Игорь Озеров
На Калиновом мосту
– И вы будете пугать их вирусом?
– Пугают же детей всякой ерундой… А иначе как заставить их учиться и делать что‑то полезное? Это для их же пользы. С помощью страха перед вирусом можно ограничить перемещение людей. Дедушка считает, что люди слишком много ездят с места на место в поисках лучшей жизни и это вредит и им, и экономике.
– То есть, где родился там и пригодился? – рассмеялся Иван. – Что еще вы мне не сказали?
Сейчас он начал догадываться, о чем мечтает Фридрих Уотсон.
– Твоему деду нужно всех запереть в своих странах, и тем самым закрепить навсегда их положение в мире. Чтобы никто даже и не мечтал его улучшить. Всемирная кастовая система. Говоря проще – с помощью вируса и генной инженерии загнать людей в бараки и заставить их мечтать лишь о том, как лучше сделать свою работу.
От разожженного совсем рядом погребального костра пошел едкий белый дым.
– Зачем в бараки? Они могут жить в своих домах и квартирах, – тихо, не обращая внимания на происходящее вокруг, ответила Диана. – Многовековой опыт говорит, что нации плохо смешиваются и почти никогда не уживаются вместе. Ваш развалившийся СССР тому доказательство. Очень часто бывает, что некоторые народы не хотят ни учиться, ни работать, а хотят паразитировать за счет других. Поэтому ничего плохого в том, что каждый будет жить в родном и близком для себя окружении, нет. Не мешая друг другу. Надеясь только на себя. И главное, ты пойми, Иван, война уже началась, и не мы ее развязали. Того, вчерашнего мира, уже никогда не будет. Так что или диктатура труда, где у каждого будет еда и жилье, или миллионы костров для грандиозной кремации по всему миру. Лишние люди им теперь не нужны.
Едкий дым был невыносим. Иван решил увести Диану чуть дальше от этого места и взял девушку за руку. Не успели они сделать и нескольких шагов, как вдруг он заметил тех, ради кого они сюда приехали. Европейцев здесь почти не было, поэтому Чернуха и Горемыкин бросались в глаза. Чтобы самому не привлечь внимания, Иван опять зашел за разгорающийся костер. Он достал фотоаппарат, решив сделать несколько снимков. Диана тоже увидела тех, кого они искали, но вместо того чтобы спрятаться, схватила своего спутника за рукав и потащила его в их сторону.
– Надо забрать у них вирус, – твердила она очень быстро. – Мы сможем его изучить, сделать вакцину. Иван, что же ты стоишь? Надо действовать!
– У меня нет такой задачи. Мы об этом не договаривались, – Иван пытался освободиться от цепкой хватки Дианы и в тоже время пытался фотографировать. – Я должен только следить.
Тут произошло непредвиденное. Несколько человек, наверное, родственников того, кто сейчас лежал на толстых бревнах костра, с криками бросились на Ивана, пытаясь отнять у него фотоаппарат. Видимо они решили, что он хочет заснять, как сгорает их близкий человек и поэтому были очень рассержены.
Получилось, что с одной стороны его тянула Диана, пытаясь как‑то заставить его действовать, а с другой в сторону реки его тянули за рюкзак и руку родственники усопшего. Иван не знал что хуже: возня и шум, которые могли привлечь ненужное внимание окружающих или разъяренные индусы.
Нужно было действовать немедленно. Он высвободил руку, которую держала девушка, и сильно оттолкнул одного из нападавших. Тот не удержался и, сделав назад пару шагов, свалился в реку, задев несколько человек. Куча грязных брызг разлетелась в разные стороны. И тут со всех сторон на помощь к обиженным родственникам бросились люди. Иван пытался их сдержать, но людей было очень много.
От расправы их спасли люди, видимо отвечающие здесь за порядок. Какая‑то женщина в голубом сари, свободный конец которого накрывал ее голову наподобие капюшона, властно подняла руку навстречу толпе и все индусы мгновенно уважительно стихли.
Не мешкая, Иван схватил Диану и потащил ее отсюда. Заметили ли их те, кого они преследовали или нет, было уже не важно. Главное было выбраться отсюда живыми.
Глава 14
В том, что Генри Мидас попытается сыграть в свою игру, Доктор Альберт Кауперман не сомневался. На таком уровне слепых исполнителей не бывает – все пытаются использовать любой шанс ради своей выгоды. Но то, что Генри рискнет отодвинуть на обочину его самого, Кауперман не мог даже представить.
Доктор сидел в командном пункте на подводной лодке и завороженно смотрел на пульт подготовки и управления пуском баллистических ракет. Удовольствие, которое он получал от осознания их мощности, можно было сравнить с тем состоянием всесильности и сверхмогущества, которое он испытывал в молодости, наглотавшись разноцветных таблеток ЛСД. Тогда он любил устраивать массовые оргии в своем огромном доме, сейчас он мог устроить безумный шабаш по всему миру.
«Генри всегда был не очень адекватным, но идиотом вроде не был, – думал Кауперман. – Видимо я недооценил его детские комплексы, а ведь в его досье все было написано. Да, люди не меняются. Этот гнойник в нем накапливался много лет и теперь прорвался. Мировой власти ему захотелось! – Кауперман засмеялся тихим старческим смехом, осторожно, будто боялся что‑то расплескать. – Наивный дурачок. Да я за пять минут могу какую‑нибудь Бельгию уничтожить, а тебя… твоим же оружием!»
Он нажал кнопку и через мгновенье в дверь постучался секретарь. Не дожидаясь ответа, в рубку вошел мужчина лет пятидесяти. Кауперман давно уволил всех симпатичных девушек‑секретарш, и не потому что боялся подстроенных обвинений, а потому, что решил наконец: глупо смешивать работу и удовольствия.
– Принесите мне, пожалуйста, все, что у нас есть на Генри Мидаса, – распорядился он. Потом, на секунду задумавшись, изменил свое решение: – Нет, не надо ничего нести. Что я там не видел? Через два часа мне нужен фильм о нем. Небольшой, минут на пятнадцать‑двадцать. Но такой, чтобы после его всемирной премьеры Генри Мидасу осталось бы только повеситься. Всех его мальчиков, всю его педофилию, и естественно, все его незаконные финансовые фонды, связи с международным терроризмом, махинации в ООН…
– Может сделать фильм подлиннее. У нас материала хватит.
– Не надо длиннее. Важно чтобы через два часа все это ушло в интернет, в редакции газет и на телевидение.
– Придется включить много материала, показ которого могут расценить как глумление над общественной моралью…
– Мне плевать на то, что кто‑то может расценить так! – вдруг закричал визгливым бабьим голосом Кауперман. – Я и есть общественная мораль! И сейчас я хочу показать, что будет с теми, кто пошел против морали, против меня! Я хочу уничтожить этого выскочку. К вечеру с ним не должны общаться даже гниющие заживо бомжи и наркоманы. Я хочу, чтобы все его деньги были заморожены. И чтобы отовсюду его гнали грязными тряпками. А еще лучше, если он сам выбросится из окна своего шикарного дома прямо в каньон, где его труп растащили бы местные койоты.
Глава 15
С трудом убежав от толпы разъяренных родственников, Диана с Иваном пошли искать отель. Первые два, в которые они зашли, вызвали у них шок. Эти отели были предназначены для тех, кто решился дожидаться своей смерти здесь, в Варанаси.
Большинство явно небогатых постояльцев были родственниками избравшего этот путь человека, которые ожидали когда тот, кто приехал сюда умереть, обычно уже старый больной человек, отойдет в мир иной.
– Ты извини за то, что произошло на набережной, – наконец сказала Диана. – Надо было сразу тебе сказать, что дедушке очень нужен этот вирус, чтобы управлять людьми.
– Да ладно, – Иван посмотрел на девушку. Чуть покрасневшая от бега, борьбы и возбуждения, с глазами, в которых легко можно было увидеть упрямство, граничащее с фанатизмом – она сейчас была очень соблазнительной. – Может ты и права, что толку в этих фотографиях… – он уже и сам понимал, что задание, полученное в Москве, имеет мало смысла. – Надо отдохнуть и все обдумать.
Молодые люди уже хотели зайти в третий по счету отель, когда у Ивана позвонил телефон.
– Ваня, у нас тут все с ума уже посходили! Что происходит? – услышал он голос Вахромеева.
– Вы о чем именно, товарищ генерал? Здесь столько всего!
– Я о твой работе. Третий день, а информации никакой.
– Сергей Андреевич, я не очень понимаю, что от меня требуется. Вы поставили задачу – следовать за ними и наблюдать. Я и выполняю – слежу.
– А где фотографии? Где отчет?
– Да какой смысл в этих фотографиях? – вдруг взорвался Иван. – Что мы вообще за ними бегаем, товарищ генерал? Толку от фотографий никакого. Если это действительно опасный вирус, то нужно срочно искать противоядие, а не гоняться за черными кошками. Если его выпустят, он распространится сам и очень быстро, без чьей либо помощи. Может, есть смысл задержать этих людей вместе с вирусом? Все‑таки они наши граждане. Исследовать и думать о том, как с ним бороться?
– Это не нам с тобой решать. Дело в том, что они вроде как бы и наши, да не совсем. Они, Ваня, неприкасаемые. Понимаешь, о чем я?
– Не очень. Здесь, в Индии, у этого слова один смысл, но вы, наверное, вкладываете какой‑то другой.
– Смысл в том, что трогать мы их не можем. Они не в нашей юрисдикции.
Иван оглянулся. Диана стояла чуть в стороне.
«Интересно, она знает русский? И слышит ли она разговор? Вот бы она удивилась, если бы узнала, что самая страшная организация в мире – их Контора, которой десятки лет пугают весь мир – не может тронуть двух своих граждан, которые почему‑то вдруг стали неприкасаемыми. Кто вообще раздает такие привилегии? А может Диана как раз и знает, кто раздает. А мне, Ване‑дурачку, это знать не положено».
– В общем, Иван, пока задача не меняется. Следить и докладывать. И можешь уже ехать в аэропорт. В Индии они все свои дела сделали, а ты ничего не зафиксировал.
– Виноват, исправлюсь, – немного обиделся Иван. – Куда дальше?
– Их самолет запросил перелет в Иерусалим. Так что догоняй. Постарайся в этот раз добыть хоть что‑то. И подготовь доклад. Ты же знаешь как у нас: хороший отчет – половина дела. По дням, по часам, по минутам. Здесь много вопросов и нет ответов. Твой большой друг, генерал Калган, рвет и мечет. И еще… Осторожнее, Ваня, – по‑отечески попрощался генерал.
Иван нажал отбой на дисплее телефона и повернулся к своей спутнице.
– Отель не нужен. Помчались в аэропорт, – с раздражением в голосе сказал Иван.
– А что еще тебе сказали? – как бы между прочим спросила Диана.
– Летим в Израиль, – только и ответил Иван и не стал рассказывать подробностей.
– А что делать с вирусом? Мы должны его захватить.
– Посмотрим по обстановке, – выдохнул Иван, понимая, что Диана права, но нарушать приказ он не хотел.
До аэропорта молодые люди добрались очень быстро. Когда они оказались в салоне своего самолета, их встретил растерянный и немного напуганный экипаж.
– В чем дело? – тут же спросила Диана.
– Мисс Уотсон, сейчас по связи прошла информация, что в Китае, в Гуанчжоу, где мы были, обнаружен какой‑то очень опасный вирус. Несколько городов там уже закрыто на полный карантин. Меры беспрецедентные.
– Понятно. Значит скоро и здесь. Летим как можно быстрее.
– Куда?
– В Иерусалим.
– Я сейчас туда позвоню, – Иван посмотрел на Диану и пояснил: – У меня там есть хороший приятель, Петр Николаевич. Недавно из России туда уехал. Как раз в Иерусалиме обосновался. И поживем у него, и машина с водителем будет.
* * *
Приятель встретил их в аэропорту. Невысокий, пухленький, очень юркий молодой человек, с чуть выпученными глазками сразу не понравился Диане. Ей показалось, что расшитая бархатная кипа на его макушке, больше напоминает модный атрибут, а не символ служения Всевышнему.
– Я снял вам у своего хорошего знакомого почти задаром великолепный отель, – сказал Петр после приветствия. – Правда, не знал, что ты не один, – добавил он с хитрой усмешкой, – но думаю, разберетесь.
– А у тебя нельзя было остановиться? Мы ненадолго. Времени очень мало.
– Понимаешь, здесь так не принято. Это не Россия. Да и отель рядом с моим домом.
Они вышли из аэропорта на большую стоянку, и Петр повел их к такси.
– И на своей машине не принято ездить? – с иронией спросил Иван.
– Она у меня в ремонте. В прошлом месяце поставил в автосервис и все никак не доделают. Тут никто никуда не торопится… А вы слышали, что в Китае творится? – он перевел тему, усаживаясь на переднее сидение такси. – Вы кстати откуда прилетели?
– Мы из Индии.
– Как там? Индия ведь рядом с Китаем.
– Нормально. Все веселятся.
– Я как‑то был в Индии. Им там вообще на все наплевать. И все повернуты на религии. Как и здесь. Хасиды, индусы, мусульмане… Верующие везде одинаковые и везде нетерпимы друг к другу. Вот только одеваются по‑разному.
Они ехали по Старому городу мимо толп туристов и сильно бросающихся в глаза местных. После полуголых индусов на набережной Ганга, хасиды, в длинных черных пальто в высоких меховых шапках или в широкополых черных шляпах, выглядели впечатляюще. А жара здесь была такая же, как в Индии.
– Мы сейчас заедем в ваш отель, а потом поедем в очень шикарный ресторан. Здесь все рядом. Мой дом, отель, ресторан. Это почти центр города, – без перерыва болтал Петр Николаевич. – А вы по делам или так, на экскурсию? У меня есть хороший знакомый экскурсовод, если понадобится. В Москве был профессором МГУ, здесь водит туристов на Голгофу. Как он рассказывает о казни Христа… Шекспир, Ваня, о таком драматизме и не мечтал.
Такси остановилось у входа в отель. Диана с Иваном вышли из машины, а Петр остался.
– Я вас здесь подожду. Вы же быстро? – сказал он уверенно.
Молодые люди зашли в фойе. Диана остановилась и как тогда в доме дедушки в Китае взяла Ивана пальцами за верхнюю пуговицу.
– Я в ресторан не поеду, – сказала она негромко, глядя ему в глаза снизу вверх, – не буду вам мешать. Ты, пожалуйста, недолго. У нас дела. Я очень на тебя надеюсь и буду тебя ждать.
У Ивана, как и тогда, сердце сделало несколько сильных ударов и куда‑то провалилось. «Скажу Петру, что никуда не поеду». Но подумав, решил, что выглядеть это будет, словно он мечтает запрыгнуть к ней в койку. Поэтому нашел в себе силы сказать:
– Я на час, не больше. Давно с ним не виделись, – почти оправдываясь, пробормотал он.
Девушка грустно улыбнулась. Да так, что Иван чуть было не переменил свое решение. И лишь собрав остатки воли, быстро повернулся и решительной походкой направился к выходу из отеля, где в припаркованном такси его ждал скучающий приятель…
Глава 16
Очень шикарный ресторан, как представил Петр это заведение, сильно напоминал провинциальное российское кафе: вычурное убранство с обилием зеркал и красного бархата, колонны из папье‑маше, лепнина под потолком. Из двух огромных черных колонок, стоявших на пока еще пустой сцене, звучала, поскрипывая басами, советская музыка: «Кто тебя выдумал, звездная страна?..» – грустно спрашивала невидимая певица.
Публика была немногочисленной. Две танцующие медленный танец пары и несколько пожилых мужчин за столиками, разминающиеся водочкой, видимо в ожидании горячих блюд. Создавалось впечатление, что все они были между собой знакомы и очень смахивали на деревенских родственников, которые раньше времени приехали на какое‑то семейное торжество и теперь экономно коротали время в ожидании предстоящего события.
Официант в темно‑малиновом пиджаке, на лацкане которого висел большой медный бейджик с русским именем «Толя», заговорщицким голосом предложил новым посетителям попробовать свежайшую форель и водку, которую прямо из Москвы специально для него прямо с завода возит хороший знакомый. Толя был уже немолодым, достаточно крупным, но на удивление подвижным мужчиной, легко изгибающимся в своей необъятной пояснице. Говорил он довольно тихо, как будто специально, чтобы не услышали другие клиенты, делая обкусанным карандашом только ему одному понятные пометки в маленьком блокнотике.
Приятели заказали запеченную целиком фаршированную форель, а на холодное форшмак. Иван вдруг понял, что сильно проголодался и чтобы долго не ждать попросил сделать большую шакшуку и принести хваленую водку «прямо из Москвы».
– Кто хорошо работает, тот хорошо и ест, – прокомментировал заказ Петр Николаевич.
Может потому, что сам Петр работать любил не очень сильно, он почти не закусывал, а перерывы между тостами делал очень маленькие. Поэтому быстро захмелел и стал жаловаться на неустроенную жизнь в Израиле, высокие цены и постоянное желание новых соотечественников его в чем‑нибудь обмануть.
Иван вспомнил, как уходя в номер, поднималась по лестнице отеля Диана. Она, конечно, знала, что он неотрывно смотрит на нее и поэтому совсем чуть‑чуть усилила свою женскую привлекательность мягкостью и плавностью движений. Иван совсем не слушал приятеля, думая лишь о том, что нужно быстрее найти какой‑нибудь повод, чтобы сейчас же уйти из ресторана и вернуться в отель. Но в голову ничего не приходило.
– … и главное, никогда, запомни, никогда ничего нельзя прощать! Мы это лучше всех знаем, – оглядывая всех вокруг, очень громко, будто выражая общее мнение, вдруг произнес Петр Николаевич, неожиданно перейдя от личных проблем к проблемам еврейского государства.
Иван вздохнул. Принесли еще закуски. Ему казалось, что даже рыба, лежащая на тарелке, своим тусклым глазом смотрела на него укоризненно: «Зачем ты слушаешь эту ерунду – беги к ней».
– Сегодня ты простил, что тебя обозвали жидом – завтра они сожгут твой магазин, а потом захотят, чтобы ты им отдал для утехи своих дочерей…
– Кстати, ты еще так и не женился? – спросил Иван, чтобы сменить тему.
– Нет, не женился. И это вообще совсем некстати, – почему‑то обиделся Петр. – Пойми, бить все равно придется, – заверил он, стукнув кулаком по столу.
Приятель рассуждал с таким видом, будто бы сам лично участвовал во многих драках. Но Иван знал, что трезвый он крайне деликатный и застенчивый человек, что даже попросить водителя маршрутки остановиться там, где ему надо выйти, для него большое достижение.
– Но если на этом этапе хама можно привести в чувство обычной оплеухой, – продолжал Петр, – то потом придется стирать с лица земли всю его деревню. Так что быстрое решительное наказание – это гуманизм.
Иван наконец прислушался к тому, что говорит его старый знакомый и не удержался:
– Я смотрю, ты изменился. Стал решителен и категоричен.
Петр на мгновение задумался, не зная как расценить эти слова: как иронию или как комплимент. Решив, что это комплимент и поощрение, продолжил:
– Слабость и уязвимость России в том, что русские оценивают мир вокруг них и все события, исходя из короткого времени только своей жизни. «После нас хоть потоп и гори все синим пламенем». А мы, евреи, рассчитываем все на века, на многие поколения вперед, – поучал он Ивана, катая в пряном соусе хрустящий шарик фалафеля. – Мы заключили договор, завет с богом три тысячи лет назад, и выполняем его, не рассуждая. А вы все мечетесь, даже не в силах заглянуть в завтрашний день. Ищете новых богов и кумиров. А ведь написано: «Не сотвори себе кумира». Сами их создаете, сами поклоняетесь, сами не способны выполнить новые заповеди. Обвинять себя в нерадивости вам не нравится. Поэтому в своих проблемах обвиняете богов и с облегчением сбрасываете их с пьедестала.
– Ну а если так получилось, что цель не та… Ошиблись, когда выбирали направление… Что же, так и ковылять не в ту сторону?
– Может лучше ковылять. Если все время болтаться как говно в проруби, то вообще никуда не дойдешь. Без идеи, без цели, пусть даже ложной, нация превращается в толпу. Ведь говорят: «цель – ничто, движение – все». Да и как можно узнать, какая дорога правильная, пока не дойдешь до конца?
Перемены, вдруг произошедшие в Пете, удивили Ивана. Старый приятель стал заносчивым и высокомерным. Это начинало раздражать.
– Мне иногда кажется, что все идеи – обман, – резко ответил Иван. – Да и родины никакой не существует. Древние бандиты когда‑то поделили между собой кто от какого народа кормиться будет и название себе придумали. А родина – это десяток близких друзей, твой двор и речка за домом.
– Вот‑вот. Вы русские еще не научились родину ценить, потому что не знаете, как это вдруг оказаться без нее, – наставительно произнес Петр. – Если бы евреи думали как ты, то нас бы до сих пор и громили в этих наших еврейских дворах и гетто, где старенькая тетя Сима – единственный защитник для всех униженных и оскорбленных. Ведь мы никому не мешали. Ну торговали, работали больше чем другие, учились, когда другие баклуши били… А к чему это приводило? Как соберется любая толпа бездельников, выпьет и куда идет? Евреев громить. А теперь не получается. Потому что и идея есть, и родина. Из‑за одного еврея Израиль любой стране может войну объявить. Вот так!
Петр Николаевич был по‑настоящему горд и за себя и за всех евреев.
– Русскому бы народу, – улыбнулся он снисходительно, – хороших бы руководителей евреев.
– Неплохая идея, – вдруг вмешался с соседнего столика пожилой мужчина. – Мало нам своих проблем, давай поучим жить кого‑нибудь еще. Ты парниша, наверное, только приехал, а я вот уже тридцать лет живу здесь. Как Союз накрылся, мы сразу сюда.
– И это как‑то доказывает, что я не прав? – холодно и даже пренебрежительно спросил Петр.
– Я хочу сказать, что ты жалкий поц, – обиделся сосед на его нагловатый тон. – Мало нас столько лет били за то, что лезли везде, где не надо, а ты опять куда‑то собрался. Ты ведь, чтобы в армии не служить, еще в России справку приготовил, а у меня два ранения.
– Никаких справок я не брал. И если надо, пойду наш Израиль первым защищать.
– Так, а что же ты сейчас не в армии, а здесь на теплом диване?
– А кто вы такой, чтобы меня об этом спрашивать? – высоким звонким голосом вдруг закричал Петр.
Все присутствующие посмотрели в их сторону. Посетители и так давно прислушивались к разговору, но сейчас уже каждый захотел в нем поучаствовать. Вместо пожилого мужчины ответила его спутница, сидящая с ним за столиком.
– Вот благодаря таким идиотам как вы, молодой человек, нас скоро вырежут прямо здесь, в Иерусалиме, – нравоучительным тоном школьного преподавателя, сказала она и безжалостно затушила сигарету.
– Какую чушь вы говорите, какую чушь… Все это ерунда и глупость, – вся спесь с Петра слетела и он опять превратился в того застенчивого парня, который от волнения начинал заикаться и с трудом подбирать нужные слова. – Мы можем победить кого угодно, а если понадобится, весь мир будет за нас. Евреи всего мира нам помогут.
– Уже помогли в Германии, не так давно, – едко напомнил кто то из соседей. – Одно дело быть еврейским патриотом, сидя в Бруклине, а другое, когда ты живешь в польском гетто в сороковом году или здесь в Ашкелоне, когда из Газы на детские сады летят ракеты.
В разговор включились все посетители кафе. Спорили все и со всеми. Женщина говорила, что они здесь, как сакральные жертвы, необходимые чтобы кто‑то имел свой хороший гешефт. Кому‑то хочется опять начать большую войну и чтобы она произошла, лучше всего устроить резню именно здесь, на Храмовой горе. И такие патриоты провокаторы, как Петр, только об этом и мечтают, а сами надеются, как всегда отсидеться за океаном.
– Только эта война, – объясняла она, – никому не даст спрятаться. Будет конец света и тогда Бог рассудит, кто что делал, чтобы ее избежать.
Поднялся большой шум, посетители разделились на два лагеря. Кто‑то уже хватал друг друга за грудки, кто‑то плеснул в оппонента чем‑то из стакана. Казалось, драка была неизбежна. Иван попытался ее остановить. Он вклинился между спорщиками и раздвинул их, широко расставив руки. Именно в этот момент он и получил сзади бутылкой по голове.
Глава 17
Земля под ногами у Ивана сначала закачалась, потом задрожала мелкой нервной дрожью и наконец взорвалась, швырнув его вверх. Он полетел как камень, вырвавшийся из жерла вдруг ожившего вулкана.
Скорость была такой огромной, что через несколько секунд он увидел Землю такой, какой она выглядит на космических снимках. Планета проплывала под ним прекрасной голубой красавицей. Иван почувствовал, как его наполняет восторг и счастье. Дышать стало свободно. Его полет стал легким, будто у него выросли большие белые крылья. А потом он стал возвращаться обратно, и Земля вдруг стала покрываться чем‑то похожим на плесень. Это начиналось с полюсов: что‑то оттуда ползло по земле к экватору, постепенно заполняя моря и океаны, меняя голубой цвет сначала на серый, а потом на черный. Очень быстро вся планета стала похожей на огромный обгорелый безжизненный глобус, где контуры континентов были почти неразличимы.
Иван летел вниз с огромной скоростью. От перегрузки голова так сильно кружилась, что он перестал осознавать, где верх, где низ, где земля, где небо. Вдруг он почувствовал, что влетел во что‑то сырое и липкое. Это была та мгла, окружившая землю. Она была такой густой, что скорость падения стала постепенно уменьшаться.
В кромешной тьме он не видел земли, но знал, что она быстро приближается. Перед самым падением на мгновение темнота вокруг сменилась чем‑то огненно‑алым, и он наконец упал. Ему повезло – он упал в воду, подняв тысячи брызг. Они были ярко‑алыми, как кровь, потому что такого же цвета была вода. Быстро вынырнув на поверхность, он понял, что вокруг смрадное болото. Из глубины на поверхность поднимались пузыри. Здесь они, надуваясь, становились розовыми. А потом гулко лопались, наполняя воду запахом серы. Вокруг по воде скользили змеи, в воздухе парили тучи комаров, мух, слепней и необычной огромной саранчи. Все это гудело, жужжало и пищало так противно, что хотелось заткнуть уши.
А рядом на зеленом плавучем листе лотоса сидела диковинная очень большая лягушка. Как и положено, на голове у нее была золотая корона, а во рту длинная стрела. Конечно же, она говорила человеческим голосом:
– Поцелуй меня, Иван, и я превращусь в прекрасную царевну.
Вероятно ее бархатный голос и слова обладали гипнотической силой. У Ивана вдруг появилось неудержимое вожделение, и он поплыл к лягушке. Когда до нее осталось меньше метра, он протянул руки, пытаясь дотронуться до нее. Тут же челюсть у лягушки сильно опустилась вниз, стрела выпала в воду, а из огромного рта появился длинный раздваивающийся язык. Он, покачиваясь, медленно приближался к его лицу.
И в этот момент где‑то над водой, за болотным камышом и густой осокой заиграла хорошо знакомая музыка. Она стремительно приближалась и становилась громче. Иван пытался вспомнить, откуда он так хорошо знает эту мелодию и когда жабий язык уже был в нескольких сантиметрах от его рта, он вспомнил.
Это была старая французская песня, которую Мария установила ему на телефон в качестве сигнала оповещающего, что звонит именно она.
Иван тотчас проснулся и резко вскочил на ноги. Он был в номере отеля. Рядом за столом сидела Диана и холодно смотрела на него. Было тихо, мелодия уже не звучала.
Голова продолжала кружиться и по его лицу текло что‑то липкое. Он провел рукой по лбу – это был обычный бесцветный пот. Иван опустил руку вниз и машинально вытер ее о штаны.
«Похоже, я вчера уснул в одежде», – неуверенно подумал он. Его кроссовки валялись около кровати. Синий носок на правой ноге предательски подмигивал маленькой дыркой у большого пальца. На левой ноге носка не было. Последнее, что помнил Иван из вчерашнего вечера, это фейерверк искр в голове после удара бутылкой.
А произошло следующее: после этого нападения все будто очнулись. Когда Иван как подкошенный упал на пол, все присутствующие бросились приводить его в чувство. Больше всех старалась помочь именно та женщина, которая и шарахнула его по голове. «Не знаю, что со мной произошло, как наваждение какое‑то. Сама не знаю зачем я это сделала», – оправдывалась она перед людьми. Они молча осуждающе смотрели на нее, будто бы сами минуту назад не собирались разбить друг другу лица из‑за дурацкого спора.
Потом, когда Иван очнулся и пришел в себя, его начали лечить. Естественно водкой. И совсем скоро он опять стал говорить с большим трудом, а осознание происходящего вокруг стало периодически выключаться. Тогда его взяли под руки и в сопровождении большой делегации из посетителей ресторана, доставили в отель.
Диана надеялась, что он вернется гораздо раньше и уж точно не в таком состоянии.
Но ничего этого Иван не помнил, и сейчас стоял перед ней переминаясь с ноги на ногу, не зная, что делать.
– У тебя всю ночь звонил телефон и не давал спать, – упрекнула девушка вместо приветствия. – В следующий раз выключай звук, – добавила она совершенно не к месту.
– Хорошо, – покорно согласился Иван и стал одевать кроссовки.
– Может тебе сначала в душ сходить? – язвительно предложила она.
– Может, – продолжал соглашаться Иван.
Он чувствовал себя паршиво и скверно. Наткнувшись взглядом на холодильник, дрожащей рукой открыл дверцу и вытащил оттуда пластиковую бутылку воды. Мгновенно открутив синюю пробку, он закинул голову, закрыл глаза и в несколько глотков опрокинул в себя все содержимое.
– Вода – это жизнь, – выдохнул он, чувствуя прилив сил. – А во сколько я пришел? – спросил он, чтобы найти какие‑то отправные точки для восстановления событий.
– Ты не пришел, а тебя притащили в полночь и бросили на диван как бурдюк с вином, – строгим голосом ответила Диана.
– Карета превратилась в тыкву, золушка в чумазую кухарку, а принц… А принц, впрочем, принц так и остался принцем, – пробормотал он себе под нос, пытаясь вспомнить хотя бы что‑нибудь. – Ты права – надо в душ.
Через полчаса он вышел из душа уже достаточно бодрым, немного мокрым и лишь с набедренной повязкой из белого полотенца. Кем бы Диана ни была, она, прежде всего, была молодой женщиной. И она не могла остаться равнодушной, глядя на великолепную фигуру молодого человека.
– Заказать тебе завтрак? – примирительно спросила Диана, расстегнула заколку на волосах и легким движением распустила свои длинные черные волнистые локоны по плечам. – Ты меня извини за грубость, но я никогда не видела таких пьяных людей.
– Я и сам себя таким пьяным никогда не видел. Понимаешь, мне вчера бутылкой по голове…
В это время опять зазвонил телефон и прервал его объяснения. Звонил Вахромеев.
– Ваня, ты опять куда‑то пропал? Что случилось?
– Понимаете, Сергей Андреевич…
– Нет, Ваня, не понимаю, нет времени понимать, – перебил его генерал. – Я тебя вчера предупреждал: все очень серьезно. А ты пропадаешь непонятно куда. И, главное, вчера кто‑то позвонил в Контору и сообщил, что ты в номере отеля с очень известной девушкой. Калган сразу зацепился, начал копать. Хотя, что здесь копать – все на поверхности. Почему ты мне ничего не сказал? В общем, Ваня, тебя обвиняют в измене… Я уверен, что это или недоразумение, или ты что‑то знаешь, а мне не говоришь. От дела тебя отстраняют и с минуты на минуту к тебе должны прийти наши люди, чтобы доставить тебя сначала в посольство, а потом домой. Я не должен тебе это говорить… но Горемыкин и Чернуха вылетели в Сан‑Франциско. Они даже из аэропорта в Иерусалиме не выходили. Так что ты все равно ничего не мог бы сделать. Ваня, тебе нужно сделать чудо. Как ты это сделаешь, я не знаю, но чем могу, помогу. А сейчас – беги. Беги, Ваня, беги.
