Кара Катаржинина
Синяя чашка красная
Основной причиной устойчивости общества бедуинов Хитти считает среду их обитания. Он говорит, что пустыня – это хранитель священной традиции бедуинского общества, чистоты его языка и крови, первая линия обороны от влияния внешнего мира.
Здесь же я могу добавить уже от себя: непомерное чувство собственной важности, величия. Как будто бы являясь потомками набатийцев, каждый из них припрятал золотую монету за пазухой. Отсутствие чести и достоинства. Все это осталось только на словах, в легендах, под толстым слоем археологической пыли. Самоуважение приправлено высокомерием. Отсутствие планов на будущее, жить сегодняшним днём – вот их нынешний девиз.
Довольно скоро я поняла, что какая-то чертовщина творится в этой деревне. Это место похоже на настоящий ад на земле. Здесь собраны все людские пороки и грехи. Бедуинская деревня является чем-то вроде очагом грехопадения, где как и в кунсткамере можно посмотреть все виды человеческих отклонений, редких диковин. Я еще никогда и нигде не видела настолько низко падших ныне живущих людей как бедуины. Даже в джунглях Юго Восточной Азии я не испытывала таких потрясений от устройства общества. От их былого величия и гордости, прославленных подвигов, о которых рассказывают в старых книгах и легендах ничего не осталось. Даже с трудом верится, что это не было ложью.
Люди из соседнего города Вади Муса говорят про бедуинов, что те живут как животные. Я думала это предвзятое отношение, обусловленное спорами из-за контроля Петры, и их необъективные суждения. Но оказалось самой настоящей правдой.
На такие вещи у меня особо развито чутье, я называю это своей суперспособностью, чуять что-то неладное, внутри меня мигает сигнал моего радара и хочется бежать из этого места, от этих людей. Часто я игнорирую его, полагаясь на свой рациональный, аналитически подкованный ум. Не было случая, когда я бы послушала свой внутренний голос, и пожалела, но слушаюсь я его нечасто.
Однажды я поднялась на холм, который возвышается в пустыне напротив этой деревни. С той вершины открывался удивительный вид: ночь, темнота, звезды, а там внизу – маленькая деревушка, освещенная желтым светом огней. Кажется там ничего не происходит, может все сидят по домам за ужином в кругу семьи, мало кого можно увидеть на улице.
Как же эта иллюзия обманчива. Только спускаясь вниз, понимаешь насколько это место преисполнено греха. Там все живут в грехе. А те кто нет – потакают ему. Они не осуждают, не оправдывают – они делают вид, что ничего не замечают.
Иногда кажется, что среди них могут быть хорошие, интересные люди. Но чем ближе ты узнаешь их, тем сильнее разочаровываешься. За внешней приветливостью и обманчивой тишиной скрывается то, что невозможно разглядеть издалека, с вершины холма. Не зная, что там происходит на самом деле, не заглядывая туда, не поверишь что там за люди живут. Это место презентует все человеческие грехи, которые только существовали за всю историю человечества.
Иногда меня смущали какие-то бытовые мелочи. Например, то, что кто-то мог надеть мои тапки, которые я оставляла перед входом в гостиную, потому что там было положено. Это было неудобно, неприятно, но собственность здесь имеет весьма размытое понятие. Мои вещи – это мои вещи. Они этого никогда не понимали. Здесь все делилось: еда, одежда, даже моя бутылка воды. Разделение личного и общего было чуждо этим людям.
Я пыталась понять, как на самом деле ко мне относятся, пыталась считать отношение каждого члена семьи, но многое оставалось для меня туманным и неясным. Казалось, я слишком много значения придавала людям, которые, по сути, ничего для меня не значат. Я сама делала их важными для себя.