Мы въехали в поселение. Такси остановилось перед домом, а я не осмеливалась выходить. Где я? Что это за место?
Перед тем, как приехать сюда, я отправила сообщение женщине, с которой договаривалась о волонтерстве. Амира ответила, что ждет меня, она сказала, да, приезжай. И вот открывается входная дверь, оттуда выходит мужчина. В шортах, сандалиях, куртке, с бородой и сигаретой в зубах. Мгновенно кидалась его дикость в глазах, неотесанность в голосе, развязанность в поведении и настырность в общении.
Он спросил мое имя, я уточнила где Амира. Он сказал, да здесь, выходи. Я все же с некоторым промедлением вышла и направилась за ним. Он сразу же протянул мне руку и назвал свое имя – Мохаммед, ничего нового, в каждом доме, в каждой арабской семье есть свой Мохаммед. Он завел меня в дом, а я краем глаза увидела, что это место – вероятно, бедуинская деревня, о ней я слышала еще в свой первый визит в Петру. Именно сюда меня зазывал на ужин тот бедуин. Меня этим местом пугали, называя его опасным для туристов. Но ведь я теперь в семье, под присмотром, обо мне позаботятся, подумала я тогда.
Деревня бедуинов называется Umm Sayhon. Она известна тем, что ее построили недавно, когда правительство вместе с общественными организациями вроде ЮНЕСКО решили выселить бедуинов из Петры, где те жили в пещерах, считая их своими законными владениями и домом.
Бедуины долго сопротивлялись, но их все же удалось переселить, пообещав построить жилплощадь для всех. Проект уже на стадии планирования был по-честному так себе. В каждой семье рождается по 6-7-8 детей – это норма в арабских странах. Какого размера должна быть эта деревня, чтобы разместить их всех? Как Дубай. Бетонные коробки высотой в 2-3 этажа, выше строить нельзя из-за холмистой песчаной местности и ненадежных фундаментов, построенных второпях.
Поэтому бедуины продолжали сбегать в пещеры на ужин или на ночь, некоторые семьи так и не переехали полностью в деревню.
Мы вошли внутрь. Темный зал. Снаружи сидят солнце. По телевизору читают Коран. В традиционных арабских домах вне зависимости от достатка и страны, роль диванов и кресел обычно играют ковры и матрасы. Меня усадили в центре гостевой комнаты и через некоторое время предложили чай – тоже арабская традиция. Мохаммед взял на себя роль хозяина и безостановочно говорил со мной, стараясь казаться дружелюбным. В комнату входили все новые люди и поочередно они здоровались со мной, называя свое имя. Амиры все не было. Где она? Она там. Скоро придет. Это всё было немного странно. Так продлилось до вечера. Заходили все новые люди, и все они подходили ко мне, протягивая руку, и представляясь одинаково: брат, сестра, тётя, дядя, кузен кого-то там. На лицо они тоже все были примерно одинаковые для меня. А одеяния, традиционные черные абайи женщин и галабеи у мужчин, подчёркивали их внешнюю схожесть.
Мы перекидывались парой стандартных фраз: как зовут, откуда, кому он и кем приходится. Диалог в основном я вела с мужчинами, так как девушки и женщины не знали английского. А знание арабского, к моему стыду, за последние десять лет сильно не улучшилось и было довольно скромным. Поэтому с женщинами мы в основном общались на пальцах, играя в крокодила, улыбаясь и раскланиваясь друг другу.
Кроме приветствий и Мохаммеда на меня долго никто почти не обращал внимания, радушия и гостеприимства, внимания и заботы о госте жильцы дома также не проявляли ко мне. Я не могла понять, что здесь происходит и кто все эти люди вокруг и где Амира?
Пришёл ещё один молодой человек, представился ещё одним чьим-то братом. Он очень хорошо говорил по-английски, был достаточно интеллигентен и вежлив в общении, в отличии от других присутствующих. Мне даже показалось, что он не из этой семьи. Его звали Омар. Он работал учителем в школе.