Лина Соле
Открытки падали с неба
Мама позвонила папе и сказала, что останется помочь тете Нине перемыть посуду и будет дома через час. Папа собрал нам немного еды, хотя мы убеждали его, что заедем в магазин и купим сами; я отнес в багажник все необходимое, прихватив даже свой старый самодельный мангал с балкона. Мы с Инной переоделись в шорты и футболки, распрощались с папой до завтра и поехали. Я был взволнован: день был таким разным с самого утра – нежное утро после невероятной ночи с Инной, полное отчаяния эмоциональное признание, печальные похороны дяди Славы, трогательные откровения папы о моем детстве. Что еще готовил нам день? Я лишь надеялся, что это будут положительные переживания.
– Инна, притормози, пожалуйста, здесь, – Инна послушно свернула на обочину. Я вышел из машины; когда я увидел родные места, меня окутала ностальгия. – Давай пройдемся?
Мы пошли через пролесок к дальней поляне у стены непроходимого леса. Чем ближе мы подходили к площадке, тем сильнее билось мое сердце: вот оно, место моего счастливого детства и недавнего таинственного сна. Я смотрел на поржавевшие без ремонта и использования турники, разбитую горку и качели, а в памяти всплывали давно забытые образы. Вот мы с Мишкой и Женьком носимся в догонялки вокруг площадки; вот я, досчитав до пятидесяти, иду искать ребят, спрятавшихся в чаще; вот мы с Викой стоим, прижавшись к металлической стойке, и целуемся. Дыхание перехватило, я не верил, что снова оказался здесь. За своими мыслями я не заметил, что Инна отстала от меня. Обернувшись, я увидел, что она остановилась и испуганно смотрела вперед.
– Эй, ты чего? – спросил я, возвращаясь к Инне. Она молчала, лишь осматриваясь вокруг. – Инна, идем дальше?
– Это тот городок, построенный дядей Славой, да? – Инна кивнула в сторону площадки.
– Ну да, – я смутился, – хотел тебе показать его, пока мы за город не выехали. Все в порядке?
Инна отрицательно покачала головой, я насторожился, не понимая, что происходит.
– Я здесь бывала раньше, – отрешенно сказала Инна, вспоминая что-то.
– Ты приезжала раньше в Павлово? Ого! – я немного выдохнул и обрадовался.
– Нет, – Инна взглянула на меня все так же испуганно, – я никогда не была в этих краях, даже проездом.
Мы смотрели друг на друга озадаченно, немой вопрос висел в воздухе и требовал скорейшего ответа.
– Мне снилось это место… – Инна задумалась и начала тереть виски. – Нет, не снилось. Я видела его в недавнем припадке. Я сидела вон там, на качелях.
Инна указала рукой на цепочные качели. Я похолодел. Я вмиг вспомнил свой сон, вспомнил, как вчера Инна погрузилась в себя после моего рассказа, вспомнил, что она рассказывала об эпилептических припадках. Куски разбитого зеркала начали соединяться, но отражение все равно было неразборчивым.
– Наверное, тебе померещилось какое-то похожее место? – я молил, только бы ответ был «Да».
– Нет, – Инна нервно кусала губу, – я даже помню, как те качели скрипели.
Она быстро схватила меня за руку и потащила к площадке, я почти бежал за ней.
– Так, – Инна села на качели, – толкни меня?
Я смотрел на нее растерянно. Инна аккуратно проводила руками по ржавым цепочкам и рассматривала их.
– Дань, покачай меня? – попросила Инна еще раз. Меня охватил ужас, точно так же она просила во сне. Я был шокирован и не на шутку напуган, но все же толкнул качели. Они издали протяжный скрип. Дрожь побежала по телу: я уже слышал этот скрип.
Инна упала лицом на руки и повторяла: «Ничего не понимаю». Я сел на землю к ее ногам и уткнулся ей в колени. Инна посмотрела на меня.
– Мне это снилось, – тихо прошептал я.
Мы добрались до места, почти не разговаривая. Я только говорил Инне, где нужно повернуть и где остановиться. Я взял все вещи и продукты из машины, Инна тоже захватила пакет с овощами и ведерко с замаринованным шашлыком. Мы поднимались от дороги к высокому берегу Оки. «Тебе здесь нравится?» – только спросил я, когда мы дошли до откоса. «Угу» – бросила Инна и прошла к самому обрыву и села там.
Я в одиночестве разбил палатку, пытаясь вспомнить, куда же вставляются многочисленные прутья, разложил мангал и разжег огонь. Пока прогорали угли, я смотрел на прекрасную природу: излучина реки, то тут, то там пересекаемая тонкими лесистыми полосками, вся сияла в солнечных предзакатных лучах. Инна сидела неподвижно, такая маленькая в сравнении с масштабом окружающего пространства: Ока извилистой лентой тянулась слева направо, а горизонт уходил вдаль бесконечными зелеными лугами. Я подошел и встал рядом. Инна положила голову на согнутые колени, обхватив их руками, и даже не подняла на меня взгляд. Я сел рядом с ней и заговорил, кто-то должен был начать.
– Если я расскажу тебе другие сны с тобой… – я остановился. Я хотел спросить: «ты напугаешься?», хотя в этом не было смысла – с чего я взял, что все мои сны она видела во время припадков.
– То что? – Инна повернула голову, все также лежащую на коленях.
– Не знаю, – я, правда, не знал, я был растерян. По дороге от детской площадки я перебирал в уме возможные причины мистики. «Какая мистика? Что за бред? Ну, видела она похожую площадку, скрипели качели – где качели вообще не скрипят?» – рассуждала рациональная моя часть. «Надо срочно рассказать ей другие сны, это не может быть совпадением», – в то же время препиралось сознание само с собой.
– Хорошо, – Инна скрестила ноги по-турецки и выпрямилась. – Что тебе снилось еще?
Я развел руками и уставился вдаль, начиная вспоминать подробности мистических снов.
– Первый сон – ты стояла у меня дома напротив дивана и не давала встать с постели, – я прикинул, стоит ли ей рассказывать про аварию, и решил полностью открыть историю. – В тот день я проспал, а проснувшись, увидел страшную аварию с жертвами. Я тоже должен был ехать на… стоять на остановке, куда врезался автобус. Но я проспал. И остался жив.
– Так, – Инна беспристрастно слушала, не комментируя первый сон, – что еще?
– В другой раз мне снился наш секс, хотя мы еще не были знакомы. Точнее, я тебя помнил, но не знал, – я замолчал, чувствуя смущение и тревогу.
– Угу, – кивнула головой Инна. – Дальше?
Она была напряжена. Я каким-то образом ощущал, как она пытается свести в уме невидимые мне линии воедино, озадаченно слушая и не давая выплеснуться эмоциям наружу.
– И третий раз ты мне приснилась на качелях. После чего я узнал, что дядя Слава умер и… – я не хотел продолжать, но Инна нетерпеливо посмотрела на меня, – и ты в этом сне просила отвезти тебя сюда. Это все.
Инна покачала головой и снова приняла первоначальную позу, смотря куда-то за горизонт. Видела ли она в прекрасной дали какие-то ответы на незаданные вопросы – оставалось загадкой. Я оглянулся на мангал – огня не было, можно было ставить шашлык.
– Пойдем, пожарим мясо? – предложил я с надеждой.
– Я тут еще посижу, ладно? – ответила Инна, не отрываясь от мифической точки за горизонтом.
Пока я жарил мясо, река покрылась дымкой, а небо вспыхнуло красным заревом. Неожиданно Инна встала и подошла ко мне со словами:
– Мне нужно домой.
– Что? – я не был готов услышать ничего подобного.
– Мне нужно домой, – бескомпромиссно повторила она без лишних объяснений и пошла к вещам, чтобы все собрать. Я подбежал к ней и обхватил сзади.
– Стоп, стоп, стоп! – громко сказал я и уже тише. – Ты никуда не уедешь. Нам нужно с тобой обсудить все. Я рассказал тебе свои сны, тогда расскажи мне, что ты видела.
Инна повернулась, я увидел, как она измучена.
– Я очень устала, я хочу домой, – проговорила бессильно Инна.
Я прижал ее к себе. Я хотел бы разобраться во всем, решить все проблемы, которые разделили нас в этот вечер. Но я и сам не понимал, что происходит, но для начала логичным казалось выслушать все точки зрения. Я наклонился к пакетам и достал два больших шерстяных пледа.
– Пойдем в палатку, – я сказал это нежно, но достаточно твердо, чтобы не получить отказ. – Отдохнем немного, поедим мясо.
Инна тяжело вздохнула, устало побрела к палатке и забралась внутрь. Я отложил немного мяса в глубокую одноразовую тарелку, остальное убрал в герметичный контейнер и неглубоко закопал под землю – импровизированный походный холодильник. После чего направился к Инне. Мы молча поели, предварительно закутавшись в пледы.
– Очень вкусно, спасибо, – Инна немного ожила. – Мне нравится здесь.
Из палатки открывался вид на реку и луга. Я обнял Инну за плечи и сказал:
– Что бы ты ни думала, за что бы ни переживала, я буду рядом. Не бойся ничего.
– Дань, – Инна коснулась моей руки, пальцы были холодные и побелевшие, она секунду помолчала и начала говорить, – мне страшно. Я плохо помню то, что видела во время приступов, но я кое-что вспоминаю. Я видела, как автобус несется на большой скорости в остановку, только не знаю, чем все кончается – врезался он или затормозил. Я видела, кого-то очень похожего на тебя, я будто ласкала его или тебя, но не знаю, был ли дальше секс. Мы не были знакомы, я тебя даже не помнила, поэтому и не сравнивала того парня и тебя. И качели тоже видела. Я не сомневаюсь ни на миг, что это были они, это же уникальная площадка, не типовая, как во всех дворах в городе…
Инна вопрошающе посмотрела на меня, словно я мог дать ей успокаивающий ответ. Ответа у меня не было, я лишь тихо смотрел в ее чудесные печальные синие глаза.
– Я спросил у друга на этой неделе, бывало ли в его жизни наваждение, словно что-то ведет к невидимой цели, – Инна склонила голову набок в ожидании продолжения. – Уже тогда я знал, что что-то привело меня к тебе. Не просто так ты снова появилась в моей жизни, сначала на открытке, потом вживую на перекрестке. В конце концов, ты спасла меня в день аварии, или не ты, но что-то, чтобы мы смогли встретиться. Чтобы мы смогли узнать друг друга, полюбить.
Я вдохнул, набирая еще немного воздуха в легкие. Я говорил с пылом, выстраивая логику для себя и для Инны, и продолжил.
– Если честно, мне не очень принципиально – мистика это, совпадение или божественное вмешательство. Мне важен результат – мы вместе, и это самое важное для меня сейчас. Важнее нет ничего во всем мире.
Я замолчал, смотря на Инну. Она все еще держала меня за руку. Я наклонился и поцеловал ее. Слова на этот вечер закончились, остались только действия.
Глава 14. Неожиданности
Я проснулся раньше Инны. Она крепко спала, прижавшись ко мне. Я поцеловал ее рыжие мягкие кудряшки и аккуратно, чтобы не разбудить, достал руку из-под ее головы. Из палатки открывался божественный вид: луга на другом берегу Оки были подернуты утренней туманной дымкой, отчего казались приглушенно малахитовыми, а река сверкала россыпью бриллиантов в солнечных лучах. Если бы мы находились не на высоком берегу, я бы непременно искупался – прохлада воды так и манила.
Я вышел и осмотрелся: угли в мангале давно остыли, вещи так и были сложены аккуратной кучкой вблизи палатки. Я достал из сумки телефон, который со вчерашнего утра был в авиарежиме. На всякий случай я оглянулся на спящую Инну, выключил звук и снял блокировку режима. Посыпались всплывающие окна новых сообщений и не отвеченных звонков. Я пролистал список звонивших: 4 пропущенных от Маши в разное время, два – от Лёни, один – от Мишки с утра и два – от мамы, она звонила вечером, видимо, узнать, как у нас дела и когда мы вернемся. С сообщениями было сложнее, мне даже страшно было открывать их, но выбора не оставалось.
Все сообщения от Маши были примерно одного содержания и сводились в итоге к «какого фига ты так по-свински себя ведешь и бессовестно играешь с моими чувствами?!» Маша, хоть и была все три месяца наших отношений веселой и озорной, но я и раньше замечал за ней капризное и раздражительное поведение. Сейчас я понимал то, что не хотел признавать еще неделю назад: она была довольно избалованной дочерью властного отца, который все контролировал в ее жизни, а она пользовалась этим в свою пользу, выпрашивая у него дорогие подарки: украшения, личный автомобиль, деньги на путешествия заграницу с подругами. Хотя стоило признать, что сейчас она имела полное право злиться и ненавидеть меня за «свинское поведение».
В первом сообщении от Лёни был крик отчаяния: «Друг, Маша меня атакует, целое утро названивает, я не отвечаю. Что ей сказать?» И следом шло безрадостное и краткое: «Чувак, ты в дерьме по уши. Я говорил с Машей».
Я был готов провалиться сквозь землю. Если бы не принудительная изоляция для подготовки к экзамену, я бы в первый день после встречи с Инной поставил точку в наших с Машей отношениях. Отвечать сейчас в духе: «Давай поговорим позже», – было бы для Маши еще более болезненно и непонятно. Я прикидывал разные варианты и вертел телефон в пальцах, когда сверху зеленым загорелось «Маша онлайн». Я уставился на эту надпись. Внизу экрана появилось: «Маша набирает сообщение», не дожидаясь, я нажал на «вызов».
– Привет, Маша, – я старался отойти подальше от палатки, но встал к ней лицом, чтобы увидеть Инну, если она проснется.
– Привет, – сухо и сонно ответила Маша. – Что нового? Ничего не хочешь сказать?
«Что за хренов идиот?! Даже не придумал, как рассказать Маше», – я мысленно презирал себя за то, что поторопился позвонить. Приходилось импровизировать:
– Прости меня, что пропал на неделю, – как бы я ни хотел оттянуть расставание до дня, когда Маша успешно сдаст экзамен, но врать я уже не мог. Пусть это будет не по-мужски – ставить точку по телефону, зато, наконец, честно. – Маша, нам нужно расстаться.
– Объяснишься? – голос сделался жестким, требовательным. Скорее всего, Маша предполагала такое развитие событий, к тому же, непонятно, раскололся ли Лёня. Я внутренне подбодрил себя и без лишних деталей рассказал про Инну: если сдирать пластырь, то резко:
– Маш, я встретил девушку, в которую был в юности влюблен. Мы сблизились с ней…
– Вы уже трахались? – Маша нетерпеливо и зло перебила меня. Я опешил и тут же подумал: «Ну, логично, что в первую очередь может волновать девушку? Если да – все кончено, если нет – у вас еще есть шанс».
– Да, – ответил я на чистоту.
– Сукин сын, ты подлец! – Маша яростно выплевывала в меня ругательства. Мне невольно вспомнился ее отец, как он поливал меня оскорблениями во время первой встречи. «Отец и дочь, чего ты хотел, – я спокойно думал, слова Маши пролетали мимо ушей, не касаясь меня в должной мере, – просто терпи, ей надо выговориться».
– Я тебя ненавижу! Ненавижу, – Маша плакала в трубку.
– Я не хотел расстраивать тебя до экзамена, – зачем-то начал оправдываться я.
– До экзамена? – Машин тон пропитался ядом. – То есть, вы бы трахались еще неделю у меня за спиной? Так получается? Ты бы мне писал «спокойной ночи, я тебя люблю», а сам бы имел свою шлюху?
Последнее слово больно резануло по уху, я отвернулся, как от удара и сжал кулаки, мысленно умоляя себя: «Молчи!» Но в то же время я озверел, я был готов растерзать любого, кто посмеет обидеть Инну. Я глубоко задышал, чтобы вернуть моральное равновесие.
– Молчишь? – продолжала ехидно Маша. – А ты не думаешь, как мне больно? Ты обо мне не подумал? Экзамена собрался ждать и лгать мне? Да к черту экзамен! И тебя к черту, проваливай из моей жизни, козел.
Маша бросила трубку. Я стоял в оцепенении. Конечно, дело было сделано, но так коряво и тошнотворно, что мне самому от себя было противно. Меня и раньше бросали девушки, но после – всегда следовал диалог и спокойное расставание, или не расставание, а «последний шанс отношениям». «Ладно, расслабься. Теперь в жизни будет только правда. И только Инна», – я отгонял подальше противные мысли о разговоре с Машей. Я обернулся и посмотрел на спокойную искрящуюся гладь воды, мечтая, чтобы эта безмятежность передалась и мне. Я прошел вдоль обрыва, скидывая вниз ногой небольшие камешки и ветки. Постепенно я успокоился.
Я достал из пакетов хлеб и сок, помыл и нарезал овощи, откопал «холодильник» с шашлыком. Сложив продукты по тарелкам, я направился в палатку, где еще спала Инна.
– Доброе утро, – я склонился над ней и прошептал, – я принес завтрак.
Инна повернулась ко мне и, сонно потягиваясь, приоткрыла один глаз.
– Сколько сейчас времени? Мы, вообще, за эти выходные выспимся? – сказала она с деланной обидой.
Я улыбнулся ее милой непосредственности и пожал плечами. Вчерашняя ночь снова завершилась под утро. Мы несколько раз занимались любовью под бескрайним небом: звезды сияли над нами и, отражаясь в реке, – под нами. Я знал, что навсегда запомню эту ночь, которая была наполнена безмолвием и красотой Вселенной вокруг нас и чистотой, граничащей с найденной истиной.
Мы с аппетитом позавтракали и отправились прогуляться по окрестностям. Инна не поднимала тему вчерашнего вечера, поэтому мы просто наслаждались природой и легкой беседой. Сидя на высоком берегу под соснами, я рассказывал Инне о первых походах по Павловским холмам, в которые отправлялся с дворовыми друзьями; а после переезда подбивал одногруппников выбираться куда-нибудь на майские праздники или сразу после экзаменов, прежде чем все разъедутся по родным городам и «заграницам».
– А я никогда не ходила в походы, родители не отпускали, – с досадой пожаловалась Инна. – У меня есть друг, Дима, вот он – настоящий маньяк, все горы исходил: Алтай, Кавказ, в Альпы раз пять ездил, где только не был. Когда я на первой работе узнала, что Марина, моя коллега, собирается попробовать трекинг, я ее сразу к Диме отправила. И вот, уже четыре года они вместе колесят по разным маршрутам, а в феврале поженились. Думаю, что даже после рождения детей они закинут их в люльку и поедут очередной «путь Иакова» покорять всей семьей.
Инна мило засмеялась и положила голову мне на плечо. Я снова поймал себя на мысли, как сильно она любит своих друзей. Мы посидели так, любуясь пейзажем, после чего я предложил Инне искупаться, и она, обрадовавшись, согласилась. Мы быстро собрали вещи, немного повозились с укладыванием палатки и поехали ближе к Оке.
Я показал Инне дорогу к крошечному пляжу, окруженному заросшими берегами. Пока мы шли от дороги, где оставили машину, Инна до последнего не верила, что мы выйдем на сносное место для купания, но, когда добрались через непролазные заросли кустарника и высокой колючей травы на круглый пятачок песка с выходом к воде, Инна восхищенно ахнула.
Мы быстро скинули одежду и голышом забежали в воду, которая была еще прохладной и оттого жутко бодрящей. Мы долго купались и плескались на мели, не заходя глубже – течение реки было сильным. Когда мы вышли, я повалил Инну на песок, не в силах сдержать желание. Целуя ее, я восхищенно подмечал детали: капельки воды на ее покрытом мурашками теле, растрепанные волосы и бесконечно счастливые небесные глаза. Мы занялись сексом, даже не расстелив захваченное полотенце, а потом снова пошли в воду. На этот раз мы не дурачились, наоборот, поддались убаюкивающей неге: Инна забралась ко мне на бедра, и мы медленно качались на волнах от проплывающих вдали катеров рыбаков.
Почти до полудня мы загорали на пляже, лишь когда солнце начало нестерпимо припекать, мы оделись и пошли к машине. Я чувствовал, что сильно обгорел, но тем не менее радовался, как подросток, снова переживающий первую влюбленность и изучающий границы еще маленького мира родного Павлово.
Мама встретила нас с приветливой доброй улыбкой. Только проходя мимо нее в прихожей, она с негодованием спросила, почему я не перезвонил.
– Мам, я думал, ты просто хотела спросить, как дела, – недоумевал я.
– Хотела попросить торт зайти купить, чтобы Инне понравился, – мама махнула рукой, – да сама утром уже сбегала. Купила тот, что подороже.
Папа сидел за кухонным столом и, увидев нас, начал тяжело подниматься. Я жестом остановил его, подошел и обнял. Мама усадила нас, а сама стала суетиться с чашками и тарелками, останавливая любые попытки ей помочь.
Беседа за чаем со сметанным тортом, который оказался свежайшим и безумно вкусным, несмотря на переживания мамы, была очень оживленной и интересной. Я делился последними новостями с работы, Инна рассказывала забавные случаи из своей деятельности, а также ветеринарной практики отца. Я наклонился и шепнул маме, что хочу поговорить наедине с папой.
– Инна, хотите посмотреть детские фотоальбомы? – тут же спросила мама.
Я с безмолвным отчаянием смотрел вслед выходящим с кухни маме и Инне. Я терпеть не мог свои детские фотографии – субтильный скромный мальчик всегда в заднем ряду на общих школьных снимках и скучные типовые фото среднестатистической провинциальной семьи. В сравнении с артистичной Инной на ее фотографиях в спальне, мои покажутся ей унылой обыденностью. Я тяжело вздохнул и подсел ближе к папе.
– Инна, кажется, очень хорошая девушка, – начал папа. Он был в отличном настроении, и мне так не хотелось его портить разговорами о болезни и необходимости пойти к врачу.
– Да, она чудесная, – ответил я и с грустью продолжил. – Пап, я хотел поговорить о твоем здоровье.
– Перестань, Данька, – папа горестно отмахнулся, – мне и матери хватает: и дня не проходит, чтобы она меня к врачу не отправляла.
– А ты, как всегда, противишься, – риторически отметил я. – Но ведь, правда, надо съездить, узнать. Остановишься у меня, я тебя на МРТ отведу, анализы найду, где лучше сдать.
– Нет, сын, я три года назад обследовался у нас в городской больнице, достаточно. И денег вымотали, и нервов.
– Пап, но вдруг что не дообследовали? Ведь ухудшения есть. Ты прошлым летом без трости ходил, а теперь, – я указал на простую медицинскую трость рядом с ним. Я не знал, на что давить, папа всегда был непробиваемым в своих решениях. Остался последний аргумент, ком подкатил к горлу. – Дядю Славу вчера похоронили, я за тебя переживаю.
– Данька, ну пусть даже и не нашли у меня чего-то, пусть даже рак, как у Славки, – папа развел руками, – ну и будь он неладен тогда, так и умру, не зная.
– Да что ты говоришь такое?! – я отчаялся и прикрикнул на отца. – Даже если есть один шанс на миллион, что тебе можно помочь, почему бы не воспользоваться им?
Папа с досадой покачал головой, он явно не хотел, чтобы разговор переходил в скандал и, подумав минуту, ответил:
– Ладно, запишусь в нашу городскую. Глаза б мои ее не видели, – но тут же добавил, успокаивая меня. – Ради тебя схожу еще раз.
Я действительно успокоился. Я, конечно, не был уверен, что отец отправится на обследование в ближайшее время, но однажды – точно: его слову можно было доверять. Он и меня так учил с детства: «Если пообещал – всегда выполняй». Я решил еще немного поговорить про вчерашние откровения.
– Пап, я вчера очень удивился, что ты сохранил мои чертежи. И что вообще так много помнишь из детства.
– А как не помнить, сын? – папа грустно улыбнулся. – Я сейчас жалею, что так мало времени с тобой проводил. Работа да работа, а потом ты взял и уехал. Вот и все, время прошло. Ладно, хоть Славка с тобой занимался.
Я был растроган папиным признанием, и мне не хотелось ничего ему отвечать – слова были излишни. В конечном счете, время, и правда, прошло, зачем о нем было вспоминать с сожалением. Поэтому я просто обнял отца и сказал ему на ухо: «Спасибо, пап, за все, я тебя очень люблю». По-моему, я никогда раньше не говорил таких слов отцу, за нежность и заботу в семье отвечала мама: она и приласкает, и пожалеет. Я отстранился и заметил, что у отца блестят слезы на выцветших серых глазах. Я лишь снова обнял родного человека, такого важного для меня теперь.
Через пару часов мы распрощались с родителями и поехали в Нижний. Понимая, что дорога будет долгой из-за пробок на въезд в город, мама предусмотрительно собрала нам еды и несколько бутылок с домашним морсом.
В машине тихо играло радио, грустный блюз середины прошлого века. Инна казалась немного уставшей, возможно, потому что не высыпалась уже вторую ночь. В начале пути мы оживленно разговаривали, но постепенно обволакивающая музыка заняла все пространство машины. Я смотрел на бескрайние поля и редкие деревни и поселки: эту дорогу я слишком хорошо изучил за последние десять лет, но сейчас любовался живописными видами, словно увидев их впервые. Постепенно движение начало замедляться, и мы встали в обычную для воскресного вечера пробку на въезде в город.
– Оставайся сегодня у меня? – предложил я Инне. Она улыбнулась одними уголками губ.
– И мы опять не будем спать? – Инна хитро посмотрела на меня, я с еле сдерживаемой улыбкой поднял руки «сдаюсь». А Инна взмолилась. – Я хочу выспаться перед рабочей неделей. Пожалуйста.
– Хорошо, – я обрадовался, и не удержался и лукаво ей подмигнул.
– Дань, ну, правда. У меня в четверг финальная встреча с моим персональным дьяволом перед его отъездом, мне много правок надо вносить в дизайн-проект, – Инна стала серьезной, поэтому я быстро спрятал свою ухмылку и сурово кивнул. Но внутри я ликовал и веселился: «Еще одна ночь с Инной!»
Мы проехали пост ДПС на въезде, движение оставалось таким же медленным. Вдруг Инна спохватилась:
– Ой, мне тогда надо будет заехать домой, переодеться и взять ноут. И еще к родителям хотя бы на часок забежать. Ты не против, я тебя подброшу и вечером приеду.
– Окей, – согласился я. – Тогда я пока зайду в магазин за продуктами. Что ты хочешь на ужин? Или сходим куда-нибудь?
– Давай лучше дома? – Инна губами шептала что-то, видимо, прикидывала, когда приедет ко мне. – Я, наверное, уже поздно буду. И скорее всего сытая – мама никогда меня голодной из дома не выпускает.
– Хорошо, но я все равно что-нибудь приготовлю.
Когда мы подъехали к моему дому, было около шести вечера. Я напомнил Инне номер квартиры, поцеловал, забрал свои вещи из багажника и пошел домой. Я наскоро принял душ и оценил свой обгоревший вид: лицо пылало, грудь и плечи были красными и болезненными. Я поискал хоть какой-нибудь крем – не нашел, заглянул в холодильник за старым проверенным средством – сметаной, но и ее не было. «Надо купить и крем, и сметану», – решил я и собрался в магазин.
Выйдя на улицу, я понял, что даже вечернее солнце мучительно припекает мою обгоревшую кожу и решил обратный маршрут проложить через темные тенистые дворы. Я набрал целых три пакета еды, хорошо, что магазин был неподалеку. Если Инна и назвала себя «плохим поваром», то я был поваром совершенно безнадежным, поэтому пришлось скупить кучу продуктов в надежде, что хоть что-нибудь получится приготовить. А если не получится, то останутся продукты на переделку. На всякий случай я даже купил чипсы и замороженную пиццу –резервный фонд для безрукого кулинара.
Как и было решено, я свернул с солнечной улицы. Хоть дорога немного удлинялась, но я был рад прохладе уютных тихих дворов. Из-за домов доносился шум с Верхневолжской набережной: детские крики, дребезжание скейтбордов по брусчатке, веселый смех молодежи. Я шел и, несмотря на тяжелые сумки, беспечно радовался окружающему, я чувствовал себя счастливым. Я обогнул дом тети Даши, в ее окне горел свет. Осталось пройти между домами, перейти небольшую дорогу – и я дома.
Вдруг сзади в голову я получил резкий сильный удар. Сумки громко рухнули на землю, я повалился на колени. Удары продолжали сыпаться, как автоматная дробь, я чувствовал, что меня бьют несколько парней. Как бы я ни старался защитить голову, перед глазами все потемнело. Я потерял равновесие и завалился набок, меня сразу начали пинать ногами. Я согнулся, корчась от боли, встать уже не было возможности, я лишь приоткрыл глаза: их было трое, все в черных балаклавах, удары наносят точечно, профессионально – по почкам, печени, паху, лицу и горлу. В один миг меня пронзила нестерпимая боль, я взвыл и услышал хруст раздробленных костей – колено, и через несколько секунд такой же мучительный жгучий огонь прожег щиколотку. На грани сознания я услышал знакомый голос: «Кончайте с ним, пусть сучонок останется жив. Пусть эта мразь до конца жизни жрет через трубочку и ссыт кровью».
Это был голос отца Маши. Я отрубился.