Лина Соле
Открытки падали с неба
– Ну, уж нет! В кино я хожу исключительно одна. Не хочу пропустить важный диалог за… – она обиженно выпустила воздух из носа, – мало ли за чем, какая разница. Не нарушай моих правил.
И на этих словах Инна прыснула и залилась смехом, а я вместе с ней.
В целом разговор шел легко и свободно, мы много смеялись, и я, наконец, расслабился. Еда была вкусной, а мятно-клубничный чай казался невероятным: таким освежающим и бесконечно ароматным. Я редко пил фруктовые чаи, считая их слишком приторными, но сегодня он подходил к случаю идеально. И, делая последний глоток, я уже знал, что этот вкус всегда будет ассоциироваться с Инной.
Я тоже рассказывал о своей работе, об учебе в Политехе, о футболе, на который совсем не осталось времени. Немного рассказал о детстве в Павлово и о том, как нелегко было переезжать от семьи и друзей в Нижний Новгород.
Ужин подходил к концу, я расплатился и предложил немного прогуляться до Верхневолжской набережной. Инна радостно согласилась. Мы шагнули из кофейни в чудесный теплый летний вечер и направились в сторону реки. Дорога сначала шла под уклон, а потом резко уходила вверх. Когда мы поднимались по ступеням, Инна, коснувшись моего локтя, попросила ненадолго остановиться.
– Ты устала? – предположил я озадаченно.
– Ногу натерла, – она приспустила красивую белоснежную туфельку: на пятке краснел пятачок мозоли. И в сердцах сказала, – дурацкие новые туфли.
Я растерялся. «Может предложить понести ее на руках?» – мелькнуло в голове. Но Инна уже открыла сумку и активно начала что-то искать.
– Подержи, пожалуйста, – она вручила мне зеленую папку, из которой вчера достала визитку, а сама продолжила поиски в сумочке. – Вот и решение проблемы.
Она потрясла коробочкой с пластырями. Инна прислонилась к стене дома и быстро опытным движением заклеила мозоль и надела туфлю.
– Чего только не найдешь в женской сумке, – сказала она, подмигнув мне.
– Ну что, разворачиваемся? – предложил я печально. На самом деле, мой план действий четко выстроился, когда мы вышли из кафе: дорога к набережной как раз вела через остановку, на который я впервые увидел Инну. Я решил, что лучшего момента может не случиться, и я расскажу ей полную версию своей истории. И уж если она решит, что я тот еще извращенец, то так тому и быть, даже переубеждать не стану.
– Нет, ты что! Все в порядке, – Инна удивленно развела руками и даже попрыгала, чтобы доказать свои слова.
– Ого, – я не скрывал облегчения, мне не хотелось отходить от намеченного плана, хотя я не придумал, что и как лучше сказать, и уж точно не хотелось, чтобы свидание завершалось. – Тогда пойдем, я тебе кое-что расскажу.
Мы, не спеша, начали движение вверх. Я нервно крутил пряжку ремня: «Раз заикнулся, то начинай». Я набрал побольше воздуха и робко начал рассказ:
– Инна, я тебя и раньше встречал. Только не пугайся, – почему-то мне казалось, что она непременно должна испугаться, хотя Инна просто с любопытством посмотрела на меня. – Шесть лет назад я ехал на футбол, стоял на остановке и увидел тебя. Это было в конце апреля, 24-го.
Я рассказал Инне о том, как мы встретились взглядами в маршрутке, как я вышел и понял, какую глупость совершил, как попытался ее найти, возвращаясь на остановку снова и снова. События и чувства тех дней ярко вспыхивали в моей памяти, я увлеченно делился ими с Инной, не боясь возможного осуждения или насмешки. Весь рассказ Инна внимательно слушала, не перебивая, и только по ее округлившимся глазам я понимал, что эта история действительно производит на нее впечатление. Мы подходили к той самой остановке: накренившийся после аварии остановочный павильон демонтировали, поэтому о том, что здесь была остановка, напоминал только дорожный знак.
Я остановился, Инна встала рядом, пораженная и молчаливая. Она казалась совсем юной и даже на высоких каблуках была лишь немного выше моего плеча: маленькая фарфоровая куколка. Мы стояли на месте нашей первой встречи спустя шесть лет. Я почувствовал непреодолимое желание обнять ее и не отпускать: вдруг она снова исчезнет из моей жизни? Я пристально смотрел на нее, пылко завершая свой рассказ и следя за ее реакцией:
– И вот в прошлую пятницу мне в руки попала открытка, а на ней – твое лицо. Но я все так же не знал, как тебя найти, я был подавлен. И вчера мы встретились. Представляешь? Бывают такие случайности? Это скорее какая-то магия или несказанная удача! – на этих словах я взял ее за руки и замолчал.
От прикосновения к ее коже вверх по руке молнией пробежал электрический ток. Я был так взволнован и в то же время бесконечно счастлив. Заряд распространялся теплом по телу, я решил: «Если я не сделаю это сейчас – то не сделаю уже никогда».
И неудержимо поцеловал ее.
Я проваливался, падал в бездну космоса. Казалось, я сжался до размеров атома, пустота вокруг была невообразимо огромной. Но я был не одинок. Я чувствовал нежные губы на своих губах и холодные пальцы на шее. Мы вместе летели в безмерном пространстве. Я прижимал ее крепче, я видел звезды, я видел взрывы сверхновых и рождение галактик. Наш поцелуй был божественным провидением, началом нового безграничного мира и завершением прошлой пустой жизни. Я ощущал себя альфой и омегой, я растворялся во Вселенной и одновременно наполнял собой каждую частицу пространства. Я чувствовал в себе вечность.
Я коснулся лица Инны, пальцы вдруг стали мокрыми. Я испуганно открыл глаза и посмотрел на прекрасное лицо. По щекам Инны из закрытых глаз текли слезы. Я хотел снова прижаться к ней губами, вернуть прерванное блаженство, но она оттолкнула меня рукой и открыла глаза: на меня смотрело холодное апрельское небо – чистое, голубое, пролившееся первым дождем. Несколько секунд Инна пыталась совладать с собой, держа руку на моей груди. Я не мог знать, какие чувства обуревают ее душу в этот миг. И вдруг она отчаянно произнесла:
– Не смей влюбляться в меня.
Я окаменел. Мои руки безвольно упали вдоль тела, я ничего не понимал, не хотел верить.
– Что? – сдавленно выдохнул я.
Инна сделала шаг назад и покачала головой, словно хотела, чтобы я исчез, как появившийся из ниоткуда призрак. На ее лице блестели мокрые дорожки от слез. Я хотел закричать, но не мог. Уже более спокойно, но твердо Инна повторила:
– Не смей влюбляться в меня, Даня.
Она развернулась и быстрым шагом стала удаляться от меня, не оборачиваясь. Я бы мог побежать за ней, догнать, остановить, обнять, сделать что угодно, но я ощущал полную опустошенность. Во мне не было душевных и физических сил, чтобы сделать шаг, я лишь смотрел вслед своей уходящей мечте.
Так я простоял долго, наверное, слишком долго. Инна давно пропала из виду, тихие сумерки ложились на город. Я медленно развернулся и пошел в сторону набережной, мыслей не было никаких. Я лишь хотел впустить в себя немного ветра, чтобы хоть чем-то наполниться изнутри. Я сел на скамейку и опустил голову на руки.
– Даня! – донесся крик сзади. Я вскочил и резко повернулся в мимолетной надежде: увы, ко мне бежала Маша.
Она со всех ног прыгнула на меня, целуя в щеки, губы, нос, лоб.
– Ох, я дождалась тебя! Привет! – она сияла. – Я ждала тебя около твоего дома, но уже отчаялась и решила пройтись по набережной, и тут ты! Как же я рада!
Она крепко прижалась ко мне и уткнулась в шею. Я осознал, что еще не сказал ни слова, а Маша уже продолжала щебетать, отстранившись и негодующе на меня посмотрев:
– Ты чего трубку не берешь? Я тебе весь вечер звоню. Папа с мамой в шесть сорок ушли из дома, я ждала-ждала, звонила, писала тебе. В общем, собралась и приехала сюда к восьми. Вот уже полтора часа жду на подъезде, даже пару раз к квартире поднималась, когда соседи заходили, – она грустно вздохнула. – Скоро уже надо домой ехать, родители часам к десяти вернутся. Может, зайдем минут на десять к тебе?
– Маш, я… – я бросил фразу, я понятия не имел, что надо было сказать. Я вообще не хотел никого видеть, и сейчас я был совсем не рад Маше. Я не знал, буду ли я когда-то рад видеть ее снова. – Я очень устал, прости.
Маша сникла, она явно не ожидала такой реакции от меня.
– Блин, ты меня прости, Дань. Не надо было приезжать, я что-то совсем не подумала, – она примирительно приобняла меня. – На работе совсем завал?
Я кивнул. Я хотел поскорее уйти домой без лишних объяснений и остаться наедине с собой. Маша словно поняла мое желание:
– Ладно, Дань, иди домой, отдыхай. Я тоже поеду, чтобы не нарываться.
Мы молча пошли в сторону моего дома. Я проводил Машу до машины, она обняла меня на прощание и села в свою черную «Шкоду». Мотор завелся, Маша опустила стекло и сказала:
– Я люблю тебя, – печальные глаза готовы были расплакаться.
– Я тоже, – произнес я еле слышно. Мне стало неприятно: вторая девушка за сегодня плачет из-за меня. «Шкода» сдала назад и выехала из внутреннего двора. Я поднялся домой.
Я прошел на кухню, порылся в ящике и нашел снотворное, которое пил пару лет назад во времена жутких бессонниц после расставания с Леной. Я привычно достал две таблетки, запил водой из-под крана, завел будильник на 8 утра с мыслями «Плевать, приду завтра к 9 или позже» и лег спать, не раздеваясь и не принимая душ.
Мне приснился странный сон. Я стоял на поляне возле леса – место из моего детства в Павлово. На краю опушки дядя Слава, отец дворового друга Мишки, соорудил простой детский городок: цепные качели, подвешенные на турник, горка из обычной доски, металлическая лестница. Я стоял поодаль, а на качелях сидела Инна и махала мне рукой. Я пошел в ее сторону, чувствуя себя спокойным и умиротворенным. Подойдя, я присел рядом с ней на траву. В детстве это место было голым пятачком – дети вытаптывали землю до песка, все-таки самое любимое место сельской детворы. А сейчас – высокая некошеная трава, одуванчики желтеют под горкой. Инна босыми ногами касалась свежей зелени, на которой блестела роса.
– Расскажи мне о детстве, Дань? Где мы?
Я огляделся. Тропинка в поселок давным-давно заросла, лес стал выше и гуще: сейчас бы я не пошел в эту чащобу один, как раньше.
– Я любил это место. Мы все лето проводили здесь, играя в догонялки и прятки. Я даже впервые здесь попробовал покурить вместе со всеми друзьями, чтобы казаться круче. А потом моя и Мишкина мамы лупили нас за запах сигарет от рук и одежды. Я ведь больше не курил, до самого ВУЗа, хотя некоторые ребята продолжали, – я глубоко вдохнул запах летнего луга. – Здесь так хорошо, но многое изменилось.
– Ты тоже уже не тот мальчик из мастерской дяди Славы, – сказала Инна.
– Да, – задумчиво протянул я, не задавая вопросов, откуда она знает про мастерскую и дядю Славу. Все казалось логичным. Я продолжал рассказ. – Здорово было чинить что-то, мастерить. Мой папа никогда не занимал меня так, как дядя Слава. Папа рано утром уходил на завод и поздно возвращался. А дядю Славу, когда его уволили, всегда можно было найти в гараже и посидеть с ним, разобрать старую стиральную машинку, которою ему принесли на ремонт. А он потом терпеливо собирал все детали, которые мы с ребятами раскидали по полу. Даже не кричал на нас, наоборот, рассказывал, что как называется, «это – вал, а это – шунт». Я и конструктором-то решил стать, когда, ничего не понимая, смотрел на схемы дяди Славы. А с годами уже начал немного помогать ему, Мишка так вообще в подмастерья заделался к отцу на весь учебный год, а я приходил летом каждый день и после учебы иногда забегал.
Я посмотрел на детский городок: все было ржавым и заброшенным, доска горки снизу совсем рассохлась от постоянной влаги, на лестнице отвалилась нижняя ступенька. В детстве мы помогали дяде Славе чинить и красить городок.
– Покачай меня, – попросила Инна. Я встал и толкнул качели, они издали протяжный скрип, звук разнесся по округе и утонул в лесу. – Мне тоже здесь нравится. Свозишь меня сюда как-нибудь?
– Обязательно, – я улыбнулся Инне.
Зазвонил будильник, я проснулся в слезах.
Глава 8. Пустота
Следующие дни тянулись бесконечно и вязко, словно в густом тумане несмотря на то, что на работе я старался не отвлекаться на личные переживания, бросив все силы на начавшийся проект: пришло подтверждение о выигранном тендере.
С утра в среду я написал Инне сообщение, попросив прощения за то, что поцеловал ее. За что еще я должен был извиняться, я не понимал: свидание прошло отлично, хотя, не исключено, что мне это только казалось. Следом, не дожидаясь ответа от Инны, я написал Маше:
«Маша, доброе утро. Прости меня за вчера. Я не знаю, как долго на работе будет так напряженно. Понимаю, что тебе нужна сейчас моя поддержка, но я и сам не в лучшей моральной форме. Готовься спокойно к экзамену, и я буду постепенно решать свои вопросы. Я с тобой, люблю тебя».
Сообщение было насквозь фальшивым: от придуманных проблем на работе до последних слов. Я лишь хотел оттянуть решение проблем до… Я не знал до чего, хотя бы до ответа Инны. Самое худшее, что можно было сделать Маше сейчас – рассказать ей правду, сорвав ее подготовку к экзамену. Тем не менее в голове постоянно вертелись мысли о прекращении наших отношений. Маша ответила, что все понимает, и «даже к лучшему немного отвлечься друг от друга, полностью погрузиться в дела».
Инна не ответила.
На работе навалилось множество рутинных дел – отправка запросов технических характеристик, согласование деталей с клиентом, утверждение командировки на производство – отчего дни казались бесконечными. Я часто мысленно возвращался то к свиданию с Инной с неземным и чувственным поцелуем и драматичным расставанием, то ко сну о встрече на опушке леса, то к тому, как и когда лучше сказать Маше, что я ее не люблю. Я каждый раз обрывал поток мыслей, иначе мог надолго погрязнуть в депрессивных переживаниях.
Около двенадцати зашел Лёня и, пристально на меня посмотрев, закрыл за собой дверь.
– Друг, у тебя вид паршивый, – сказал он негромко, словно переживал, что его могут услышать. – Что с тобой? Ты всю неделю сам не свой.
– Да все нормально, – я старался внешне выглядеть спокойным. – Не понимаю, о чем ты.
– У тебя синяки под глазами, как будто ты восстал из мертвых, – Лёня сел напротив меня. – Давай рассказывай, что случилось.
Он откинулся на спинку, готовый слушать. Я совершенно точно не собирался никого посвящать в свои переживания, как бы мне ни хотелось спросить совета у друга. Я молчал, уставившись на Леню. Он побарабанил по столу, выдержав паузу, и сменил тему:
– Ты сегодня в зал идешь?
– Да, – ответил я и вспомнил, что не взял форму. – Черт, спортивку не взял.
– Ничего, заскочим к тебе и сразу в зал, – я по глазам Лёни видел, что он любыми способами собирался выпытать у меня всю информацию. – За Машей тогда тоже заедем по пути.
– Она… э-э, – я замялся.
– Вы расстались? – выпалил Лёня. – Ты поэтому такой?
– Нет, – сказал я менее уверенно, чем нужно было, – просто она сейчас к экзаменам готовится, ее отец не выпускает из дома.
– Ничего себе тип, – Лёня присвистнул. И через секунду добавил шепотом, – значит, ты остался без секса и совсем сник?
Он прищурил глаза, после чего рассмеялся. Я закрыл рукой лицо, даже не желая комментировать его выпад. Без грамма смущения Лёня добавил, поднимаясь из-за стола:
– Собирайся на обед, сегодня в три будет пицца, у Макса день рождения, поэтому выходим раньше.
Он развернулся в дверях и, увидев, что я все также сижу с рукой у лица, постучал по косяку, поторапливая:
– Быстро, быстро, быстро, – и ушел.
Мы с Лёней сдружились с моего первого рабочего дня. Он был программистом, но во время отпуска Макса, айтишника, замещал его. Так и случилось в день моего прихода: Лёня настраивал программы на выданном мне ноутбуке, мы разговорились, выяснив, что оба ходим в один спортзал и обожаем футбол. Таким образом, я быстро влился в компанию – ежедневные выходы на обед, отмечания дней рождения на работе и после – в баре, просмотр матчей по субботам у Лёни, или коллеги Оли, или в спортбарах. Молодой коллектив радовал меня не меньше, чем интересная работа. К слову, в день, когда я познакомился с Машей в спортзале, Лёня был на больничном. После того, когда мы начали встречаться, и я познакомил его с Машей, он постоянно подкалывал меня на тему: «Если бы я был в зале, то Маша точно была бы со мной. Тебе просто фартануло. Чертов грипп!»
Прошел обед, потом – пицца и поздравление Макса, рабочий день завершался. Я хотел было отказаться от похода с Лёней в спортзал, сославшись на плохое самочувствие, но Лёня, веселым ОМОНовцем, вел меня под руку к машине, не умолкая, трезвонил мне о своей новой девушке, с которой познакомился в выходные и стыдил меня:
– Я собирался тебе в понедельник в «Берлоге» рассказать, а ты не пришел. Вчера ты весь на нервах был, сегодня вообще полумертвый, но у меня язык чешется с тобой обсудить. – Он параллельно показывал мне фотки красивой брюнетки в Инстаграмме.
К моему облегчению, ничего сверхординарного в спортзале не произошло: большую часть времени мы с Лёней обсуждали его новую (про себя я подумал: «очередную») пассию. Лёня меня только пару раз спросил, когда я увижусь с Машей и из-за ее ли отсутствия я такой печальный. Я ответил утвердительно, еще не время было рассказывать Лене об Инне, хотя он точно бы дал дельный совет. Несмотря на свою напускную распущенность, Лёня был весьма мудрым в вопросах отношений, но что именно сказывалось – его личный богатый опыт или врожденное чутье – я не определил бы.
Вечером пришло сообщение от Маши, она рассказывала, чем занималась днем, писала, что скучает и желала спокойной ночи с припиской «если вдруг заработаешься допоздна и не увидишь сообщения». Перед сном я ответил ей, стараясь писать лаконично и правдиво.
Инна молчала. Я набрал ее номер, но она не ответила.
Утром в четверг я снова попытал счастье и написал Инне:
«Инна, доброе утро. Прошу, не злись на меня. Я поторопился, поцеловав тебя, считай меня идиотом. Но место нашей первой встречи и то, как ты на меня смотрела, не дали поступить иначе. Я прошу прощения еще раз».
Я отправил сообщение и внутренне закричал на себя: «Ну, уж нет, я ни о чем не жалею! Не будь трусом». И написал следом второе сообщение Инне:
«Но если бы ты спросила, что бы я изменил позавчера, то я бы ответил – ничего. Я был счастлив! Ты даже не представляешь, что я чувствовал, целуя тебя. Я готов на все, лишь бы снова тебя увидеть и поцеловать».
Я нажал кнопку «отправить» и меня затрясло: я никогда еще не был таким настойчивым. Я решил, что вечером позвоню ей снова, а если не дозвонюсь, отпрошусь с работы и зайду к ней в офис в пятницу перед футболом.
Четверг на работе прошел еще более монотонно, чем среда. Вечером я отправился в бассейн, обычно мы ходили туда с Машей, после чего Маша шла на стрейчинг, а я – на ринг с Лёней. Лёня не ходил с нами в бассейн – терпеть не мог воду: как-то он рассказал нам случай из детства, когда чуть не утонул. Сегодня же я плавал в гордом одиночестве, погруженный в свои мысли: я думал об Инне и о том, что она стала значить для меня. Случайное напоминание – клочок бумаги, открытка с ее лицом – запустило какой-то неведомый мне механизм: внутри и вокруг меня начались изменения. Мне казалось, что все, что происходило после – мои сны с Инной, мистические совпадения, нечаянная встреча – происки таинственной силы, которая берегла меня и вела к Инне. И вот мы встретились спустя шесть лет, и магия, которую я ощущал рядом с ней, была такой сильной, что один поцелуй перечеркнул мою прежнюю жизнь: я не хотел идти дальше без Инны.
Одеваясь после душа, я взглянул на телефон: новых сообщений нет, один пропущенный звонок. Я быстро открыл меню, внутри меня все трепетало «Неужели?!». Пропущенный вызов был от мамы. Я разочарованно отложил телефон и медленно оделся. Выйдя в знойные летние сумерки и направившись в сторону дома, я набрал маме.
– Сынок, привет. Я тебя не хотела днем отвлекать, – в ее голосе чувствовалось что-то странное, словно ей тяжело было говорить.
– Мама, что случилось? – я испугался не на шутку: вдруг что-то случилось с папой.
– Сынок, ты помнишь Славу Калинкина? Дядю Славу, Мишиного папу, – продолжила мама.
– Да, мам, конечно, – я сглотнул, вспомнив про сон на поляне. Я остановился и стал внимательно слушать.
– Данечка, он умер вчера в ночь. Нина мне сегодня позвонила и сказала. Горе-то какое, – мама отвернулась от трубки, я слышал, что она плачет. И, собравшись, добавила. – Нина говорит, что у Миши твоего номера нет, попросила тебе передать, что похороны в субботу будут.
Я слышал по голосу, как мама опечалена. Они со школы были лучшими подругами с тетей Ниной – женой дяди Славы. Поэтому мы с Мишкой были в детстве не разлей вода – с пеленок бывали в гостях друг у друга. Потом появилась мастерская у дяди Славы, что еще больше сблизило нас. После моего переезда наша дружба прожила примерно три года, угасая с каждым днем, так пути разошлись: Мишка женился, устроился на завод после техникума, у них с Юлей родились близнецы-карапузы, а через год еще дочка. А я остался в Нижнем – без друга детства, так и не женившись.
– Мам, я приеду, конечно. Ты мне можешь Мишкин номер скинуть, я ему позвоню.
– Я у Нины спрошу и тебе напишу в СМС. Приезжай, Данечка. Целуем тебя с папой. Пока.
Я медленно пошел домой, зайдя по пути в магазин – продуктов дома почти не было. Я бездумно бросал в корзину сыр, молоко, помидоры, хлеб, а сам думал: «Как же несправедливо, дядя Слава всегда был таким дружелюбным, добрым. Он был почти моим вторым отцом». Мне стало невыносимо грустно и тоскливо. Мысль о последнем сне касалась моего сознания, но я был слишком напуган ею, поэтому пока старался отгонять ее изо всех сил. Стоя на кассе, пришло СМС с номером Мишки, я прошел на набережную, кинул сумку под ноги и набрал ему. Голос Миши был достаточно спокоен:
– Привет, Дань. Да, да, папа вчера умер. Он долго болел, только мы никому не говорили. Поэтому все прошло тихо, и семья была готова.
– Ох, Миш, мне так жаль. Не знаю, как к такому можно быть готовым, но это хорошо, что ты держишься. Во сколько будут похороны? Может мне пораньше приехать, помочь. Или давай я на завтра отпрошусь, приеду?
– Дань, да не волнуйся, тут много уже помощников. Похороны в 10. Если в субботу пораньше подойдешь к нам – хорошо, с выносом поможешь. А завтра не надо, спасибо тебе.
Я хотел спросить, как его семья, как тетя Нина и сестры, но решил, что лучше узнаю при встрече: пожалуй, у Мишки и так полно было дел помимо моих расспросов. Я только аккуратно узнал, чем болел дядя Слава. Миша ответил:
– У него был рак желудка, но врачи сказали, что уже поздно проводить химиотерапию или операцию. Они с мамой даже в Нижний ездили, чтобы проконсультироваться, мама руки до последнего не опускала. Но там тоже сказали, что только обезболивающие давать, лечение уже не поможет.
Я тяжело вздохнул, еще раз сказал, как сильно соболезную, и распрощался.
Дома я наскоро приготовил салат и съел его, даже не заметив вкуса. Маша прислала сообщение и спросила, не будет ли у меня времени и желания созвониться по видеосвязи ненадолго. Время было, но не было желания. Я ответил, что очень устал и уже лежу в кровати, почти сплю. Спать мне, конечно, не хотелось. Мы пожелали друг другу спокойной ночи, и я принялся детально вспоминать сон.
Жаль, что вчера и сегодня я старательно отгонял от себя мысли и воспоминания о сне: весь разговор с Инной, сидящей на качелях, почти стерся из памяти. Но главное осталось – мы говорили о дяде Славе, я что-то рассказывал о детстве. Я хорошо помнил последнюю фразу: «Свозишь меня сюда как-нибудь?» По мере того, как я пытался вспомнить детали, мне становилось все более жутко. Если первый сон с Инной можно было списать на совпадение, в конечном счете мне же не снился автобус, врезающийся в остановку, и то, что Инна меня спасла от аварии – лишь моя вольная интерпретация. То вчерашний сон казался чистейшей мистикой: я не вспоминал о поляне с детской площадкой долгие годы, возможно, ни разу с момента переезда; и мы говорили ни о ком-то из детства, ни о Мишке и других дворовых друзьях, ни о тете Нине, а именно о дяде Славе.
Я чувствовал, как нарастает паника, я знал это ощущение: дыхание сбилось и участилось, мне резко стало не хватать воздуха, руки поледенели. Мне было страшно, поистине страшно. Страшно, в первую очередь, за свое психическое здоровье, и наконец, за физическое. Я чувствовал, как в голове сильно пульсировала кровь, я не мог совладать с собой. Дрожащей рукой я налил воды и выпил и стал искать таблетки успокоительного. Конечно, я понимал, что, скорее всего, разговор о детстве в Павлово на свидании с Инной повлиял на события сна, но организм уже запустил спусковой крючок панической атаки. Таблетки я так и не нашел, просто лег на диван, укутавшись в одеяло. Спустя минут десять паника стала отступать, и я незаметно провалился в сон на час.
Я открыл глаза, на часах было 22.38. Мне хотелось написать Инне, хотелось поделиться с ней своей болью, чтобы она молчаливо разделила ее. Больше никому сказать об этом я не мог.
«Инна, привет. Я вечером узнал, что умер отец моего друга детства, дядя Слава. Он был мне словно вторым отцом. А еще ты мне снилась. Я очень хочу тебя увидеть».
Я прождал ответа полтора часа и в полночь заснул, одинокий, как никогда раньше. Всю ночь за окном была гроза.