Алина Романова
Легенда. Кодекс Чести
«Всё в мире покроется пылью забвенья,
Лишь двое не знают ни смерти, ни тленья;
Лишь дело Героя да речь мудреца
Проходят столетья, не зная конца».
(Фирдоуси)
– Йо-хо-хо! Это снова я! А вы думали, я уже не появлюсь? Вот и нет, потому что это МОЁ творчество, хочу – и появляюсь! Моё, моё творчество. – Он злобно нахохлился, словно мокрый марабу, и плешивый затылок его ушёл в плечи.
– Или уже не моё?! – вдруг прошептал тревожно. – Рукопись-то продал…
– Вот!!! Даже рукописи у меня теперь нет! – взвыл, точно тысяча безумных дервишей. – Ничего в жизни не осталось, всё отобрали. Обобрали… Кружусь, кружусь безостановочно в этой карусели столетий – одинокий, пустой, как старый орех, никому не нужный… Но нужно иметь мужество – да, мужество! – смотреть реальности в лицо! Иначе всё бессмысленно. У меня ведь есть обязанности перед Читателем. Или Читателями? Как правильно? Леший его знает.
Да, так о чём, бишь, я? Об орешках? Пекари люблю, кешью тоже ничего, но дело не в этом! А в том, что это ПРОЛОГ. А раз пролог, то здесь я должен рассказать о том, что было раньше (тем несчастным, которые не читали первую книгу); а везунчикам, кто читал, – напомнить… Ой, или это по-другому называется? Синап… сино… сепсис… да и Пегас с ним!
В общем, так: жила-была на свете одна девушка, которая обожала сказки, и звали её Алиса. Впрочем, её могли звать как-то иначе – Леной, Светой или Ирочкой, ведь таких девушек много! Но речь всё же пойдет об Алисе.
Жила она, как и большинство прочих девушек: день за днём ходила в магазин, гладила бельё, вытирала пыль и смотрела телевизор.
Мир был чёрно-белым, и она не любила его.
Она любила другие миры – фантастические, далёкие, сияющие. Те, что смотрят на нас со звёзд, что таятся в пожелтевших страницах старой книги, что ускользают от нас с рассветом…
Мамма миа, я же повторяюсь! Кажется, я это уже писал. Ну ничего, «повторенье – мать ученья». Жила-была Алиса, была, была… И вдруг!!! С этого всегда всё и начинается: вдруг стучатся в дверь, вдруг загорается проводка, вдруг случается землетрясение в Чили. Моя девушка вдруг находит старинную настольную игру, начинает в неё играть и… потом, правда, выясняется, что это всё происки импульсов, которых (где-то) довольно много, и все они от скуки развлекаются разными игрушками, а на самом деле это вовсе не импульсы, а…
– Нет, ничего не получилось объяснить. Не читайте этого, не читайте! Забудьте! Начну сначала. Жила-была… Опять двадцать пять! Так я никогда не закончу. Словом, с помощью одного импульса Алиса попадает в компьютерную игру. Как, спросите вы? Самым волшебным образом, разумеется. И видит, что это такая сказочная страна: птички поют, лопасти у мельниц вращаются, водопадики струятся… И Алиса начинает по ней ходить. И ходит, и ходит, и ходит (даже любовный роман себе выходила), ходит… как марсоход «Кьюриосити». Зачем ходит – понятия не имеет. Но только поначалу, в самом конце-то первой книжки Кот ей всё расскажет. Ну, или почти всё. Что, мол, нужно найти на просторах Урании (это страна так называется) чудо-артефакт «Грааль». Нашла – и всё! Все счастливы, все танцуют – кроме проигравших, конечно.
Надеюсь, всем всё понятно? Тогда аривидерчи. Чао. Словом, бай-бай!
Разговор в Сети:
Игрок 4. Хай, Ричи. Как сам?
Игрок 2. Норм.
Игрок 4. А статы твоего Реалгера покажешь? По дружбе.
Игрок 2. Щас. Может, мне ещё штаны спустить и показать всё как есть?
Игрок 4. Хоть класс назови.
Игрок 2. Хрена ты наглый! Обойдёшься. Ну, разве что поляну накроешь.
Игрок 4. Лады, поляна с меня. В среду, после лекций.
Игрок 2. Да там вообще глядеть не на что. Чистый лист. Гейма только пошла.
Игрок 4. Ричи!
Игрок 2. Хм… Реальный Герой «Алиса». Класс «Сталкер», уровень X.
Игрок 4. Ну ты и открыл. Облагодетельствовал. А почему, кстати, «Сталкер»? Корный класс какой.
Игрок 2. Главное, редкий, они только трипы дестроят и хабар метут. Сталкер идёт, под его ногами взрываются ловушки, на него падает хищная паутина, он обходит капканы, понаставленные добрыми конкурентами… самое то. Я фильм смотрел. Он движется к своей цели часто кружным путём. Очень кружным. Но чаще доходит, чем не доходит. А твой РГ какой класс имеет?
Игрок 4. «Гладиатор». Вообще какие из них Техномагусы или Жрецы? Магии-то ноль! Да и генералы они никуда, одиночки. А что за уровень – X? У моего тоже X. Слово из трёх букв?
Игрок 2. У Реалгеров левела нет, они могут только бонусы получать и умения развивать.
Игрок 4. ОК. Почему снова по-человечески разговариваешь?
Игрок 2. Да надоело. И от родаков регулярно по башке получаю.
Игрок 4. Аналогично. Бывай. За инфу базиба.
Игрок 2. Не базиба, а поляна. В среду.
Краткий примерный перевод на русский:
Игроки 2 и 4 (Коричневый, «ник» Ричи, и Синий, «ник» Блюхер) обсуждают статистические данные своих Реальных Героев, при этом выясняется важная информация: у РГ не существует понятия «уровень» и отсутствует способность к магии.
Глава 1, в ней начинается День визитов
«Тот, кто лжёт, не отдает себе отчёта в трудности своей задачи, ибо ему предстоит ещё двадцать раз солгать, чтобы поддержать первую ложь».
Марцеус Флинтский (Из трактата «О природе человека»)
Ирреальный мир
Урания, Ангелин, Святыня Фаргейт
18999…97 г. от Сотворения Мира, 29 тепленя, 12 часов 40 минут
До Конца света осталось 992 дня
– Ничего страшного. Обычный обморок, вызванный усталостью членов и недоеданием. Леди следует лучше питаться и обратить внимание на своё здоровье в целом.
Голос доброжелательный, с какой-то знакомой мягкой интонацией.
– Я подозревал мозговую горячку, потому и пригласил вас, Илай, ведь вы специалист… гм… в какой-то мере.
Другой голос, также знакомый, каким только командовать о расстреле.
– Помилуйте, сэр Блэйд, мозговая горячка сопровождается лихорадкой, ознобом и бредом, здесь ничего этого нет.
– Жаль. Болван Кефа опасался рецидива – или кризиса? Я ничего в этом не понимаю, я не медикус. Он, бедняга, боится даже прописать себе клистир, так зашпыняла его миледи, ведь он её лечащий доктор. Он врачует её нервные припадки.
– Её светлость страдает нервными припадками? При её полнокровии?
– Вот именно.
– Данной комплекции скорее свойственна апоплексия, от нервов мучаются обычно люди худые и желчной конституции… Чем он её пользует?
– Не знаю. Полагаю, ударными порциями «ночного колпака».
Оба рассмеялись, но не очень громко.
– Пускай воображаемые недуги миледи Марстон останутся на совести миледи Марстон. А вы уверены, что обморок девушки имеет естественные причины? Ведь вы говорили, что она… ну, вы помните, о чём я.
– Да-да, сэр Гавейн, уверен настолько, насколько вообще можно быть в чём-то уверенным, когда имеешь дело с женскими обмороками.
Алиса медленно открыла глаза. Над ней серел потолок, и это было логично, потому что она лежала в кровати. Вот если б там оказалось звёздное небо, то правильно было бы предположить, что ночью кто-то украл палатку.
– Будьте осмотрительны, Илай. Как вы собираетесь её лечить?
– К счастью, я пока не вижу в этом необходимости. Слабость пройдёт сама собою, если не тревожить леди и дать ей отлежаться; питание должно быть усиленным – я вижу, что в последнее время леди пренебрегала им и употребляла по большей части хлеб с молоком… Да и раньше, насколько я понимаю, никто не заботился о разнообразии и полезности её стола. Просто безобразие! Даже каторжники едят лучше! В организм девушки поступали странные продукты, отвратительные и вредоносные, ужасным образом изменённые на уровне генов, напитанные опасными веществами и крайне бедные витаминусами, научно именуемые – ксенобиотики. Если на её родине это обычная пища, то, право же, я не хотел бы там оказаться!
– Верите ли – я тоже, – мрачно согласился собеседник. – Думаю, это поистине адское место.
–К тому же дело не только в пище. Кожный покров, слизистая и ткани лёгких загрязнены различными ядами, по всей видимости, распылёнными там в атмосфере. Просто удивительно, как душа ещё держится в этой бренной оболочке.
Голоса журчали, как ручеёк.
Было уютно лежать вот так и не шевелиться, даже ни о чём не думать. Алиса была словно ватная кукла, которую положили в игрушечную кроватку и укрыли одеяльцем. Спать, спать…
Бормотание слилось в неясный гул. Блаженные волны беспамятства опять подхватили, закружили и понесли её в неведомую даль.
А двое, даже не заметив, что девушка на минутку приходила в себя, продолжали разговор.
– …делайте, что хотите, или не делайте ничего, но ни в коем случае не проникайте в её сознание! Достойно всяческого порицания, что вы вообще решились на это тогда. И молитесь, чтобы об этом узнал только я.
– Сэр Блэйд, вы опять! Я же дал слово!
– И я не поверю, что вы не жалеете.
– Может быть, и жалею.
«Будь проклято моё любопытство. Будь проклят мой пытливый ум. Будь проклят я. Сначала мне запретили изучать мозг, меня лишили мечты, теперь не разрешают вообще рот раскрыть… Но как же миры, иные миры?! Даже когда был маленьким, я искал в сказках доказательства существования инопланетян. Царевна-лягушка – что это, как не чуждая форма жизни? А кожа её – защитный костюм, который не следовало сжигать. Выждали бы время для адаптации… Кощей Бессмертный – ещё одно существо, бессмертное и неуязвимое, с сердцем в отдельном контейнере. И крохотная Дюймовочка, и Робин-Бобин Барабек – всё это не выдумка, а реальные пришельцы из других реальностей. И Алиса, живое подтверждение моей теории, что там, на далёких звёздах, тоже есть разум!»
– В любом случае, я закрыл глаза на эту информацию только при том, что вы поклялись более не повторять своих преступных авантюр.
– Но, сэр Гавейн…
– В любом случае, это – прерогатива Инквизиции! – раздражённо перебил тот. – А ваши любительские опыты, Илай, попахивают если и не ересью, то кощунственным любопытством! Вам должно быть известно, что Центральный Капитул наложил запрет на исследование человеческого мозга и его деятельности, считая сие делом богопротивным, дьявольским искусом. «Odit Dominus nimios scrutatores» – «Чрезмерная пытливость не угодна Богу».
– Сэр Гавейн! Я верю, что Церковь и наука говорят об одном и том же, но на разных языках! Все научные изыскания, проводимые мною, одобрены самим придворным медикусом отцом Кефой!
– Вы сами прекрасно знаете, что Кефа старый дуралей, который не видит дальше собственного носа! – вскричал лорд-полицейский. – Если он во всём согласен с герцогиней и всячески поддерживает в ней уверенность, что она будто бы чем-то больна, то…
– То это говорит лишь о его тонком уме, – невежливо встрял Илай. – Никто не в силах разубедить женщину, убеждённую в собственном нездоровье, это чревато неприятностями. К тому же многочисленные «хвори» её светлости заметно утяжеляют его кошелёк.
– Оставьте в покое кошелёк отца Кефы. Понятия не имею, каким образом вам удалось обвести его вокруг пальца, но если об этом прознает Великий Прокурор-Инквизитор, то всем нам не поздоровится – и мне, и вам, Илай, и придворному медикусу. Так что мой вам совет: прекращайте всё это. Предупреждаю в последний раз и заявляю со всей ответственностью: если ко мне на стол ляжет донос на вас – любой, от кого угодно, хоть от кухонной кошки, – то я вынужден буду дать ему ход. И уже не смогу отвести от вас ужасные последствия. Решайте сами, Илай. Вы давно уже на подозрении у Капитула.
– Но разве истинная и законная цель всех наук не состоит в том, чтобы наделять жизнь человеческую новыми изобретениями и богатствами?
– Монах Марцеус из Флинта писал в своё время: «Из доступных нам знаний иные ложны, другие бесполезны, третьи служат пищей для гордости того, кто ими обладает. И существует лишь незначительное число тех, которые действительно способствуют нашему благополучию».
– Но Гавейн, мои опыты могли бы действительно принести в мир очень полезные знания! Мозг – одна из самых серьёзных тайн мироздания. Мозг – это система. Я хочу понять, как она работает. Как вы знаете, в естественной науке принципы должны подтверждаться наблюдениями, и исследование ментальной деятельности…
– Исследование ментальной деятельности запрещено, Илай. Только экзорцисты в силу своего предназначения имеют право вторгаться в человеческий разум.
– Какая сказочная глупость! Как же мы продвинемся вперёд, если поставлены такие препоны?! Тот же Марцеус говорил: «Наука без религии хрома; религия без науки слепа». Но какая вообще польза от науки тому, у кого нет ума? На что зеркало тому, кто лишён глаз? Отвергать научный прогресс такая же нелепость, как отвергать силу падения! А «голова – предмет тёмный и исследованию не подлежит»?!
– Илай, вы спорите не со мной, вы спорите с Церковью! – полицейский понизил голос. – И вам лучше, чем кому-либо, должно быть понятно, насколько это опасно.
Пауза.
– Поистине, некоторые вещи действительно недоступны человеческому разумению… в том числе пределы мракобесия иных апологетов нашей христианской Церкви. Даже дьяволопоклонники Ифриса придерживаются более широких взглядов на научный процесс, – резко произнёс монах. – Уж они бы не упустили этот редкий, единственный в своём роде шанс! А тут… одни запреты, запреты на всё! У меня просто-напросто связаны руки! И порой я жалею, так жалею, что родился здесь, в Ангелине. Видит Бог, девушка настолько интересный объект, что я пожертвовал бы своим дипломом медикуса, – да что там! – даже посохом магуса, лишь бы только иметь возможность ещё раз заглянуть внутрь этой энергоструктуры.
– Илай… Вы в своём уме?! – прошипел шокированный Гавейн. – По старой дружбе, Илай, и только на первый раз – считайте, что у меня внезапно заложило уши. Я ничего не слышал! Лично я не собираюсь доносить на вас, но… спаси, Господи! Как же вы опрометчивы! Мало вам крамольных высказываний, мало противозаконных игр с сознанием, так вы теперь ещё замахнулись на запретное!
– В нашей стране только Церковь имеет монополию на истину, – горько молвил учёный.
– За подобные идеи вас отлучат, Илай. И это будет самым малым, что я предполагаю. Клянусь, я не больше вашего люблю Магистра Авеля, но предположите на секундочку, что ему стали известны ваши мысли. Святые угодники! Разве забыли вы о том, что произошло с вами не так давно? Может быть, снова жаждете поработать простым санитаром в лепрозории? Или вам этого недостаточно, и вы желали бы чего-нибудь более величественного? Костра, например? Лавры Джордано Бруно вам спать не дают, что ли?! Мечтаете о великомученическом венце? Или прославиться в веках? Хотите стать вторым Галилеем?
Илай подавленно умолк. Раздался шорох – монах накинул капюшон.
– Благодарю за напоминание, сэр Блэйд, – смиренно проговорил он. – Клянусь впредь соблюдать осторожность. Наверное, мне действительно придётся оставить всякую научную работу и заняться исключительно библиотекой. И похоронить свои глупые надежды.
Послышался облегчённый вздох.
– Вот это правильно, друг мой. Исключительно здравое решение! А наука… Шут с ней, этой наукой, пошлите вы её к дьяволу! Ох, простите, Илай, я не хотел при вас сквернословить. Господь простит мне этот грех, право, иногда невозможно удержаться. – И другим тоном: – Кстати, мне потребна ваша медицинская консультация. Что вы думаете относительно душевного здоровья нашей подопечной? Оно расстроено? И если расстроено, то в какой мере?
– Почему вы интересуетесь этим? – сухо спросил Илай.
– Да уж не из пустого любопытства. Или вы считаете, что я тут шутки шучу?
– Сэр Гавейн, если вы помните, я – дипломированный медикус, – тихо произнёс монах. – Я давал клятву Гиппократа.
– Так что же?
– В интересах пациента я должен молчать.
– А интересы ГОСУДАРСТВА требуют, чтобы вы ответили мне!
– Какое касательство имеет эта бедная девушка к интересам короны?
– Значит, имеет!
– Сэр, у меня нет права открывать вам тайны больного.
– Илай, я знаю, что ваше ослиное упрямство равно только вашей кристальной честности. Но поверьте: если я спрашиваю, то мне необходимо знать.
– Зачем?
– Ох, Илай, с вами и святой потеряет терпение! Ну, хорошо, я скажу вам. Кристиан имеет серьёзные намерения в отношении этой «бедной девушки», недавно это стало понятно мне – да и вам, наверное. Молодой граф горяч, он способен даже обвенчаться тайно. Но я не могу допустить свадьбы наследника герцогства с… с полоумной; в этом случае брачные обеты могут быть оспорены в суде. Я как чиновник, ведающий государственной безопасностью, обязан предвидеть все последствия, если эта парочка действительно сочетается. Вам живописать всю картину? Извольте. Представьте, что будет, если в браке родится ребёнок. Как вам известно, такое иногда случается, – ядовито прибавил он. – Кристиан может умереть – раньше ли, позже ли… раньше или позже, но он умрёт. И что тогда?
– Что тогда?
– Зашевелятся всякие побочные ветви, разные троюродные кузены, дальнородственные племянники и тому подобное. Права ребёнка или других детей графа Эдгильбера вызовут вопросы, ведь если брак недействителен (а он недействителен с сумасшедшей), то и дети тогда – незаконнорождённые. Вообразите, что воспоследует.
– Гражданская война и смена династии.
– Ну? Теперь вы удовлетворены?
– Да.
В какое же сложное положение он попал! С одной стороны, он сам внушил Алисе мысль прикинуться на испытании помешанной, в тот момент он не видел иного выхода. Иначе Инквизиция вцепилась бы в неё всеми крючьями, ведь девушка – представительница чужого мира. С её появлением в Урании заколебались основы христианского вероучения – разве в Библии сказано, что Творец создал НЕСКОЛЬКО миров?! Страшно представить, что сделается с простым народом, если хоть слово об этом проникнет в массы. Все станут мечтать о чужих вселенных, а не о райском блаженстве; бедняки, неудачники и просто любители авантюр кинутся искать выходы отсюда. Церковь будет раздавлена, авторитет её подорван – что станет тогда (страшно сказать!) с уплатой десятины? А Капитул?! Разве останется он тогда единственным маяком, указующим путь в этом тёмном море безверия?..
Он, Илай, просто обязан был прикрыть Алису. С другой стороны – все эти горы, напластования вранья, в которых он, человек, избегавший лжи всю жизнь, задыхался, задыхался…
Он солгал на исповеди. И кому? Приору Гедеону, своему любимому духовнику, поистине святому, ставшему добрым наставником, почти отцом…
И он, брат Илай, вынужден теперь избегать случайной встречи с главой своего Ордена в страхе, что тот всё узнает, ведь умолчание – уже ложь, и за это Авель без тени сомнения затолкнул бы его в чрево «медного быка»… Сейчас же ему придётся обманывать полицейского. И ладно бы простого полицейского, но ведь сэр Блэйд – Начальник Конгрегационной полиции герцогства, которая ловит не только обычных злодеев, но и преступников против Веры! Является ли сам феномен Алисы ПРЕСТУПЛЕНИЕМ ПРОТИВ ВЕРЫ? Безусловно. И сэр Гавейн Блэйд арестует её и передаст Трибуналу, здесь не выручит никакое высокопоставленное заступничество…
Внезапно всё вокруг показалось ему омерзительным, как рвота, и сам он в том числе. И Илай чуть не брякнул правду: «Странности Алисы оттого, что она из другого мира»; но неимоверным усилием удержал признание и сквозь скрежет зубовный выдавил:
– Насколько я могу судить, леди Алиса так же нормальна, как я или вы.
– А вот Магистр наблюдал в её голове удивительные видения и обрывки мыслей…
– Я не вправе судить о том, что там наблюдал и чего не наблюдал Высокопреподобный Авель. Это мне не по чину.
– Но ведь вы тоже заглядывали в её мозг, вы сами говорили! – зловеще изрёк сэр Гавейн. – Вы обязаны открыть мне всё, что знаете, потому что правда – это то, что каждый обязан рассказать полицейскому.
– Сожалею, но не могу вдаваться в подробности. Просто у Алисы немного иная ментальная структура, вот и всё.
– А Магистр абсолютно уверен, что девушка не в себе.
– Магистр тоже может ошибаться.
– Да? А вы? Не ошибаетесь ли ВЫ, Илай?
– Ну… мне она показалась странноватой, не более.
– Я обязан исключить любые сомнения.
Илай промолчал.
– Так всё-таки как же? Я могу полагаться на ваше мнение? – не отставал упорный полицейский.
– Можете. Но учтите, сэр Гавейн, это секрет. Я доверил его вам, поскольку это в вашей компетенции, но прошу вас сохранить его.
– Не сомневайтесь. – Гавейн вздохнул и понизил голос. – Так что молчите, друг мой, молчите обо всём, что узнали. Иная структура… это надо же такое измыслить! Тайны, тайны, сплошные тайны! Такое ощущение, будто мы в Гремланде. Загадочная страна Рос-Сия, загадочная золотистая аура… И как же быть с теми несуразицами о Рос-сии, что мы от Алисы слышали? Ведь это ни в какие ворота не лезет! У меня, конечно, есть несколько версий, но я не стану делиться с вами, Илай. Если это не бред чокнутой, то приходится допустить наличие неведомой, ещё не открытой нами страны, откуда эта самая Алиса родом. Что само по себе ещё больший бред. Как вы считаете, Илай?
Илай мысленно улыбнулся. Вот она, непоследовательность человеческой натуры! Лорд-полицейский, только что заклинавший его выбросить из головы все тайны, сам постоянно возвращался к этой интригующей теме.
– Я не знаю, сэр Блэйд.
– А взять небылицы, которые она плела своей горничной! Агата, приставленная мною, каждый вечер исправно докладывает обо всех разговорах и поступках леди. Служанка, конечно, глупа, как пробка, но самая её глупость отводит от неё подозрения: с более ловкой особой леди Алиса, эта загадочная девушка, будто бы явившаяся к нам со звёзд, возможно, не была бы так откровенна. И потом…
– Что? – вскинулся Илай. – ЧТО ВЫ СКАЗАЛИ?!
– Насчёт чего?
Монах судорожно сглотнул.
– Я не понял, Илай, о чём вы.
– Про звёзды… – севшим голосом прошептал он.
– Как вы понимаете, меня крайне интересует вся эта история. Если имеется некая безвестная страна, откуда может исходить угроза, я обязан знать о ней всё: местоположение, численность и состав населения, вооружение. Одним из заданий Агаты было выведать, что можно. Разумеется, я ни на минуту не верил, что услышу хоть слово, хоть букву правды, но вопрос был задан, и ответ, соответственно, получен – дескать, явилась к вам со звёзд. Якобы на каких-то летучих кораблях (дура не поняла каких) Алиса странствует среди звёзд по каким-то дорогам (по ним даже составлены карты) и, наверное, даже где-то там живёт…
– Где живёт? – тупо переспросил Илай.
– Да там, на звёздах. Сначала я тоже подумал, что это шутка типа «упала с луны», но теперь мне кажется, что её страна расположена высоко в небесах, подобно летучим городам Эдемиона, но только она невидима, недоступна нашим органам чувств…
Руководствуясь врождённым инстинктом ищейки, лорд-полицейский исподволь, медленно, ощупью продвигался в нужном направлении. Опираясь на факты и «достойные доверия» свидетельские показания, отбросив неправдоподобное и невероятное, он, наверное, способен был докопаться до истины.
Но Илаю уже было всё равно. Он не слушал дальше. Непослушными пальцами рванул завязки рясы и закрыл глаза, но это не помогло. Дыхание было по-прежнему стеснённым, а перед его внутренним взором всё равно клубилась тьма, прорезанная огненными вспышками. В ушах стоял страшный рёв, грохот сталкивающихся скал и вопли людей, полные невыразимой муки. Драконы. Драконы Апокалипсиса.
Гавейн, кажется, говорил ещё что-то. Сделав над собой громадное усилие, монах вернулся к действительности.
– …забыть, как ночной кошмар. Леди Алиса в остальном вполне разумная девушка, она должна прислушаться к дружескому совету. А с Кристианом я поговорю сам. Не стоит торопить события. Возможно, мальчик и одумается. Полагаю, на это поспешное решение его подвигли… Что с вами, Илай? Вы так побелели!
– Нет, нет, ничего. Не беспокойтесь, сэр. Всё хорошо.
Илай ссутулился и глубоко натянул капюшон.
– Продолжайте, лорд.
Но слышал он не бас лорда-полицейского, а невнятный шепоток приора Гедеона, что шелестел в выстуженной монастырской келье:
«…И явлено было мне Знамение – зловещая Звёздная странница, чьё пришествие отмечает начало Апокалипсиса…»
– Сэр Гавейн, я должен, просто обязан всё рассказать вам… И простите, что кое в чём я покривил душой.
* * *
Проснулась она от тихого позвякивания посуды. Не открывая глаз, принюхалась. Пахло горячим супом, приправленным кореньями, выпечкой и вином. Рот её мгновенно наполнился слюной, казалось, что она не ела уже целую вечность. «Сколько же я пробыла без сознания? Судя по пустоте в желудке, не меньше столетия. Как там сказал эстонский Кот, оказавшийся ни много ни мало как просто импульсом, который любит играть: «Не забудьте, что Ирреальность часто реальнее самой Реальности!» Голодные спазмы довольно реальны. Неужели я действительно в какой-то смешной компьютерной игре? Придётся, видно, в самом деле геройствовать. И начну я с элементарного принятия пищи, потому что «голодное брюхо ко всему глухо» и так далее… Ах, я забыла узнать у Кота, кто такие Герои на самом деле, это ведь мои конкуренты в борьбе за таинственный Грааль! Надо спросить Шарру. Уж он-то всё знает!»
Девушка подняла голову с подушки.
– Ага, очнулись! – довольные ямочки заиграли на щеках Агаты. – Пора бы уж, пора, чуть не сутки в беспамятстве пребывать изволили, леди Алиса, ясный день на дворе!
– День? – Алиса оглянулась на разноцветное окно, сверкающее солнцем. – И в самом деле.
Она быстро села и спустила ноги с кровати.
– Где моё платье?
– Нет-нет, не вставайте, госпожа моя! – горничная, выставив вперёд руки, насильно уложила её в постель. – Отец Кефа запретил вам, да будет благословенно его искусство.
Хозяйку она сразу определила для себя как слаборазвитого, но любимого ребёнка. Полную неприспособленность к жизни Алиса доказывала на каждом шагу: забывала обязательно покрывать голову, наступала на подол, закатывала рукава, когда они мешали, и порывалась складывать вещи. А когда однажды госпожа спросила, где можно выстирать платье, горничная пришла в ужас. Стирать тяжёлые верхние платья из бархата и шерсти! Разве благородная леди не знает, что их только чистят щёткой от пыли и грязных брызг? Жирные же пятна и следы от пролитого вина вывести никак невозможно – кому и понимать это, как не горничной её светлости герцогини? Здесь требуется шить новый туалет, вот почему наряды стоят так дорого.
Перед прочими слугами Агата новую госпожу защищала с пылом собственницы. «Хозяйка моя, оно конечно, «с мухами», но барышня славная, и сердце у неё, бедняжки, доброе. А что несуразная, ровно дитё малое, так что с неё, несчастной, взять? Откуда ей было набраться хороших-то манеров? Тут уж ничего не поделаешь. Страна её дикая, никому не известная, и выросла она среди варваров». (По простоте душевной Агата воображала, что люди на родине Алисы ходят не иначе как на головах, раз там всё шиворот-навыворот.) Мало того, что леди понятия не имеет о самых простых вещах, так ведь и упрямства ей не занимать! Вот взять, к примеру, красоту. Почему та, раз уж благородная дама, наотрез отказывается мазать лицо свинцовыми белилами и начисто выщипывать брови?
В глубине души Агата не верила, что даже такие радикальные средства могут чем-то помочь, коли внешностью Господь обидел. Но чуточку же можно подправить недостатки? Например, подбрить волосы на лбу или улучшить цвет лица, выпивая по утрам стакан уксуса? А и невелик грех, главное, на исповеди покаяться. Но раз леди такая несговорчивая, то пусть ходит как чумичка, ей же хуже.
– Ешьте, пейте, да поправляйтесь поскорее, а то уж у меня сил нету ваших кавалеров отгонять, – брюзжала она, поднимая крышки судков.
– Каких кавалеров?
– Да целые табуны сюда рвутся, будто здесь им вертеп какой!
– Нет, а кто? Скажите, Агата, будьте душечкой!
– А вот вы сначала съешьте всё, тогда и скажу… Доктора-то вам целый консилий устроили! Ну, про сэра Гавейна ничего дурного не подумаю…
Она оглянулась, будто упомянутый сэр мог выскочить из сундука.
– Мужчина он степенный, мрачный только. Да что ж, работа у него такая. Брат Илай тоже человек достойный, учёный, стало быть. Отец Кефа – тоже понятно. А остальные… нечего им тут делать, так я всем и сказала!
– Значит, это мне не приснилось! – девушка с удовольствием откинулась на высоко взбитые подушки. – Я всё съем, обещаю, Агата. Так кому вы сказали, что им нечего тут делать?
– Ну, перво-наперво, молодому графу нашему. Я очень почтительно, но твёрдо велела передать, что пока вы не очнётеся, то к вам не пущу.
– Так и велела?
– Да, так! Вот, мол, леди придёт в себя, так милости просим, а до того – ни-ни. Потом Бальди, охламон, здесь вертелся, как ни выйду за дверь – он тут как тут! Слуги эти да оруженосцы всё сплошь охальники, развратники да пьяницы. Ничем господ не лучше! И, верите ли, госпожа, лапы так и суют куда не надо.
– И вам суют, Агата?
– Ещё чего! Пусть только попробуют! – она стиснула солонку с такой силой, словно это была шея упомянутого охальника.
– Я девушка честная, блюду себя в строгости. Жених у меня был, леди Алиса, так его на охоте кабан засёк. У меня и памятка имеется, вот!
Горничная выпростала из одежды дешёвенький медальон.
– Видите? Здесь и нинциалы написаны: «Жэ. Ны.» – Жеан Никльби, а цепочка сплетена из его волос.
– Вот как!
– Да-да, так что прошлое наше я сохраняю.
– А как насчёт будущего, Агата? Дама вы видная…
– Уж вы и скажете, госпожа! – она довольно поправила чепчик. – Ну, может кое-кто так и думает, но я этому кое-кту ничего не позволяю. Вот пускай женится, как полагается, тогда и дело будет.
Агата неожиданно захихикала тоненько, как девочка. Потом вдруг насупилась.
– Ещё забегал парнишка такой шустрый. То ли Шура, то ли Шмурра… вертится, как волчок, и всё зубы скалит. Видать, молодой, да ранний, – бурчала Агата, крепко невзлюбившая за что-то Шарру.
(Впрочем, Алиса скоро убедилась, что та была не одинока в этом.)
– Ещё молоко на губах не обсохло, а туда же!
– Куда же? – полюбопытствовала Алиса.
– А вот куда и все они. Глаз зелёный, как у кота, блудливый. Походь вертлявая, руки загребущие… Вишь, повадился тут шастать, как лис вкруг курятника… Греховодник! – припечатала она.
Девушка улыбнулась.
– Что вы, Агата! Он же совсем мальчишка!
– Знаем мы таких мальчишек, – продолжала бубнить горничная, возмущённо колыхаясь всеми своими подбородками. – Нахал, каких мало, этот Лесной лордик, даром, что ростом не вышел. Ломится в покои благородной госпожи, будто в бордель какой, прости, Господи! Ну, я уж ему показала – выставила за дверь мигом! Видали мы таких! Всем им одно и то же надобно. Уж я наслушалась в людской такого, что порядочная женщина со стыда бы провалилась.
– В людской?
– Да там и пажи, и лакеи, и оруженосцы толкутся. А где им ещё быть? Вот и малец при них, сыночек ваш.