Тельман Хоренович Гдлян
Кремлевское дело
Личная жизнь Рано Хабибовны
Всего четыре месяца проработала школьной учительницей педагог по специальности Рано Абдуллаева. Её увлекла комсомольская работа. Стала Рано первым секретарём ЦК ЛКСМ Узбекистана, затем – заместителем Председателя Совета Министров республики, потом – секретарём ЦК республиканской компартии. Защитила рано кандидатскую диссертацию на тему: «Деятельность комсомола Узбекистана в годы семилетки 1959-1965 гг.» Тему для докторской выбрала не менее сложную: «Руководство КПСС Советами в условиях развитого социализма». Стала доктором исторических наук. Из-под пера её вышли книги «Эстафета преобразований», «Юность моя – комсомол», «Руководство КПСС Советами в условиях развитого социализма». Член Верховного Совета СССР, Верховного Совета республики, делегат партийных съездов, увешанная правительственными наградами, она в составе комсомольских и партийных делегаций объехала весь мир. Подследственную просто распирало от важности собственной персоны и значимости её заслуг. «Я – единственная женщина – секретарь ЦК по идеологии, – твердила она на допросах, – меня сама Раиса Максимовна знает». Искренне возмущалась тем, что следствие к ней придирается, пытаясь выяснить, почему ремонт её коттеджа обошёлся государству в 36 тысяч рублей, каким образом удавалось её сыну менять, как перчатки, автомашины, как обеспечивались квартирами родственники и друзья. «Все так жили, не я одна»,– слышали в ответ следователи, и не было никакого сомнения в том, что говорится это с истинной партийной убеждённостью.
Из показаний Абдуллаевой 25 ноября 1987 г .:
«…На первоначальном этапе следствия по моему делу я занимала недостаточно искреннюю позицию в части получения от должностных лиц тех или иных материальных ценностей. На это у меня имелись свои причины, причём главная из них заключалась в том, что это затрагивало мою личную жизнь, затрагивало меня как женщину. Дело в том, что с 1967 г. по 1983 г. я находилась в интимных отношениях с первым секретарём ЦК КП Узбекистана Рашидовым, была его любовницей. Я любила его, и мне всегда казалось, что он отвечает мне теми же чувствами. Мы периодически встречались с ним у него дома, в г. Москве в гостинице. Последний раз подобная встреча с ним была у меня в сентябре 1983 г ., незадолго до его смерти. О наших близких с ним отношениях, хотя мы не афишировали по известным причинам свою связь, знали некоторые лица из актива республики, в частности, секретари ЦК, многие первые секретари обкомов партии. Соответственно, это определяло и их отношение ко мне как к близкому к Рашидову человеку, старались получше встретить, льстили, стремились как-то отличиться в моих глазах. Поэтому ряд должностных лиц и вручали мне деньги, ювелирные изделия, и многое из полученного я передавала самому Рашидову. Таким образом, многие противозаконные действия с моей стороны были связаны с Рашидовым, с нашими близкими с ним отношениями. Поэтому я прошу понять меня и как женщину, что мне было трудно перейти черту и рассказать о своих отношениях с Рашидовым и связанными с этими отношениями некоторых преступных фактах.
Сейчас я приняла твёрдое решение чистосердечно рассказать обо всём, ничего не скрывая, о чём и написала сегодня в явке с повинной, которую передала администрации следственного изолятора для следствия. Отныне я намерена последовательно и твёрдо вскрывать все негативные факты, которые происходили в моей жизни и в жизни республики, потому что мне небезразлично всё там происходящее. Своим правдивым рассказом я желаю внести свой вклад в дело борьбы с негативными явлениями, не скрывая и своих конкретных действий…»
Из показаний Абдуллаевой 27 ноября 1987 г .:
«…Айтмуратова Ережепа я знаю с того времени, когда в 1971 г. стала заместителем Председателя Совета Министров УзССР по культуре, а Айтмуратов в это время являлся Председателем Совета Министров Каракалпакской АССР. Между нами были ровные, деловые, хорошие отношения… В 1980 г. после одного из заседаний Совмина Айтмуратов зашёл ко мне в кабинет. В это время тяжело болел секретарь ЦК КП Узбекистана по сельскому хозяйству Ю. Курбанов, и многим было понятно, что он уже не поднимется. С Айтмуратовым мы говорили по служебным делам, потом онперевёлразговор на болезнь Курбанова, что хотел бы уехать из Каракалпакии. Хотя он прямо не сказал о своём желании занять место секретаря ЦК вместо Курбанова, но это было очевидно из существа разговора. Кроме того, я поняла, что это прелюдия и что за разговором последует дача взятки… Я ему прямо сказала, что поняла его и поговорю об этом с Рашидовым. Айтмуратов обрадовался, стал благодарить меня, после чего вынул из портфеля бумажный свёрток и вручил его мне… В свёртке был конверт с деньгами в сумме 5 000 руб. После пересчёта денег я всё вновь также завернула и решила отнести это Рашидову. Я была уверена, что Айтмуратов знал о моих интимных отношениях с Рашидовым, поэтому и обратился ко мне за содействием как к любовнице Рашидова…
В этот день я не успела связаться с Рашидовым, а на другой день позвонила ему и он сказал зайти вечером. Вечером я пришла в кабинет Рашидова, подробно рассказала ему о состоявшемся разговоре с Айтмуратовым и вручила ему от Айтмуратова свёрток с 5 000 руб. Рашидов взял деньги и положил их или в стол, или на полочку под телефонами. Рашидов в принципе не возражал против кандидатуры Айтмуратова, но дал понять, что решение этого вопроса является преждевременным, поскольку Курбанова не следует хоронить раньше времени.
Примерно через 6-7 месяцев после этого Курбанов скончался. Я вновь заходила к Рашидову и напомнила о кандидатуре Айтмуратова. Он улыбнулся и сказал: «Ну и настырная ты, разве я могу тебе отказать», т.е. дал понять, что вопрос с Айтмуратовым будет решён положительно. Так и произошло, Айтмуратов стал секретарём ЦК КП Узбекистана по сельскому хозяйству…»
По-разному вели себя партийные функционеры в период расследования дела. Командир дивизиона ГАИ Иззатов, к примеру, выйдя от следователя после очередного допроса, умудрился вновь получить взятку. Председатель Каганского райпо Шарипов жестоко отдубасил своего племянника, изобличившего его на допросе, поместил в больницу и попытался свалить избиение на следователей. Председатель Совета Министров Худайбердиев спрятался в дурдом и, обложившись учебниками по психиатрии, изучал симптомы шизофрении и других освобождавших от уголовной ответственности заболеваний. Второй секретарь ЦК КП Узбекистана Осетров, убедившись после 30 очных ставок, что окончательно заврался, отказался давать какие-либо показания и встречал изобличающих его лиц исключительно матерной бранью. Чего только не предпринимают подследственные, чтобы выпутаться из уголовного дела. Их можно понять, да и следователи привыкли уже ничему не удивляться. Но Абдуллаева поначалу просто ошарашила следствие.
В первые недели после ареста она, вопреки фактам, начисто отрицала всё. Тогда провели ряд очных ставок, на которых сослуживцы изобличали её в коррупции, после чего от Абдуллаевой поступает явка с повинной, где излагается такая версия: дескать, «иногда я получала в небольших размерах взятки, но лишь часть средств оставляла себе, остальное передавала Рашидову, который был моим любовником».
Вот те на! Уж кто-кто, а Рашидов был предметом нашего очень пристального внимания: не давали покоя его огромные капиталы, которые по самым минимальным подсчётам составляли более 100 миллионов рублей. Но никаких сведений о любовных похождениях престарелого республиканского вождя у нас не было. Кроме того, надо было просто знать главную хранительницу домашнего очага Рашидова и его миллионов Хурсанд Гафуровну, женщину такого крутого нрава, что узнай она про любовные шашни Шарафа Рашидовича, от Рано Хабибовны мокрое место только бы и осталось. Но эмоции эмоциями, а следствие обязано проверить все, даже бредовые версии. Были допрошены лица из ближайшего окружения Рашидова, и они начисто опровергали возможность любовной связи его с Абдуллаевой. Почти месяц, образно говоря, мы вытаскивали Рано Хабибовну из постели «видного деятеля коммунистической партии и советского государства», как именовался Рашидов во всех отрывных календарях. Причём делали это вовсе не ради спасения чести выдающегося казнокрада эпохи застоя, а исключительно в интересах установления истины. Но секретарь по идеологии упрямо стояла на своём: любила Рашидова, и всё тут, а он не разрешал брать много, да и почти всё, что получала, отбирал.
Лишь 22 декабря 1987 г. Абдуллаева, наконец-то, была вынуждена признать всю вздорность своей версии, перестала перекладывать полученные взятки в карман Рашидова и вспомнила, что она порядочная и почти непорочная женщина. «…Я не являлась ничьей любовницей, я честная женщина. Но взяточничество становилось нормой поведения между руководителями, оно задело и меня… Худайбердиеву я вручила 5 000 руб… От Раджабова получила 7 000 руб. и отрез «хан-атласа»… От Айтмуратова получила 5 000 руб… От Камалова три раза получила по 10 000 руб., кольцо и серьги с бриллиантами… От Худайбергенова получила 5 000 руб… От Каньязова получила 4 000 руб… От Мусаханова получила 15 000 руб… От Каримова получила 12 000 руб… Я присматривалась и наблюдала за тем, как проводится расследование, и в конце концов убедилась, что для следствия главным является установление истины, что оно проводится объективно. Это и побудило рассказать, какие криминальные эпизоды у меня действительно были…»
Что же, как говорится, лучше поздно, чем никогда. Но, сообщая об обстоятельствах получения и дачи взяток, Абдуллаева вновь не удержалась от того, чтобы не принизить свою роль: «…Могла ли я бороться тогда с политической мафией, возглавляемой кандидатом в члены Политбюро ЦК КПСС Рашидовым, который, в свою очередь, пользовался покровительством Брежнева? Рашидов сплотил вокруг себя костяк наиболее преданных кадров, таких как Усманходжаев, Осетров, Салимов, Худайбердиев, Мусаханов, Орлов и т.п. На фоне этих махинаторов, многие из которых стали миллионерами, я старалась вести себя по возможности более достойно…» – скромно констатировала Рано Хабибовна и тут же с гневом обрушилась на коварных соучастников: «…Когда после смерти Рашидова я попыталась забыть прошлое, стала отходить от махинаторов, от взяточничества, занимать по многим вопросам принципиальную линию, по-партийному решать служебные вопросы, очищать идеологический участок от мафии и её связей, то в конечном итоге стала неугодной Усманходжаеву и другим членам новой мафии. Это и послужило причиной моего освобождения с поста секретаря ЦК КП Узбекистана…»
Кстати, эта удивительная способность к мимикрии секретаря по идеологии не осталась незамеченной при разгроме «кремлёвского дела». Абдуллаева изобличала коварных следователей с комсомольским задором и продемонстрировала богатую фантазию. За что и была спешно реабилитирована и восстановлена в родной КПСС. Но дома её ждали и некоторые разочарования. Все доходные должности в республиканском руководстве уже были проданы.
Глава
Утренняя гимнастика подполковника ОБХСС
Разумеется, подследственные могут занимать любую позицию, использовать все средства для своей защиты. Но в случае с Абдуллаевой мы-то имели дело не с заурядной перекупщицей краденого из Марьиной рощи. Перед нами, наконец, женщина Востока, а это уже совсем иной разговор. Освещённое вековыми мусульманскими традициями, здесь отношение к женщине складывалось совершенно особое. Нечестивцам, которые даже случайно видели личико ханской жены, рубили головы. Камнями забивали женщин, осмелившихся ослушаться мужчину, а уж тем более изменить ему. Ещё недавно женщин и девушек убивали лишь за то, что они решались снять с себя чадру. Парадоксально, но факт: освободив от вековых, подчас диких, предрассудков женщину Востока, коммунистическая власть, похоже, избавила некоторых из них и от всякой морали вообще. В обстановке лжи и лицемерия, где всё продаётся и всё покупается, где разгульный образ жизни партийной знати становится почти идеалом, нравственный облик подследственной Абдуллаевой, замужней женщины, имеющей взрослых детей, явление, в общем-то, заурядное.
Материалы дела свидетельствуют, что предметом взяток было и женское тело. Мы уже рассказывали, как местные чекисты в течение нескольких месяцев исследовали образ жизни начальника ОБХСС Бухарского УВД подполковника Музаффарова. Подслушивающая аппаратура находилась и в его служебном кабинете. Прежде чем магнитные записи были уничтожены, нам удалось фрагментарно прослушать некоторые из них. Самым бурным у блюстителя социалистической собственности были утренние часы. Вот Ахат в рабочем кабинете. Приятный женский голос – первая посетительница. Щёлкнул ключ в двери кабинета. И вскоре – уже не надо никаких пояснений – магнитофонная лента бесстрастно фиксирует сопенье, характерные всхлипы и вздохи. И так – почти каждый день, вроде утренней гимнастики. В длинном списке фамилий посетительниц, в основном, торговые работники. Большей частью из числа «провинившихся»: недостачи, обсчёт покупателей, незаконные уценки товаров. За сокрытие следовало платить, но Ахат великодушно предлагал взамен сексуальные услады. И женщины, многие, кстати, замужние, соглашались: ведь так дешевле. Но когда объект любовных утех приедался, привередливый начальник ОБХСС вновь начинал расчёты деньгами.
Может поведать уголовное дело и такой сюжет. У офицера милиции четверо детей и красавица-жена, на которую загляделся секретарь обкома партии. Не уступить старшему по должности – невежливо. Жена милиционера на многие годы становится любовницей партийного вожака, зато муж-рогоносец стремительно растёт по службе. Секретаря переводят в другую область, и он забирает с собой и подругу с мужем, которого назначает на высокий пост. Но «честность» – превыше всего. Трогательная дружба семьями не мешает партийному секретарю получить с мужа любовницы на сей раз 50 тысяч рублей – за должность.
Вот другой пример.
Из показаний X.:
«…Он вызывал меня в любое время дня к себе в кабинет. Я брала с собой папку для бумаг и шла к нему. Заходили с ним в комнату отдыха, дверь он плотно закрывал, хотя это были лишние предосторожности. Никто бы не решился к нему зайти без разрешения. Неприятно было и то, что он всегда спешил. Он даже не давал мне полностью раздеться. Делал своё дело и выпроваживал меня. Я выходила от него ещё не остывшая, и мне казалось, что все работники видят моё состояние. Было очень стыдно проходить через приёмную… Когда он не выезжал в командировки, то вызывал меня и два и даже три раза в неделю, иногда реже… Как-то у меня были месячные, он рассердился и мне пришлось удовлетворить его желание другим способом. Однажды я не выдержала, попросила его оставить меня в покое. Тогда он напомнил, что моя должность заведующей отделом обкома партии стоит больших денег и желающих занять этот пост немало… О нашей связи догадывались многие, догадывался и муж. Но что он мог сделать с первым секретарём обкома…»
В процессе расследования выявлено немало случаев, когда партийные функционеры содержали подружек не только для собственных утех. В качестве живого товара их предлагали республиканскому и московскому начальству. Расплачивались же с гетерами за государственный счёт: обеспечивали квартирами, автомашинами, представляли к наградам, назначали на выгодные должности, даже «избирали» депутатами. Однажды приходит в кабинет один из следователей нашей группы и сообщает, что допрашивал одну такую девицу и на вопрос о том, депутатом какого Совета она является, не смог получить внятного ответа. Случай любопытный. Зашли побеседовать. Симпатичная девушка, 26 лет, не замужем. Объясняет, что раньше была депутатом горсовета. На последних выборах её опять куда-то избрали, но она не знает – в городской или областной Совет. На сессии, естественно, не ходит. «А зачем мне это?» – говорит совершенно искренне. Кстати, через несколько месяцев узнали, что функционер-покровитель выдал девушку замуж за своего подчинённого и обеспечил квартирой.
Шестилетнее кропотливое расследование даёт право утверждать, что в какую бы область, какой бы район на карте этого региона мы не ткнули пальцем, везде можно было обнаружить своих рахимовых, кудратовых, абдуллаевых. Менялись лишь фамилии, обстоятельства конкретных эпизодов, но неизменной оставалась суть порочной системы, где культ денег и грубой силы, алчность и безнаказанность, круговая порука стали нормами жизни и поведения партийных мародёров.
Диктатура КПСС нанесла непоправимый ущерб всем народам нашей страны. Серьёзно пострадало и население азиатских республик. Именно здесь большевистское правление приняло наиболее чудовищные формы, и в то же время закрепилось наиболее прочно. И поныне марксисты-ленинцы чувствуют себя здесь вольготно, лишний раз подтверждая, что восточный деспотизм мало чем принципиально отличается от коммунистического режима.
На смену эмирам, ханам и курбаши пришли новые с партбилетами в кармане и наглой пропагандистской тарабарщиной на устах. Кстати, можно обнаружить и прямую преемственность, когда бывшие муллы, баи, ханские отпрыски становились партийными руководителями, плодя новую элиту. Нигде больше в нашей стране не наблюдалось такого жуткого социального неравенства: узкий круг партийных миллионеров и их ближайшего окружения и огромные массы забитого, замордованного, запуганного, зачастую живущего далеко за чертой бедности народа. За его счёт кормилась вся эта наглая и чванливая знать. Она и по сей день заинтересована в том, чтобы вечно держать этот народ в страхе и нищете, не допускать инакомыслия, пресекать тягу к свободной и богатой жизни, к установлению демократических институтов. Вот почему наиболее прочную паутину мафия сплела именно в южных регионах страны. Десятилетиями здесь создавалась обстановка, при которой были невозможны разоблачения крёстных отцов мафии и верных им оруженосцев. От вмешательства центральных правоохранительных органов вся эта паутина только слегка дрогнула. Кремлёвские покровители уберегли не только себя, но и региональные группировки от дальнейших разоблачений. В 1989 году эти преступные кланы вздохнули с облегчением. Для закрепления успеха они организовали погромы и резню под видом межнациональных конфликтов. Когда крушение прежнего режима стало очевидным и начался процесс провозглашения независимости, то мафиози вкладывали в это понятие иной смысл, а именно: независимость от разоблачений, свободу и дальше обирать свой измученный народ, в неприкосновенности сохранять все привилегии и капиталы правящей касты. Но уже и в этих разбуженных республиках пробиваются демократические ростки. Новым силам и предстоит продолжить смертельный поединок с мафиозно-коммунистическим спрутом.
ТРОН ИНДИЙСКОГО ВЛАДЫКИ
Занавес поднимать рано
Генеральному прокурору СССР
от Музафарова Ибрагима.
Находясь в следственном изоляторе № 1 мне стало известно, что если следственной группой Прокуратуры СССР будет взят под стражу бывший министр МВД Эргашев, то после этого должно быть покушение на жизнь руководителя следственной группы Гдляна Т. Х.
16 мая 1984 г. Музафаров (подпись)
Генеральному прокурору СССР
от следователя следственной
группы Прокуратуры СССР
Абдурахимова Б. Б.
В ходе расследования уголовного дела № 18/58115-83 мне неоднократно приходилось проводить следственные действия с обвиняемым Музафаровым Ибрагимом по кличке «Каль". 16 мая 1984 г. в следственном изоляторе № 1 МВД УзССР я получил от него информацию о готовящемся покушении на руководителя следственной группы тов. Гдляна Т. Х. Музафаров ещё на свободе поддерживал дружеские отношения с одним из главарей преступного мира Узбекистана, который в настоящее время содержится в камере №…[13] того же следственного изолятора. 10 мая 1984 г ., как пояснил Музафаров, путём подкупа дежурного по корпусу (дал ему 50 рублей), он из своей камеры проник в камеру №…, где встретился с …
В доверительной беседе он сообщил Музафарову, что поддерживает связь с работниками милиции, которые вместе с ним запланировали убийство Т. Гдляна в случае ареста министра внутренних дел УзССР Эргашева К. Работников милиции, ныне занимающих ответственные посты, не столько волнует судьба Эргашева, сколько то обстоятельство, что в силу слабости характера и трусости он выдаст этих должностных лиц. По этому плану убийство Гдляна должен совершить один уголовник, находящийся на свободе. Если он будет пойман, то никого не выдаст, возьмёт убийство на себя, выдвинув незначительный, надуманный мотив…
16 мая 1984 г. Б. Абдурахинов (подпись)
С этих двух документов и началась тайная операция по пресечению подготавливаемого покушения. Получив в свои руки ниточку, оперативники из республиканского КГБ неожиданно выявили, что помимо этих лиц покушение на жизнь руководителя следственной группы готовил и сам Эргашев. Тогда удалось не допустить этого террористического акта. Позднее были и другие тайные операции, о содержании которых мы и по сей день не вправе рассказывать. К сожалению, не все эти попытки пресекались без потерь. Через несколько лет погиб в Бухаре Музафаров, оказавший нам неоценимую услугу в 1984 г. Не удалось уберечь некоторых следователей, свидетелей обвинения. Часть этих преступлений осталась нераскрытой. Писать о большинстве операций ещё рано, потому что в таких делах утечка информации может повлечь непоправимые последствия.
Гласность в криминальной сфере специфична и предполагает определённые ограничения. В западных странах, например, недопустимо разглашение данных о внедрённых в мафиозные структуры агентах, важных свидетелях. Опасаясь за жизнь людей, им меняют фамилии, документы, возмещают расходы по смене места жительства. Жёсткий запрет на разглашение оперативной информации существует и у нас в стране. Если бы не смерть Музафарова, не упомянули бы и его фамилию, рассказывая об оперативных мероприятиях 1984 г. Но и при этом, читатели, конечно, обратили внимание, мы не указываем ни номер камеры, где Ибрагим встречался с источником информации, ни фамилию этого уголовника. Поскольку понимаем: достаточно лишнего намёка, и где-нибудь далеко от Москвы могут забиться в предсмертных судорогах либо этот человек, либо другой платный агент, без которых не обходится ни одно государство мира в борьбе с преступностью, тем более с мафией. Поэтому должны пройти десятилетия, прежде чем обстоятельства той или иной оперативной комбинации могут быть преданы гласности. И тем не менее, об одной из таких прямо-таки детективных историй сегодня уже можно рассказать.