Критика Х. Рао
Небесный город
5. Ираван
Ираван присоединился к компании Ахильи и Оама, и они все вместе двинулись по внешнему лабиринту. Ираван не траектировал: для этого пока не было необходимости. Управление растениями здесь по-прежнему осуществлялось архитекторами Диска из храма, которые распределяли энергию траектирования для использования горожанами.
Несмотря на это, он заметил, что растительность здесь обладала необузданной натурой. Чем дальше от ашрама они уходили, тем сильнее дичал лабиринт. Высокая неухоженная трава доходила ему до пояса. Лианы ползли по полу, хватая за лодыжки. В какой-то момент Иравану пришлось схватиться за ветку, чтобы она не сбила с него налобный фонарь. Он вспомнил, какие проблемы были у архитекторов Лабиринта на Диске. Возможно, они все еще боролись с этой частью ашрама.
А возможно, подумал он, растения реагировали на желание Ахильи.
Как руководитель экспедиции, она шагала перед ним, выражая непокорность и позой, и высоко поднятой головой. Тропа перед ней открывалась на несколько шагов за раз. Они шли гуськом. Ираван, спотыкаясь, отставал на полшага от Ахильи, а замыкал шествие Оам. Когда уродливое розовое дерево выбросило ветку, Иравану пришлось пригнуться. Растения нападали на него. Ахилья нападала на него. Он осмелился оглянуться и увидел, что Оам, казалось, вообще не испытывает никаких проблем. Мальчишка взглянул на него с широкой злобной ухмылкой.
Ираван стиснул челюсти. Он ничего не сказал и не стал траектировать, чтобы взять ситуацию под контроль. Растения не могли по-настоящему навредить ему, потому что в дерево рудракши были встроены разрешения специально для защиты архитекторов. Однако здесь, вдали от дерева, подобных происшествий следовало ожидать. Он даже заслужил это, вел себя как скотина. Сунув палец под наручный компас, он продолжил идти.
Когда ветки перестали пугать, ему потребовалось мгновение, чтобы понять почему. Ахилья остановилась. Ираван подошел к ней, но она не обратила на него внимания. Вместо этого она уставилась на густой куст змеиного корня, преградивший им путь. Руки у нее сжались в кулаки, глаза сузились. Куст был высоким, доставал ей до плеч, а ветви так плотно переплелись, что их было невозможно сломать. Рядом в зарослях ежевики приоткрылась небольшая щель. Одна тонкая ветка задрожала, развернулась, затем рухнула.
– Хочешь, я займусь этим? – тихо спросил Ираван.
– Конечно, ты же с нами не просто погулять пошел, – огрызнулась она и отошла в сторону, скрестив руки на груди и не глядя на него.
Ираван сосредоточился и вошел в Момент.
Он нырнул к золотой звезде, где, туго свернувшись, лежал змеиный корень. Привязав к нему несколько линий созвездий, он пронесся мимо других возможностей к звезде, где куст начал разлагаться. Его пылинка связала две звезды в многослойный узел. Линии созвездий замерцали, соединяясь в миниатюрный лабиринт.
Куст змеиного корня распустился. Ветви покрылись гроздьями крошечных белых цветов, которые упали к ногам Ахильи, рассыпавшись по всей тропе, уходящей во тьму.
Все это заняло у Иравана меньше секунды, но все равно продлилось на долю секунды дольше, чем было необходимо. Он чувствовал, как усложнилось траектирование, и именно это пытался объяснить Бхарави. Им снова овладела усталость, пульсировавшая глубоко внутри, пробирая до костей, несмотря на ощущение парения во вселенной. Не желая показывать беспокойство, Ираван галантно протянул руку в сторону расширяющегося прохода. Ахилья посмотрела на него, и глаза у нее заблестели. Она сделала резкое движение головой, и Оам пронесся мимо, врезавшись плечом в Иравана.
Ираван не сводил глаз с жены. Он знал, что она видит, как напряжение между ними воздействует на ее юного протеже. Она сжимала и разжимала кулаки, и по этому жесту было видно, как ей хочется наказать Иравана, но она понимала, что сейчас не время. Она хотела пойти в джунгли, но не хотела, чтобы он сопровождал их. Она явно что-то скрывала, но что? Это точно было не увлечение юным Оамом. Ираван сразу понял, что она просто использует поклонника. Кроме того, неверность никогда не числилась среди ее недостатков. А упрямство числилось.
Ираван вздохнул. Она никогда и ни за что не сделает первый шаг.
Когда Ахилья шагнула вслед за Оамом, Ираван расширил тропу, чтобы они могли идти бок о бок.
– Прости, – сказал он. – Я не должен был быть…
– Жестоким? Эгоистичным? Законченным ублюдком?
– Таким заносчивым, – сказал он, одарив ее слабой улыбкой. – Мне не следовало так остро реагировать.
Какими бы тихими ни были их голоса, они эхом отдавались в образованном кустами коридоре. Оам вполне мог слышать их разговор, но с этим ничего нельзя было поделать. Кроме того, молодой человек уже слышал, как они ссорились, и видеть, как они пытаются помириться… хуже для него и быть не могло.
Ахилья, должно быть, думала в том же духе. Ираван слишком хорошо знал жену, чтобы предположить, что она простила его так быстро, но, несмотря на усилия, которых, как он знал, ей это стоило, она заставила себя заговорить теперь, когда они приступили к делу.
– Почему куст не ответил на мой запрос? Мы же все еще в городе?
– Это вопрос эффективности и приоритета. Чем ближе мы подходим к стене шиповника на границе, тем меньше гибкости архитекторы Лабиринта придают растениям внешнего лабиринта.
– Что-то я не замечала такой проблемы раньше. Все предыдущие разы внешний лабиринт повиновался мне.
– В этот раз приступ гнева и ярости земли был просто ужасным, Ахилья. Это затишье просто необходимо архитекторам. Ты себе представить не можешь, как все устали.
Брови Ахильи сдвинулись еще больше. Оам обернулся с неуверенным видом. Хруст их шагов эхом отдавался в густых зарослях кустарника.
– Ты уже говорил это раньше, – сказала Ахилья, все еще хмурясь. – Что ты имеешь в виду?
Ираван поджал губы. Как объяснить ей вещи, которые он сам не понимает и которые, как считает совет, нельзя озвучивать перед такими гражданами, как Оам? Ахилья – его жена, исключение из правил, но, если простые граждане услышат, как Старший архитектор говорит, что траектирование становится все сложнее, в Накшаре распространятся чудовищные слухи и паника.
Он бы никогда не завел этот разговор, если бы хоть на мгновение задумался о том, к чему это может привести. Бхарави была права. Он и правда устал. Переутомился за все эти месяцы земной ярости.
– На самом деле ничего, – сказал он, стараясь, чтобы голос звучал непринужденно. – Предыдущее затишье длилось всего четырнадцать дней, а потом нам снова пришлось летать. Затишья становятся короче, а приступы гнева и ярости все продолжительнее. Во время затиший легче траектировать, но у нас просто не так много времени между полетами, как хотелось бы. Поэтому я и не смог навестить тебя. Пробыл на дежурстве дольше, чем был должен.
Выражение лица Ахильи изменилось с негодующего на смущенное.
Ираван отвернулся и посмотрел на разворачивающуюся тропу.
Строго говоря, его заявление было не совсем правдой. Траектирование действительно стало сложнее – он был в этом уверен, что бы ни говорила Бхарави, – но он был зол на Ахилью, слишком зол. И принял решение жить в храме якобы для того, чтобы помогать архитекторам Диска. Мысль о том, чтобы пойти к жене после их бурной ссоры во время последнего свидания, слишком на него давила.
Ярость до сих пор накатывала на него волнами. Бхарави могла заставить его пересмотреть точку зрения на материальные узы и примириться с Ахильей ради его же блага в совете. Но в голове у него все еще мелькали оба варианта, как будто каждое мгновение было развилкой между ними: отправиться к Ахилье или последовать за собственной интуицией. Его манили не только воспоминание о Резонансе и чувство, что они когда-то уже встречались, но и его инаковость, чужеродность. Ираван подавил желание найти его сейчас, пока он в Моменте.
Ахилья все еще смотрела на него с вопросом в глазах, поэтому он откашлялся.
– Совет рассматривает возможность возобновления обменов с другими ашрамами, – сказал он. – Возможно, с Рейкшаром или Киншаром, когда мы полетим в следующий раз. Мы планируем обменять некоторых наших гелиотехнологов на одного из их архитекторов.
Руки Ахильи дернулись, а затем замерли.
– Я думала, что совет все-таки согласится с тем, что гелиотехнологи так же важны для города, как и архитекторы.
Ираван фыркнул.
– Если бы они работали в полную силу, то, возможно, так бы и было. Но этот приступ земной ярости показал, что мы практически не можем на них положиться. Одно дело создавать лампочки и ткацкие станки, чтобы горожане могли жить с комфортом. Но найти максимально эффективный способ обеспечивать полет – так, чтобы архитекторы не истощали себя до изнеможения каждый раз, – совсем другое. И именно это настоящая цель гелиотехнологов.
Ираван почти дословно повторил то, о чем говорил на последнем совещании совета, когда Киана, одна из Старших гелиотехнологов совета Накшара, пыталась защитить свою команду. Тогда эта женщина в очках, с кожей цвета красного дерева и пронзительными серыми глазами, объясняла, как последние изобретения лаборатории помогают летать.
«Благодаря усовершенствованным двигателям мы избежали семь столкновений с якшами, – говорила она, постукивая тростью по деревянному полу для большей выразительности. – И наши оптические увеличители помогают определять подходящее место для посадки. Нам больше не придется садиться вслепую и надеяться, что архитекторы смогут стабилизировать ашрам».
В ее голосе звучал энтузиазм, но Ираван наклонился вперед над круглым столом из красного дерева, который вырастили специально для совещания, и закатил глаза.
«Поправь меня, Киана, если я ошибаюсь, но эти машины – разве в их основе лежат не трансформаторы, преобразующие первичную энергию траектирования архитекторов в полезную?»
«Да, вы правы».
«А эти трансформаторы, разве они не были созданы – ох, не знаю – сто лет назад, кажется?»
Киана напряженно кивнула.
«Просто не верится, – покачал головой Ираван. – И ты, современный гелиотехнолог, все еще почиваешь на старых лаврах?»
«Изобретения не так линейны, как вам хотелось бы, Ираван, – сказала Старший гелиотехнолог. – Мы ограничены теми материалами, которые нам предоставляет ашрам. Я признаю, что трансформатор был последним крупным изобретением гелиотехнологов, но мы добились больших успехов в его применении».
«Но без архитекторов ничего не получится! Ваши трансформаторы просто берут энергию архитектора и используют ее для питания разных игрушек. Какая польза от этого для повышения эффективности полета? Как это защищает архитекторов? Чтобы им не приходилось тратить силы на траектирование? Чтобы они не впадали в экстаз? Как это защитит ашрам от падения в ярость земли, если архитекторы перестанут траектировать?»
«А теплозащитные экраны и пылевые зонды? – взорвалась Киана. – А инструменты, которые мы сделали для городского лазарета? Подумайте, как это изменило нашу жизнь».
«Но все эти ваши машины по-прежнему зависят от архитекторов, – сказал Ираван, и от разочарования его голос стал громче обычного. – Вы вообще не создаете ничего нового, вы просто пытаетесь усовершенствовать одни и те же старые устройства. Нам не нужны гаджеты, нам нужен аккумулятор, который можно будет использовать вместо необходимости постоянно траектировать. Нам нужно, – сказал он, – дать передышку архитекторам».
К дискуссии подключились остальные четверо советников. Старые споры всплыли на поверхность, и храм наполнился бормотанием и разговорами на повышенных тонах. Совет Накшара курировал многие нюансы жизни ашрама, но самым крупным источником разногласий была архитектура полетов. Каждое растение, из которого был построен ашрам, каждый одобренный проект гелиотехнологов, вклад, вносимый жилыми домами горожан в эффективность лабиринта – все это было направлено на поиск баланса между жизнью и выживанием.
Совещание завершилось только тогда, когда Киана и Старший гелиотехнолог Лаксия неохотно согласились сократить свои группы, если их лаборатории не достигнут никакого прогресса.
– Причин для беспокойства нет, – сказал Ираван Ахилье, вынырнув из воспоминаний, но произнес это больше ради Оама. – Для совета это обычное дело. Просто перед нами стоит невыполнимая задача – попытаться найти для Накшара более эффективный способ пережить любую земную ярость.
Он мягко улыбнулся и пожал плечами.
Громко скрипя и вздыхая, кусты змеиного корня расцепили ветви, открыв проход на берег большого водоема, рвом окружавшего ашрам. На другом берегу возвышались огромные кусты шиповника, образуя куполообразное сооружение, заключавшее в себя целый город. Стены и купол сооружения были толстыми и колючими, отделяя ашрам от джунглей, но пропускали свет и воздух. Именно для прохода через эту защитную стену и был закодирован ключ Наили.
Ираван начал траектировать, потянувшись к плавающим в воде лилиям. Тут же появились гигантские блюдца листьев, которые сразу увеличились в диаметре, образовав достаточно большой круг, на котором могли уместиться три человека. Ираван ступил на лист, остальные последовали за ним.
Лист кувшинки плавно перенес их на другую сторону, к стене из шиповника. Мягкое покачивание было почти успокаивающим, но Ахилья выглядела обеспокоенной, ее взгляд был расфокусирован, рука сжимала сумку, рассеянно поглаживая какой-то предмет в форме куба.
– Довольно об этом, – сказал он, взмахом отметая проблемы совета. – Лучше расскажи мне о своем исследовании?
– Ты же знаешь, чему посвящено мое исследование, – пробормотала она. – Как и вы в совете, я пытаюсь выяснить, как нам лучше всего пережить ярость земли.
– В поисках мест обитания якш в джунглях.
– Раньше эта идея не казалась тебе такой нелепой.
Ираван взглянул на нее. Конечно, он знал о ее постоянно действующем соглашении с советом, хотя Ахилья и заключила сделку до того, как он стал советником. К нему вернулись воспоминания, как он, будучи Младшим архитектором, только что приехал из Ейкшара. Когда он только начал ухаживать за Ахильей, они часто лежали на спине, обнимая друг друга, смотрели на облака в небе и обсуждали свои идеи о выживании. Эти разговоры стали основой для развития отношений. Она подтолкнула его к тому, что он решил стать Старшим архитектором, а он поддерживал ее теории. Став советником, он даже пытался вмешаться в ее исследования и встать на ее защиту, но остальные члены совета без церемоний заставили его замолчать. За прошедшие годы Ираван слишком многому научился и был согласен с их тогдашним решением. Изменения, которые Ахилья хотела произвести в ашраме, были бы ужасны как для архитекторов, так и для самого выживания.
– Эта теория никогда не была нелепой, – сказал он в ответ. – Но думаю, ты легко обнаружишь, что записи ранних архитекторов были верны.
– Какие записи? О том, что размеры якш – их единственная защита от ярости земли? Что у них нет определенного места обитания? – Ахилья насмешливо улыбнулась. – Наиля тоже была настроена скептически. Вы, архитекторы, все одинаковые. Понастроили кучу зданий в небе и теперь думаете только о том, как уклониться от нежелательных столкновений, а не о выживании.
– Уклонение и есть выживание.
– Не для якш. Они живут в джунглях. И они здесь процветают. У них должен быть дом, какое-то убежище, даже если они роют норы или… или выращивают ракушки. Если мы проведем исследования, то кое-что узнаем.
– Ничего нового мы не узнаем. Только то, что никто, кроме них, не способен пережить земную ярость.
– Деревья же как-то выживают, – прервал его Оам. – Очевидно, что все растения джунглей переживают ярость земли, иначе бы их просто не было.
Ираван приподнял бровь, изучая молодого человека. Ахилья вздрогнула от смущения. Она, конечно, поняла выражение его лица: «Этот мальчик хоть раз был в джунглях?»
– Не смотри так, Ираван, – пробормотала Ахилья тихим голосом, предназначенным только для его ушей. – Оам идет в джунгли впервые. Единственный настоящий археолог Накшара – это я, и ты не хуже меня знаешь, что джунгли никого не волнуют. Только траектория и полет – вот единственные известные нам истины. Ни одна из наших историй не рассказывает о джунглях, кроме примечаний о том, как мы покинули их.
Ираван недоверчиво покачал головой и повысил голос.
– Растения джунглей не выживают в земной ярости. Ничто и никто в ней не выживает. Ты никогда не видел настоящих разрушений, которые оставляет за собой ярость земли. Фактически это полное опустошение. Накшар улетает прежде, чем ярость достигает пика.
Сам он видел земную ярость только однажды. Несколько лет назад Киана представила совету увеличители. Ираван все еще помнил шок и трепет, которые ему пришлось испытать, глядя в окно увеличителя, чтобы увидеть, что происходит внизу. Он всегда знал – все знали, – насколько разрушительными могут быть гнев и ярость земли. Бушующие на земле бури представляли собой сотрясения и толчки огромных масштабов. Это были торнадо, которые разрушали глубокие слои самой почвы. И все же увидеть их, по-настоящему увидеть, как клубится земля, как вздымаются гигантские облака пыли, как рикошетят и крошатся валуны и стволы деревьев, бесконечно, яростно… Весь дрожа, он отошел от увеличителя с ужасом и смирением, пульсировавшими в нем в равной степени.
– Это неистовое буйство, которое уничтожает все, – сказал он. – Растения джунглей вырастают из семян, которые разлетаются вокруг после каждого приступа гнева и ярости. Самому старому дереву, которое ты увидишь, столько лет, сколько было в момент окончания последнего приступа земной ярости. Сейчас ты выйдешь в джунгли, которые рождаются буквально у тебя на глазах.
– Это зависит от продолжительности и свирепости земной ярости, – пробормотала Ахилья.
– Другие животные… – одновременно начал Оам, но замолчал.
Ираван кивнул Ахилье: она была права, хотя все ее знания были почерпнуты из книг. Но познания Оама о мире, вернее его незнание мира, просто шокировали.
– Ты имеешь в виду белок, птиц и всех тех существ, которые есть у нас в ашраме? – сказал он, глядя на молодого человека. – Думаешь, это те, кто выжил в джунглях?
Ахилья еще раз поморщилась, избегая его взгляда, но Ираван прекрасно читал ее мысли.
Оаму следовало бы лучше подготовиться к экспедиции. Если бы он уделял больше внимания ее исследованиям, а не флирту, он бы уже это знал. Ираван даже немного удивился тому, как легко ей удалось завлечь молодого человека в свои сети. Из Ахильи получился бы великолепный архитектор, если бы у нее была способность траектировать.
Когда она заговорила, голос звучал мягко.
– В джунглях таких существ нет, Оам. Там только якши и растения. Те виды, которые живут у нас, когда-то обитали на земле, и джунгли были нашим естественным домом, но тысячу лет назад, когда приступы гнева и ярости стали более частыми и свирепыми, архитекторы тех времен создали первые ашрамы. Они подняли в небо нас и всех существ, которым повезло попасть в ашрамы. Сейчас единственные существа, оставшиеся от тех джунглей, это якши, но не все эволюционировали, чтобы стать ими.
– Здесь выживают только якши, – сказал Ираван. – Возможно, они не очень умные и не способны почувствовать, когда мы приближаемся к ним, но они очень сильные и крепкие. Можно не сомневаться, что их устойчивости способствуют огромные размеры. Нам не следует и надеяться, что у нас получится то, что получается у них.
Ахилья повернулась к нему, сверкнув глазами.
– Ты не знаешь этого наверняка, – сказала она. – Даже если записи архитекторов верны, даже если здесь нет никаких обиталищ якш, даже если причиной выживания являются их размеры, их изучение все равно даст нам информацию. Даст подсказки, как выжить, если нам когда-нибудь придется вернуться в джунгли.
– Мы – беженцы, – категорически сказал Ираван. – Это наша история. Наша идентичность. Джунгли были нашим домом, но отвергли нас, изгнали нас. Вот почему мы летаем. Если бы архитекторы тех времен не научились траектировать растения для обеспечения полета, мы бы вымерли, как и все остальное. Архитекторы нашли нам новый дом. Они обеспечили выживание нашего вида. Пока у нас есть убежище в небе, мы никогда не вернемся в джунгли. Никогда, пока существуют архитекторы.
Оам нахмурился, но ничего не сказал. Ахилья уставилась на Иравана, подбородок у нее дрожал. Он взглянул на нее в ответ, и в его взгляде был молчаливый призыв опровергнуть его логику, но затем, без предупреждения, что-то внутри него шевельнулось, нарушив серьезность момента. Губы Иравана дрогнули. Он почувствовал внезапное желание заключить ее в объятия, вдохнуть ее запах, сказать ей, как сильно он скучал по ней и их разговорам. Он больше не хотел ссориться. Он хотел баловать и нежить ее. Осознание этого застало его врасплох. Ираван моргнул и отвел взгляд.
Когда лист кувшинки бесшумно ударился о берег, это стало для всех почти неожиданностью. Все трое сошли. Над ними искрился купол из шиповника, каждый дюйм которого был покрыт шипами и колючками.
Ираван остановил траектирование и постучал по одной из своих бусин рудракши. Она был похожа на ту, что он забрал у Наили и раздавил. Только в его бусине содержались более высокие разрешения, предоставляемые исключительно Старшим архитекторам. Код активировался, и зазвучала тонкая сложная мелодия, слышная только ему.
Мгновение ничего не происходило.
Затем стена из шиповника застонала. Дерево разгибалось с болезненным звуком, похожим на скрежет костей. Ветки в агонии ломались одна за другой.
В стене появился проем, но движение казалось вынужденным.
Ираван нахмурился. Его ключ работал, но чувствовалось какое-то странное сопротивление. Как будто ашрам не хотел их выпускать. Он подумал, не предостеречь ли их от выхода наружу, но после его категоричного выступления такое предостережение вряд ли бы способствовало улучшению образа архитекторов. Он также не мог отменить миссию: в лучшем случае его сочтут трусом, а в худшем – властным ублюдком. Он молча махнул Ахилье, но она проигнорировала его.
Ее взгляд был прикован к проему, руки дрожали.
– Что случилось? – спросил Ираван.
Она поиграла медальоном у себя на шее, и он тихо зазвенел.
Он увидел, как участился ее пульс.
– Это из-за джунглей? – снова спросил он. – Нам необязательно идти. Возможно, это неплохая мысль.
– Нет. Ты не поймешь.
– А ты попробуй объяснить.
Она не потрудилась ответить, теребя медальон.
Оам протянул руку, и Ахилья схватилась за нее.
– Наши истории не имеют значения, – сказал молодой человек. – Ты обязательно что-нибудь обнаружишь благодаря якшам. Это того стоит.
Иравана осенило. Все его разговоры об архитекторах и их важности, все его речи об их историях… а ведь у обычных граждан не было вообще ничего своего, с чем они могли бы соотносить себя. Официально действующие истории практически стерли истории обычных граждан. Его доводы о выживании были правильными, но все, что он делал, это пытался отговорить Ахилью от экспедиции. В этой группе из трех человек именно он был незваным гостем. Эта мысль застала его врасплох. Он взглянул на Ахилью, но что он мог сказать? Только хуже сделает.
Ираван придержал язык. Он двинулся вперед и вышел через проем в зарослях шиповника прямо в джунгли.
