Лена Обухова
Награда для генерала. Книга первая: шепот ветра
Глава 21
На следующий день Шелтер все же уехал на несколько часов, заявив, что до отъезда ему просто необходимо встретиться с одним человеком. Это позволило мне, во-первых, все же навестить Мэла, который чувствовал себя уже гораздо лучше и рвался вернуться к работе, и, во-вторых, выполнить обещание, данное накануне господину Юнту. Правда, сегодня я категорически не могла порадовать старика поддержанием беседы. Меня то тянуло беспричинно улыбаться, когда я вспоминала нашу поездку по окрестностям, то я впадала в задумчивость, размышляя, как все сложится дальше, то хмурилась, переживая о том, что Шелтер вскоре окажется далеко, а его жизнь – в опасности. Но то ли садовнику хватало просто «свободных ушей», то ли он понимал больше, чем говорил, но он и не ждал от меня ответов.
Когда наконец послышалось знакомое тарахтение повозки, я поторопилась к главному входу, чтобы встретить генерала, но, к моему сожалению, он приехал не один: с ним был майор Винт. Тот доброжелательно поприветствовал меня как старую знакомую, а вот сам Шелтер остался хмур. Он выглядел так, словно был не очень доволен тем, что я так радостно бежала ему навстречу. Я списала это на нежелание демонстрировать истинные чувства при постороннем. И сама с трудом сдержала досаду, когда осознала, что вечер генерала тоже будет отдан не мне.
Госпожа Холт принесла мне ужин в комнату, заявив, что генерал сегодня ужинает с майором и господином Нейбом, с чем мне оставалось только смириться. И надеяться, что после ухода гостя у Шелтера еще останутся силы на общение со мной.
Однако, вернувшись за подносом, госпожа Холт сообщила, что генерал и его гость просят меня сварить им шоколад и ненадолго составить компанию в гостиной. Говорила она это, тревожно хмурясь.
– А господин Нейб все еще с ними? – на всякий случай уточнила я.
Для меня это был единственный повод для беспокойства.
– Нет, он не большой любитель подобных посиделок, поскольку совсем не пьет, – задумчиво пояснила экономка, окидывая меня странным взглядом. Как будто оценивающим. И тут же велела: – Поторопитесь, Мира. Лучше не заставлять господ ждать.
Я пожала плечами и кивнула, отложила в сторону книгу, за которой пыталась скоротать время, и отправилась на кухню.
Галия привычно уступила мне место у плиты, а где лежат нужные ингредиенты, я уже сама прекрасно знала, поэтому шоколад был приготовлен быстро. Жаль только, что сегодня у меня не было припасено зефирных цветков.
В гостиной снова было жарковато и душно от густого и ароматного сигаретного дыма, запах бренди висел в воздухе, как и в прошлый раз. Единственным отличием было то, что хозяин дома и его гость сегодня оба были одеты в обычную одежду. Генерал сидел в своем кресле, а майор – в том, в котором чаще всего сидела я, когда читала Шелтеру вслух. Сегодня низкий столик стоял между ними, но на нем не видать было ни карт, ни шахмат. Зато я без труда нашла место для своего подноса.
– О, как вкусно пахнет! – восхитился майор Винт, улыбаясь. – Что это, ваниль?
– С корицей, – уточнила я, кивнув и улыбнувшись ему в ответ.
– Прелестно. Оллин, она тебя так каждый вечер балует?
– Нет, – отозвался Шелтер тихо и равнодушно. – Столько шоколада едва ли полезно для здоровья.
– А я бы не удержался, – ухмыльнувшись, заявил майор. – Имея такую возможность прямо под боком, не устоял бы от соблазна лакомиться шоколадом каждый день.
Он вдруг протянул мне руку и поманил к себе. Я оглянулась на Шелтера, но тот казался совершенно безразличным к нашему разговору, поэтому я сделала осторожный шаг к Винту. Тот поймал мою руку и подтянул меня ближе.
– Посиди с нами, Мира. Девушка всегда способна скрасить беседу одним своим присутствием, а уж красивая девушка тем более.
Майор продолжал доброжелательно улыбаться, глядя на меня. И я из вежливости улыбалась ему в ответ, хотя слегка мутный взгляд будил в душе неприятные воспоминания и заставлял внутренне напрягаться.
Оглянувшись по сторонам, я не нашла поблизости места, куда сесть, но можно было подтащить один из стульев, стоявших за карточным столом в другом конце комнаты. Я потянулась в его сторону, но майор дернул меня в другую. Так сильно, что я не удержала равновесие и шлепнулась на ручку его кресла.
– Садись прямо сюда, здесь достаточно удобно, – прокомментировал Винт.
И его улыбка вдруг перестала казаться мне доброжелательной. Сердце испуганно встрепенулось в груди. Я снова посмотрела на Шелтера, но тот продолжал невозмутимо курить, глядя на нас нарочито равнодушно.
Майор Винт перехватил мою ладонь руками, погладил тыльную сторону кончиками пальцев.
– Да, это руки не леди, а девушки, которая знает, что такое грязная работа, – прокомментировал он со вздохом. – Но вот удивительно: какими порой красивыми вырастают цветы, что стыдливо жмутся под забором или у края дороги. Дадут сто очков форы тем, за которыми старательно ухаживают на какой-нибудь клумбе. Ты очень красивая, Мира, теперь я это лучше вижу. И понимаю, почему Оллин попросил тебя у Магистра.
Он вдруг обхватил меня за талию, снова дернул, перемещая к себе на колени. Я попыталась высвободиться и вскочить, но не тут-то было: майор держал крепко, что убивало всякую надежду на глупую шутку с его стороны.
– Отпустите меня, пожалуйста, – попросила я твердо, пытаясь дать понять, что его действия неуместны, однако это вызвало лишь дополнительный приступ веселья, и руки майора – неожиданно сильные – сжали меня крепче.
– Темпераментная девочка, – понизив голос, выдохнул он. – Люблю таких. И тело у тебя что надо.
Одна его рука скользнула по животу к груди, по-хозяйски смяла ее, словно примеряясь. Мне в лицо ударила кровь, глаза неприятно защипало. Я перехватила руку Винта и оттолкнула ее, снова попыталась встать, но моему телу не хватало точек опоры, а рука майора держала крепко.
– О да, сопротивляйся мне, девочка, я люблю, когда глупышки вроде тебя сопротивляются. Оллин, она такая сладкая, что я уже готов взять ее прямо здесь.
Ладонь, которая только что мяла мою грудь, ловко скользнула под подол платья и между ног так быстро, что я сжала колени плотнее слишком поздно. Снова перехватила руку, пытаясь отцепить ее от себя, но на этот раз Винт не сдался так быстро, только рассмеялся еще гаже. Я постаралась обернуться, чтобы попросить помощи у Шелтера, недоумевая, почему он позволяет другу так себя вести.
– Генерал… – в отчаянии выдохнула я, сдерживая рвущиеся наружу от страха и обиды слезы.
– Довольно, Анжей, отпусти ее, – бесстрастно велел Шелтер у меня за спиной.
Но, кажется, даже не попытался встать.
– Брось, Оллин, – протянул майор. – Ты развлекаешься с этой куколкой уже почти три недели. Дай мне ее на одну ночь. Тебе жалко, что ли?
– Жалко, – отрезал генерал. – Это моя награда. Заслужи свою и развлекайся с ней. А мое не трогай.
– Раньше ты не был таким высокомерным засранцем, Олли, – неожиданно резко выплюнул Винт, не переставая меня тискать. – Раньше ты был одним из нас и всегда делился с товарищами. А теперь взлетел слишком высоко, да?
– Я делился с вами едой, сигаретами и деньгами, Анжей, – холодно отрезал Шелтер. – Я никогда и ни с кем не делил своих женщин. Отпусти ее, если не хочешь со мной поссориться. А ты не хочешь со мной поссориться, поверь мне.
Хватка майора мгновенно ослабла. Настолько неожиданно, что я едва не свалилась на пол, когда напор, которому я сопротивлялась, вдруг исчез. Я резво вскочила на ноги и, не оглядываясь, бросилась прочь из гостиной.
Однако едва я выскочила за дверь, реальность вокруг крутанулась, и меня повело в сторону. Чтобы не упасть, я схватилась рукой за стену, а потом привалилась к ней спиной, тяжело дыша. Сердце стучало в ушах, меня трясло мелкой дрожью, а хуже всего было то, что я не понимала, что и почему произошло. Чем я дала повод так себя вести со мной? Почему Шелтер оставался так равнодушен?
– Странная девочка, – донесся до меня приглушенный голос майора Винта.
Я испуганно вздрогнула, но тут же поняла, что так и осталась стоять рядом с гостиной, а дверь не закрылась до конца.
– Живет с тобой уже почти три недели, а все как невинная овечка. За это время можно было развратить и тмарову невесту, Оллин. Чем ты тут с ней занимался? Действительно в шахматы играл?
– Между прочим, ты мне все испортил, – каким-то чужим и совершенно незнакомым тоном отозвался генерал.
Впрочем, нет, я уже слышала такой голос у него, просто это было давно, в самом начале. А в последнее время он общался совсем иначе. С тех пор, как мы приехали сюда.
– Я ее две с лишним недели приручал, – вздохнул Шелтер тем временем. – И у меня как раз оставалась пара ночей насладиться результатом. А что теперь? Ты ее напугал – и все начинать сначала.
– Приручал? – переспросил Винт насмешливо. – Наложницу? Оллин, по-моему, ты был не тем занят.
– В свои игрушки каждый играет так, как ему больше нравится, – отрезал генерал холодно. – Тебе нравится, когда девушка сопротивляется, плачет и кричит? Ну, твое право, а меня не возбуждает. Я люблю, когда женщина отдается мне со страстью, желанием и удовольствием. Я не лезу в твою постель, не лезь и ты в мою. И никогда, слышишь, никогда не смей трогать мою женщину, даже если это наложница.
* * *
Наверное, даже если бы на меня сейчас обрушилось небо и сам Тмар сошел во всем блистательном величии, я бы не почувствовала себя настолько оглушенной. Я даже не заметила, как оказалась на террасе, лишь почувствовала, как ветер дохнул в лицо, погладил по волосам, словно утешая.
В плетеное кресло я буквально рухнула, потому что ноги в одно мгновение перестали держать.
«В свои игрушки каждый играет так, как ему больше нравится».
Холодный и бесстрастный голос до сих пор звучал в ушах, а память услужливо подсовывала моменты последних дней: и как мы танцевали, и как смотрели на фейерверк, и как летели на мотоцикле по пустынным дорогам сквозь солнечные поля, и как целовались, стоя по пояс в цветущем море.
Дура, какая же я дура! Я принимала все его слова и поступки на веру, за чистую монету, хотя знала, как ловко генерал Шелтер умеет менять маски. Мне так отчаянно хотелось верить, что именно там, посреди ярко-желтого поля, он наконец сбросил их с себя и показал истинное лицо, а он, наверное, в тот момент в глубине души хохотал, смеялся надо мной. Над моей доверчивостью, над моими признаниями и откровениями.
Приручал… Да, он ловко и умело приручал меня все эти дни. Сначала заставил поверить, что как любовница я его не интересую. Потом общался почти как с равной, интересовался моим прошлым, рассказывал о себе. Пусть очень сдержанно и мало, но рассказывал же. Постепенно давал привыкнуть к своему обществу, к близости, к прикосновениям и невинным поцелуям. Окружал заботой и дарил сказку, пока я не влюбилась в него.
«Я люблю, когда женщина отдается мне со страстью, желанием и удовольствием».
И я бы отдалась ему именно так. Забыв обо всем, чему меня учили, забыв о том, чего требует моя вера, не дожидаясь официального благословления в храме Тмара. Возможно, сегодня бы и отдалась, если бы он надавил чуть сильнее. Думая, что это станет началом чего-то серьезного, а это на самом деле стало бы концом. Он наслаждался бы мной – и очередной своей победой – пару ночей, а потом… Кто знает? Сдал бы все-таки в бордель как отслужившую вещь? Оставил бы до следующего отпуска? Или пока не «залечу», как они тут говорят? Или до следующей девицы, которая ему приглянулась бы в походе? А может быть, Магистр решит теперь каждый раз поощрять его новой девушкой из коллекции, раз больше ему уже ничего не нужно?
Дура… Поверила, что он в меня влюбился. Кровавый генерал Оллин Шелтер, блистательный кавалер и офицер, который не стесняется спать с женой Магистра, потому что она может продвинуть его по карьерной лестнице. Свободный мужчина, владеющий домами, землями, огромными деньгами. Национальный герой. И пусть его происхождение сомнительно, кто теперь посмеет его им попрекнуть? За ним выстраиваются очереди красивых, молодых и состоятельных невест, чьи руки не знали холодной воды и тяжелой работы, а потому кожа их гладка как тот шелк, из которого сшита моя ночная сорочка. А я решила, что он влюбится в рабыню? Что он пойдет против общества, рискнет карьерой и своим положением, чтобы я смогла быть рядом с ним честной женщиной? Какая же дура…
Я была уверена, что вот-вот разревусь, но слез не было. Я лишь сидела, ссутулив плечи, глядя прямо перед собой и ничего не видя, ласкаемая ветром, но задыхающаяся, как будто вокруг меня совсем не было воздуха.
Сколько времени прошло, сказать сложно. Вечер был теплым, поэтому я даже не могла замерзнуть. Из ступора меня вырвал голос генерала:
– Вот ты где.
Я вздрогнула от звука его голоса, от мягких ноток, которые в нем прозвучали. От надменного холода не осталось и следа, но теперь я уже не обманывалась льстивыми интонациями.
Шелтер опустился на корточки передо мной, пытаясь заглянуть в лицо, протянул руки к моим, но я резко отпрянула, оттолкнувшись ногами от пола, отодвинулась вместе с легким креслом.
– Не трогайте меня, – процедила сквозь стиснутые зубы. Челюсти сводило от напряжения. – Вы мерзавец, генерал Шелтер.
Его рука замерла в воздухе, так и не коснувшись меня, и он убрал ее.
– Неожиданно. И что же тебя заставило прийти к такому выводу?
О, снова этот бесстрастный тон, как будто внутри него нет даже крошечной искры эмоций или чувств. Впрочем, наверное, так и есть. Весь тот скрытый огонь, вероятно, тоже был игрой. Тонкой и безжалостной.
Я посмотрела на него исподлобья, только сейчас понимая, что слезы все-таки застилают глаза: лицо генерала было размыто.
– И вы еще спрашиваете?
– Милая, если тебя задело, что я не бросился вырывать тебя из его рук, то хочу тебе напомнить…
– Да я уж и без ваших напоминаний все вспомнила!
Челюсти наконец разомкнулись, и слова выплеснулись вместе с переполнившей меня болью. И дальше полились уже неостановимым потоком:
– Вспомнила о том, кто я на самом деле. Даже не человек. Просто игрушка, безвольная кукла. Вы играли со мной как сытый кот с бестолковой мышью. Хорошее развлечение на время отпуска между делами, борделями и влиятельными любовницами. Доверчивая дурочка, что уверовала в нежного и заботливого покровителя, рыцаря, спасшего ее от бесчестия. Ради чего? Лишь ради того, чтобы постепенно приручить, заставить отдаться самой со страстью и готовностью, с всепоглощающим желанием угодить, с… – я хотела сказать «с любовью и доверием», но вовремя осеклась. Вот только таких стыдных признаний не хватало. – Вы вероломный негодяй и двуличный лживый… мерзавец!
От захлестнувшей меня волны горечи и обиды я позабыла все ругательства, которыми порой так щедро сыпал отец, а потому начала повторяться, но мне было все равно. Слова лишь немного стравливали боль, раздирающую изнутри, но давали надежду, что пока я говорю, меня не разорвет от нее.
– Действительно, вот же я скотина, – снова очень ровным и безэмоциональным голосом произнес Шелтер, глядя на меня почерневшими глазами. – Сделал все, что от меня зависело, чтобы тебе было хорошо со мной. А надо было просто швырнуть на кровать, раздвинуть тебе ноги и взять пару раз, не обращая внимания на слезы, крики и мольбы. Так, что ли, Мира?
– Так было бы честнее! – огрызнулась я. – У меня не возникло бы иллюзий на ваш счет.
– Иллюзий? Так ведь все было бы честно: я соблазняю, ты соблазняешься, мы доставляем удовольствие друг другу. Ты бы жила здесь, не зная бед и нужды. Я бы приезжал два или три раза в год, не слишком обременяя тебя своим обществом. В твоем положении это далеко не самый плохой вариант. Или чего ты ждала? Предложения руки и сердца? Венчания в храме? Надо как-то реально смотреть на ситуацию, милая.
Его слова жалили хуже отцовского ремня. Каждое – обидный и болезненный удар, убивающий что-то важное внутри. Я потянулась ладонями к ушам, закрывая их, не желая больше слушать ровный холодный голос.
– Лучше бы вы оставили меня в коллекции, – пробормотала тихо и устало, чувствуя, как в груди все сковывает льдом. – Я ненавижу вас, генерал Шелтер.
Он поднялся на ноги, выпрямился, скрестил руки на груди. Теперь я не видела его лицо, но откуда-то знала, как именно он на меня смотрит: презрительно, бездушно. Совсем не так, как вчера.
– Вот, значит, как ты заговорила, – уронил он. И слова показались тяжелыми и холодными. – Что ж, изволь. Будет, как заказываешь, на это еще есть время. Будет тебе как у Магистра или как у Драгза. Будет тебе честное отношение как к наложнице. Иди в свою комнату и переоденься во что-то, что я легко смогу снять. Клянусь всеми богами: что будет проблематично снять, я просто порву и не компенсирую. Иди, Мира, и приготовься. Тебя ждет длинная и неприятная ночь.
Боль мгновенно улетучилась, уступая место страху, но тот так и не пришел. Вместо него меня затопили апатия и равнодушие. Нечто подобное я испытывала во дворце Магистра после того чая, которым нас напоили в доме коллекции. Мне вдруг стало все равно, почти как после смерти мамы.
Я встала и на негнущихся ногах вышла с террасы, чувствуя на себе ледяной прожигающий взгляд.
* * *
Шелтер долго не шел. Или мне только так показалось? На часы я не смотрела, но когда поймала себя на том, что бессмысленно мечусь из стороны в сторону, сжимая в руках тонкую ночную сорочку, то мне показалось, что делаю так уже очень давно.
Остановилась как вкопанная посреди комнаты, глядя на гладкий шелк с недоумением. Зачем я ее взяла? Ах да, Шелтер же велел переодеться в то, что будет легко снять. А ее снять легче легкого: спусти с плеч бретели – и сорочка скользнет к ногам, оставив тебя обнаженной.
Вот только зачем я собираюсь выполнить приказ генерала? Пошел он к Варегу со своими приказами! Я зло швырнула ни в чем не повинную ночную одежду в сторону, даже не заметив, куда та упала, и плюхнулась на кровать, скрестив руки на груди.
Пусть рвет. Чем сложнее ему будет, тем лучше. И сопротивляться тоже буду. И кричать. И пусть стыдно, что все будут знать, что происходит. Он сам научил: стыдно за это должно быть ему.
Непрошенное воспоминание о том разговоре на мгновение охладило мой пыл. Тут же ожили все прочие наши беседы, каждая из которых переворачивала мое представление о мире. Сердито скрещенные руки сами собой расплелись, я обняла себя за плечи, чувствуя, как в горле встает ком.
«Это все была ложь, игра, притворство, – напоминала себе я. – Все было ненастоящим. Он притворялся таким, каким я хотела его видеть».
Помогало слабо. Я снова чувствовала на губах его нежные поцелуи и слышала мягкий шепот: «Бедная моя девочка…» Он казался таким искренним! Неужели человек может так играть?
Если я ошиблась? Если тогда все было правдой, а сегодня – ложью? Вспомнился разговор с госпожой Холт, когда та сказала, что Шелтер очень рискует, не трогая меня и тем самым пренебрегая подарком Магистра. А сегодня майор Винт практически поймал его на том, что я все еще невинна. Моя реакция на его домогательства выдала меня с головой. И… Шелтера тоже. Может быть, он сказал то, что сказал, просто для отвода глаз?
Но почему тогда он не объяснил мне этого на террасе? К чему были жестокие слова и угрозы? Конечно, он может не видеть ничего плохого в том, чтобы сделать меня любовницей. Да, наверное, с моей стороны было просто крайне глупо ждать, что он на мне женится. Но разве угрожают насилием девушке, которая небезразлична? Разве можно так поступить с той, которая действительно дорога?
Так ведь он пока и не поступил, напомнила я себе. Угрожал, но пока не пришел. Может быть, это как в тот раз с борделем? Он разозлился и бросил угрозу в сердцах, а на самом деле ничего такого делать не собирается?
Однако оставалась и вероятность того, что Шелтер притворялся все это время. Достаточно было вспомнить его обольстительный голос при разговоре с магистрессой. Генерал умеет разговаривать с женщинами, когда ему от них что-то нужно.
Я схватилась за голову, а та уже горела от мечущихся в ней мыслей. Слишком много масок, разобраться в них поистине невозможно. Как понять, когда человек врет, если в каждой своей лжи он убедителен так же, как и в правде?
Оставался последний признак. Если он не придет, значит, опять наговорил гадостей сгоряча, а в остальном виновата разница мировоззрений. Тогда еще будет время завтра помириться. Мне даже не стыдно будет попросить прощения за резкие слова в его адрес.
Едва я успела подумать так, в коридоре послышались решительные шаги, и мгновения спустя ручка двери повернулась, генерал вошел в мою спальню. Меня обдало холодом, но я нашла в себе силы поднять на него глаза.
Шелтер был в форме. В полном обмундировании. Странно, я ожидала увидеть его скорее… в халате. Зачем он переоделся? По его лицу, конечно, ничего нельзя было прочесть. Шелтер подошел к кровати, но остановился шагах в трех от меня.
– Я вынужден уехать сейчас, – холодно сообщил он. – Меня срочно вызвали в столицу, к Магистру, мой отпуск закончен.
Вот, значит, где он задержался: служба. Видимо, к нему порталом прислали мага со срочным сообщением. Как вовремя.
– А что будет со мной? – спросила я тихо, громко не получилось бы. И так едва хватило сил не шептать.
– Ничего, – так же равнодушно отозвался Шелтер. Темные глаза снова лишь зеркалили меня, не позволяли заглянуть внутрь. – Ты останешься здесь ждать моего возвращения. Можешь заниматься тем же, чем занималась все это время, отношение к тебе не изменится, соответствующие распоряжения я уже отдал. А мы с тобой продолжим наше общение с того же места, на котором оно было прервано. Как только я вернусь.
Последние слова хлестанули наотмашь как добротная пощечина. Так же больно и так же обидно, до слез, до судорожно сжавшихся пальцев, всколыхнув внутри всю ту бурю эмоций, что я так старательно пыталась унять, дожидаясь его прихода и убеждая себя в том, что ошиблась. Нет, не ошиблась. Просто нас прервали, а как только он вернется, я свое получу сполна.
– Тогда мне лишь остается надеяться, что вы не вернетесь, – вырвалось у меня.
Его маска дрогнула. На одно короткое мгновение мне показалось, что выпад достиг цели и рана нанесена. В темных глазах даже вспыхнуло пламя. Точно такое же, какое горело в Шелтере, когда он рассказывал мне о чести.
Вспыхнуло и погасло, лицо снова стало непроницаемым, а голос не изменился, когда генерал едко ответил:
– Попробуй помолиться об этом своему бесполезному Тмару, ведь он всегда так внимателен и отзывчив. А еще можешь попробовать шептать, думаю, пользы будет примерно столько же.
Я лишь стиснула зубы и опустила глаза, испытав болезненный укол совести. Шелтер уел меня: ведь учение Тмара не предполагает оправданий желать кому-то смерти.
Да и не желала я ее Шелтеру. Даже понимая, что меня ждет с его возвращением, не могла желать ему погибнуть, потому что часть меня все еще оставалась на том залитом солнцем поле в его объятиях. Кожа все еще чувствовала тепло осторожных прикосновений.
Шелтер снова медлил. Стоял напротив меня, тяжело дышал и молчал. Я все ждала, что он скажет что-то еще, но он только так же молча повернулся и вышел из комнаты, даже дверью за собой не хлопнул. И не попрощался.
Я быстрым движением вытерла глаза, которые так некстати затуманили слезы, снова подняла голову – и взгляд сам собой нашел вазу с небольшим букетом. Тем самым, что Шелтер купил для меня во время поездки. Еще вчера я была готова отдаться ему, если бы только он вошел за мной в спальню и начал целовать, но он этого не сделал. Почему? Сомневался в том, что я дошла до нужного состояния?
И почему не забрал ожерелье, что подарил перед вечеринкой у своего соседа? То, что могло обеспечить меня в случае его смерти? Может быть, на самом деле оно ничего не стоит? Да нет, безделушка так не переливается, ни у кого на том вечере не возникло сомнения в ее подлинности. Тогда, может быть, он обманул, и после его смерти я все равно останусь рабыней, просто перейду к другому хозяину?
Или я все-таки дура. Но совсем по другой причине.
От этой мысли меня буквально подбросило: я вскочила и выбежала из комнаты. Однако времени прошло порядочно, если Шелтер не задерживался, то догонять его не имело смысла. Я метнулась к окну в коридоре. Из него была видна площадка перед домом, которую мы всегда пересекали, чтобы спуститься к машине. Генерал как раз почти дошел до лестниц. Да, бежать за ним поздно, пока спущусь, он уже уедет.
Шелтер вдруг остановился. Я ударила по стеклу, но звук получился слишком глухой. Затаив дыхание и сверля взглядом спину генерала, я прижалась к стеклу ладонями.
– Обернись, – прошептала я. – Пожалуйста, обернись… Ну же…
Казалось, если он сейчас увидит меня, то все мгновенно встанет на свои места. Наши злые слова потеряют значение, он вернется в дом, а я все-таки побегу ему навстречу. Мы попросим друг у друга прощения, я обниму его, а он меня поцелует – и тогда все снова станет правильно. Нам ведь хватит всего двух минут, чтобы все исправить, если только он сейчас обернется и увидит меня.
Увы, генерал Оллин Шелтер не имел привычки оборачиваться.
