Артём Ерёмин
Дети, сотканные ветром
Глава 7. Город за Пеленой.
– Сегодня заботы улажу до полудня, – объявила Баба Яра. – Затем отправлюсь на вокзал встречать важного, оттого что привередливого, гостя. Могу и тебя прихватить с собой.
– Я бы лучше остался дома, бабушка, – робко отозвался Лев.
Два дня ушло на расчистку комнат, и он успел обжиться в доме на «Носу у мельника». Даже повышенное участие со стороны соседей не тревожило его замкнутый мирок.
Ответ мальчика не убедил старушку:
– Конечно, будет сказано не к моей скромности, но не сыскать тебе лучшей проводницы по Златолужью, чем та, что сама служит его ветхой достопримечательностью.
Такой хрупкий довод заставил Льва одуматься, ведь деваться ему некуда. Однажды придётся выйти в общество чаровников. Чем же нынешний день не краше?
Всё утро Баба Яра занималась делами. Лев же у себя в комнате собирался волей, смелостью и выдумкой, чтобы не оплошать при первой вылазке в чужое общество. Встреча с прыгающим механизмом с метлой в расчёт не шла, так как походила на дурной сон. Даже с выбором одежды мальчик определился только к обеду. Рубашку от чуди он заменил сорочкой и потёртым свитером – подарком Флоры и Дина за починенное барахло. Баба Яра же облачилась в свободное синее платье и вязаную оранжевую кофту. Волосы прибрала кверху своим гребнем, а руки заняла глубокой корзиной. Кто видел её в кухонном переднике, тот подтвердит, что в походе по городу Баба Яра выглядела иначе.
– Пора, – отчеканила она.
За порог их проводил Проповедник, с таким довольным видом, что Лев уверился в неудаче подкупа лепёшкой. Выступив за калитку, они направились к выходу из тупика.
– Почему такое название улицы? – спросил мальчик, подметив табличку на незнакомой ему письменности.
– Мало кто помнит, – старушка прищурилась на ту же надпись, – что на месте города раньше золотилось море хлеба. Мельницы рассыпались по нему островами. Выстроенная на этом холме ветрянка принадлежала заметному хлебоделу. Есть даже песня о его выдающемся носе. Старая-престарая. В наш же век, ко всеобщему стыду, городу никак не прокормить себя.
В хмурый полдень на схваченной садами улочке царило безлюдье. Лев не огорчился, если бы тоже творилось и в городе. Он прошёл по «носу мельника» ровным шагом и замешкался только у прорехи между домами. Там в странном изломанном сооружении, словно вывернутом наизнанку, жил мужчина с застывшим на лице удивлением.
– Стулья и шкафы будто вросли в стены, – сказал Лев.
– Немудрено, ведь хозяин обожает всяческие шумные практики. То и дело услышишь хлопки, – бескрасочным тоном поведала бабушка, будто о пресытивших всех проказах нерадивого соседа. – При последнем неудачном опыте обстановка его дома как бы… запуталась в пространстве. Быть может, послужит уроком, и соседушка построит дом попрочней.
Долго всматриваться в развалины не пришлось, улица резко покатилась вниз на неширокую дорогу.
– Обычно я добираюсь до вокзала прочими путями. С тобой же прокатимся на трамвае, – известила Баба Яра, обыскивая сумочку.
– Какой сегодня день? – спросил Лев, завидев многочисленных прохожих на пути.
– Если я при памяти нынче наступила неделя. Под конец седмицы от люда на улице будет не протолкнуться.
Чем дальше они отдалялись от дома, где всецело хозяйничал кот с пятном на макушке, тем быстрее Лев терял волю двигаться. «Нос мельника» чётко разграничивался с привычными каменными сооружениями, отделанными разноцветной глиной. Улочки сужались из-за вынесенных на них эркеров и палисадников, ограждённых виноградной лозой. Если на пути попадались закусочная, то столики с проголодавшими гуляками выходили на тротуары. Вся здешняя теснота по меркам Льва подталкивала к ненужной близости с чаровниками. Он то и дело замечал на себе взоры прохожих, но к облегчению отметил, что основное внимание привлекала его спутница. Мужчины в возрасте не упускали случая приподнять шляпы перед Бабой Ярой, и та одаряла их лучезарным приветствием.
К слову, увлечение чаровников головными уборами приводило в ступор. Котелки, фуражки, напёрстки. Каждый мужчина в достатке укрывал свою шевелюру и непременно подбивал козырёк при виде хорошенькой девушки или же натягивал его на брови, желая уединение в тесноте забегаловки. На мощёных дорогах выделялся блеск сапог щёголей, и им в противовес Лев замечал в толпе босые ноги.
– Мы недалеко от центральных улиц. Ближе к мостам суматоха набирает силу, – сообщила бабушка. – Как бы всем ни приелось слышать, наш город – край-мечта. Сюда устремлены грёзы многих чаровников, и нет дорог, которые не вели бы в Златолужье. Море возможностей и реки, желающих ими воспользоваться. Однако, – Баба Яра сердобольно посмотрела на мальчика, и тот догадался, что предостережение назначалось ему, – он стребует втройне.
Лев оглянулся и не увидел, чтобы эта опасность кого-то волновала на опрятных каменных дорожках. Повсюду его окружали чаровники. Взрослые и юные. В одиночку или целыми семьями. Кое-где в толпе мальчик замечал скачущие устройства наподобие дворника с метлой, и тогда он прижимался к Бабе Яре.
Так, под руку они дошли до трамвайных путей. Над головой гаркнула механическая птица. Лев успел заметить, как двухголовый фонарь, на котором она сидела, затушил в одном шаре изумрудное пламя и взвил рубиновое в другом.
– Железная дорога – лучшее средство для беглого осмотра Златолужья. К тому же нам ехать на окраину города.
Из-за поворота, стуча о шпалы, к ним подкатился паровой тягач. Он тащил за собой два голубых вагона, под завязку забитых народом. Мальчика не прельщало находиться в замкнутом пространстве с чаровниками, однако участь остаться одному на улице казалась неприглядней. Бабе Яре уступила место молоденькая девушка в пышном платье и мимолётом улыбнулась Льву. Тот, заливаясь румянцем, пристроился рядом с попечительницей у заднего окна.
Вагон тронулся и быстро набрал скорость.
Баба Яра достала из сумки два жетона и любезно попросила передать их усатому мужчине в служебном кителе. Тот медным аппаратом на груди проделал по три отверстия в каждом билете.
По правое плечо возник речной канал. И вскоре опасения мальчика оправдались: без всякого предупреждения трамвай завернул к воде. В сером ребристом отражении канала можно было различить, как голубая стрела ускорилась и, точно играя в салки, гналась за бледным солнечным диском. От подобного вида у мальчика закружилась голова, и он обрадовался, когда под рельсами вновь возникла мостовая.
С полудюжины раз поезд останавливался и выпускал чаровников, довольных глотку свежего воздуха, а взамен поглощал новых пассажиров. Баба Яра и Лев же следовали до конечной станции.
Вагон на секунду опустел и тут же заполнился с лихвой, прежде чем отправиться обратно. Баба Яра и Лев некоторое время наблюдали затем, как их недавние спутники рассасываются по обширной площади из жёлтого кирпича.
– Как тебе город, милый? – поинтересовалась старушка.
Мальчик честно признался, что подробно ни к чему не присматривался. Зато умолчал о том, что боялся даже пошевелиться, ожидая подвоха со стороны чужаков.
Мерить площадь шагами они не стали. По словам Бабы Яры, их уже заждались. На пути находилась обветренная статуя мужчины на цельном малахитовом постаменте.
– Узнаешь одного из Старцев-Ткачей?
– Не очень, – смутился Лев.
– И впрямь вид у него получился заумным.
Конструкция здания вокзала из стекла и камня напоминала четвертинку яблока, внутреннее же пространство состояло из просторного зала, похожего на крытый парк. Новоприбывшие после изнуряющей дороги прогуливались посреди зелени редких деревьев, а будущие пассажиры располагались у фонтана и товарных лавок. Среди путников в неведомые земли Лев замечал мужчин в форменной одежде. Строгий фасон кителя и предвзятый взгляд выдавал представителей правопорядка.
С одним из них Льву удалось столкнуться в первый день.
– Он где-то здесь, – сказала Баба Яра, вглядываясь в толпу. – Милый, постой тут, я вмиг его разыщу. Только не уходи.
Куда бы он ушёл? Повсюду шныряли автоматоны на плетёном шаре и кое-где выпрыгивали из толпы уборщики. Не хватало, чтобы он нарвался на них во второй раз.
Мальчик не переставал поражаться миру чаровником. Их общество будто забуксовало в позапрошлом веке и выглядело для него шествием любителей кружевных платьев, тросточек и пышных усов. Тем не менее в ограниченном пространстве они добились едва ли не всех удобств людской цивилизации, а их архитектура изумляла. И это помимо подобных роботам механизмов, работающих на неведомой энергии, к которым Льву нужно спешно привыкать.
У чаровников даже существует железная дорога. Внезапно мысли Льва угодили в тупик. Чуди утверждали, будто мир за Пеленой расколот, и его осколки разбросаны далеко друг от друга. Как же тогда им удалось связать друг с другом куски земель?
Лев задрал голову к лучам солнца, которые просочились за край бледно-серых туч и теперь струились по стеклянным витражам. Он загляделся, сделал лишний шаг и уткнулся в бок долговязому мужчине.
– Простите меня, – скорбно произнёс тот.
– И вы меня, – поспешил извиниться Лев и протёр глаза.
Продолговатое лицо мужчины выделялось серостью, точно сегодняшнее небо въелось в кожу. Он нахмурился и, не дав мальчику опомниться, развернулся к выходу.
– Что-то случилось? – обеспокоилась подошедшая Баба Яра, и к облегчению Льва её кожа оказалась обычного цвета.
– Ничего.
– Коли так, познакомься с Матфеем, подмастерьем Собора Трёх.
Позади неё находился крупный парень. Взлохмаченные волосы, пушистый свитер с длинным воротом и большая обувь – он напоминал пробудившегося от спячки медвежонка и оттого сильно недовольного. Поддерживая чемодан, парень откровенно обошёл Льва любыми проявлениями внимания.
– Привет, меня зовут Лев.
– Я рад, – ответил Матфей голосом, отстающим от тела во взрослении.
Не разъяснив причины радости, он протопал к выходу.
Баба Яра притворно поправила гребень у себя в волосах и ухмыльнулась, словно обращаясь ко Льву: «Я же предупреждала». Они вышли на площадь, и старушка предложила отдохнуть на скамейке у монумента заумного старца. Матфей напрасно возражал.
– Насколько бы мы ни опоздали, путь я и Лев проделали долгий, – отрезала старушка.
Матфей с показным недовольством устроился на собственном чемодане. Баба Яра отнюдь не теряла веселья и добродушия, даже тогда, когда оба её спутника хмурились.
– Полагаю, про события молодой жизни ты поведаешь по приезде домой, – обратилась она к Матфею, который явно не помышлял об этом. – Пока же подкрепимся.
Она достала из сумочки свёрток. В нём оказалась несколько крупных плиток чего-то чёрного.
– Вы без сладкого никуда не выходите, – Матфей излил набивший оскомину факт.
– Никто не знает, когда станет надобно поправить настроение, – Баба Яра раздала каждому по равноценному куску.
Матфей, измолотив зубами, проглотил дольку как горькую пилюлю. Лев же последовал примеру старушки и тщательно пережёвывал. Язык обволокло мягкой сладостью, и нос забил дурманящий аромат. Неужели они и над едой колдуют, заподозрил он.
– Следом за перекусом, спустимся к каналу, – заявила Баба Яра. – У вокзала много занятных лавок с редким товаром, потому часок прошу выделить мне для кое-каких покупок.
– Чувствую «кое-какие покупки» распространяться на полгорода, – сварливо проговорил Матфей. – В моём чемодане я не солому везу.
– Ты же чаровник, крохотка. Чему вас учат в Соборе?
– Я только на третьем году. И чему нас обучают вам лучше меня известно.
Баба Яра щёлкнула пальцами по гребню, который удерживал седую копну волос, и вытащила из сумки тонкую нить. Подвязав ручку чемодана, она передала свободный конец «поводка» сварливцу. Кожаные бока чемодана надулись, и он, словно воздушный шар, переплыл под контроль Матфея. Лев поперхнулся шоколадом.
– Здорово, – покривился привереда. – Вы всегда готовы удивить прохожих.
– Разве удивит кого-нибудь малость пространственных чар и прикладных познаний в воздухоплавании, – обелилась старушка.
– Угу.
В другой раз, когда довелось услышать Матфея, они стояли перед нужной лавкой, расположенной у подножия холма рядом с набережной:
– Ради чего мы тащились в такую даль?
– Только здесь соседушка посоветовала приобретать приправы для осенних солёностей.
– Я внутрь не зайду, – отпихнулся Матфей. – Пропахну до косточек, что хоть запекай в печи.
– Как пожелаете. Мы ещё увидим, с каким усердием ты будешь в Ряженье уплетать мои приготовления. Лев, милый, покарауль нашего ненавистника пряностей.
Из раскрытой двери лавки подуло отголосками душистых долин, которые окончательно выветрили мысли из головы Льва. Между двумя подростками у фасада магазина образовалась пустота, точно так же как противоположные берега теряют связывающий их мост. В неловком молчании каждый разглядывал прохожих во всех подробностях.
Через узкую улочку пролетело прерывистое гудение. Лев выступил из-за угла лавки, чтобы рассмотреть ухоженную набережную. В паркий час между днём и вечером она пустовала. Река в этом месте расширялась, образуя озеро.
Вновь донеслись гудки – это две встречных баржи приветствовали друг друга. На них большими садками люди и автоматоны вылавливали мусор. И только сейчас Лев распознал в тёмном холме на другом берегу громадное нагромождение зданий. Высокие и разномастные, связанные между собой переходами. Вид у многоярусных трущоб был мрачный.
– Сточные воды, – неожиданно заговорил Матфей. – Большая часть Златолужья, о которой стараются не вспоминать. Бывал там?
– Не приходилось.
– Тогда откуда ты?
– Я не имею постоянного дома.
Привереду ответ устроил и Лев посчитал, что ловко нашёл замену хрупкой «издалека».
– Я из Громграда. Про него хоть слыхал? – без надежды спросил Матфей.
– Кажется.
– Там осенью хорошо. Отец работы закончил.
Матфей молча уставился на плывущий в воздухе чемодан на нитке, и трудно было понять, сожалеет ли он о чём-то.
– Тебе нравится учиться в Соборе Трёх? – спросил Лев.
– Разумеется. Многое стерпишь ради подобных возможностей.
Разговор исчерпывал себя, Лев пугался своих скудных знаний.
Компашка молодых чаровников, спускаясь к набережной, в открытую посмеивалась над парящим чемоданом. Матфей же выказывал потрясающее безразличие ко всему окружающему, что нельзя было сказать о его спутнике. Околачиваясь под витринами, Лев испытывал себя точно под пытливым взглядом покупателей, близких к тому, чтобы обнаружить обман.
Он уже надумал зайти в магазин, как вниз по улице пронеслась запряжённая медным автоматоном повозка и напустила запах жжёного масла. Матфей, проследил за ней до того, как она исчезла из виду, и обратился на вершину дороги. Он чего-то ждал.
Вскоре показались всадники. Надменно переваливаясь из стороны в сторону, они вырастали в поле зрения. Когда удалось рассмотреть под ними животных, у Льва выступила холодная испарина на спине. С холма спускались гигантские кошки, нёсшие на себе воинов в глухих шлемах.
Прохожие, кто не успел укрыться за прилавками магазинов, инстинктивно замерли. За полсотни метров от себя мальчик слышал, как горячий воздух, клокоча, выходит из кошачьих лёгких, будто бы все прочие звуки испуганно сжались.
– Выпендрежники, – процедил Матфей.
Упрямство и страх боролись в привереде, оттого Лев сильнее вжался в дверь магазина. Скрипнули петли, и он опрокинулся за порог.
– Живо внутрь, – скомандовала Баба Яра. – Матфей, не стой столбом или же решил сразить их взглядом!
Подстёгнутый приказом парень с вызовом посмотрел на старушку, но покорился. Баба Яра рассердилась до неузнаваемости, и к облегчению ребят причиной тому не были они.
Внутри лавка пропиталась продаваемым товаром настолько, что першило в носу, а обстановкой она походила на кладовку с развешанными вениками трав и кульками специй. В углу у кассового аппарата автоматон вяло отщипывал с латунных весов у себя на груди излишки сушёных корней.
– Прибыль на неделю отпугнут. Наш район благопристойный, жуликов мы извели.
У витрины толпились несколько покупателей и усатый продавец, которому принадлежала недовольная речь. – Разве можно сплошь всех считать преступниками?
Низенькая женщина то ли пискнула, то ли чихнула. Она что-то пыталась выгрести из своей сумки.
– Кажется, я дома забыла грамоту гражданина, – прошептала она продавцу, однако в безмолвном напряжении, её страх слышали все.
– Не бойтесь, я поручусь за вас, как за постоянную покупательницу, – выпрямился хозяин лавки и для пущей солидности пригладил усы.
Льва пробрал холод. Он оглянулся на Бабу Яру, та у кассы, собирала в пакет купленные пряности. Заметив его озабоченность, она произнесла:
– Эти вряд ли опустятся до бумажной проверки. Причина их появления куда расчётливее. Примерно, как жевать чеснок осенью, дабы не словить насморк.
Матфей глумливо скривил лицо и, потянув за собой чемодан, примкнул к наблюдателям.
– Идут, – выдохнул кто-то.
Под окнами лавки прошествовала пара кошачьих наездников. Бурую шерсть на упругих телах трепал ветерок. Один из всадников обернулся на магазин пряностей, исследуя лица прячущихся за стеклом чаровников. Лев, к удивлению, заметил на его кольчуге овальное зеркало в грубой оправе.
– Кто эти животные? – спросил он минутой позже, пока их проводница расплачивалась у кассы.
– Ну, ты и темень, – ответил Матфей.– Грозные кошки – снежные барсы. Не правда ли, от одного их вида желудок вскипает. Однако по жестокости они уступают своим хозяевам.
– Почему?
– Разве тебе понравится, когда твой разум попадёт к ним в руки? Видал их украшение на шее? Говорят, если зеркало опричника не отражает свет, значит, в нём заточен тот, кого они сочли за опасного преступника или лазутчика из-за Пелены. Надеюсь, ты не из их числа.
Только теперь мальчик трезво осознал, какие опасности скрываются за неизвестностью мира чаровников.
Покупатели продолжали боязливо перешёптываться, когда Баба Яра и ребята вышли из магазина. Она уложилась в отведённое ей для покупок время, итогом которого послужили три полных сетки, две из них по настоянию Льва перекочевали ему в руки. Неся увесистую кладь, он вспомнил старого филина и их путешествие через подземный коридор. Мальчик не прочь свести пугача с Матфеем, всю дорогу выказывающий недовольство.
Кто бы первый свихнулся от обоюдного брюзжания?
Обратный путь прошли без происшествий, и поезд благополучно доставил всех троих до знакомой остановки. Проповедник, как и предполагал Лев, блаженно не мурлыкал при их возвращении и, завидев второго постояльца, живо удалился.
– Сдаётся мне, он не забыл прошлое лето, – объяснил Матфей.
– Скорей всего зимние каникулы свежи в памяти. Когда ты хотел зельем вывести ему пятно на голове.
– То зелье, которое готовил по вашим наставлениям?
– Полагала, что варил ты средство против седины.
Баба Яра улыбнулась, и Матфей чуть не ответил ей тем же. Лев окончательно убедился, что хозяйку дома и её постояльца, определённо, связывают тёплые отношения. Даже если кто-нибудь из двоих старательно избегает выражать их, узы между ними ощущаются как материальные.
– Умойтесь и переоденьтесь, мальчишки. В шесть жду к столу. Как же всё-таки утомляет суматоха. Наш оплот покоя точно создан ей в противовес, – с блаженством хозяйка обулась в тапочки.
– Также веселью и долгому сну, – подлил желчи сварливец.
Лев направился на второй этаж. Голова – чугунок, набитый кашей, слабо переваривала увиденные чудеса. Грань миров стёрлась. Живое красочное общество людей с удивительными способностями создало собственный мир где-то за ширмой, невидимой для глаза. Они возвели потрясающий город, начиненный невероятной технологией.
Засев у себя в комнате, Лев услышал в коридоре голос Матфея.
– Между прочим, чемодан в таком состоянии ненадежен для хранения вещей!
Раскат пронёсся по коридору – чемодан обрушился всей своей возвращённой тяжестью.
– Ну, спасибо!
– Пустяки, крохотка!
Лев улыбнулся, но стоило в доме воцариться тишине, как к нему возвратились прежние тяжёлые чувства, будто поджидавшие его в комнате.
Вечером, когда солнце, так и не показавшись за день, легло на западе и заморосил дождь, в доме разожгли камин. Баба Яра пришла в комнату Льва и сообщила, что ей будет приятно, если он присоединится к беседе. Мальчик же, сославшись на самочувствие, хотел побыть в стороне от любых проявлений чего-то необычного. Однако вскоре после ухода хозяйки из-под пола послышалась музыка.
Манимый печальной мелодией, мальчик выбрался на первый этаж. Лампы не зажгли, и на обширную комнату едва хватало каминного огня. Жильцы дома, те же мотыльки, тянулись к свету. Даже Проповедник, забравшись на спинку кресла хозяйки, не побрезгал обществом Матфея, который после ужина вёл себя снисходительней.
Появление Льва оборвало музыку. Загадочный инструмент Баба Яра завернула в ткань и положила на полку камина.
– Присаживайся, милый, тут будет теплее, – начала Баба Яра, её голос не нёс ничего тяжёлого: грустного и не в меру оживлённого. – Много лет я провожу последний час перед сном в вольной беседе, даже если собеседниками мне приходятся лишь кошки. Каждый день достоин собственной эпитафии. Ведь когда закрываешь глаза на любимой подушке, ты отщипываешь кусочек от своей жизни. Столь мрачное знание вам, молодым, необходимо запомнить. Заполняйте каждый день чувствами и новым опытом. Примите советы проржавевшей рухляди.
Чем сильнее прислушивался Лев к словам Бабы Яры, тем скорее слабело напряжение. В жарком мерцании мерещились шнырявшие под мебелью кошачьи хвосты. Матфей совсем обмяк в кресле.
– Слова нуждаются в определённом месте, – сказала хозяйка, заметив эффект, оказанный её речью.
– И времени, – продолжил Матфей. – У меня же для них не осталось сил, бабушка.
Старушка улыбнулась и сняла с полки камина продолговатый свёрток.
– В таком случае давайте музицировать, – одобрила она. – Звуки, несущие чувства, легче воспринимаются нами, чем слова из рукописей.
В ткани прятались несколько деревянных дудок. Выбор Бабы Яры пал на свирель, похожую на пастушью, простую в изготовлении и нехитрую в использование. Музыка же, изливающаяся из неё, отозвалась внутри радужными ощущениями.
Поначалу Баба Яра приноравливалась к инструменту, и в мелодии рвались швы, связывавшие её как одно целое. Однако скоро подростки перестали различать моменты, когда старушка набирала в грудь воздух, затем чтобы превратить его в разное настроение.
Первая мелодия походила на летнее утро, свежая как умытая росой трава. После неё зазвучал мотив развесёлой пирушки, где не было места ни хмельной дерзости, ни ругательствам и показным разговорам. В следующий раз воображение Льва перенесло его в родной Петербург. Он вспомнил потерянную жизнь в красном доме, а когда очнулся, мелодия повела по песку, и вокруг вольно гулял ветер.
Благие струйки музыки разорвались, когда в дверь дома настойчиво заколотили. Реальность накатила темнотой на улице и кропившим дождём.
Все уставились в дальний угол от камина, где находилась прихожая. В дверь от души долбили, пытаясь перебить игравшую доселе музыку. Баба Яра замерла со свирелью у груди, она безуспешно вспоминала тех, кто мог посетить её в столь поздний час. Только когда перебрала всевозможные варианты, старушка направилась к двери. Лев и Матфей проследили за ней, оба ощущая себя беспардонно разбуженными от сладостного сна.
– Кого же ночь принесла?! – потребовала Баба Яра.
Барабанная дробь прекратилась, и сипловатый голос ответил:
– Помилуй, госпожа! Прими к своему порогу Герберта.
Хозяйка сошла на милость; переносная лампа, висевшая в прихожей, вспыхнула сама собой.
– Герберт?! Что же ты тарабанишь, как бес баловной.
Когда дверь отворилась, на пороге обозначилась фигура худого мужчины. Такого высокого, что шляпа на нём не пролазила в дверной проём.
– Фонарщик, – узнал его Матфей.
Мужчина сутулился и скромно оглядывал прихожую. Заметив ребят, он осмелел.
– Так заходи, раз надумал стучаться, – подстрекала его Баба Яра.
Фонарщик обернулся назад и махнул кому-то рукой.
– Шёл, значит, к вам на улицу, и гляжу, мальчуган по шпалам идёт. Говорит, учиться приехал и ваш адрес знает. Как быть, госпожа? Примите его или же что прикажете с ним делать?
– Что, что делать! Конечно, веди сюда! Нет разницы ученик он или нет.
Герберт отстранился, и под его рукой возник мальчик с рюкзаком на плечах. Баба Яра с причитанием чуть ли не насильно вволокла его в прихожую. Черноволосый курчавый парень поглядывал на фонарщика, как будто спрашивая его дозволения.
– Тот адрес, что ты мне дал. Дошёл всё-таки, – подбодрил его Герберт и передал хозяйке скомканный конверт.
Баба Яра, не заглянув в него, спрятала в передник и помогла разуться мальчику.
– Есть ли ещё какие-нибудь вещи?
– Нет. Один рюкзак, и тот повис без груза, – ответил Герберт.
– Ты приехал раньше, чем я думала. Как же в ночь не побоялся ходить по улицам?
– Простите меня, сударыня. Если пожелаете, я приду завтра, – сказал парень и Лев поверил в его намерение.
– Куда же ты пойдёшь сейчас! – встрепенулась Баба Яра. – Неужто под чьей-нибудь дверью вздумал ночевать.
Она сняла с мальчишки вымокшие рюкзак и куртку, с которыми тот не хотел расставаться. В дверях продолжал стоять Герберт, ночной воздух добрался до камина и теребил пламя.
– Вот и славно. Передаю его вам, госпожа, так мне накладно не будет. Темень какая сегодня. Фонари зажгу, да домой буду пробираться, – Герберт, пригнувшись, достал рукой до плеча черноволосого мальчика. – Бывай, гуляка.
Поблагодарив долговязого фонарщика, хозяйка защёлкнула затворы на двери.
– Подозреваю, тебя зовут Вий, – уточнила старушка. – Замёрз? Проходи к камину и познакомься с ребятами.
– Матфей, – первым откликнулся сварливец.
Лев в знак приветствия поднял ладонь, а сам тем временем подумал, что, если новобранцы Собора будут регулярно пребывать, тогда дом придётся покинуть. Он полагал, что сверстники куда легче вытянут из него правду, и на снисхождения в таком полоумном возрасте полагаться не приходится.
– Вий Гончар, – представился мальчик.
Он прятал глаза и, словно стягивая на лоб, приглаживал кудри. Старушка, заметив его движения, придержала ему руку и приподняла чёлку. Лев успел различить на коже мальчика тёмную ссадину. Баба Яра охнула, её ладони машинально заскользили по плечам Вия, ища другие раны.
– Кто… – она осеклась. – Ребята на сегодня хватит, ступайте по кроватям.
Матфей попытался что-то высказать, однако, под твёрдым взглядом старушки, предпочёл подавиться недовольством.
– Как ты думаешь, кто его так? – осмелился спросить Лев, когда он и Матфей поднимались по лестнице.
– Откуда мне знать. Вероятно, потому он приехал раньше срока. Получив приглашение от Собора, в низах редко кто задерживается. Грамота с печатью трёхголовой башни, как средство против многих бед. Ладно, спи. Завтра будет видно, кто кем является.
Матфей зашёл к себе в комнату, и Лев, ощущая противоположную опустошению чистоту в мыслях и теле, вышел на балкон. В тот самый момент высокий мужчина с цилиндром на голове, воспламенил раздвижным посохом последний на улице фонарь.
– Надеюсь, что не будет, – закончил мальчик.