Григорий Александрович Шепелев
Батыева тропа
Часть третья
Глава первая
Первым на Рязань в начале зимы тысяча двести тридцать седьмого года двинулся Гуюк-хан, наследник кагана Монголии и двоюродный брат Батыя. Сам Бату-хан не спешил. Он пережидал метель на реке Воронеже, приказав давать лошадям по плошке пшеницы в сутки. С ним были двадцать тысяч всадников его личной гвардии, или два тумена. Первый тумен назывался «непобедимые», и была у него только одна миссия – охранять Бату-хана и его жён, следуя за ними повсюду. Второй тумен назывался «бешеные». Он мог принимать участие в битвах. Руководил этими нукерами Субедей-багатур, советник и воспитатель хана Бату, прославивший своё имя ещё на службе великому Чингисхану. Старый военачальник был предан лишь своему воспитаннику, хотя остальные ханы, участвовавшие в походе, не уступали Батыю знатностью и величием. Например, три брата – Гуюк, Бури и Мунке, также приходились внуками величайшему из монголов, а хан Кюлькан в свои девятнадцать лет был их дядей. Этот царевич, младший из сыновей Чингисхана, громче других неистовствовал по поводу назначения Бату-хана начальником всего войска. Гуюк и два его брата с такой же лютостью ненавидели своего кузена и молчаливого пьяницу Шейбани, который был младшим братом Бату. Но им приходилось повиноваться последнему, потому что его объявил джихангиром, или вождём похода, их же отец, великий каган Угедэй.
Когда Бату-хан услыхал о том, что Гуюк шлёт ему проклятия за коней, которые околели в снежной степи, он велел передать Гуюку через гонца:
– Иди на Рязань. Приказываю тебе занять этот город и накормить лошадей, а свой рот заткнуть их навозом! Но только знай – если ты с поджатым хвостом прибежишь назад, то пойдёшь на Пронск! Там крыши домов покрыты гнилой соломой, а в домах – глиняные горшки. Кони и нукеры будут довольны.
Гуюк в долгу не остался. Он посулил весь навоз в глиняных горшках прислать Бату-хану, отправил младшего брата с его туменом на Пронск и бросился на Рязань, ведя за собой двадцать тысяч воинов. Но в глубоких степных сугробах невдалеке от реки Воронеж уже ждало рязанское ополчение. Оно было немногочисленно, хоть к рязанскому князю Юрию подоспели на помощь все его братья, а также муромские князья. Почти все русские воины полегли в жестоком сражении с Гуюк-ханом, но нанесли такие потери обоим его туменам, что он и думать забыл о самостоятельном штурме столицы княжества. Бури-хан, тем временем, занял Пронск, велев истребить всех его защитников вместе с маленькими детьми. Исключение было сделано лишь для женщин, которые привлекли взор хана своей особенной миловидностью. Участь Пронска постигла вскоре Зарайск, Ижеславль, Белгород Рязанский. Их взяли штурмом ханы Тангут и Берке, братья Бату-хана. Царевич Кюлькан получил приказ идти на Коломну, которая находилась между Рязанским княжеством и Владимирским. Он, однако, не очень-то торопился исполнить этот приказ, ссылаясь на мрачные предсказания полусотни своих шаманов. А хан Гуюк с остатками своего доблестного войска вернулся в стан Бату-хана, но не вошёл к нему в юрту, а стал кричать около неё, что его все предали и плевать он на всё хотел. Перед входом в юрту стояли двое нукеров с копьями. Исчерпав словесный запас, хан Гуюк начал в них плеваться и даже несколько раз ударил каждого. Внутри юрты Батый, сидя на ковре, ел плов из конины и пил арзу. Вместе с джихангиром обедали его темники, братья и Субедей. Они посоветовали Батыю унять Гуюка. Из юрты вышел племянник старшей жены Батыя, Тогрул. Он превосходил ростом самого высокого из нукеров на полторы головы. Увидев Тогрула, Гуюк сделал кислое лицо. Капризный хан знал, что его кузен может дать гиганту любой приказ, который тот выполнит не колеблясь. Но ничего страшного не случилось. Тогрул осторожно взял толстого чингисида на руки и отнёс в его войлочный шатёр, проваливаясь в сугроб почти по колено. Телохранители Гуюк-хана вмешиваться не стали, и сам он решил помалкивать, чтобы смрадный холуй случайно не раздавил ему голову двумя пальцами. Бату-хан весело смеялся. Через два дня, когда вьюга улеглась, он повёл войска На Рязань.
Среди тех немногих, кто уцелел в битве с Гуюк-ханом, был Роман Ингваревич, один из князей рязанских. Этот молодой воин сумел не только спасти изрядную часть своего отряда, но и захватить пленника. Удальцы привезли монгола в Рязань, и там его допросил боярин Вадим Данилович, которому предстояло возглавить защиту города. Присутствовал при допросе и Серафим, епископ рязанский. Выяснилось, что к Рязани выдвинутся все ханы, кроме Кюлькана. Тот должен был идти на Коломну во главе собственного тумена и пяти тысяч кипчаков хана Байдара, верного своего слуги из дербентских беков.
– Вот ещё новости, – почесал затылок епископ. – Неужто мы, други-витязи, и Рязань не убережём от нехристей, и Коломну сдадим без боя?
– Коломну сдавать нельзя, – сдвинул воевода густые брови. – Она – последний заслон на пути Батыя к сердцу Руси! Князь наш Юрий Ингваревич, сложивший вместе с другими князьями голову в Диком поле, велел мне Рязань держать до последнего, чтобы враг к Коломне, Владимиру и Твери еле полз на брюхе, как издыхающий зверь, и сил не имел их взять! Если мы Батыю жилы подрежем, великий князь владимиро-суздальский, Георгий Всеволодович, всей силой своей на него навалится, как медведь, да и одолеет! Мы непременно должны Коломну оборонить, чтобы она нехристям крепко встала поперёк горла.
– Вы к тому клоните, чтобы я поскакал туда со своей дружиной? – устало вздохнул Роман. – Ладно, будь по-вашему. Но не верю я, что Георгий Всеволодович, который в самый тяжёлый час помочь нам не захотел, сможет собрать силу против татар. А если и соберёт, то вряд ли сумеет ею распорядиться достойным образом. Ты, Данилыч, в два раза старше меня! А ты, отец Серафим, как бы и не втрое! Разве не помните, как Георгий Всеволодович лет двадцать назад двинулся войной на своего брата и был разгромлен на речке Липице, положив там всё своё войско?
– Всё равно скачи и оборони Коломну, – пастырским голосом обратился к Роману епископ, кладя ладонь на его плечо. – Коломна ведь город твой, не великокняжеский! Но ты всё-таки заверни сперва во Владимир, попроси помощи ещё раз у князя Георгия. Так мол и так, скажи, нам Рязань уже не спасти, а ежели не убережём Коломну – враги войдут в твою вотчину! Да пребудет с тобой Господь.
В ту же ночь Роман, отстояв молебен в соборной церкви, ускакал на север, в стольный город Владимир. Ему сопутствовали всего полтора десятка конных дружинников. Остальные воины были слишком нужны на рязанских стенах.
Шестнадцатого декабря Батый подошёл к Рязани. Большой и красивый город на берегу Оки был окружён полностью. Запылали его предместья и деревеньки, разбросанные поблизости. Людей там не было, потому что все укрылись в Рязани, за её крепкими стенами на высоких валах. Валы были хорошо политы водой, так что даже кошка бы не вскарабкалась на крутой ледяной уклон. На стенах стояло чуть больше тысячи горожан и посадских, готовых встретить две сотни тысяч гостей ударами топоров. К городским воротам подъехали половецкие шаромыжники, много лет торговавшие по округе овцами, лошадьми и прочей скотиной. От имени Бату-хана половцы поклялись рязанцам, что им позволят уйти или же вступить в монгольское войско, если они немедленно сдадут город. Ответ со стен был таким, что у перебежчиков не хватило смелости повторить его по-монгольски. Но общий смысл они передали верно. Начался штурм. Он длился пять суток. На шестой день Рязань, охваченная огнём и кровопролитием, перестала существовать. И больше уж на том месте города не было никогда.
Глава вторая
Срезая путь, узкими охотничьими тропинками пробирался Роман со своим отрядом через дремучие северные леса к городу Владимиру. Дороги не было там, потому что один овраг сменялся другим, ещё глубже прежнего, на отлогих низинах лошади вязли в трясине, а сквозь чащобы рязанским воинам приходилось порой даже прорубаться, достав мечи. Так минули сутки, пошли вторые.
– Чтоб леший тебя сожрал! – ругались ребята на стрелка Сеньку из Перевитска, который заверил их, что заокский лес он знает не хуже, чем свою избу. – Люди от нас помощи ждут, а мы здесь плутаем между трёх пней! Сухари кончаются! Сами сдохнем и лошадей не убережём! Поехали бы дорогой, давно уж были бы во Владимире!
– Все деревни, которые тут стояли издревле, будто в землю ушли! – оправдывался стрелок. – И тропы свернули в стороны, к вязким топям! Видать, монгольский колдун успел поработать в здешних лесах! Я чем виноват?
– Не лайтесь, – вздохнул сотник Даниил. – Это не поможет. Эге, глядите – шатун!
Действительно, между ёлками показался очень большой бродячий медведь, которому не спалось. Будучи не в духе, он с рёвом бросился на дружинников. Кони в страхе шарахнулись от него, но всадники спешились и пронзили зверя мечами.
– Вод и обед, – весело сказал князь Роман. – Утаптывайте сугроб, рубите дрова! Костёр большой нужен.
Насытившись шатуном, воины отдали свои сухари коням и двинулись дальше. К вечеру на большой поляне, со всех сторон окружённой еловым лесом, они увидели монастырь. Он был обнесён бревенчатым частоколом. Над ним сиротливо высились три косых деревянных купола.
– Твою мать, это ж Богородицкая обитель! – сконфуженно сдвинул шапку на ухо Сенька. – Так она ведь под Суздалем! Какой чёрт нас сюда завёл?
– Чёрт из Перевитска, который всех молодых соседок своих перебаламутил, – развеселились дружинники. – Монастырь-то женский!
Перед воротами они спешились, постучали. Никто ни малейшим звуком не отозвался, и хлипкие, грубо сбитые из досок ворота вновь затряслись под ударами.
– Отворяйте! – подал Роман свой хриплый и зычный голос. – Нам недосуг тут ждать, пока вы проснётесь да тряпками обмотаетесь! Из Рязани спешим к великому князю!
Но тишина некоторое время ещё стояла, прежде чем за воротами женский голос робко спросил:
– А вы не татары ли?
– Мать игуменья, да очнись же! – завопил Сенька, узнав этот нежный голос. – Татары все – под Рязанью, уже штурмуют её силою в сто тысяч! А перед этим возле реки Воронеж погиб в сражении с ними князь Юрий Ингваревич, да муромские князья Давыдовичи и княжич Олег, да пронский князь Всеволод с сыновьями! И все дружины их полегли! Только князь Роман с нами спасся и мы стоим тут перед твоими воротами, ждём, когда ты нас впустишь с дороги передохнуть! Я Сенька, который в прошлом году орехов тебе принёс полную корзину! Помнишь меня? Отворяй ворота, дай обогреться да лошадей покормить!
После этих слов несколько девиц за воротами стали ахать и причитать. Потом загремел засов, и створки открылись. Монахини в чёрных рясах уже рыдали, воздев к небесам глаза и заломив руки. Всего на стук выбежало семь женщин, три из которых казались отроковицами. Самой старшей была игуменья, мать Татьяна. Ей уже минуло сорок лет.
– Князь наш дорогой, ты ли это? – в слезах бросилась она на шею Роману, забыв про строгий устав. – Тебя ли я вижу здесь, сокол ясный? И что за чёрные вести ты нам привёз? Да верно ли то, что твой старший брат и прочие князья с княжичами лежат в половецком поле? А где ж теперь Агриппина, княжья вдова?
– Осталась в Рязани. Вадим Данилович и епископ упрашивали её бежать во Владимир, но отказалась она.
– Ой, бедная, бедная! А князь Фёдор, племянник твой?
– Он, как только послы монгольские к нам приехали с предложением покориться Батыю и десятину ему платить, поехал с посольством в ханскую ставку. И не вернулся. Убили его безбожники по приказу хана Батыя.
– О, быть этого не может! Господи, смилуйся! А Евпраксия, жена Фёдора?
– Когда стало известно о его смерти, она взяла на руки младенца и с башни бросилась на каменья.
Эта последняя новость рыдающую игуменью подкосила вовсе. Она упала без чувств, и пришлось дружинникам осторожно её нести в келейную избу. Изба та была громадная и стояла слева от деревянного храма. Справа располагалась трапезная изба, а также немалый хлев для коров и коз. Пришлось им существенно потесниться, чтобы освободилось место для лошадей. В жестокую стужу их оставлять на всю ночь под открытым небом было нельзя. Зерна нашлось мало, а сена – вдоволь. Пока несколько дружинников обустраивали коней и кормили их, остальные вместе с Романом, расположив Мать Татьяну в келье, шатались по всей обители, потому что было им интересно. Тех и других окружили девушки, безутешные в общей скорби, однако столь же настырные в любопытстве. Чуть позже все собрались в трапезной избе. И вот тут пришла очередь изумиться рязанским воинам. В самом дальнем конце крайнего стола, у крохотного окошка, затянутого свиным пузырём, сидели ещё две девушки. Обе были в мирской одежде, худые, бледные и похожие на попавших в клетку зверьков. Платки они сняли, и всем вошедшим сразу же бросилось в глаза то, что у одной волосы белокурые, у другой – взлохмаченные и рыжие. Перед девушками стояла миска с кислой капустой, которую они ели щербатыми расписными ложками. Увидав входящих дружинников, две скиталицы улыбнулись, но продолжали своё занятие, потому что изголодались. Узнали их и рязанцы.
– Настя! Варвара! – вскрикнул Роман, ударив себя по бёдрам. – Соседки милые! Вы ли это? Да как вы здесь очутились, в этом лесу? Разве не поехали во Владимир большой дорогой, вместе с другими девками и детишками?
Все попутчики князя, судя по их озорным и весёлым возгласам, были столь же близко знакомы с двумя голодными странницами. Они ринулись к ним гурьбой, наполнив всю избу топотом каблуков и хохотом. Обе девушки встали, также смеясь и что-то им отвечая, но очень невразумительно, потому что их рты были весьма заняты. С каждым воином они дружески обнялись и расцеловались, после чего князь Роман повернулся к дюжине монастырских девушек и сказал довольно сурово:
– Что ж вы, вороны, капустой кормите их? Они, чай, не козы, а наши девки рязанские! Эта рыжая, Варя – дочь кузнеца Тимофея, который выковал поставцы для соборной церкви, а Другая, Настенька – дочь Демьяна, моего сотника! Они оба сложили головы в Диком поле, а матерей у девчонок нет. А ну, накормите-ка их как следует! Да и нам несите из ваших клетей самое лучшее! Вряд ли там у вас пусто – великий князь и его княгиня Агафья вашу обитель заботой не обделяют! Так что, давайте уж, шевелитесь! И сами за стол усаживайтесь.
Пока Христовы невесты, бросившись вон, шарили по клетям да кладовым, рязанские воины скинули полушубки с шапками и расселись. Они все были в кольчугах и при мечах. Настенька с Варварой, опять вернувшись к своей капусте, поведали в двух словах, как они решили выпрыгнуть из обоза с беженцами, который шёл во Владимир, и бежать в Суздаль, где у Варвары живёт троюродная сестра, да вот заблудились и набрели на девичий скит.
– Троюродная сестра? – переспросил князь. – И, говоришь, в Суздале? А она тебя вспомнит?
– Вот уж не знаю, – пожала плечами Варя. – Мы с нею, вроде, не виделись никогда. Она ведь сестра по матери!
Князь Роман пригладил усы и переглянулся с друзьями.
– Сестра по матери, говоришь? Троюродная? И вы с ней даже не виделись? Ошалела ты, девка, что ли? Знаю я этих суздальских баб! Ежели она прямо на пороге не стукнет тебя по башке поленом – считай, повезло тебе! Ишь, удумала! И подругу ещё с собой потащила!
Настя и Варя раскисли.
– Что же нам делать? – робко спросила первая. – Во Владимире мы совсем никого не знаем! А тамошний князь, Георгий, слышали мы, не очень-то привечает беглых рязанцев!
– Так он и суздальский князь! Да, в Суздале сейчас его нету, но ведь и вам там делать особо нечего. А езжайте с нами в Коломну! Мы её будем оборонять от монголов. Такие девки-шалуньи нашему делу не повредят, а наоборот! Верно я смекаю, братья-дружинники?
Две беглянки, успевшие к той минуте очистить миску до дна, молча заморгали, глядя на князя Романа. Он не шутил. Дружинники это поняли.
– Ты смеёшься над ними, князь? – всё-таки спросил Даниил. – Или перегрелся после мороза? На чём эти две девчонки с нами поедут? На двух коровах верхом? Или белокурую на козу всё-таки посадим? Она до коровьих боков не достанет пятками!
– Да и рыжая не особенно высока, – заметил Роман. – И обе худые, словно соломинки! Я возьму к себе на коня Варвару, ты бери Настю. Или, быть может, ещё охотники есть пригреть этих двух синичек?
Все призадумались. Потом Сенька весело щёлкнул пальцами.
– А чего бы нам их не взять? До Владимира как-нибудь доберёмся – он в тридцати верстах по ровной дороге, которая за холмами, справа! Там, в стольном городе, разживёмся двумя конями. Георгий Всеволодович для нас их не пожалеет, если решит Коломну оборонять!
И тут разговор прервался, поскольку в трапезную вошли монахини с угощением. В резных мисках и на больших деревянных блюдах лежали вяленые лещи, только что пожаренные в сметане жирные караси, солёные грузди, блины с белыми грибами, репа с хренком, мочёные яблоки, пироги с ягодной начинкой. Сама игуменья, вовремя очнувшаяся от обморока, несла большой глиняный кувшин с монастырским квасом, а шедшая за ней девушка – два десятка ковшей.
– Вот это другое дело, – потёр ладони Роман, подмигнув беглянкам. – После такого ужина вам, проказницы, хватит сил до самого Киева добежать! Нет там у тебя, Варвара, седьмой водицы на киселе?
– Кажись, нет, – ответила Варя, а Настя сухо прибавила:
– Только что приглашал в Коломну, и вот уже гонит в Киев! Ну тебя, князь Роман! Русская земля кровью умывается, а ты шутишь.
Все немедленно помрачнели. К гостям присоединилась одна игуменья. Остальные монахини тихо вышли, сославшись на уйму дел. Когда девушки и воины подкрепились самую малость, игуменья обратилась к Роману с таким вопросом:
– Как думаешь, милый князь, долго ли враги будут лютовать на святой Руси? Может быть, от них откупиться можно? Ведь их послы, которые к вам наведались и которых твой старший брат к Георгию Всеволодовичу отправил, требовали десятую часть от всего имущества и доходов! Может, Георгий Всеволодович задарит царя Батыя, и уберутся монголы в свои привольные степи?
– Поздно, – сказал Роман. – Слишком поздно. Война уже началась, идёт полным ходом. Они теперь будут требовать за своих убитых целые горы золота! Ведь для них Рязанское княжество и Владимирское – одно государство, а не два разных. Мой братец перенаправил ихних послов к великому князю, как к своему государю – с ним, мол, толкуйте, не мне решать!
– А если князья всей Русской земли возьмут да сплотятся против монголов, не смилуется ли над нами Господь? Глядишь, сообща победы-то и добьются!
– Ах, мать Татьяна! Князья всей Русской земли аж полтора века не могли справиться с половцами, а два монгольских военачальник их погнали, как волки собачью свору! Кстати, как раз по этому поводу лет пятнадцать тому назад уже состоялось объединение. Позабыла про битву на реке Калке? Тогда многие князья кое-как сплотились, вышли сражаться против двадцатитысячного отряда царя монгольского, Чингисхана, и чем всё кончилось?
– Да, вот именно – кое-как, – вставил Даниил. – Надо вести битву не кое-как, а умеючи!
– Где умения столько взять? – вступил в разговор совсем молодой дружинник по имени Ростислав. – Евпатий рассказывал, что они, черти косоглазые, разгромили даже страну Китай, где, как говорят, людей втрое больше, чем звёзд на небе! А после этого Чингисхан со своими ордами начисто уничтожил страну Хорезм, больше и сильнее которой никогда не было на Земле. И как против них мы выстоим? Батый – внук того Чингисхана, и с ним все дедовские дружинники да советники!
– Ох, откуда всё это знать вашему Евпатию? – недоверчиво покачала игуменья головой. – Опять, поди, брагу пил он с какими-нибудь купцами заморскими и они набрехали ему с три короба! Кстати, где он сейчас? Неужели тоже убит татарами в Диком поле?
– Нет, мы в Чернигов его отправили, – сказал князь.
– В Чернигов? Зачем?
– Помощи просить у нашего свояка, князя Михаила! Он ведь, кроме Евпатия, никого и слушать не станет.
Игуменья призадумалась. Её гости, тем временем, продолжали лакомиться блинами да пирогами. От рыбы и от грибов мало что осталось, причём над тем и другим особенно потрудились две худенькие сиротки. Они уже разрумянились до ушей и шумно зевали, как бы интересуясь, где их положат спать. За окнами, точно, стемнело уже давно.
– Княжеские слуги сказали мне, что Георгий Всеволодович отправил посольство в Великий Новгород, к брату своему Ярославу, – припомнила вдруг игуменья.
– А зачем? – зевая, спросил Роман.
– За воинской ратью против Батыя! Бояре думают, что Ярослав Всеволодович полторы-две тысячи витязей вполне может сюда прислать.
– Очень бы они пригодились для обороны Коломны! Верно, ребята?
Дружинники закивали. Заметив, что все они хотят спать, игуменья кликнула своих девушек и велела им приготовить несколько келий для дорогих гостей из Рязани.
