Майкл Манн
Темная сторона демократии
Испанские ранчерос в Калифорнии были более прагматичны. Обнищавших индейцев можно было превратить в пеонов. Испанцы чаще женились на индианках и реже убивали их братьев и отцов. Их план предусматривал принудительную ассимиляцию и частичную сегрегацию уцелевших индейских общин. Ситуация значительно улучшилась, когда в 1821 г. Мексика завоевала независимость от Испании. Новое мексиканское правительство под влиянием идей Просвещения освободило в 1826 г. всех индейцев из миссий, сами миссии были секуляризованы в 1833 г., и половина их земельных владений была распределена среди индейцев. К сожалению, доброе начинание далекой метрополии было отдано на откуп хищнической колониальной бюрократии, чиновники сами прибрали землю к рукам – еще одно проявление поселенческой демократии (Phillips, 1975: гл. 2). В те времена почти все прибывающие переселенцы были англичанами. В 1848 г. они отвоевали Калифорнию у Мексики и провозгласили ее новым штатом Северной Америки. С их появлением преднамеренные кровавые чистки резко увеличились. Убийства не были главной причиной уничтожения индейцев. Хотя у нас нет точной статистики, мы вправе утверждать, что это были болезни. В Калифорнии в результате эпидемий, недоедания и голода погибло около 60–80 % индейцев, 10 % были убиты, еще одним отрицательным демографическим фактором стало резкое снижение рождаемости. Индейцев убивали осознанно и хладнокровно, кроме того, убийством можно назвать и такую ситуацию, когда при неравном соотношении сил гибель слабого становится неизбежной. Эти понятия неразделимы. Недоедание, голод, низкая рождаемость были предсказуемым результатом политики поселенцев, болезни тоже не были случайными. Эпидемии особенно стремительно распространялись там, где полуголодные индейцы жили скученно, как это было в калифорнийских миссиях или в североамериканских резервациях. Колонисты знали, как и почему распространяются болезни, но мало что делали, чтобы предотвратить те заболевания, к которым у них самих был развит иммунитет.
Нельзя сказать также, что их очень огорчали результаты. Нэш (Nash, 1992: 300–301) сравнивает реакцию белых на распространение болезни среди индейцев и черных рабов. Поскольку рабы были ценным товаром, белые хозяева помогли им справиться с эпидемией. Рабов вакцинировали против оспы. Индейцев нет. Некоторые поселенцы даже способствовали распространению заразы. Известны случаи, когда индейцам дарили зараженные оспой одеяла.
Еще распространеннее (как и в Австралии) была сексуальная эксплуатация женщин и болезни, с этим связанные. Индейских женщин насиловали или принуждали к проституции. Они становились передатчиками венерических заболеваний, куда более опасных для индейцев, чем для белых. С этим не боролся никто. Алкоголь был причиной вырождения и высокой смертности среди индейских мужчин. И хотя правительственные организации и миссионеры пытались поставить под контроль оборот спиртного, поселенцы предпочитали расплачиваться с индейцами за землю и работу бутылками виски. Это было бессердечным коварством. Они либо сознательно хотели их смерти, либо им была просто безразлична их судьба. Катастрофическое падение рождаемости у индейцев – тоже вина белых поселенцев. С 1848 по 1860 г. аборигенное население Калифорнии сократилось со 150 тысяч до 31 тысячи, число белых возросло с 25 до 350 тысяч. Перепись 1860 хозяйств показала, что резкое падение численности индейцев было вызвано насильственной гендерной сегрегацией. Молодые уцелевшие индейцы могли хоть как-то влачить существование, работая на белых. Более многочисленным индианкам разрешали рожать, но от белых. В репродуктивном возрасте индейцы не могли создать семью и дать потомство. Демографическая катастрофа достигла пика между 1850 и 1860 гг. Она была вызвана нашествием англосаксонских золотоискателей, изголодавшихся по женщинам. В районах золотодобычи индейских мужчин не нанимали на работу, их убивали (Hurtado, 1994).
Кто проводил эту истребительную политику? Британское колониальное правительство, а потом федеральное правительство США вначале хотели ограничиться Планом А. Он предусматривал частичную депортацию и частичную ассимиляцию, выселение индейцев, их обращение в христианство и возведение расовых барьеров, чтобы воспрепятствовать полной ассимиляции. Столкнувшись с новой волной иммигрантов, Соединенные Штаты переключились на План Б насильственной депортации в сочетании с сегрегацией. В теории считалось, что в резервациях индейцы смогут и выжить, и сохранить свою культуру. Федеральное правительство и Верховный суд могли быть сколь угодно гуманными, дело все равно решали местные власти, действовавшие в интересах поселенцев. Верховный суд признал, что представительные органы индейцев, надлежащим образом сформированные, имеют юридическое право заключать с поселенцами договоры по земле. Режим сегрегации и притеснений смягчился, когда на Востоке появились политики, зависящие от электората, благожелательно настроенного по отношению к индейцам. Индейцы перестали мешать, и жить им стало лучше. Достаточно рано федеральное правительство учредило Индейское бюро. Чиновники этой организации часто относились к индейцам мягче, чем это требовалось от них по службе. Но местные представители бюро часто присваивали себе деньги, которые выделялись на нужды индейцев, процветали коррупционные сделки на всех уровнях между бюрократами, поселенцами и торговцами (Nichols, 1978: 10–19). По сути, об индейцах не заботился никто, но нравы смягчались, особенно среди федеральных чиновников высокого ранга.
Но на периферии дела обстояли хуже. Выборные должностные лица проводили жесткую политику. Повторяющиеся захваты земель, неослабевающее сопротивление индейцев заставили их выработать более целенаправленную политику. В 1820-е и ранние 1830-е гг. законодатели настаивали на депортациях и успешно их осуществляли, и никого при этом не заботило, что станет с индейцами к концу их скорбного пути. Лишь немногие политики поддерживали передачу индейцам хорошей земли или введение специального налога, что могло бы облегчить им жизнь в резервации. Наоборот, местные политиканы считали, что антииндейская риторика и депортации, а не призывы к милосердию и защите помогут им собрать больше голосов на выборах. Не могло идти и речи о субсидиях, грантах, налогах в пользу индейцев. Поселенческая демократия снова показала свою темную сторону.
Особенно отчетливо это проявилось в Калифорнии. По конституции штата от 1850 г. все белые мужчины имели право голоса – огромное демократическое достижение той эпохи. Та же конституция требовала ареста и пожизненных принудительных работ для индейцев-бродяг, сбежавших из резервации. То же самое относилось и к детям. Отрядам добровольческой милиции выделили в 1850-м и 1851 г. один миллион сто тысяч долларов на проведение облав. Крохотные резервации на скудной земле не могли ни вместить, ни прокормить депортированных индейцев, и волонтеры убили ровно столько, сколько выслали. Избранники народа никогда этому не противились. Калифорнийские власти и калифорнийские представители в Конгрессе заблокировали несколько попыток президента США и Бюро по делам индейцев заключить с аборигенами Калифорнии более-менее справедливые договоры, отвести им обширные наделы земли, выплатить субсидии и оказать гуманитарную поддержку. Калифорнийцы категорически отказывали индейцам в любом праве на землю. Это твердолобое упрямство привело к плачевным результатам, когда все земли оказались занятыми и индейскую проблему стало невозможно отодвинуть еще дальше на запад.
Губернатор Бернетт, отвергнув план перемещения индейцев в нормальные резервации, оказался в сложном положении. Поселенцев было мало, и они были плохо вооружены. Постоянные захваты индейских земель довели их хозяев до крайнего озлобления. Индейские отряды, раньше слабые и разобщенные, начали избирать «вождей войны» (Phillips, 1975: гл. 3–5). Индейская угроза нарастала. Бернетт не искал мира, он начал истребительную войну. Вот что заявил губернатор: «Война на истребление между двумя расами будет вестись до тех пор, пока индейцы не будут уничтожены». Его преемник губернатор Мак-Дугалл с этим был согласен: в войне «нам по необходимости придется уничтожить много индейских племен» (Hurtado, 1988: 134–136). Заметим, что Гитлер никогда не делал публично столь чудовищных заявлений, как эти два калифорнийских губернатора. Даже фюрер понимал, что большинству немцев такое не понравится. Губернаторы точно знали, что калифорнийцам это понравится. В отличие от Гитлера, их идеалом был дымящийся кольт. Новый губернатор Биглер в чем-то даже превзошел своих предшественников. Вот что он пишет об индейской проблеме в обращении к армии:
То, что творят эти свирепые дикари, ставит их на один уровень… с каннибалами… В них живет инстинктивная ненависть к белой расе, в этом их гнусная сущность, которая не изменится никогда и ни при каких обстоятельствах. Эта ненависть передается у них из поколения в поколение. Характер и поведение индейцев не позволят краснокожим и белым жить рядом в мире.
Биглер завершил воззвание к армии призывом депортировать всех индейцев из четырех округов штата. Куда именно, не сказал. От милиции он потребовал помочь армии (Heizer, 1993: 189–191).
В пограничных штатах многие политики, поселенцы, газетчики разделяли эти настроения. Губернатор Миннесоты Рэмси заявил: «Индейцы сиу должны быть уничтожены или выселены за пределы штата». Появился популярный девиз «уничтожить или запретить». Милицией штата командовал генерал Сибли, ранее торговец пушниной, известный индейцам и федеральному правительству как отъявленный жулик. Он провел успешную истребительную войну против племени санти сиу. 770 выживших индейцев депортировали на пароходе из Сент-Пола в 1863 г. Белые миннесотцы выстроились на берегу, забрасывая индейцев камнями и выкрикивая проклятия (Brown, 1970: 50–65). Губернатор штата Колорадо был не лучше их. Он имел поддержку в денверской прессе; в 1863 г. в 10 из 27 опубликованных статей губернатор открыто призывал к уничтожению индейцев (Churchill, 1997: 172). В 1871 г. индейцы угнали лошадей и скот, четверо белых было убито. Карательный отряд под предводительством двух горожан из Тусона атаковал деревню апачей, которые никакого отношения к набегу не имели. В той бойне погибло 144 апача, из них лишь восемь были мужчинами. Многие женщины перед смертью были изнасилованы. Газета Denver News поздравила карателей, добавив: «Мы жалеем лишь о том, что вы не убили вдвое больше». Эта резня обеспокоила президента Улисса Гранта. Он назвал ее «откровенным убийством» и потребовал суда. На слушаниях обвинение предъявило исчерпывающие доказательства. А присяжным потребовалось лишь 19 минут, чтобы вынести вердикт: не виновны (Brown, 1970: 202–205; Cocker, 1998: 220–221). Жюри присяжных почти никогда не признавало убийц индейцев виновными, ведь и сами присяжные были местными поселенцами, кроме того, во многих штатах показания индейцев против белых не имели юридической силы (Heizer, 1993: 11–14).
Федеральное правительство и армия часто защищали индейцев, громко протестовали миссионеры, их поддерживали и некоторые поселенцы, местные политики и газеты. Но все споры среди белых тут же утихали, стоило индейцам убить белую женщину или мужчину. Могавки из штата Орегон заманили генерала Кэнби на переговоры и убили его. По всей стране прокатился вопль ярости. Генерал Уильям Текумсе Шерман услышал его. Он потребовал уничтожить не только тех немногих, кто был повинен в преступлении, но и все племя, «чтобы от имени могавков не осталось и следа». Когда племя сиу-лакота восстало и истребило в одном набеге 80 американских солдат, Шерман проделал то же самое. Он написал: «Сиу заслуживают кары, пусть погибнут все, даже женщины и дети». Смерть Джорджа Армстронга Кастера в Литтл Бигхорн в 1867 г. вызвала общенациональную истерику. За этим последовала беспощадная война, изгнание индейцев сиу с их земли и капитуляция Сидящего Быка в 1881 г. (Uttley, 1994).
Индейское сопротивление привело к тому, что даже просвещенные президенты склонялись к Плану В. Вспомним пятерых самых знаменитых президентов до начала XX в. Вашингтон и Джефферсон забыли о Просвещении, как только индейцы поддержали британцев. Вашингтон потребовал от генералов «напасть на ирокезов и стереть с лица земли их становища» и не «слушать мольбы о пощаде, пока все их селения не сожгут дотла». Он сравнивал индейцев с волками, «и те, и эти – хищники, только разных пород». Он заявил, что индейцев надо вытеснить за Миссисипи, а тех, кто останется, вывезти силой. Просвещенный Джефферсон тоже заговорил по-другому, когда разразилась война с индейцами. Он неоднократно советовал или вырезать до последнего человека враждебные племена, или оттеснить их на запад от Миссисипи: «и нет для нас ничего более желанного, чем растоптать этих наглых дикарей и покончить с их преступлениями», «пришло время разделаться с ними», «варварскими злодействами они заслужили себе смерть», «если мы беремся за топор в войне против любого племени, то мы не опустим этот топор, пока племя не будет полностью уничтожено или вытеснено за Миссисипи… В этой войне они убьют некоторых из нас – мы же уничтожим их всех до единого». В 1813 г. он считал, что разгромленные крики «согласятся уйти за Миссисипи и жить там, где мы им укажем». О своих противниках англичанах ни Вашингтон, ни Джефферсон никогда не говорили языком палача. Джефферсон также одобрял захват индейских земель белыми. Во время его президентства 200 тысяч квадратных миль индейских территорий перешли в руки поселенцев. Метод, говорил он своим подчиненным, совсем прост: надо опутать индейцев долгами, а потом выкупить у них землю за бесценок. Когда охотничьих угодий у них не останется, им придется научиться фермерству, а потом ассимилироваться. Если они станут сопротивляться, их надо сокрушить. И то, что они сейчас прозябают и голодают, есть лишь свидетельство их приближающегося конца. Джефферсон во главу угла ставил ассимиляцию, потом депортацию, но если не получалось ни с тем, ни с другим, начиналась война на уничтожение. Президент также сказал, что верит в изначальное расовое равенство между белыми и индейцами (в отличие от черных), но высшая цивилизация всегда побеждает низшую (Wallace, 1999: 78). Многие нынешние американцы знают, что эти президенты лично владели рабами, но мало кто помнит, с какой жестокостью они относились к индейцам.
Эндрю Джексон пользовался еще более сомнительной репутацией. В годы его правления избирательное право было предоставлено всем белым мужчинам. Но в истории он остался как непримиримый противник индейцев. Ревизионисты утверждают, что он был умным прагматиком и, уступая давлению южных штатов, соглашался на депортации индейцев, хотя всегда был готов защитить их от скваттеров и прочих несправедливых посягательств. Но потом он понял, что депортации – единственный способ спасти индейцев от белых (Prucha, 1994). Попытки обелить Джексона несостоятельны. Когда индейцы сопротивлялись, Джексон был неумолим. Когда крики захватили в плен белую женщину, он заявил: «Я войду в города криков, и они выдадут мне и похищенную и похитителя, и я вправе обречь огню и мечу их стоянки, убить их воинов и увести в рабство их женщин и детей, если мне не отдадут похищенную и похитителя». Пруха (Prucha 1994: 212) определил характер президента так: «Прямолинейный, бьющий наповал, он держал в ежовых рукавицах непокорных индейцев». Уклончивые эпитеты чем-то напоминают мне те эвфемизмы, которые можно увидеть в досье высших эсэсовских чинов, виновных в другом, менее давнем геноциде. Оборот «бьющий наповал» не совсем адекватно передает картину массовых убийств, которые санкционировал президент. Джексон яростно клеймил индейцев как «вероломных и безжалостных варваров»: «Кровь, пролитая нашими согражданами, должна быть отомщена. Головорезам не место на этой земле». И еще он хвастался: «Я храню скальпы всех, кого я убил». Он искренне верил в то, что «индеец лучше понимает кнут, чем пряник». Он призывал солдат убивать женщин и детей. Щадить их было все равно что «преследовать волка в лесной чаще, не зная, где укрылись его волчица и волчата». Афоризмы Джексона громко прозвучали во время индейской войны и очень поспособствовали ему стать президентом. Придя к власти, он разорвал договоры с индейцами и начал массовые депортации. Он утверждал, что его Закон о выселении индейцев от 1830 г. был актом милосердия, при этом 10 тысяч криков, 4 тысячи чероки и 4 тысячи чокто погибли на страшной Дороге слез.
Линкольн был меньше других вовлечен в индейские проблемы (Nichols, 1978: 3, 76–128, 187). В бытность молодым политиком он часто вспоминал свои заслуги во время Войны Черного Ястреба, чтобы создать себе имидж борца с индейцами. Однако во время его правления индейцы были второстепенной проблемой. Он принял лишь одно серьезное решение: санкционировал военные экспедиции ради захвата земель в Миннесоте. Это вызвало восстание сиу в 1862 г., 309 индейцев были взяты в плен. Президент должен был решить, разрешать казнь или нет. Губернатор Рэмси и местное население настаивало на казни всех 309 пленных. Разве не погибли белые, разве пролитая кровь не взывает к отмщению? На Линкольна давили и ястребы войны, и голуби мира. Похоже, что он больше симпатизировал вторым, но (как всегда) Линкольн пошел на компромисс: он разрешил казнить 39 индейцев. Такое решение никого не устроило, но разрядило обстановку. Президент был рад покончить с этим делом, которое он назвал «очень неприятным предметом». Это была самая большая массовая казнь в истории Америки, а свидетельства против каждого приговоренного в отдельности были весьма шаткими. Тем не менее поступок Линкольна снискал ему репутацию достаточно либерального президента, хотя он и разделял всеобщее убеждение в том, что индейцы должны исчезнуть перед лицом высшей белой расы. В 1863 г., встречая посланцев одного индейского племени в Белом доме, президент высказался с предельной откровенностью:
Белолицые многочисленны и богаты, потому что они возделывают землю, сеют хлеб и живут плодами трудов своих на земле, а не охотой на диких зверей. В этом главная разница между нами. Но есть и другая – племя белых не так склонно воевать и убивать друг друга, как наши краснокожие братья (Nichols, 1978: 187).
Но в 1863 г. Гражданская война шла именно между белыми! И бледнолицые были очень склонны убивать друг друга и своих краснокожих братьев.
К концу XIX в., когда волны геноцида почти улеглись, пятый великий президент и демократ Теодор Рузвельт мог почивать на лаврах своих предшественников. Индейцы были практически истреблены. Но и он заявил, что истребление индейцев «в конечном итоге было столь же благотворным, сколь и необходимым» и что уничтожение краснокожих было благороднейшей из войн. «Я не буду заходить столь далеко, чтобы утверждать, что лишь мертвые индейцы – хорошие индейцы, но мне кажется, что в девяти из десяти случаев это именно так. Да и с каждым десятым индейцем хотелось бы разобраться повнимательнее»[28]. Президенты, в особенности президенты-демократы, очень чуткие к голосам своих избирателей, не стеснялись представать откровенными империалистическими расистами. Их политика выходила за рамки показательных репрессий (а репрессии – это вполне прагматичные, осознанные действия) и превращалась в геноцид.
Жизнь диктовала им правила игры – любой ценой нужно было оправдать захваты земель и подавить сопротивление индейцев. Сколько таких президентов могли бы сесть сегодня на скамью подсудимых международного трибунала по расследованию военных преступлений? Я думаю, четверо, исключая Рузвельта, который много говорил, но мало делал. Линкольн, возможно, получил бы более мягкий приговор.
А как обстояли дела с обычными переселенцами на фронтире, ведь именно из их среды выходили палачи и каратели? Чистки накатывались волна за волной, по мере того как прибывали новые иммигранты. Каждой новой партии поселенцев предстояло избавиться от кучки дикарей, чтобы получить вожделенную землю. Потом приходили другие, им тоже была нужна земля, и снова следовали чистки, и так до тех пор, пока индейцев не зачищали полностью. Процесс мог идти долго – от 5 до 50 лет, при этом размах насилия, жестокость карательных акций зависели от соотношения сил между белыми и индейцами, скорости экспансии и способности индейцев к самообороне. Убивать и захватывать землю могли и немногие, и, конечно, далеко не все из них расплатились за это своей жизнью. Их потомки наслаждались миром, ибо индейцы были побеждены и депортированы. Вряд ли стоит утверждать, что поселенцы руководствовались четкими Планами А, Б или В. Специфические местные условия, рыхлая структура социальной организации на фронтире, жадность, корысть, идиосинкразия – все это могло повлиять и влияло на способы проведения чисток и их размах.
Прошло время, и все они стали тихими американцами. Их дети уже не несли на себе каинову печать. Тем более что не все отцы-основатели были палачами.
Каратели обычно оправдывали свои действия необходимостью самообороны или возмездием за зверства индейцев, совершенные ранее. Это оборачивалось эскалацией насилия. Если индейцы жестоко мстили за изнасилованную женщину племени или когда они, голодные, угоняли корову, поселенцы отвечали им сторицей. Вот что поведал один калифорнийский фермер: «Думаю, что за каждого забитого быка убивали 10–15 индейцев». Сан-Францисский «Бюллетень», газета, издаваемая в Калифорнии вдали от фронтира, была голосом здравого смысла и умеренности. Издание призывало к протекции, то есть к сегрегации, а не к поголовному уничтожению. Героем одной редакционной статьи стал некто Мак-Элрой, у которого украли убитого оленя. За это он убил индейца, его скво и ранил еще одного человека. В ответ индейцы прикончили Мак-Элроя. За смерть белого решила поквитаться калифорнийская милиция. Мстители окружили индейский лагерь, убили девять индейцев-мужчин (остальные убежали) и перерезали 40 беззащитных женщин и детей. Газета также писала и о другом случае, когда отряд волонтеров численностью 36 человек, разыскивая убийц одного белого мужчины, наткнулся на индейскую деревню. Из 150 человек спаслось двое или трое, все остальные были убиты – женщины, старики, дети. Капитан одного армейского подразделения гордо докладывал: «С достоверностью могу сказать, что мы уничтожили не менее 75 краснокожих, но, скорее всего, эту цифру можно помножить на два». Другой армейский капитан, видимо человек доброго сердца, выбранил калифорнийского фермера, который убил двух или трех индейцев за якобы украденную корову. На следующий день корова нашлась, а родственники убитых индейцев покончили с фермером. Капитан-гуманист приложил немало усилий, чтобы предотвратить дальнейшее кровопролитие (Heizer, 1993: 42–43, 63–79, 84–90, 95–97, 156–157, 245, 249–250).
Возмездие всегда было слепо и направлялось против всех индейцев без разбора. Трое белых из Миссури сказали, что убьют первого встречного индейца, потому что какие-то индейцы угнали у них лошадей. Другой, более здравомыслящий поселенец заметил: «Слепая месть всему племени за грехи всего лишь одного из них – это причина половины всех столкновений с индейцами» (Madsen, 1994: 316). Индейцы отвечали ударом на удар. Месть была обоюдной, и каждая сторона утверждала, что драку начала не она. Но чаще свирепствовали белые, при этом массовые убийства без разбора противоречили официально заявленным целям, поскольку это еще больше ожесточало индейцев. Или гнев затмил им разум, или их истинная цель была истребить всех. Эскалация репрессивных действий со стороны белых объяснялась не только превосходством оружия и организации. Это была естественная, психологически понятная реакция высшей, «цивилизованной» расы, крайне раздраженной яростным сопротивлением дикарей, «низшей расы». Ненависть усугублялась и «культурным шоком», который испытывали все белые, сталкиваясь с примитивными, «грязными» аборигенами. Мир окончательно сошел с ума: паника, ненависть, эскалация кровопролития никак не соответствовали реальной угрозе, в чем мы убедились, познакомившись с высказываниями американских президентов и на приведенных примерах односторонних кровавых чисток. Призывы очистить территорию от индейцев, вне всякого сомнения, были популистскими предвыборными лозунгами. Не было и протестного движения в защиту краснокожих, сравнимого с тем, которое развернули в стране аболиционисты, требовавшие отмены негритянского рабства. Движение за права индейцев (Indian Rights movement) оформилось лишь в 1880-е – когда уже мало кого можно было спасти.
В вооруженных рейдах принимали участие и армия, и милиция. Армейские подразделения, имея превосходство в оружии и связи, могли уничтожить гораздо больше индейцев, чем волонтеры. Армии ставилась задача быть на страже мира, противостоять набегам индейцев, подавлять мятежи и проводить форсированную депортацию в резервации. Армейский План А представлял собой комбинацию кнута и пряника: ведение мирных переговоров с последующей полицейской депортацией в отдаленные резервации и показательные репрессии в отношении тех индейцев, которые договариваться не желали. Проводя эту политику, военные иногда объединялись с индейцами против поселенцев. История Калифорнии помнит много случаев, когда армейские офицеры выступали против кровавой бойни, которую устраивали белые фермеры. Пресекая конфликт, некоторые армейцы угрожали оружием фермерам, а не индейцам, другие делились с ними армейскими пайками или покупали голодающим еду на свои деньги (Heizer, 1993). На юго-западе генерал Крук вел сдержанную и даже примирительную политику с апачами, предпочитая переговоры, а не перестрелки. И таких генералов было достаточно много.
После окончания гражданской войны армия начала проводить в жизнь План Б – крайне жестокую тактику ведения боевых действий, хорошо отработанную в войне между Севером и Югом. План Б часто смыкался с Планом В – локальным геноцидом индейцев Великих равнин, апачей и еще более воинственных племен. Шерман был тогда начальником штаба, а Шеридан командующим армией. В 1866 г. Шерман так объяснил свою тактику военному министру:
Если мы разрешим остаться хотя бы 50 индейцам между Арканзасом и округом Платт, нам придется охранять каждый пост, каждый поезд, каждую железнодорожную бригаду… 50 враждебных индейцев прикуют к себе силы трех тысяч солдат. Надо как можно быстрее убрать их оттуда, и невелика разница, будет ли это депортация или уничтожение (Brown, 1970:157–158).
Шерман не хотел распылять силы, потому что это было на руку индейцам, великолепно умевшим вести партизанскую войну. Поэтому генералы предпочитали развертывать наступление зимой, когда индейцы сосредотачивались на своих зимних стоянках. В этой трагической ситуации воины должны были защищать свой скудный скарб, детей и жен. Армейцы были убеждены, что их огневая мощь подавит любое сопротивление загнанных в угол индейцев (Uttley, 1994). В результате под пулями погибали и стар и млад, и мало кому удавалось спастись. А если кто и спасался, то ненадолго – потеряв все имущество, люди были обречены на голодную смерть. Подчиненный Шермана генерал Санборн был возмущен этой геноцидной тактикой. В письме министру внутренних дел он сообщает:
Для такой могучей нации, как наша, вести войну такими способами с жалкой горсткой кочевников – унижение и позор, вопиющая несправедливость, национальное преступление, за которое рано или поздно на нас или на наших потомков обрушится гнев Небес.
Но генерал Шеридан легко отмахивался от обвинений в истребительной тактике: «Все это не более чем вздорная богословская болтовня слезливых баб, защитников дикарей, тех самых, которые беспощадно убивают наших мужчин, женщин и детей». Так оправдывалось возмездие. Шеридан еще более откровенно выразил свои мысли на знаменитой встрече с команчами, когда те пришли сдаваться. Вождь представился Шеридану на ломаном английском: «Я – Тосави, хороший индеец». Шеридан ответил: «Все хорошие индейцы, которых я видел, были мертвыми индейцами». Именно Шеридану приписывается авторство этой знаменитой фразы, столь популярной на Диком Западе. Афоризм передавался из уст в уста, пока не приобрел чеканную форму: «Хороший индеец – мертвый индеец» (Brown, 1970: 157158, 170–171). Шерман и Шеридан оставались бессменными командующими в период индейских войн. Гнева Небес не воспоследовало, действия генералов (очень успешные) одобряли и простые жители, и местная администрация далекого фронтира.
Как и следовало ожидать, военная тактика выродилась в рутинные массовые убийства. Это была не только ненависть к врагу, но и трезвый практический расчет. Чтобы разгромить противника, надо было лишить его материальной базы – помощи невоюющих соплеменников, нужно отсечь индейских воинов от баз снабжения, не позволить краснокожим партизанам растворяться среди своих. Все это и осуществилось в XIX в. во время великих индейских войн. Индейцы не носили воинских мундиров, а значит, любой индеец мог быть врагом. На всякий случай стоило убить их всех. Тактика была успешной – сковать индейцев боем в родной деревне, заставить их закрывать от пуль своих жен и детей. Такие тактические приемы выходили за рамки устрашающих репрессий – они становились геноцидом.
Милиция финансировалась правительством штата или округа и несла главную вину за геноцид индейцев. Это были добровольческие нерегулярные формирования, получавшие вознаграждение, иногда в виде скальпов убитых. «Моя цель – убивать всех индейцев, которые встретятся мне на пути», – говорил полковник Чивингтон, бывший священник методистской церкви, командующий 3-м Колорадским добровольческим полком. Он призывал своих подчиненных «скальпировать всех, и больших, и малых». «Малые» означало дети. «Из гнид вырастают вши», – объяснял полковник. Когда один армейский офицер попытался убедить губернатора Колорадо Эванса вступить в переговоры с индейцами, тот ответил: «А что мне делать с 3-м Колорадским полком, если не будет войны? Они подготовлены, чтобы убивать индейцев, и они будут убивать индейцев». В бойне на Сэнд Крике в 1864 г. солдаты именно этим и занимались. Полк Чивингтона уничтожил 105 индейских женщин и детей, 28 мужчин, потом над их телами надругались. Каратели вырезали себе на память женские влагалища и другие части тела. Действия Чивингтона были бессмысленными и вредными: он отвратил от себя вождей чейенов и арапахов, которые были склонны к переговорам с белыми (Brown, 1970: 86–93; Stannard, 1992: 171–174). Устрашающая карательная операция достигла прямо противоположных целей. Она стала попыткой локального геноцида. Возмущенная общественность пыталась отдать его в руки правосудия, но это не удалось. Чивингтон навсегда остался легендой Денвера. Уоллас (Wallace, 1999: 218) пишет, что все поселенцы так или иначе формировали боевые отряды, и горе было тому политику, который выступал против них. Сторожевые посты, милиция, рейнджеры называли себя «свободными людьми с оружием». В этом кровавом деле были нужны пастухи и охотники. Предводители отрядов звали на службу «опытных трапперов», охотников за скальпами с Дикого Запада. Среди них были и профессиональные убийцы. Кокер (Cocker, 1998: 187–188) рассказывает историю о «Джеке Сахарная Нога», международном киллере. Мальчиком его привезли из Англии в Тасманию, там он убивал аборигенов. Потом он перебрался в Калифорнию, воевал в отряде милиции, садистски убивал детей апачей в Аризоне.
