БоЖенька
Коллекционер уродов
Стены имения не спали. Гала чувствовала, что за ними наблюдают. Но никто не смел показываться. Знали, иначе их самих накажут.
Валя схватил первый попавшийся хлыст. Не медлил, не раздумывал. Замахнулся. И рассек воздух. Шумно и гулко ударил Галку в спину.
Она по змеиному извернулась. Саднило будь здоров. Полоска раны припекала и жгла, как от огня.
И пока Валя пьяно пытался на ногах удержаться, Галка чуть развернулась, попыталась встать, и прямо по руками, по груди прошелся второй удар. Она закричала. Завопила. Больно было невыносимо. И страшно.
Гала видела как Валя замахнулся в третий раз, но его окликнули. Коротко, громко и четко.
Лада Идавна.
Она стояла на балконе второго этажа, и глядела на сына хмуро.
– Мрак тебя подери, не мог найти другого времени? У нас гости!
Валя заулыбался, развел руками. Каждое движение неловкое показывало, как же сильно он налакался. Подошел к Галке, путаясь в собственных ногах, и сдернул с нее платок окончательно.
Ухватился за ткань накидки, и потянул с усилием в разные стороны. И прямо по рассеченной хлыстом линии разошлась вся одежда. Он раздел Галу. Без стыда, без зазрения совести.
И осталась девушка без единой возможности укрыться, спрятаться. Она была полностью голой. С долговязыми еще несформировавшимися юношескими руками и ногами, с чуть оформленной линией талии, с девичьей грудью и огромным пушистым хвостом.
Лада глядела на нее обнаженную. И было в ее лице то ли скука, то ли разочарование. Она дала отмашку:
– Избавьтесь от нее, люди не должны узнать, что ночью неспокойно было.
И как по команде из конюшен служанки беспокойные показались. Подхватили Галу за подмышки и поволокли. Девушка только и успела ухватить красную тряпку. Даже на Валю не взглянула. А он как стоял, моргая медленно, так и остался стоять.
Тащили долго. Волочили по земле, сдирали кожу, оставляя ссадины. Вывели за пределы имения. К полям с высокой некошеной травой. И медлили. Должны были убить. Но тянули.
Галка не стала испытывать судьбу. Дала деру, ускользнула от них, постаралась затеряться в траве. Бежала и бежала. Пятки ныли. Ноги неловко путались, оступались на острых камнях. Но Галка не обращала внимания, неслась, не сбавляла ходу. Боялась даже оглянуться.
Внутри било набатом сердце, мешало вздохнуть.
Это была как охота. Но теперь на нее. И не остановиться – иначе смерть.
Она замедлилась, только когда сил больше не было. В глазах темнело и кружилось. Упала.
Дышала тяжело.
Грудь поднималась и опускалась. Горло горело. Легкие крутило. Испарина по всему телу выступала.
И кровь, почти запекшаяся, еще пачкала все вокруг.
Галка скосила взгляд на собственные руки.
Дура.
Полнейшая бестолковая дура.
Она от испуга так и не выпустила из сжатых ладоней тряпку накидки. Неслась по полю, и как знамя красное за собой тащила ткань.
Дура.
Но за ней будто и не гнался никто.
Никто не пришел.
Галка перевалилась на спину поглядела на темное небо.
Никто и не придет.
Провалялась еще немного.
Тело постепенно давало о себе знать. Все ссадины, царапины, шлепки, удары новой силой отдавались.
Мучительно. Нестерпимо. Больно.
И жалко себя было.
Гала позволила себе поплакать. Только чуть-чуть. И тихонечко, чтобы не услышал никто.
Давала слезам катиться по щекам. Рыдала от души. Сжимала руки до боли.
Чувствовала, как тонет, и не знает как выбраться. Как когда-то в пруду чувствовала свое беспомощное отчаяние. Тогда она одно запомнила: в полнейшей темноте нужно просто идти к свету.
И встала. Кряхтя и с надрывом выпрямилась.
Плакать не переставала. Шмыгала носом, ревела, но поднялась. Огляделась.
Из-за полей, в низине, у реки виднелись далекие огни деревушки.
Гала накинула плащ, укрылась от холода и стала шаркать в сторону поселения. Хныкала, да. Сопли утирала. И шла.
Очень хотелось где-нибудь просто укрыться, свернуться калачиком и полежать. Будь здесь конюшня, спряталась бы там. Хотя Влад говорил идти к нему, если случилась беда.
Придешь к нему теперь, как же.
А он тебя чик, и в жертву Богине какой.
Как скоро он узнает, что Галки нет в имении? И станет ли ее вообще искать?
А ей что делать? Пытаться самой его найти?
Или домой добираться?
У деревни как раз река, если вдоль нее идти, рано ли, поздно, выйдешь к поместью Златова. Только в какую сторону идти? Если вниз по течению, то вообще сказка. Плот можно соорудить и поплыть.
Галка думала об этом и сама не верила, что станет заниматься такой глупостью.
А что теперь, ждать и надеяться, что хозяин ее найдет, что вообще будет искать?
Пока главное – добраться до деревни, а то поля эти Галку пугали. Пустынные, жуткие, темные. С неухоженными, взъерошенными, когтистыми ветками. С жухлой, помятой, непричесанной травой. С беспорядоком. Того и гляди из теней Мрак лапы призрачные вытянет и схватит Галку. Утянет, измучает.
Так непроглядно было, так темно, что и Мрак сам не показывался, за тучами темными отсиживался. Боялся полей Яровой. Трус.
Хорошо, что его нет. Гала не чувствует, как ее разум туманится. Не проклял ее еще глупый шарик с неба. И то хорошо.
Стоило боятся людей. Они собак охотничьих могли спустить. А если служанки ищут? А если в деревни жители ее невзлюбят, захотят покалечить?
Ну, вот если захотят, тогда и будет Галка что-то решать.
Она ведь и раньше на улице жила. И ничего.
И замечательно было.
Никаких дел, обязанностей, работы. Не думаешь ни об урожае, ни о службе, ни об учебе. Благодать.
И если уж выбирать: быть принесенной в жертву, но с семьей или быть свободной, счастливой, беззаботной, но одной… Гала бы не знала, что выбрала.
Смольное небо серело медленно. Близилось раннее утро. Гала надеялась еще до рассвета до людей дойти. Может в тиши удалось бы одежды своровать иль куска хлеба.
Но собственное тело подвело. Чуть пониже живота скрутило отчаянно. Пронизывало тупой, крутящей болью. Галка хоть и пыталась игнорировать по-началу дискомфорт, не смогла пересилить. Свалилась на землю. Прямо носом уткнулась в землю холодную и пахнущую гнилью. Взвыла.
Тянуло живот нешуточно. Только и оставалось, что лежать и страдать. Гала сжалась вся, старалась стерпеть. И думала: "Неужели я здесь и умру? Как глупо".
После получаса уже попросту мечтала, чтобы все кончилось. "Да хоть помру, только остановилась бы пытка".
И так измотала девушку боль, что она сама не заметила, как уснула. Беспокойно. Рвано. То просыпалась и как в бреду проваливалась в сон обратно. Только Жара разбудила окончательно. Палящими лучами в глаза била, слепила.
Гала встала и поплелась в деревню. Не заметила ни пятно на красном плаще, ни подтеках на внутренней стороне бедер. Больше крови, меньше – считать ее что ли?
Мимо пары одиноких изб прошла. Случайные жители на нее косо глядели, но молчали.
Дошла до главной улицы, где ярмарка как пир тянула к себе. Вот тебе и куклы самодельные кто-то продает. Вот тебе мед, ягоды, мясо. Овощи, травы.
И как подобает речной деревне – рыба. Много рыбы. Вонючей, лупоглазой. Побольше и совсем малютки. Жирные, мясистые и тощие худышки. Рыба. Рыба-рыба-рыба.
Галка как и любой ребенок вообще-то рыбу не любила. Но проголодаться успела. А запах еды манил. И была лавка с совсем худосочной воблой. И торговала стояла девочка. Даже для своего возраста маленькая. Для своей одежды крохотная. Смешно и нелепо смотрелась в своей косынке громоздкой и рубахой не по плечу. И выражение лица – смурное и серьезное не по годам.
Галка решила всего одну рыбешку утащить, пока торговка занята будет. Да, красть неправильно. Но Гала немного возьмет и на весь день растянет.
Вот подобралась тихо. Встала незаметно рядом. Мало ли какие оборванцы по ярмарке шастают. Только стала тянуть за хвост лакомство свое, как за шкирку ее схватили.
– Нехорошо, – осуждающе пробасил мужчина. Огромный как медведь, косматый. Вместо лица – борода и брови. И также хмурится, что никаких сомнений, мужчина – папа торговки.
– Мне очень жаль, – запричитала Гала, – давайте заработаю, я многое умею.
Но мужчина оглядел ее с состраданием. Заметил и уши, и раны, и грязь на плаще. Спросил сочувствующе:
– Из храма сбежала? – и кивнул головой куда-то. Видно вдали на возвышении стоял храм Жары.
– Нет, – честно отозвалась Гала.
– Я тебя раньше не видал. Откуда же ты тогда?
Галка не торопилась о себе говорить. Мало ли. Но он и сам догадался.
– От Яровой удрала? У нее сейчас там праздник какой, гости. Вишь, дуже и до нас дошло. Весь хороший улов в имение идет, а нам на торги мелочь остается.
Скуксился медведь, опустил Галу и поглядел печально на прилавок.
Дочка его важно закивала.
– Кушать хочешь?
– Да. Я могу перетаскать или помыть что-нибудь. Могу дров наколоть. Зима же скоро.
Они хором рассмеялись. Оно и понятно, холодов уже давно не бывает.
– Я читать и считать умею.
Тут уже девочка заинтересовалась. Подозвала папу, заставила согнуться в три погибели и зашуршала тому тихонечко на ушко.
– Ладно. Ешь, – вручил Галке рыбину. – Пойдем для начала к реке. А то покупателей распугиваешь. Умоешься, да поможешь улов утренний из сеток повытаскивать.
Гала радостно кивнула.
Несмотря на позднюю осень, вода даже не думала леденеть. Галка смыла поверхностные следы пыли, грязи, крови и пота. Оделась в рубаху, оставленную мужиком, подвязала ремешком плетеным и стала помогать.
Окуни в одну бочку. Караси в другую. Водоросли и мусор в сторону.
Работа несложная и быстрая.
Уже к полудню мужик не знал, чем еще занять Галку, и привел в избу.
Дверь широкая и низкая. Чтобы зайти, нужно низенько поклониться. Зато вот внутри пространства было много. А от скудности убранства, казалась изба еще больше. И самое странное, показалось Галке, что построен дом был будто вокруг печи. Стояла дура в самом центре, громоздкая и бестолковая.
Мужик вручил метелку, тряпку и наказал прибираться. А сам принялся за готовку.
– А дорого лодку купить?
– Дорого.
– А если же я у Вас поработаю с месяц, смогу лодку купить?
– На кой ляд она тебе?
– На юге поместье Златова знаете?
– Нет. Это что же за поместье, где мужчина госпожа?
– Влад его зовут. Он мой хозяин.
– Это он уродов собирает? – мужик не отвлекаясь от теста, цокнул неодобрительно, – хорошо, что сбежала. Больше он не владелец тебе.
– Я вернуться хочу. Вот и думаю, как добраться.
– Дело твое. Только лодка не по карману. Если ты про своего коллекционера уродов говоришь, то до него на лошади дешевле будет.
– Пойдет. Держаться в седле умею.
Замолчали. Каждый своим делом занят. Только Галка, беспокойная душа, не смогла смолчать, чуть возмущенно спросила:
– А что плохого в моем господине?
– От таких бежать надо.
– Почему же?
В избу вошла торговка-дочка. Деловая, серьезная. С мешочком монет.
Затихли.
– Как зовут, – девочка села за стол на скамейку, вывалила выручку и давай раскладывать.
– Гала.
– Нет такого имени.
Вот те раз. Ну, как скажешь.
– Можешь звать Галина.
Девочка кивнула одобрительно.
– Я Федора. Папа Василиса.
– Василий, – поправил папа, – Федя и Вася нас соседи зовут.
– Никто нас так не зовет, – буркнула девочка и стала заново считать, видно, сбилась. – Считать умеешь?
Галка кивнула.
– Покажи, что можешь.
И девушка села рядом, стала отделять. Каждым пальцем прижимала по монете и отводила пятаками.
– Пятнадцать и четыре. Это девятнадцать. Плюс два серебряника.
Федя опять по одной пересчитала.
– Правильно, – отозвалась она важно. И нос задрала.
Галка только посмеяться могла с малышки. Такое дитя очаровательное. Теперь понятно, почему Ева хотела ребенка. И не удержалась Гала, ласково погладила Федю по косынке.
Та вскочила возмущенно, прижала руки к голове, посмотрела грозно.
– Да пусто тебе, – отозвался дядя Вася. Посыпал мукой обильно досочку и в печку поставил. Закрыл заслонкой полукруглой.
В центре печи было два отверстия, которые вместе целый круг составляли. Снизу – жаровня с тлеющими углями, сверху для выпекания отсек. А снаружи по периметру угольком черным лучи Жары были нарисованы. Явно детской рукой.
– Она же сама урод, все понимает, – Вася отряхнул руки и сел устало. Дочка к папе на руки юркнула. – Спрашиваешь, почему я Златова невзлюбил? По деревни давно слухи недобрые ходят, – стянул с головы дочери косынку, погладил по голове ласково, отечески, – вот он и пришел ко мне с предложением гнусным. Выкупить мою доченьку.
Под платочком у нее серые, в цвет волос, круглые ушки показались. Лысенькие совсем, лопоухие. Девочка недовольно подбородок вскинула. Взметнула из-под полов рубашки узеньким хлыстом своего хвоста.
– Мышка? Мужик, ты с мышкой…
– Типун тебе на язык, – рассмеялся Вася в свою бороду. – Мама Феди человек. И притом очень хороший. Раньше сама торговала.
– А где она?
– Уехала. Испугалась, что люди подумают. Я ее понимаю.
– Просто сбежала? И все? Бросила и мужа, и дочку?
– Ну, бросила, – Вася отмахнулся, – ей же сложнее. Не все такие, как госпожа Яровая. Она, конечно, человечище. Одна воспитывала, причем двух мальчишек. Это, конечно, да. А я же отец, как никак. Тем более, у меня такая замечательная дочка. Мне с малышкой повезло, – и дяденька нежно поцеловал дочку в макушку.
Галка глядела удивленно, молчала.
– И с делами справляется и счету учится.
– А чего Вы сами не торгуете?
– У мужчин ум не заточен, – Федя назидательно подняла пальчик вверх, – так уж повелось: мальчики сильные, а женщины умные. Так Жара распорядилась.
И отвлеклись оба на еду. Стали обсуждать ужин.
Гала лишний раз удивлялась как у людей семьи построены. Задумалась, потупила взгляд.
Весь день ее мучило чувство, что ляжки прели и мокли. А сейчас глянув вниз, увидела как краснеет на рубахе пятнышко небольшое. Поднялась резко, обернулась. А на лавке разводы от крови.
– Что такое, – удивился Вася.
Гала схватила свой красный плащ, поспешила укутаться.
– Раз собралась, – Федя была деловитой, только речь ее была еще больно юной и картавой. Но это не мешало ей уверенно отдавать приказы, – сходи за молоком. Возьми со стола медяк. Но смотри, только один, я пересчитаю.
Стоило Галке кивнуть, и попятиться к выходу, как дяденька остановил, предупредил:
– Только остерегайся старухи.
– Какой?
Вася почесал бровь, задумчиво. Не знал как объяснить попонятнее.
– Ты поймешь, если встретишь.
Ярмарка к вечеру опустела, почти все разобрали, разбрелись. Молочница скучающе собиралась. Проверяла в горшках то ли еще сметану, то ли уже творог.
Галка хотела по-быстренькому расплатиться и сходить подмыться, застирать пятно.
– Молока на медяк.
– А ты кто такая? Откуда?
– У рыбака прислуживаю.
– У которого? Это у Федоры с папой? Эвоно как. Откуда у них деньги-то на прислугу?
Галка хотела было что-нибудь солгать, но резкий крик испугал всех на улице.
– Уродка!
Весело хохотала, кривилась от смеха старуха. Вся в тряпках темных, укрытая с головой. Прятала в одеждах свое изуродованное обожженное тело. Только скрюченную руку подняла и пальцем своим длинным на Галку показывала.
Девушка испугалась, заозиралась, искала, куда бы спрятать, да поскорее.
К удивлению Галы, на них почти никто не смотрел. И даже если впору было разразиться на небе грому, атмосфера была спокойная и по прежнему ленивая.
– Кончай чепуху молоть, старая, – прикрикнула незло молочница. И обратилась успокаивающе к Гале, – ты внимания не обращай…
Старуха заторопилась к ним. Заковыляла негнущимися ногами, подобрала руками полы одежд, высунула язык от усердия. Галка даже молока не захотела ждать, дала было деру, но…
– Ты поможешь жар остановить. Уродов приведешь! А их в жертву надо! – старуха кровожадно и весело улыбалась, – дочь Жары и сын Мрака, не познавшие жизни, сольются вместе в пламени!
Гала ничего не понимала. Оглянулась на молочницу, а та скучающе ждала, когда девушка крынку заберет.
– И восстановят они священный озоновый слой!
Точно сумасшедшая.
За спиной послышался привычный скрип. Это были начищенные ботфорты служанок Яровой. Они в своих мундирах, озабоченные и нахмуренные, будто выискивали кого. И Гала понимала – ее.
И не угадаешь, по просьбе ли Лады искали, чтобы убить, али же Влад послал спасти.
Гала не стала проверять. Что было сил дернулась сбежать. Да бабка своей когтистой рукой схватила.
И словно жар из тела стал выходить, Гала чувствовала как постепенно слабеет и падает. В сон проваливается. И в сне этом старуха передала ей видение.
Маленькая девочка. Совсем еще кроха входит в пещеру. И знает Галка, что девочка эта не она, а старуха эта.
И видит перед собой статую золотую. Величественную, гордую. Женщина фигуристая, крылатая грозно смотрит на нее. Того и глядишь оживет и отругает.
И по бокам от статуи два прохода. В темном холодом веет, смертью, а из второго теплом несет. И на стенах пещеры огоньки от второй комнаты сверкают.
И знала Гала, что идти нужно к свету. Ибо в темноте забвение.
Откуда в ней это знание?
Неведомо.
Но понимала, она здесь, чтобы у алтаря Богини свет зажечь. А для того огонь нужен.
И вошла она в коридор со свечами.
Никакую из них не удалось подобрать. Как бы Галка не выковыривала. И с ужасом осознала она – себя надо поджечь и пламя до статуи донести. Да, страшная ноша. Боги жестоки.
Но справедливы.
И маленькой девочкой она протянула руки к огню. И совсем не горячий он был, не болючий. Священный же. Но стоило девочке испугаться всполохов, не удержать буйства огня, как поглотил ее жар. И всю ее обожгло в миг.
И вышла из пещеры старуха.
Галка очнулась внезапно. Перед ней была веселая бабка, а позади служба Яровой. И словно и мгновения не прошло.
Что было мочи, девушка рванула из деревни. Побежала в единственную ведомою ей сторону – в храм.
А молочница удрученно опустила руки.
– Да чтоб провалилась ты, старая, мне теперь самой что ли нести молоко Федоре?
Взобраться на возвышение храма было утомительно, но не сложно. Крепость была круглой, из красного камня. А внутри сновали жрицы в алых рясах своих.
Самая нерасторопная тучная тетка поприветствовала Галу, продемонстрировала руки, а на них круги нарисованы.
Галка из вежливости показала ладони тоже. А жрица ужаснулась полосам от удара плети. И стоило подойти ближе, как ее сразил еще и запах. Рыбный дух.
– На лечение пришла в храм?
– Лечение?Да! На мне проклятие Мрака.
Жрица отмахнулась, провела Галку в маленькую светлую комнатку, пряно и терпко пахнущую травами целебными.
– Рассказывай, – потребовала жрица, пока готовила небольшую тахту для пациентки.
– Я ночью на улице была.
– Так, – удивленно обернулась на девушку целительница.
– И теперь у меня кровь идет.
– Уже ведешь календарь? Как долго идет кровь? Бывают задержки?
Галка заложила ушки. Они были скрыты накидкой, потому незаметны оставались для жрицы. Но Галка понимала, вот сейчас ее уложат на кушетку, осмотрят. И точно заметят хвост.
– Чего?
– Как долго у тебя идут мрачные дни? Цикл прерывался?
– Это первый…
– Первый день круга? Или первая кровь? Взрослая вроде уже, вон какая лошадь вымахала.
Галка насупилась.
– Ничего не лошадь.
– Сколько тебе лет?
– Не знаю.
– Ясно.
Жрица устало выдохнула.
– Внизу печет, чешется? Раз рыбой пахнет, значит…
– Так я у рыбака подрабатывала!
– А до этого?
– Не было. Ни запаха. Ни зуда, – Галка оскорбленно отвернулась.
– Значит не болеешь ты нисколько. Только время мое отнимаешь.
– А кровь?
– А мрачные дни у всех женщин появляются, когда они взрослеют. Это бремя, которое на нас наложил в свое время Бог тьмы. Тебе что же родители никогда историю не рассказывали? Ничего о мироустройстве не знаешь?
– Как же. У меня учительница есть, тоже жрица. Она мне по ушам ездит и не с такими рассказами.
Жрица деланно заохала, да стала выгонять Галку, на ходу вручая мха да отрез ветоши.
– Ой, точно. Я же наукам обучена. Может к вам в храм на службу поступлю? И читать, писать умею, и считать. Работать могу. Мне бы на лошадь скопить и я уеду.
– Да?
И Гале действительно позволили остаться.
Выделили даже не комнату – чулан. Одна кровать и круг Жары над ней, чтобы было на что молиться.
Пока в дела посвятили, пока новую накидку выдали, уже спать было пора. Гала легла, закрыла глаза. Но сон не шел.
Не лечь ни на пузо, ни на спину. Раны болят. А на руках и того медленнее заживают полосы. Жрица ей, конечно, дала мазь, чтобы на раны наносить. Но до того воняла густая смесь, что и открывать лишний раз не хотелось. И так заживет как на собаке.
Галка чувствовала как свербит где-то посередине позвоночника. Стоило сомкнуть веки, как вновь и вновь перед глазами воспоминание о собаке затоптанной.
Галка даже клички не знала этого пса. Ничем он не отличался от других. И обошлись с ним, будто неважен он был вовсе. Один из десятка. Выполняет хорошо свою работу – позволено оставаться рядом. Нет? Тогда удар в спину.
Если ты бесполезен, от тебя избавятся.
А ведь Галка так долго боялась, что Влад ее прогонит, если у них с Евой дитя появится.
Вскочила с постели.
– А у Евы уже два месяца как кровь не шла. Вот она о чем тогда говорила.
Ну, и что? Легла обратно. Надо бы уснуть. Завтра работа как никак.
Но мысли роились в голове озлобленными пчелами.
Так Влад ее не для семьи взял. А для жертвоприношения. Чтобы великий жар унять.
Рада Адовна как-то говорила, что уроды чаще рождаются, когда жар печет усерднее. Хорошо было бы остановить потепление. Может тогда бы Федору мама не бросила.
И ее Галку может тоже…
А Вася жаловался, что с каждой весной уровень рек все выше поднимается из-за жара. И скоро сотни деревень затопит.
И урожай скуднеет.
Сколько людей страдает.
Может и прав Влад, что ищет способы остановить этот ужас.
Галка снова вспомнила старуху.
Та что-то знала.
Явно.
Дурости. Нелепица.
Галка укрылась с головой. До цветастых пятен зажмурилась.
Нужно уснуть.
Как бы ни так. Где-то за стенкой послышались всхлипы. Крики, скулеж.
А что поделать, это храм, здесь принимали обездоленных, нищих, сиротливых, больных.
Галку же приняли. И вот эту крикунью страдающую взяли. Только Гала-то умела в письмо. А эта умела только верещать.
Вопила с силой, с толком, с расстановкой.
Битый час.
В один момент будто разнообразия решила внести, в некий ритм то закричит, то умолкнет. Иногда были проблески тишины, так что готов поверить – прекратилось. Ан нет. Она обратно кричит.
Соседи…
Галка хотела уже прийти со своей подушкой, облегчить страдания этой женщины.
Как вдруг самый оглушающий, самый сильный, громкий рев. Так что птицы в лесу разлетаются суетливо. И штиль. Полнейшая глухота.
Галка приподнялась на постели, прислушалась.
Сердце пропустило удар.
И послышался детский плач.
Вот оно что.
Вот что это было.
Роды…
Галка не смогла сдержать любопытства. Подскочила, путаясь в одеяле, прошмыгнула в темный коридор. На звук добралась до комнаты роженицы. Там жрицы измазанные кровью, уставшие, измученные держат младенца.
А ребенок…
– Уродка, – не сдержала восхищенного шепота Гала.
Совсем крохотное существо. Сморщенное, красное, опухшее. Глаза чернее ночи. А за спиной неловко слипшиеся от крови раскрываются стрекозиные крылья.
Галка думала, что новорожденные красивее и милее. Но этот ребенок вызывал у нее смешанные чувства.
И, похоже, не у нее одной. Показали ребенка маме. Та в бреду, измученная, глянула из-под тяжелеющих век, и заорала опять.
Да сколько ж можно?
Галка и ушла бы. И легла бы спать. Но нет.
Жрицы покрутились у малышки, омыли, обтерли. Привычно отрезали пуповину и также привычно вырвали прозрачные изящные крылышки.
Галка смотрела на происходящее с леденящим ужасом, но на деле же, это был привычный быт.
Ляльку успокоили, убаюкали и в люльку положили. И сами разошлись. Оставили маму и ребенка наедине. Гала наблюдала тихонько незаметно и удалилась тоже. Только легла спать, как опять разбудил визг.
Как проснулась – сиреной воет. И не отдохнуть.
Ну, проскользнула к покоям снова, поглядеть хоть.
А там мамаша, юная еще, сама дитя с Галку возрастом, прячется под кроватью. В руках держит подушку, сжимает и неловко то поднимает, то опускает. А младенец в люльке лежит, надрывается.
– Ты чего? – Гала как к себе домой вошла.
– Оно орет, – пуганно зашептала роженица.
– Убаюкать, наверное, надо, – Гала только протянула руки к дитя, как мама зашипела отчаянно.
– Нельзя.
– Чего это?
– Да, нет. Нельзя просто поднимать. У карапузов еще шея хрупкая, надо голову придерживать. У меня двое сестер младших, я знаю.
– О, – Гала невпечатленно выпятила губу, но взялась как потребовали. Подняла малышку, и прижала к груди. А та орет, не прекращает.
– Что-то не помогает, – Гала и потрясла мягко для убедительности, но нет.
– Так что ты трясешь-то? Она есть хочет.
– А, – понятливо кивнула, аккуратно вернула ребенка на место и поспешила выйти.
– Ты куда?
– На ужин давали хлеб с луком. И компот из яблок. Я остатки сейчас принесу.
– Смеешься? Дети молоко пьют.
– Не смотри так. Я же не знала, – Гала обидчиво одернула плащ, – сейчас схожу к молочнице.
– Хватит. Совсем дура. Новорожденные молоко матери пьют. Из сиськи.
И показала мама на свою грудь. Галка посмотрела тоже, но поспешила отвернуться брезгливо.
– Так дай ей попить. Чего она орет?
– Ага, как же. Она же уродка!
– А есть хочет как обычная. Она же с голоду помереть может.
– Вот и пускай. Я как увидала, сказала жрицам, утопите, по-тихому, как котенка. А они, нет, нельзя. Богиня проклятие пошлет. Говорят, родился бы мальчиком…
И Галке как обухом по голове. Так противно стало. Так неприятно. Вот значит, как вы с уродами обращаетесь. Вот как относитесь. И тут же осознание пришло, почему в своих краях Галка никогда парней не видела с уродствами. Не оттого, что не рождались. Нет…
– Я тебе денег дам с получки. Покорми, – хмуро предложила Гала.
И испуганная мама с сомнением кивнула. Согласилась.
Лялька присосалась к груди, успокоилась мигом. На ходу засыпать стала, глаза сонно смыкала. И ручками своими крохотными водила медленно.
Галка пальчиком только прикоснуться хотела к ее ладоням кукольным, почувствовать, настоящие или нет. А уродка схватила ее палец крепко и тепло, и так и заснула.
– Забавная, когда спит. Не раздражает даже.
– Ага, если глаза закрыты, то и не поймешь, что уродка.
– Уродка и уродка, чего ты так злишься?
– Так куда мне теперь это чудище? Кому оно нужно? Мне точно нет.
– Мой хозяин уродов коллекционирует. Ты выходи малышку, а он у тебя ее задорого выкупит.
Галка взяла на руки младенца, прижала к себе, убаюкала. Глядела нежно. Вот о чем Ева говорила. Вот почему ребенка хотела. Милое создание. По крайней мере, пока не орет.
На деле Гала сама не верила, что хозяин за ними придет. Что заплатит.
Пускай. Галка сама на службе подзаработает и стрекозу возьмет себе.
– Правда?
– Правда.
– А кто твой хозяин?
Они проболтали пол ночи. Даже сдружились. Засыпали на одной кровати, пока малышка спит, и просыпались вместе. Шаманили вокруг ребенка, силились понять, что теперь нужно.
– Напузырила, надо поменять пеленки. Только ты сама, я боюсь к ней прикасаться.
– Так и быть, а как пеленать?
– Ох, дай сюда.
Даже как утро наступило, и Гала пошла работать, роженица за ней. И малышку тащит. Вместе не так жутко.
– А как зовут ее?
– Да какая разница.
– Надо как-нибудь назвать. С именем жить приятнее.
Вместе из окна видали, как в храм наведывались служанки Яровой. Вместе хихикали, как они ушли ни с чем.
– Мне Света нравится имя. Бабушку так звали. Светлана.
– Значит, Света.
Галке нравилась мысль, что у нее стрекоза будет. Грело где-то внутри. Они этакой семьей будут.
Неловко признавать, но похоже, она хотела близких. Родных. Ей до боли хотелось быть нужной. Потому что сама нуждалась в ком-то. Раньше жила и не тужила. А теперь, как узнала, каково это быть рядом с Владом, с Сарой, Евой, Мерином, Радой, не могла так просто распрощаться.
Но постепенно смирялась. Привыкала к мысли, что теперь у нее никого нет.
– Я не понимаю, – лялька и ее мама валялись на ковре, пока Гала аккуратно переписывала трактаты, – за что Жара мне ниспослала уродку. Я ведь ничего плохого не делала.
– А ты думаешь, Света тебе в наказание дана.
– Конечно. Не просто же так я страдаю. Боги жестоки, но справедливы.
Галка фыркнула недоверчиво, и продолжила писать.
– Нет, правда, я жила всегда по правилам. Почему у мамы рождались нормальные карапузы, а у меня нет? У нас все одно. Молились одинаково, ели одну еду, общались с одними людьми.
– Мне покуда знать?
– У твоего же хозяина полно уродов. Может, успела понять?
Галка нахмурилась недоверчиво.
– Мне только жрица говорила, что от сильного жара рождаются уродки.
– Ну, да. И правда. Я-то у реки всегда под палящей Жарой время проводила, а мама в избе любила сидеть. В тени обычно пряталась.
Гала посмотрела удивленно.
– Чего?
У Мерина мама рис собирала, наверняка ее тоже припекало. У Федоры – на улице торговала, каждый день на Жаре. Интересно, а кем были родители Галы.
– Ничего, забудь.
А ведь у Евы мама пастушкой была…
– Что за гам?
Роженица поспешила закрыть форточку, чтобы шум не разбудил Свету. Да загляделась.
– Вот это петух приехал, подойди, – Галка нехотя повиновалась, просеменила к окну. И не сдержала радости, завиляла хвостом отчаянно и весело.
Выскочила из комнаты, сбежала по лестницам вниз. Гналась по коридорам так, что храмовые тапочки скользили на поворотах. Растрепала немного платок, пару прядей выбились, ряса съехала с плеч чуть в бок.
Счастливая и блаженная вышла.
Это был Влад. Верхом на коне, в сопровождении пары служанок Яровой, он тут же узнал Галу. Соскочил с седла. И бурей налетел на девушку. Заключил в жаркие объятья. Сгреб ее всю в охапку. И держал так крепко, будто боялся, что исчезнуть может.
Галка хохотала, обнимала тоже. Цеплялась тонкими пальцами за одежды на спине хозяина. А он сгорбился над ней, всю ее сжал. Так что девушка неловко выгибала спину, с трудом на ногах держалась без опоры.
– Ну же, пустите, я показать кое-что хочу, – она хлопала по спине Влада. Он только отчаяннее вжимал лицо в изгиб ее шеи. Прижимал крепче, теплее.
– Я думал, умру от волнения. Везде обыскался.
Галка выпуталась. Взглянула на Влада, а он сам на себя не похож. Измученный, высушенный, печальный. Казалось, не спал все это время, не мог уснуть. Бледный, уставший, с покрасневшими белками глаз.
Очень непривычно было видеть мужчину без макияжа, без подведенных ресниц, нарумяненных скул. Будто заболел.
– Пойдемте. Идемте же, ну, – Гала провела помещика в храм. Довела до покоев.
– Иди, мужчинам запрещено на священные места ступать, – он остался ее ждать в большой зале. Потерянный, смятенный.
Галка взметнулась к Свете живо, собрала те немногие вещи, что у них были и вывела малышку и ее маму к помещику.
– Вот, глядите, – вручила хозяину трепетно кулек со спящей уродкой. Он взял ее в изгиб локтя. Приподнял уголок пеленки, взглянул в лицо детки. – Света назвали. Она стрекозочка. Правда ей крылья вырвали. Но иначе бы она лежать не могла спокойно. Правда ее еще раскаленной кочергой хотели прижечь. Такой, с кругом на конце, якобы чтобы Жара очистила. Но я не позволила. Сказала, что все здесь спалю, если ее еще тронут.
