Спал. Нет. Все не так.
Я с силой пихнула его. Не смел он спать, когда ему грозила опасность. Я толкала его и толкала, пока не перевернула с живота на спину. Ахнула. И на мгновение отпрянула. Все ясно: они с Русланом напоролись на ветку. Уж не знаю, кому-то из них в голову пришла столь гениальная идея или это случайность, но рана идиотская. Они дураки. Но Руслан как-то добрел до холмов. До помощи. А вот Острозубик лежал здесь.
Я судорожно соображала. Точно. Света помогла брату, а он ей. И вероятно, она же треснула Острозубика по голове. Но где камень? Или кровавая ветка? Чем его ударили по затылку? Я посмотрела на его ноги. От них тянулся след. Рядом нет орудия убийства, то есть ранения. Да еще и следы. Он полз смертельно искалеченный. Но куда?
Мой взгляд метался по нему, каждый раз натыкаясь на кровь, я вздрагивала, это происходило слишком часто. Я силилась понять, и чудо произошло. Наверное. Или я все придумала. Острозубик тянулся в нужную ему сторону, когда я его заметила. Или он тоже заметил меня и указывал на что-то.
Но перед ним ничего особенного нет. Я пробежала вперед. Все как обычно – кривые деревья: елки, да тощие голые стволы. Ничего! Как так?! Куда он направлялся?! Я вернулась к Острозубику, потолкала его, попросила ожить. Не помогло. Я опять начала плакать. Беспомощность – самое мерзкое чувство на свете.
Я погладила бездвижную руку, вновь всмотрелась в направлении, куда та тянулась. Ничего. Ни-че-го необычного. Только привычный лес.
– Только лес, – вторила я мыслям. – Только. Лес.
Я поняла, что держу Острозубика за руку, когда та немного сжалась. Я метнулась к его лицу и взмолилась, чтобы он объяснил, как ему помочь. Но он не проявлял признаков жизни. Казалось, что то легкое движение почудилось. Но я не собиралась сдаваться после появления маленького лучика надежды. Нет, нет. Нельзя вот так взять ожить и после умереть, причинив мне в три раза больше боли.
– Нет! – заорала я на него.
Слезы мешали смотреть, но я знала, что он не пошевелился. Должно произойти что-то другое. Он хотел чего-то другого. Чего?! Чего?! Чего?! Вот бы он сам сказал…
Я подскочила, обежала вокруг него. Он же и просил! Я упала на колени перед ним:
– Говори. Это ты хотел? Ты хотел, чтобы я говорила?
Я гладила его ледяной лоб и осторожно убирала мокрые пряди с лица. Нельзя медлить, вдруг это единственный способ к спасению? Я вдруг осознала, что пением могу привлечь внимание обитателей леса, но и Острозубик наверняка понимал это. И все же, он пел, когда я его нашла. Точнее, пытался. Значит, риск того стоил, и я запела. Голос то и дело срывался, я путалась, пытаясь вспомнить, чему он учил меня. Почему тогда я не сосредоточилась и не слушала внимательно? Что тогда мешало?
Страх.
Я затихла. Все понятно.
Я тогда напугалась. Как и когда Острозубик отнес меня в ту кошмарную темную пещеру и опустил мои ноги в источник. Это исцелило меня. Живая вода! Мертвая вода. Или что это было?! В любом случае он полз к ней и призывал ее же. Я поднялась и потащила его вперед, стараясь петь так же, как когда он учил меня. Нужно-то чуть-чуть, только чтобы он ожил, дальше я поведу его к пещере.
Все одновременно просто, но до ужаса тяжело.
Я чувствовала себя виноватой, что не сосредоточилась тогда на его единственной просьбе, в том, что была безучастной к проблемам леса, в том, что не пыталась раньше разобраться со всем, не попыталась сделать все лучше, остановить беспредел. Сейчас, погружаясь в отчаяние, я понимала: жизнь все-таки справедлива. Я была безучастной, и она отвечала мне взаимностью. Я проходила мимо чужого горя, и удивительно ли, что осталась одна?
Вконец обессилив, я упала к своему зверьку, бормоча:
– Прости, прости.
Я плакала, заливая его слезами, но это не помогало.
– Он умер?
Я инстинктивно закрыла его с той стороны, откуда раздался голос. Лида выглядывала из-за дерева.
– Наверное, – просипела я. Ком в горле мешал говорить.
– Куда ты его тащила? – Она, кажется, боялась меня, но не могла уйти. Сомнения выдавала ее живая мимика. Я онемела, поэтому заговорила вновь она: – Его еще можно спасти?
Да. Да! Я закивала. Лида неуверенно приближалась. Ее страх витал в воздухе. Должно быть, у меня глаза загорелись, потому что она резко остановилась, глядя на меня.
– Прости, я это не контролирую, – оправданием я хотела смягчить ее испуг. Если она уйдет, то ничего не останется. Я потупила взгляд. Но на Острозубика смотреть больно. – Помоги мне довести его до, – я замялась, подбирая слово, – до дома.
«Источника», – крутилось в мозгу. Но Лиде эта информация не пригодится, да и запутала бы, поэтому я и не озвучила. А еще хоть я и туго соображала из-за горя, но все же где-то в глубине сознания, понимала, что болтать об источнике не стоит.
Пока Лида не опомнилась, я дала ей задание, помочь поднять парня с земли. Она бледнела, но слушалась. Ее человечность меня восхищала. Она видела меня здесь один раз, чувствовала угрозу, судя по запаху, но все равно вышла, чтобы помочь.
Мы со скрежетом в наших позвоночниках все же подняли Острозубика. Бессознательное тело оказалось невероятно тяжелым. Он всегда ассоциировался у меня с легкостью. То, как он двигался, было потрясающим: бесшумный, проворный, ловкий, а сейчас стал грузным.
Я взяла курс к горе, не уверена, что успею, но спешила. Хоть попытаться. Я поняла, что не зря стараюсь, когда рука, лежащая на моем плече, вдруг напряглась. Он ожил так внезапно, что я чуть не уронила ослабевшего парня. Лида испугалась и вскрикнула. Чудо, что не бросилась бежать. Он повел носом в сторону Лиды, и до меня дошло, что ему помогло. Она боялась. Страх питал его. Я сомневалась, что это исцелит его, но ее появление придало ему сил. Хотелось с ним поговорить, но ему нужно беречь энергию, поэтому мои ногти впились в бок Острозубика, чтобы он знал, что я рядом. Облажалась с песней, так хоть помогу добраться до пещеры. Там он справится сам. Наверное.
– Что с ним случилось? – спросила Лида дрожащим голосом.
Ее, видимо, больше устраивало, когда он был без сознания.
– Подрался, – сказала я, не уверенная, что слово подходящее.
Главное, не напугать ее так сильно, что она нас бросит. Шаг. Еще один. Движемся вперед и хорошо. Мы молодцы. Цель все ближе. Если дойдет, я его расцелую. И Лиду. Без нее я бы уже сама умерла в рыданиях. А теперь он живой. Немного потеплел. Скорость его восстановления немного пугала. Что, если это предсмертное?
Я шла и косилась на Острозубика. Тот мне и взгляда не послал. Его интересовала только Лида. Она же, очевидно, намеренно уставилась вперед, игнорировала его. Я заревновала. За это стало стыдно: не место и не время. Он еще даже не жив толком. Я чувствовала, насколько он слаб, и все равно злилась из-за внимания к Лиде.
Всего на секундочку бы посмотрел на меня, чтобы я рассмотрела жизнь в его глазах. Я их вечность открытыми не видела! Он будто мысли мои прочитал и медленно, с трудом, повернул голову. Ошибка. Краснота в глазах потухла. Острозубик вновь потяжелел. Слишком. Я и не заметила, насколько сильно он помогал нам, когда был в сознании.
Лида тоже удивилась. Это стало понятно, когда мы враз запнулись и дружно полетели на землю. Я очухалась первая. Меня поднял страх, что мы добили Острозубика, уронив его. Лида выбралась из-под него и испуганно пялилась на лежачего. Я вновь испытывала вину, он наверняка учуял, что я злюсь, поэтому и повернулся, чтобы узнать, что не так.
Я его убила своими руками. Ревностью. Точнее, злостью на себя за ревность. Или что-то из этого списка. Я туго соображала, чтобы выбрать что-то одно.
– Пожалуйста, пожалуйста, живи, – бормотала я, пытаясь его поднять.
Пусть пялится на Лиду, да на кого угодно, лишь бы очнулся. Я такая идиотка. Опять заплакала от бессилия. Спасение было так близко, я все сломала. Он сам себя оживил, учуяв чужой страх, а я все сбила своей злостью. Видимо, моего страха за его жизнь Острозубику недостаточно. Или в моих эмоциях больше отчаяния, чем ужаса. Или дело в том, что я такая же, как он, а вот Лида – человек на сто процентов. Она вкуснее.
Абсурд чистой воды, но правда. Правда этого мира. Моего.
Я всхлипнула и утерла нос. Глянула на Лиду, она так и сидела в оцепенении. Но ее страха недостаточно, нужно, чтобы она боялась сильнее, но не убежала.
– Помоги его поднять, – попросила я.
Если занять ее делом, то сбежать будет сложнее. Она кивнула и приблизилась.
– А как тебя зовут? – спросила я, зная, к чему это приведет.
Ее кожа от запястья до локтя покрылась мурашками. Она в панике. То, что нужно. Только бы не побежала, только бы успеть поймать в случае, если побежит!
– Ты же знаешь мое имя, – прошептала Лида. Ее рука так и замерла над Острозубиком. Любое движение способно спровоцировать хищника напасть, поэтому жертва не двигалась. Она закончила мысль: – Мы встречались с тобой в церкви.
Я знала. Помнила. Но мне нужно, чтобы она боялась. А бить или пытать я ее не хочу. Но мне нужны эти эмоции. Не для себя. И я придумала только такой способ. Вероятно, ее решение показаться сегодня связано с тем, что она уже видела меня. Тот, кого мы уже встречали, кажется нам безопаснее. Но что, если этот кто-то скажет, что этого не было? Жуть.
– Вижу тебя впервые, – соврала я.
Мой голос звенел в тишине, окружавшей нас. Лида с явным усилием посмотрела на меня. Я не моргала, мне нужно, чтобы она и дальше источала страх. Столкновение наших взглядов привело к холодной волне ужаса. Мне стало стыдно, но я не жалела о содеянном. Острозубик резко вздохнул.
Лиду это пробудило, она отшатнулась и завалилась на спину. Пока она приходила в себя, я позволила себе улыбнуться Острозубику.
– Все хорошо, мы справимся, да? Не умирай, пожалуйста. – Я погладила его по щеке и бросилась к Лиде. Она отползала от нас. Я схватила ее за лодыжку. – Погоди, мне нужна твоя помощь.
Она орала. Истошно кричала, будто я ее убиваю. Я как бы заслужила, но передумала, когда ее пятка прилетела мне в глаз. Это разозлило. Я потащила Лиду на себя с силой, взявшейся неизвестно откуда. Меня переполняла мощь.
– Нужна твоя помощь, – прорычала я.
Лида брыкалась, как дикая кошка. Так, будто я ее действительно убить собираюсь. Но я не собиралась! Страх не давал Лиде мыслить здраво. Она впала в истерику, из которой я ее вырвать не могла, ведь была причиной возникновения. Все, что я делала, усугубляло ситуацию. И я, в отличие от Лиды, реально пострадала. Проснусь избитой, а у нее и синячка не останется. И при этом это она вопила на весь лес.
Прилетело в бок, это окончательно выбило из меня остатки сострадания. Я схватила Лиду и вжала ее в землю, в лицо ей крикнула:
– Успокойся!
Меня разрывало противоречиями. С одной стороны, Лиде стоит успокоиться. С другой, я этого не хотела. Меня захлестывало непривычными чувствами: обычно, что бывало редко, но все же, ярость выражалась в душевном бурлении, кровь кипела, но сейчас все по-другому. Холод и пустота, я желала согреться и заполнить пустоту. Я ходила по острию адекватности. Еще немного и потеряю баланс, а дальше неконтролируемое падение в бездну.
Я держалась из последних. На Лиду никакой надежды. Она брыкалась. Когда я уже впадала в отчаяние, она внезапно замерла. Кто-то пугал ее больше, чем я. Я отпустила ее и села. Острозубик сидел рядом. Красные глаза горели. Вновь. Наверное, как и мои. Потому что Лида в ужасе.
Я ее понимала, но ничем не могла помочь. Ее страх равно его жизнь. Не ситуация, а беспросветный мрак. Что сказать ей утром? Как оправдаться? Этими вопросами придется заняться, если она, конечно, случайно не умрет. Я надеялась, этого не произойдет. Может, она от страха умереть или обязательно физически ее душу повредить? Пока я мучилась сомнениями, что даже в моей голове это странно звучит и логика этого мира, вероятно, никогда не прояснится для меня, Острозубик оказался совсем рядом.
Секунду я думала: он оперся лбом на мое плечо для равновесия, но почувствовала слабый толчок. Он двигал меня. Я покорно слезла с Лиды в надежде, что она не даст деру, как освободится. Нам по-прежнему нужно добраться до пещеры.
Вдали раздался душераздирающий крик. Мы втроем посмотрели в одну сторону. По моему телу прошла волна мучения и наслаждения, вызванная эмоциями Лиды. Она вся дрожала. Непростая у нее ночка выдалась. Оставалось надеяться, что кричал не Максим.
Я услышала хруст и вздрогнула. Еще до того, как повернулась обратно, все поняла. Острозубик свалился на то место, где секунду назад была Лида. Она исчезла, растворилась в воздухе. Меня окатило новым приливом. Таким сильным, что я сама чуть не упала.
Так пахла вспышка ужаса, возникшая из-за страха смерти.
Острозубик подполз и положил голову на мои колени. Он убил Лиду?
– Говори, – прошептал он и едва слышно запел.
Видно, скольких усилий ему это стоило, и я подхватила. Заметила, что плачу, когда на его волосы одна за одной стали падать слезинки. Его я люблю? Задумался ли он хоть на секунду, что будет с Лидой? Вопросы быстро выветрились из моей головы, их вытесняла пустота, а из почвы к нам поднимался мрак.
Теперь я поняла: чернота появлялась из-под земли неравномерно. Так же как это было в пещере. Мрак – это скорее растение, пустившее корни, и чтобы напитаться от него, нужно добраться до корневой системы. И вот мы тянулись к ней, а она к нам.
И это помогло. Наконец-то. Я, наверное, порадовалась бы, не касайся меня тьма. А еще она обволакивала и его. Я переживала за него, ненавидела его же и старалась петь, чтобы спасти. И в момент, когда казалось, мы точно достигнем цели, я упала.
Приземлилась прямо на пол. Пока я моргала, пытаясь привыкнуть к темноте комнаты, Лида орала:
– Кто ты?! Что тебе нужно от нас?! Признавайся!
Я не понимала. Села. Она пробежала мимо меня, под ворчания Максима, что он хочет спать.
– Нет! – Лида включила свет. Передо мной все тот же «скромный» интерьер их спальни. Я закрыла глаза. Она в порядке. Счастье. Я засмеялась от облегчения. Лида вернулась ко мне, схватила за локоть и поставила на ноги: – Кто ты и как это сделала?!
Смутное воспоминание, что я виновата, промелькнуло в сознании.
– Твою ж… Ты действительно можешь это контролировать, – бормотал Максим ошарашенно.
– Она пыталась меня убить! – вопила Лида. Она запричитала, что проследила за мной в лесу, а потом какой-то парень умирал, на упоминании о нем у меня сжалось сердце, но хватило мозга промолчать. А закончила Лида историю тем, что я ее пытала. Тут я не выдержала.
– Какой-то бред, – возразила я. – Ты сама сказала, что помогала мне, зачем бы мне нападать на тебя?
– Прости, я должен был идти с тобой, я просто не помнил, что обещал, – оправдывался Максим. – Я трус.
В спальню влетела рассерженная лохматая женщина. Я ждала, пока кто-нибудь отреагирует на нее, но Максим занимался самобичеванием, а Лида паникой.
– Что случилось?! – крикнула женщина.
«Почему они все орут?» – подумала я. Наконец дошло, что это глава семейства.
– Она пыталась меня убить! – криком ответила Лида, хватаясь за горло.
Почему за горло? Пока я ждала объяснений, женщина подлетела ко мне и потащила на выход.
– Что вы делаете? – бормотала я, испуганная ее напором.
– То, что следовало сделать еще ночью! Выгоняю тебя! Никто не смеет нападать на моих детей!
– Но вы не разобрались в ситуации, – сказала я, выставленная на лестничную клетку.
Дверь захлопнулась перед носом. Я почувствовала себя идиоткой, непонятно, что случилось в лесу. Я испортила отношения с единственными людьми, не связанными с моей семьей (и единственными, с которыми за двадцать один год смогла подружиться, помимо Светы). И я не обулась.
Постучалась. Никто не отвечал, хотя я слышала, что в квартире спорили. Мне нужна обувь, я что так много просила?
Видимо, да, потому что никто мне ее не отдал, хотя простояла я под дверь достаточно долго. Замерзла босая на бетонном полу. Собралась к машине, но ключи тоже остались внутри. Пришлось ждать. Я села на грязную ступеньку. В подъезде воняло. Ощущение, что и тараканы вот-вот должны показаться. Они меня интересовали постольку-поскольку. Хотелось отвлечься от размышлений о важном.
Неужели Лида не врала? Да и зачем бы ей такое придумывать? А к чему была фраза Максима про трусость? Пока я сопоставляла доступные мне крохи информации, мать семейства собралась на работу. Ну я так расценила то, что она появилась на пороге собственной квартиры. И все же меня удивило, что она взяла и вот так вышла. Я ждала, что увижу хотя бы Лиду, лучше бы Максима, но появилась их мать. Щеки красные от гнева.
– Ты что с моим сыном сделала? А?!
Я подскочила и от страха поднялась на две ступеньки. При чем тут Максим? Лида ведь жаловалась, что я на нее напала.
– А что с ним? – несмело уточнила я.
– Что? Что?!
Я морщилась от ее возгласов. Что ж за семейство-то такое крикливое. За спиной матери показалась Лида. Она покосилась на меня виновато. Я подумала, она раскаивалась, что оговорила меня. Наверняка я не пыталась ее убить. Но она отодвинула мать с прохода и протянула мне телефон.
– Прости, я не хотела читать, уведомление высветилось, и я не специально посмотрела, – оправдывалась она.
Я взяла мобильник, не представляя, почему он оказался важнее, чем отдать мне обувь. Там светилось единственное сообщение от Светы:
«Папа умер».
Я протерла экран, хотя прекрасно все видела. Текст не изменился. Лида уговаривала свою мать идти уже наконец на работу и не приставать ко мне. Под их затихающие голоса (наконец-то) я набрала Свету. Два гудка, и из мобильника раздалось:
– Я дома. У родителей.
– Поняла.
Она отключилась. Мать Лиды пропустила меня в квартиру, пока я обувалась, над нами висела гробовая тишина. Она рухнула, когда из спальни, выбежал Максим:
– Мне так жаль! Давай попробуем еще раз!
Я растерялась, так неожиданно он появился.
– Макс, у Али дела, не до тебя сейчас, – буркнула Лида.
Для человека, уверенного, что я пыталась ее убить, она весьма благодушна. Мои мысли все не упорядочивались, они кружили возле важного, но не касались его, чтобы я не впала в панику. Так и ушла от людей, приютивших меня, но отчего-то озлобившихся. Выяснить, как именно накосячила, я не могла. Силы покинули меня.
В тумане добралась до автомобиля и упала на холодное сиденье. Ночь прошла ужасно. Но меня тревожило что-то еще. Я чувствовала, что где-то сильно налажала. И дело не в Лиде. Треснула по рулю, напугалась звука и замерла. Подобная эмоциональность меня тревожила. Видимо, все нормальное, человеческое мне чуждо: друзья, семья, поведение.
Завела машину и покатила прочь от дома, жители которого пострадали за ту ночь, что я с ними находилась. Пожалели ли они, что впустили меня? Уверена, да. Я бы извинилась, но сомневалась, что для этого подходящее время.
Дорога быстро пролетела за бессмысленными размышлениями, как все могло бы быть, но никогда не будет. На въезде в поселок я запереживала, что вновь возникнут проблемы с охранником, но его предупредили.
Я припарковалась за машиной Руслана, Светина и ее отца находились на подъездной дорожке. В воротах я столкнулась с незнакомым мужчиной, автомобиль напротив дома принадлежал ему. Мужчина в хорошем костюме прижал чемоданчик к груди, будто там лежало что-то невероятно важное, а я планировала это отобрать, и убежал.
Удивительно, как легко плохие события стирали все хорошее с мест, когда-то казавшихся сосредоточием уюта и тепла. Дверь не заперли. Внутри полумрак, хотя солнце уже встало. Я заглянула в зал, шторы закрыты, кто-то плакал. И я направилась на кухню. Проходя мимо лестницы, услышала шуршание со второго этажа. Замешкалась, но решила не спешить с подъемом: наверху находились спальни. Я не могла отделаться от навязчивой мысли, что Светин отец лежал мертвый в кровати.
Задумалась, что не знала, как обращались с покойниками. Единственный раз видела вживую похороны Светиного деда. А на похоронах моего отца я не была. Теперь-то ясно, что его тело вернули в лес.
Эта мысль смутила. Я остановилась. К чему вообще про отца вспомнила? С тех пор как Света сказала, что я знала, что происходило в лесу, я чувствовала себя неполноценно. Знала многое, но не помнила откуда. И не могла специально вызвать эти знания. Только случайно.
Интересно, там я тот же человек?
Я не заметила, что рыдания стихли, пока не услышала звон. Тот вернул меня в мрачную реальность. На плитке лежали прозрачные осколки. Анна Владимировна ползала по полу, собирая их.
Я мялась в проходе. Картинка, как ненастоящая: горе не подходило этому дому. Счастье часто незаметно до тех пор, пока оно не пропало. На красивом лице, когда-то счастливой хозяйки, появилась гримаса боли. Ощущение, что та никогда не сойдет. Слезы высохнут, припухлость от рыданий уменьшится, краснота исчезнет, но печаль сохранится в углубившихся морщинах и потухших глазах.
Вероятно, вид трупа шокирует меня меньше, чем вид человека, недавно утратившего близкого. Она меня не видела, пока я не присела рядом, собирать разбитый стакан.
– Что случилось? – только и выдавила я из себя. Нужно было что-то сказать, и я не придумала ничего лучше, чем узнать о появлении осколков.
– Сердечный приступ, – ответила Анна Владимировна.
Кажется, лимит удивления на день исчерпался. Я кивнула. Что можно сказать в такой ситуации? Неверное ничего. Нельзя шокироваться повторно. Я помогала со сбором стекла, но Анна Владимировна остановила меня:
– Нет, отнеси ему воды, пожалуйста.
Кому? Вопрос так и не прозвучал. Она наверное сошла с ума от горя. Я поднялась, достала чистый стакан, набрала воду. Анна Владимировна меня не остановила, поэтому я со стаканом пошла на второй этаж. По пути оборачивалась, ожидая, что она все-таки вспомнит, что сказала о муже. Сердечный приступ. Или он выжил после? Но тогда, зачем Света сказала, что ее отец умер?
У комнаты я остановилась в сомнениях. Допустим, Света соврала, но ее мама-то рыдала по-настоящему.
– Заходи.
Голос спокойный. Но я все же вздрогнула. Инстинктивно сжала стакан, чтобы тот не выпал и не создал шум. Стекло чуть не треснуло, я немного ослабила хватку. Дверь распахнулась. Света забрала стакан и пошла к кровати. В коридоре относительно спальни светло. Я долго всматривалась во мрак. Ожидала увидеть оживший труп.
Так и было. Почти.