– Смотри, главное – не пытайся затянуться, иначе можно попасть в объятия обморока. Сигара не для этого предназначена. Никотина в сигарном листе очень много, а он, как ты знаешь, может убить лошадь.
– Слушай, как опасно, – пробормотала Джи. – Хорошо, что я не лошадь!
Она коротко «глотнула» дыма, тут же отодвинула сигару и поменяла ноги местами – видимо, справляясь с ученической нервозностью, страхом что-то сделать неправильно.
– Это всего лишь присказка, как ты понимаешь. В сигарной культуре вообще много шуток, но если упрямо наполнять легкие сигарным дымом, станет не до них. Поэтому не нужно делать очень большие затяжки. Сделала глоток дыма, покатала его во рту, как…
Луис запнулся. Он хотел сказать «как дорогой коньяк», но, кажется, для Джи подобное сравнение было не совсем уместно.
– В общем, как бы дым должен «впитаться» в слизистую. В идеале изо рта не выходит дыма – он весь впитывается.
– Да ладно? – не поверила Джи.
– Ну да, а чего дым на воздух переводить? И так вон сколько уходит в никуда. – Луис помахал в воздухе своей сигарой. – Главное, не спешить. Сигара не сигарета. Если курить слишком быстро, дым начнет лезть в нос и в глаза, сигара будет перегреваться и горчить. Да и сгорит раньше времени…
Джи осторожно приложилась к кончику сигары, сделала «глоток», задержала его во рту, потом снова разжала губы, выпустив робкие излишки дыма наружу.
– Ну как? – спросил Луис.
Джи кашлянула, глаза ее заблестели от слез.
– Крепкая какая… – пробормотала она.
– Не спеши, – сказал Луис. – Может, хочешь пойти к морю? На краю обрыва есть лестница, можем спуститься, постоять у воды.
Джи охотно закивала, и они, с дымящимися сигарами, отправились вниз по ступенькам.
Стоя на самой границе суши и Тихого Океана, позволяя соленым волнам омывать ступни, Луис и его гостья смотрели на линию горизонта и курили.
Он проследил взглядом за безмолвным облаком дыма, покинувшим губы джи – подхваченное ветром, оно исчезло в небе, за считанные секунды став прошлым.
Красота облаков заключается в том, что в их очертаниях нет повторяющихся линий. Неопределённость облака – это и есть красота в ее подлинном, первозданном значении.
Сиюминутное совершенство бесформенности всегда восхищает.
– Видишь, облака? – Санчез указал на небо. – Ацтеки считали, что это – сигарный дым курящего бога.
– Надо же. А их боги курили?
– Один из них – точно. Ксочипилли – первый бог табака, цветов и удовольствий. Индейцы изображали его в окружении священных растений, среди которых были психоактивные грибы и табак.
– Интересно, – хмыкнув, сказала Джи.
Они помолчали. Призрачные силуэты далеких кораблей на горизонте навевали мысли о загробном мире и вечном море…
Луис вздрогнул.
«Только не сейчас!..»
– Ты в порядке? – обеспокоенно спросила Джи. – Ты побледнел.
От ее голоса мимолетное наваждение отступило, мысли моментально прояснились, и Санчез уставился на китаянку.
– А? – Он мотнул головой. – О, не обращай внимание. Я просто задумался. А бледный… Это так. Ерунда.
Луис улыбнулся Джи, снова повернулся к океану, но она не сводила с него взгляд.
– Что? – неуверенно спросил Санчез, снова повернувшись к гостье.
Она приблизилась к нему, осторожно, словно гладила дикого зверя, провела рукой по его щеке, и тихо сказала:
– Не пугай меня так, ладно, Луис?
Он смотрел на нее сквозь лучи яркого солнца… а потом наклонился и поцеловал ее алые губы.
Они не имели горького привкуса.
Кажется, Луис правильно научил ее разжигать сигару.
Глава 12
Выгодный обмен
1500 г.
Весть о том, что Колумб возвращается в Кастилию в кандалах, как преступник, потрясла Марио до глубины души. Он не мог поверить, что судьба подобным образом поступила с его старым товарищем, долгие годы терпевшим тяготы освоения Вест-Индии вдали от цивилизации.
Под «судьбой» Варгас, разумеется, подразумевал почтенных Изабеллу и Фердинанда, которые вконец отчаялись получить серьезную выгоду от заокеанских земель, стоивших им немалых средств и нервов, ведь Эспальон стал причиной конфликта с Португалией о принадлежности открытых территорий в соответствии с буллой папы Александра VI «Inter caetera». Долгие споры в итоге закончились подписанием Тордесильясского договора о разделе сфер влияния в мире в 1494-ом. В нем стороны определили условную линию в Атлантическом океане, пролегающую с севера на юг. Согласно договору, все земли к востоку от этой линии отходили к королевству Португалия, а к западу – к Кастилии и Арагону.
И вот теперь, по мнению престолодержцев, это соглашение теряло смысл – ввиду полной бесполезности колонии Эспаньол. По слухам, которые дошли до Марио, в те земли уже отправился сам королевский комиссар, чтобы собственноручно арестовать Христофора за превышение полномочий и расточительство и вернуть его в Европу для королевского суда. Вместо него на острове теперь господствовал конкистадор Франсиско де Бобадилья, которого монархи наделили неограниченными полномочиями, сделав из него, фактически, нового правителя туземцев взамен опального Колумба.
От одной мысли, что старый друг может закончить жизнь в кастильской тюрьме, Марио становилось дурно. Сохранять самообладание и здравый рассудок ему в ту пору позволял только табако, которого, к слову, становилось все меньше с каждым днем.
Беда заключалась в том, что за последние несколько лет Марио более-менее наладил торговлю табаком, а теперь из-за ареста Колумба все прошлые старания Варгаса могли пойти прахом. Следовало искать иной способ раздобыть табако, но Марио пока плохо представлял, кто, кроме Христофора, может обеспечить его чудесным заморским растением.
Покуда банкир гадал, как сложится судьба их рискового дела, из Германии доставили письмо от Дюрера. В нем Альбрехт с восторгом рассказывал Марио о том, что творческий кризис его благополучно миновал, и художник снова вдохновенно работает – к счастью, заказов после создания «Апокалипсиса» у немца было хоть отбавляй.
Также в письме Дюрера не обошлось без упоминания чудесного растения, которое помогло молодому гению справиться с меланхолией:
«Сообщаю также, что чудесное растение, именуемое тобой табако, сопровождает меня и в радости, и в печали, усиливая первое и скрашивая второе. Кажется, что оно создано для меня одного, меня одного подпитывает, и сам я переполнен священным дымом родом с далеких берегов. Прошу изыскать возможность продать мне 3 арробы тобако, которого, как я надеюсь, хватит мне на ближайший год, чтобы я мог и далее творить, не беспокоясь о его отсутствии!»
Улыбаясь, Марио перечитал этот абзац и продолжил чтение. Но улыбка стремительно покинула его лицо, поскольку следом Дюрер с вежливой прямолинейностью уведомлял банкира о появлении конкурента.
«В противном же случае, если ты по какой-то причине не способен удовлетворить мой интерес, прошу тебя сразу мне об том сообщить, дабы я обратился к другому торговцу дымом, которого мне рекомендовали в Севильи…»
Эта новость сперва задела самолюбие банкира, а после разожгла в нем бессильную ярость, словно тлеющий табак, попавший на лацкан камзола и породивший пламя, которое медленно пожирает добротное сукно.
С каких пор в Севилье кто-то, кроме самого Марио, стал промышлять табако? И кто является этим неизвестным торговцем? Дюрер на эти вопросы не отвечал – возможно, по той самой причине, что не хотел сталкивать конкурентов лбами. Или, что скорее, по научению своей супруги Агнет, искушенной в вопросах торговли.
Варгас дочитал письмо и, поколебавшись, отправил его в верхний ящик стола, чтобы вернуться к нему позже, уже по возвращению Колумба. Пока Марио даже близко не представлял, сколько табако сможет доставить в Старый Свет его друг, а потому не знал, что ответить Дюреру. Может статься, Колумб приедет назад совершенно опустошенный, в прямом и переносном смысле, и единственным украшением, которое Христофор привезет, станут надетые на него кандалы. Впрочем, думать об этом банкир желал не особо. Он предпочитал действовать – подключал знакомых финансистов из числа приближенных к королевскому двору, надеясь, что их влияния и признания Колумба среди простого народа Кастилии хватит, чтобы убедить монархов освободить путешественника из-под стражи.
Но, Боже мой, какого же труда стоила Варгасу эта вера в спасение его друга!..
Хуже всего, что чем ближе было прибытие Христофора и его конвоиров, тем сильней Марио укреплялся в мысли, что в Севилье действительно появился еще один продавец табако. Варгас вспоминал письмо Дюрера всякий раз, когда очередной его «постоянный клиент» исчезал. И пусть число «предателей» пока было не слишком велико, Варгас всерьез обеспокоился, что их с Христофором предприятие вскорости придется закрыть. Притом не только из-за конкуренции, сколько из-за проблем с поставками и инквизиции, которая, похоже, начала все чаще интересоваться ритуалами курения.
Наконец судьбоносный день настал: Колумб вернулся в Испанию. По счастью, к тому моменту Марио и финансистам, приближенным к Фердинанду и Изабелле, удалось смягчить монархов. Они «за былые заслуги» простили Христофору грехи третьей экспедиции, и вскорости Марио смог крепко обнять старого друга – болезного, бледного, исхудавшего, но с глазами, все еще сохраняющими былой огонь.
Правда, теперь он уже не казался игриво-беззаботным. Скорей, он стал злым, готовым сжечь любого, кто встанет между Христофором и его заслугами открывателя новых земель.
– Поверить не могу, что тебя везли сюда, как преступника, – сказал Марио, когда они устроились у него на террасе и курили ароматный табак.
Колумб затянулся, выпустил в воздух струйку дыма и на выдохе пробормотал:
– А я не могу поверить, что оказался на свободе.
– Но ты же герой Испании, первооткрыватель! Великий герой всего народа…
– Все так. Но это уже прошлое. И разочарование Фердинанда и Изабеллы мне понятно. Они ждали золота… не дождались. Терпение иссякло. А конкистадоры были тут как тут. Священное воинство, всегда готовое постоять за честь короны, хоть здесь, хоть в многих сотнях лиг отсюда…
Колумб фыркнул и крепко затянулся – пожалуй, даже крепче, чем стоило, поскольку лицо его сделалось красным, а сам он закашлялся.
– С тобой все в порядке? – обеспокоенно спросил Марио.
Христофор кивнул и, уняв кашель, добавил:
– Не обращай… кхм… внимания. В общем, я хотел лишь сказать, что ждал подобного исхода.
– И все же отправлять тебя за решетку – это уже чересчур. Ты не виновен в том, что те земли оказались бедней, чем ты о них думал.
– Пожалуй. Но… ты не думаешь, что дело может быть не только в богатствах Эспаньола и других земель? – ухмыльнувшись, хитро осведомился Христофор.
– Ты сейчас говоришь про табако?
– Конечно, про него. Сразу по прибытию в город мне рассказали, что случилось в Севилье незадолго до моего возвращения. Ты же наверняка уже в курсе, что приключилось с Родриго де Хересом, моряком, который служил на одном из моих кораблей в первую экспедицию?
– Нет, я знаю только про одного моряка – Торреса, которого несколько лет назад инквизиция арестовала за то, что он выращивал и курил табак у себя дома, не обращая внимание на ворчания недовольной супруги… за что и поплатился.
– Так вот с Родриго де Хересом случилась такая же история. Только тюрьмой тут, возможно, не обойдется.
– И что же с ним приключилось? – удивился Марио.
– Говорят, Родриго, изрядно захмелев, нагло закурил прямо в трактире, и сидевшие за соседним столиком люди, увидев, как он выпускает дым изо рта, решили, что беднягой овладел дьявол, и тут же донесли, куда следует. Матроса забрали в застенки и теперь, говорят, пытают.
Липкое и обжигающее холодом чувство страха вспыхнуло в душе Варгаса. Он, безусловно, подозревал, что инквизиция рано или поздно вмешается в контрабанду табако, но не думал, что кара за курение будет настолько жестока. Интересно, если люди однажды научатся летать, как птицы, их тоже спустят с небес и отправят в подземелья на рандеву к дознавателям?
– Может, и меня эта история как-то коснулась? Как знать… – пробормотал Колумб.
– Постой. Ты что же, думаешь, что инквизиция могла убедить Изабеллу арестовать тебя, чтобы прекратить поставки табако на континент?
– А почему бы и нет? Если кто-то донес, что ты подпольно торгуешь этим чудесным растением, которым тебя снабжаю я, последствия могли быть любыми. В том числе – фатальными. – Колумб сделал еще «глоток» дыма. – Родриго де Херес, надеюсь, не был твоим покупателем?
– Думаешь, он сдал бы меня, если бы я с ним торговал?
– Как знать, – повторил Колумб. – Говорят, клещи инквизиторских дознавателей могут разговорить кого угодно…
Той ночью после разговора с мореплавателем Варгас плохо спал – ворочался, долго не мог уснуть, а когда наконец провалился в сон, угодил прямиком в мрачный каземат инквизиции. Тусклый свет от горящих углей в очаге едва надрывал пелену тьмы, царившей в этом зловещем помещении. Марио с ужасом понял, что руки и ноги его зафиксированы кандалами на какой-то конструкции, напоминающей крест. Бритоголовый верзила-послушник, мурлыча молитву себе под нос, грел над красными от жара углями кочергу. Раскаленный конец металла придавал кочерге сходство с тлеющим листом табако, и Марио подумал, что с удовольствием бы закурил.
– Не ты один, – послышался справа до боли знакомый голос.
Варгас с замиранием сердца повернул голову и увидел, что рядом на такой же крестообразной конструкции распят его друг, Христофор Колумб. Путешественник был одет в исподнее, а голову его украшал нелепый ночной колпак, который он, насколько Марио знал, никогда не носил.
– Колпак и вправду нелепый, – согласился с мыслью банкира Колумб.
– Где мы и что тут делаем? – выговорил Варгас с трудом.
– Сначала мы жгли табако, теперь будут жечь нас, – меланхолично ответил Христофор.
Ком подкатил к горлу Марио, и он с трудом выговорил:
– Значит ли это, что мы должны перестать им торговать?
Колумб внимательно посмотрел на друга и, прервав затянувшееся раздумье, строго сказал:
– Делай что должен и будь что будет.
В этот момент инквизитор резко повернулся и вонзил кочергу в грудь Марио. Банкир распахнул рот в беззвучном вопле…
И проснулся.
Некоторое время он просто лежал, отчаянно хватая ртом воздух, не в силах продышаться – боль сна не спешила отступать.
Что значило это сновидение? И о чем его предупреждал образ Колумба? Что надо быть осторожнее? Или, напротив, не стоит переживать насчет инквизиции? Марио терялся в догадках весь следующий день, пока снова не встретился с Колумбом.
– Как думаешь, мой друг, рисково ли отправить груз табако нашему общему знакомцу, Альбрехту Дюреру, прямиком в Германию? – спросил Марио, когда они ужинали за бокалом вина в одном из трактиров. – Как я понял, в этот раз ты привез не слишком много?
– Не слишком. Но Дюрер… Его лишать табако кажется жестоким. Вот только…
– Вот только что? – не понял Варгас.
– Вот только золото не выглядит достойной платой. Опять же, золото мы можем раздобыть и здесь, да и везти его из самого Нюрнберга сложно и хлопотно… А вот урвать немного дара гения – это мне кажется заметно интересней!
– Я не пойму, куда ты клонишь, – сказал Марио, – хотя как будто выпил не слишком много.
– Что, если нам в оплату табако попросить у Дюрера его гравюры? – наклонившись к столу и понизив голос, сказал Христофор. – Они могут пригодиться переселенцам в новый свет. Поверь, большинство тех, кто отправляется на острова, заплатит уйму денег за что-то европейское, за часть нашей культуры, которую сможет забрать в Эспаньол вместе с собой.
– То есть мы не просто продадим высушенный табако, но еще и приумножим капитал? – задумчиво пробормотал Марио. – Что ж, давай напишем так и посмотрим, что ответит Альбрехт.
Следующим же утром Варгас сел за ответное письмо, в котором доходчиво изложил Дюреру их с Колумбом мысли по поводу варианта обмена. По настоянию Христофора банкир приравнял цену набитого табаком кистеня к одной гравюре Дюрера.
Запечатывая письмо сургучом, Марио невольно ломал голову – продешевил ли он или, напротив, оскорбил ранимую натуру Альбрехта недостойным предложением?
Ответить на этот вопрос могло лишь время.
Глава 13
Ужин на троих
2024 г.
– Милый, поставь чайник, – пропел ее голос из коридора.
Луис вздрогнул. От моментального флэшбэка перед глазами полыхнуло красным. Мадрид, смятые консервные банки вагонов, и где-то там, среди этого месива, похоронено его прошлое – перепачканная кровью беззаботность и способность улыбаться, навсегда, как казалось, умершая.
– Милый? – Джи заглянула в кухню, и наваждение отступило.
– Да-да, сейчас поставлю, – сказал Луис, неуверенно улыбнувшись китаянке.
Щелчок кнопки – и конфорка под чайником зажглась. Крохотные бирюзово-желтые язычки пламени заплясали под стальным дном.
Сегодня он делает новый шаг. Еще недавно он впускал Джи в свой мир, а теперь выходит с ней в мир внешний.
Луис и Уго уже посещали ресторан «Сосьедад», когда отставной майор только-только прибыл в Никарагуа. Тогда они с офицером обсуждали потенциал сделки по экспорту сигар в Испанию. Сегодня, как понял Санчес, Уго подготовил для него нечто более конкретное – возможно, первое официальное предложение.
Впрочем, кого это волнует, подумал продавец дыма, перемещаясь из кухни в спальню.
Для первого совместного выхода в никарагуанский гламур Луис купил Джи шикарное вечернее платье, и ему не терпелось посмотреть на нее в нем. А еще больше продавцу дыма хотелось посмотреть на спутницу, в этом шикарном платье входящую в ресторан «Сосьедад», на глаза распределителя Габриэлы, на лица местных официантов и гостей, сидящих в зале. Гости наверняка заметят их, оторвутся от своих омаров и стейков (или чего там будет у них заказано?..) и с интересом посмотрят, кого это на сей раз привел с собой вечный холостяк Луис?
И Санчес очень хотел, чтобы все вокруг поняли: Джи – не его очередное сиюминутное увлечение. Она не растворится, словно сотканная из дыма, в предрассветной неге.
Пусть знают, что завтра утром Луис откроет глаза и увидит изгиб спины спящей Джи, и его губ коснется робкая улыбка.
Смотри, мироздание, я не один!..
Это была своеобразная терапия, и Санчес не знал, чего тут больше – истинного чувства или желания его испытывать. Ему казалось, что он любит Джи, но так ли это было на самом деле.
Кажется, я просто схожу с ума, подумал Луис, стоя у зеркала и повязывая галстук.
– Ты чего тут притих? – спросила Джи. – Что скажешь?
Санчес повернулся к ней и невольно замер от увиденного. Его спутница была прекрасна – черное платье с тонкими бретельками превратило буфетчицу из китайской столовой в настоящую леди. Луис мысленно поблагодарил хозяйку фэшен-бутика в Гранаде за рекомендацию именно этого платья. Другим «дарам» Санчеса тоже нашлось применение: уши китаянки украшали миниатюрные табачные листья – золотые, тончайшей работы – а на шее на невесомой цепочке висел кулон, сделанный на заказ лучшим ювелиром Манагуа.
Джи стояла босая – будто намекая, что неплохо было бы уже достать из коробки черные туфли, купленные Санчесом специально для первого их совместного выхода в свет.
– Ты прекрасна, Джи, – произнес Санчес. – Тебе очень идет это платье.
– Мне тоже так кажется, – улыбнувшись, сказала китаянка.
– Скажи, а мне идет этот галстук? – Луис рефлекторно затянул узел немного потуже. – Я… я не потеряюсь на твоем фоне?
Китаянка смерила его игривым взглядом, ухмыльнулась чему-то и кивнула.
– Я бы сказала, что ты выглядишь отлично. И что я тебя точно не потеряю.
– Это звучит обнадеживающе… но только что это был за смешок?
– Что? Какой смешок?
– Не изображай невинность! – с театральной суровостью, с трудом сдерживая улыбку, потребовал Луис. – Я спросил тебя про галстук, ты усмехнулась. Почему?
Джи приблизилась к нему вплотную и негромко сказала:
– Просто представила, как сорву с тебя его, потом рубашку… и все остальное… а потом поймала себя на этой мысли, и мне стало смешно.
Луис улыбнулся и, поцеловав ее в губы, повернулся к комоду, на котором завибрировал безмятежно спавший мобильник.
– Что там? – спросила Джи.
– А? Да так, надо meta-dot-ы заново прислать, – скользя пальцем по экрану смартфона, тихо ответил Луис. – Габриэла пишет, что у них база легла и все слетело, надо заново проверить, привиты ли мы от всех штаммов ковида.
– Говорят, скоро начнется новая волна, – заметила китаянка. – Страшно…
– Сколько волн уже было и сколько еще будет, – фыркнув, пробормотал Санчес. – А скольких не будет, но нам о них расскажут… Ладно. Сегодня обойдемся без конспирологии.
– Ура, – шутливо порадовалась Джи. – А я уж было решила, что твой компаньон решил отменить ужин!
– Ну, начнем с того, что Уго Наварро мне не компаньон…
– Но ты говорил, у вас с ним планируется какая-то… сделка?
– Планируется. Но мы же еще ничего не согласовали и не подписали. Поэтому пока мы просто старые … друзья.
Называть Уго другом отчего-то оказалось непросто. Слово будто застряло в горле, и Санчес лишь после паузы заставил себя его озвучить для Джи.
Впрочем, она если и заметила что-то странное, то виду не подала.
– Я слышала, в «Сосьедаде» по токен-id заранее составляют твой гастрономический портрет, это так?
– Да, это уже довольно давно, – подтвердил Луис, неотрывно глядя на экран телефона. – Столик в центре зала, ты не против?
– Нет, почему я должна быть против? – поправив бретельку платья, ответила Джи.
– Ну, может, ты любишь ужинать за столиком у окна?
– Я люблю ужинать дома. – Китаянка посмотрела на него снизу вверх. – Но сегодня же у нас цель не просто приятно провести время, правда?
– Не только, – признал Луис. – Но… черт, неужели тебе правда нисколько не интересно поужинать в «Сосьедаде»?
– Интересно. Было бы совсем неинтересно, не спрашивала бы про гастрономический паспорт. Или предложила бы дома тебя дождаться.
Джи подошла, обняла его за шею, преданно посмотрела в глаза.
– Я с тобой, куда ты, туда я, – сказала она. – Но если ты бы сказал, что хочешь поговорить с глазу на глаз, я бы поняла. Ты же у нас… бизнесмен.
Она одернула ворот его пиджака и отступила к зеркалу, чтобы оправить платье. Оно ей явно понравилось, и это грело Санчесу душу.
– Я, разумеется, уточнил у Наварро, не против ли он, что я буду с тобой, – честно сказал Луис.
– И что он ответил? – полюбопытствовала Джи.
Санчес лукаво улыбнулся.
– Догадайся – если мы все-таки идем вместе.
Стук в дверь прервал их милый словесный пинг-понг.
– А вот и виновник торжества, – сказал Луис и отправился к двери.
Майор Уго постепенно привыкал к беззаботной жизни в Никарагуа – Луис уже не чувствовал в его образе былой напряженности, с которой он переступал через порог, впервые появившись в отеле. По крайней мере, Санчес уже не пытался дорисовать поверх гавайской рубахи Наварро полицейский мундир.
Взгляд Луиса зацепился за коричневый кожаный портфель, который майор держал в левой руке. Что там? Документы по сделке?
Хоть Санчес не грезил о работе с испанцами, ему было искренне интересно, что они могут предложить.
Однако Наварро явно не горел желанием сразу переходить к делу.
– Продавец дыма! – Белозубо улыбаясь, Уго крепко пожал Луису руку. – Рад видеть. А это, вероятно, и есть твоя чудесная…
– Моя чудесная Джи. Да, это она.
Китаяна подошла, и Наварро учтиво поцеловал ей руку.
– Мое почтение, сеньерита. Признаться, вы еще красивей, чем Луис вас описывал!
В подобных жестах было нечто пошлое, отдающее доковидной стариной, но Санчес решил не заострять на этом внимания. В конце концов, он и считал Уго динозавром из прошлого, который плохо понимал, как стать аутентичным времени нынешнему.
Впрочем, Джи грубоватую галантность майора оценила – зарделась, украдкой похихикала, сдержанно произнесла:
– Вы мне льстите, сеньор Наварро, но спасибо. Всегда приятно, когда столь видный мужчина подмечает твою красоту!
Уго криво улыбнулся китаянке, потом с явной неохотой перевел взгляд на Луиса, спросил:
– Ты уже вызвал такси?
– Еще днем, майор. Расслабься, мы не на службе.
– Не бывает бывших службистов, ты же знаешь. – Наварро украдкой улыбнулся Джи. – А такси, как обычно, для курящих?..
…Они снова курили, любуясь полями через тонированное окно автомобиля. Уго с интересом наблюдал за тем, как Джи управляется с сигарой.
– Узнаю твою школу, – хохотнул Наварро, искоса посмотрев на Санчеса. – Уже успел прочесть ей пару лекций?
– А то, – с улыбкой ответил Луис. – Ты, я смотрю, тоже в профессора заделался?
– Ты про портфель? Ну да, можно и так сказать. Там лежит кое-что любопытное, тут ты не ошибся, это точно. Но всему свое время. Давайте пока наслаждаться сигарами, да?
Уго хлопнул Санчеса по плечу и подмигнул Джи, после чего крепко затянулся сигарой.
– А Луис говорил, что сильно затягиваться не стоит, иначе можно в реанимацию угодить, – заметила китаянка.
– К счастью, не Луису решать, как сильно я могу затягиваться, – ответил на это Наварро и рассмеялся, явно довольный собственной шуткой.
– И все же ты бы поберег себя, – заметил Санчес.
– Разберусь, мой друг, не волнуйся, – буркнул Уго и тут же крепко затянулся вновь.
По прибытию в ресторан их усадили за центральный столик, и майор тут же остроумно прокомментировал это:
– Я смотрю, с вашим появлением, Джи, Луис наконец выбрался из тени?
– Что вы имеете в виду? – удивилась китаянка.
– Прежде он брал столик у окна или в углу. – Уго посмотрел на Санчеса. – Но теперь он не прочь оказаться в центре внимания. Да, мой друг?
– Давайте уже закажем что-нибудь, – выдавив улыбку, предложил Луис. – Я жутко голоден.
– О, надеюсь, я смогу удовлетворить твой непомерный аппетит!
Майор похлопал по кожаному портфелю и первым опустился на стул. Луис галантно отодвинул стул для Джи, и та, тихо поблагодарив кавалера, опустилась на мягкую обивку. Усевшись рядом, продавец дыма погрузился в изучение меню. Странно, но строчки в нем плясали перед глазами. Луис снова нервничал. Но почему? Что именно его смущало?
Уго. Наверное, дело было в нем. Майор вел себя слишком уж раскованно. Луис почему-то думал, что присутствие Джи немного повлияет на Наварро, но это оказалось не так. Желая хоть немного снизить градус ожидания, Санчес после заказа основных блюд предложил:
– Может, пока мы ждем, наконец поделишься новостями?
– Нетерпеливый Луис. – Уго осклабился и, положив портфель на колени, щелкнул его блестящей застежкой. – Все куда-то спешишь…
Он достал стопочку исписанных машинным текстом листов и через Джи передал Санчесу.
– Взгляни. Надеюсь, тебе это будет интересно.
Луис положил документы на стол и углубился в чтение. Чем больше он, однако, читал, тем сложней было скрыть удивление. В конце концов Уго без обиняков спросил:
– Что это у тебя с лицом, продавец дыма? Может, есть какие-то вопросы, которые ты хотел бы мне задать?
– Д… да, вопросы точно есть, – признался Санчес. – И главный из них, наверное… ты что, предлагаешь мне передать управление моим бизнесом твоим испанским толстосумам?
Джи удивленно воззрилась на майора, ожидая, видимо, что он поправит Луиса, но тот лишь усмехнулся и сказал:
– Я предлагаю тебе заняться собой и не переживать о судьбе твоего дела. Нежиться на пляже, греть пузо под лучами никарагуанского солнца. Курить свои любимые сигары, которые у тебя никто никогда не отберет.
– Нет, идея праздного ничегонеделания мне нравится, но…
– Но – что? – нетерпеливо спросил Уго. – Пойми, мой друг, я выжал из них все, что мог. Глянь на расценки. Глянь на объемы. Лучшего предложения мы не получим.
– Но табак – это вся моя жизнь, – неуверенно выговорил Санчес.
И тут же смолк и скосил глаза на Джи – как отреагирует? Но она если и обиделась на его слова, то не подала виду.
– Табак и останется твоей жизнью, Луис, – терпеливо объяснил майор. – Никто его не заберет, повторю… Но, в конце концов, сигары это лишь сигары. Это не конец света.
– Лишь сигары? – переспросил Санчес, не поверив своим ушам. – Лишь сигары? Да ты хоть представляешь, насколько сложно производство сигар?
– Луис, пожалуйста…
– Сигары по сей день остаются единственным представителем премиальных творений с таким содержанием ручного труда, – перебил майора Луис. – Требуется около 2000 дней и 200 пар рук, прежде чем сигара завершит свою Одиссею, пройдя путь от семечка до заботливых рук афисионадо.
– Это что… больше пяти лет? – ошарашено переспросила Джи.
– Да! Ну ты сама подумай. – Луис повернулся к очаровательной спутнице. – Сигарная семечка крошечная, меньше, чем маковое зерно. Для облегчения работы с сигарными семечками их приходится гранулировать, покрывая слоем глины, которая растворяется при поливе. Табаководы специально оставляют только сильные растения табака давай сформироваться семенам из цветов на верхушке растения, у остальных растений плантации бутоны табачных цветков удаляют, чтобы все силы растения шли на рост табачных листьев.
– Зато благодаря микроскопическому размеру семян их легко провозить контрабандой, – ухмыльнулся Уго.
– Именно так кубинские семена совершили свою эмиграцию с Острова Свободы в Никарагуа и Доминиканскую Республику, – согласился Луис. – Чтобы обезопасить свой бизнес, табаководы держат семена в сейфах и для продажи на сторону выращивают стерильные растения. Это гарантирует, что конкуренты не смогут украсть результат их многолетней селекции.
Официант принес вино и бокалы. Уго взялся наполнить бокалы себе и спутникам.
– С ума сойти, неужели все настолько сложно? – глядя на то, как вино льется из темного стеклянного горлышка, спросила Джи.
– И даже еще сложней, чем может показаться. Важен не только тип семян, важна почва и микроклимат, именно они формируют настоящий аромат табака. Это называется терруаром, то есть факторами окружающей среды, влияющими на характеристики урожая. В зависимости от содержания минералов в почве выбирается сорт семян, которые лучше всего высаживать на конкретном терруаре. Азот, например, определяет крепость сигары: чем выше его содержание, тем выше содержание никотина в листьях. Соотношение кальция и магния в почве определяет кислотность табака. Низкая кислотность приводит к более продолжительному послевкусию табака при курении. В Никарагуанских табачных районах Эстели, Халапа, Гранада можно встретить около четырнадцати различных микроклиматов. Удивительно, но одни и те же семена, выращенные в разных микроклиматах, могут давать совершенно разные вкусы.
– Мне кажется, ты несколько… преувеличиваешь, – заметил Уго, правда, без особой уверенности.
– Нисколько. С понимания вида семян будущего растения в определенном терруаре начинается процесс выращивания табака. Потом семена высаживают на специальных грядках для создания рассады. Их аккуратно рассыпают по поверхности обильно пролитой водой почвы, не присыпая их сверху землей, так как для прорастания им нужен свет. Спустя пару недель, когда у ростка сформировались первые листья, грядки прореживают, чтобы дать возможность самым сильным растениям продолжить рост.