Григорий Александрович Шепелев
Батыева тропа
Лёнька кивнул и распаковал два пирожных. Одно протянул Маринке. Та продолжала, взяв его двумя пальцами:
– Хорошо. Но на всякий случай я уточню. Если злые тётки, которые к нам приедут, заметят в доме бухло или девку пьяную либо что нибудь в этом роде – ты понимаешь, к чему это приведёт?
– Ещё бы не понимаю! Они откажут тебе.
– Вот именно…
У Маринки были ещё какие-то мысли, но Лёнька вдруг сделал ей предостерегающий жест, и она умолкла. И тут же оба услышали торопливый топот шагов – сперва на терраске, а потом ближе, по коридорчику. Вслед за тем в комнату вошли три хмурые женщины средних лет, одна из которых была весьма недурна собою. Её, пожалуй, можно было назвать редкостной красавицей, и простой наряд деревенской жительницы подчёркивал утончённость всех её черт и движений. Возможно, две её спутницы также чем-то заслуживали внимания, но Маринка к ним приглядываться не стала, поскольку сразу же догадалась, кем была первая и зачем она прибежала. Лёнька своим испугом её догадку полностью подтвердил. Заметив, что он готов спрятаться под стол, Маринка вскочила и обратилась к красивой даме, которая вошла первой и гневно остановилась, сжав кулаки:
– Светлана Петровна, всё в порядке! Я вам это гарантирую. Вашу дочку никто не трогал. Она спокойно спит наверху.
Три женщины молчаливо переглянулись. Потом уставились на Маринку с Лёнькой, который несколько раз кивнул.
– Вы его сестра? – спросила учительница. – Марина?
– Да, она самая.
– Как же вы догадались, кто я такая?
– Я ж вам сказала, что видела вашу дочь. У вас с ней одно лицо.
– Она наверху?
– Да, спит. Эти идиоты заставили её выпить стакан вина, и я их за это уже отшлёпала. Если бы они осмелились сделать что-то ещё, я бы их убила. Даю вам слово.
Опять обменявшись взглядами, три нежданные гостьи стремительно повернулись и устремились к лестнице на мансарду. Спустя мгновение она вся заскрипела и затряслась от их торопливости. После этого начал вздрагивать потолок.
– Две другие кто? – спросила Маринка Лёньку. Тот был ещё в глубокой тревоге и сказал сбивчиво:
– Тётя Надя, Мишкина мать. И тётя Лариса, Витькина.
– Вы действительно идиоты!
– Да что мы сделали? Ты сама сказала, что ничего!
– Да, сказала. Но я в этом не уверена. Две другие девчонки, Катька с Наташкой, точно в порядке? Их папа не прибежит сюда с топором?
– Нет, не прибежит. Он сам любит выпить.
– Успокоительная деталь! А зачем Мишка и Витька стали трепаться о том, чем вы занимались?
– Да, видать, Светлана Петровна встретила их, унюхала запах и допыталась. Кинулась к матерям. Вот все и примчались.
– Весело здесь!
Сверху доносились бойкие голоса и прочие звуки взволнованной суеты. Брат с сестрой прислушивались. Им всё же было тревожно. Но когда все, кто был на мансарде, сошли на нижний этаж, гора с плеч свалилась. Ленка шла первой. Она зевала и протирала глаза, очень осторожно спускаясь по деревянным ступенькам. Спрыгнув с последней ступеньки на пол, она опустила руки и улыбнулась Маринке, которая подошла к дверному проёму.
– Здравствуйте.
– Привет, – сказала Маринка и перевела глаза с осторожной школьницы на её сердобольных спутниц, также уже спустившихся. – Всё в порядке? Ведь я же вам говорила! Садитесь пить с нами чай.
– Чаю мы с тобой попьём обязательно, – улыбнулась в ответ Светлана Петровна. – Но не здесь. Мне сейчас противно смотреть на твоего братца, который стал алкоголиком. Пойдём к нам?
Маринка задумалась.
– Или к нам, – сказала вторая дама – как потом выяснилось, Лариса. – Я пирогов напекла с утра. Надеюсь, что Витька не все их уже сожрал!
– Вот и приходи вместе с ними, – не уступила преподавательница. – И ты приходи, Надежда. Да и Денисовых позовём, и Сопелкиных. Надо же познакомиться с нашей новой соседкой! Как ты на это смотришь, Марина?
– С радостью, – продолжая глядеть на сонную Ленку, дала Маринка ответ. И сразу же вышла вместе с соседками, сказав Лёньке, чтобы ложился спать и проспался.
Глава третья
Мужа у Светланы Петровны Гулькиной давно не было. Вряд ли бы она успешно справлялась с большим хозяйством и своенравной дочерью, унаследовавшей её красоту, если бы не Лиза Комарова. Жила она в доме Гулькиных третий год, потому что также имела весьма непростой характер и с бабкой в тесной избушке не ужилась. Бабка Комариха, взявшая к себе внучку после смерти обоих её родителей в Чудове, была ведьмой. По крайней мере, её таковой считали, и у неё не было охоты это оспаривать. Домик старухи стоял как бы на отшибе, аж за ручьём. Там спуск был пологим, и ей удобно было стирать. А домовладение Гулькиных, как и прочие, высилось на другом берегу ручья, более крутом. Соседствовало оно с владением Кузнецовых, то есть родителей Мишки. Ручей напротив их дома был перекрыт высокой плотиной, благодаря которой образовалась запруда. В ней плавали гуси с утками. Развела их Надежда, Мишкина мама. Была у Мишки сестрёнка двух с половиной лет. Её звали Анька. Её и Мишкин отец, Николай Геннадьевич, был хорошим водопроводчиком. Он работал в райцентре, притом не только по основной специальности, потому что имел репутацию мастера на все руки. Не худшим мастером был Семён Дмитриевич Сопелкин – пенсионер, отставной военный, который жил со своей женой Авдотьей Григорьевной на другой стороне деревни. Их сыновья и дочь давно разбрелись по свету и редко было о них слыхать. Держали пенсионеры кроликов и козу по имени Пелагея. Имелись у них в саду и четыре улья. Мёд пчёлы давали жидкий, в цвет янтаря. Витькины родители, дядя Костя Блинов и тётя Лариса, также вели большое животноводческое хозяйство. Состояло оно из целой оравы кур и дружной компании поросят. Родители двух весёлых девиц, Катьки и Наташки Денисовых, никакой живности не держали, поскольку глава семейства, дядя Саша по прозвищу Бегунок, очень хорошо зарабатывал, будучи инженером и совладельцем автомобильного сервиса. Мастерская располагалась в райцентре, и Александр Львович каждое утро ездил туда на неплохом «Форде», а вечером привозил продукты из дорогих магазинов и выпивал целую бутылку вина. Жена его, Эвелина, огород всё-таки не забрасывала, потому что больше заняться ей было нечем, а обе дочери неустанно слонялись по всей деревне и всех смешили. Младшая, Катька, кое-как выучилась играть на баяне и петь народный фольклор. Старшая, Наташка, чуть-чуть владела гитарой и занималась в школе восточных танцев.
Выйдя от Лёньки, который даже и не подумал проводить женщин если не до калитки, то до крыльца, Надя и Лариса свернули к своим домам, чтобы подготовиться к чаепитию. Таким образом, обе Гулькиных и Маринка втроём продолжили путь до самой околицы. По пути Светлана Петровна пригласила Сопелкиных и Денисовых. Ей для этого даже не пришлось замедлять шаги, так как Семён Дмитриевич беседовал со своей козой у самой дороги, а Эвелина развешивала бельё возле своего большого крыльца. Оба приглашения были приняты, да притом с тёплыми словами в адрес Маринки. Но Пелагея, поняв, что суть разговора к ней отношения не имеет, наставила на Маринку свои рога и сердитым блеяньем предложила не попадаться ей на глаза без булки с повидлом или пирожного. От испуга Маринка расщедрилась и дала обещание угостить её круассаном. На том и договорились.
Земли у Гулькиных было много, однако дом уступал по размерам Лёнькиному значительно. Три четверти огорода были отведены под картошку. Забор представлял собой сетку рабицу на железных столбиках, и Маринка ещё с дороги увидела тонкую девушку в длинной юбке, кофточке и косынке, с тяпкой в руках. Она энергично окучивала картошку, взрыхляя землю и подгребая её к растениям. У Маринки возникла мысль, что девушка ничего себе, хоть лицо у неё немного угрюмое.
– Лизка, ты уже мою половину окучивать начала! – внезапно и негодующе подала громкий голос Ленка, доселе только сопевшая. – Уйди с грядки! Мы ведь договорились, что я доделаю!
Лиза выпрямилась и глянула на трёх дам, входивших в калитку. Понятно, что на Маринке взгляд её задержался и был он пристальным. Не отводя своих больших глаз под длинными и нахмуренными бровями от незнакомки, она ответила малолетней пьянице:
– Знаю я, когда ты доделаешь! К сентябрю. Тётя Света, где вы её нашли?
– У Лёньки она спала, на мансарде, – дала ответ Светлана Петровна. – А это его двоюродная сестра Марина. Если бы не она…
– Да ладно вам, ладно, – заулыбалась Маринка, прикрыв за собой калитку. – Подумаешь, вина выпили! Я, помню, в тринадцать лет так напилась водки, что весь Павловский Посад потом надо мной целый год смеялся… Это и есть ваш дом, Светлана Петровна? Он очень милый. Сколько в нём комнат?
– Три. Елизавета, хватит уже, достаточно на сегодня! К нам скоро гости придут, идём ставить самовар.
Оставив тяпку на грядке, Лиза послушно присоединилась к двум своим соседкам по дому и новой соседке по деревушке. Около дома с Маринкой нехотя познакомился очень старый, лохматый пёс. Он жил в маленьком сарае с распахнутой настежь дверью. Там, между двумя ящиками, для него была постелена телогрейка.
– Это Полкан, – представила Ленка пса. Маринка его погладила, сразу после чего он опять подался в своё жилище и завалился спать. Взошли на крыльцо. За порогом, в сенцах, произошло знакомство с менее старым, но столь же сонным и флегматичным котом рыжего окраса. Маринка предположила, что этого лодыря зовут Васька. Но он оказался Барсиком.
Из всех комнат она успела взглянуть только на одну, которая занимала добрых две трети дома. Там у Светланы Петровны или, как Маринка решила впредь её называть, Светланы, вдруг начала работать её привычка на всех наводить психоз. Взявшись вместе с Ленкой за большой стол, чтобы его сдвинуть на середину и разложить, она всполошилась какой-то мыслью и обратилась к Лизе, которая занималась в сенях большим самоваром:
– Елизавета! Бабушку мы твою забыли позвать! Иди, пригласи её!
– Тётя Света, да разве ж она пойдёт? – с досадой отозвалась огородница.
– Это исключено, – поддержала Ленка. – Мама, зачем сейчас тратить время на ерунду? Скоро все придут!
– Тебя забыли спросить! Прийти-то она едва ли придёт, но если не пригласить – обидится. Сходи, Лизонька!
Вызвалась пойти и Маринка. Ей любопытно было узнать о Лизе побольше. Они вдвоём направились к домику на отшибе, дальше которого находились только два дома, заброшенных. Когда перешли ручей у большой запруды, Маринка спросила Лизу, есть ли у той смартфон.
– Зачем он мне сдался? – пожала плечами Лиза. – Время терять на всякую ерунду?
– А тебе что, не хватает времени?
– А ты думала! Хоть скотину мы и не держим, но огород немаленький, сама видишь.
– А телевизор ты смотришь?
– Да вот ещё! Книги иногда по ночам читаю.
– Какие?
– Карамзина и Ключевского. Ведь Светлана Петровна – учительница истории. У неё таких книг в запечнике очень много. Катька и Наташка Денисовы надо мной всё ржут, а мне интересно.
– А Ленка над тобой ржёт?
– Ленка-то? Да нет. Она ведь красивая.
– Ну и что?
– Красивые девушки – не насмешницы.
У Маринки было на этот счёт уточнение, но она решила пока только задавать вопросы и повнимательнее приглядываться к попутчице. Так дошли они до избы бабки Комарихи. Та их уже ждала на пороге – сгорбленная, в платке, шушуне, с клюкой. «Странно, что в галошах, а не в лаптях!» – решила Маринка, здороваясь с обитательницей бревенчатого, слегка уже покосившегося домишки с двускатной шиферной крышей и окнами в грубо вырезанных наличниках. На стёклах лежала пыль, такая густая, что кружевные шторки едва просматривались. Старуха была лицом не страшна, не зла, но не без ехидства в глазах.
– Как же вы одна справляетесь, бабушка? – задала ей вопрос Маринка после того, как на приглашение Лизы был дан суровый отказ – мол, делать мне больше нечего, кроме как чаи распивать на старости лет!
– Разве ж я одна? – скосила глаза бабка Комариха на любопытную пигалицу в штанах.
– Ну а с кем же вы? Может быть, за лешего замуж вышли?
Старуха и не подумала разобидеться. Ей, напротив, стало смешно.
– Спроси у Варвары, с кем я живу, – сказала она, вдруг перестав скалить штук шесть зубов. – Она объяснит. А теперь ступайте отсель! Пошли, пошли, безобразницы! Не до вас мне – каша, поди, уже пригорела.
И, сделав шаг обратно в свои хоромы, поросшие снизу мхом, Комариха с треском хлопнула дверью. Двум безобразницам оставалось только пожать плечами и двинуться восвояси.
– Что это ещё за Варвара? – опять пристала Маринка к Лизе, когда чуть-чуть отошли. Лиза глубоко и шумно вздохнула.
– Я это, я! Когда моя мама была ещё с животом, бабка предрекла, что родится девочка и что нужно её Варварой назвать, иначе не будет ей в жизни счастья. Но меня всё же назвали Елизаветой. Через двенадцать лет родители умерли – ну, точнее, погибли в авиакатастрофе, и я стала жить у бабушки. Она Лизой меня ни разу не называла, только Варварой. Всё предлагала официально имя сменить. Когда мне всё это осточертело, я поселилась у Гулькиных.
– Потрясающе! Ну а с кем же она живёт, если не одна? Она ведь сказала, что ты это должна знать.
– Должна, но не знаю. Она всё время мелет какой-то бред! Впрочем, у неё частенько ютится какое-нибудь животное – то зайчонок, раненый пулей, то больной ёж, то уж, то птенец. Она их выхаживает, потом они возвращаются в естественную среду обитания. Звери бабушку очень любят и доверяют ей.
– На что же она живёт?
– Да пенсию получает, на что ж ещё? Дядя Саша, отец Катьки и Наташки, по седьмым числам каждого месяца возит её в райцентр, и там ей выдают деньги. Он и продукты привозит бабушке из посёлка, а дядя Коля и дядя Костя дрова ей на зиму заготавливают.
– Дядя Коля и дядя Костя? Это мужья Нади и Ларисы?
– Ну да. Между прочим, все помогают бабушке, а она никому спасибо не говорит! Одних только зверей любит.
– Вот в этом я очень хорошо её понимаю, – вымолвила Маринка и призадумалась. Солнце грело ещё не совсем по-летнему. Оно было уже на западной части неба. В той стороне глухой непролазный лес почти примыкал к Ершовке. Крайний из двух заброшенных домиков находился, можно сказать, уже на опушке. Но за опушкой темнели дебри, в которые и ползком было не продраться. Более редкий лес, удобный для грибников, стоял чуть южней, за овсяным полем. К северу от деревни были луга. Среди них, близ рощи, и находилось старое кладбище.
– Там твоих маму с папой похоронили? – с крутого берега над запрудой вгляделась в погост Маринка, остановившись. Остановилась и Лиза. Она смотрела на уток, которые с кряканьем плыли к ней, ожидая корма.
– Нет, они в Питере похоронены. Там родня какая-то есть.
– А в этом пруду купаться, вообще, можно?
– Да, мы купаемся здесь в жару. Дно чистое, твёрдое, но вода холодная очень.
Маринке через соцсеть пришло сообщение. Ознакомившись с ним, она издала весёлое восклицание. От неё при этом не ускользнуло, что Лиза не задержала взгляд на айфоне последней версии. Её больше интересовали утки и гуси.
– Женька уволилась, – сообщила Маринка, когда продолжили путь к Гулькинскому дому.
– Серьёзно? Вот это да! А кто эта Женька?
– Моя лучшая подруга. Несколько лет назад её старшая сестра, Ирка, с нами в одном подъезде жила. Снимала квартиру.
– Где, в Павловском Посаде?
– Да. И Женька к ней приезжала. Потом мой папа устроил Ирку в свой театральный ВУЗ, концертмейстером. Он сам там преподаёт, а она – выпускница московской консерватории. Пианистка. Переселившись опять в Москву, она вышла замуж, да тут же и развелась. К тому времени Женька тоже послала на хер всех своих ухажёров, так что теперь эти две красавицы снова вместе живут и по два раза в день у них мордобой, как было всегда.
– Это очень мило, – хмыкнула Лиза. – Никак не могут ужиться?
– Просто они так привыкли жить. Но Женька наверняка ко мне в гости сюда приедет, чтобы немножечко отдохнуть.
– Очень любопытно будет с ней познакомиться! А откуда она уволилась?
– Да с центральной подстанции Скорой помощи. Она фельдшер. Но мне очень часто кажется, что её саму нужно полечить, как и Ирку. Они меня иногда называют Ритой.
Лиза взглянула на свою спутницу недоверчиво.
– Ты, небось, надо мной смеёшься?
– Клянусь, что нет! Уже шестой год они мне твердят, что я – вылитая Ритка Дроздова, какая-то неформалка с Арбата. Она была их подругой.
– И умерла?
– Да. Её убили, когда пытались арестовать.
Глава четвёртая
Когда Маринка с Лизой пришли, чаепитие шло уже полным ходом. Но чаепитием это дело можно было назвать лишь с некоторой условностью и натяжкой, ибо вокруг самовара, который был установлен в центре стола и мало кого интересовал, стояли бутылки с водкой, вином и чем-то ещё. Имелась и самогонка, производителями которой на местном уровне были Витькин папаша и Семён Дмитриевич Сопелкин. Его жена, Авдотья Григорьевна, не явилась, сославшись на головную боль и мрачное настроение Пелагеи. Вообще, от выходок и капризов этой козы в доме двух почтенных пенсионеров зависело почти всё. Но все остальные жители деревеньки, кроме Александра Денисова, Комарихи и всех подростков, присутствовали. Александр был на работе, а Лёньке, Витьке, Мишке и двум девчонкам Денисовым запретили являться на торжество. Ленка легла спать. Но шума и озорства всё равно за столом хватало, так как Надежда приволокла младшую дочь Аньку, которой было два года. Впрочем, увидев Лизу, Анька, носившаяся вокруг стола и на всех оравшая с целью привести в ужас, тотчас утихомирилась и спокойно заулыбалась. Елизавета была ей самой лучшей подругой. Имея это в виду, Светлана Петровна их усадила рядышком, а Маринку расположила между Николаем Геннадьевичем, супругом Надежды, и дядей Костей, мужем Ларисы. Оба они, после пары рюмок уже начав чувствовать себя гусарами, принялись её потчевать холодцом, солёными огурцами и блинчиками с икрой. Она с удовольствием отдалась под их покровительство, потому что была очень голодна и имела цель поближе сойтись со всеми своими односельчанами. Николай попытался налить ей в стопку вина, а Константин – водки, и тут же у них разгорелся спор по этому поводу. В спор включились и их супруги, а также хозяйка дома и Эвелина Денисова. Предпочтениями Маринки никто не поинтересовался, кроме Семёна Дмитриевича. Поэтому, когда он предложил ей попробовать первача, она, засмеявшись, его уважила, сказав:
– Да! Я буду пить самогонку. Спасибо вам, Семён Дмитриевич. И вам всем, господа, большое спасибо за обмен мнениями. Я все их учту, поскольку спешить нам некуда.
– Это наш человек! – вскричал дядя Костя, за что немедленно получил от Ларисы шуточный подзатыльник, а от Светланы – надменный взгляд и вопрос, назовёт ли он своим человеком Зеленского, если выяснится, что тот ещё и алкаш.
– Да я в любом случае назову! – серьёзно ответил Костя.
– Стоп, стоп, стоп, стоп! – также посерьёзнел и Семён Дмитриевич. Едва зазвучал его командирский голос, все остальные разом притихли, и он продолжил: – Леди и джентльмены! Я предлагаю политику не затрагивать вообще, так как обстановка очень тяжёлая, ситуация крайне накалена и любое столкновение мнений может закончиться большой ссорой. Давайте не создавать почву для конфликтов и просто выпьем с Мариночкой за знакомство.
– Поддерживаю, – кивнул Николай, и все согласились с ним. Сразу выпили. Не успела Маринка перевести дыхание и принять из рук Лизы, которая сделала полглотка вина, пирожок с капустой, как дядя Костя снова наполнил стопки и Эвелина произнесла следующий тост. Она предложила выпить за дружбу. Светлана ей возразила, что в силу местных традиций надо бы выпить сначала за урожай.
– Мне дружба дороже, – не согласилась супруга автомеханика. – Еду, если что, в магазине купим, а дружбу надо беречь!
– Никто и не спорит, что дружбу надо беречь, – холодно пожала плечами хозяйка дома. – Но что касается магазина, то на него хорошо рассчитывать, когда есть у мужа машина и куча денег! А если самого мужа нет, да зарплата – сорок пять тысяч? Спасибо, Линочка! Уж теперь-то я буду знать, что если картошка не уродится, ничего страшного – будут ждать меня вместе с моей дочкой и Лизонькой целые магазины деликатесов!
– Выпьем за дружбу и урожай! – прихлопнул конфликт ударом ладони по столу дядя Коля. Взглянув на Семёна Дмитриевича, прибавил: – Ну и, конечно, за Пелагею!
Всем стало очень смешно. Маринкина стопка была теперь полна водки. С некоторым усилием её выпив и закусив колбасой, которую принесла с собой Эвелина, Маринка стала гадать, каким будет новый повод для ссоры между участниками застолья. Но не успели те опрокинуть стопки и отдать должное пирогам Ларисы Блиновой, которые та настойчиво рекламировала, как снова подала голос Мишкина сестра Анька. На этот раз она разревелась, да притом так, что всем стало страшно. Причина была банальна – Лиза хотела дать ей очередную конфету, уже примерно двадцатую, а Надежда этому воспрепятствовала. Рёв был громким, истошным, непримиримым. Все озаботились этим делом и начали прилагать усилия для скорейшего воцарения мира и тишины. Но не так-то просто было добиться этого. Видя, что сама Лиза уже готова расплакаться от стыда за свой опрометчивый шаг, Маринка стрельнула у дяди Кости парочку сигарет с зажигалкой и потащила неосторожную девушку из избы.
– Уходим, уходим! Пора нам подышать воздухом.
Рёв был слышен и за дверями, так что пришлось выйти за калитку. Маринка там закурила. Лиза сказала ей, что не курит. Она казалась очень взволнованной. Нужно было её хоть как-нибудь подбодрить.
– Не переживай, – хлопнула её по плечу Маринка. – Я в её возрасте даже ещё громче орала, если мне что-нибудь не давали. К Лёньке пойдём? Мне кажется, что ребята там собрались.
– Да наверняка!
И пошли. День клонился к вечеру, но до сумерек оставалось ещё часа полтора. Приближаясь к Лёнькиному забору, девушки за две сотни шагов услышали звук баяна. Уровень баяниста был ниже среднего, но угадывался восточный мотив. Потом баян смолк, и властный девчоночий голос крикнул:
– Катька, ты дура? Лучше кота сюда принеси и дёргай его за хвост! Красивей получится! Кто-нибудь мне включит музыку или нет?
Другой девчоночий голос что-то ответил с ещё большим раздражением, вскоре после чего громко зазвучала песня Зизи Адель.
– Наташка решила потанцевать, – объяснила Лиза, тревожно нахмурив брови. – Вот ужас!
– Что здесь ужасного? – удивилась Маринка.
– То, что танцует она для Лёнечки! Кто бы ей объяснил, что всё это без толку?
– Почему?
В ответ Лиза промолчала, и у Маринки мелькнула скверная мысль. Они уже были возле калитки, запертой изнутри. Песня продолжала звучать, делаясь всё более быстрой и зажигательной.
– Как бы мне на это взглянуть? – спросила Маринка. – Может, есть какая-нибудь задняя калитка?
– Нет. Только та, что здесь. Попробуй тихонечко за забор схватиться и подтянуться.
Маринка немедленно это сделала. Высота забора не превышала двух метров, и подтянуться более-менее удалось, но руки сейчас же начали разгибаться. Лиза пришла на помощь новой соседке – взявшись за её пятки, что было силы стала способствовать продвижению вверх. Благодаря этому голова Маринки полностью оказалась выше забора и продержалась там секунд пять. Этого хватило, чтобы с лихвой наглядеться и сделать выводы.
Лёнька, Мишка и Витька сидели близко друг к другу на лавочке у терраски. Витька держал смартфон, из которого и звучала песня Зизи Адель. Парни были вынуждены тесниться, так как бок о бок с ними расположились на лавочке ещё двое – девочка в сарафанчике и баян, поставленной рядом с нею. Было вполне очевидно, что ей пришлось поставить его, чтобы осушить гранёный стакан с красным содержимым, чем она в ту минуту и занималась, сморщив прелестный носик. Ещё четыре стакана, уже пустых, очень неприглядно стояли на самом краю ступеньки, рядом с которой был конец лавочки. По соседству с ними высилась совершенно уже пустая бутыль, виденная утром Маринкой под верстаком. Но это было ещё не самое страшное! Витька с Лёнькой курили, устроив соревнование, кто из них затянется глубже и не закашляется, а Мишка скучно зевал. Танец симпатичной девчонки, которая перед ними крутилась очень недурственно, запрокинув голову, вскинув руки над ней и делая завлекательные движения животом, их не волновал абсолютно. Была Наташка в тюрбане – да, да, в самом настоящем синем тюрбане с белым пером, танцевальном топике, длинной юбке и мокасинах. Хоть её танец по качеству всё же несколько уступал костюму, она заслуживала внимания. Не последнюю роль в её привлекательности играли белые волосы, что струились из-под тюрбана нежными и упругими кольцами до лопаток. Да и лицо с зажмуренными глазами, сияющее возвышенным упоением, не оставило бы спокойным и, уж тем паче, зевающим никакого джигита. Но не джигиты, видимо, плотно сидели на лавочке рядом с Катькой, а чёрт-те что. Сделав такой вывод, Маринка с помощью Лизы тихонечко приземлилась и задала ей вопрос:
– Где она взяла такой дорогой костюм для арабских танцев?
– Отец ей всё покупает! И Катьке тоже. Он их в посёлок три раза в неделю возит, и там они занимаются – одна танцами, а другая музыкой.
– Поняла. Ну, давай войдём?
Лиза постучала в калитку. За нею сразу же сделалось очень тихо, потом возникла негромкая, но активная суета. Открылась калитка несколько раньше, чем ожидала Маринка. Первой, кого она и Лиза увидели, оказалась Наташка, имевшая тот же вид, в каком танцевала. Впрочем, не совсем тот же – была прибавлена выразительная улыбка. Она, как по волшебству, осенила личико старшеклассницы блеском зрелой и обольстительной красоты. Тюрбан и изящный жест, с которым Наташка, открыв калитку, сделала шаг назад, давали ей сходство с вымуштрованной рабыней. Но сходство Лёньки с султаном было практически никаким, уж не говоря о его друзьях. Все трое сидели с такими физиономиями, что можно было подумать – их отвлекли от филологического разбора пьесы «На дне». У Катьки лицо было чуть попроще. Она, скорее всего, задумалась над романом «Отцы и дети». Или над тем, не бросится ли в глаза Маринке бутыль, кое-как засунутая под лавку. Ни сигарет, ни стаканов, ни признаков сожаления совершенно не было видно.
– Мы репетировали, – вполне уверенным голосом сообщила Наташка, вдвинув засов калитки в её стояк и вновь оказавшись перед глазами вошедших дам. Пленительная улыбка не исчезала с её лица, длинные ресницы быстрыми взмахами то гасили, то открывали сияние карих глаз, направленных на Маринку.
– И что же вы репетировали? – поинтересовалась та, засияв глазами не менее дружелюбно и столь же трогательно. – Спектакль «Три поросёнка»? Мне кажется, в книге нет ещё двух свиней.
Наташка расхохоталась, хлопнув себя руками по бёдрам.
– Вот это шутка так шутка! Лиза, ты слышала? Ой, я лопну сейчас от смеха!
Робкий и тихий смех послышался также с лавочки. Но Маринке было противно туда глядеть, и она опять взялась за Наташку:
– Судя по твоему костюму, это была уже генеральная репетиция. Ты, как я понимаю, готовишься к выступлению?
– Ну конечно! На следующей неделе вся наша танцевальная школа поедет в Старую Руссу, и мы там выступим перед публикой в зале на семьсот мест. Говорят, что будет и руководство области, и московская делегация! Представляешь? А у меня мандраж начинается перед публикой, вот поэтому я мальчишек и попросила внимательно на меня смотреть. А ты Лёнькина сестра, да? Из Москвы? Марина?
– Да, она самая. У вас есть ещё какое-нибудь бухло? Или вы всё вылакали уже?
Признаков смущения или страха по-прежнему было ноль. Послав Катьку в погреб, куда она побежала прямо вприпрыжку, Лёнька достал из больших карманов своей джинсовки стаканы и сигареты. Наташка, Витька и Мишка ринулись в дом. Первая вернулась с двумя дополнительными стаканами, а её напарники вытащили два стула и маленький круглый стол на высоких ножках. Катька, вернувшаяся из погреба, водрузила на этот столик миску с солёными огурцами, шмат сала и самогонку в бутылке из-под шампанского.
– Красота какая! – цокнула языком Маринка, когда все оперативно расселись и Витька выдернул из бутылки пробку. – Я ведь имела в виду вино!
– Вино уже кончилось, – заявила Катька, длинным ножом разрезая сало. – Да это слабая самогонка!
– Ты, как я вижу, уже эксперт?
– Она не сопьётся, – успокоительно помахала Лиза рукой. – После двух стаканов её будет выворачивать наизнанку. Наташка вот может спиться. Витенька, мне чуть-чуть! Пару капель.
Наташка стала смеяться. Было неясно, на что она намекала этими звуками. Но никто не заинтересовался данным вопросом, поскольку Витька уже успел всем налить.
– Девчонки, за вас, – провозгласил Лёнька, взяв свой стакан. И сразу же выпил. Все остальные последовали его примеру, а затем долго жевали сало и хрумкали огурцами. Напиток был неплохим.
– У вас в Старой Руссе будет общее выступление? – задала Маринка новый вопрос Наташке после того, как выпили по второй и между сестричками вспыхнул мелкий конфликт, вызванный желанием младшей опять взяться за баян. – В смысле, групповое? Или же каждая ученица выступит с индивидуальной программой?
– Сначала будут общие выступления, а затем пойдут индивидуальные, – объяснила танцовщица. – Но, конечно, не каждая ученица выступит, а лишь те, кого отобрали преподаватели. В нашем списке – я, Алиска Шпынёва и Галька Фомкина. Среди нас и лучших танцовщиц из других студий выберут победительницу.
– И что же она получит в качестве приза?
– Жёлтый тюрбан. Сейчас, как ты видишь, у меня синий. Жёлтый считается символом царской власти. Этот тюрбан будет подтверждением титула, так как победительницу объявят ханшей Валдая.
Юная баянистка сделала вид, что лопается от смеха. Мишка пихнул её локтем в бок, чтобы успокоилась. Она, видимо, уважала Мишку и сразу же перешла с громового хохота на хихиканье.
– Ханшей Валдая? – переспросила Маринка. – Вот прелесть-то! То есть, не султаншей, а ханшей?
– Именно так, – кивнула Наташка. – Сперва хотели, чтобы была султанша, однако потом решили, что это будет не в наших отечественных традициях. А вот ханша – другое дело.
– Естественно! А кто будет голосовать? Жюри или зрители?
– Ну конечно, голосовать будут зрители. А решать, какая из девушек победила, будет жюри.
Маринка обвела взглядом всех своих собутыльников, любопытствуя, кто из них охренел сильнее. Но ничего похожего вовсе не было. Никто салом не подавился, кусок огурца не выплюнул. Впрочем, Лиза спустя примерно минуту чуть улыбнулась.
– Совсем как на президентских выборах!
– Начинается! – неожиданно закатила Катька глаза. – Опять наша Варя всем недовольна! Извините, Елизавета Андреевна, что родная наша страна опять вам не угодила! Простите, ваше высочество! Представляешь, Маринка – у нас тут, в Ершовке, не только ханша, но и принцесса есть! И всё ей не по нутру в её королевстве! Одни кругом дураки, которые ничего не умеют делать!
