Игорь Озеров
На Калиновом мосту
– Если говорить культурно, то как коровьи лепешки, которые нам встречались по дороге сюда, – рассмеялась она. – Берем страну, смешиваем в ней разные культуры, разные народы, разные цивилизации и получаем нового человека. Серого, безликого, однородного.
– И почему твой дедушка считает этот путь плохим? – Иван отряхнул руки и сел рядом с девушкой. – Разве в Америке не так было?
– Это как прокрутить через мясорубку твой стейк и моих устриц, а потом сделать из полученного фарша маленькие котлетки, – рассмеялась она.
– Котлетки‑мутанты, – согласился Иван.
– Потом к ним подключат интернет, и они станут котлетки‑зомби.
– Начнут драться и поедать друг друга, – продолжил Иван.
– Нет. Для этого они слишком ленивые. Их запрограммируют жить на подачки от тех, кто их слепил.
– Так их и сейчас уже полно вокруг. Одинаковая одежда, одинаковая внешность, одинаковые кумиры, одинаковые мысли. Зомби давно среди нас, – шутливо нахмурил брови Иван и переложил в костре пару поленьев.
– Смотри, смотри, – вдруг закричала Диана таким голосом, будто из моря начали выползать стейкоустрицы.
На самом деле она увидела, как из‑за скалы выплыл воздушный шар. Раскрашенный в цвета американского флага, он беззвучно парил невысоко над водой в вечернем небе.
– Интересно, куда они летят? – задумчивым голосом спросила Диана.
– Наверное, ищут место, где нет трудовых лагерей и нет зомби‑мутантов.
Иван поворошил палкой костер, и в воздух поднялась куча искр.
– Угли есть, а значит можно готовить мясо.
Он срезал от небольшого куста у подножья горы несколько веток, обстругал их так, что получились хорошие длинные шампуры. Ловко порезал мясо квадратными кусками и насадил на эти шампуры, чередуя с помидорами, перцами и резаным луком. Положил их невысоко над углями, примостив свободные концы на камни.
– Все как миллион лет назад, – сказала Диана. – Еда и тепло – главные ценности на земле.
«И все это лишь для того, чтобы сытно наесться и заняться тем, для чего мы собственно и предназначены», – подумал Иван.
– Большинство ценностей в этом мире действительно сильно переоценены, – сказал он. – К примеру, твои устрицы. Но кроме еды и тепла, должно быть еще кое‑что. А иначе все это не имеет смысла.
Диана молчала, провожая взглядом уплывающий за дальние скалы воздушный шар, и когда тот скрылся, повернувшись к костру, сказала:
– Ну, теперь в этом мире кроме нас больше никого не осталось. Последние люди на Земле.
– И они же первые.
Диана опять промолчала, и Иван решил, что сказал что‑то лишнее. На самом деле Диана сейчас как никогда раньше была близка к тому, чтобы выбросить из головы все дедушкины проекты. Ей просто хотелось быть с этим парнем, думать только о нем и жить только для него.
– Я уже начинаю мечтать, чтобы твой старик с маяка действительно существовал. Я бы очень хотела остаться с тобой на земле лишь вдвоем, – неожиданно искренне сказала вдруг Диана и сразу же испугалась своей смелости. – А скоро будет готово мясо? – спросила она, чтобы перевести разговор. – Наверное, здесь когда‑то так же жарили мясо бизонов первые переселенцы со Старого света.
Иван догадывался, что сейчас происходит у нее в голове, но еще не определился, как к этому относиться. Конечно, она ему нравилась. Он вообще не видел в ней недостатков. Если бы его когда‑нибудь раньше спросили: какой должна быть женщина твоей мечты, то он в точности описал бы Диану. Но теперь, когда он ее встретил, что‑то мешало ему перейти на другой уровень отношений.
– Но вот здесь же, в Америке, раньше все получалось? – спросил Иван, вспомнив воздушный шар и представив на этом месте семьи первых переселенцев.
– Получалось только в самом начале, когда людей на такую огромную страну было мало. Дел хватало на всех и каждый имел надежду забраться на пьедестал. Эта конкуренция способствовала прогрессу. Но пряников никогда не хватает на всех. Когда местные элиты сложились, то неизбежно стали появляться и те, кто понял, что ему теплого места в этом мире не досталось. И что их дети и внуки будут делать приблизительно одно и то же, так или иначе, прислуживать другим. Еще какое‑то время массовая культура поддерживала иллюзию возможности осуществления американской мечты… Но теперь это не работает.
– И какую долю вы приготовили Америке: трудовые лагеря или перемолотые котлеты? – с иронией спросил Иван, переворачивая деревянные шампуры.
– Дедушка уехал отсюда, потому что считает, что здесь не получится осуществить ни первый, ни второй вариант. Так сложилось исторически, и значит, будет третий, самый страшный вариант.
– Оказывается, есть еще и третий? Ты мне про него не говорила. И какой?
– Я в этом мало понимаю, но дедушка много раз повторял, что здесь все закончится Гражданской войной до полного взаимоуничтожения.
– Ну и фантазии у вас, – рассмеялся Иван. – Вы там из Китая слишком пессимистично смотрите на весь остальной мир, – он еще раз покрутил мясо над костром. – А у нас почти все готово и пора доставать виски.
– Я же за рулем.
– Маленькая рюмочка ничего не изменит. Тем более мы еще купаться будем.
– Ну нет… Купаться я точно не буду. Здесь вода ледяная и я купальник не взяла.
– С купальником что‑нибудь придумаем. Да и зачем он нам, если мы Адам и Ева.
– Посмотрим, – неопределенно ответила Диана. – Но виски мне не надо. Я и так сегодня немного сама не своя.
– Придется пить одному.
– Только не как в Иерусалиме.
– Конечно, – заверил Иван, а про себя подумал: «С такой женой сильно не погуляешь. Зато вся жизнь будет расписана на столетие вперед. Дедушка пристроит к делу где‑нибудь в теплом месте, а на свадьбу подарит большой самолет – летай не хочу по всему миру. Если мир еще будет существовать. А нет, то всегда можно спрятаться где‑нибудь на райском острове. Действительно как Адам и Ева. Заманчиво… Стоит подумать над этим. Проблема в том, что тебя дома уже ждет Ева. И там же тебя обвиняют в измене и считают предателем… А предателей в России принято уничтожать как бешеных собак. Это может и правильно, но кто решает, что ты предатель? Не те ли люди, которые тридцать лет назад демонстративно рвали свои партбилеты… Не те ли, которые неожиданно забыли, что клялись защищать свою страну до последней капли…»
Мясо кое-где пригорело, где‑то чуть не совсем прожарилось, но здесь у моря, все это было несущественным. Через несколько минут они съели все без остатка. Виски так и не открыли, потому что еда заменила алкоголь. Если дома после еды захотелось бы прилечь, то здесь, наоборот, появилась дополнительная энергия, возбуждение и какой‑то азарт.
– Ну что, теперь купаться? – воскликнула Диана. Потом встала, протянула руку Ивану, а когда он поднес к ней свою, сильно потянула его с бревен.
– Ты все‑таки решилась? – Иван смотрел на неё, чувствуя, что страсть уже почти вытеснила из головы все другие мысли. – «Сейчас самое время остудится в холодной воде», – подумал он.
Иван положил в костер последние дрова, и они пошли к океану. Без лишнего жеманства Диана первая сбросился всю одежду, вошла в воду и остановилась. Невысокие волны, накатывая на берег, поднимались ей до коленей и отступали назад, оставляя за собой пенный след. Конечно она знала, что Иван не сводит с нее глаз, но может быть для этого она и проводила часы в спортзале. Полюбоваться было чем: идеальные формы ног, бедер и, главное, две притягательные ямочки над ягодицами могли свести с ума кого угодно.
«Так можно самому стать зомби‑мутантом», – подумал Иван, быстро сбросил одежду и, промчавшись мимо Дианы, забежал поглубже в воду и нырнул, подняв кучу брызг.
Диана пошла за ним и плавно, без брызг, вытянув вперед руки, тихо ушла под воду. И так же без брызг и шума через несколько секунд вынырнула далеко впереди Ивана. Он подплыл к ней. Они легко держались на поверхности, глядя в глаза друг другу. И обоим казалось, что в глазах горят не отблески от костра и не отсветы городских огней, а те самые искры, что иногда вспыхивают между людьми.
Первым не выдержал Иван.
– Ты еще не замерзла? Наверное, пора к костру.
– Если ты наплавался, то я как ты, – улыбнулась Диана, и опять, на этот раз ненадолго, погрузилась под воду. Ей, конечно, было очень холодно, но она не спеша грациозно вышла на берег и только у костра, накинув на себя одеяло, звонко рассмеялась и сильно задрожала.
Иван накинул на нее второе одеяло, ничего не говоря, отвернул один край и прижал к себе ее мокрое упругое тело.
Когда они очнулись, за скалой начало подниматься солнце. Они его еще не видели, но невысокие горы на другом берегу стали сине‑розовыми, а вода в море посветлела и замерла, как застывшая сталь. Вдалеке по берегу в их сторону шел рыбак с удочкой. Рядом с ним бежала собака, держа в зубах большую корягу.
– Наше время истекло. Поехали, пока машина не превратилась в тыкву, – почему‑то грустно улыбнувшись, сказала Диана.
– Главное, чтобы мы теперь сами ни в кого не превратились и остались теми же, кем были, – ответил Иван и начал складывать вещи в машину.
Глава 24
Этот остров достался Доктору Кауперману почти полвека назад. В то время по всему миру колонии освобождались от своих старых хозяев. Как всегда бывает в таких случаях, вакуум власти в них сразу же заполняли бандиты разных окрасок, которые быстро доводили свой и без того бедный народ до крайней нищеты. Чтобы продержаться на троне пару лишних дней, жадные царьки готовы были продать все что угодно: природные ресурсы, территории, людей.
Кауперман свел тогдашнего монарха с руководством Советского Союза. За обещание построить в своей стране социализм, вождь получил кредиты, машины, оборудование и, самое главное, покровительство и защиту. Ну а сам Доктор за посредничество получил этот райский остров.
«Тогда с Советами я много дел провернул по всему миру. А теперь и там, как когда‑то в Африке, все растащили такие же жадные, ленивые, бестолковые бандиты. Надо подумать, что делать с этими двумя… Чернухой и Горемыкиным. Свою задачу они выполнили и больше не нужны. Да и вообще, пришло время полностью сменить власть в России. Может, есть смысл разделить страну на более мелкие части. В таком виде стало трудно ей управлять. И лучше поставить там на руководство кого‑нибудь со стороны: местные все зажрались и окончательно отупели, став похожими на африканских диктаторов. Но этим я займусь позже… – Все это суета и томление духа», – вспомнил он чье‑то красивое высказывание.
Доктор Кауперман потянулся на шезлонге и сделал маленький глоток апельсинового сока с прожилками мякоти из запотевшего бокала. На этом острове ему нравилось любоваться закатами в полнеба и размышлять о бренности человеческой жизни. Кауперман невнимательно слушал доклад своего помощника о том, что теперь почти все медиакомпании Генри Мидаса выкуплены и находятся под их полным контролем.
Доктора больше интересовал маленький крабик, который то высовывался из норки под пальмой, то прятался обратно. Ему, наверное, очень хотелось в море, ласковые и нежные волны которого шуршали совсем рядом по белому песку. Но в небе кружили чайки и крабик боялся, что не успеет спрятаться в воде до того, как голодные птицы его заметят.
«Или сожрешь ты или сожрут тебя – главный закон жизни», – подумал Кауперман и неожиданно вспомнил Фридриха Уотсона. Он был последней серьезной угрозой.
Но сегодня, нежась под теплым солнышком, воевать с ним Доктору не хотелось. «Неужели умные люди не способны договориться? Ведь все можно поделить. На двоих‑то этой планеты нам точно хватит».
Он посмотрел на двух красивых молодых мулаток, стоявших чуть поодаль в ожидании каких‑либо его распоряжений. Кроме набедренных повязок на них ничего не было. Точеные молодые груди прикрывали лишь красные коралловые бусы и ожерелье из ярких желтых живых цветов.
«Смотреть на реальных островитянок гораздо интереснее, чем любоваться ими на картинах Гогена. Хотя картины стоят миллионы, а настоящие – чуть больше миски риса, – Кауперману вдруг захотелось погладить, поцеловать и даже понюхать их гладкую темную кожу. – Юность всегда пахнет восхитительно, – подумал он, – и ни в каком компьютерном «Раю» это не воспроизвести».
«А Америка моей молодости – это лучшее, что случилось с миром за все время. Доступный секс и доступные кредиты – простая формула счастья. А совсем не всеобщее равенство. Если бы нас тогда с Джоном не высадили с того товарняка и не вправили мне мозги, все могло бы быть другим.
Врач пообещал, что сможет обеспечить долгую жизнь, но он ничего не сказал о том, останется ли желание жить. Как найти стимул вставать каждый день? Одеваться? Завтракать? Вот если бы доктор смог вернуть возможность любить! Не справлять похоть с помощью вызванной стимуляторами эрекции, а именно любить».
Кауперман еще помнил, что такое любовь.
«I got yor to hold my hand
I got you to understand…»
Низким волнующим голосом пела девушка из маленькой колонки у бара. Когда‑то он чуть не сошел с ума от любви к этой сумасшедшей черноволосой красавице. Но она смотрела сквозь него своими колдовскими глазами, не замечая ничего. Потому что так же безумно любила своего маленького Юношу, своего Литл Мена.
«I got you babe, I got you babe…» – повторяла она раз за разом.
Кауперман снял с головы широкополую белую панаму, протер платком морщинистую голову с несколькими клочками седых волос и большими коричневыми бородавками над ушами. Потом встал, сделал несколько неуверенных шагов к воде? и резко вернувшись к столу, прервав доклад помощника, приказал:
– Я хочу поговорить с Фридрихом Уотсоном. Найдите мне его и соедините. Срочно!
Кауперман и сам не понял, почему он после такого долгого перерыва решил поговорить с человеком, которого ненавидел и которому завидовал всю жизнь. Когда‑то, очень давно, он уже пытался сойтись с ним поближе, но наткнулся на такое явное презрение с его стороны, что потом старался даже не вспоминать о его существовании. Но последние события: отложенный проект, механизм которого Кауперман до конца не понимал и поэтому боялся; обещание врача найти возможность продлевать жизнь без этих фантастических методов; легкая победа над Мидасом вселили в Альберта Каупермана новые силы и надежды. Поэтому Доктор достал из закромов памяти свою мечту – заслужить внимание и уважение Фридриха Уотсона.
«Почему бы двум самым могущественным людям планеты не найти возможности для сотрудничества? Сейчас в моих руках самое мощное оружие – страх. В сущности, мне уже не нужен сам вирус, ведь используя медиаимперию Генри, я могу лишь с помощью одного только страха перед ним контролировать весь мир. И то, что я предложу ему поделить эту власть над миром на двоих, он должен воспринять как подарок. В конце концов, ведь я могу и по‑настоящему выпустить этот вирус на свободу, а не только создавать панику с помощью медиаресурсов. А вакцина от вируса тоже есть только у меня».
Когда Фридриху Уотсону доложили, что с ним хочет поговорить Доктор Кауперман, ему показалось, что он будто бы ждал этого звонка, хотя все мысли сейчас были заняты совсем другим. События последних трех дней привели чуть ли не к полной остановке всей экономики Китая.
Слух о новом неизвестном смертельном заболевании распространялся, несмотря на опровержения со стороны китайских властей. Тысячи ученых и сотни лабораторий пытались выявить у людей какие‑то новые болезни вызванные неизвестными вирусами или бактериями, но ничего необычного не находили. Все было, как и в прежние годы. Но панику остановить не удавалось. К этому добавилась опасность, что эту панику кто‑то может использовать в целях дестабилизации политического режима в стране, что может привести к полному краху экономики.
Фридрих Уотсон вел постоянные консультации с китайским руководством и, чтобы избежать политических волнений, было принято решение ввести в стране серьезные ограничения свобод. Населению необходимость этих жестких мер объяснили опасностью вируса, на самом деле еще пока никем и нигде не найденного.
Что Фридриха Уотсона всегда восхищало в Китае, так это размах и великолепная организованность. Вечером этого же дня были закрыты на полный карантин многомиллионные города. Жителям было запрещено покидать квартиры, а доставку еды осуществляли мгновенно созданные специальные службы. Китайская армия блокировала целые районы с населением больше, чем проживает в большинстве европейских стран. То, что вчера казалось невероятным и невозможным, было выполнено практически без усилий за одну ночь. Огромные регионы превратились в концентрационные лагеря по месту жительства. Грандиозная операция поразила даже Уотсона.
«А ведь это великолепный способ управлять народом в экстренных ситуациях, – подумал он. – Последние события показали, как легко людей можно сбить с толку. Хорошо, что мы вовремя приняли меры. А если бы нашлись те, кто захотел бы и дальше раскачивать ситуацию? Огромную страну за неделю можно было бы погрузить в полный хаос. И это в организованном Китае! А что было бы в Европе или Америке?»
Фридрих Уотсон окончательно признал, что страх, а не призывы к сознательности, лучший способ удержать людей от всяких соблазнов. Он уже было хотел отдать распоряжение подготовить детальную программу использования его в чрезвычайных ситуациях, но в этот самый момент ему доложили, что с ним очень хочет поговорить Доктор Кауперман.
Даже себе Альберт боялся признаться в настоящей причине этого звонка. В последние годы жизни он очень остро чувствовал свое одиночество. И причина была не в отсутствии семьи. Поднявшись на вершину власти, он испугался абсолютной ледяной пустоты вокруг себя. Вокруг крутились кучи прихлебателей, льстецов и завистливых лицемеров, но не одного близкого человека.
В глубине души он надеялся пусть не на дружбу, но хотя бы на признание его Фридрихом Уотсоном. Принятия его, Доктора Каупермана, в свою лигу – ради этого он и был готов пожертвовать частью своей власти. Но уже с первых секунд телефонного разговора оба поняли, что этот мир на двоих не делится и их задачи абсолютно противоположные.
Со стороны все выглядело как беседа старых знакомых. Вспомнили умерших общих знакомых. Пожаловались друг другу на одинаковые болезни. Фридрих Уотсон даже пригласил Доктора приехать в гости в Китай. Но Кауперман понимал, что Уотсону от него нужна лишь информация.
Фридрих знал, кому отошла империя Генри Мидаса, и понимал, что обладая огромными информационными ресурсами, у Каупермана появилась возможность из любого человека, из любой страны сделать прокаженного, а значит мирового изгоя за несколько часов. И реализовать это теперь было очень просто. Взять любой продукт из приговоренного государства или любого человека приехавшего из выбранной для наказания страны и объявить, что в них найден смертельный вирус. Подконтрольные СМИ разнесут информацию за минуты.
Чтобы никто не смел даже подумать о побеге из чумного барака, напуганный народ соседних стран сам натянет вокруг государства‑изгоя колючую проволоку и поставит по его периметру вышки с автоматчиками. Не помогут ни танки, ни самолеты с ракетами. Через пару месяцев после обрушения экономики власть в этом государстве перестанет существовать и все ценное в нем можно будет купить за пригоршню долларов. Противопоставить этому будет нечего. Так можно легко управлять всем миром: показательно, быстро и сурово наказывая неугодных и сопротивляющихся.
Единственная надежда сохранить независимость в такой ситуации – это возможность долгого автономного существования без взаимодействия с другими странами. Но в современном мире это могут себе позволить единицы. Поэтому Фридрих Уотсон подумал о необходимости создать группу государств во главе с Китаем, которые способны будут вместе выстоять в этой войне. Создать свой блок и противопоставить его Доктору Кауперману.
Но этого окажется недостаточно, если не ограничить доступ людей к враждебной информации. Страх – самое мощное оружие. Он лишает людей разума и порождает панику, которая может снести любое государство, как тропический ураган сносит фанерный домик. Те, кто захочет уничтожить страну руками самих жителей, сделают все возможное, чтобы внушить людям, что во всех их бедах виновато действующее руководство.
«Вирус сначала появляется в головах, а потом уже, может быть, где‑нибудь еще. Но тот вирус, который в голове, гораздо опаснее: его почти невозможно вылечить и он разрушает не только здоровье конкретного человека, но и здоровье всего государства».
Поэтому после разговора с Кауперманом, Фридрих Уотсон сразу поручил подготовить предложения для китайского правительства о блокировке иностранных СМИ на территории страны в чрезвычайных ситуациях. Нет интернета – нет эпидемии. На уровне министерства обороны должны быть созданы свои собственные центры по захвату влияния в глобальных социальных сетях.
«Ведь эти социальные сети – оружие обоюдоострое и действует во всех направлениях», – подумал Уотсон.
Но все это было после разговора. А во время него старички обсуждали подагру и несварение желудка. Лишь в самом конце Уотсон, как бы невзначай, задал главный вопрос:
– А что же все‑таки везли эти двое из России?
Кауперман, уже понимая, что его мечта о дружбе не осуществима, хотел отомстить и сказать, что там был тот самый смертельный вирус, но неожиданно для себя сказал правду:
– Они везли пустые контейнеры и передавали их местным оппозиционным идиотам. Все это обычный блеф и мистификация. Но, похоже, весь мир мне поверил…
После этого телефонного разговора Кауперман вернулся на пляж и рухнул в шезлонг. Он привычно утешил себя мыслью, что если бог дает что‑то полезное, то что‑то обязательно берет взамен. Бог дал ему власть и деньги, а без любви и близких друзей Доктор как‑нибудь проживет.
Но для восстановления привычного состояния этого утешения ему было мало. Поэтому он немедленно позвонил Горемыкину и Чернухе, и объявил им, что они свою задачу выполнили отвратительно и надежды на то, что они смогут когда‑либо исправиться не осталось. Поэтому он больше в их помощи не нуждается, и они могут быть абсолютно свободны.
«Уверен, что эти пауки сожрут друг друга сами, – с наслаждением подумал Кауперман. – Да и без Уотсона я как‑нибудь обойдусь. Сам прибежит. Когда обвал мировой экономики после карантина закончится, понадобятся деньги на ее восстановление. Вот тогда мы и предложим миру новый план Маршалла с огромными процентами за наше посредничество…»
Пока Доктор Кауперман раздумывал на ком еще можно сорвать свою злость, к нему подошел секретарь и протянул телефон.
– Что еще? – недовольно спросил Альберт.
– Это тот человек, для которого вы всегда на связи.
Человек, похожий на мумию фараона, имени которого Кауперман так за все эти годы и не узнал, был как всегда лаконичен.
– Зря вы, Доктор Кауперман, закрыли проект «Рай». Это не ваша компетенция.
– Я не закрыл, я лишь заморозил, – начал оправдываться Альберт.
– Теперь это уже не важно. Необходимость в вас полностью отпала. Сейчас к вам прибудет человек для подписания необходимых бумаг. Не принимайте все близко к сердцу. То, что должно произойти, все равно произойдет. Никто не в силах этого изменить. Вы можете только выбрать свою роль в этом. Вы выбрали роль краба – не туда, не сюда. Ваш остров остается в вашем распоряжении. Но вам с него перемещаться запрещено.
Каупрман увидел, что крабик наконец решился и выбежал из своей норки под пальмой. Быстро перебирая сразу всеми ножками, он неуклюже боком понесся к воде. Когда он уже нырнул в волну и решил, что дело сделано, она предательски откатилась обратно и прилетевшая чайка мгновенно подхватила клювом оказавшегося опять на суше бедолагу.
В это время недалеко от пляжа на воду приземлился небольшой самолет. А из колонки, будто с насмешкой, низким обволакивающим голосом пела девушка:
«Little man, when you stand by my side
Then I know I don't have to hide from anyone…»
Глава 25
Диану разбудил телефонный звонок. Она нащупала на тумбочке телефон и, с трудом открыв глаза, взглянула на экран: «Дедушка». Она скинула ноги на пол и села на кровати, мгновенно вспомнив все события вчерашней ночи. Иван спал рядом.
– Да, дедушка! Доброе утро, – бодро ответила внучка, будто давно уже проснулась.
– Как ты там, моя принцесса? – услышала она родной голос и сразу поняла, что он чем‑то очень расстроен.
– Очень скучаю, – совершенно искренне ответила Диана, почувствовав как дорог ей этот старенький человек, который сейчас так далеко от нее.
– Ну значит лети домой.
– А как же твое поручение? Я ведь так ничего и не сделала.
– Ты ничего и не могла сделать. Вы гонялись за призраками, у которых ничего нет.
– Вот как… – растерянно произнесла Диана. Она уже окончательно проснулась, но все равно ничего не поняла.
– Дианочка, очень тебя прошу, вылетай побыстрее. Границы могут закрыть.
– Хорошо, дедушка, я вылетаю немедленно.
Иван тоже проснулся и невольно слушал разговор. А еще он перебирал события вчерашнего дня, но пока не мог дать им оценку. В любом случае этот ранний телефонный звонок изменил их возможное развитие. Утро после первой проведенной вдвоем ночи или все перечеркивает, или является началом дальнейших серьезных отношений. Фридрих Уотсон невольно вернул их в реальность, не дав утреннему томлению перейти в возбуждение и секс. Поэтому оба почувствовали неловкость.
– Ты лежи, а я сварю кофе и принесу сюда, – предложила Диана, стараясь преодолеть смущение. И тут же у неё пронеслось в голове: «Для того, чтобы сделать мужчине утром кофе, мне не обязательно было заканчивать два университета».
Она вспомнила, что вчера ей хотелось больше всего на свете целиком и без остатка принадлежать этому человеку и ей стало не по себе. В тот момент ее не интересовали интересы семьи, и она готова была отдать все, лишь бы он был рядом. Она испугалась. Ведь всю жизнь она внушала себе: интересы семьи – главный приоритет. А Иван он хороший, но он чужой.
– Давно пора вставать, – сказал Иван.
Он вышел на террасу. Был уже почти полдень. Сегодня совсем не было облаков и привычной дымки над морем. Видимость была великолепная. Мост, который вчера с пляжа почти не было видно из‑за густого тумана, сейчас был как на ладони. Сзади подошла Диана и, неловко взглянув из‑под ресниц, протянула ему чашку.
Оба почувствовали, что вчерашнее искушение кончилось. И неожиданно от этого обоим стало легче.
Иван вздохнул и медленно облегченно выдохнул, как после какой‑то тяжелой работы. Оглянулся в поиске своей одежды и как бы между делом спросил:
– Извини, я случайно услышал: ты летишь домой, в Китай?
– Дедушка сказал, что у этих русских, за которыми мы гнались, ничего не было.
– Вот как, – спокойно сказал Иван, будто речь шла о каких‑то мелочах. – Ну и хорошо. Тогда я отсюда в Берлин. Там пиво вкусное.
– Я могу тебя туда отвезти, – предложила Диана.
Оба старались показать друг другу, что эта ночь была случайной и никак не повлияет на их деловые отношения.
– Да зачем тебе крюк делать? – Иван уже стоял на одной ноге, стараясь одеть джинсы. – Отсюда до Гуанчжоу напрямую через океан гораздо быстрее.
Он сам не знал, почему сказал про Берлин. Но сейчас у него появилось огромное желание попросить Машу тоже туда прилететь. Удивительно, но он не чувствовал никакой вины. Может быть, потому что вчерашняя ночь сейчас уже казалась каким‑то сном, и этот сон сейчас кончился. А может потому, что только сейчас понял, как Маша важна для него, а все, что случилось вчера, было необходимым для того, чтобы это понять.
Через час они молча завтракали на террасе. Диана, как хозяйка, чувствовала необходимость что‑то сказать, но в голову кроме банальностей ничего не приходило.
– О чем задумался? – наконец спросила она.
– Как ты считаешь, если мы хотим за кого‑то отвечать, мы делаем это для себя, получая от этого какое‑то удовольствие, или действительно переживаем за того, за кого пытаемся нести ответственность? – неожиданно серьезно ответил Иван на дежурный вопрос.
– Я думаю, что та красивая фраза про ответственность за тех, кого приручили – это просто красивая фраза. В реальной жизни это превращается в чрезмерную и бесполезную опеку, которая утомляет и одного, и другого, – Диана сказала это так уверенно, что не было сомнений, что этот вопрос для нее давно решен. – Прикрывшись этой фразой, родители пытаются найти утешение в запоздавшей заботе о детях, пытаясь опять обрести смысл жизни. Отвергнутые любовники все никак не могут смириться с тем, что они не нужны и пытаются купить любовь опостылевшими ласками. И конечно, есть самовлюбленные люди, считающие, что без них и их нудных и бесполезных советов весь мир не сможет существовать ни одного дня. Будет замечательно, если каждый научится отвечать хотя бы за самого себя, а не пытаться осчастливить весь мир.
– Значит, по‑твоему, родителей надо уносить умирать повыше в горы, как в «Легенде о Нараяме»? А бывших возлюбленных через суд обязывать переезжать подальше, в другие города?
– Ну нет, конечно, – Диана улыбнулась, вспомнив, что скоро они будут на разных континентах. – Наверное, просто не нужно никому ничего обещать, тогда не придется и нести чужую ношу. Ведь в Нагорной проповеди Иисус сказал: «Ни головою твоей не клянись, потому что ни одного волоса на ней не можешь сделать белым или черным».
– Тут я с Христом не соглашусь, – рассмеялся Иван. – Легко поменять цвет волос с белого на черный и даже с розового на голубой. Тот вчерашний старичок на маяке сказал, что человек становится человеком, а не безликим существом, только когда хотя бы пытается что‑то преодолеть, а не плывет по течению.
– У меня уже не получится быть безликим существом в силу происхождения, – с грустной улыбкой, вздохнув, ответила Диана. – Для меня самое важное – быть достойной своих предков и сохранить ту великую империю, которую они создали.
– Это очень хорошо, что ты это знаешь. Наверное это и есть счастье – чувствовать что ты где‑то кому‑то нужен.
Все телевизоры в международном аэропорту Сан‑Франциско показывали грандиозный пожар в районе Кастро. Одновременно там начались грандиозные беспорядки, которые пыталась остановить Национальная гвардия США. Изумленные пассажиры, глядя на экраны, не могли поверить, что все это происходит у них дома, а не где‑нибудь в Африке.
Из аэропорта Иван позвонил Марии и попросил ее прилететь в Берлин.
– А я думала: ты меня бросил, – ответила Мария. – Если я тебе еще нужна, то я буду там раньше тебя.
Иван вспомнил, как светилось ее лицо, когда они встретились в первый раз. В тот день она объяснила это ярким солнцем, но он и тогда уже знал, что это горели те самые искорки, которые вспыхивают между людьми, когда они находят друг друга.
