Лев Толстой
Полное собрание сочинений. Том 1. Детство. Юношеские опыты

Полная версия

*IV.[LE PRÉSENT, LE PASSÉ ET LE FUTUR.]

Le passé est ce qui fut, le futur est ce qui sera et le présent est ce qui n’est pas. – C’est pour cela que la vie de l’homme ne consiste que dans le futur et le passé et c’est pour la même raison que le bonheur que nous voulons posséder n’est qu’une chimère de même que le présent.

Léon Tolstoi.

Перевод.

[НАСТОЯЩЕЕ, ПРОШЕДШЕЕ И БУДУЩЕЕ.

Прошедшее это то, что было, будущее – то, что будет, а настоящее – то, что не существует. – Поэтому жизнь человеческая состоит лишь в будущем и в прошедшем, и счастие, которым мы хотим обладать, есть только призрак, как и настоящее.

Лев Толстой.]

–

*V.
NOTES SUR LE SECOND CHAPITRE DES «CARACTÈRES» DE LA BRUYÈRE. —

Labruyère dit: «Qui est ce qui en mourant et en laissant après lui un monde qui ne se sent pas de sa perte et où tant de gens se trouvent pour le remplacer, ne sera pas convaincu de son inutilité.» Cette idée est une parabole. Elle est exagérée et même j’ose dire qu’elle n’est pas juste. – Chaque homme sans même concevoir son utilité sans le désir d’être utile – l’est néanmoins. Mais si un homme ressent la nécessité d’être utile et s’il tend vers ce but il réussit toujours et contribue nécessairement au bien-être public. Sans doute l’homme en mourant doit ressentir la petittesse même la nullité du bien qu’il a fait vis-à-vis [de] toute la masse de bien qui a été faite. De bien de gens il n’y a que le nom qui vaille quelque chose ............................................................................................................................ ......................................................................................¹⁵⁶

Cette idée est tout à fait juste. – En effet en lisant l’ouvrage d’un homme qui n’a que de l’esprit et du style nous nous faisons une idée de cet homme infiniment au dessus de ce qu’il vaut et nous ne lui supposons pas les défauts qu’il a. Labruyère dit qu’il a existé et qu’il existera toujours des génies qui ne se feront point de renommée. Je ne suis pas de son avis, peut-être cette différence d’opinions vient-elle de ce que je conçois le génie autrement que les autres. J’appelle génie la réunion des trois principaux éléments de l’âme tous au plus haut degré de la force et du developement, c’est à dire, un grand esprit et beaucoup de sentiments avec une ferme volonté. Je ne suis pas d’avis d’appeler génies les génies des arts; je les appelle talents. Ainsi donc si nous prenons le génie comme je le comprends, son esprit lui fera concevoir sa superiorité, ses sentiments lui feront vouloir du bien aux autres et sa volonté le fera réussir dans ses plans.

– Par conséquent il se fera une renommée.

«L’amour-propre ne nous laisse pas admirer les perfections d’un autre». Cette idée est tout à fait juste.»

«La modestie est au mérite ce que les ombres sont aux figures d’un tableau: elle lui donne de la force et du relief.» En effet rien ne fait tant apprécier le mérite que la modestie. Chaque homme a plus ou moins de l’esprit d’originalité ou de contradiction et quand on vous voit amoindrir votre mérite on a envie de l’agrandir aux yeux d’autrui. —

Les hommes qui se croyent du mérite en voulant imiter la simplicité sont semblables à des hommes de taille mediocre qui se baissent aux portes…

Les hommes libres (célibataires) ont plus de facilité à s’élever que les hommes mariés. Ces derniers restent le plus souvent dans la position dans laquelle ils ont été. Puisqu’ordinairement un homme marié est regardé comme ayant passé la principale part de sa vie. —

Перевод.

[ЗАМЕЧАНИЯ НА ВТОРУЮ ГЛАВУ «ХАРАКТЕРОВ» ЛЯБРЮЙЕРА.

Лябрюйер говорит: «Кто, умирая и оставляя мир, где его утрата не почувствуется и где найдется столько людей, чтобы его заменить, не будет поражен сознанием своей ненужности». Эта мысль неясна. Она страдает преувеличением и даже, смею сказать, неверна. Всякий человек, даже не сознающий своей полезности и не имея желания быть полезным, тем не менее приносит пользу. Но если он чувствует потребность быть полезным и стремится к этой цели, он непременно достигнет ее и будет существенно содействовать общему благу. Без сомнения человек, умирая, должен ощущать незначительность, даже ничтожность сделанного им добра сравнительно с общей суммой блага. У многих людей только одно имя представляет некоторую ценность.......................................................................................................................................................... .........................................................................................................................................................................

Эта мысль совершенно справедливая. В самом деле, читая произведение какого-нибудь писателя, обладающего лишь умом и слогом, мы составляем себе о нем понятие, бесконечно превышающее его действительную цену и не предполагаем, что у него были свои недостатки. Лябрюйер говорит, что были и всегда будут гениальные люди, которые не могут приобрести славы. Я с этим не согласен, может быть потому, что я под гением понимаю не то, что другие. Я называю гениальностью соединение трех основных свойств души, на высшей степени силы и развития каждое, а именно: великий ум и богатства чувства вместе с твердой волей. Я не склонен называть гениями великих художников, я называю их талантами. Таким образом, если понимать гений так, как я его понимаю, то его ум даст ему сознание превосходства, чувство побудит его стремиться к благу других, а воля обеспечит успех его намерений. – Следовательно, он достигнет славы.

«Самолюбие мешает нам удивляться чужим совершенствам». Мысль вполне верная.

«Скромность для достоинства то же, что тени для фигур картины: она дает им силу и выпуклость». Действительно, ничто не заставляет так ценить достоинства, как скромность. Всякий человекъ более или менее склонен к оригинальности или противоречию и, когда люди видят, что вы умаляете свои достоинства, они расположены увеличивать их перед другими.

Люди, которые ставят себе в заслугу подражание простоте, похожи на человека среднего роста, который наклоняет голову, проходя через двери…

– Людям свободным (холостякам) легче возвыситься, чем женатым. Последние большею частью остаются при том положении, которого достигли. Ведь на женатого смотрят как на человека, уже прожившего главную часть своей жизни.]

–

[РАЗЛИЧНЫЕ ОТРЫВКИ 1847—1852 гг.]

*VI.
ФИЛОССОФИЧЕСКІЯ ЗАМѢЧАНІЯ НА РѢЧИ Ж.Ж. РУССО.

РѢЧЬ І-ая.

Способствовало ли къ очищенію нравовъ возстановленіе наукъ и художествъ? —

Извѣстно, что Руссо доказывалъ вредное вліяніе наукъ на нравы. —

Первое возраженіе, которое я сдѣлаю Руссо, будетъ состоять въ вопросѣ – согласенъ ли онъ, что чѣловѣкъ, пользующійся свободою, въ состояніи сдѣлать болѣе добра и зла, чѣмъ человѣкъ, лишенной оной, и что люди вообще, разорвавъ связывающія ихъ узы невѣжества, въ состояніи сдѣлать болѣе добра и зла, чѣмъ люди, невѣжество которыхъ ограничиваем ихъ свободу? Я увѣренъ, что всякой разсудительной человѣкъ согласится, что чѣмъ менѣе развиты способности чѣловѣка, тѣмъ болѣе ограниченна его свобода и на оборотъ. Слѣдовательно, чтобы рѣшить этотъ вопросъ, надо сперва рѣшить вопросы, которые при этомъ разсужденіи сами собою представляются нашему разсудку. Имѣетъ ли человѣкъ наклонности врожденныя? И ежели онъ имѣетъ оныя, то равносильны ли наклонности къ добру и злу или одна изъ нихъ первенствуетъ? – Ясно, что для того, чтобы рѣшить прямо, изъ основныхъ началъ разума вопросъ, заданный Руссо, надо рѣшить сначала эти три вопроса.¹⁵⁷ Ежели врожденныхъ наклонностей человѣкъ не имѣетъ, то ясно, что добро и зло зависятъ отъ воспитанія. Ежели же добро и зло зависятъ отъ воспитанія, то ясно, что наука вообще и филоссофія въ особенности, на которую такъ нападаетъ Руссо, не только не безполезны, но даже необходимы, и не для однихъ Сократовъ, но для всѣхъ. – Ежели же наклонности къ добру и злу равносильны въ душѣ человѣка, то чѣмъ менѣе будетъ свобода человѣка, тѣмъ менѣе будетъ его доброе и злое вліяніе и на оборотъ; слѣдовательно, ежели предположить это вѣрнымъ, науки и художества не могутъ произвести никакой разницы въ отношеніи между добромъ и зломъ. – Ежели начало добра первенствуетъ въ душѣ человѣка, то съ развитіемъ искуствъ и художествъ будетъ развиваться и начало добра и на оборотъ. Ежели же начало зла первенствуетъ въ душѣ человѣка, то только въ этомъ случаѣ мысль Руссо будетъ справедлива. И я увѣренъ, что со всѣмъ своимъ краснорѣчіемъ, со всѣмъ своимъ искуствомъ убѣждать великій гражданинъ Женевы не рѣшился бы доказывать так[ую] утопію, всю нелѣпость которой надѣюсь я доказать послѣ. – Здѣсь мнѣ приходитъ мысль о томъ, что всѣ филоссофскіе вопросы, надъ рѣшеніемъ которыхъ трудились столько и писалось столько книгъ (безполезныхъ), всѣ, говорю я, можно привести къ очень простымъ началамъ.... Насъ забавляютъ болѣе листочки дерева, чѣмъ корни; одна изъ главныхъ ошибокъ, дѣлаемыхъ большей частью думателей, есть та, что сознавъ свою неспособность для рѣшенія важныхъ вопросовъ изъ началъ разума, они хотятъ рѣшить филоссофскіе вопросы исторически, забывая то, что Исторія есть одна изъ самыхъ отсталыхъ наукъ и есть наука, потерявшая свое назначеніе. – Самые жаркіе партизаны ея не найдутъ никогда ей приличной цѣли. – Исторія есть наука побочная. – Это можно сказать, не доказывая. Ошибка состоитъ именно въ томъ, что ее изучаютъ, какъ науку самостоятельную; ее не изучаютъ для филоссофіи, для которой ея изученіе только и нужно, но ее изучаютъ для самой себя. – Поэтому Исторія не откроетъ намъ, какое и когда было отношеніе между науками и художествами и добрыми нравами, между добромъ и зломъ, религіею и гражданственностью, но она скажетъ намъ, и то невѣрно, откуда пришли Гунны, гдѣ они обитали и кто былъ основателемъ ихъ могущества и т. д.

ПЕРВАЯ ЧАСТЬ.

Руссо, разсуждая о первоначальномъ вліяніи наукъ и художествъ, говоритъ: И люди начали чувствовать главную выгоду вліянія музъ, дѣлавшаго ихъ болѣе способными къ общежитію, внушая имъ желаніе нравиться другъ другу произведеніями, достойными ихъ взаимнаго одобренія. – Все, что мы дѣлаемъ, то дѣлаемъ единственно для себя; но когда мы находимся въ обществѣ людей, то все, что мы ни дѣлаемъ для себя, выгодно для насъ только тогда, когда наши дѣянія нравятся другимъ или мы получаемъ ихъ одобреніе, слѣдовательно, каждый человѣкъ, стремясь отдѣльно къ своей индивидуальной пользѣ, способствовалъ къ общежитію. И такъ какъ не всѣ люди находили свою индивидуальную пользу въ произведеніяхъ наукъ и искуствъ, то и нельзя предположить, чтобы способность къ общежитію проистекала изъ однихъ произведеній наукъ и искуствъ. Тут же: Между тѣмъ, какъ правительство и законы заботятся о неприкосновенности и благосостояніи людей, науки и художества, не столь деспотическія, но болѣе могущественныя, можешь быть, покрываютъ гирляндами цвѣтовъ желѣзныя цѣпи, которыми они обременены, и подавляютъ чувство свободы, заставляютъ ихъ любить рабство и дѣлаютъ изъ нихь то, что называютъ образованные народы. —

Здѣсь мы найдемъ явное противорѣчіе въ словахъ самого писателя съ мыслію, которую онъ защищаетъ. Необходимость произвела единодержавіе, а науки и художества упрочили оное. Изъ этихъ словъ ясно, что самъ авторъ согласенъ по крайней мѣрѣ въ томъ, что науки и художества поддерж[али] единодержавіе и ежели бы они не поддержали его, то оно бы рушилось и сколько бы рушилось съ нимъ добродѣтелей! въ сколько невольных пороковъ впало бы человѣчество! – Нельзя не сознаться, что науки имѣли и свое дурное вліяніе на нравы, нельзя тоже и не сознаться, что они избавили родъ человѣческій отъ большихъ золъ. – Далѣе Руссо говорить, что нравы были чище прежде, потому что, хотя природа человѣка не была лучше, но люди находили свою безопасность въ легкости проникать другъ друга, и эта выгода, цѣну которой мы чувствуемъ теперь, избавила ихъ отъ большого числа пороковъ. Такъ какъ мнѣ кажется, что я уже доказалъ, что скрытность, царствующая между нами, не происходить отъ вліянія однихъ наукъ и искуст[въ], то и не почитаю нужнымъ опровергать этой совершенно вѣрной мысли, отдѣленной отъ первой части разсужденія. —

Большая часть опонистовъ этой рѣчи нападали на это разсужденіе, говоря, что ежели бы зло было не скрытно, то оно было бы болѣе прилипчиво. Я же скажу, что, правда, подъ покровом скрытности зло не прилипчиво, но и добро тоже; между тѣмъ какъ, ежели бы добро и зло дѣйствовали открыто, всякой согласится, что добро нашло бы больше подражателей. – Далѣе начинаются историческіе доказательства.

Я у[жъ] сказалъ свое мнѣніе о доказательствахъ этаго и возраженія Gauthier и Короля Польскаго подтверждаютъ мое мнѣніе, «что Исторія въ настоящемъ значеніи слишкомъ мало намъ извѣстна, чтобы, рѣшая филоссофскіе вопросы, мы бы могли опираться на оную». – Они оба весьма основательно опровергаютъ исторически историческія доказательства Руссо. —

Я укажу только тѣ мѣста, гдѣ авторъ явно себѣ противорѣчитъ. – Въ числѣ и одно изъ главныхъ золъ, которое принесли науки, есть разстройство военной дисциплины, изнѣженность и воообще отсутствіе всѣхъ военныхъ качествъ. Но для чего людямъ добродѣтельнымъ воинскія качества? спрошу я. – Мнѣ отвѣтятъ: для защиты своего отечества. Но сама Исторія, на которую та[къ] твердо опирается авторъ, показываетъ, что народы защищались, когда науки и художества были извѣстны, и что они завое[вы]вали тогда, когда они не знали ихъ. —

ВТОРАЯ ЧАСТЬ.

Полна доказательствами историческими, которыя ничего не доказываютъ.

Обращаясь къ ученымъ, онъ говоритъ: Отвѣчайте мнѣ вы, которые внушили намъ столько великихъ познаній: ежели бы вы насъ ничему этому не научили, были ли [бы] мы менѣе многочисленны, хуже управляемы, менѣе опасны, менѣе цвѣтущи или болѣе порочны? —

Изъ этихъ словъ видно, что авторъ благосостояніе частныхъ лицъ и рода человѣческаго принимаетъ тождественнымъ; между тѣмъ какъ большею частью благосостояніе частныхъ лицъ бываетъ въ обратномъ отношеніи съ благосостояніемъ Государства – Далѣе говоритъ авторъ о вредномъ вліяніи роскоши. – Съ деньгами можно имѣтъ все, кромѣ гражданъ и хорошихъ нравовъ. – (Мысль вполнѣ вѣрная и превосходно выраженная. ) – Здѣсь я разсмотрю, что есть роскошь? Откуда она беретъ свое начало и какія ея слѣдствія? – Слово роскошь совершенно условно; когда всѣ люди ходили безъ одежды, первый, который надѣлъ шкуру какого нибудь звѣря, былъ человѣкъ роскошный, въ наше же время человѣкъ, который заставляетъ трудиться нѣсколько лѣтъ тысячи человѣкъ для своего спокойствія, почитается только исполняющимъ потребности жизни. —

Источникъ гордости есть удовлетвореніе потребностей. – Время увеличивало потребности. Съ увеличеніемъ потребностей увеличивалась трудность каждому человѣку удовлетворять всѣ свои потребности, съ увеличеніемъ этой трудности явилась мысль о раздѣленіи трудовъ. – Одни занимались удовлетвореніемъ потребности болѣе, другіе – менѣе важной. – Это есть одна изъ причинъ неравенства людей. – Одни, которые занимались удовлетвореніемъ не главной потребности людей, стали чувствовать себя въ зависимости отъ другихъ, эта то зависимость, употребленная во зло, и произвела роскошь – роскошнымъ называю я того человѣка, который пользуется большимъ благомъ, чѣмъ то, которое самъ приноситъ обществу. – Слѣдствіе[мъ] же роскоши ясно, что будутъ гордость сильныхъ и зависть слабыхъ, имянно тѣ два порока, которые служатъ источниками большей части золъ. – И такъ, ежели роскошь – одно изъ величайшихъ золъ, изъ этаго однако не слѣдуетъ, чтобы науки породили ее; ибо одна только наука правленія составляетъ одну изъ главныхъ потребностей человека; ежели науки и художества, какъ говоритъ Руссо, поддерживаютъ власть, то они способствовали къ развитію роскоши, но не породили ея. —

Нельзя еще не замѣтить ошибки, которую дѣлаетъ авторъ, говоря о вліяніи однаго пола на другой. Онъ говорить, что преимущественное вліяніе [женщинъ] хорошо и что все зло, которое происходитъ отъ этого вліянія, зависитъ только отъ неправильнаго воспитанія женщинъ. – Хорошо для человѣка въ обществѣ только то, что хорошо и въ естественно[мъ] его состояніи. Но чѣмъ ближе видимъ мы человѣка къ естественному быту, тѣмъ менѣе замѣчаемъ мы это пагубное вліяніе женщинъ, источникъ котораго есть роскошь и праздность. – Природа по слабости способностей женщинъ поставила ихъ въ зависимость отъ мужчинъ въ удовлетвореніи потребностей жизни, въ исполненіи своего назначения (рожденія и воспитанія дѣтей), первыя совершенно зависятъ отъ послѣднихъ. – Неминуемымъ слѣдствіемъ роскоши была праздность, неминуемымъ слѣдствіемъ праздности были пороки, ибо вмѣстѣ со всѣми стремленіями души человѣка находится стремленіе къ выраженію во внѣшность всѣхъ этихъ побужденій. —

–

*VІІ.
[ОТРЫВОК БЕЗ ЗАГЛАВИЯ.]

[ВАРИАНТ ПЕРВЫЙ.]

Съ тѣхъ поръ, какъ я помню свою жизнь, я всегда находилъ въ себѣ какую то силу истины, какое то стремленіе, которое не удовлетворялось; вездѣ одни противорѣчія, одна ничтожность.

Чѣмъ больше я жилъ, тѣмъ несноснѣе становилась она для меня.

[1 неразобр.] нельзя было перестать. Я началъ составлять себѣ правила на нѣкоторые предметы, находилъ въ нихъ пользу, но скоро оказывалась неудовлетворительность ихъ. Я составлялъ другія, – тоже самое. – Наконецъ, разсматривая правила, я находилъ въ нихъ соотношенія и понималъ, что всѣ могутъ [быть] подведены подъ одно начало или выведены изъ одного начала. Но какъ найдти это начало? Неужели изъ частныхъ случаевъ можно найдти его? Я пробовалъ, но напрасно.¹⁵⁸

Не подвинувшись далѣе этой дорогой, я взялъ другую: я началъ разсматривать предметы, на которые я составлялъ правила, т. е. вообще все. Я нашелъ въ себѣ дѣятельность, причинною которой есть я и не я.¹⁵⁹ Я познавалъ [въ] себѣ причины; одн[у] неясно, сознаніемъ, другую ясно, чувствами. Теперь я началъ разсматривать [2 неразобр.] без пользы. Остается одинъ послѣдній способъ – разсматривать обѣ причины.

Я не ограниченъ въ соединенія[хъ] съ не я, но ограниченъ самимъ соединеніемъ. – Соединеніе я сознательнаго съ чувственнымъ (чувственное постигнуть).

Я изъ двухъ частей.

Я одно только духовное.

[ВАРИАНТ ВТОРОЙ.]

Съ тѣхъ поръ, какъ я себя помню, я всегда находилъ въ себѣ какое то стремленіе, которое не удовлетворялось, но удовлетвореніе котораго я понималъ, хотя неясно.

Я сознавалъ, что я ограниченъ во всемъ – и между тѣмъ понималъ неограниченность, даже находилъ ее въ себѣ. —

Чтобы согласовать это противорѣчіе, я составлялъ правила, которыми опредѣлялось проявленіе неограниченнаго въ ограниченномъ; но при составленіи этихъ правилъ я долженъ былъ испытать сначала зло, чтобы знать, какъ его избѣжать. Не найдя этимъ способомъ удовлетворенія, я понялъ, что стремленіе, которое я находилъ въ себѣ, происходило отъ соединенія ограниченнаго съ неограниченнымъ – и такъ какъ я есмь неограниченное, то надо было знать, какимъ образомъ я—(неограниченное) долженъ согласоваться съ ограниченнымъ и чтобы знать это, надо было знать, что есть неограниченное и что ограниченное.¹⁶⁰

Я отвергнулъ все, т. е. всѣ понятія, которыя я прежде принималъ за вѣрныя, и началъ искать такое начало, которое бы было ясно для меня непосредственно, т. е. которое бы не проистекало изъ другого понятія. – Стало быть, чѣмъ посредственнѣе было понятіе, тѣмъ темнѣе оно было для меня, н. п. понятіе дерево темнѣе для меня, чѣмъ понятіе ощущенія запаха или вида этаго дерева.

Я имѣлъ два понятія, не требующія никакихъ доказательствъ и которые не могутъ быть замѣнены ничѣмъ другимъ, столь же безусловнымъ. Понятія эти я выразилъ такъ: я ограниченъ и я дѣятеленъ; имѣя эти положительныя понятія въ различныхъ степеняхъ, я могу себѣ представить безконечно малую степень обоихъ этихъ поиятій, которую мы называемъ отрицательнымъ, т. е. неогранич[енность] и недѣятель[ность].

Соединяя эти понятія, я получу 4 составныя понятія 1) огранич[енную] дѣятельность, – дѣятельность весьма понятную и которую я нахожу въ себѣ, – 2) дѣятель[ность] неограничен[ную]; это понятіе не можетъ быть, ибо одно противуположно другому: дѣятел[ьность] не можетъ быть неограниченной, 3) огранич[енную] недѣятель[ность] – понятіе, которое не можетъ быть, т. е. есть ничего, 4) неогранич[енную] недѣятельность.

–

*VIII.
О ЦѢЛИ ФИЛОССОФІИ.

а)

Человѣкъ стремится, т. е. человѣкъ дѣятеленъ. – Куда направлена эта дѣятельность? Какимъ образомъ сдѣлать эту дѣятельно[сть] свободною? – есть цѣль филоссофіи въ истинномъ значеніи. Другими словами, филоссофія есть наука жизни.

Чтобы точнѣе опредѣлить самую науку, опредѣлит[ь] надо стремленіе, которое дает на[мъ] понятіе о ней. —

Стремленіе, которое находится во всемъ существующемъ и въ человѣкѣ, есть сознаніе жизни и стремленіе къ сохраненію и усиленію ея. —

Подъ усиленіемъ жизни я понимаю стремленіе человѣк[а] имѣть больше впечатлѣній или что называемъ счастіемъ, благосостояніемъ. – Чтобы удовлетворить этому стремленію къ счастію человѣкъ не долженъ стараться искать счастіе въ внѣшнемъ мірѣ, т. е. искать его въ случайныхъ пріятныхъ впечатлѣніяхъ внѣшняго міра, но въ образованіи себя, такъ чтобы всякое впечатлѣніе действовало на меня такъ, какъ я хочу. – Въ противномъ случаѣ человѣкъ будетъ похожъ на безумнаго, который хочетъ надвинуть на себя домъ, вмѣст[о] того [чтобы] взойти въ него. – И такъ цѣль филоссофіи есть показать, какимъ образомъ человѣкъ долженъ образовать себя – Но человѣкъ не одинъ; онъ живетъ въ обществѣ, слѣдователь[но] филоссофія должна опредѣлить отношенія человѣка къ другимъ людямъ. – Ежели бы каждый стремился къ своему благу, ища его внѣ себя, интересы частныхъ лицъ могли бы встрѣчаться и отсюда безпорядокъ. Но ежели каждый человѣкъ будетъ стремиться къ своему собственному усовершенствованiю, то порядокъ никакъ не можетъ нарушаться, ибо всякой будетъ дѣлать для другаго то, что онъ желаетъ, чтобы другой дѣлалъ для него. —

Для познанія филоссофіи, т. е. знанія, какимъ образомъ направлять естественное стремленіе къ благосостоянію, вложенное въ каждаго человека, надобно образовать и постигнуть ту способность, которой человѣкъ можетъ ограничивать стремленіе естественное, т. е. волю, потомъ всѣ способности человека къ достиженію блага. – (Психологія.)

Метода же для познанія спекулативной филоссофіи состоитъ въ изученіи психологіи и законовъ природы, въ развитіи умственныхъ способностей (Математ. ), въ упражненіяхъ для легкости выраженія мыслей, имянно [?] въ опредѣленіяхъ. —

Метода же къ изученію практической филоссофіи состоитъ въ анализѣ всѣхъ вопросовъ, встрѣчающихся въ частной жизни, въ точномъ исполненiи: правилъ морали, въ послѣдованіи законовъ природы. —

b) Опредѣленіе опредѣленія.

Опредѣленіе понятія есть: замѣненіе опредѣленнаго понятія простейшими понятіями, изъ которыхъ оно состоитъ. Дѣйствіе это называется анализомъ. – Посредствомъ анализа какого бы то ни было понятія можно дойти отъ самаго сложнаго до самаго отвлеченнаго, т. е. до такого, которое опредѣлено быть не можетъ. – Этаго рода понятіе называется сознаніемъ. Что же есть сознаніе? сознаніе есть понятіе самого себя – другими словами – я.

с) О разсужденіяхъ касательно будущей жизни.

Все, что существуетъ, не можетъ перестать существовать безъ достаточной для этаго причины и все, что не существовало, не можетъ начать сущест[вовать] безъ причины. Душа существуетъ, слѣдовательно перестать существ[овать] она не можетъ безъ причины, но что же составляетъ существо души?

Сознаніе Я… – Что есть сознаніе? Представленіе Я существующимъ въ различныхъ степеняхъ деятельности или движе[нія].

Какая же способность представляетъ Я сущ[ествующимъ] въ разл[ичныхъ] степ[еняхъ] движ[енія]? Память. Мы видимъ, что память зависитъ совершенно отъ тѣла, такъ что поврежденіе въ одной части человѣка уничтожаетъ эту способность, слѣдовательно смерть должна совершенно ее уничтожить. И такъ [остается] только одно сознаніе я, [съ] которымъ является человѣкъ на этотъ [свѣтъ]. Что же касается до Гипотезъ на счетъ ближайшего опредѣ[ленія] будущей жизни, эти гипотезы всегда останутся бредомъ. —

d) Метода.

Цѣль филоссофіи говоритъ, что единственное стремленіе человека должно быть къ образованію самаго себя. – Для того же чтобы образовать себя, нужно во первыхъ знать, что есть я, – и какое образованіе настоящее, для этого нужно имѣть методу, имянно: 1) тѣлесныя потребности всѣ подчинять волѣ, 2) способность воспроизведенія подчинять волѣ и развивать по слѣдующимъ правиламъ: помнить всякую мысль, которую находишь хорошею цѣлую недѣлю и потомъ записывать ее, и каждый вечеръ всѣ мысл[и] повторять. – Упражненія: изучать Математику. – 3) разсудокъ или способность заключенія подчинять волѣ и развивать послѣдующимъ правиламъ. 1) Опредѣлять всякое понятіе, т. е. на мѣсто одного тѣснаго понятія вставлять два обширнѣйшихъ и означающихъ тоже, потомъ опредѣлять эти оба понятія, наконецъ доходить до понятій такихъ, которыя не могутъ имѣть опредѣленій, но который мы сознаемъ, потому что они суть не что иное, какъ необходим[ые] признаки самаго я. – 2) Какимъ образомъ ни пріобрѣтать новыя мысли, всегда слѣдить за ходомъ мыслей и замѣчать, сколько и какіе есть способы мышленія. – Упражненія – Математика и споръ.

При всемъ томъ не выпускать изъ виду истинной цѣли филоссофіи и заниматься познаніемъ только тѣхъ истинъ, которыя для этой цѣли необходимы, не пропуская ни одной мысли, въ истинѣ кот[орой] убѣжденъ, такъ что можешь передать ее словами. 4) способность воли; развитіе будетъ состоять въ привычкѣ властвов[ать] надо всѣми способностями и въ дѣятельно[сти]. —

Подъ понятіемъ методы филоссофіи вообще должно подразумѣвать тоже и способъ выраженія мыслей. Правила для этаго будутъ слѣдующія. 1) до тѣхъ поръ не писать на бумагу предложенія, пока не найдешь его вполнѣ въ самомъ себѣ въ отношеніи предыдущаго и послѣдующаго.

Упражненія: опредѣленія и стихи.

е)

Найдя двѣ основныя части или начала въ чемъ нибудь, я заключаю, что во всемъ есть два основныя начала, которыя я понимаю потому, что они совершенно противоположны, но ежели бы они соединились, то слѣдствіемъ былъ бы ноль. Понятіе отрицанія же происходитъ отъ того, что каждое из этихъ началъ безконечно различно дѣйствуетъ, – т. е. имѣетъ безконеч[ное] колич[ество] степеней, слѣдоват[ельно] я могу представить безкон[ечно] малую степень движенія, которое и есть отрицаніе; въ сущности же безконечно малое движеніе обѣихъ началъ можетъ быть только въ соединеніи (неограниченная недѣятельн[ость]).

–

Не найдя еще раціонально истин[ы], мы можемъ ее предчувствовать, поэтому я и хочу опредѣлить правила жизни. – Они раздѣлены могутъ быть на двѣ части: на тѣлесныя и умствен[ныя], двигателемъ же обоихъ есть воля. – 1) ѣсть, пить, спать,¹⁶¹ – только что надобно не выпускать изъ виду цѣли при всякомъ дѣяніи, не отклоняться отъ правилъ общепринятыхъ, избѣгая случая дѣлать зло. —

–