Галина Муратова
Код Независимости
Вместе
Викентий дружил с улицей. Ему нравилось скользить на ней между чужими жизнями, подглядывать, будто в замочную скважину. И не выглядеть при этом наглым соглядатаем.
Улица всегда приветствовала его ироничной своей улыбкой, и то и дело подбрасывала Викентию оригинальных персонажей, как бы помогая ему скоротать длинные выходные, занимая его пустое время, этим самым подглядыванием.
Викентий чувствовал себя в полной безопасности. Никому и в голову не пришло, что этот обыкновенный молодой человек незаметно, но с большим вниманием оглядывал прохожих.
У Викентия было такое хобби, он собирал типажи людей. Зачем он это делал, не знал, но удовольствие получал от своих наблюдений охотно.
Да и работа, которой занимался Викентий, участвовала в этом любимом хобби. Викентий работал маляром в местном ЖЭКе. Он участвовал в покраске подъездов и дверей, всяких оградок и заборчиков во дворах и на улице. Работу он свою любил. Ему нравилось, как из обшарпанной неприглядной стены, у него получалась нарядная, с отдельной полосой, совершенно новая поверхность.
– Как в чужую парадную вошел, – сказал как-то ему жилец. – Красота!
Это была высшая похвала для Викентия. Он засиял и, заметив, в какую квартиру зашел мужчина, он с особенной аккуратностью красил бордюрчик у его двери.
Но в основном работал он на улице, раскрашивая возможные виньетки и ажурные решетки старинных домов в центре города.
Поэтому он и дружил с улицей, и прохожими на ней, что она была и работой, и досугом одновременно для него.
Он жил с матерью, которая была рьяной общественницей и мало была дома. И Викентий всю свою еще недолгую жизнь по ней, матери, скучал.
Она мало им занималась, он плохо учился, и выучился на маляра и, как ни странно, полюбил свою работу.
Сегодня был выходной, и Викентий устремился по знакомому своему маршруту, стараясь идти по многолюдью. Там было интересно и весело.
Вдруг Викентия обогнала фигурка в черном длинношлейфном платье и в шляпке с вуалью. Она шла быстро, почти бежала, явно опаздывала куда-то или к кому-то. Дама была явно из далекого прошлого и казалась красивой случайностью на этой наполненной шумом транспорта улице.
Женщина давно исчезла, а Викентий все не мог забыть её изящности, легкой её и быстрой ходьбы.
Тут ему на глаза просто выпрыгнула откуда-то рыдающая девчонка. За ней – мужчина и женщина, которые удержали ее, обняли и стали ласково утешать.
– Ну, нашлась же, – услышал Викентий тихое бормотание мужчины.
Викентий немного подумал об этой девушке, что это погрузило ее в такой плач, как он сам неожиданно притормозил от увиденного.
Ему навстречу шёл человек и на плече нес огромную пальмовую ветвь. Она зелено растопырилась на всю улицу и казалась неуместной до несчастности. Человек нес ее на своем плече, как носят сумки на длинном ремне. И ветка колыхалась в такт его шагам.
Викентий засиял от увиденного. Заулыбался этому зрелищу и вежливо посторонился, пропуская пальмовую ветвь.
Мужчина перешел по переходу на ту сторону улицы, а Викентий всё смотрел ему вслед. И сильное любопытство прыгало в нем.
“Ну, куда и зачем унес мужик эту пальму? Какой любимой? Должно быть, совершенной капризуле и привереде”.
Викентий нанизывал свои впечатления на шампур памяти. Почему-то он хотел думать, что эти наблюдения ему пригодятся. В конце концов, он расскажет вечером матери, если она придет не слишком поздно.
Вдруг его самого остановили две женщины и спросили о Капелле. Как пройти.
Викентий указал нужный проходной двор, так было короче, и потерял за это время мужчину с пальмой из вида.
И пошел дальше, радуясь хорошему яркому солнцу, плеску воды в реке и каждому интересному прохожему.
Он гулял, пока каким-то невероятно сильным рывком на город не обрушился шумный дождь.
Викентий шагнул в ближайшую арку, чтобы переждать его.
Тут же откуда-то из мутной завесы дождя шагнул в арку и мужчина с пальмовой веткой, и прибежала, отряхиваясь, женщина, та, с намокшим отяжелевшим от дождя шлейфом и вуалью на шляпке. Дождь согнал под сухую арку много народа, но Викентий очень удивился и даме с вуалью, и мужчине с пальмовой ветвью на сильном, наверное, плече.
Дождь шумел сильно, но недолго и, как только он ослаб, люди стали выходить из-под арки. И бежать, бежать по своим делам.
И никто не увидел, что, как вкопанная в горизонт, над городом обнаружилась радуга.
Её коромысло висело цветной радостью. Но увидел её только Викентий. Он долго смотрел на эту щедрую красоту. Из-под арки он вышел последним. На улице вдруг обнаружилась неожиданная тишина, после шумно-струйного ливня.
А Викентию пришлось вернуться домой, потому что ноги в кедах его промокли.
Вечером он дождался возвращения с общественных дел мать и, подсев к ней на кухне, где она пила чай с бубликом, намазывала его щедро маслом, Викентий вдруг рассказал ей о странном мужчине с пальмовой веткой, и красавице женщине, в нарядном платье со шлейфом.
Он долго говорил и о том, как дождь собрал их под одной аркой, и что это было похоже на сказочное приключение.
– Выдумаешь, тоже – сказка! Это у нас на улице кино снимали. Автобусы их там, на углу, стоят. И пальму туда несли, наверняка на съемку. И шлейф оттуда же. Расскажи лучше, заборчик во дворе пятнадцатого докрасили?
– Не заметил, – ответил чем-то огорченный Викентий.
– Ходишь целый день без всякого толка, не заметил он. Завтра сама досмотрю.
Викентий ушел на свой диванчик, в свою комнату, и подумал, что зря не сфотографировал радугу, и женщину в вуали, и господина с пальмовой ветвью.
И тут же успокоил себя, что он и так не забудет всё это, ведь они стояли под одной аркой, и одной радугой.
И это было незабываемо.
И еще вспомнилось наблюдение его, как между тяжеленных плит на набережной пробивается в каждую щель мелкая трава.
С такой силой, будто у нее – плечи атлета.
Застёжная тетрадь,
21 июля 2022
Хлеб-соль
Леонид заочно не любил своего соседа по лестнице. Он курил какие-то очень вонючие сигареты. И курил их не дома, а выходя прямо к двери соседа, и Леонид весь день чувствовал дух этих дешевых сигарет. Не помогал даже кондиционер. Дым проникал через невидимые щели и завоевывал постепенно всю жилплощадь Леонида.
Можно было, конечно же, сделать соседу замечание, но Леонид, увидев как-то его, передумал.
Сосед был хром и носил черную косуху и черные кожаные штаны. И выглядел весьма зловеще.
Сегодня, столкнувшись с ним на лестнице, Леонид с радостью увидел, что сосед перешел на курение трубки. И аромат из нее был не таким зловещим и тяжелым.
Поздоровавшись, Леонид заметил:
– Неплохой табак…
– Где там! – возразил сосед. – Самый дешевый!
Он с досадой признался Леониду, что дорог для него настоящий табак. Он вдруг стал быстро говорить и рассказывать, что и как.
У него семья, маленький ребенок, а он, некстати, он так и сказал – “некстати”, попал в аварию на своем мотоцикле. Потерял любимую работу.
Он говорил, говорил, рассказывая о себе с таким удовольствием, будто встретил давнего друга. И рассказал даже, что не платит за свет уже полгода.
Леонид открыл дверь в свою квартиру и быстро закрыл её за собой, чтобы едкий дым трубки не проник в дверь.
Разогревая в микроволновке свой ужин, Леонид все думал о соседе. Надо же – рокер. И семья у него. А курит на лестнице, понятно – маленький ребенок дома. И жена выгоняет.
Тут Леонид подумал о себе, хорошо, что он не курит и не женат.
Утром следующего дня в офисе, Леонид расспросил у коллеги айтишника Севы, в бороде которого всегда торчал карандаш, что он знает о табаке для трубки. Поскольку сам Сева с трубкой не расставался.
Сева подробно и не лениво объяснил, где и какой можно купить табак. Даже записал ему название на клочке бумажки карандашом, который выхватил из своей бороды.
В специализированном магазине, где было всё для курящих, продавец с уважением прочитал название табака по бумажке, которую протянул ему Леонид. Тут же принес ему красивейшую коробку, в которой в мешочках-кисетах лежал расфасованный табак.
– Извольте, выбирать, – продавец, взял кисет и предложил его Леониду.
Хоть ничего в этом не понимая, он подышал над кисетами, а потом махнул рукой:
– Беру всё, – неожиданно для себя обрадовал он продавца.
Дома Леонид не обнаружил соседа у курительного его обычного места. Решил прислушаться, подождать когда он выйдет. Учуять по табачному амбре.
Долго ждать не пришлось. Сначала Леонид услышал, как сосед возвращается с прогулки, стучала на лестнице детская коляска. Слышался женский голос.
Через минут десять Леонид учуял вкус дыма, и взяв нарядную коробку с табаком, он вышел на площадку.
Сосед стоял в шортах и с трубкой. И это выглядело немного смешно.
Но Леонид увидел еще и ногу соседа, которая была обнажена, и хорошо был виден глубокий страшный шрам.
Они поздоровались, и Леонид протянул ему коробку. Сосед взял её, не сразу поняв, а потом, когда разглядел, закричал:
– Это мне?
– Да, – ответил Леонид. – По-соседски.
Ему было приятно видеть радость ви-за-ви.
– За что? – не верил сосед. – Лучший табак!
– Курите. Для моего удовольствия, – уточнил Леонид.
Сосед, пожав ему руку и даже не поблагодарив, скрылся в своей квартире.
Леонид даже немного обиделся, хотелось пообщаться и расспросить, узнать о соседе побольше.
Все-таки живут рядом. Но сосед исчез молнией.
Леонид тоже пошел домой, занялся своими делами и вскоре вовсе забыл о соседе.
И тут раздался звонок в дверь.
На пороге стоял сосед с маленьким подносиком. Свежим горячим хлебным ароматом наполнился дом.
– Вот! Это хлеб тебе. Я сам пеку.
Восхитительный калач возлежал прямо в формочке, весь из себя хлебно-рыженький и горячий.
Леонид принял подносик с хлебом и не знал, что сказать.
– Чаю? – пригласил он.
– Нет, я домой, малышку будем купать. – Ешь и хвали, – хохотнул сосед и ушел, хромая.
Леонид послушно стал есть хлеб тут же, у порога. И хвалить тоже сразу.
Хлеб был вкусным, мягким, зовуще-ароматным. Корочка была хрустящей и послушной зубам.
Леонид достал пакет молока из холодильника и налил в красивый высокий стакан. Молоко было холодным и легко уживалось с теплым, нежным хлебом. Леонид съел весь калач очень быстро и с каким-то даже нетерпением.
И вдруг подумал о соседе. А ведь он не знает, как его зовут. Не познакомились даже.
И сразу же понял, что это имеет малое совсем значение, потому что он давно не чувствовал такого родства ни с кем, как с этим человеком, хлеб которого он только что съел с таким великим аппетитом. И это чувство, Леонид это понял, уже не проходяще. И это радовало Леонида. И не хотелось вовсе анализировать ему новое свое состояние доброты и покоя.
Он вытряхнул крошки из хлебной формочки, вытер ее салфеткой, и ему приятно подумалось о том, что завтра ему придется вернуть эту формочку соседу. И этот простой поступок делал завтрашний день уже привлекательным.
А сосед, имени которого так и не узнал Леонид, кутал в махровое полотенце дочку, думал о том, что этот табак так хорош, что его можно курить, не выходя на площадку. Аромат его был дивный.
Надо было спросить только у жены.
Но жена не разрешила, она плохо разбиралась в тонкостях табачных изделий.
Ему пришлось идти на лестницу.
Он не спеша набивал трубку табачком из подаренного ему кисета и все поглядывал на дверь соседа. Будто ждал, что на этот душистый аромат раскуренной им трубки обязательно выйдет этот чудак из соседней двери, и тогда он спросит об имени его и сам представится.
И они познакомятся, наконец.
Застёжная тетрадь,
21 июля 2022
Чета
Владимир хотел громко хлопнуть дверью своей квартиры, но дверь была из дорогих, и её предусмотрительно снабдили легкими пружинами-амортизаторами. Хлопок и шумный грохот не получился, и от этого будто, в очередной ссоре с семейством, не была им поставлена точка.
Владимир был сильно раздражен своим семейством.
Жена была давно привычной, как старый домашний халат, сын был толст, глуп и ленив, а дочка… О ее похождениях лучше было не думать.
Похоже, Владимир Иванович был любим только прислугой, которая дорожила своим местом.
Ссора-то была пустячной, привычной, но Владимиру захотелось сбежать из дома немедленно.
Он сел в машину и поехал прямо, еще не зная, куда себя привезет.
Можно было конечно же к друзьям, но сегодня выходной день, и все они наверняка в разъездах по дачам. На природе.
В городе был праздник. Было много народа, который в удовольствии гулял по набережной и смотрел на военные корабли, которые были пристегнуты буями посредине Невы.
Владимир решительно припарковался в ближайшем проулке и вышел в праздничный народ.
Он шел и размышлял о том, как неразрешимо тяжела его семейная жизнь. И никуда от нее было не деться. Сила привычки, настигшая его после первой любви, не отпускала, и это обстоятельство сильно раздражало.
Он влился в ручеек народа и вышел на мост. Шел по нему, и роскошная красота реки взяла его раздражение на свои поруки. Владимир остановился, как бы вдыхая эту красоту в себя, и освобождаясь от серости в себе, от всех своих недовольств – разом.
Тут он почувствовал, будто легкий удар в грудь увиденным.
В пазе для фонаря, как бы отдельно ото всех, стояли мужчина и женщина. Оба седые, а рядом была припаркована инвалидная коляска.
В этот самый момент рванул с реки ветер, и мужчина приобнял женщину, будто боялся, что она улетит. Женщина и впрямь была сильно худенькой. Она отвернулась от ветра, и Владимир увидел милое лицо без грамма косметики и большие светлые глаза.
Мужчина взял женщину под локоть и спросил ее о чем-то. Она согласно кивнула, и они медленно развернулись и направились к коляске.
Тут Владимир увидел, что женщина больна, она с трудом ставила правую ногу, и рука, которую поддерживал муж, похоже, была нездорова.
На Владимира вдруг нахлынуло цунами их бережной любви, такой мощной нежности и заботы, что он неожиданно ощутил в себе какое-то новое чувство. И оно было похоже на зависть.
Мужчина бережно усадил жену (конечно же это была жена) в коляску, бережно поставил плохо слушавшиеся её ноги в белых брючках на положенную им приступку. И они медленно поехали вниз с моста.
Мужчина что-то говорил, склонясь к жене, и весь вид его полностью выдавал такую непритворную заботу, что Владимиру захотелось подслушать этот их разговор, и интонацию, с которой он проходил.
Но он сдержал в себе этот порыв и остался на своем месте. Ему захотелось поймать еще раз это состояние восхищения чужими отношениями.
Он вдруг подумал, что, случись с ним какая-то беда такого рода, никто бы не стал возиться с ним с такой нежностью и показывать городские красоты в яркий солнечный день.
И еще кольнула догадка, что и ему тоже были недоступны чувства такого уровня. Он нанял бы сиделку. Прямое и простое решение.
Владимиру показалось досадным такое открытие своего равнодушия. И равнодушия к себе.
Он узнал, что в свои пятьдесят не имеет ни к кому такого грандиозного чувства любви и терпения, как этот мужчина к своей больной жене.
Владимир хотел пойти за ними, чтобы хотя бы побыть еще рядом с этой красотой чувств.
Он поискал глазами эту странную для него пару, и увидел их далеко на переходе. И поленился, и не стал догонять их.
Он постоял немного на том месте, где стояли они, ему захотелось увидеть именно эту часть реки, которая была видна этой чете. Он будто хотел заразиться их чувствами, как в детстве хотел заразиться корью от старшей сестры, чтобы не ходить в школу.
– Где здесь Нева, наконец? – дернула его за рукав раздраженная пожилая тетка.
– Перед вами, мадам, – Владимир зло и широко раскинул руки.
Домой он вернулся поздним вечером. Дома была гаджетовая тишина. Дети были при своих делах.
Жена болтала в своей комнате с кем-то по телефону.
Его приход никто не заметил.
И Владимир этому обрадовался. Он достал бутылку водки из холодильника, налил себе в тяжелую стопку до краев и выпил в удовольствие. Потом еще одну. Стало радостнее и чуть спокойнее.
И он с какой-то даже насмешливостью подумал:
“Нашел кому завидовать… Инвалиду в коляске”.
– Будь здоров! – сказал он вслух сам себе и выпил еще одну стопку.
Он подошел зачем-то к жене, обнял ее сзади.
Она удивленно взглянула на него и ловко увернулась из его непривычных объятий, продолжая говорить по телефону.
Володе очень хотелось рассказать жене об этой паре на мосту. Но он не стал. Знал, что жена не будет вникать, и не поймет.
И Владимир лег спать на диванчике в гостиной.
Тут ему было не так одиноко.
Прежде чем уснуть, он попытался вспомнить этих красивых людей на мосту и вернуть пережитый восторг в себе. Но пришла только горечь и тоскливое понимание того, что с ним не случилось, и уже не случится никогда, что оказывается бывает у людей, и что он видел своими глазами сегодня на мосту с его нарядной публикой, плёсной рекой и орущими чайками над ней.
Владимир уснул и не увидел, как в гостиную вошла жена и бесшумно накрыла его легким одеялом, осторожно подоткнув по бокам и у ног, чтобы оно не соскользнуло.
Затем погасила свет и вышла из комнаты. Закрыла плотно дверь и приказала всем домочадцам:
– Тишина! Отец спит! – и выключила телевизор тоже.
Хотя могла и не говорить, тишина была и так. Пошла наверх, только чуть скрипели ступеньки. И только в спальне наверху позволила себе тихо расплакаться от грозных догадок по поводу сегодняшнего ухода мужа на весь день. И как оглушительно он грохнул дверью.
Она это хорошо помнила.
И еще она хотела вспомнить причину этого скандала, но так и не вспомнила. И решила завтра, на всякий случай, попросить прощения. Она давно поняла, всегда есть за что. И окончательно успокоившись, взяла с тумбочки телефон. Было, аж! Пять пропущенных звонка. Было чем занять вечер.
И никто из этого семейства не мог знать, как чета с коляской, приехав домой, поднялась в лифте на свой этаж. Как муж помог переодеться жене, провел её в ванную. И пока она там была, и слышно было, как шумела вода, он быстро вынул из потайного места бутылку виски и налил себе полстакана и быстро выпил. Потом глотнул прямо из горлышка.
– Иду, уже иду, – ответил он на зов жены из ванной. И он спрятал бутылку виски в загашное место.
А потом очень медленно пошел в ванную, прихватив застиранный и удобный махровый халат для жены.
Он аккуратно и сильно поддерживал завернутую в халат жену, стараясь не дышать ей в лицо. Он усадил жену в кресло, укрыл пледом, поставил перед ней чашку чая и подвинул поближе планшет.
– Ну, мне пора…, – он поцеловал её в седую макушку. – Буду не поздно.
– Да, да. Только не хлопай дверью, у меня от этого тоска.
– Хорошо.
Мужчина, сорвав привычным жестом куртку с вешалки, ушел. Всё-таки он не удержал дверь. И она грохнула за ним звуком выстрела артиллерийского снаряда. Дверь была из старинных, высокая и мощная.
И он пошел легко и свободно.
И вид у него был счастливый, будто у зрителя, который уже читал титры закончившегося скучного и длинного фильма.
Застёжная тетрадь,
6 августа 2022
Клиент
Главное – смириться как можно скорее – должно помочь.
Эту простую мудрость Людмила держала всегда под рукой и пользовалась ею часто, как салфеткой. Это помогало ей переступать крутые ступеньки её несладкого жития.
Она работала в парикмахерской и работу свою не любила, хоть и считали ее хорошим мастером этого дела.
А работу она свою не любила, что обладала редким для людей этой профессии качеством – брезгливостью. И она ей сильно мешала. Иногда ей даже хотелось сменить профессию, когда в кресло к ней плюхался какой-то неопрятный клиент. Это хоть и бывало нечасто, но Людмила в таких случаях призывала на помощь свою эту простую мудрость и смирялась, и начинала мыть клиенту голову и стричь, и делать укладку.
Хотя, если бы её спросили, чего она хочет, то услышали бы в ответ, что Людмила мечтает подстричь всех наголо, чтобы не морочить себе голову, которую кстати украшал нежный коротенький “ералашный” ежик.
Сегодня день долго не начинался. Работы не было, клиенты отсутствовали по причине утра понедельника.
Людмила от скуки рассматривала свое лицо в зеркале. И думала: “Хорошо бы никто и не пришел. Отдохнула бы от клиентов”.
Но не пришлось. Тут же он и появился. Красивый, как океан и шумный, как лес на ветру. Только в длинных неопрятных патлах.
– Девочки, я к вам. Вот, отдаюсь. Сделайте чудо из моей редеющей шевелюры, – кокетливо попросил он.
Людмила указала ему на свое кресло.
Красавчик сел.
– Что-нибудь мужское, – решительно заявил он. – На ваш вкус.
Людмила посмотрела внимательно на его длинные, не идущие совершенно к точеному лицу хозяина, волосы и внезапно предложила:
– А давайте, наголо?
Красавчик ошалело посмотрел на неё.
– Шутите?
– Ни-ни. Вам очень пойдет. Слабо? – а про себя подумала, что хорошо бы не мыть ему голову.
Пока клиент был в раздумье, Людмила пощелкала ножницами у его уха, будто торопила с ответом.
И вдруг, то ли поддавшись ее азартному “слабо”, неожиданно согласился.
– А! Давайте. Под ноль.
Людмила оценила отвагу молодого человека и решительно взяла в руки машинку.
Через каких-то полчаса в зеркале отражался красивый молодой человек, но красив он был совсем другой красотою, строгой и мужественной. Даже какой-то вызывающей. Из прежнего вороха волос Людмила оставила ему только узкие бачки, которые подчеркивали изысканность его подбородка с ямочкой.
Клиент ошалело молчал и рассматривал себя в зеркале. И всё молчал.
Его шумность и болтливость будто вывинтили из него, как перегоревшую лампочку.
Людмила выдержанно ждала оценки своих трудов.
– Не может быть, – только и сказал мужчина.
Людмила молча сняла с него салфетку, стряхнула с него остатки прежней роскоши.
Она всем своим видом указывала на то, что сеанс окончен, и обратной дороги нет.
Клиент все не вставал с кресла, ему будто было трудно и страшно сделать первый шаг в новом своем образе. Он застыл в нерешительности.
А Людмила, неожиданно для себя, предложила вымыть ему голову, чтобы не кололась.
Клиент согласился. Людмила намочила ему голову, вытерла салфетками, а бачки подсушила феном.
– Меня Дмитрием зовут, – представился он. Зачем-то. Похоже, больше хотел подтвердить свою самотость.
– Очень, очень приятно, – подошла к ним Юлька, хваткая девица со знатным прошлым. – Я – Юля.
– А вы? – спросил Дмитрий.
– А она – Людмила, – протараторила Юлька. – Вам очень к лицу. Красавчик, – слащаво лепетала она.
– Мне-то вообще-то на собеседование, – вздохнул Дмитрий. – Поймут ли такую красоту?
Но, видно, легкую руку Людмилы оценили в каком-то далеком офисе.
Дима пришел в парикмахерскую в конце рабочего дня и вручил Людмиле роскошную розу. Юлька только глазами зло сверкнула.
– Меня приняли на службу, о которой я даже и не мечтал, – доложил он Людмиле.
Потом вечером они сидели в уютном кафе. И Людмила опять слушала ветреный шум болтливого Димы. Она сдалась его бесконечному монологу и молча слушала.
Тут за столик рядом с ними присели две девицы. Дима, увидев их, изменился в лице.
Девицы не обращали на него никакого внимания. Они явно не узнавали его.
И Дима, наконец, это понял.
– Я, что, на себя не похож? Что вы со мной сделали? – скандальным голосом спросил он у Людмилы.
– Вы хотите сказать, что вас узнавали только по вашим длинным патлам?
– Так уж и патлы?
– Еще и несвежие. А к этим подойдите, познакомьтесь. Будете иметь успех.
Но Дмитрий не стал этого делать. Он замолчал вдруг надолго.
Людмила стала собираться домой. Дима ее легко отпустил, сказал, что останется посидеть еще, попросил извинить его.
Людмила и не обиделась. Ей Дима очень понравился, но она хорошо знала свои возможности, и что с такими красавцами ей не по пути.
Однако выйдя из кафе, она незаметно взяла нужный ракурс и глянула в окно.
Дима подсел к тем двум барышням. Наверное они его, наконец, признали, потому что восторженный визг их долетел до ушей Людмилы.
Она шла домой, неся как факел свою огненного цвета розу, на толстом туго зашипованном стебле.
И никто не знал из прохожих, что такую розу она несла первый раз в своей жизни. И чувствовала себя непревзойденно счастливой и неприступной.
И ей казалось, что попадись ей навстречу кто-нибудь из знакомых – точно узнает её, как красавчика Диму – его подружки.
Но в отличие от этого красавца, её неузнаваемость совсем не огорчала её, а радовала и необыкновенно бодрила.
И еще ей подумалось, что с ней сегодня что-то случилось необычное. И подстригла она Диму под ноль вовсе не из лени своей и отвращения к его неухоженным волосам, а по другой, весьма странной причине, она поняла, что увидела лицо Димы с дивной ямочкой на подбородке именно в таком оформлении. Она будто вставила его лицо в нужную стильную дорогую раму. И это у неё получилось как-то не совсем осознанно, но она знала, что этим делом своим, она будто поставила Димину жизнь на нужные, только ему, рельсы.
Жаль, что они вряд ли встретятся еще, она бы хотела расспросить его, права ли она в своих рассуждениях об этих рельсах.
Хотя, кто знает, может он еще и заглянет к ней в парикмахерскую если захочет сохранить свой стиль, подаренный ему вечно раздраженным мастером, уверенной, что её работа совсем дряньская и черная. Зайдет, чтобы начать всё со стрижки под ноль. И хорошо это оказалось бы ее смена, а не Юлькина. Она ведь так не сможет. Творчески, Людмила нашла нужное определение тому, что случилось с ней сегодня. С ней и Дмитрием. Её по-настоящему первым клиентом.
Застёжная тетрадь,
6 августа 2022
