концов… Ура!
После этих прекрасных и окрыляющих слов Бунькова человек в противогазе поправил на голове корону, встал на ноги. Так же поступили Ровский и Буньков.
Зазвучала торжественная музыка, и в ней без особого труда угадывалась мелодия знаменитой «Мурки». Как, всё же, бескрайне приятно осознавать, что параллельные прямые не пересекаются.
Во второй половине дня по крыше седьмого полуразваленный дома по счёту в Сиговке гуляли голодные бездомные коты. Не только люди, но и они давно уже обратили внимание на то, что несчастное село пришло в полный упадок. Всё здесь было разрушено, а приусадебные участки – с высокой полынью и крапивой. Пройдёт немного времени – и здесь появится густой лес. А разного рода историки и этнологи в своих интересных книжках с картинками запросто докажут, что никакой Сиговки здесь и в помине не было.
В неухоженной, захламлённой горнице полуразрушенного дома сидел Лопатов на деревянной крышке в полу со стальным кольцом. Это вход или лаз в подполье, где и хранились определённые запасы чудодейственной жидкости.
Перед профессором стояли две керосиновые лампы. Он снял с них стеклянные «рубашки», зажёг спичками фитили. Поставил стеклянные оболочки на место, открыл крышку в подполье и начал спускаться вниз, аккуратно держа обе лампы в левой руке. Правая необходима ему была для того, чтобы не упасть с ветхой, не очень надёжной лестницы вниз. Разного рода экстремальных ситуаций он не планировал, потому и был кране осторожен в своих перемещениях по условно и относительно обжитому пространству. .
Глаза доктора медицинских наук довольно быстро адаптировались к темноте, и Лопатов неспешно принялся загружать мешки, коробки, чемоданы. Он укладывал в них ёмкости с прозрачной, слегка зеленоватой жидкостью; колбы, мензурки, папки с бумагами и самые разные, высушенные травы в целлофановых пакетах.
На некоторое время сделал небольшой перерыв в работе. Для того, чтобы передохнуть, изредка присаживался на деревянный ящик.
Во время своих занятий он разговаривал с крысами, которых здесь обитало великое множество. Лопатов кратко и доходчиво объяснял им, что всё продукты питания находятся наверху, в шкафу, висящем на стене. Говорил, что очень скоро выберется наверх и покормит их.
Пусть они, всего лишь, грызуны, но, всё равно, люди в минувших или в будущих отрезках бесконечной жизни. Если не все, то их определённая часть. По-другому в круговороте бесконечного существования всего живого и условно мёртвого и быть не может.
Наконец-то, Лопатов выбрался из подполья наверх, сел на старую лавку, придвинулся с ней к столу. На нем в целлофановом пакете лежало полбуханки хлеба. Разламывая её на мелки части, начал бросать поднявшимся наверх крысам. Самых молодых он кормил прямо из рук. Потом пошли вход и съестные припасы из шкафа.
Грызуны не испытывали особого страха перед бородатым обитателем ветхого дома.
Не так стремительно, но вечерело. Корзина с грибами в доме Мурашовых стояла у порога. Филипп сидел в кресле, читал книгу. Алевтина гладила утюгом белые халаты. Не общались.
– Ты можешь, Алевтина, меня выслушать? – Мурашов оторвался от чтения. – Я должен тебе сообщить нечто важное и срочное.
– Я пока к твоим откровениям не готова, Филипп, – глухо отозвалась Алевтина. – Мне необходимо к этому морально приготовиться.
– Но ты должна всё знать! По-другому никак не получится.
– Умоляю, Филипп, дай мне ещё полчаса побыть счастливой. Я ещё не готова что-то слышать от тебя. Пусть пока всё будет, как раньше.
– Ничего уже не будет, как раньше!
– Я в этом и не сомневалась. Я была не права.
– В чём ты была не права?
– Я окончательно поняла, что ты никакой сексуальной ориентации не менял. Понятно, что грибы тебе помогала собирать женщина. Они сложены аккуратно. Ты герой! Ты прикрываешь её своим телом. Потому и придумал какого-то мужика, да ещё старого.
– Наберись терпения, и я тебе всё объясню. От этого разговора нам никуда не скрыться.
– И от судьбы тоже не уйти. Общеизвестная и тривиальная истина.
Раздался стук в дверь.
На пороге с большой корзиной в руках появилась Аральская. В хорошем настроении, улыбалась.
– А я к вам, господа Мурашовы,– сообщила она, – пришла за мухоморами.
– Мы рады, что вы нас навестили, – сказал Мурашов. – За какими мухоморами вы пришли?
– За обычными, – пояснила Аральская. – Я пришла к вам со своей корзиной. Устала ждать. Решила заявиться сама.
– Больше никогда в этом доме, Лариса, – безапелляционно заявила Алевтина, – не будет мухоморов. Никогда!
– Не понимаю, – изумилась Аральская. – В каком смысле?
– В самом прямом, – сказал Мурашов. – Берите, половину грибов, Лариса Самсоновна! Вам на три сковородки хватит. Полезная калорийная пища.
Аральская присела на корточки, тупо и с глубоким сожалением посмотрела на грибы в корзине. Машинально начала перебирать их, в надежде обнаружить хоть один мухомор.
Своих слёз Алевтина не стыдилась. Никак не могла прийти в себя после случившегося.
– Что же вы творите, Филипп Сидорович! – Аральская встала в полный рост. – Никак не ожидала от вас такого. Вы решили коренным образом изменить свою жизнь? Но зачем?
– Жизнь самостоятельно меняется,– философски заметил Мурашов, – и у нас на это позволения не спрашивает.
– Да, он решил начать другую жизнь, – Алевтина сразу же решила поставить в известность Аральскую. – . Даже и не подумал обо мне. У Мурашова теперь есть, о ком думать.
– Я только о тебе и думаю, Аля,– стоял на своём Мурашов. – Только о тебе.
Отложил книгу в сторону, встал с кресла, направился к Алевтине.
Попытался её обнять. Но она отскочила в сторону.
– Только не надо меня жалеть, Мурашов! – предупредила она. – Я уже говорила, что я сильная, я справлюсь с любыми неприятностями и даже с душевными невзгодами.
– Похоже, что у Филиппа Сидоровича сильное переутомление, – предположила Аральская. – Скоро всё придёт в норму.
– Когда и как, Лора, это произойдёт? – нервно сказала Алевтина.– Когда?
– Даже сейчас или чуть позже, – предположила Аральская. – Мне так кажется.
– А я ведь отдала ему лучшие годы своей жизни, – Алевтина подняла руки вверх. – Самые лучшие!
– Пойдёмте ко мне! – Аральская обратилась к Мурашову. – Выпьете отвара пижмы и багульника, и усталость пройдёт. И снова вы будете, Филипп Сидорович, ходить в лес и
собирать мухоморы. Сплошная романтика. А с ней и семейная жизнь наладится.
– Она у меня не разлажена. Но я никуда не хочу идти, – запротестовал Мурашов. – Я, на самом деле, устал. Возможно, от резких жизненных перемен.
– Я немножко пошепчу – и вы забудете обо всём ненужном и постороннем, – заверила его Аральская. – Всегда будете собирать грибы в гордом одиночестве. И только мухоморы. Ну, ещё бледные поганки, ложные опята и сатанинские грибы.
– И вы меня, врача, будете лечить отварами и своими шептаниями и заклинаниями от переутомления, Лариса Самсоновна? – выразил протест Мурашов. – Чертовщина!
– Да, нервы у вас, Филипп Сидорович, никуда не годятся, – провела свою диагностику Аральская. – Даже от лечения отказываетесь. А ведь врач!
– Вот именно, врач, – подчеркнул Мурашов, – а не какой-то там шептун или шарлатан!
– Не пытайтесь меня оскорбить и унизить! – осадила его Аральская. – Это бесполезно. Но вы о своём здоровье и желательном, личном, и всенародном долголетии совсем не думаете.
– В настоящее время я только об этом и думаю, – заявил Мурашов. – Только об этом. Других мыслей у меня нет.
– Такие вот у нас неожиданные перемены, Лариса! – настроение Алевтины сделалось ещё хуже. – Всё Филипп порывается мне рассказать о своих похождениях и планах, но я не готова его слушать. Всё это страшно и… обидно.
– Ты тоже не права, Аля, – упрекнула подругу Аральская. – Надо выслушать человека. В крайнем случае, у меня есть на примете видный и представительный мужчина. Дворник, но интеллигентный. Пушкина читал и тобой интересуется.
С некоторым не озлоблением, а негодованием Мурашов посмотрел на Аральскую.
Ему пока практически не давали раскрыть рта, но говорить-то надо, но, конечно, не в
присутствии местной знахарки и ведуньи.
Конечно же, Аральская чувствовала на себе его осуждающий взгляд.. Для этого не обязательно быть великой колдуньей. Достаточно, к примеру, иметь незаконченное среднее образование или даже никакого.
– Я, пожалуй, пойду! – сказала Аральская. – Забегу, как-нибудь, попозже. А вы, оба, поговорите, как следует, и помиритесь!
Её не заинтересовали белые грибы и подосиновики. Ушла.
В вечерний час на улице, на скамейке, сидели Веткин и Степанович, который постоянно опирался руками на трость. Костыли Веткина, подаренные ему орлом, лежали рядом.
– Ты вот, Степанович, уважаемый человек, инвалид, – Веткин торжественно… задумался. – Ты ответь мне на один важный и серьёзный вопрос.
– Задавай свой вопрос, Веткин, – просто ответил Степанович. – Если знаю на него ответ, то обстоятельно всё и обскажу.
– Если, например, какой-нибудь уважаемый, – Веткин настороженно оглядывался по сторонам, – и условно порядочный человек, к примеру, врач всю свою сознательную жизнь собирал в лесу мухоморы, то может ли он вдруг резко, без всякой причины, начать приносить домой нормальные съедобные грибы? Как ты на это смотришь?
– Реально смотрю. Нет, не может потому, как у него с мухоморами образовалась почти душевная связь, – Степанович задумался, ударил себя в грудь. – Я уже почти восемьдесят лет живу на белом свете. Дураком никогда не был. Меня, старика Юмова, все знают.
– Я тоже ещё ни один брендовирус переживу! Но тот, кто всегда собирал в лесу мухоморы, тот до конца жизни будет их собирать. По-другому, Артемий, не происходит.
– Не происходит.
– Тебе должно быть известно, как я уважаю нашего славного его величество президента замечательной страны параллельной России. Даже когда он с телеэкрана говорит не понять что, у меня слёзы от волнения по щекам катятся.
– Со мной такая же история происходит. Дальше говори! Учись развивать мысль.
– Но вот он, как-то, он не хочет, чтобы народ страны жил богато, радостно и счастливо. Пусть самый замечательный у нас первый человек страны, но имеет слабость. Не любит он миллионы людей, то есть, получается, весь народ нашей параллельной России.
– Не весь. Некоторых прямо очень ценит и помогает становиться им богаче и радостней.
– Ну, его родственников и друзей я в учёт не беру. Тех обожает. Очень добрый… с ними. С нищего шкуру снимет и отдаст им. Широкая натура! Но вот основной народ категорически не переваривает.
– Не спорю, Степанович. Наблюдается за ним такое. Но к чему ты клонишь?
– Коли уж его величество президент обычных людей невзлюбил, то и жить им приходится всё хуже и хуже. Богатые богатеют, а бедные, сам знаешь, не процветают.
– Всё верно. Но ты говори по делу.
– А я что делаю?
– Пока не понимаю. Ты не просто, Степанович, говори. Ты чётко аргументируй. Приведи какой-нибудь убедительный пример из нашей жизни.
– Сколько угодно!
– Так приводи!
– Да я и привожу. Продолжаю. Президент у нас так-то славный. Когда он что-то обещает босякам и голодранцам, которых многие десятки миллионов, ведь рот откроешь и заслушаешься. Куда до него барону Мюнхгаузену!
– Верно, прекрасный он человек, но приврать любит. Таким, видать, до конца соей жизни и останется наш вечный правитель. Но к чему ты всё это говоришь?
– А к тому и говорю, что тот, кто всю жизнь собирает мухоморы и выдаёт их за белые грибы, до гроба только так и будет поступать.
– Значит, наш общий знакомый, или с ума сошёл, или является американским шпионом.
– Это не обязательно. Но психическое расстройство не исключено и допустимо. Каждый сходит с ума по-своему.
– Однако у такого человека есть, что скрывать от нас всех. Мутная личность.
Веткин поднялся со скамейки, собрался уходить.
Но Степановичу не хотелось оставаться в одиночестве. Настроение такое в его организме образовалось, поэтому он и спросил:
– Ты что, Артемий Парамонович, так и уйдёшь и ничего мне не расскажешь?
– Сегодня я в расстроенных чувствах, – пояснил Веткин. – А если что-то хочешь узнать невероятное, Леонид Степанович, то включи телевизор. Там всякое можно услышать. Все телевизионные каналы давно уже стали частными. Но бредят они на законных основаниях, так, как им рекомендовано и приказано самыми уважаемыми людьми государства.
– Так и есть. Всё справедливо.
– Но все эти телевизионные каналы его величество президента уважают. Он заслужил. О своих близких, друзьях и знакомых заботится. Себя тоже не забывает. А как же! Всё чётко, как в разведке или при налёте на банк.
– Я в курсе, что по телевизору всякое там говорят. Иные утверждают, что и планета Земля наша квадратная, головы у нас треугольные. Некоторые ведущие предупреждают народ, что скоро нам всем конец, и туда людям дорога. А зачем тебе костыли и где ты их взял?
– Ногу я ушиб. А костыли упали ко мне с неба. У нас такое бывает. Сам знаешь.
– Да, многое бывает и падает на голову людям с неба, как неожиданный снег. Та же пенсионная реформа и разные другие удивительные вещи. Все мы помолодели на пять лет…
– Счастливо тебе оставаться! В другой раз я тебе много чего расскажу, – Веткин протянул ему костыли. – Теперь они твои, Степанович! Владей! Мне уже они без надобности. Нога почти не болит. Чудеса на каждом шагу.
Степанович встал, с благодарностью принял неожиданный подарок.
С волнением он пожал Веткину руку.
– Теперь я всегда при желании резво от тебя убегу, – заверил его Степанович. – У меня теперь имеются натуральные костыли-скороходы.
– Не верю я тебе, – сказал Веткин. – Чаще всего, ты любишь меня послушать, а я – тебя. Старость вынуждает общаться. А по тайге шибко не побегаешь.
– Снова ты прав, Артемий. Сил идти за теми же мухоморами в лес уже никаких не имеется.
Веткин, махнув рукой, удалился.
Сидя за столом, Мурашов и Алевтина чистили, резали грибы, бросали их в огромную кастрюлю, а мусор – в ведро.
– Что же ты мне, Филипп, – спросила она, – сразу всё толком не объяснил?
– Как же я объясню, Аля, – сказал Мурашов, – если ты меня не слушаешь?
– Теперь я почти верю тебе. Мне радостно, что наш славный Игнат Аркадьевич Лопатов жив и здоров и полезное лекарство от всех болезней изобрёл.
– Считай, что с сегодняшнего дня и мы с тобой уже не принадлежим сами себе, Алевтина.
– А кому принадлежим?
– Всему человечеству!
– Наш долг – приходить на помощь людям? Так я понимаю? Ни один туз бубновый не отменит возможного всеобщего долголетия?
– Разумеется.
– Прекрасно! Но сомнительно.
Она пересыпала обработанные грибы в большой таз с водой. Промывала их, пропуская через дуршлаг, оставшимися боровиками, подосиновиками и маслятами загружала и большую кастрюлю. Нашлась отдельная посудина и для груздей, волнушек.
После проведения необходимой процедуры Алевтина села за стол, продолжила резать грибы.
– Поджарим их завтра, – решил Мурашов. – Скоро на улице станет темно. Через час-полтора пойдём в Сиговку. Ты готова?
– Я с тобой, Филя, хоть в огонь, хоть в воду, – Алевтина обняла его. – Тем более, дело нужное. для народов нашей великой параллельной России и всего человечества. Я понимаю. Оно благородное. Что ж, скоро и пойдём.
Посмотрела в окно. На улице стояла почти тёмная ночь.
Над Сиговкой висела яркая луна. Вдалеке выли волки. По крышам домов бегали одичавшие коты, тоже орали, но – по-своему и не менее жутко.
Во дворе полуразваленного дома на скамейке сидел Лопатов, ожидал появления Мурашова и Алевтины. Периодически смотрел на циферблат ручных часов. Перед ним стояли и лежали загруженные мешки, коробки, чемоданы. Он уже вынес и основные предметы лаборатории во двор.
Наконец-то, стараясь не шуметь, появились Мурашов и Алевтина.
– А вот и мы, Игнат Аркадьевич? – подал голос Мурашов. – Пулей к вам прилетели.
– Здравствуйте! – поприветствовала профессора Алевтина. – Здравствуйте, дорогой вы наш, Игнат Аркадьевич!
– Явились – не запылились! – пробормотал он. – Не заметил, чтобы вы слишком торопились. Здравствуй, Алевтина! С Филиппом мы уже виделись.
– Но мы старались, – пояснил Мурашов. – Время выжидали.
– Давно ночь наступила, – сказал Лопатов, – а вас всё нет и нет. Чего там ещё надо было ждать? Рассвета, что ли? Так онам, как раз, и не нужен. Я уже все тяжести из подполья наверх вынес.
– Так времени же ещё вагон, – успокоил профессора Мурашов, – и у нас целая ночь впереди. Успеем всё перенести.
– Должны успеть, – в конце концов, согласился с ним Лопатов. – Но летом светает рано. Такое обстоятельство необходимо учитывать.
– Не будем терять времени! – Мурашов схватил мешок и большую коробку. – Сначала я этот груз понесу.
– Погоди, Филипп! Немного передохните, и потом уже пойдём тихо, не торопясь, как цыганский табор, – остановил прыть сельского врача Лопатов. – Сильно не нагружайся, иначе упадёшь по дороге. Нам ещё в любом случае несколько раз сюда придётся возвращаться. Хорошо, что здесь не так и далеко.
Так Алевтина и Мурашов и поступили, присели на ветхий диван, стоящий в стороне.
Чтобы ни сидеть в полном и необязательном молчании для начала Алевтина сказала:
– Как я рада, Игнат Аркадьевич, тому, что вы воскресли.
– Ну, ведь ты полный вздор говоришь, Алевтина! – частично обиделся профессор. – Как я мог воскреснуть, если никогда не умирал?
– А наши студенты старались, – вспомнила Алевтина. – Тогда они такую глубокую могилу для вас вырыли. Выходит, что зря напрягались.
– Особенно на рытье вашей могилы, – ударился в воспоминания и Мурашов, – по-ударному трудился студент Вася Гриньков. Как сейчас помню. Он всех уверял, что ваша, извините, могила должна быть на полметра глубже всех остальных, потому что вы этого заслужили.
– Гриньков мне зачёт не сдал, – пояснил Лопатов. – Тупой студент, но старательный. Но он просчитался, я жив и, в основном, здоров.
Указательным пальцем он пересчитал мешки, ящики и чемоданы.
Потом достал из кармана блокнот и шариковую пучку, сделал в нём, вероятно, полезную и необходимую запись.
– Вы так и не переоделись, Игнат Аркадьевич, – сказал Мурашов. – В белых штанах и рубахе остались. Не совсем здорово смотритесь.
– Да, вроде бы, нормально выгляжу. По своим годам… А что, надо было переодеться? – удивился Лопатов. – Зачем?
– Надо было бы, Игнат Аркадьевич, – кивнула головой Алевтина. – Мне так кажется.
– Какая разница? – возразил профессор. – Я же не голый.
– Наш проницательный и любознательный сельский народ обнажённых граждан и гражданок видел с избытком. Пешие туристы по-разному развлекаются, – пояснил Мурашов. – А вот седобородого старика среди ночи, да ещё в белых одеждах, им, наверняка, видеть не приходилось. Люди такого видения могут не понять или растолкуют по-своему.
– Пусть интерпретируют мой образ, – сказал Лопатов, – как им вздумается.
– У нас в селе, например, бабушка Свидригайлова, Агафья Парфёновна, – сообщила Алевтина, – по ночам не спит. Бессонница. Выходит за калитку и вдоль забора гуляет. Увидит вас, Игнат Аркадьевич, а вы в белых штанах и рубахе. Она может впасть в жуткое… изумление.
– Каждую она ночь она прогулки совершает, – уточнил Мурашов. – Брендовирус кругом. Таким способом старушка производит себе вентиляцию лёгких, свежим воздухом себя наполняет. Как автомобильная камера.
– Плохо, что ваша Свидригайлова по ночам бродяжничает, – Лопатов почесал бороду. – Нам никак свидетели не нужны. Ей вентиляцию головного мозга необходимо делать. Впрочем, все придурки разные, не похожи друг на друга, как в поле цветы.
– Вы, Игнат Аркадьевич, весь в белом, – продолжала говорить о Свидригайловой Алевтина. – А вот она не то, что бы, привидений боится, но, как-то, опасается. Они ей не симпатичны.
– Старушка может элементарно несвоевременный и громкий крик поднять, – сказал Мурашов. – Но чаще всего молчит. Не слишком разговорчивая, но иногда и поболтать любит. Но если её что-то не порадует, то молчать не станет.
– Обойдём её дом, – успокоил Лопатов молодых сельских врачей. – Всё произойдёт, как в армейской разведке.
– Она почти наша соседка, – пояснила Алевтина. – Её не обойдёшь. Как ни крутись, а всё на неё наткнёшься.
– Но мне сейчас, мои юные друзья, переодеваться некогда, – сказал Лопатов, – Мы и так много времени потеряли. Проскочим!
– Может быть, всё-таки, – Мурашов мечтательно прикрыл глаза. – пройдём по Синим Быкам относительно не замеченными.
– Кто не рискует, то ест только гречневую кашу, – мудро изрёк доктор медицинских наук. – Причём, не регулярно. Берём в руки аккуратно всё, что можем. Но не забываете, что груз тяжёлый. В основном сосуды с жидкостью и стекло.
Всё трое встали. Мурашов и Лопатов взвалили на свои плечи по мешку, Алевтина взяла в руки два чемодана.
Через пять минут они вышли за пределы двора. Странноватая процессия в ночной час, тем более, под полною и яркой луной.
Но под ней и небесными звёздами – не только это. Например, имелись и горящие костры, у которых грелись многочисленные нищие. Всякие и разные. Многие сидели, обнявшись. Этакое, можно сказать, великое братство параллельной России. Здесь же старец и девочка Сима.
Молодой бродяга и бич в сером армяке, подпоясанном верёвкой, играл на разбитой гитаре и пел вместе со всеми волнительную туристическую песню со словами типа: «Как здорово, что все мы здесь сегодня собрались».
Хор образовался мощный, да и песня звучала душевно и, можно сказать, проникновенно. Наверное, в следствие добавленных к смешной пенсии пары сотен рублей и появилась у людей возможность заниматься необычным пешим туризмом. А как же! Параллельная Россия – особенная страна.
Дым от больших костров устремлялся в ночное небо. Пламя освещало белые надписи на синих флагах и транспарантах – «Слава его величеству президенту!», «Да здравствует пенсионная реформа!», «Коротким путём к процветанию и долголетию!» и т. д.
С тяжёлым грузом брели по сельской ночной улице друг за другом Лопатов, Мурашов и Алевтина. Время от времени останавливались, иногда падали, но вставали и, собрав всю волю в кулак, продолжали идти. Оно и понятно: если руки наняты, то следует шевелить ногами.
Особенно колоритно смотрелась фигура Лопатова в белых одеждах. Почти на голове у него стоял огромный белый мешок, в котором располагались сосуды с живительной жидкостью. Его покачивало из стороны в сторону.
Но он шёл впереди, поодаль своих юных друзей, стараясь не упасть. Они значительно отстали. Но профессор знал, куда ему шагать, ибо получил от Мурашовых точные ориентиры места нахождения их домика.
Навстречу Лопатову с включёнными фарами ехал не молодой, не старый водитель обычного «Форда», любитель автомобильных путешествий. Он умудрился разглядеть безумное и потное лицо бородатого Лопатова, причём, в белых одеждах и с массивным мешком на голове, поэтому лицо автомобильного путешественника самопроизвольно исказилось от ужаса.
Водитель резко нажал на тормоз, потом дал задний ход. Таким образом, пятясь назад, поехал по сельской дороге. Ничего странного, про сути, не произошло, когда он вместе с машиной очутился в глубоком овраге. Из такой ямы, естественной траншеи, ему, явно, самостоятельно выбраться было не суждено. В гневе водитель принялся стучать кулаками по баранке.
– Долбанный вампир, – негодовал автомобильный путешественник, – отрылся на мою голову!
Решительно достал из багажника бейсбольную биту и выполз с ней из оврага на дорогу. Встал в полный рост. Но вампира нигде не обнаружил. Двуногое существо в белых одеждах как сквозь землю провалилось.
Путешественник поднял руки вверх и от досады начал протяжно выть. Этим звукам, без сомнения, позавидовали бы и самые матёрые волки. Ну, не могут они так… Здесь природный талант и врождённые способности необходимы.
У одного из заборов стояла старушка Свидригайлова и наблюдала за происходящим.
– Видать, у них сегодня ночью происходит переселение с одного кладбища на другое, – пришла к однозначному выводу Агафья Парфёновна. – Похоже, что вампиров тоже брендовирус донимает. А на всех повязок, этих медицинских намордников, и не напасёшься. Их ведь менять требуется через день, иначе оштрафуют. Не пойму, куда китайцы смотрят. Почему они нам не активно помогают?
