Критика Х. Рао
Небесный город
8. Ираван
Ничего не произошло. Гнездо из магнарута не сдвинулось с места. Не откатилось.
Ираван погрузился в какой-то кошмар. Вокруг висела жуткая тишина – такого ужаса он не испытывал никогда.
Раздвоенным восприятием он видел линии созвездия, которые извивались, как змеи, отказываясь соединяться с великим корнем. Ираван держался, перенося вес своего существования на звезду. Она сопротивлялась, и на секунду сила их противоположных желаний заставила гнездо тревожно загудеть. Ахилья ахнула, Оам взвыл, а затем они закричали хором. У Иравана горели даже зубы, а кости под кожей вибрировали от сотрясения. Руки и грудь пронзила сильная боль. Магнарут размахивал ветками, как кнутом, и боролся изо всех сил, раскалившись докрасна, словно провод под высоким напряжением, прожигая насквозь такой же раскаленной докрасна болью. Он вел себя как живое существо и сейчас казался Иравану живее всех растений, с которыми ему приходилось иметь дело.
Ираван отпустил несколько линий созвездия. Гнездо из магнарута встряхнулось в последний раз, затем успокоилось, удовлетворенное тем, что пока еще не развалилось и сохранило форму, и снова замерло.
– Что это было? – выдохнул Оам.
Дыхание Иравана стало прерывистым. Он всегда знал, что траектировать в диких джунглях труднее, чем в прирученном ашраме, но никогда раньше не испытывал такого противодействия своей воле. Все выглядело так, будто магнарут был не просто растением, а чем-то большим, будто он обладал разумным сознанием сложного существа.
Снаружи начали дрожать и качаться деревья.
Они почувствовали еще один толчок. Гнездо подпрыгнуло и рывком поднялось в воздух. Ахилья и Оам вскрикнули. У Иравана скрутило желудок. Они врезались в массивный ствол дерева и снова подскочили, перевернулись вверх ногами, от чего в горло хлынула желчь. Потом сфера еще немного переместилась и, наконец, приземлилась довольно далеко от того места, где стояла раньше.
Держитесь, хотел сказать Ираван, но не смог вымолвить ни слова. На него навалилось изнеможение, заполнившее каждую клеточку тела, но он пролетел сквозь Момент, лихорадочно анализируя и отбрасывая возможности одну за одной, даже когда Ахилья и Оам пришли в себя. Может, ему стоит отпустить магнарут и поискать тик или железное дерево? Нет, слишком поздно, времени на поиски уже нет. Может, ему стоит ликвидировать гнездо и создать броню? Нет, ни одна броня не выдержит волны земной ярости, разрушится от первого же удара. Сердце у него упало.
– Чем ты занимаешься? – пискнул Оам. – Почему мы просто стоим и ждем?
Ираван попробовал еще раз. В первом восприятии он увидел себя таким же, как Оам и Ахилья: ноги уперлись в переплетенные ветви гнезда, кулаки сжали ветки, голова склонилась в изнеможении. Кожа у него ослепительно светилась, а татуировки траектирования складывались в сложные фракталы.
Во втором восприятии он приблизился к звезде магнарута, взмахивая линиями созвездия, как сотней кнутов, пытаясь обнаружить отверстие, чтобы закрепить их.
Звезда опередила его и прежде, чем он успел принять решение, каким будет его ход, расширилась и врезалась в его разум, не оставив времени даже на вдох.
Два его восприятия слились воедино, и в этот момент Ираван почувствовал настоящий ужас.
Кожа начала трескаться и кровоточить. На спине, на шее и в глазах росли колючки. Он открыл рот, но оттуда вылетела только пыль и вырвались крошечные серо-белые ростки. Десны гнили, из-под ногтей торчали шипы, за волосы цеплялись ветки, и он думал: «Давай, это хорошо, рвись, истекай кровью, умирай, сей семя, выживай». Он распознал крошечное пульсирующее вмешательство – свое собственное, – когда летящая по траектории пылинка пыталась помешать растерзанию его «растительного я» на части. Он улыбнулся, обнажив окровавленные зубы, и вдавил боль поглубже в себя. Агония была прекрасна. Ираван заплакал от восторга и…
Моргнул.
Он задергался, пытаясь вырваться из хватки магнарута, и в панике отполз от звезды.
Восприятия разделились, но Ираван продолжал отступать, скуля от ужаса. Опасно, очень опасно, когда сливаются два восприятия. Архитектор может потерять себя, сгинуть и никогда не вернуться в собственное тело. Его вырвало прямо на пол гнезда. Свет траектирования погас.
Гнездо начало распадаться.
Сначала рассыпались в пыль шипы у них над головами, затем треснула и разлетелась обломками ветка. Ахилья жалобно заскулила, глаза у нее стали безумными, когда она увидела, как рушится их хрупкая защитная сфера.
– Что он делает? – закричал Оам. – Он что, сумасшедший?
Ахилья уставилась на него. Волосы у нее растрепались, по лбу текла кровь, но она все равно была такая красивая и… испуганная. Дрожащими руками она попыталась скрепить гнездо, как будто бы это могло помочь.
В отчаянии Ираван бросился назад, к звезде магнарута. Не имея времени на изощрения, он зажал линии созвездия, сотни линий, и погрузил их в глубины звезды грубым неопрятным пучком. Гнездо перестало распадаться и снова загудело от ярости.
Линии созвездия вздыбились, вибрируя в его хватке. Гнев великого корня был слишком силен. Сейчас его снова засосет внутрь, и восприятия сольются. Этого допустить нельзя.
Внезапно гнездо затихло.
Сердце Иравана воспарило – краткий миг победы.
Слишком поздно он увидел, как по воздуху к ним летит булыжник – валун-разрушитель.
Ираван в отчаянии вскинул руку, цепляясь за линии созвездия, чтобы ухватиться за внешние нити гнезда. Он вдавил ветви друг в друга, расщепив магнарут, переплетая его с самим собой.
Валун врезался в гнездо. Они, кувыркаясь, покатились по лесной подстилке, врезаясь друг в друга телами, но сфера выдержала, гнев и ярость, она выдержала.
Откуда же магнарут узнал, что в них полетит валун? Это же растение, а не пылинка, ему не дано видеть возможности – но времени обдумывать эту мысль не было.
Ираван закрепился в Моменте, создавая одну линию созвездия за другой, привязывая их к гнезду, по максимуму используя желание великого корня распасться. Намереваясь уничтожить себя, магнарут прыгнул, чтобы на этот раз подчиниться ему. Побеги врезались друг в друга. Кора гнезда превратилась в переплетение ветвей. Она становилась все плотнее, и волна надежды и триумфа пронзила Иравана. Он сделал это, он нашел способ.
А в следующее мгновение из трещин вылетели мягкие белые семена, заполнив собой воздух.
Яркий свет от его тела рассеялся, и теперь все они кашляли, хрипели, задыхались, даже когда их швыряло из стороны в сторону. Глаза Ахильи вылезли из орбит, рука сжалась на горле, и он знал, что убивает ее, убивает их всех.
«НЕТ», – беззвучно закричал он.
Траектируя, он почувствовал экстаз магнарута, когда тот вырвался из-под его власти.
Но где-то же должен был существовать выход в безопасное место. Обязательно должен!
Ираван метался в Моменте, пытаясь отыскать его и проклиная все на свете. Он пробовал снова и снова, направляя линии созвездий в звезду, чтобы растение не смогло себя разорвать, но гнездо загудело и взмыло в воздух. Он изменил схему, чтобы заставить гнездо успокоиться, но магнарут дождался, когда в него врезался валун, а, может, это был ствол дерева, как следует встряхнув их. Ираван атаковал его, используя собственное желание корня, но гнездо наполнилось крошечными белыми ростками, которые стали душить их, и лицо Ахильи уже обрело фиолетовый оттенок. Надо попробовать еще раз. И еще. И еще.
Этого он, конечно, не мог предвидеть. И больше ничего не мог сделать. Выхода не было. Исчерпаны все возможности, все комбинации.
Магнарут насмехался над ним.
Ираван уставился на корень, изучая темные углы Момента, в который они попали.
«Да провались ты в гнев и ярость, – подумал он. – Я достану тебя изнутри». И он бросился к звезде, соединяя два восприятия.
И погрузился в черноту.
Восприятия врезались друг в друга.
И в экстазе зарыдали.
Они с ужасом подумали о том, что делают, в кого превратятся. Но ужас был мимолетным.
Взорвались вены, сгнили листья, и рассыпались драгоценные, драгоценные семена. Как в тумане они подумали, что превратились в великий корень с определенной целью. Но другой цели, кроме выживания – выживания им подобных, у них не было. Для них это означало смерть.
Они улыбались, обнажая окровавленные зубы. Их атаковало сознание джунглей. Оно поднималось из-под земли, все больше ужесточаясь, и волны разрушения накатывали одна за другой. В сознании у них раздался рев миллиона криков, к ним обратились исказившиеся от испуга лица, голодные глаза, скорбные рты.
Они знали, как им удавалось так ловко сражаться с самими собой. Звезда была не просто их состоянием. Это была возможность джунглей, возможность жизни. Каждая застывшая звезда, каждое дискретное состояние были иллюзией. Когда архитектор траектирует, он только создает изображения, чтобы постичь вселенную и ориентироваться в ней, но Момент не был неподвижной реальностью. Он был яростной бурей.
«Я – это он, – поняли они. – Я – архитектор. Ираван». На мгновение два его восприятия разделились. Они увидели, как он ревет в агонии, как наблюдают за ним, застыв от ужаса, Ахилья и Оам, но потом все стало так, как и должно было быть, и они снова превратились в магнарут.
Удерживая линию и безвозвратно слившись, они смотрели, как несется к ним Момент. И его нельзя было назвать существованием одного растения. Это была пауза джунглей, целой планеты. Ее необъятность… Они чувствовали ее в каждом ударе ветки, в каждом надрыве коры. Они были джунглями. А джунгли были готовы к одной возможности, нацелены только на одно: уничтожение.
Они тихо всхлипывали.
Погруженные в Момент, они видели, что сейчас произойдет. Ему оторвет правую руку и размозжит голову, и они узнают о его смерти в шокирующей вечности. Они чувствовали его панику и ужас из будущего, издалека.
«Пусть это поскорее закончится», – подумал он.
И тут перед ним вспыхнул Резонанс, мягко мерцая расплавленным серебром.
Он сверкал у них перед глазами, как капля ртути, и они дернулись и потянулись к нему.
Момент исчез.
Началось вечное падение.
Затем наступила слепота.
* * *
Он пришел в себя.
Почувствовал запах горящей плоти, его плоти. Он спускался.
«Мы сделали это», – подумал он. И тут же в голову пришла мысль: «Это была ошибка».
Теперь было слишком поздно. Он отделился.
Он слышал зов, подобный биению его собственного сердца.
Уплывая в вечное одиночество.
Рождение.
Он услышал крик, который, казалось, звучит далеко-далеко.
Два его восприятия разделились, но не одновременно, как происходит при траектировании. Они расширились и превратились в нечто большее.
Им овладела шокирующая восприимчивость. Ираван впервые в жизни действительно видел. Магнарут превратился в незначительное пятно, покорное его воле, и внезапно желание великого корня самоуничтожиться показалось ему смехотворным.
Он с завидной точностью проник в Момент и раздавил звезду магнарута. Гнездо обмякло, готовое повиноваться.
Почему же раньше было так сложно?
Часть его осознавала весь ужас того, что он сделал, нереальность и последствия этого поступка. Но затем ужас исчез. Он был горой, и эти крохотные сущности не имели значения.
Ираван перестал кричать.
Он встал.
Буря снаружи усилилась, но в разуме он обратился к магнаруту. Тот отреагировал, его воля была подавлена полностью. Ахилья и Оам постарались отодвинуться от него как можно дальше. Оам встал перед Ахильей, прикрыв ее собой, но она смотрела на Иравана, протягивая руку и широко распахнув глаза от страха. Ираван же смотрел на обоих бесстрастно.
Гнездо магнарута замерло в неподвижности, а снаружи выла и ревела земная ярость. Летели комья грязи и пыль, мешая разглядеть, что происходить вдали.
Ираван начал траектировать, но на самом деле это было не траектирование, не совсем траектирование. Он не траектировал, а просто желал, и растение меняло форму, немедленно повинуясь ему. Вокруг них троих обвились ветви, обхватив ноги, туловища, руки. Постепенно их закрыло толстой деревянной броней из магнарута. Через несколько секунд все трое стояли, полностью защищенные, лицом друг к другу. Сквозь щель для глаз Ираван видел клубы пыли.
До него донесся приглушенный голос Ахильи.
– И-ираван?
– Все в порядке, – тихо сказал он. – Сейчас попробуем еще раз.
9. Ахилья
Тело Ахильи неудержимо тряслось, по коже бежали мурашки.
Стук сердца отдавался в ушах. Но что она могла сделать? Как могла защитить их? Она была беспомощна. Ее решения уже стоили им драгоценного времени.
Она нервно взглянула на Иравана. Он стоял в нескольких футах от нее, с опущенными руками. Сквозь деревянную броню тускло пробивался свет траектирования. Она знала, что для того, чтобы оно вообще стало видимым, ему требовалось окунуться в силу, купаться в ней. А ведь всего несколько мгновений назад он стоял на коленях с дикими глазами, жутко кричал и был близок к тому, чтобы рвать на себе волосы. Что же произошло? Она сопротивлялась желанию прикоснуться к нему, чтобы не нарушить его концентрацию.
Гнездо распалось. У нее вырвался стон. Из костюма выросли виноградные лозы, привязывая ее к земле, но совсем рядом яростно бушевала буря. На нее налетел порыв ветра и, сильно толкнув, потянул за собой. Она хватала ртом воздух, пытаясь сохранить равновесие. Вокруг летали обломки камней и деревьев. Сквозь броню просачивался песок, и она чувствовала вкус влажной земли. Сквозь пелену пыли и собственные слезы ужаса ей ничего не было видно. Над ними, на расстоянии вытянутой руки, дважды что-то раскололось – валун или ствол дерева. От брони рикошетом отскакивали тяжелые комья земли и обрывки лиан. Почему они до сих пор целы? Неужели им так везет?
Ираван. Это он траектировал джунгли, круша валуны до того, как они упадут на них. Их троица стояла в маленьком защитном пузыре. Ее наполнил благоговейный трепет. Вот это силища… Но как такое возможно? Даже способность траектировать не дает такой силы.
Что-то толкнуло ее: толстые лианы, растущие из-под лесной подстилки. Они обвили ее талию и привязали к Оаму. Теперь они стояли спиной друг к другу. Она обещала беречь его. Но не уберегла. Им вообще не следовало покидать город.
Оам что-то крикнул. Она не услышала, но смогла догадаться по его испуганному голосу. Куда им теперь идти? Здесь ли еще Накшар? Ее кольцо гражданина молчало. Выжил ли Накшар вообще? И что делает Ираван?
Ираван стоял, склонив голову набок.
Он слушал. Возможно, эта броня усиливала звук для него? К чему он прислушивался? Что он вообще мог услышать в этой круговерти? Ахилья сглотнула, часто и поверхностно дыша. Она повернулась, чтобы посмотреть на него. Взгляд Иравана был устремлен туда, где совсем недавно приземлился город. Медленно он поднял голову, глядя вверх, как будто видел, как что-то летит сквозь бурю.
Он рявкнул что-то, грубо рассмеявшись. Лианы вокруг них сжались.
Ахилью рвануло вперед и понесло через разрушающиеся джунгли.
Привязанная к Оаму, она вообще не могла двигаться, но ее подбросило в воздух. Что-то подхватило их обоих. Они извивались, задыхаясь, в ее броне эхом отдавались удары, медальон дико звенел. Ее сильно затошнило. Прищурившись, она припала к щели для глаз, но увидела только пыль и мелькающие мимо гигантские стволы деревьев. Тело закружилось, изменив направление. Ахилья почувствовала резкий рывок так, что скрутило желудок, и с ужасом увидела летящий в нее гигантский обломок. «НЕТ», – закричала она. В последнюю секунду ее развернуло, и она избежала столкновения. Краем глаза она заметила, как мелькнул в воздухе сине-зеленый свет, быстро переместившись от валуна к дереву. Ираван.
Ахилья прорвалась сквозь зеленый полог листвы и взмыла над ним в воздух. Лианы вокруг ее ног стали толще, гуще, крепко приковав ее к ногам Оама.
Привязанные друг к другу, они летели сквозь вихрь обломков, вращаясь и переворачиваясь. Мимо проносились ветви и деревья, чудом не попадая в них. Рядом с ними, тоже в броне, несся Ираван, а под ним скручивался лиановый вихрь, унося его, словно торнадо, из джунглей.
Тело Ахильи развернулось, и… Менее чем в сотне футов от них, в небе, как гигантская луна из коры, парил город. Накшар.
У нее вырвался всхлип облегчения. Они ждали их. Ираван спасет их.
Ираван не смотрел на город. Он летел лицом к Ахилье и Оаму, возвышаясь над ними. С силой вытянув руки перед грудью, он вращал ими, как колесами.
Ахилья посмотрела вниз, и у нее закружилась голова. Сквозь полог джунглей взлетали вверх валуны, врезаясь в деревья, кружась на ветру. Гигантские клубы пыли росли как грибы, взрывались и разрушались. Булыжники разрывали лозы, попадая в лиановый вихрь, уносивший ее и Оама, но лозы почти сразу же срастались. Ее охватило состояние нереальности, мышцы напряглись.
Тело у Ахильи изогнулось, шея дернулась. Накшар снова появился в поле ее зрения. Она пошевелила руками, напряглась и протянула к нему руку. Так близко.
И в этот миг лозы, которыми она была привязана к Оаму, лопнули.
Она взмахнула руками. Желудок резко сжался. Кувыркнувшись в воздухе, слишком потрясенная, даже чтобы закричать, она начала падать. Мельком увидела, как развязываются лозы и на Оаме, как клубится в воздухе ужас, несется вихрем ветер и извиваются под ней джунгли, неумолимо приближаясь.
Внизу, а затем и над Ахильей взорвался свет.
Что-то в воздухе подхватило ее. Резко поменялась картинка перед глазами, а потом все стабилизировалось. Она снова начала подниматься, обвитая лозами. Оам тоже поднимался вдали.
Ахилья вытянула шею. Высоко наверху Ираван перестал двигаться к Накшару. Он сиял, как миниатюрное сине-зеленое солнце, но его собственный вихрь едва ли был похож на лохматую лиану. Из его брони вырывались яростные лучи. Теперь она видела его лицо и понимала. Сила его траектирования была огромной, и он просто не мог все это выдержать. Его броня трещала и раскалывалась. Все силы он направлял на Ахилью и Оама. Жертвовал своей безопасностью ради них. «Нет, – подумала она в ужасе. – Что ты делаешь? Спаси себя. Спаси Оама».
От его брони отвалилось еще больше коры, и она чувствовала его отчаяние, его изнеможение, даже когда поднималась. Обломки ударили Иравана по лицу, и он на мгновение закружился, теряя равновесие. Надорванная в нескольких местах лиана, соединявшая его с джунглями, лопнула.
Ираван в отчаянии взмахнул рукой, и что-то обхватило Ахилью, словно щупальце. В вихре ветра ее с головокружительной скоростью понесло к городу. Последняя лиана, соединявшая ее с Ираваном, оборвалась.
Затем ее пронзила жуткая боль, завибрировавшая в ступнях и коленях, сотрясавшая тело. Из Ахильи выдавили воздух, ее изжевали. С нее сорвало броню из магнарута, содрав клочья одежды и кожи.
Ахилья прорвалась сквозь купол Накшара и врезалась во что-то твердое.
Мгновение она просто лежала, в ушах шумело, перед глазами плыли пятна. Дыхание вырывалось тяжелыми вздохами. Она перевернулась на бок, и ее вырвало. Тело было сплошным месивом из плоти и крови, с миллионами порезов и царапин, но на ней не осталось и следа магнарута. Все содрала кора города. Накшар впустил ее, но не гостя из джунглей.
Пошатываясь, она встала на колени. Твердая земля уже поросла мягкой травой. Стены превратились в гобелен из вьющихся листьев.
Мгновение спустя сквозь листву рухнул и Ираван, скользнув по траве рядом с ней. Ахилья всхлипнула от облегчения, подползла поближе, чтобы вцепиться в него. Он не двигался. Кожа у него снова потемнела, он больше не траектировал. Лицо и тело были покрыты синяками и кровавыми царапинами. Дыхание было поверхностным. Она подождала одну, две, три секунды, но стена больше не шелохнулась.
Ахилья отпустила Иравана и, шатаясь, поднялась на ноги, сердце бешено колотилось. Они находились в коридоре, и там было пусто – только они вдвоем.
Оама с ними не было.
10. Ахилья
Она рванулась к покрытой листвой стене и застучала по ней кулаками.
– Откройся, разрази тебя ярость! – закричала она.
В ответ из листьев появились шипы. Они были слишком мягкими и не причинили вреда, но служили предупреждением. Стена не открылась.
В отчаянии Ахилья еще раз ударила по ней. Почему стена не реагирует? Она сейчас в Накшаре, и растения должны ее слушаться, поскольку необходимости в траектировании больше нет. Или город до сих пор живет по протоколу полета?
– Откройся же, чтоб тебе провалиться в ярость! – кричала она, разрывая листья окровавленными пальцами. Но стена просто зарастала снова и становилась плотнее. Почему она не…
Она попыталась выйти за пределы Накшара. Но без ключа от лабиринта, как тот, что был у Наили или Старшего…
Ахилья развернулась и снова направилась туда, где на полу лежал Ираван. Вокруг него выросла трава, чтобы было мягче лежать. Лианы укрыли ему грудь, реагируя на его глубочайшее желание – отдохнуть. Бледно-белые лозы росли по всему городу, укрепляя иммунитет и придавая сил. Ахилья поспешила к нему и опустилась на колени.
До нее донесся запах эвкалипта и огненной мяты. Ароматы Иравана – растения, предназначенные именно для его исцеления. Накшар уже начал его лечить, но Ираван лежал не шевелясь. Ахилья, задохнувшись, сжала его руку.
– Пожалуйста, приди в себя, Ираван, – рыдала она. – Пожалуйста, пожалуйста, приди в себя.
Его веки дрогнули и открылись.
– А…лья, – выдохнул он. – Ты… в безопасности.
– Я в безопасности, – прошептала она, и по лицу у нее потекли слезы.
Он выдохнул и еще глубже погрузился в травяную подушку.
– Но Оам, – сказала она дрожащим голосом. – Оам остался снаружи.
Он тихо застонал.
– Пожалуйста, – прошептала она, рыдая. – Он еще совсем ребенок, Ираван. Глупый мальчишка.
Глаза Иравана замерцали под закрытыми веками, и под пальцами у нее запульсировали вены краткими вспышками сине-зеленого цвета, затем они потемнели, словно внутри у него что-то перегорело.
Взгляд Ахильи затуманился.
– Прости меня, Ираван, – заплакала она. – Прости, пожалуйста, я должна была о нем позаботиться.
– Нет, – тихо пробормотал он мягким голосом. – Это я должен был.
Он попытался выпрямиться, и она обняла его за плечи, но его тело казалось неподъемным грузом. Стиснув зубы, Ираван прерывисто дышал, глаза так и не открылись. Татуировки снова зашипели. Потные волосы безвольно упали на лоб. Ахилья с надеждой уставилась на стену снаружи.
Он рухнул в ее объятия, потеряв сознание.
Она приподнялась, собираясь позвать на помощь, когда услышала, как хрустят ветки под чьими-то ногами. Ахилья повернулась на звук как раз в тот момент, когда Бхарави уже была рядом, оттолкнув ее в сторону. Женщина упала на колени рядом с Ираваном, лицо у нее стало пепельно-серым. Она открыла один глаз Иравана. Капилляры были синими, а зрачок закатился.
Бхарави выругалась. Она разорвала лохмотья, оставшиеся от курты Иравана, и поднесла его обнаженную руку к появившейся в траве гелиолампочке, которую Накшар предоставил ей, когда она пожелала получить свет.
Под светом золотистых лучей Ахилья увидела то, чего не видела раньше. Смуглую кожу Иравана пересекали воспаленные черные рубцы. Они были похожи на гротескные ползучие растения, острые, злобные, сожженные, казалось, навсегда.
– Он перенапрягся, – резко сказала Бхарави. – Это остаточное свечение траектирования. Ему нужна срочная помощь, иначе его вены сгорят полностью.
Сердце Ахильи пропустило удар.
– Санктум?
Это было место, где исцеляли архитекторов.
– Санктум здесь не поможет, – Бхарави встала. – Его нужно прямо сейчас подключить непосредственно к дереву рудракши.
Она жестом приказала Ахилье отойти, и Ахилья отбежала назад. Бхарави прищурилась. От нее исходил свет. Ахилья подняла руку, чтобы прикрыть слезившиеся глаза. Когда она опустила руку, Ираван лежал на пепельно-белой платформе из исцеляющих ветвей, повернув голову в сторону. Платформа высотой по пояс начала скользить вперед. И Бхарави, следуя за ней, пронеслась мимо Ахильи.
Ахилья изо всех сил старалась не отставать.
– С ним все будет в порядке?
– Не знаю. Сейчас его посмотрит Чайя.
Сердце Ахильи забилось сильнее. Она потянулась, чтобы коснуться влажных волос Иравана, но платформа двигалась слишком быстро. По лицу у нее катились слезы, а разум никак не мог осмыслить, что произошло. Они же были в безопасности. До этого она участвовала в сотне успешных экспедиций. И эта ничем от них не отличалась. Платформа прошла сквозь тьму и выкатилась на свет, в коридоре сверкали гелиотехнические светосферы.
– Бха, – шепотом начала Ахилья. – Мой ученик. Оам. Он все еще там, снаружи. Ираван нес и его…
Взгляд Бхарави был обращен на Иравана. Она выругалась и снова двинулась вперед, вены у нее искрились. Земля под ногами Ахильи уплотнилась, и затем она вместе с Бхарави заскользила вслед за платформой с Ираваном.
Ахилья проглотила вопросы. С Оамом все будет в порядке. Обязательно будет. Бхарави же знала, куда идти, потому что пришла именно в ту часть города, где упали они с Ираваном. А значит, храм – совет – наблюдал за их подъемом из джунглей. А это значит, что с Оамом все в порядке. Должно быть, он попал в город в другом месте. Возможно, он уже в лазарете и его лечат. Ахилья открыла и закрыла рот, желая получить этому подтверждение, но ее захлестнули горячие слезы. Она не могла сделать вдох полной грудью.
Наконец Бхарави подняла руку, по которой, светясь, извивался простой сине-зеленый узор. Коридор закончился деревянной стеной. Кора расступилась. Платформа скользнула вперед, и стена снова закрылась за ними. Они вернулись в храм.
В отличие от обширного двора, из которого уходила Ахилья, храм теперь напоминал небольшую темную пещеру. Дерево рудракши стояло в центре и, казалось, стало ниже. В нескольких футах от травянистого пола висел Диск архитекторов, и по нему перемещались архитекторы Лабиринта. Их было столько же, сколько и во время приземления. Большинство из них были одеты в мантии, но некоторые были в обычных куртах и чуридарах. Вокруг стоял гул разговоров, нервных, резких, тревожных.
– Он здесь, – крикнул кто-то.
Ахилью и Бхарави мгновенно окружили другие советники. Дерево рудракши становилось толще и выше, унося Диск на верхние этажи. Старшие архитекторы Айрав и Чайя убрали платформу и уложили Иравана у основания дерева. Когда каменные стены раздвинулись вширь под толчками извивающихся корней, храм преобразился. Образовалось множество уровней, возникли и затем исчезли дверные проемы, коридоры освещались мерцающими светосферами, а потом все снова погрузилось в сумрак. Ахилья посмотрела вверх и увидела, что потолок поднялся слишком высоко.
Как только Диск взмыл, в храме осталось только шесть советников. Бхарави стояла рядом с Ахильей, а два Старших гелиотехнолога Киана и Лаксия ушли, склонив друг к другу головы и о чем-то беседуя, но разобрать их речь было невозможно. Ираван лежал у подножия теперь уже огромного дерева рудракши и представлял собой лишь темную фигуру, погребенную под влажной землей. Чайя встала рядом с ним на колени, отчаянно траектируя, а голос Айрава звучал мелодичным гулом. Ахилья попыталась двинуться, но лозы незаметно для нее уже поползли по ногам, рукам и груди, покрывая раны, заклеивая порезы. Это были исцеляющие ветви и сандаловое дерево. Она моргнула, не до конца понимая, что происходит.
Если храм меняется, значит, режим полета больше не действует. Это означало, что спасательные работы окончены. Тогда где же Оам? Она постучала по гражданскому кольцу, сердце сильно забилось. Над ладонью у нее повисла карта Накшара: Академия архитекторов, дома архитекторов, гелиолаборатория – приоритеты распределены, работы ведутся. Однако она не увидела лазарета, куда, возможно, доставили Оама. Дрожащими пальцами она снова постучала по кольцу, чтобы написать ему сообщение, но связь прервалась прежде, чем она успела его дописать.
– Где Оам? – спросила она дрогнувшим голосом. – Почему не исцеляют и его?
Айрав и Чайя, не поднимая глаз, продолжали лечить Иравана. Старшие гелиотехнологи Лаксия и Киана в искрящихся желтых куртах обменялись настороженными взглядами.
Бхарави положила руку на плечо Ахильи.
– Мне жаль. Но Оам не добрался до ашрама.
– Не может быть, – сказала Ахилья, задыхаясь.
– Вернулись только ты и Ираван.
– Нет.
– Ты это и сама уже знаешь.
– Нет, не знаю, – сказала Ахилья, по лицу у нее заструились слезы. – Не знаю. Пожалуйста, Бха. Он там, в джунглях. Ираван траектировал и поднимал нас обоих. Я видела. Может, он попал в другую часть города. Может, он сейчас в другом коридоре. Нам надо его найти. Мы должны ему помочь.
Бхарави лишь покачала головой.
– Он такой юный, Бха. Пожалуйста. Пожалуйста.
Глаза Бхарави были полны печали. Она снова покачала головой.
– Мне очень жаль.
– А может, он до сих пор в джунглях, – сказала Ахилья, рыдая. – Наверное, его все еще держат лозы, созданные Ираваном. Ираван поднимал его. Он поднимал и его тоже.
Бхарави сжала ей плечо, и исцеляющие ветви над Ахильей втянулись. Ахилья позволила увести себя. За спиной у них возобновился тихий разговор Кианы и Лаксии. Бхарави остановилась у покрытой листвой стены, и листья раздвинулись, открыв стеклянный увеличитель. Старший архитектор сжала пальцы и развела их в стороны. Обзор стал шире.
Слова застряли в горле Ахильи. Там, под ними, были джунгли.
Почему-то отсюда, сверху, ярость земли выглядела еще более ужасающей. Ахилья слышала ее звуки у себя в голове: скрежет камней, натиск бури, порывы ветра. Джунгли казались темным диким существом, извивающимся и бурлящим в собственном безумии, вздымающим огромные взрывные клубы пыли. Ей хотелось отвести взгляд, но она не смогла. Сколько Оам смог там продержаться в своей броне? Было ли ему больно? Она надеялась, что нет.
– Все произошло слишком быстро, – сказала Бхарави, все еще обнимая Ахилью. – Очередной приступ земной ярости начался почти сразу после приземления. Наверное, через несколько минут после того, как ушла твоя группа. Меня удивляет, что Ираван вообще смог пройти по джунглям. Здесь царил хаос. Пришлось вернуть всех отправленных отдыхать архитекторов Лабиринта. Начинать нужно было немедленно, но у нас было недостаточно готовых к работе архитекторов. У нас не было даже архитектуры полета – нам пришлось еще раз воспользоваться схемой посадки Иравана.
Слезы душили Ахилью. Она не могла нормально дышать. Она сказала Оаму, что будет его беречь. Он был напуган. «Нас здесь быть не должно, – говорил ей Ираван. – Нам следует вернуться в ашрам». Что она наделала? Неужели она убила и своего мужа? Надо было отменить экспедицию. Ни за что нельзя было так рисковать.
Бхарави вздохнула.
– Раньше такого никогда не происходило. Мы даже не знали, что начался приступ земной ярости, пока не ощутили первые толчки. Затишье всегда длится несколько часов, не меньше. Самый короткий зарегистрированный период составил семь часов. Но это?