Алина Романова
Легенда. Кодекс Чести
– Знаешь, ты удивительно смелая.
Она бросила на него быстрый взгляд.
– А вот и нет. Я боялась.
– Не боятся только зомбяки. Тебе было страшно, но ты выстояла, ты смогла дать отпор Высшему магусу, да ещё и прирождённому мозгодёру. Храброе сердце. Храброе. Я ведь знаю, как ты отделала нашего графа при первой встрече там, на рынке.
– Откуда это ты знаешь?
– Воины болтали. Ты произвела на всех большое впечатление: не каждый осмелится перечить высокородному сэру Эдгильберу, Рыцарю.
– Подумаешь! Правда важнее.
– Вот-вот. Об этом и говорю.
Она тоже подпрыгнула на перине.
– Шарра, а кто они такие, эти Тёмные?
– Тёмные? – казалось, мысли его бродили далеко отсюда. – Ну, это такие существа… противоположная ипостась Светлых.
– Да и так понятно! Они что, очень злые?
– Ну… не всегда. Просто у них чёрная аура.
– Ну и что?
– Ну и то. Этого достаточно для взаимной ненависти.
– Что за ерунда! Просто почему-то ты не хочешь мне рассказать! – сердито произнесла Алиса.
– Нет, я расскажу тебе, даю слово, – он поглядел как-то странно, – но не сейчас. Потом.
– Почему?
– Потому. – Когда Шарра упрямился, заставить его было невозможно. – Кстати, старый ястреб выпустил тебя из своих когтей, это значит, что ты Светлая?
– Я никакая, – буркнула девушка. – Серо-буро-муро-малиновая в крапинку, если угодно.
– И что сие означает? – глаза у него стали круглыми, словно два неспелых крыжовника.
– Понятия не имею. Ну, насчёт серо-буро я, конечно, пошутила, но Авель сказал, что моя аура не серая, не белая и не чёрная, а какая-то… золотистая, что ли, и что он с таким не встречался.
– Я тоже.
– И ещё он всерьёз заподозрил, что я – того, чокнутая, одним словом.
– Так это же хорошо! – Шарра обрадовался. – С тебя и спросу меньше! Как там у старого поэта?
«А у психов жизнь —
Так бы жил любой:
Хочешь – спать ложись,
Хочешь – песни пой».
– Ну и ладно, пусть буду сумасшедшей, только бы не трогали и в мозгах не копались, – Алиса вздохнула. – Пёс с ними, этими мерзкими Магистрами, пусть подавятся моей аурой, чтоб она им до смерти снилась. А нам теперь надо приниматься за уборку – смотри, как мы тут набезобразничали!
– Вот ещё, убираться! От работы кони дохнут.
– Шарра!
– Подумаешь! Горничная приберёт. А что? Ей за это деньги платят.
С минуту Алиса укоризненно глядела на юношу, но тот демонстративно отвернулся и даже засвистел.
– Хорошо же, – девушка встала. – Тогда я сама. А ваше лордство может возлежать и наблюдать, пожалуйста. Вот не думала, что ты такой белоручка.
Упрёк канул, словно камень на дно пруда, даже не взволновав поверхности.
Алиса ходила по комнате, поднимала валяющиеся вещи, аккуратно складывала их в стопки. Полупустой ларь придвинуть обратно к стене оказалось легко, но вот что было делать с перьями? Они были везде. Девушка попробовала собирать их в кулак, но скоро отчаялась – непослушные лёгкие перышки, как на зло, ускользали из-под её пальцев, разлетались ещё дальше или напротив, липли к потному лбу.
– Шарра! – взмолилась наконец она.
– Ты что-то сказала? – он прекратил свистеть. – А то я даже как-то загляделся на тебя.
– Помоги же мне!
– Ты работай, а я красивый.
– Ну… дорогой Шаррочка, пожалуйста.
– Давно бы так. Хопс…
Он хлопнул в ладоши, что-то пробормотал скороговоркой… и все перья, как по команде, взвихрились и упали на пол одной маленькой кучкой.
– Колдовство? – благоговейно спросила Алиса.
– Оно. Теперь можешь запихать всё в наволочку, – милостиво разрешил он. – Ну, ты довольна?
– Очень хочется ещё раз треснуть тебя подушкой! Только боюсь, снова посыплются перья.
– Обязательно посыплются! Так что не стоит. Хочешь, лучше анекдот расскажу?
– Хочу.
– Читала сказку, где один недомерок для того, чтобы спасти мир, должен пронести Перстень под носом у демоньяка Самурона и бросить его в жерло вулкана?
«Весёленькое дело! Это надо же! Даже книжки в наших мирах одинаковые!»
– А как название этой сказки?
– «Хозяин Перстней».
Алиса даже взвизгнула от восторга.
– Вот сейчас на святое замахиваешься! Это же моя любимая книга! Только у нас она называется «Властелин колец».
– Ты видишь разницу? – резонно возразил Шарра. – Ну так вот, слушай. В таверне народ сидит у горящего камина и пьёт пиво. Вдруг на крыше слышатся шаги, кашель, ругань, затем, ко всеобщему изумлению, в камин падает Перстень. Гвэндальф: «Не обращайте внимания, друзья, это Бродо тренируется…»
Девушка засмеялась.
– Шарра! Нельзя глумиться над святынями, «фэнтези» тебе отомстит.
– К Бродо подкрадывается назгул. Хоббит кричит: «А Элберет Гилтониэль! А Элберет Гилтониэль!» Назгул (печально): «Эх, стар я стал, ничего уж не слышу…»
Алиса даже не могла остановиться, на глазах её выступили слёзы.
– А вот ещё. Когда слуги Самурона изловили Горлоума, Перстня при нём не оказалось, зато была обнаружена коробка с мормышками, металл которых показался Чёрному Властителю до боли знакомым…
– Шарра… прекрати… меня… смешить!
– Здорово, да? Тогда ещё. В гондорской кузне один мастер говорит другому: «Слушай, а что это у нас кто-то всё время латунные шайбы тырит?» – «А, не обращай внимания, это Самурон. Свихнулся, бедняга, после развоплощения…» И последний, на закуску: «Гном Гимсли встречается с Гвэндальфом. «Гвэндальф! Но ты стал белым теперь…» – «Да, Гимсли. И скажу тебе – не хилые у вас в Мории залежи мела!»
– Ха-ха-ха! – вторила она ему. – Нет, скажи, ты когда-нибудь серьёзным бываешь?
– Разумеется. Когда сдаю карты.
Глава 3, где утром Алису припирают к стене, потом она берёт урок фехтования, а вечером узнаёт о Граале из такого источника, о котором и не помышляла
«Притворное сомнение – наилучший ключик, с помощью которого любопытство раскроет всё, что пожелает».
Марцеус Флинтский (Из трактата «Наставления юным»)
Ирреальный мир
Урания, Ангелин, Святыня Фаргейт
18999…97 г. от Сотворения Мира, 1 травокоса, 12 часов 05 минут
До Конца света осталось 990 дней
Шарра вскочил, сделал шаг и оказался у парапета – быстрота его движений была просто непостижима.
– Смотри, погодка-то какая!.. Угощайся, – он придвинул Алисе мешочек сушёных вишен и опасно перевесился через край.
Алиса тоже вышла на балкончик, и они вместе стали смотреть вниз и жевать ягоды. Старики и кошки грелись на солнце. Возчики разгружали телегу с мукой, натужно крякая, когда очередной мешок взваливали им на плечи. По двору прошла кухонная тётка, волоча за руку упиравшегося мальчишку. Тот, взбивая пятками пыль, сопротивлялся и вопил благим матом. Женщина время от времени награждала его материнскими воспитательными подзатыльниками.
– Шарра, а Ураниды – жители Урании?
– Глупая! Жители Урании – уранцы. А Ураниды это Герои.
– Только и слышу со всех сторон – Герои, Герои. Так кто же такие Герои? Или Герои это целый социальный слой? Я собираю мнения, и у меня получилась довольно эклектичная картинка. То Герой это чуть ли не святой, подвижник, сражающийся за справедливость и защищающий «малых сих»…
– Это кто тебе сказал? – прервал её Шарра.
– Граф. Сэр Эдгильбер.
– Понятно, – он нехорошо улыбнулся.
– Да. Так вот… то он безбашенный оболтус, терроризирующий этих самых «малых сих», – в этом уверены бедняки. То ли у него есть армия, то ли нет. Может, он благородного происхождения, может, не благородного. Ничего не понимаю! Чем он отличается от других уранцев? Они какие вообще? Рассказывай.
– Да что я тебе, нанимался, что ли?
– Представь, что ты чудаковатый профессор с манией преподавания.
– Я?!
– Ну не я же, – спокойно произнесла Алиса. – В разных книгах авторы пользуются этим приёмом: надо же донести писателю до читателя массивы информации. Как это сделать? При помощи сумасшедшего учёного, лектория, библиотеки, знатока или туповатого помощника, который в нужное время будет задавать необходимые вопросы. Чокнутый профессор, конечно, колоритнее. Вот ты им и станешь.
– За профессорский оклад, – так же спокойно ответил Шарра.
– Договорились. Как только, так сразу.
Этот загадочный посул нисколько его не обескуражил. Одним движением Шарра сплющил свою рогатую шапочку, так что она стала походить на профессорскую, выпятил живот, важно надул щёки и закатил глаза.
– Что представляет собою Герой? – прогнусавил он, и Алиса зашлась от смеха. – Это правитель, богач, тиран? Предназначение это свыше – или же осознанная ответственность? Прежде всего, это воин, готовый посвятить себя служению… пишем с большой буквы!.. слу-же-нию Хозяину Цвета в любое время дня и ночи… да перестань кудахтать! – своим обычным голосом продолжил Шарра. – Ну, Герой… он должен достичь определённых высот в… в чём-нибудь.
– В чём? В покраске заборов?
– Уранид – он или магус, или великий воин. И ещё он потенциально готов заключить Контракт с… с Хозяином Цвета.
«Эге, Коричневый Хозяин, вот сейчас мы и разберёмся, что ты за птица… или рыба… или кто там в Глобальной Сети».
– Ах, вот как! Зачем Контракт? И кто такой Хозяин Цвета?
– Это такая как бы сила.
– Высшая?
– Само собой.
– Вроде бога?
– Похоже. Хозяин нанимает Героя для выполнения какого-нибудь задания.
– Отношения «клиент – заказчик»?
– Не перебивай. В разное время, руководствуясь теми или иными соображениями, Ураниды приходят в Мист и предлагают свою кандидатуру Хозяевам Цвета. Их могут выбрать – они имеют право отказаться, их могут не выбрать – они могут ждать понравившейся миссии. Они могут оставаться вообще «ничейными», предпочитая свободу действий. Миссии бывают самые разные. Это может быть поиск артефакта, освобождение узника из темницы, захват города или ликвидация сильного врага. Если Контракт подписан, то только с одним Хозяином.
«А вот не скажу тебе, что я тоже Герой, да ещё самый важный, Реальный! Я здесь главнее вас всех!!! От меня тут всё зависит… А про моего Коричневого нанимателя тем более не расскажу, ни за что! Как говорится, «то, что знают двое, знает и свинья».
– Контракт может быть также расторгнут, – продолжал Шарра, – но это довольно опасно.
– Опасно?!
– Умереть можно, – равнодушно пояснил друг. – Шанс примерно два к трём. А чего это ты так всполошилась?
– Да ничего. Может, я беспокоюсь… за тебя, например.
– Я не подписывал ни с кем Контракта. Я свободен, как ветер.
– Замечательно. Свобода как осмысленная необходимость.
В итоге она уяснила для себя, что: Герои – люди (или существа), которые взяли на себя обязательства откликнуться на предложение Хозяина Цвета, но могут и отклонить его. Подписав Контракт, они обязаны исполнять его пункты.
– Давай дальше про Уранидов. Как ими становятся?
– Прежде всего они должны пройти курс обучения в Военной Академии или Магистериуме, получив соответствующий диплом.
– Опять! – громко крикнула Алиса. – И здесь дипломы! Но ведь ты Герой, но даже в школе не доучился!
– Я окончил Военную Академию. А теперь хочу завершить образование в области магии. Просто так, для общего развития. Левел повышаю.
– Левел?
– БУЭ почитай, коли ты неучиха, – ехидно посоветовал он.
– Кто? – она сжала зубы.
– Раз «неуч» мужского рода, то женского – «неучиха». А БУЭ это Большая Уранская Энциклопедия. Рекомендую. Справочная литература существует для справок.
– Ладно.
«Конечно, я отомщу. Потом. Совершенно внезапно».
Шарра крутанулся вокруг себя.
– Так какая у нас на сегодня программа? Хочешь, насыплем золы в табакерку Амелии? То-то будет потеха, когда старуха решит нюхнуть табачку! Или можем поиграть в «мешок».
– А как это – в «мешок»?
– Я тебя научу! – загорелся Шарра. – Берёшь какой-нибудь мешок и набиваешь его всяким барахлом, а потом играющий запускает туда руку и угадывает, что там.
– На ощупь? Вслепую?
– Ну да. А все задают вопросы: «Это круглое?», «Живое?» и так далее.
Совать руки в мешок, который наполнил Шарра?
– Не уверена, что хочу играть в это С ТОБОЙ.
Он даже не смутился.
– Тогда давай сбегаем в город и поглядим на прелюбодеев, как их после вынесения приговора возят голыми на осле.
Девушка только фыркнула.
– Понимаешь, ярмарка только через пять дней начнётся.
– Думаешь, мы сможем туда пойти?
– Непременно пойдём! Там знаешь, как здорово будет! И всякие аттракционы, и жонглёры, и вкусняшки, и цирк-шапито!
– Никакого цирка, – отрезала Алиса. – Ненавижу цирки, зоопарки и всё, что с этим связано.
– А знаешь, какой самый опасный цирковой зверь? Не лев, не тигр, а медведь. Он один из всех явно не проявляет агрессии. При этом только что улыбался, добродушно топтался на месте, и вдруг – бац! Взмахом лапы срывает тебе скальп, – с удовольствием пояснил Шарра. – Хотя я вообще животных не больно-то люблю.
– Людей, как я понимаю, тоже, – не без яда произнесла девушка. – Но хватит препираться. На ярмарку сходим, не возражаю, а сейчас у меня есть одно дело… вернее, обязанность. Я должна навестить моего пажа. Будущего пажа. Его уже давно должны были выпустить из заключения и, кажется, он сейчас не на занятиях.
– Делать мне больше нечего. Лучше влезем на донжон, я тебе такое покажу! Вид с верхотуры открывается – закачаешься! Будем плеваться оттуда, или швырять водяные бомбы, или грифонов дразнить.
Но Алиса была тверда.
– Нет, сначала к Маюте, – заспорила она, – я несу за него ответственность, я обещала его родителям!
– Да никуда не денется твой деревенский дурачок! – вспылил Лесной лорд, сразу став похожим на разозлённого паука. – Подумаешь, крестьянское отродье. Небось, навозники только рады были сбагрить тебе пащенка.
– Шарра!
– А что? Скажешь, я не прав? От него неприятностей как дерьма в заднице. Чего морщишься?
– А нельзя было как-нибудь по-другому выразиться?
– Какашек в попе, что ли? Смысл-то один. Экие вы, барышни, нежные.
– И ничего не… в общем, переживу.
– А на твоём месте я бы давно выгнал крестьянского недоумка. Или продал зангибарцам. В рабы. Всё ж таки хоть какая выгода.
Алиса подавила вспыхнувшее негодование и постаралась взять себя в руки. В конце концов, Шарра не был виноват в том, что его так воспитали, в этом мире классовые предрассудки впитывались с молоком матери. Да и её собственный мир, скажем так, вовсе не был от них свободен.
– Разум без жестокости – свойство мудреца, жестокость без разума – свойство скотины, – пробормотала она.
– Кто скотина?! – мгновенно заорал он. – Это я скотина?!
– Нет-нет, э-э-э… это я просто так. Мысли вслух. И не мог бы ты раздобыть для ребёнка пакетик сладостей?
– Пакетик сладостей?! Пакетик мышиного яда! И того было бы жалко!
– Пойми, Шаррочка, Маюта же совсем ещё маленький. Может быть, он там плакал, под замко́м. Или его плохо кормили.
– Ничего себе маленький! Да на таких только воду возить!
– Маюте всего десять, – Алиса просительно погладила приятеля по руке. – Ему, наверное, без родителей очень одиноко. Ведь ты же был когда-то маленьким? И тебе бывало одиноко?
– Я? – Глаза его были похожи на окна заброшенного дома, где тёмными тенями снуют призраки. – Одинокий? Как сторож на посту. Всегда. Я вообще без родителей всю жизнь живу.
И он засмеялся визгливо, дёргая плечами и впалой грудью, хлопая себя по тощим ляжкам.
– У меня тоже родителей нет, – сказала она, отводя взгляд. – Но я же не жалуюсь… только пла́чу иногда.
Он со свистом втянул воздух сквозь сжатые зубы.
– Ладно, если уж ты такая сентиментальная клуша, зайдёшь к мелкому потом и обслюнявишь. БЕЗ МЕНЯ. А сейчас – вперёд, на штурм цитадели!
С невообразимой ловкостью он сделал в воздухе кульбит.
* * *
С такой огромной высоты местность вокруг выглядела, будто разноцветный кафтан великана, небрежно сброшенный наземь. Блестящим серебряным поясом извивалась речка Вертишейка; золотые заплаты пшеничных полей чередовались с зелёной штопкой дубрав и рощиц. Вдали в жемчужной дымке подобно косматой меховой опушке темнел лес.
– А вот у вас за рубежом грибные леса есть?
– У нас – за рубежом – грибных лесов – нет. Ты умеешь играть на губной гармошке?
– Не умею.
– А хотела бы научиться?
– Конечно.
– Упс! Только у меня губной гармошки нету.
Увидев начавшие сдвигаться брови и вертикальную морщинку на лбу, поспешно проговорил:
– По крайности и расчёска сойдёт.
– На расчёске я и сама смогу.
Шарра плюнул вниз несколько раз, как и собирался раньше, потом сунул в ухо палец и выдернул со смачным хлопком – точно пробку из бутылки. Вдруг сказал:
– Пошли отсюда. Нечего здесь делать.
– Ты же сам сюда позвал!
– Ошибся. Надоело.
– Ты сам себе не надоел? А может, ты просто высоты боишься?
– А вот кто сейчас люлей огребёт? – он угрожающе надвинулся на Алису. – Сброшу с донжона, поучишься летать!
– Да ладно тебе, – она засмеялась.
– Просто не люблю я открытых пространств. Здесь слишком светло и далеко видно.
– А, я поняла. Ты соскучился по своим лесным чащам? – догадалась Алиса.
– «Дом, милый дом»? Горящий очаг, скрипучая лестница, поцелуи под омелой? Ерунда. Сопли с сахаром. Клал я на этот дом. И хватит уже топтаться на моих больных мозолях и лезть мне под кожу.
Когда она просила Шарру поведать о том, как он жил в Дварфене, тот всегда отмалчивался, а если и говорил, то обрывочно, путано, величественно пренебрегая хронологией.
«Наверное, тут что-то очень личное, сокровенное, какая-нибудь страшная семейная тайна или преступление, может даже, он изгнанник», – предположила девушка. Ей было ужасно любопытно, но если уж Шарра решил не говорить о чём-то, ждать было нечего.
Он учтиво подал ей руку, чтобы помочь спуститься, а она вдруг вцепилась в эту самую руку.
– Ой, подожди!
Алиса не была развязна (скорее, наоборот), но к Шарре относилась как к младшему брату, поэтому не нашла в этом поступке ничего неподобающего.
– Что это у тебя за колечко? Что? Кольцо Всевластия?
– Обычное кольцо. Не волнуйся, не обручальное.
– Да я и не волнуюсь.
Действительно, оно было совершенно простым, чёрного металла, без драгоценных камней и печатей. Два дракона довольно грубой ковки обвивались друг вокруг друга – и всё.
– А зачем ты его носишь? Оно имеет какой-то смысл?
– Конечно. Чтобы всякие глупые девчонки умирали от любопытства.
– Прямо ударить хочется, – процедила она. И другим тоном: – Покажи-ка мне его! Сними, чтобы я лучше рассмотрела.
– Оно не снимается.
– Почему?
– Это родовое кольцо.
– Раньше я у тебя его не видела.
– Ты вообще меня не видишь, на самом деле я ношу его всегда. Но даже если бы завтра я вставил себе железные зубы, ты бы не заметила. Подумаешь, что-то там во рту блестит!
Обвинение было несправедливым, но Алиса опять засмеялась. Как сказал поэт, «я засмеялся и стал безоружен».
– В одной сказке джинн (вы называете их гиннами) наколдовал себе золотые зубы. Понимаешь, на Востоке это считается модным. Так его завистливый брат сотворил себе бриллиантовые.
– Бриллиантовые? Это находка.
– Совсем нет. Из-за того, что они прозрачные, создаётся впечатление беззубого рта. К тому же они, кажется, резали ему дёсны.
– Вот видишь, к чему приводит зависть. Последствия любого поступка содержатся в самом поступке.
– Не уходи от темы, ты делаешь это довольно ловко. Так что с твоим кольцом? Почему оно родовое?
– Потому что его надевают при рождении.
– Да-а?
Она на секундочку задумалась, сильно наморщив лоб.
– Было бы странно, если бы у тебя при рождении оказались пальцы такого же размера, как и сейчас. Странно и страшно. Скажи, что этого не было.
– Мои пальцы соответствовали моему возрасту.
– Выходит, кольцо вовсе не то же самое?
Он скривился, словно от внезапной зубной боли, и сказал очень-очень тихо:
– Всё от Бога, за исключением женщин.
– Что ты сказал?
– Ничего.
– Так как же с кольцом?
– Оно растёт вместе со мной.
– Волшебное родовое кольцо!!! И ты до сих пор ничего мне не говорил!
Шарра вообще не любил распространяться о себе, что при его хвастливости и самомнении выглядело странным. Он часами мог болтать обо всём на свете, за исключением своей жизни. «Тут кроется какой-то секрет! И я непременно разгадаю его, даже если придётся допрашивать с пристрастием. В крайнем случае применю изощрённые пытки».
– Алиса.
Неподдельное страдание, написанное на его лице, заставило её прекратить расспросы. Хотя, конечно же, она поставила в памяти зарубку, поклявшись себе добиться полного рассказа потом. Напав неожиданно, чтобы Шарра не успел приготовиться.
– Ну, не хочешь рассказывать – не надо. Подумаешь! Тоже мне, тайна за семью печатями.
– За семнадцатью печатями, – поправил он серьёзно.
После паузы она произнесла небрежно:
– А знаешь, мне вообще нравится, когда мужчины носят дорогие украшения. Вот у Кристиана есть перстень с грифоном и ещё другие, а Бастард так вовсе в драгоценностях с головы до ног…
Мужчина занимается болтовнёй, если выпил или устал от одиночества. Женщина мелет языком просто так.
Он ничего не сказал ей, только молча посмотрел, но Алиса сама поняла, какую допустила бестактность. Это надо ж такое брякнуть! Парень почти нищий в сравнении со всеми этими графьями, и если его единственное кольцо выглядит полоской металла и не содержит бриллианта размером с воробьиное яйцо, то разве можно его в этом упрекнуть?..
Она сделала вид, что любуется облачками, которые столпились на востоке, словно кудлатые овцы.
Девушка прошлась по площадке туда-сюда.
– Красота. Видно так далеко! И воздух, воздух-то какой, прямо хрустальный!
– А что, у вас не такой?
Она подавилась, закашлялась, и Шарра изо всей силы стукнул её по спине.
– Что ты… имеешь в виду? – судорожно глотая и отмахиваясь, спросила она. – Где – у нас?
– В другом мире.
Алиса лихорадочно пыталась сообразить, что это. Домыслы? Внезапное прозрение? Или она сама случайно проговорилась? Сделала какую-то ошибку?!
«А вот это провал. Это крах. И наши ничего не будут знать! Так думаю я – и Штирлиц».
– Там, где я живу, воздух, в основном, грязный. Но бывает по-разному.
– Не заговаривай мне зубы, – Шарра усмехнулся. – Я и так знаю, что ты не отсюда. Мне удалось подслушать, как шептались Гавейн с Илаем.
«То, что монах проболтался, меня не удивляет. Трудно скрыть что-нибудь от Начальника сразу обеих полиций, обычной и религиозной. Но оказанного ему высокого доверия он не оправдал».
Она ощутила, как по спине пробежал мороз.
– И о чём же эти двое шептались?
– Гавейн не верил, а потом стал квохтать, как нервная курица. Он сказал: «Вы, Илай, повинны в грехе гордости, как сам сатана, вы восстаёте против Бога, ибо то, что не основано на Святом Писании, должно почитаться суеверным измышлением. Ведь в Библии прямо сказано, что, сотворив наш мир, Бог почил от всех дел своих, то есть никаких миров более не творил. И помимо того, что разум не позволяет нам представить несколько мировых систем (что же между ними – пустота?), такая гипотеза противоречит Библии». А Илай сперва запутался, как сопля в бороде, и стал привирать, а после всё напирал на теорию множественности миров и говорил, что если Господь создал этот мир, то вполне возможно, что точно так же сотворил и целую кучу других – в свободное время. И что на самом деле миров больше, чем вшей в одеяле. И будто бы он смог найти в каких-то древних трактатах некие доказательства, однако боится обнародовать их, потому что братья-монахи и так косо на него смотрят и, коснись что, мигом припекут ему задницу.
– И что же? – девушка безуспешно старалась принять равнодушный вид.
– Да ничего, – подросток пожал плечами. – Я и сам догадывался об этом, по логике вещей, так и должно быть. Теория эта вообще не Илая, а гремландского мыслителя Питирима Гуса, только в его изложении она называется «Ветвящееся древо миров» и раскрыта в манускрипте «О сущности инобытия». Я нашёл на какой-то полке в либрариуме и полюбопытствовал. А насчёт тебя… ты, и в самом деле, немного чудна́я. Смотришь на всё, будто впервые видишь. Священникам кланяться и руку целовать забываешь. На исповедь не ходишь, мессы пропускаешь… Значит, ты безбожная еретичка. Вот состряпаю на тебя доносик грозному пердуну Авелю, он тебе пятки-то и поджарит!.. Что, струсила? Бэ-э-э!
Увидев, как побледнела Алиса, смилостивился:
– Да ладно, я пошутил. Не стану на тебя доносить. Кто тогда со мной в «морской бой» резаться будет? Но всё равно, МНЕ ты должна признаться. Страсть, как обожаю чужие тайны!
– А ещё что я делаю не так? – нетвёрдо спросила Алиса.
«Иисусе! А я-то уже воображала себя настоящей Матой Хари! Не-ет, и до Рихарда Зорге мне тоже далеко. Нельзя мне в разведчики, я слишком беспечна. «Штирлица выдавал только волочащийся сзади парашют…» Мелочи, мелочи – это всегда самое опасное!»
– Платья наши носить не умеешь – я заметил, что когда ходишь, ты вовсе не придерживаешь подол.
– Я знатная дама, – высокомерно произнесла Алиса. – Обычно мой шлейф носят пажи.
– Хватит врать-то! – хохотнул он. – Знатные дамы колют горничных булавками и шагу не сделают без компаньонки. Им и в голову не придёт убираться в комнате или самой носить из библиотеки тяжёлые книги. А ещё ты веером машешь, как веником.
– Ну… э-э-э… – Алиса припомнила то, что Агата рассказывала про воспитание Героев. – Меня взрастили для подвигов! Я не училась делать реверансы и наряжаться.
– А что тогда ты умеешь делать? – безжалостно продолжал Шарра.
– Я?
– Да! Если ты не обманываешь, конечно, и ты настоящий Герой. Каждый Герой в своё время обучается семи рыцарским добродетелям: верховой езде, фехтованию, владению копьём, плаванью, охоте, игре в шашки, сочинению стихов в честь дамы сердца. Это и составляет так называемый семплициум. Леди-Герои освобождаются только от владения копьём, однако это заменяется музицированием. Квалификацию Героя можно повысить тривиумом – танцами, борьбой и навыком игры в панг-дан, а также квадривиумом – пением, стрельбой из лука, знанием морского дела и медицины. Что из всего этого тебе знакомо?
Смущённая обилием навыков, которые в совершенстве изучают Герои, Алиса пролепетала:
– Я хорошо плаваю и немного фехтую. Ещё я умею играть в шашки.
– Это всё? – пренебрежительно осведомился Шарра.
– И в шахматы!
– Шахматы – ерунда! К твоему сведению, сначала была чатуранга – древняя игра для четверых игроков, потом шатрандж, в него играли вдвоём, и только после появились шахматы, что в переводе означает «Властитель умер». Но панг-дан в миллион раз сложнее, там сто тысяч клеток на доске, он объёмный, и к тому же фигуры могут выполнять разные действия. Так что твои шахматы давным-давно устарели!
Она закусила губу.
– Зато я умею составлять математические уравнения, извлекать корни и вычислять логарифмы! – выпалила Алиса со слезами на глазах. – И знаю, что такое магнитная индукция! И броуновское движение! И электроны! И рентгеновское излучение! Лазеры! Кварки!! Клонирование!!! А ещё я знаю, кто первым ступил на Луну! Это Нийл Армстронг!
Девушка задохнулась.
Шарра ласково улыбался.
– Вот видишь, – весело сказал он ей, – я заманил тебя в ловушку, и теперь ты выдала себя с головой! В нашем мире подобные вещи, возможно, известны лишь нескольким величайшим учёным-техномагусам, и то я сомневаюсь в этом. Так что не темни и признавайся.
– Признаюсь.
– Превосходно! Верно говорят: если хочешь выведать секрет у женщины или ребёнка, стоит только намекнуть, что они ничего не знают.
– В следующий раз, прежде чем бросить в тебя подушкой, я зашью туда булыжник, – вымолвила Алиса, пристально глядя на Шарру.
– Умей с достоинством проигрывать!.. Ну-ну, не сердись, Алиса, а лучше расскажи мне, откуда ты и как сюда попала. Мне до ужаса любопытно!
Она вздохнула и облокотилась о зубчатый парапет.
– Да понимаешь, я и сама толком не знаю, – промямлила она, пряча взгляд. – Просто оказалась – и всё. К тому же у меня провалы в памяти. Я вообще почти ничего не помню.
Девушка понятия не имела, почему принялась лгать. Может быть, ей пришло на ум предупреждение Коричневого о том, что многие здесь могут оказаться её врагами в жестокой борьбе за Грааль, играя на чужой стороне… а может, и потому, что дулась на Шарру за расставленную им хитрую ловушку.
– Провалы в памяти? – задумчиво переспросил он. – Что ж, это должно быть крайне неприятно. Сочувствую.
Послышалась ли ей в его тоне внезапная сухость?
«Плохая из меня притворщица. И почему это за всю жизнь я так и не выучилась прилично врать? Всегда лицо выдаёт».
– Знаешь анекдот? Приходит мужчина к врачу… э-э-э… то есть, к медикусу. И говорит: «Вы знаете? У меня провалы в памяти». Тот спрашивает: «И давно это у вас?» – «Что?» – «Ну как же – провалы в памяти!» – «Какие провалы?..»
Шарра молчал.
– Или вот ещё один, – продолжила она раболепно, – спрашивает, значит, бабушка внука. «Внучек, дорогой, скажи мне, как зовут того немца… ну, того… вот от которого я без ума?» – «Альцгеймер, бабуля».
Он молчал.
– Тебе не смешно? – жалобно протянула она, кляня себя в душе.
– Смешно.
– Тогда почему ты не смеёшься?
– Ха-ха. Ладно, замнём для ясности. Не желаешь говорить – не говори, дело твоё.
– Обиделся? – сочувственно спросила девушка, кладя ему ладонь на плечо. Ей хотелось загладить шероховатость, которая возникла между ними по её вине.
Задумчивость в мгновение ока сменилась злобным оскалом.
– Вот ещё! С чего бы? – он сбросил её руку. – И не вздумай меня жалеть, понятно? Обойдёмся без сопливых.
– Ну почему ты такой противный, Шарра! – в сердцах воскликнула Алиса, отходя. – Стоит в тебе прорезаться чему-то человеческому, как ты тут же начинаешь вести себя как последняя гнусь!
– Челове-е-еческому! Ы-ы-ы! – он замычал, замотал головой и вскочил на парапет, балансируя над бездной. – А откуда ты знаешь, что я человек? Все мы, Лесные, лишь наполовину люди.
– Наполовину… – рот Алисы сам собой приоткрылся. – А на другую половину кто?
– А кто – что, – он перекувырнулся в воздухе и встал на руки, хитро посматривая на неё из-под свисающих косм. – Угадай, кем была моя мамочка?
– Н-не знаю… Шарра… слезь немедленно!
– Ага! Испугалась, ага! – он медленным движением оторвал руку от каменного зубца и взмахнул ею с некоторой аффектацией. – Гоп-гоп!
У Алисы оборвалось сердце. Теперь он стоял уже только на одной руке, опираясь о парапет выпрямленными напряжёнными пальцами.
«Шарра…» – ей показалось, что она прошептала это, но на самом деле только показалось.
– Й-й-й-эх!
Дико взвизгнув, он спрыгнул с грациозным переворотом.
– Не надо оваций, лучше деньгами! – рот его раздвинулся в жутковатой ухмылке, из-за которой казалось, что у него не тридцать два зуба, а, по меньшей мере, сто.
– Ты… ты гадкий, жестокий зверёныш! – девушка тяжело дышала, лицо её пошло красными пятнами. – Убирайся, видеть тебя больше не хочу.
– Но Алиса, я…
Она отвернулась, и её возмущённая спина сказала ему всё яснее слов.
– Ну и пжалста… хе… подумаешь! Шуток не понимает!
Он ковырнул носком башмака плиту пола, дёрнул подбородком и сплюнул.
– Прямая – короче, парабола – круче!
И загрохотал вниз по лестнице, что-то фальшиво насвистывая.
* * *
«Пожалуй, сейчас у меня подходящее настроение, чтобы позвенеть железом, – думала разъярённая Алиса, шагая сразу через две ступеньки. – Леди Юдифь, кажется, приглашала меня в фехтовальный зал? Отлично! Маюта подождёт».