– Надо покупать домишко, где-нибудь, в тех местах. Там глухо. Сделаем для тебя, Игнат, нормальные документы. Комар носа не подточит.
– У меня, деньги, имеются, конечно, но не так много. Строго на еду. А тут явные затраты предвидятся.
– Ты не смотри, что в доме у меня не богато, но кое-какие сбережения на чёрный день есть.
– Бережливость – неплохое качество человеческого характера, но в разумных пределах.
– Не в бережливости дело. Я ведь к смерти готовился. Сам такое понимаешь. А сейчас мои похороны, вроде бы, откладываются.
– Про смерть мне всё понятно. Чего же тут не ясного. Эта старушка всегда стоит за спиной. Но мы её обманули.
– Если ещё финансы понадобится, то мне кореша помогут «бабло» достать. А сейчас, если я вылечился, то поживу немного. Но, честно говоря, окончательно не верится.
– Напрасно сомневаешься. Я слов на ветер не бросаю. Всё проверено.
– Да я тобой не спорю, и по уши рад.
– А мне-то что прикажешь делать?
– Сегодня или завтра сбреешь бороду и пострижёшься наголо. Это для того, чтобы тебя слишком быстро не пристрелили. И на новые документы сфотографируешься.
– Но я же без бороды – не человек, Еремей! Я только его жалкое подобие.
– А с бородой ты – труп, Игнат. Сто процентов. Этим гаврикам ты живым не нужен. Ты у них, что кость в горле, дела и делишки мешаешь делать. Получается, что здесь не мелкота тобой интересуется, а угланы международного размаха.
– Хорошо, что ты это понял.
– Я же не дурнее паровоза. Понимаю.
– Мне тоже так показалось.
– А сейчас срочно собираемся и линяем в твою разрушенную Сиговку. Причём, быстро и широким шагом! У меня имеется два рюкзака. Возьмём с собой самое необходимое.
Открыл кладовку, достал рюкзаки. Один подал Лопатову, а другой начал заполнять одеждой. Принялся искать в шкафу пакет с документами и деньгами. Нашёл и переложит его в надёжную полихлорвиниловую папку.
Лопатов наблюдал за действиями Тюленева. Ждал указаний.
В руках с колодой карт за столом у себя дома сидела Аральская. Напротив неё, тоже в кресле – Придорожная. С волнением она прижимала к груди сумочку. По гостиной бродил кот Клавдий. Настроен благодушно. Мурлыкал.
– Что же на сей раз привело тебя сюда, Нелли Овсеевна? – выразила естественное любопытство хозяйка особняка. – Если у тебя ко мне возникли претензии, то я тебе вот что скажу. Твой преданный и любимый человек Леонардо Ди Каприо прилетит к тебе на крыльях своей мощной любви, но попозже. Надо ждать, Нелли!
– Мне стыдно признаться, Лариса Самсоновна, – смутилась Придорожная, – но я внезапно и стремительно полюбила другого.
– Другого? Как это понимать? – Аральская выронила карты из пук. – Что за странное непостоянство? Чем оно продиктовано и обусловлено?
– Ничего не попишешь. Но вот… обусловлено.
– Только сутки прошли или, может быть, двое. И за это короткое время ты умудрилась полюбить другого… товарища!
– Сердцу не прикажешь, дорогая госпожа Аральская. Я всю ночь проплакала. Мучилась и терзалась. Но что же поделаешь, если…
Она извлекла из сумочки фотографию и положила её перед Аральской. Сельская кудесница и чародейка незамедлительно и внимательно начала разглядывать зафиксированный образ одного из многочисленных представителей мужского пола.
Аральская отложила фото в сторону.
– И что мне прикажешь делать с этим сантехником из сферы жилищно-коммунального обслуживания? – она начала нервничать. – Что?
– Это не сантехник, Лариса Самсоновна, – скромно заметила Придорожная. – Это хороший человек, просто замечательный..
– А кто же тогда? Грузчик с овощной базы?
Такая вот непостоянность клиентки начала её почти бесить.
Ещё больше смущаясь, Придорожная, отвела глаза в сторону.
– Это ведь Женя. Я его так называю, – с нежностью сказала она. – Он постарше Лёни Ди Каприо, но я полюбила Женю. Всю ночь не спала, думала.
На цветном фото красовалось улыбающееся лицо голливудского актёра Джони Деппа.
Но Аральская внимательно на него смотрела и никак не могла сообразить, кто это.
Но Придорожная пришла ей на помощь, сделала она это с большим желанием, энтузиазмом и нескрываемым восторгом.
– Вспомните! Это же Джонни Депп, – сказала она. – Он, как раз, изображал пирата Карибского моря. А Лёня, которого я разлюбила, как бы, утонул вместе с «Титаником».
– Жду твоих конструктивных и пламенных предложений! – у Аральской от бескрайнего удивления округлились глаза. – Сразу предупреждаю, что деньги за этого, как его, Каприо возвращать тебе не намерена. Нельзя и даже невозможно произвести такую операцию. Телепатический сигнал, который я ему послала, назад вернуть никак и никто уже не сможет. Даже мне подобную процедуру не суждено.
– Денег, конечно, жаль. Но я хочу, чтобы вы присушили, привязали ко мне Джонни Деппа. Мы с ним – одно целое. Я это чувствую. Правда, может случиться и самое неприятное. Только этого я немного опасаюсь.
– Нуда! Не исключено, что они прилетят к тебе одновременно, и начнутся крутые разборки. Но сначала Лёня и Женя наваляют тебе, Нелли, за всю мазуту и по полной программе.
– Что вы такое говорите? Просто смешно. Это же интеллигентные, культурные люди!
– Плохо ты знаешь англосаксов. Они ведь все, сплошь, ковбои. Почти каждый первый – Рембо. Серьёзные и крутые парни.
– Я тоже упорная и крутая.
– Верю! Но только частично и… фрагментами.
– У меня Женя гвозди будет, куда надо, забивать и краны чинить на кухне. Посуду всегда помоет и картошку почистит.
– Представляю, как Джонни Депп чистит картошку, – Аральская встала из-за стола. – Приступим! Как говорится, любой каприз – за ваши деньги!
Она подошла к шкафу, открыла его створки, достала оттуда банки с отварами и прочим зельем, свечи, высушённую лягушку и заспиртованную ящерицу. Всё это перенесла на стол.
В блаженном ожидании Придорожная медитировала. Зажмурила глаза и раскинула руки в разные стороны, ладонями вверх.
Алевтина и Мурашов в домашней одежде сидели за столом, ели борщ из железных мисок деревянными ложками. На столе стояла ваза с нарезанным хлебом, в специальной посуде – соль, горчица, перец.
– Тяжёлый день, – произнёс Мурашов. – Устал немного.
– А когда он был у нас лёгким? – сказала Алевтина. – Всегда пахали, как лошади.
– Верно. Никогда не расслаблялись. Ещё сегодня мы применили наше лекарство от всех болезней, водный раствор Игната Аркадьевича Лопатова.
– Важно, Филя, чтобы люди особо не догадывались, от чего выздоравливают. Впрочем, не должны. У нас на каждого больного выписывается море никчемных таблеток и микстур, что любой запросто и основательно запутается.
– Бесспорно то, что наш Игнат Аркадьевич – человек скромный, но при этом настоящий гений.
– Хочется, чтобы целительная жидкость могла служить не тысячам людей, а сотням миллионов, и со временем – миллиардам.
– Но сама знаешь, Аля, что великое начинается с малого.
– Иногда и наоборот случается. Ты же помнишь, Филя, изречение: «Гора родила мышь»?
– Помню. Но всё в наших руках. Пока будем иногда и во Владивосток ездить, людям помогать. Может, отпуск возьмём?
– Да, пойдём в отпуск. Но какая досада! В суете совсем память потеряла.
Она швырнула ложку на стол.
Мурашов на мгновение прекратил приём полезной и питательной пищи.
– Что случилось? – полушутя и полусерьёзно спросил он. – Борщом захлебнулась?
– Всё гораздо хуже, Филипп! – Алевтина находилась в растерянности. – Когда мы переносили лабораторию Игната Аркадьевича к нам, то я случайно оставила брезентовую сумку у дороги, в кустах. А в ней – две трёхлитровые банки с целительной жидкостью. Это произошло, когда мы делали последний заход или, вернее, рейс.
– Опасная рассеянность. Но, в принципе, на этой глухой дороге народу мало бывает. А если сумка ещё и в кустах, то никто и не обратит внимания на брезентовую тряпку. Но надо туда идти. Пусть и вечер надвигается, но ещё долго будет светло.
Он встал из-за стола, достал из шкафа джинсовый костюм. Алевтина поняла, что пора отправляться в дорогу.
Но одеваться она не спешила.
– У нас ещё на плите осталась яичница с тушёным мясом, – напомнила Алевтина мужу. – Вон кастрюля с киселём из свежей смородины!
– Ты права. Спокойно поедим, – согласился он с женой. -. Пятнадцать-двадцать минут уже никакой роли не сыграют. Перекусим, как следует, и прямо сейчас за банкой и сходим.
Сел за стол, взял в руки ложку.
Алевтина направилась к плите. Сняла с неё большую сковороду с яичницей, поставила на стол, на деревянную плашку.
За кучей валежника у просёлочной дороги, перед подножьем сопки, затаились агенты СПС Первый и Второй, с артиллерийскими биноклями. Они не одни. С ними – молодая снайперша в спортивном костюме зелёного цвета, с большой командирской сумкой на ремне.
Она уже выбрала удобное место для стрельбы. Привела в полный порядок винтовку и теперь тщательно готовилась к предстоящим выстрелам. Внимательно смотрела в прицел.
– Не люблю работать под чьим-то надзором, – выразила недовольство снайперша.– Фотография этого бородатого экстремиста у меня имеется. Да я его и без бороды узнаю и не промахнусь.
– Не ворчи, Валя! – пояснил Первый. – Нам просто надо убедиться в том, что он мёртв, и доложить о совершённой акции по инстанции. Он будет идти по этой дороге, ближе к сопке.
Протянул ей шоколадную конфету.
Снайперша заново начала выбирать самое подходящее место для возможной стрельбы. Удобно устроившись, посмотрела в прицел.
– А точно, что этот бородач здесь нарисуется? – проявила естественное любопытство снайперша. – Может, он в других местах гуляет.
– Не совсем точно. Но мы предполагаем, – ответил Второй. – Те люди, которые будут шагать рядом с ним, тоже подлежат уничтожению. Тут, наверху, у него имеется уютное дупло в дереве. Мы нашли. Скорей всего, здесь он начнёт подниматься вверх. Но кто знает.
– Моё дело – сторона, – поставила свои условия она. – Я убираю негодяя и сажусь в машину, причём, за руль. Надеюсь, она нормально замаскирована?
– Ты же сама видела, – напомнил Первый. – Машина в сотне метров отсюда, в зарослях кипрея. Её только с вертолёта можно и обнаружить.
– И мы вместе с тобой поедем, – предупредил её Второй. – Я тебя сюда привёз, я и увезу, Валенька. Другого варианта нет и быть не может.
– Мы тоже светиться не намерены, Валя, – пояснил Первый. – Когда всё произойдёт, то через часок-два мы сообщим в полицию о случившемся. Анонимно, разумеется.
– Нам важно убедится в том, что Лопатов точно коньки откинул,– сказал Второй.– В ближайшее время поищем и его сообщников, если они имеются. Потом уничтожим и всё остальное. Но это тебя, Валенька, уже не касается. Такой вот расклад.
– А мне всё фиолетово! Мне важно свой гонорар получить, – снайперша была уверена в успехе операции по ликвидации государственного преступника. – Деньги ни кровью, ни дерьмом не пахнут. Всем известно.
– Если появится этот бородач, – предположил Первый, – то он наверняка будет подниматься на сопку. Обязательно обрати на это внимание, Валюша.
– Может быть, у него там ещё и землянка имеется,– сказал Второй. – Пока мы её не нашли. В заброшенном селе Сиговка всё просмотрели. В ней пусто и мертво.
– А дальше, за поворотом дороги, – напомнила им снайперша, – в километрах пяти, имеется ещё и село Иванчаево.
– В нём тоже все, до последнего младенца, проверены, – поставил е в известность Второй. – Там Лопатова нет.
– А Синие Быки от нас не уйдут, – Первый был уверен в продуктивных действиях агентуры. – Да и там, вроде бы, старого бородатого идиота не видели. В общем, действуй, Валюша!
– Вы бы, господа шпионы, легли от меня подальше! – сделала агентам справедливое замечание Валентина. – И не надо высовываться! Я начинаю работать. Вроде бы, что-то вдалеке уже просматривается.
Первый и Второй поспешно, но осторожно отползли от неё в сторону. Спрятались за другой кучей валежника. Начали пристально наблюдать за дорогой в бинокли.
Чуть поодаль, в зарослях иван-чая стоял их небольшой японский внедорожник. Едва было видно только крышу.
Снайперша сосредоточилась, изучая возможную цель.
На самом деле по этой просёлочной дороге с рюкзаками и сумками шли Тюленев и Лопатов. Они на короткое время остановились.
Прозвучали поочерёдно два выстрела. Упали на траву Лопатов и Тюленев с простреленными головами. Верная смерть.
Снайперша Валя поцеловала приклад винтовки, быстро спрятала её в кожаный чехол.
Прекратили рассматривать в бинокли тела убитых Первый и Второй. Валюша, бывшая биатлонистка, сработала чётко.
– Молодец, Валя! – Первый поднял большой палей вверх. – Трах-бах – и готово!
– Мертвее не бывает, – с уважением к снайперше заметил Второй. – Обоих железно срезала.
– Ничего сложного, – пояснила Валя.– Гораздо трудней работать зимой, после пробежки на лыжах. Там биатлон, а здесь всё просто.
Не теряя времени, все трое побежали к машине. Завели мотор, и через пару минут помчались в противоположную сторону от совершённого убийства.
По просёлочной дороге неторопливо шли Мурашов и Алевтина, внимательно осмотрели обочины дорог. Наконец-то, нашли брезентовую сумку.
Мурашов извлёк из сумки одну из трёхлитровых банок с чудодейственной жидкостью, открыл пластмассовую крышку одной из них, понюхал содержимое. Алевтина даже сделала из банки небольшой глоток.
Вдруг они издали увидели, как в стороне, за поворотом дороги над одним из её участков вьются птицы.
– А мы ведь слышали, – задумчиво произнёс Мурашов. – Вроде бы, минут десять назад прозвучало два выстрела.
– Может быть, браконьеры ранили или убили какую-нибудь птицу, – предположила Алевтина. – Если будет возможность, то проверим и силу нашей панацеи. Давай посмотрим, что там!
– Пойдём! Только шагай, Алевтина, за моей спиной. Мало ли что.
– Хорошо. Иди впереди, а я следом. Куда иголочка, туда и ниточка.
Мурашов взял у неё из рук сумку с банками.
Метров через пятьсот они наткнулись на безжизненные тела Лопатова и Тюленева. Их привело в ужас жуткое зрелище.
Встали на колени перед телами. Слов нет. Слёзы катились из глаз у обоих.
– Это и нас с тобой ожидает, Филипп. – сказала Алевтина. – Только это и больше ничего. .
– Возможно, Алевтина, – согласился с любимой женщиной Филипп. – Теперь уже я не исключаю такого варианта.
Он достал одну из банок с живительной жидкостью. Щедро полил ей простреленные головы Лопатова и Тюленева.
Мёртвые тела Мурашов и Алевтина осторожно оттащили с дороги в густую траву. Рюкзаки и сумки убитых перенесли туда же. Осталось только ждать, когда совершится чудо. А произойдёт ли оно? Ведь перед ними, в сущности, не люди, а бездыханные человеческие тела.
Наступил и вечер. На сельской улице, на скамейке, сидели Веткин и Степанович. Старый м надоедливый эрудит что-то с азартом рассказывал своему слушателю, махал руками, то вскакивал с места, то садился.
Степанович понимающе кивал головой, но иногда пытался оставить надоедливого рассказчика. Несколько раз тоже вставал на ноги, опираясь на костыли. Но Веткин тянул его за полы пиджака и усаживал на скамейку.
В конце концов, Степанович с помощью костылей повалил Веткина на скамейку и умудрился довольно резво ускакать от него прочь.
Удивлённый и неунывающий Веткин увидел Свидригайлову, усадил её на скамейку и начал ей что-то рассказывать. По выражению лица старушки не трудно было определить, что данной темой она не интересуется.
На вечерней просёлочной дороге было пусто. В густой траве сидели Мурашов, Алевтина, Лопатов и Тюленев. Все четверо несказанно были рады тому, что страшная трагедия, не завершилась трагически. Те, кого сразили смертоносные пули, успешно прошли репродуктивный процесс, то есть не просто ожили, но и восстановили, точнее, существенно обновили свои телесные оболочки.
Теперь сообща они планировали свою нелегкую дальнейшую жизнь и просто вели беседу на текущие темы. Ведь имелся же повод для того, чтобы пусть не активно, но радоваться.
– Одно я точно скажу, ребята, – пришёл к выводу Тюленев. – Вы – настоящие врачи, а не карикатуры на них. Живёте интересно. А после того, как я побывал на том свете, мне уже сам чёрт не страшен.
– Вы, Еремей Терентьевич, – спросила его Алевтина, – из того, что там видели, помните?
– Помню! Какой-то нудный и одновременно приятный голос, – сообщил Тюленев, – мне что-то говорил и говорил. Разговорчивый ангел попался.
– Они там, – с видом знатока заметил Лопатов, – большие любители поговорить. Нигде не спрячешься от болтологии, от пустой болтовни.
– О чём вам, Еремей Терентьевич, говорил голос? – спросил Мурашов у Тюленева. – О чём-то важном и особенном?
– Он убеждал меня в том, что мы с Аркадьевичем быстрей должны, как бы, приобрести дом в Иванчаево, – сказал Тюленев. – И ещё. Мне для профессора Лопатова надо срочно добывать новые добротные, надёжные документы.
– Так просто? – удивилась Алевтина. – Это ведь чисто земные рекомендации со стороны ангелов. Странные у них советы и пожелания.
– А чего тут сложного? Удивляться нечему, Алевтина, – Тюленев был настроен почти на философский лад. – Если у нас мокрушники депутатами и миллиардерами становятся, то уж это дело почти обычное. Мои кореша всё тихо и быстро организуют. Зуб даю!
– Всё так, Еремей Терентьевич, – справедливо заметил Мурашов. – Но такого безобразия в истории параллельной России ещё не было.
– Вы, Филипп и Алевтина, продолжайте творить благие дела! – посоветовал молодым сельским врачам Лопатов. – Банально и плакатно выражаю свою мысль, но иначе не скажешь. Но всегда держитесь от нас с Тепеньевич подальше. Так будет лучше для вас и для дела.
Все встали. Лопатов и Тюленев надели на плечи рюкзаки. Не оглядываясь, удалились.
Им вслед со смешанными чувствами смотрели Мурашов и Алевтина.
Под луной и яркими звёздами на плотах, брёвнах, просто вплавь через реку переправлялись нищие. В руках ни держали не только горящие факелы, но и синие флаги и транспаранты со словам: «Мы за повышение налогов для неимущих!», «Слава его величеству президенту и его друзьям!» и прочими призывами и воззваниями.
На одном из плотов, вместе с другими, сидели старец и девочка Сима, обнявшись. Их глаза были широко раскрыты.Со стороны создавалось впечатление, что они в данную минуту видят светлое будущее и оптимистично верят в него.
Среди ночи в окно горницы дома Мурашовых раздался громкий стук. Они незамедлительно вскочили с постели. В темноте поспешно накинули на себя халаты. Выбежали в горницу из спальни, включили свет. Коллективно прислушались.
Теперь уже стучали в дверь, и Мурашов решительно отрыл её.
На пороге появился, опираясь на костыли, Степанович. В руках он держал небольшой узелок.
– Извиняйте, конечно, хозяева, – с некоторым смущением сообщил Степанович. – но я вам семечек принёс.
Находясь ещё в очень сонном состоянии, Алевтина села на табуретку, почти не открывая глаз, но пробормотала:
– Каких семечек?
– Ясно, что не простых семечек, а жареных, – с некоторой гордостью уточнил Степанович. – У меня всё на высоком уровне.
Прошёл в горницу, не разуваясь, положил узелок на стол.
Возвратился к входной двери, сел на лавочку. Костыли приставляет к стене.
– Ты, Леонид Степанович, знаешь, который сейчас час? – почти сурово констатировал Мурашов. – Третий! Третий час ночи!
– Ведь так же нормальные люди не поступают, – с укоризной произнесла Алевтина. – Нельзя же вести себя подобным образом!
– Ты полагаешь, товарищ Юмов, – сказал Мурашов, – что мы до утра не дожили бы без твоих замечательных жареных семечек?
– Вы бы дожили, а вот я не дожил бы, – с грустью признался Степанович. – Я уже активно хромаю сразу на две ноги. У меня их так крутит, так они болят, что волком выть хочется. А семечки, это в подарок, от чистого сердца.
– Понятно! – кивнул головой Мурашов. – С этого и надо было начинать.
– Я потому громко говорю,– пояснил Степанович, – что ноги крутит.
– Я досыпать пошла, – зевая, Алевтина широко раскрыла рот. – Ты, Филипп, сам разберёшься.
– Так вы, Алевтина Михайловна, семечек с собой горсточку возьмите! – посоветовал ей Степанович. – Пощёлкаете перед сном.
– Благодарствую, господин Юмов! – она медленно уходила, и её покачивало. – Какой вы, однако, заботливый и любезный.
– А как же! – сказал Степанович. – Стараюсь.
– Но вы начисто забыли о том, Леонид Степанович, – напомнила ему Алевтина, – что и у нас в огороде произрастают подсолнухи, и семечки у нас в доме имеются.
Вслед ей Степанович не преминул сообщить, что он просто с раннего детства заботливый.
Мурашов достал из шкафа стограммовый пузырёк с чудодейственной жидкостью. Поставил его на стол.
– Сейчас я натру твои ноги, Степанович, вот этой жидкостью, – сказал сельский врач, – и всё будет нормально. Снимай брюки!
– И что? – с недоверием полюбопытствовал Степанович. – Боль пройдёт?
– Не сомневайся! Препарат… э-э… английский.
– Сами-то, этот народец мне не очень… симпатичный, но вот лекарства у них… хорошие. Это правда. Никак не по-другому.
– Боль прекратиться, и бегать будешь, как молодой олень. Ещё и выпьешь его граммов пятьдесят. А если люди начнут интересоваться, что, почему и как, то скажешь, что все болячки сами по себе исчезли. Такое не часто, но случается.
– По рукам! Соображаю. Врачебная тайна. Я её сохраню навечно, если мой недуг к утру пройдёт и страдания приостановятся.
Он начал со стонами и вздохами снимать брюки. На лице его поочередно украшалось самыми различными гримасами боли.
Буньков прекрасно понимал, что ему снится сон и, скорей всего, он находится не в своём шикарном кабинете, а в уютной постели, в спальной комнате. А видит вот что.
…Сидит он в привычном кресле перед мониторами, в атласном халате, и входят к нему двое бесполых инопланетян. В плащ-палатках цвета хаки, на головах капюшоны. Вроде, как люди, но вместо носов, хоботы. Один – зелёнокожий, другой – синекожий.
– Чётко осознаю, что вы мне снитесь, – говорит Буньков. – Но, всё-таки, поинтересуюсь, зачем вы ко мне пожаловали. Я вас в гости не приглашал. Вы мне тут совсем не нужны.
– Мы не так просто сюда явились, – говорит Зеленокожий. – У нас к тебе деловое предложение.
– И какие, интересно, у меня могут быть с вами дела? – с уважением к себе поставил на место инопланетянина. – Очень любопытно. Ну, валяйте! Послушаю ваш бред.
– Предлагаем тебе, Валерий Трофимович, – серьёзно рекомендует Бунькову синекожий, -справить малую нужду прямо в кресле.
– И большую нужду тоже, – добавляет к сказанному Зелёнокожий. – Всё должно быть в… комплексе.
– Вы полагаете, что я тупой и наивный? – смеётся Буньков. – Напрасно. Желание, конечно, у меня имеется. Сейчас проснусь и схожу с большим удовольствием на один из своих прекрасных золотых унитазов. У меня, можно сказать, во дворце четыре туалета. Вернусь и буду досматривать сон. Возможно, и не этот.
Вертит в руках авторучку с золотым пером и бриллиантовым колпачком.
– Неинтересный ты человек, Валерий Трофимович.– выражает личное субъективное мнение Зеленокожий. – Обидно, что даже гуманоидам не доверяешь.
– Ты, видимо, Валера, не имеешь даже понятия, – говорит Синекожий, – что такое самые совершенные вселенские нанотехнологии.
– Я это хорошо знаю. У нас один рыжий и мерзкий господин такие «бабки» делает на мыльных пузырях, – стискивает зубы Буньков, что меня, честно говоря, зависть берёт.
– А чего бы уважаемому господину ни воровать на полную катушку, – замечает Зелёнокожий. – У народа налоги на всё выше и выше. А лица друзей и родственников президента всё шире, и аппетиты… зверские.
– Да ведь у нас-то настоящие нанотехнологии, – сообщает Синекожий. – Без всяких там выкрутасов.
– Даже не уговаривайте! – протестует Буньков. – Ни под каким предлогом под себя испражняться и мочиться я не намерен. Да и, вообще, пошли вон! Надоели!
Зеленокожий и Синекожий наваливаются своими мерзкими телами на Бунькова. Он хочет крикнуть, но не может. Задыхается, и глаза готовы выскочить из орбит.
Утром Свидригайлова стояла, облокотившись на забор. Наблюдала за людьми, идущими на работу. Мимо и пастух гнал стадо, собранное из коров, коз, баранов и кроликов. Много в нём и шествовало в сторону пастбища и бездомных собак.
Находясь в поле зрения Свидригайловой, по дороге не быстро, а стремительно пробежал не в сторону гор, а моря Степанович с костылями под мышками.
От некоторого удивления Свидригайлова села на землю, закрыла ладонями глаза. А когда открыла их, то Степанович оказался перед ней. Даже помог ей подняться на ноги.
– Ты чего это, Степанович, заболел? – глухо произнесла Свидригайлова. – На тебя, что, неизлечимая быстрота напала?
– Я, наоборот, Парфёновна, выздоровел, – пояснил Степанович. – Само всё прошло! Вот!
– Какое-то пугающее у тебя выздоровление приключилось. Ты быстрее зайца бегаешь.
– И даже быстрее волка!
– Дарю на вечную память! – Степанович протянул ей костыли. – Может быть, пригодятся.
Но Свидригайлова не успела принять дармовой подарок.
С неба спустился орёл, схватил своими когтистыми лапами оба костыля и взмыл в небо. Степанович и Свидригайлова в страхе подняли руки вверх.
Сон Бунькова продолжался.
…Рядом с ним сидят в креслах всё те же инопланетяне Зеленокожий и Синекожий. Буньков спрашивает незваных и назойливы гостей:
– Опять вы?
– А кого ты ещё ожидал увидеть? – говорит Зеленокожий. – Кого*
– Я предполагал, – честно признаётся Буньков, – что мне сейчас что-нибудь нормальное приснится, а не гадость в виде вас.
– Так мы ждём, когда ты под себя сходишь, – напоминает причину своего визита Синекожий. – Чего время тянешь?
– Не дождётесь! – кричит Буньков. – Пошли отсюда вон!
– Ты сначала, нас выслушай господин Буньков, а потом уже сам поганый характер показывай и сам решай, как поступать. Уже давно не пацан, а взрослый мужик.
– Говорите, чёрт с вами! Всё равно, это сон, – заодно их Буньков предупреждает. – Только душить меня больше не надо. Жаль, что я сплю, а то бы разделался с вами.
– Ладно, забыли!– успокаивает его Синекожий. – Слушай внимательно, Валерий Трофимович! Мы обладаем самыми сложными технологиями, и вопрос этот давно улажен.
– Хотелось бы верить, – ухмыляется Буньков, – но никак не получается.
– Можешь здесь во сне, прямо в своём кресле перед мониторами, – наставительно советует Зеленокожий, – выдавить из себя накопившееся дерьмо или часть его, поскольку ты из него состоишь почти целиком.
– Только не надо тут антинародных разговоров вести, – предупреждает Буньков, – и самую настоящую неконструктивную критику разводить. Я знаю, что и когда делать, причём от имени народа и всей страны. Даже новинки под кодовым названием «нано» мне известны.
– Чудной ты человек! – оскаливается Синекожий. – Всё происходит дистанционно. Освобождаешь свой желудок здесь, а оно, всё это, уже не съедобное, из твоих внутренностей и сна дистанционно переносится в реальный мир, в настоящий, грубо материальный сортир.
– Мы на своей планете давно так поступаем, – делится новейшими и технологиями и достижениями Зеленокожий. – Всё передовое следует везде и повсюду внедрять и брать на вооружение.
Эта мысль Бунькова заинтересовывает, он улыбается.
Немного подумав, решительно машет рукой.
– Ну, тогда совсем другое дело. Я поднатужусь изо всей силы, чтобы куча была побольше. Нанотехнологии приветствую, но настоящие, инопланетные, а не всякую залепуху.
Сдерживает своё слово, и у него всё получается.
Растворяясь в пространстве, гуманоиды жестами желают ему больших успехов, и его это радует…
Но тут Буньков проснулся и оказался отнюдь даже не в кабинете собственного дворца-поместья, а в другом месте.
Конкретно, вышел из сна в зале заседаний главных депутатов параллельной России.
Крепкий устойчивый запах, идущий от него, непроизвольно заставил зажимать носы многих самых главных депутатов страны, не понять кем, но уважаемых господ и дам.. Часть из них даже вскочили со своих мест и срочно пересели на другие.
А заседание продолжалось Лысый чиновник, мордоворот , возможно, важный господин из министерства, выступал с трибуны. Буньков слушал, блаженно улыбался и старался вникнуть в то, что происходит.
– Нам всем хочется верить, что негодяй Лопатов нейтрализован, – пламенно говорил мордоворот. – Но, без сомнения, пока ещё в живых остались его наглые последователи.
Блаженно улыбаясь, Буньков снова заснул. Обгаженный капитально и самостийно, но счастливый и… уважаемый.
Во двор небольшого дома в селе Иванчаеко зашёл Тюленев, направился к крыльцу. В своих крепких руках он держал кейс и сумку с продуктами. Настроение у него было приподнятым. Да и летний день погожий. Еремей Терентьевич даже насвистывал какую-то простенькую мелодию.
Наблюдая за полётом птиц в небе, открыл дверь, вошёл в дом. Оказался в более чем в скромной обстановке. Старый шкаф, сундук, несколько стульев, табуреток, стол, печь, электроплита.
Тюленева радостно встретил Лопатов. Он в синем трико, в тапочках. Его трудно узнать – он без бороды и побрит наголо.
– Везде и всюду только и говорят, – сообщил Тюленев, – о непонятных и стремительных выздоровлениях неизлечимых больных не только в краевом центре, но и в наших местах. И ноги, и руки у них отрастают, и всё прочее. Сказка.
Разложил продукты на столе. Хлеб, колбаса, консервы и прочее.
– Не одни мы стараемся, Еремей Терентьевич.– Лопатов отрезал кусок колбасы, поспешно и торопливо съел. – Ещё и врачи Мурашовы. Рискованное, но благородное дело! Ты же это понимаешь, Еремей.
– Я всё это понимаю, – сказал Тюленев. – Но слежка за нами идёт повсюду. Мне уже кажется, что тебя не спасёт, Игнат, ни этот новый деревянный домишко, ни то, что ты изменил внешность, ни новые документы.
– Документов пока нет. С ними, сам понимаешь, было бы спокойней.
– У меня тоже настроение, можно сказать, солнечное. Но я временами категорически сомневаюсь в успехе нашей операции по врачеванию людей всего Земного Шара. Мне только кажется, что я весел и беспечен, как мелкий пацанёнок на горшке.
– Надо учиться радоваться жизни, господин Тюленев.
– Стараюсь, но не всегда получается. А ксивы готовы. На твой новый паспорт несколько дней тому назад оформлен и наш домишко.
Он открыл кейс и положил на стол паспорт и несколько удостоверений.
Лопатов взял их в руки, поочередно раскрыл их и с интересом начал разглядывать.
– Но, возможно, месячишко, Игнат, мы продержимся, – предположил Тюленев. – Я теперь здоров, силы есть. Если надо, то за тебя костьми лягу. Это железно. Не сомневайся.
– Ты – настоящий друг, Ерёма! – сделал простой вывод Лопатов. – Спасибо за такие слова поддержки. Я очень растроган. Но ты себя не должен подвергать опасности. Если запахнет жареным, то я всё сделаю, чтобы ты оказался не причём.
– Там видно будет. Лучше скажи, как тебе документы. Подойдут?
Лопатов раскрыл паспорт. На него с фотографии глядело безбородое лицо пожилого лысого человека.