Лена Обухова
Награда для генерала. Книга первая: шепот ветра
Глава 12
После разговора с генералом мне о многом предстояло подумать, чем я и занималась добрую половину ночи, вместо того чтобы спать. Однако на следующее утро проснулась рано и достаточно легко. Страх улетучился. Переваривая слова Шелтера, прокручивая в голове нашу беседу и все его поведение снова и снова, я все больше убеждалась, что он не играл, не притворялся и не давал пустые обещания. Можно наконец успокоиться: никто не собирается насиловать меня по ночам ради собственного извращенного удовольствия.
Следом пришло запоздалое понимание: он ведь спас меня. То есть поняла я это еще вечером, но полностью прочувствовала и испытала благодарность только утром. Если бы не вмешательство генерала, я бы последние три ночи делила постель с Драгзом (Магистр особого интереса ко мне не проявил). И от одной мысли об этом хотелось помыть руки и прополоскать рот.
Подумав еще немного, я пришла к выводу, что генерал пытался помочь мне с самого начала. То, что я приняла за прилюдное унижение, когда он назвал меня старой и усомнился в невинности, вероятно, было лишь попыткой оставить меня дома. Попытка провалилась, но ведь он ее предпринял.
«Впрочем, мог бы дать мне сбежать в ту ночь, – напомнила я себе. – И через многое мне не пришлось бы проходить».
А главное, тогда я еще могла вернуться домой. Теперь же… Теперь, чем больше времени проходило, тем больше косых взглядов мне стоило ждать в Оринграде. Кто поверит, что мне удалось сохранить себя в неприкосновенности? Пожалуй, в дальнейшем только брак с вывешенной простыней сможет спасти мою репутацию.
Внутренний голос слабо попытался напомнить, что я хотела уехать из родного города, хотела оставить оринградские традиции в прошлом – и моя мечта сбылась. Но я велела ему заткнуться. Что-то пока не очень мне нравилось вынужденное путешествие. Пусть даже Шелтеру хватало развлечения в виде вечерних чтений вслух, он не будет возиться со мной постоянно. Спас, привез домой, велел кормить и не обижать – и на том спасибо, конечно, но дальше барахтаться придется самой. А лакей Глен уже дал понять, что беззаботной моя жизнь в доме генерала не будет. И как только подтвердится, что я никакая не особая гостья, он вернется к своим комментариям, в этом я не сомневалась.
Однако утром произошло то, что обещало отложить на неопределенный срок новые оскорбления со стороны наглого лакея. Утром приехали… мои вещи.
На три больших чемодана, пару чемоданов поменьше и несколько шляпных коробок я молча смотрела долгую минуту, не зная, как реагировать, когда Глен – заметно пристыженный и нешуточно напуганный – принес и поставил их у двери, после чего удалился с тихим извинением.
– Откуда это все взялось? – пробормотала я вслух, просто чтобы убедиться в реальности происходящего.
Потом для верности еще и ущипнула себя за руку. Нет, я не спала.
Сдвинуться с места меня заставил стук в дверь и появление горничной Марии. Не дожидаясь моего разрешения, девушка вошла и принялась возиться с чемоданами, щебеча о том, что ее послала госпожа Холт.
– Помочь вам вещи разложить, может, что-то почистить или погладить нужно? И давайте я помогу вам переодеться! Как вы, должно быть, рады возможности наконец сменить платье. Для дамы вроде вас наверняка ужасно несколько дней ходить в одном и том же наряде, каким бы красивым он ни был. И давайте я заберу зеленое платье, оно точно нуждается в чистке после такого долгого ношения.
Я заявила, что переоденусь без посторонней помощи. Возможно, получилось немного нервно, но я была слишком взволнована и сбита с толку, чтобы соблюдать спокойствие. Взяв свежее белье и первое подвернувшееся под руку платье, я скрылась в ванной комнате – единственном месте, где могла запереться и на какое-то время гарантированно остаться одна. Там я смогла выдохнуть и немного подумать о случившемся.
Итак, откуда могли взяться вещи? К тому же – как я тут же выяснила – аккурат моего размера. В столице Магистрата я знала всего несколько человек: самого Великого Магистра, господина Драгза, Риталя Морана и Мег. Первых двоих я могла легко вычеркнуть, поскольку никто из них не стал бы присылать мне вещи. Моран мог бы. Теоретически он даже мог определить на глаз мой размер, но он никак не мог знать, что мне нужна одежда и что она должна прийти как «мой» багаж.
Остается Мег, а она могла купить и прислать мне несколько чемоданов одежды только по распоряжению генерала и за его счет. Получалось, что Шелтер продолжал оберегать мою репутацию в глазах собственной прислуги.
– Надо бы сказать ему спасибо, – пробормотала я, ловя в зеркале взгляд собственного отражения.
Сегодня это отражение, к слову, выглядело повеселее, чем накануне. Глаза ожили, но теперь на лице была написана озадаченность. Пришлось прогнать это выражение, чтобы не выдавать себя Марии. Та и так бросала на меня чересчур подозрительные взгляды, когда я вернулась в спальню. Полагаю, потому что уже успела разместить в шкафу и комоде одежду и профессиональным глазом определила, что абсолютно все вещи совершенно новые.
К счастью, ни вопросов, ни комментариев я от нее так и не услышала. Она лишь забрала у меня вещи, которые я носила эти пару дней, и, присев в быстром книксене, поторопилась удалиться.
Я же отправилась искать генерала, чтобы поблагодарить за заботу. Так или иначе, а это казалось мне правильным. К сожалению, выяснилось, что мы с ним разминулись: пока я занималась внезапно свалившимся на меня багажом, он успел позавтракать и уехать по делам.
По моей просьбе завтрак снова накрыли на террасе. Здесь было чудо как хорошо: тень, легкий теплый ветерок, шелестящий листвой, запах цветов, красивый вид и пение птиц. Я вслушивалась в их щебетание, в глубине души надеясь услышать и печальную мелодию, что сначала показалась мне пением ветра в трубах. И, конечно, помимо воли я прислушивалась и к самому ветру, надеясь снова услышать мистический шепот, предсказывающий судьбу.
Легенду, рассказанную генералом Шелтером, я гнала прочь, но она все равно продолжала звучать у меня в голове, переплетаясь с воспоминаниями из детства.
– Да нет, бред все это, – сказала я себе тихо, любуясь бабочкой, порхающей над кустом незнакомых мне мелких белых цветов. Замысловатый рисунок на ее крыльях переливался в лучах солнца всеми цветами радуги.
А если нет? Если мой – как и мамин – шепот действительно обладает какой-то силой? Возможно, мама и сама об этом ничего не знала, потому и меня не научила, и себя от болезни не спасла. Но ведь шепот всегда слышен только в том ветре, что дует со стороны Красной Пустыни. Это не может быть простым совпадением.
Мне вспомнилось, как еще в моем детстве Анна Кроули говорила маме, что та словно приворожила шоколадом весь город.
– Кто его хоть раз попробует, тот обязательно снова возвращается, – со смехом говорила она. – Как ты это делаешь?
– Просто готовлю от души, – отвечала мама с улыбкой. – И когда готовлю, желаю всем счастья и добра. Возможно, они чувствуют это, когда едят его или пьют?
И меня она всегда учила делать то же самое. Возможно, поэтому клиенты и не разбежались, когда вместо мамы в кафе стала готовить только я, потому что делала то же самое: заговаривала шоколад так, что люди чувствовали себя счастливее, когда покупали его в нашей шоколаднице? Звучало дико и немного нездорово, но некоторая логика в такой версии была.
Тогда что мне мешает попробовать сейчас использовать гипотетическую силу шепота, чтобы освободиться?
Я еще долго сидела на террасе, слушая пение птиц, попивая остывший чай и продумывая, как заставить генерала Шелтера вернуть меня домой.
* * *
– Генерал Шелтер?
Я подкараулила его в главном холле и окликнула, едва он успел войти. Даже фуражку снимал, уже оборачиваясь и ища меня взглядом. Он снова был в военной форме, в более скромном мундире, в котором я видела его чаще всего. И, к счастью, сегодня генерал вернулся достаточно рано: солнце еще не успело опуститься к горизонту.
– Мира? – как будто удивился он.
Кажется, Шелтер никак не ожидал, что я стану сама искать с ним встречи. Темные глаза скользнули по мне от макушки до пяток, оценивая внешний вид. На мне по-прежнему было платье, которое я наугад выбрала утром: темно-синее и, слава Тмару, закрытое, с длинным рукавом. Оно, конечно, выглядело не так соблазнительно, как нарядное зеленое, но было по-своему красивым, даже элегантным. И я чувствовала себя в нем гораздо спокойнее и увереннее.
– Я вижу, твои вещи наконец приехали, – заметил генерал удовлетворенно, отдавая фуражку появившемуся словно из ниоткуда Глену.
Тот недовольно зыркнул в мою сторону и поспешно удалился. Я заговорила только тогда, когда в огромном холле, размером почти с наш городской храм Тмара, мы с генералом снова остались вдвоем.
– Да, и я очень благодарна вам за это, – с чувством произнесла я, улыбаясь хозяину дома почти без принуждения.
– Пустое, – отмахнулся он.
– Нет, не пустое, – возразила я серьезно, заставляя себя смотреть ему в лицо, но опасаясь смотреть в глаза. Поэтому я фокусировала взгляд то на бровях, то на серебрящихся сединой висках. – Для меня это важно, вы и сами знаете, потому и сделали так, как сделали. А я наговорила вам вчера всякого вместо того, чтобы поблагодарить за доброту и за спасения из дворца Магистра и от власти Драгза. Вы… думаю, вы до конца не осознаете, что для меня значило бы остаться там.
– Почему же, – возразил Шелтер, приближаясь ко мне с настороженным выражением на лице.
Видимо, начал подозревать неладное, поэтому я смущенно опустила взгляд, боясь, что через него он читает мои мысли.
– Ты рассказала мне достаточно о традициях и верованиях своей родины, чтобы я понял.
– Тогда вы поймете и мое желание вас отблагодарить. Как умею.
– Звучит интригующе, – хмыкнул он, заставляя меня смутиться еще сильнее.
– Я кое-что для вас приготовила. И если вы пройдете на террасу и подождете меня там пять минут, я покажу, что именно, – на одном дыхании выпалила я, сцепляя перед собой руки в замок так, что пальцы побелели. И это наверняка не укрылось от его взгляда.
– Думаю, пять минут – не самая большая цена за мое любопытство. Только не опаздывай.
Я заверила, что буду точно в указанный срок, и бегом направилась в кухню, надеясь, что он действительно пойдет на террасу. И что я уложусь в назначенный мной же срок. Ведь у меня почти все было готово.
Готовиться осуществить задуманное я начала сразу после завтрака. Бедная кухарка – Галия, как я выяснила – едва не упала в обморок, когда я начала расспрашивать, могу ли воспользоваться кухней и есть ли у нее нужные мне ингредиенты. Впрочем, через пять минут беседы она поняла, что на кухне я не новичок, а потом ее и вовсе одолел профессиональный интерес. Оказалось, что варить густой горячий шоколад она не обучена, умеет только заваривать обычный какао, поэтому я обещала дать ей несколько уроков, если она пустит меня похозяйничать на кухне сегодня и поделится нужными продуктами. Сошлись на том, что я буду готовить под ее присмотром и объяснять все, что делаю.
Однако мне очень нужно было приготовить горячий шоколад в одиночестве, чтобы никто не помешал мне шептать. Поэтому я приготовила несколько вариантов напитка просто для вида и угостила им саму кухарку и другую прислугу, даже пожилому садовнику, с которым познакомилась еще накануне во время прогулки, отнесла чашку. Тот в благодарность насобирал мне целую миску крупной красной клубники, которая в этих краях, как оказалось, уже начала плодоносить. Уж не знаю, магия тому причиной, другой климат, особый сорт или какие-то секретные техники господина Юнта, но ягода оказалась не только красной, но и очень сладкой, и у меня тут же родилось небольшое дополнение к плану.
На мое счастье, Галия прекрасно понимала, что готовить шоколад надо непосредственно перед подачей, а провозившись со мной несколько часов на моих «пробных» порциях, была вынуждена вернуться к делам. Поэтому шоколад для генерала я готовила уже самостоятельно. И хотя кухарка возилась поблизости, мне это не мешало тихо нашептывать ковшику свое желание: освободиться и уехать домой. Текст желания я придумывала весь день, поэтому сейчас нашептала его быстро и легко. После чего разлила шоколад по чашкам, добавила в порцию Шелтера несколько дополнительных специй, водрузила миску с клубникой и две чашки шоколада на поднос, добавила сюда же два стакана с чистой водой и поторопилась на террасу. Сердце стучало в ушах, во рту пересыхало, а руки дрожали, но в груди горел огонек надежды – и это было самое главное.
Конечно, в обозначенный срок я все равно не уложилась: очень уж велик был дом генерала, а с нагруженным подносом не побегаешь. Но Шелтер все равно меня дождался.
Он стоял у самой ограды террасы спиной к дому и к двери, из которой я появилась, то ли любуясь садом, то ли просто глядя куда-то вдаль. Руки его были сцеплены в замок за спиной, плечи, как и всегда, расправлены. Я внезапно поймала себя на том, что застыла на полпути к небольшому плетеному столику, за которым завтракала два дня подряд, любуясь генералом: его горделивой осанкой, крепким телом и сидящей точно по фигуре черной формой. Тряхнула головой, чтобы отогнать наваждение, и все-таки поставила поднос на столик.
Только тогда Шелтер заметил мое появление и оглянулся, скользнул взглядом по подносу и со вздохом констатировал:
– Шоколад. Кто бы сомневался.
Мне почудились в его тоне нотки разочарования. Интересно, чего он ждал? У меня не хватило фантазии вообразить.
– Я не оставляю надежды убедить вас в том, что это вкусно, – обезоруживающе улыбнулась я, жестом приглашая его присесть.
Генерал неожиданно послушно сел в предложенное плетеное кресло, взял чашку, осторожно понюхал содержимое, пригубил и вернул ее на стол без каких-либо заметных эмоций. Садясь в кресло напротив него, я напомнила себе, что и не жду его одобрения. Главное – чтобы он все выпил.
– А это что? Конфеты? – поинтересовался Шелтер, кивая на вазочку.
– Это клубника в глазури из темного шоколада, – объяснила я, пододвигая вазочку ему поближе. – Попробуйте. В таком шоколаде почти нет сладости, вам должно понравиться.
Он взял одну ягодку, покатал в пальцах, разглядывая со всех сторон. Она была полностью покрыта шоколадом и действительно походила на конфету своеобразной формы. Я насаживала каждую клубничину на деревянную шпажку, чтобы обмакнуть в глазурь целиком, а потом втыкала шпажку другим концом в разрезанное пополам яблоко, чтобы ягодки подсыхали на весу. Кажется, генерал успокоился только тогда, когда нашел след от шпажки и понял, как я покрыла клубнику шоколадом так ровно.
Раскрыв для себя эту тайну, Шелтер наконец откусил половину: ягоды были слишком крупными, чтобы поместиться во рту целиком. Тонкая корочка глазури, конечно, треснула с едва слышным хрустом и осыпалась, но самые крупные кусочки генерал успел поймать и отправить в рот.
Почему-то это простое и естественное движение заставило меня искренне улыбнуться и абсолютно успокоиться. Если сердце и билось все еще не совсем ровно, то не от страха, зато руки дрожать перестали и дышать стало легче.
– Почему ты не вышла замуж? – неожиданно поинтересовался Шелтер, переключая внимание с покрытой шоколадом ягоды на меня. – Судя по тому, что я успел узнать об Оринграде, двадцать три года для вашего города – это практически порог старости для девушки. В том смысле, что она уже почти выходит из возраста невест. У вас замуж начинают выходить во сколько? В пятнадцать?
– В шестнадцать, – поправила я. – Тмар дает свое благословление с шестнадцати. В пятнадцать могут разрешить венчание, но только в особых случаях.
– Примерно представляю себе эти случаи, – хмыкнул Шелтер, закидывая в рот вторую половину ягодки.
Глазурь, конечно, успела немного растаять и испачкать ему кончики пальцев, поэтому генералу пришлось их облизать. А мне пришлось облизать внезапно пересохшие губы.
– Так почему же? – повторил Шелтер вопрос, снова поднося к губам чашку. – Ты красивая, очевидно, хозяйственная, здоровая. Все слагаемые невесты, на которую есть спрос, налицо, поэтому я исключаю вероятность того, что к тебе никто не сватался. Почему ты отказывала?
Я пожала плечами, не зная, как ответить. Не рассказывать же ему о своих тайных мечтах, надеждах и желаниях – засмеет.
– Когда мне было пятнадцать, мама умерла, а отец заболел. Мне пришлось ухаживать за ним. Я не могла его бросить.
– Заболел? – насмешливо переспросил генерал. – Милая, пьянство – это не болезнь. Пьянство – это банальная распущенность.
Внутри вдруг стало холодно и неприятно.
– Откуда вы знаете? – тихо спросила я, пристыженно опуская глаза. Почему-то за пьянство отца стыдно всегда было только мне.
– Да так, навел справки, – признался он. – Должен же я знать, что за награда мне досталась.
Я не удержалась от горькой усмешки.
– Конечно. Хозяину полагается знать свое имущество.
– Как-то так, да, – спокойно согласился Шелтер. – Значит, ты не выходила замуж, чтобы продолжать жить с отцом-пьяницей и заботиться о нем. Что, настолько негодные женихи попадались?
Я удивленно посмотрела на него. Нет, если он действительно читает мысли, то я пропала. Впрочем, нет, пьет же он шоколад. Если бы знал, что я задумала, не притронулся бы к чашке.
– Не смотри на меня так, – хмыкнул генерал. – Это простая логика. Либо ты была влюблена в кого-то конкретного и все ждала, что замуж позовет он, либо замуж тебя звали те, с кем ты ожидала куда худшей жизни, чем с отцом. Рядом с отцом ты хотя бы оставалась хозяйкой себе и своему телу.
Может быть, это было и логично, но все равно становилось как-то не по себе от его проницательности.
– Вы знаете, что с моим отцом? – спросила я, просто чтобы сменить тему. – Он жив? Как он?
– Жив, – фыркнул Шелтер. – Шоколадница ваша, конечно, без тебя не работает, поэтому на что он жить собирается, я не знаю.
– Ему будет трудно без меня, – пробормотала я в зачет первой попытки. Не подействовал ли еще заговоренный напиток?
– Он взрослый мужик, как-нибудь справится, если захочет, – отрезал генерал.
Видимо, пока не помогло.
– А почему вы не женаты, генерал Шелтер? – вернула я ему вопрос. – Вы ведь не женаты, насколько я понимаю?
– Не женат, – кивнул он, но отвечать на основной вопрос не торопился, предпочел потянуться за еще одной ягодкой.
– Это из-за той женщины? – предположила я тихо, чтобы случайно проходящий мимо садовник не смог бы услышать. – С которой я видела вас во дворце Магистра. Она ведь его жена, да?
– Да.
Кажется, генерал снова перешел в режим лаконичных ответов на отдельные вопросы. Стоило понять, что тема ему или неприятна, или неинтересна, но я почему-то не могла перестать спрашивать.
– У вас с ней роман?
– Роман? – насмешливо переспросил он. – Я разве похож на человека, у которого может быть роман? Я просто сплю с ней время от времени, уже давно. Когда-то давно Нариэль мне очень помогла.
– Она вас намного старше.
– И что с того? Она красивая женщина, а когда мы познакомились, была еще красивее. Впрочем, это скорее приятный бонус. Гораздо важнее то, что она очень влиятельна.
– Значит, это не любовь, а просто расчет? – уточнила я, не совсем понимая смесь охвативших меня эмоций. Разочарование странным образом переплеталось с удовлетворением, как будто генерал сказал что-то приятное и в то же время – отвратительное.
Шелтер со вздохом откинулся на спинку кресла, что сделало его позу более расслабленной. Низко опустившееся солнце попало ему на лицо, и генералу пришлось слегка прищуриться. В уголках глаз появились заметные трещинки маленьких морщин, но зато в лучах заходящего солнца стало хорошо видно, что радужка у него все же темно-коричневая, а не черная, как иногда казалось.
– Любовь, милая, не для таких, как я, – наконец заявил он, глядя не на меня, а на опустевшую наполовину чашку с шоколадом, и слегка крутя ее пальцами. – Как и брак, и выводок детишек. Моя жизнь – война. Огонь, кровь и смерть. Сюда я приезжаю между кампаниями на две-три недели, максимум – на месяц, а все остальное время – или новое завоевание, или наведение порядка на ранее завоеванных территориях, или учения.
– Но любая война рано или поздно кончается, – возразила я.
– Для людей вроде тебя – да, – согласился генерал, не отрывая взгляд от чашки. – Моя война если и закончится, то в Ралинте.
– Где? – не поняла я.
Только тогда он снова посмотрел на меня и с улыбкой уточнил:
– Это местечко на окраине столицы, там находится мемориальное военное кладбище, где хоронят высший командный состав и иногда офицеров попроще, если они чем-то отличились.
Его слова прозвучали очень буднично, без горечи и сожалений. Наверное, по-другому генерал Шелтер свою жизнь – и свою смерть – не видел. Грустно за него почему-то мне стало.
– Но ведь у вас бывают отпуска, вы сами только что сказали. Разве вам не хочется, чтобы дома вас кто-то ждал? Жена, дети? Чтобы они молились за вас, пока вы на войне, чтобы они бежали вам навстречу, когда вы приезжаете домой.
Шелтер нахмурился, как будто впервые задумался о таком варианте, и бесстрастно пожал плечами.
– Не знаю. Чтобы чего-то хотеть, надо знать, каково это. Я живу так, как живу, и другой жизни не знаю. Я в действующей армии с шестнадцати, а сейчас мне тридцать шесть, если тебе интересно. Магистрат ведет завоевательные войны с тех пор, как нынешний магистр пришел к власти, а это уже чуть больше тридцати лет. И он не остановится, пока жив. А Великие Магистры живут непристойно долго, дольше чем обычные люди и даже обычные маги. Поэтому вся моя жизнь – одна сплошная война. Меняются лишь места, армии противников, поставленные задачи и мои звания.
– Неужели вам это нравится? – не поверила я. – Жить такой жизнью. Приходить, убивать, завоевывать…
– Это моя работа, Мира, – чуть жестче перебил он. – Кто-то варит шоколад, а кто-то завоевывает территории. Впрочем, нет, есть нюанс: это служба. Я служу Магистрату, Великий Магистр отдает мне приказы. Нравятся они мне или нет, я обязан их выполнять, потому что иначе – это измена.
– И вы не хотите заняться чем-нибудь другим? – зачем-то предложила я.
– Чем? Шоколадом? – усмехнулся он. – Война – единственное, что я умею.
– Война – зло, – не удержалась я. – Вы ведь совсем не злой. Зачем вы этому потворствуете?
– Ты что, думаешь, если завтра я уйду в отставку, войны прекратятся? Пойми, милая, дело не во мне. Магистрат все равно будет идти войной на соседей. Это вопрос амбиций одного человека. Во главе его армии могу стоять я или другой генерал – не имеет значения. Завоевание будет продолжаться. Мы будем идти войной на одних, другие будут идти войной на нас – так было, есть и так будет всегда, потому что это в человеческой природе. Правит сильный. Кто сильнее, можно выяснить только в драке. Кто-то должен этим заниматься, и кто-то все равно будет. Я делаю это достаточно хорошо, я решаю поставленные задачи максимально эффективно, а значит – с наименьшим количеством жертв. Пусть меня и зовут Кровавым, но лишнюю кровь я стараюсь не лить – ни своих солдат, ни чужих.
– Что-то незаметно, – проворчала я, уже чувствуя, что наш разговор уходит не туда, но совершенно теряя контроль над ним. – Вы могли пощадить тех сиранцев, но вы их убили.
Он вдруг подался вперед, упираясь локтями в стол, его лицо оказалось в опасной близости от моего, мне потребовалось все мое мужество, чтобы не отодвинуться.
– И чего бы я добился, если бы пощадил их? – вкрадчиво поинтересовался Шелтер. – Они напали на нас исподтишка, сразу убили троих моих людей и троих потеряли сами. Предположим, я бы их отпустил или арестовал и сдал в Сиране властям, а те бы им устроили побег, неважно. У них бы появилась иллюзия, что от варнайцев можно уйти, они собрали бы новый отряд и напали бы снова. И снова погибли бы и мои люди, и их люди. А оставшихся в живых и сдавшихся в плен опять бы отпустили в Сиране. Или пусть даже не отпустили бы, а посадили в тюрьму или отправили на каторгу. История все равно повторялась бы снова и снова, каждый раз вроде с незначительными, но все-таки потерями. А шесть висельников на дороге – это страшно и безысходно. Поверь моему опыту: история разнесется по всему Сирану, обрастет новыми кровавыми подробностями, а потом выйдет за пределы страны, докатится в совершенно нереальном и ужасающем виде до других. Со временем висельников в ней станет не шесть, а шестнадцать или даже шестьдесят. И каждый мужчина в Сиране или там, куда я приду следом, подумает трижды, прежде чем ввязаться в подобную бессмысленную и безнадежную авантюру. Подумает-подумает да останется там, где и должен быть: с женой и детьми.
– Так это акция устрашения? Чтобы сломить волю чужого народа к сопротивлению? – поняла я. И не удержалась от еще одного возражения: – Но всегда будут те, кто готов бороться за свою свободу.
Странно, но сегодня мои возражения не злили его так, как накануне. Лишь вызывали улыбку или едкую ухмылку.
– Свободу? Это еще одна иллюзия, милая, общее заблуждение. Что ты называешь свободой? Сиранскую Республику, погрязшую в коррупции, где правы всегда те, кто больше платит? Или ваши религиозные догматы, по которым беременную тебя могли бы забить камнями, вздумай ты вернуться после Магистра к себе домой? Нормальная такая свобода: женщину увозят против ее воли, насилуют, боги распоряжаются так, что в ней завязывается новая жизнь, а виновата во всем она и должна понести наказание. Нет, милая, это не свобода, это просто другая диктатура. Не надо мне говорить, что Сиран и Оринград были божественной обителью на земле, а потом пришел злой я и превратил их в пекло. А Ниланд? Их монарх продал своего союзника за клочок земли размером с половину вашего города. Вот и вся его любовь к свободе и независимости.
Шелтер замолчал, продолжая смотреть мне в глаза, словно ждал какой-то реакции, но у меня лишь перехватило горло от волнения. Я не знала, что возразить ему. Я и сама понимала, что жизнь в Оринграде далека от идеала, потому и хотела сбежать от нее. Но то, что говорил он, все равно казалось неправильным, только я не могла облечь в слова причины. И почему-то казалось, что генерал сам прекрасно знает, что это неправильно, потому непроизвольно повышает голос. Словно спорит с кем-то, но этот кто-то – не я.
Не дождавшись ответа, он снова потянулся за чашкой с шоколадом и продолжил:
– Я тебя уверяю, что вернись ты беременной в Оринград сейчас, никто пальцем не посмел бы тебя тронуть. И даже не важно, имело место насилие или тебя просто соблазнили и бросили. Знаешь, почему? Потому что теперь там живут по законам Магистрата, а по законам Магистрата за подобную расправу полагается смертная казнь. Так разве это не свобода для женщины, попавшей в подобную ситуацию? Все в мире относительно, милая, и свобода тоже. Нет абсолютного зла, как нет абсолютного добра. Мы просто каждый делаем свое дело.
Он одним глотком допил приготовленный ему шоколад. Я проследила за опустевшей чашкой, возможно, слишком внимательно, а потом снова посмотрела Шелтеру в глаза.
– Отпустите меня, пожалуйста, – прошептала, надеясь, что он примет это за недоверие к собственному голосу. – Я ведь вам не нужна.
– Прости, милая, но не могу, – тихо отозвался генерал. – Ты моя награда. Награда от самого Магистра. Награда, какой он не удостаивал еще ни одного военного. Такими наградами не разбрасываются.
– Можете, – так же шепотом возразила я. – Я теперь ваша собственность, вы можете мною распоряжаться. Магистр не узнает. Ему нет до меня дела.
Шелтер вдруг снова прищурился, но уже не из-за солнца, оно теперь не попадало на его лицо. Медленно опустил взгляд на чашку, снова поднял его на меня, и мое сердце практически остановилось. Во взгляде генерала промелькнуло понимание, которое тут же сменилось злостью.
– Вот, значит, как ты решила отблагодарить меня. Осторожно, милая, – теперь его голос снова звучал так же угрожающе, а взгляд прожигал, как в самом начале знакомства. – Будешь играть со мной, я могу и передумать быть добрым.
– Я не… – попыталась оправдаться я, но все слова позорно разбежались из головы. Меня все больше засасывало в темнеющие от гнева глаза, казалось даже, что солнечный свет исчезает и мир погружается во тьму.
– Я тебя спас, я же могу и погубить. Будешь плохо себя вести – сдам в бордель на обучение. Там на невинных девиц всегда спрос имеется. А когда тебя как следует объездят, вернешься ко мне опытной и сговорчивой, наученной ублажать мужчину всеми доступными женщине способами, и толку от тебя станет больше. Так что подумай хорошенько: какой жизни ты хочешь рядом со мной?
Он встал так резко, что легкое плетеное кресло опрокинулось. Шелтер не стал утруждать себя, поднимая его. Просто скрылся в доме.
С его уходом вокруг снова стало светло, только очень холодно. Я обняла себя руками, пытаясь унять зябкую дрожь. Грудь разрывало от боли, а глаза застилали слезы. Я заставила себя вдохнуть, а следом из меня вырвалось громкое рыдание.
Дура! Какая же я дура… Поверила в какую-то свою особую силу и собственными руками разрушила то немногое, что имела. Генерал разозлился, и каковы будут последствия у его гнева – одному Тмару известно.
