– Я очень надеюсь, что так и будет, Гленн. Но…
– Если я помогу тебе, – перебила она, – мы скопим нужную сумму быстрее!
– Я не могу взять тебя с собой завтра же, – твёрдо ответил Брегир. – Сначала я наймусь на работу, а потом посмотрим, что делать дальше.
– Тогда я могла бы поискать себе работу сама.
– Гленн… – Брегир устало вздохнул. – Не стоит девушке одной ходить по улицам такого большого города, как этот. Подожди меня здесь, пожалуйста.
Гленнвен вздохнула разочарованно и немного обиженно, но спорить не стала.
Когда Гленн проснулась, Брегира уже не было. Она достала из своего наспех собранного дорожного узелка платье простого кроя, украшенное по рукавам и вороту вышитыми рябиновыми листьями и ягодами. Вышивать Гленнвен была мастерица: она брала сюжеты из окружавшей её лесной жизни и воплощала на ткани так скоро, что отец её иной раз цокал языком и качал головой, думая, что дочка весь день просидела за пяльцами, а она тем временем и избу вымела, и ужин приготовила, и лошадей вычистила да задала им свежего сена.
– Доброго тебе утра, хозяин! – приветливо поздоровалась Гленн, спустившись вниз.
– И тебе, красавица, дня хорошего! – радушно отозвался из-за стойки хозяин.
– Скажи-ка, батюшка, нет ли у тебя для меня какой работы? Я готовлю вкусно, прибрать могу, – с надеждой спросила Гленнвен, но старик покачал головой и развёл руками: ничего, мол, не требуется.
– Возьми-ка лучше пирожок, голубушка! – Хозяин кивнул на блюдо с тёплыми ещё булочками.
Пригорюнившись, Гленн отошла к окну. На дворе было солнечно и людно: рядом с тяжело гружёными крытыми повозками стоял красивый, богато одетый мужчина лет тридцати. Он шутил со стайкой окруживших его девушек, показывал им что-то цветное, игравшее на солнце, на что те восхищённо ахали и всплёскивали руками, а потом заливисто смеялись. Некоторых из них сопровождали молодые парни – мужья или женихи. Стоя поодаль, они обречённо наблюдали за женским переполохом.
От их пёстрых нарядов у Гленн зарябило в глазах, а под сердцем приятно защекотало, будто она вновь глотнула кисло-сладкого пузырящегося лимонада, которого довелось попробовать когда-то на городском празднике.
– А это государь наш Ро́йган приехал! – кивнул хозяин, заметив интерес Гленнвен. – Вон как ждали-то его городские красавицы, ещё третьего дня ждали, а он только сегодня явился! Ну поплачут теперь денежки их суженых-то, поплачут! – с усмешкой закончил старик.
– Государь? – удивилась Гленн, приняв уважительно-ласковое обращение за титул.
– Всем купцам купец! – гордо пояснил хозяин. – За его нарядами местные красавицы чуть не в драку кидаются. Каждый год во второй месяц лета у нас торгует, лавку рядом снимает, у меня всегда останавливается, хотя мог бы и комнаты в «Чёрной лисице» себе позволить! Говорит, стряпня моей Малоги самая вкусная в городе!
Дверь отворилась, пуская в прохладную харчевню дневной пыльный зной, солнечные блики и белозубо улыбающегося купца Ройгана. Он бодрой поступью прошёл к стойке, по пути склонившись в лёгком приветственном поклоне перед вмиг смутившейся Гленнвен.
На нём был богато расшитый небесно-голубой с серебром камзол, так шедший к его глазам. Самоцветные перстни украшали тонкие, почти по-девичьи нежные пальцы, в ухе мерцала средь золотистого шёлка коротких кудрей маленькая серьга-колечко. Смеющиеся губы обрамляли аккуратные усики и идеально остриженная бородка клинышком, румяные щёки с озорными добрыми ямочками, появлявшимися, когда Ройган улыбался (а улыбался он почти всегда), были гладко выбриты.
– Ну что, То́ган, – обратился он к хозяину, – готовы ли мои комнаты?
– Готовы, государь наш, ещё с третьего дня готовы! – радостно засуетился хозяин. – Велишь ли обед подавать?
– Раненько обедать, Тоган, отдохну с дороги, покуда мои люди перевезут товар в лавку, потом отобедаю, а уж после и открываться можно! – весело сказал купец, подхватил с блюда на стойке пирожок и подмигнул Гленнвен. – И ты, красавица, приходи, нарядим, как королевну, всем подружкам на зависть!
Гленнвен залилась краской ещё больше и опустила глаза, пряча невольно ползущую на губы улыбку. Всю её бойкость как ветром сдуло: она никогда не была в таком большом городе, ни одним глазом не видела таких людей, как Ройган, и не знала, как себя с ними вести. Его наряд, лучезарная улыбка, ясные серо-голубые глаза ослепили её, и она поспешила вернуться к себе в комнату, пряча ото всех такое непривычное для неё смущение и нахлынувшую робость.
Надо же, какие, оказывается, люди живут в таких городах! Даже цесарь их маленькой страны одевается не столь роскошно, как здесь – простой купец. А девушки, что говорили с ним на дворе! У каждой платье – из крашеной ткани! И все цвета разные, да какие яркие! Они похожи на маленьких райских птичек с затейливым оперением, не чета ей, серенькой лесной перепёлке. Гленнвен расстроенно уронила руки. Как хорошо, что не пустил её Брегир в город: а ну как все там такие разноцветные ходят?
– Что за «неведома зверушка»? – спросил купец Тогана, кивая вслед поднявшейся по лестнице Гленнвен.
– Вчера приехали. То ли с женихом, то ли с братом. Работу ищут.
– Ммм, – протянул Ройган, откусывая кусочек от пирога. – Но какова! Умыть да приодеть – и загляденье! – под нос себе промурлыкал он.
Обедал Ройган шумно: множество друзей делили с ним стол, за которым искрилось веселье, порхали от одного к другому безобидные шутки, сопровождаемые дружным смехом. Не грубым хохотом, который доводилось слышать Гленнвен в трактирах в ярмарочную пору, но смехом звонким, добрым и каким-то нарядным, как и сами смеющиеся.
Гленн украдкой наблюдала за пёстрой компанией через несколько столов от неё. Как же ей было любопытно хоть глазком увидеть хвалёную лавку купца с платьями, от которых за косы оттаскивали друг друга самые богатые девушки города, чтобы первыми купить чудесные наряды! Ройган перехватил её взгляд и легонько отсалютовал ей своей кружкой. Гленн вновь вспыхнула и немного испугалась: обычные деревенские парни с ярмарки стали бы приставать, как тогда, когда она познакомилась с Брегиром, заступившимся за неё. Но купец и его друзья не были деревенскими парнями, его жест означал лишь приветствие и не имел никакого продолжения.
Вечером вернулся Брегир. Измотанный и неразговорчивый, он съел тарелку похлёбки и лёг спать, вновь на пол.
Гленнвен повертелась в постели, пытаясь заснуть, но ничего не вышло. Ночь стояла душной, Гленн встала, чтобы открыть окно и пустить в комнату свежего воздуха, но рама заклинила и не поддалась. Переодевшись, она тихонько спустилась вниз и вышла на двор.
Ярко светила луна, ночная прохлада приятно обнимала плечи. Откуда ни возьмись появилась кошка и с мурчанием начала тереться о ноги. Гленнвен присела на корточки, рассеянно почёсывая мурлыку за ухом, и не сразу заметила, как перед её глазами появились красивые сапоги из крашеной кожи с залихватски загнутыми носами. Она хотела подняться, но владелец сапог присел рядом. Ройган погладил кошку, будто случайно коснувшись руки Гленн, которую она тут же отдёрнула, и сама смутилась резкости своего жеста, но купец словно и внимания не обратил.
– Что же не заглянула ко мне в лавку, красавица? – спросил он, и на щеках появились приветливые ямочки. – Сегодня открывались, столько красоты навезли!
Не зная, что ответить, Гленнвен лишь улыбнулась. Ройган встал, и она поднялась следом.
– Мы сегодня всех наших гостей угощали, и ты угощайся, хоть и не пришла нас проведать.
Он протянул ей маленький ароматный пряник-лошадку. Его голос был похож на ночной ветерок – мягкий, искрящийся свежестью, а серо-голубые глаза с едва заметными улыбчивыми морщинками в уголках смотрели открыто и весело прямо ей в лицо. Гленнвен опускала ресницы, отчего-то смущённая этим взглядом, но угощение брать не спешила: знала она эти гостинцы от посторонних парней!
Ройган аккуратно вложил пряник в её ладонь и направился в гостиницу.
– Доброй тебе ночи, красавица!
И Гленн стало немножечко стыдно, что она вдруг подумала о купце так же, как и о деревенских парнях, что угощают мочёным яблоком, так и норовя обхватить за плечи да украсть девичий поцелуй в благодарность.
Всё утро Гленн боролась с обжигающим желанием сходить в купеческую лавку, поглядеть на «красоту». Уже и на двор вышла, и даже до ворот дошла, но не решилась, вернулась в комнату. Походила из угла в угол, сражаясь с расшалившимся любопытством, но проиграла ему, вновь вышла и столкнулась на лестнице с Ройганом. Тот от неожиданности выронил неплотный свёрток, что нёс в руках, и по деревянным ступеням рассыпались сиреневые летние сумерки, сшитые из шёлка и кружев. Гленнвен ахнула и присела перед невероятным платьем, не смея коснуться тончайшей атласной ткани.
– Нравится? – не без нотки самодовольства спросил купец.
– Такой цвет! – выдохнула она. – Будто вечернее небо!
Ройган аккуратно поднял платье за плечи, и оно расправилось во всём своём великолепии.
– Цвет? И только? – удивился он.
Гленн склонила голову на бок, придирчиво изучая платье, в котором будто чего-то не хватало.
– Можно сделать ещё лучше! – наконец сказала она.
– Хм. – Поджал было губы купец, но тут же вернул себе привычную улыбку. – Говорить-то многие могут, а вот как до дела дойдёт, да чтоб лучше сделать, а не испортить – так и нет их!
– Позволь мне попробовать! – Гленнвен впервые ответила ему столь же прямым и открытым взглядом, и в её глазах заплясал азартный огонь.
Ройган мгновение подумал, а потом кивнул, тряхнув непослушными золотыми кудрями:
– А попробуй!
Гленн попросила у него бусин и ниток, забрала платье в комнату и до позднего вечера забыла обо всём на свете. Когда вернулся Брегир, по широким рукавам и подолу уже распустился самоцветный дикий вереск.
– Откуда это у тебя? – удивился он.
– Я поспорила с местным купцом, что смогу сделать его платье лучше, а то скучно мне здесь без дела сидеть, – с гордостью ответила Гленн. – Скажи, хорошо ли?
Она расправила вышивку, втайне гордясь своей работой: получилось даже краше, чем она ожидала.
– Очень хорошо, – устало согласился Брегир, бегло глянув на расшитый подол.
К утру работа была закончена, и купец восхищённо ахнул, всплеснув руками. А потом отступил на шаг и замер, любуясь. Сердце Гленнвен ликовало!
– Ты должна побывать в моей лавке, – сказал Ройган, – и посмотреть, что ещё там можно «улучшить»!
Ройган щедро платил Гленн за вышивку, восхищался каждой её работой, как платьем, достойным самой королевы.
Брегир уходил ещё до света, а возвращался затемно, но у Гленн больше не было времени на скуку: через седмицу купец попросил её работать не в гостинице, а в своей лавке – это, мол, привлекает покупательниц, и многие платья будут продаваться ещё во время вышивки. Она согласилась.
Теперь Ройган дни напролёт развлекал её разговорами да потчевал всевозможными сластями. Перед каждым покупателем заливался соловьём о том, какое бесценное сокровище она, Гленнвен, потому как такую красоту, да с такой немыслимой скоростью, не в силах создать даже взвод королевских вышивальщиц!
Ещё через пару седмиц у Брегира, наконец, выдался выходной, и, несмотря на всю свою измотанность, он позвал Гленнвен гулять по городу, но она ответила, что ей нужно работать.
По рукавам и подолу очередного платья она пустила летящих птиц с самоцветными глазами, и Ройган, в восхищении водя холёным пальцем по шёлковым стежкам, вдруг предложил:
– Я хочу, чтобы ты примерила его!
Гленнвен было испугалась, замотала головой, даже не в силах подобрать слова, чтобы отказаться, но купец настоял, и ей пришлось отправиться за занавеску в маленькую комнатку, целую стену в которой занимало зеркало. Она надела платье, но не смогла справиться со шнуровкой на спине и хотела уже переодеться обратно, как снаружи послышался голос Ройгана:
– Скажи, как будешь готова, и я помогу тебе с корсетом.
Он аккуратно перекинул её волосы через плечо и ловко затянул шнур.
– Готово!
В зеркальном отражении стояла высокая статная красавица в дорогом туалете, и Гленн узнавала в ней себя лишь по растрёпанной русой косе. Шёлковая ткань непривычно холодила кожу, отчего по ней бегали приятные мурашки. Длинные юбки при малейшем движении нежным прикосновением гладили колени, а корсет так крепко обнимал её талию, что было трудно дышать, и сердце под изящным декольте билось чаще. Она впервые почувствовала себя такой красивой, что и на цесарский бал пойти не стыдно. И в глазах Ройгана, отражавшихся в зеркале за её плечом, увидела красноречивое тому подтверждение.
– Нет, не готово, – вымолвил он, метнулся назад в зал лавки и тут же вернулся, неся на ладони тонкое драгоценное колье, которое он аккуратно приложил к декольте Гленнвен. – Нравится? – Обожгло её шею близкое дыхание Ройгана, и она лишь кивнула, не в силах вымолвить ни слова.
Застегнув на ней украшение, Ройган положил тёплые ладони на её полуобнажённые плечи, и Гленн на миг показалось, что вот сейчас он её поцелует. Она словно испугалась и хотела отшатнуться, но где-то внутри, под тугим корсетом, захлопали крыльями большие бабочки.
Ройган не поцеловал. Застегнул колье и сделал шаг назад, любуясь ею.
– Ты должна оставить его себе, – твёрдо заключил он.
– Платье? – изумилась Гленнвен.
– И ожерелье, – кивнул купец. – А теперь стоит открыть бутылочку фруктового вина, ведь такой изысканной леди полагаются только самые лучшие напитки!
Переполненная тихим счастьем, томимая незнакомой доселе негой, Гленнвен ждала Брегира в их комнате в новом роскошном платье. Увидев её, Брегир остолбенел.
– Тебе нравится? – с плохо скрываемым восторгом спросила Гленн. – Это моя работа! Ройган сказал, что я должна оставить его себе.
– А украшение? – ледяным тоном спросил Брегир.
– И его тоже, – как ни в чём не бывало ответила Гленн.
– Это слишком дорогой подарок, Гленнвен. Ты должна его вернуть.
– Ни за что! – шутливо и ласково пропела она, обвивая руками плечи Брегира, будто не замечая его холодной сдержанности.
Он не ответил на её поцелуй, не позволил распустить шнурок на вороте его рубахи.
– Ну же, Брегир! – несвойственным ей капризным тоном произнесла Гленн, прижавшись к Брегиру. – Согласись, это платье так мне идёт! Ройган сказал, что я в нём восхитительна!
– Это платье тебя портит, – мрачно ответил Брегир, отстраняясь.
Он не узнавал в этой развязной, хмельной красавице свою маленькую простую Гленн. В её глазах мгновенно вспыхнула злая обида.
– Да что мне до тебя, если мной восхищается такой мужчина, как Ройган! – ядовито выплюнула она.
Брегир отпрянул, словно его по щеке хлестнули, мгновение смотрел в её рассерженные, пьяные глаза, а потом вышел из комнаты, захлопнув за собой дверь.
Гленнвен, обиженная и злая, металась по комнате, пока ноги сами не вынесли её на опустевший тёмный двор. Она опустилась на низкое крыльцо, судорожно глотая прохладный ночной воздух, и запрокинула лицо, не давая пролиться едким слезам обиды.
– Ты замёрзнешь, красавица! – Услышала она мягкий голос.
Ройган накинул ей на плечи свой расшитый кафтан и сел рядом на ступеньку.
– Что случилось? Ты плачешь?
– Я правда хороша? – Гленн не смогла удержать отчаянный всхлип.
– Не то слово, милая! – Он взял в ладони её лицо и развернул к себе так, что их лбы практически соприкоснулись. – Ты прекрасна! – восхищённо произнёс он и легко коснулся губами её губ.
И она ответила ему с неистовым жаром. Ройган встал, подхватил Гленнвен на руки, и, не прекращая целовать, унёс вверх по лестнице, в свои комнаты.
Гленнвен проснулась на сбитых простынях Ройгановой постели, в кольце его рук, томно прижалась к его груди, но тут же оттолкнула его, резко села на кровати, натянув одеяло до самого подбородка.
– О боги, Ройган! – в ужасе прошептала она. – Что мы наделали?! Как я в глаза ему теперь посмотрю? Я… я должна ему всё рассказать.
– Ничего ты ему не должна, – лениво потягиваясь, протянул Ройган.
Гленнвен удивлённо на него воззрилась.
– Ты не принадлежала ему. – Купец сел, крадчивыми поцелуями коснулся её шеи и плеч. – Он сам решил подождать. Он оставил тебе выбор, и этой ночью ты его сделала.
Гленн молча размышляла над словами Ройгана, и они всё больше казались ей правильными.
– Я уезжаю сегодня, вернусь сюда только через год. Поедешь со мной?
***
Всю ночь Брегир бродил по тихим городским улицам, а утром, не заходя в гостиницу, отправился на работу. Тяжёлое предчувствие камнем легло на душу, пробуждая болезненные вопросы. Она пошла за ним, толком не представляя, что её ждёт. И он повременил со священными клятвами до осени, не желая связывать её, лишать её возможности вернуться назад. Может быть, зря?
Вечером он вернулся в гостиницу, и хозяин окликнул его, подзывая к стойке, у которой стояла красивая белокурая девушка в красном плаще – новая постоялица.
– Тут это… – замялся Тоган, – Гленнвен уехала. – Он протянул Брегиру когда-то сплетённый им кожаный браслет с самоцветами. – Просила передать, что очень перед тобой виновата. Сказала, что надеется, ты когда-нибудь сможешь её простить.
Брегир уставился на протянутый Тоганом браслет, мягко мерцающий в свете масляных ламп самоцветными гранями. В таверне воцарилась глухая, густая, словно кисель, тишина, а воздух стал нестерпимо душным и вязким. Брегир тяжело опёрся о стойку.
– С ним? – только и смог спросить он, и хозяин, опасаясь его реакции, лишь согласно промолчал.
Брегир мрачно кивнул – не собеседнику, каким-то своим тяжёлым мыслям, – и пошёл к себе в комнату, так и не забрав браслет. Тоган не без облегчения провожал его сочувственным взглядом, и тут тонкие пальчики ловко выхватили из его руки плетёное украшение.
– Не по твоим ручкам фитюлька, хозяин! – Девушка в красном плаще кинула на прилавок монету и спрятала браслет в шёлковый кошелёк. – Мне она больше подойдёт, чем тебе!
Она подсела к Брегиру на следующий вечер, когда тот угрюмо возил ложкой в похлёбке, не чувствуя вкуса, но не оставлял упрямых попыток её доесть.
– У меня есть для тебя работа, – произнесла белокурая, сверкнув пронзительными глазами василькового цвета. – Мне нужен телохранитель.
– С чего ты взяла, что я тебе подойду? – мрачно осведомился Брегир, равнодушно скользнув по ней взглядом.
– На тебя достаточно посмотреть один раз, чтобы понять, что ты не всю жизнь работал в городской страже, – деловито хмыкнула девушка. – К тому же ты хорош собой, а такое сопровождение всегда приятней.
– Ты не за того меня принимаешь, – презрительно бросил Брегир.
– Наоборот! – ничуть не смутилась собеседница. – Я единственная здесь знаю, кто ты есть на самом деле, – многозначительно произнесла она, глядя ему в глаза.
Она наклонилась чуть ближе и произнесла, понизив голос:
– Я чую оборотней за версту, тут ты меня не обманешь! Помоги мне, и я помогу тебе. От проблем не избавлю, но научу справляться с ними, насколько это возможно.
– Что ты хочешь? – внешне Брегир остался невозмутим, но голос выдал его волнение.
– Мне нужен телохранитель. На днях я немножко насолила весьма могущественным людям, и, думаю, утешить их сможет только пролитая кровь. Моя. – Она беззаботно улыбнулась.
– Что ты такого могла натворить?
– Я отпустила их виверну. Этих зверушек осталось не больше десятка во всём мире, нельзя держать их в клетках! Тем более добыли они её совсем нечестно. Так что, по рукам? – Она протянула Брегиру узкую ладонь, и он, ухмыльнувшись, пожал её, а потом резко потянул на себя и задрал её длинный рукав.
– Так и знал, – невесело заключил он, глядя на свежевытатуированный знак на предплечье. – Приговорена к смерти через сожжение.
– С этим, – белокурая выдернула руку и быстро опустила рукав, – я разберусь. Ты мне поможешь в другом.
– Ты ведьма? – прямо спросил Брегир.
– Нет, – не отводя глаз, ответила девушка, и он почувствовал, что она не врёт. – Когда-нибудь я расскажу тебе, что была хранительницей, пока не нарушила волю богов, и они не разжаловали меня, «наградив» человеческим существованием. Но сейчас тебе достаточно знать лишь то, что я готова пренебречь любыми правилами, чтобы спасти невинную жизнь, будь она драконья или русалочья. И это многим не нравится.
Брегир заинтригованно прищурился. Не похоже, что она лжёт. Но явно чего-то не договаривает.
– Хорошо, – сказал он, – давай попробуем и посмотрим, что из этого выйдет.
По губам белокурой скользнула самодовольная улыбка: она и не сомневалась в его согласии.
– Меня зовут Вирсавия, но если подружимся, сможешь звать меня Виски.