Что значит конкуренция? Это значит на языке капиталистического рынка сравнение качества нашей работы с работой капиталистических стран. Этот вопрос совершенно ясен и прост. Если мы шьем пару сапог в течение двух дней, примерно, и эти сапоги изнашиваем в 1 год, а американец, благодаря лучшему оборудованию, более правильному разделению труда, большей специализации, шьет их полдня, и сапоги прослужат тот же год, то значит, что в этой отрасли промышленности американец в 4 раза сильнее нас. При капиталистическом строе каждое общество разбито на разные классы с очень большим разнообразием достатка, и товары отражают это построение общества. Как мы видим, в старой азбуке были аристократические буквы: вот также и среди товаров есть аристократические товары, которые приноровлены к привилегированному вкусу. Нам, конечно, в ближайшие годы нужны товары массовые, демократические. Это не значит – грубо сделанные и плохо сделанные, неспособные удовлетворить человеческий вкус, но во всяком случае основным качеством товара для нас пока является его прочность. И мы должны научиться теперь не на глаз и не на слух сравнивать наше хозяйство с европейским. Сравнивать с довоенным уровнем тоже теперь уже не годится. Довоенное хозяйство царизма было отсталое, варварское, – потому-то и разгромили царское правительство на войне, что оно опиралось на отсталое хозяйство. Нам нужно наше хозяйство сравнивать с хозяйством европейских стран, чтобы сначала сравняться с ним, а затем и обогнать. Повторяю, нужно сравнивать не на глаз и не на слух. Мы, – говорят, – «почти» так же работаем, как немец, француз и пр. Я готов объявить священную войну этому слову «почти». «Почти» – ничего не означает. Нужно точное измерение. Это очень просто. Нужно взять себестоимость продукции, нужно установить, напр., во что обходится пара сапог, установить прочность товара, срок его изготовления, и тогда уже можно сравнивать с заграницей. На научном языке это называется сравнительным коэффициентом.
Я неоднократно приводил пример с электрической лампочкой. Он ярче всего показывает сущность вопроса. Лампочку легко измерить, оценить, во что она обходится, сколько часов горит по сравнению с иностранной, сколько поглощает электрической энергии и какое освещение дает вокруг себя. Если все это подсчитать, то можно получить совершенно точный сравнительный коэффициент. Если, допустим, окажется, что наша лампочка в 2 раза хуже по сравнению с иностранной, то коэффициент будет 1:2. Общественная полезность нашей лампочки будет равняться половине. Если мы возьмем такие сравнительные коэффициенты для сапог, для машин, для ситца, для гвоздей, для спичек и т. д. и сравним их между собой, то получим так называемый в статистической науке средний взвешенный коэффициент, который определит, насколько мы отстали. Может оказаться, что наш взвешенный коэффициент по отношению к Америке будет 1: 10, т.-е. что мы работаем в 10 раз хуже, чем Америка. Я называю примерный коэффициент, но думаю, что он не очень далек от истины, потому что в Северо-Американских Соединенных Штатах механических двигателей имеется в 40 с лишним раз больше, чем у нас. У нас на каждую душу населения приходится менее одной механической рабочей силы, а там на каждую душу приходится более 40 механических рабочих сил. Вот почему национальный доход в Америке в 8 – 10 раз больше, чем у нас. Там населения 115 миллионов, а у нас – 130, а между тем в год там вырабатывается в 8 – 10 раз больше всех продуктов сельского хозяйства, скотоводства, промышленности. Эти основные цифры должны бить рабкорам в глаза, но они не должны вызывать уныния, для которого нет никаких оснований. С.-А.С.Ш. поднялись и выросли на пустынных пространствах при капиталистическом строе, у нас же освобожденный революцией народ в стране с неограниченными естественными богатствами работает на себя и только на себя.
Таким образом наши возможности гораздо шире. Но, сознавая наши возможности, мы должны в то же время ясно видеть степень нашей отсталости: бахвальству, чванству, комчванству, рабкорчванству не должно быть места ни в коем случае. Надо ясно и правдиво оценить то, что есть.
На днях у меня был такой опыт. Я не буду называть имен, а то опять попадешь на рабкоровскую удочку, хотя на сей раз я подковался хорошо. Дело касается автомобилей, касается резины. У нас был автопробег для испытания автомобилей и шин. Отчет о результатах испытания был послан в газету, при чем было указано, что наша резина оказалась несомненно хуже иностранной, а в некоторых случаях и вовсе непригодной. И вот, беру я газету, пока не скажу какую, но, из внимания к гостям, скажу, что не «Рабочую Газету». Я не зарекаюсь, может быть, я эту газету потом и назову; пока же только производится подготовительная рекогносцировка. (Смех.) Что же напечатали в этой газете? Да напечатали, что наша резина нимало не хуже иностранной, а во многих случаях даже превосходит ее. (Смех.) Я видел и рукопись и фельетон, напечатанный в газете. В рукописи было сказано: наша резина хуже иностранной, а в некоторых случаях и вовсе непригодна. А там сказано: наша резина не хуже иностранной, а в некоторых случаях даже превосходит ее. По-моему, товарищи, это – сплошное бесстыдство. Конечно, мы живем в социалистическом государстве, телесные наказания у нас отменены, телесные наказания – позор, но если бы можно было вообще допустить телесные наказания, то именно за этакие штучки. Потому что обманывать себя, обманывать собственное общественное мнение, – значит губить дело социализма. Конечно, вам будут приводить тысячи всяких оправданий. Скажут, нельзя, чтобы за границей об этом знали, что это имеет, мол, и военное значение, и всякое другое. Вздор, вздор! Резину не скроешь. Иностранцев у нас сколько угодно. И иностранец возьмет нашу резину, повезет ее в лабораторию и оценит ее, и механически и технически, со всех сторон, с полной точностью. Кого же мы обманываем? Мы обманываем нашего рабочего, который читает, обманываем работницу, обманываем самих хозяйственников, которые руководят нашей промышленностью. Мы обманываем крестьян, обманываем армию, – самих себя обманываем. И тем самым губим дело социалистического строительства. Надо каленым железом выжигать эту нашу лживость, хвастовство наше, которыми подменивают реальную, упорную, беспощадную борьбу за поднятие нашей техники и нашей культуры. В этом и заключается задача рабкора в деле борьбы за качество продукции.
Я бы хотел, товарищи, прибавить еще только два слова относительно того отдела, который ужасающе слаб во всех наших изданиях, газетах. Я говорю, товарищи, об отделе мирового рабочего движения. Этот отдел необходимо во что бы то ни стало укрепить и расширить. Если проэкзаменовать не только массовика-рабочего, не только массовика-партийца, но даже рабкора, – знает ли он основные факты из жизни германской или французской коммунистических партий, английских профессиональных союзов, – то я убежден, что экзамен дал бы результат плохой. И это не вина рабкора, а вина наша, – газетчиков, – я тоже к этому цеху немножко принадлежу и беру на себя тоже часть вины. Если вы возьмете, товарищи, коммунистическую печать довоенную, дореволюционную, – по тогдашнему социал-демократическую, – то там этому отделу отводилось несравненно больше места. И передовые элементы рабочего класса воспитывались не только на собственном внутреннем политическом опыте, но, поднимаясь вверх, врастали в жизнь мирового рабочего класса. У нас в этом отношении дело обстоит сейчас гораздо хуже. Конечно, тут есть большие объективные причины: больше дела стало, стали строить новое хозяйство, поднимать миллионные массы вверх. Силы, внимание поглощены внутренним строительством, но все же сейчас не восемнадцатый, не девятнадцатый, даже не двадцать второй год, а двадцать шестой. 8-часовой рабочий день у нас есть как основная предпосылка духовной культуры рабочего класса. Можно учиться, есть свободное время для самообразования. И 8-часового рабочего дня мы, разумеется, ни в коем случае сдавать не собираемся. Наоборот, нам надо поднимать технику так, чтобы при повышении производительности труда иметь возможность через годы перейти от 8 часов труда к 7 часам, потом к 6, 5 и т. д. Но пока что мы имеем 8-часовой рабочий день, как одно из драгоценнейших завоеваний Октябрьской революции и как важнейшую предпосылку для поднятия культурного и международно-политического уровня нашего рабочего класса.
Мы слишком зависим от мировой революции, от европейской революции, чтобы осмеливаться поворачиваться к ней спиной. Надо, чтобы конкретные факты из жизни рабочего класса внедрялись газетами в сознание наших передовиков; чтобы они искали в газете знакомых фигур, чтобы они следили за деятельностью, скажем, парламентской фракции немецкой коммунистической партии, за изменением политики, за радикализацией, за поворотом влево английских тред-юнионов; чтобы передовикам-рабочим, а через них и более широкой рабочей массе были понятны приливы и отливы в европейском и мировом революционном движении. Нельзя по отношению к мировой революции ограничиваться одним голым ожиданием. Я думаю, те из вас, которые занимаются местной агитацией, не раз замечали, что, когда говоришь массе о европейской революции, она позевывает, она не чувствует ее, не ощущает ее внутреннего развития, и слова о европейской революции превращаются для нее в пустую фразу. А между тем это совсем не фраза: европейская революция растет, но у нее есть свои приливы и отливы, свои ошибки и свои успехи. На этом опыте складываются руководящие слои рабочего класса. За этим процессом надо следить, и следить за ним обязана в первую голову рабочая печать. Рабкоры должны добиться того, чтобы немецкие и французские рабкоры заняли в нашей печати соответствующее место, чтобы была подлинная международная перекличка рабкоров по основным вопросам нашего хозяйственного строительства и мировой пролетарской революции. Никакой односторонности, никакой узости и цеховой замкнутости рабкору допустить нельзя ни в одном вопросе, начиная с мороженого мяса и юбки-клеш и кончая европейской революцией. Вот, товарищи, на этом маленьком промежутке – между юбкой-клеш и мороженым мясом и мировой революцией – разрешается круг интересов рабкоров. И только тот рабкор достоин имени рабкора, который стремится охватить все это разнообразие интересов и всю сложность борьбы и культуры во всем мире. (Бурные аплодисменты.)
«Известия ВЦИК» N 16, 20 января 1926 г.
Товарищи, позвольте принести вам горячий братский привет в этот праздник, который мы вместе празднуем, в день пятилетней годовщины существования Советской Грузии.
История Грузии, ее революционная история вошла в высшей степени поучительной главой в книгу борьбы народов бывшей царской России. Нам, марксистам, можно многому и многому научиться на судьбе грузинского народа. Юбилейный праздник не располагает к историческим исследованиям, тем более мало права имею на это я, так как с историей Грузии знаком далеко не достаточно. Но и общего знакомства с историей борьбы грузинского народа достаточно для того, чтобы рассеять ряд предрассудков и установить некоторые истины.
Прежде всего должен быть рассеян идеологический предрассудок насчет того, будто для каждого народа имеется свой вечный и неизменный национальный характер. Именно грузинский народ показал, что национальный характер есть явление изменяющееся в зависимости от объективных условий. Чтобы найти в прошлом черты грузинского характера, возьмем нашу классическую поэзию. Правда, я этим специально не занимался, но случайно имею в уме несколько строк из Лермонтова.[152] Так вот, если мы припомним классические характеристики и сравним их с тем образом грузинского народа, который теперь имеется у нас в сознании, – то что же мы увидим? У Лермонтова «бежали робкие грузины», и в другом месте: «сонные грузины».
Вот два определения: сонливость и робость. Робость и сонливость дают представление о чем-то неподвижном, ленивом. Эта характеристика относится к старой дворянской Грузии, с ее неторопливым крепостническим укладом жизни.
Но вот разгорается 1905 год, 1917 год. Эти события доказывают нам, что национальный характер гибок до бесконечности, ибо характер народа молодого со свежими силами переплавляется в огне революции не через сотни, а через десятки лет.
Народ Грузии поздно вышел на арену революционной борьбы. И поэтому его мещанские руководители не могли удовлетвориться старыми мещанскими идеями демократии, и мы видим, что в истории грузинской революции руководителям грузинской демократии, хотя бы и дворянского и полудворянского происхождения, приходится маскировать свои буржуазно-культурные программы идеями марксизма.
Рассмотрим, как марксизм был ими проработан, фальсифицирован, оскоплен для того, чтобы он мог временно выполнить передаточную роль и дать возможность меньшевикам, мелкобуржуазной интеллигенции обмануть самих себя относительно своей природы, своих задач и временно сделать из себя руководителей не только крестьянских масс Грузии, но и всего рабочего класса центральной России.
Меньшевики и грузинская интеллигенция обманывали самих себя оскопленным марксизмом. Но история эту маскировку без сожаления разоблачила. Мы видим теперь до какого падения дошли грузинские меньшевики, какие грязные дела творятся против Советской Грузии под их руководством во всей Европе. Это в высшей степени интересное явление – перерождение революционных идей в зависимости от того класса, который становится их носителем – может послужить предметом интереснейших исторических работ для молодых грузинских марксистов.
Обманывать других – общечеловеческое свойство, обманывать себя – общее свойство капиталистической политики во всем мире.
Но из истории Грузии можно извлечь еще один большой урок, урок о том, что в условиях нынешнего мирового хозяйства, когда земной шар превращается в хозяйственное целое, каждый народ, даже заброшенный судьбой за Кавказский хребет, не может укрыться от мировых материальных и идейных связей.
И мы видим, что в Грузии в известный период пересекались сложнейшие нити мировых связей, и грузинский меньшевизм попал в могучий переплет первой в мире пролетарской революции и контрреволюции империализма, сперва гогенцоллерновского, затем антантовского.
И именно с того момента, когда эта прекрасная, по дарам природы и по гибкому, способному, подвижному, восприимчивому населению, страна попала между двух жерновов революции и контрреволюции, с этого момента была создана для нее ходом событий возможность разорвать старую пуповину, которая связала ее с перешедшим в лагерь контрреволюции меньшевизмом, и искать новой ориентировки по линии пролетариата, по линии социалистического государства. Судьба Грузии, судьба ее молодого, но уже успешного хозяйственного строительства является как бы большим лабораторным опытом, который должен ответить на вопрос, обязаны ли народы Востока, народы Азии пройти через капитализм, прежде чем они будут иметь право постучать в ворота социализма.
Грузия не есть страна высокой индустрии. Грузия – страна крестьянская по преимуществу, и здесь, в этой стране, которая нерасторжимо связала себя с победоносным пролетарским режимом, мы теперь наблюдаем, а в ближайшие годы будем наблюдать еще больше, как крестьянский народ, выделяя из своей среды руководителей, строителей, хозяйственников, может строить социализм, не проходя через преисподнюю капиталистических отношений. Это вопрос гигантской исторической важности.
Разумеется, все мы учились в школе марксизма тому, что путь к социализму лежит через капитализм. Но это не значит, что путь к социализму для каждого народа лежит через капиталистическое развитие, доведенное до конца, т.-е. до пролетаризации главной массы крестьянства и мелкой буржуазии. Нет, капитализм доводит свою основную работу до конца в тот момент или в тот период, когда он подготовляет материальные и идейные условия для того, чтобы пролетариат, как вождь всех угнетенных, мог взять в свои руки власть и приступить к организации хозяйства. С этого момента и для крестьянского народа открывается новая возможность постройки социализма.
Мы это применяем и ко всему Советскому Союзу в целом. Но в Грузии подавляющее большинство народа состоит из крестьян в гораздо большей степени, чем в других частях нашего Союза. Именно поэтому здесь мы можем проделать хозяйственный опыт, который будет величайшим уроком для народов Востока.
То, что говорил Владимир Ильич об электрификации, которая в союзе с Советской властью ведет к коммунизму, должно быть с наибольшим успехом проделано в Грузии с ее горными реками, этими источниками дешевой энергии.
Мы будем в течение ряда лет, десятилетий нуждаться для крестьянских частей нашего Союза, в том числе и для Грузии, в квалифицированной и беззаветно преданной своему народу революционной интеллигенции новых поколений. Если старая интеллигенция вынуждена была фальсифицировать марксизм, для того чтобы во главе народных масс открыть дорогу буржуазному режиму, если история сказала этой интеллигенции: «Нет, ты пришла слишком поздно», то новую интеллигенцию, новое студенчество история не вынуждает к самообману и фальсификации.
В чем состоит сущность советского режима? В том, что он обнажает общественные отношения до конца, – тут нет маскировки, нет обмана. В последнем нуждались феодальная знать, поповский режим, монархия. Ложь и фальсификация в виде самообмана нужны были демократической интеллигенции, даже в ее лучшую революционную эпоху. Подлинной же революционной социалистической интеллигенции нового поколения, которая идейно родилась в условиях советского режима, этого самообмана не нужно. Ей нужна полная прозрачность общественных отношений, ей нужны точные измерительные приборы, для того чтобы знать, оценивать, измерять каждый шаг на пути к новому общественному строю. Вот почему новая грузинская интеллигенция, поддерживающая Советскую Грузию, новое грузинское студенчество – особенно здесь, в пролетарской Москве – имеют полную возможность получить революционный закал, соединенный со знанием марксизма не фальсифицированного, а того самого, которому научили нас война и революция и которому учил нас наш вождь Владимир Ильич.
Мы хотим создать союз народных республик, при создании которого будут учтены все особенности народов, все их психологические, культурные и бытовые особенности и будут созданы такие финансовые, материальные условия существования, чтобы не было ни угнетенных, ни обездоленных. Но при этом строительстве Север, конечно, будет отличаться от Юга, а Восток от Запада.
Я представляю себе, что лет через 10, – мы имеем право в праздник пятилетия быть оптимистами, – Грузия, Советская Грузия, построит свое хозяйство и сделается жемчужиной нашего Советского края.
Товарищи, у буржуазии всего мира есть тоже прекрасные уголки природы, вроде Монако, но они загажены и заплеваны привилегированной аристократией всего мира. Грузия по своим природным дарам, по красоте и даровитости народа имеет все основания сделаться прекрасной жемчужиной для рабочих, для крестьян, когда они перестанут быть рабочими и крестьянами, когда вся жизнь наша станет прекрасной. И мы можем с полной уверенностью сказать, что те жертвы, которые понесла Грузия, ее рабочие, ее крестьяне, ее интеллигенция, что эти жертвы недаром понесены, что недаром пролита кровь, которая пропитала всю почву Грузии. Эта почва даст прекрасные всходы. Пусть рабочие и крестьяне пролетарской Грузии примут сегодня наши братские приветствия! (Аплодисменты. Интернационал.)
1926 г. Архив.
(Доклад на открытии первого Всесоюзного съезда Общества Друзей Радио 1 марта 1926 года)
Товарищи, я только что с юбилейного праздника Туркменистана. Эта братская среднеазиатская республика отмечает сегодня годовщину своего возникновения. Казалось бы, вопрос о Туркменистане далеко отстоит от вопроса о радиотехнике и от Общества ее Друзей, но на самом деле связь тут самая тесная. Именно потому, что Туркменистан далек, он должен быть близок работам вашего съезда. При необъятности нашей федеративной страны, в состав которой входит Туркменистан, занимающий пространство в 500 – 600 тысяч кв. верст, побольше Германии, побольше Франции, больше любой европейской страны, где население разбросано по оазисам, где нет дорог, – при таких условиях радиосвязь как бы в самый раз изобретена для Туркменистана, для связи его с нами. Мы – страна отсталая, весь наш Союз, включая даже и наиболее передовые его части, в техническом отношении сильно отстал, а в то же время отставать мы не имеем права, потому что мы строим социализм, а социализм предполагает и требует высокой техники. Проводя проселочные дороги или подправляя их и строя на них мосты (а нам этих мостов ужас как не хватает!), мы в то же время обязаны догонять самые передовые страны в области последних научных и технических достижений, и в том числе прежде всего в области радио-техники. Изобретение радиотелеграфа и радиотелефона явилось как будто специально для того, чтобы убедить самых желчных скептиков в безграничных возможностях, заложенных в науке и технике, чтобы показать, что все достижения, какие наука уже записала в свою памятную книгу, являются только маленьким предисловием к тому, что нас ожидает впереди.
Возьмем последние 25 лет, – всего четверть века, – и вспомним, какие завоевания в области человеческой техники были сделаны на наших глазах, на глазах старшего поколения, к которому я принадлежу. Я помню – и, вероятно, не я один из присутствующих, хотя здесь большинство людей молодых – то время, когда автомобиль был еще редкостью. О самолете в конце прошлого века не было и речи. На всем свете было, кажется, 5 тысяч автомобилей, а теперь их около 20 миллионов, при чем в одной Америке около 18 миллионов, – 15 миллионов легковых и 3 миллиона грузовых. Автомобиль стал на наших глазах средством транспорта первостепенной важности.
У меня и сейчас еще звучат в ушах смутные звуки и шорохи, которые я услыхал, когда впервые подошел к фонографу. Я учился тогда в первом классе реального училища. Какой-то предприимчивый человек, разъезжающий с фонографом по городам Южной России, заехал в Одессу и показал нам его. А сейчас граммофон, внук фонографа, составляет элементарнейшую подробность обихода.
А авиация? В 1902 г., т.-е. 23 года тому назад, английский беллетрист Уэллс[153] (многие из вас знают его фантастические романы) опубликовал книгу, в которой писал почти буквально, что, по его личному мнению (а он себя считал смелым и отважным техническим фантастом), примерно, в середине нынешнего XX века будет не только уже изобретен, но и настолько усовершенствован летательный аппарат тяжелее воздуха, что им можно будет пользоваться для военных операций. Книга была написана в 1902 г. Мы знаем, что в империалистическую войну авиация играла кое-какую роль. А до середины века остается еще 25 лет!
А кинематограф? Тоже не последняя спица в колеснице. Совсем не так давно кинематографа не было, многие из присутствующих здесь это время помнят. А сейчас нашу культурно-бытовую жизнь без кинематографа и представить себе нельзя.
Все эти новшества вошли в быт за последнюю четверть века, в течение которой люди, кроме того, совершили еще кое-какие мелочи, вроде империалистической бойни, когда разрушались города и целые страны, истреблялись миллионы людей. За эту же четверть века произошла не одна революция, – хотя и поменьше нашей, но в целом ряде стран. За двадцать пять лет вошли в жизнь автомобиль, самолет, граммофон, кинематограф, радиотелеграф, радиотелефон. Если вспомнить хотя бы то, что, по предположительным исчислениям науки, понадобилось не менее 250 тысяч лет, для того чтобы от чисто охотничьего быта перейти к скотоводчеству, то отрезочек времени в 25 лет представится чистейшим пустяком. О чем же этот отрезок времени свидетельствует? О том, что техника вошла в новую полосу, что темп ее развития непрерывно ускоряется.
Либеральные ученые – теперь они вывелись – изображали обычно всю историю человеческого рода как непрерывную линию прогресса. Это неверно. Линия прогресса – линия кривая, ломаная, идет зигзагами. Культура то поднимается вверх, то падает. Была древне-азиатская культура, была античная культура, – Греции и Рима, – потом стала развиваться культура европейская, теперь небоскребом поднимается культура американская. Что сохранилось от прошлых культур? Что накапливается в результате исторического процесса? Технические приемы, методы исследования. Научно-техническая мысль, с перерывами и провалами, двигается вверх. Если даже загадывать насчет тех отдаленнейших сроков, когда солнце потухнет и на земле пойдет прахом всякая жизнь, то у нас все же впереди еще достаточно времени. Думается, что в ближайшие столетия научно-техническая мысль, в руках социалистически организованного общества, пойдет вверх без зигзагов, без изломов и провалов. Она настолько созрела, настолько стала самостоятельной, настолько твердо стоит на ногах, что пойдет планомерно и непрерывно вверх, вместе с ростом производительных сил, с которыми она теснейшим образом связана.