Игорь Мороз
Дорога дорог
3
День и ночь скользил «Счастливчик» по Голубой дороге, садился на мели, застревал в протоках, но вынужденные эти остановки вскоре перестали раздражать Батигар. Во-первых, они делали плавание не таким монотонным, а во-вторых, позволяли ненадолго сойти на берег и набрать диких ференг и ваньги, разнообразивших рацион Батигар и Мисаурэни, которым скоро прискучила стряпня гребцов, варивших по очереди на крохотной печурке густую, обильно приправленную душистыми травами похлебку, к которой подавались разогретые на пару лепешки из серо-бурой муки, запас которой казался неисчерпаемым.
Во время походов за фруктами девушки лучше узнали друг друга, и между ними установились едва ли не дружеские отношения, хотя, учитывая возникшую после первого знакомства взаимную неприязнь, предположить подобное было трудно. Мисаурэни достаточно было попристальней приглядеться к четвертому пассажиру, на которого прежде она не обращала ни малейшего внимания, чтобы раскусить нехитрый прием с переодеванием.
Сближение произошло совершенно случайно. Во время одной из вылазок за фруктами Батигар услышала пронзительный визг и крики смертельно испуганной Мисаурэни. Не колеблясь, девушка выхватила кинжал и стала пробираться между переплетенными лианами, поросшими изумрудным мхом стволами деревьев, туда, откуда раздавались призывы о помощи. Увидев вцепившуюся в волосы Мисаурэни перепончатокрылую тварь с ужасающей алой пастью, усеянной мелкими, похожими на иглы зубами, она подумала, что ведьме грозит серьезная опасность, и, лишь встретившись взглядом с расширившимися от нестерпимого ужаса глазами певуна, осознала весь комизм положения. Ваньговый нетопырь – несмотря на внушающий оторопь облик, существо, питающееся исключительно фруктами, – мирно спал, как ему свойственно, вниз головой, уцепившись коготками за ветку ваньгового дерева, когда Мисаурэнь случайно потревожила его, и он с перепугу вцепился в ее роскошные локоны. Оба были в неописуемом ужасе, а визг девушки окончательно вывел певуна из равновесия, подвигнув сражаться и дорого продать свою жизнь.
– Не ори, сейчас я тебя освобожу! Ничего страшного не случилось, это же просто летучая мышь! – прикрикнула Батигар на верещавшую дурным голосом ведьму и принялась отцеплять от нее певуна. Дело это оказалось непростым и кончилось тем, что она вынуждена была отхватить кинжалом большой клок волос Мисаурэни, после чего та наконец смогла увидеть «напавшее» на нее чудище. Внешность его заставила ее побледнеть, и она, верно, грохнулась бы в обморок, если бы принцесса не поспешила объяснить, что певун ничуть не опаснее курицы и высоко ценится за сладкозвучное пение, похожее одновременно на мяуканье и птичье чириканье.
– Избавь меня от этого кошмара! Прикончи его или убери куда-нибудь! Видеть эту тварь не могу! – взмолилась все еще всхлипывавшая Мисаурэнь. Но Батигар пришло в голову, что совсем неплохо иметь собственного певуна, и, не слушая стонущую и ругающуюся ведьму, она, сняв куртку, накинула ее на перепончатокрылое чудище, лапы которого оставались спутанными обрывками шелковистых волос.
Глядя, как ловко Батигар управляется с нетопырем, Мисаурэнь прониклась к девушке уважением, а так как скрывать чувства она не умела и не считала нужным, то, кончив ругаться, разразилась самыми горячими похвалами в адрес своей спасительницы. Принцесса была польщена и растрогана пылкими словами ведьмы, и таким образом лед отчуждения треснул. Батигар вынуждена была признать, что миниатюрная девица обладает, несмотря на множество недостатков, кое-какими достоинствами, а Мисаурэнь – что переодетая попутчица ее – единственный человек на корабле, не испытывающий перед ней суеверного ужаса, – не виновата в том, что родилась девушкой.
Приглядываясь друг к другу, они, захватив с собой плененного певуна, двинулись к «Счастливчику», слово за словом разговорились. Вылазки за фруктами и кормление Чапы – так назвала Батигар певуна, ставшего любимцем всей команды, норовившей угостить его сидром, – сблизили девушек, и теперь они уже вдвоем расспрашивали проплывавших на встречных судах о Сагре. От них-то они и узнали про общегородскую облаву и разгром Дома Белых Братьев. Последнее известие обрадовало принцессу, и, не имея причин таиться от попутчицы, она рассказала ей о себе, о кристалле Калиместиара и Чаг, которую рассчитывала найти, зная название предоставленного Нармом в распоряжение ее сестры корабля. Мисаурэнь тоже не скрывала своих планов: она решила бежать именно в Сагру потому, что один из тамошних хадасов, приезжавший в Чилар по делам, страстно влюбился в нее и настойчиво предлагал выйти за него замуж.
– Женить на себе этого красавчика я не стану, но пожить у него и осмотреться – как раз то, что мне нужно, – делилась своими намерениями Мисаурэнь, лукаво посверкивая чернющими глазищами. Зная щепетильность Батигар, она не могла удержаться, чтобы не подразнить ее. Особенно забавляло ее нежелание принцессы купаться на виду у гребцов, из-за чего ей приходилось париться и потеть все самое жаркое время дня, дожидаясь темноты, способной укрыть ее наготу от нескромных взглядов.
Саму Мисаурэнь, разумеется, нисколько не смущало присутствие мужчин, и, резвясь голышом в прохладных волнах, она принимала самые соблазнительные и откровенные позы, от которых даже апатичные, ко всему равнодушные гребцы начинали выкатывать мутные глаза. Этим, однако, они и ограничивались.
Что же касается слуг Мисаурэни, то они при виде своей госпожи прямо-таки менялись в лице, и пользы от них ведьме, как та и предрекала, не было никакой. Лишенная столь ценимых ею любовных утех, она временами становилась крайне раздражительной, и принцесса всерьез опасалась, что к концу плавания кое-кому на судне не поздоровится.
– Вонючие евнухи! Жалкие скопцы! От вида ваших постных рож у меня возникает желание разнести эту гнусную лохань в щепы, а вас бросить на корм речным крабам! – поносила она слуг, оставаясь прекрасной даже в гневе и давая принцессе повод в свою очередь от души повеселиться. Смех Батигар, кстати, не вызывал, как можно было ожидать, вспышек ярости у ведьмы. Напротив, она немедленно утихала, на устах ее появлялась загадочная улыбка, в глазах вспыхивали огоньки, и вот от этой-то перемены ее поведения принцесса чувствовала себя по-настоящему неуютно. Но ни поддразнивания, ни гнев и таинственные улыбки Мисаурэни, ни красота прибрежных ландшафтов не могли скрасить тягостную скуку нескончаемо долгих дней, становившихся тем жарче и невыносимее, чем дальше на юг продвигался «Счастливчик». Солнце с каждым днем палило все сильнее, ветра не было. Эрбуковые доски истекали смолой, людские тела – потом, и даже воды Гатианы нагревались так, что почти не приносили облегчения. Порой Батигар казалось, что плаванию этому не будет конца, и она завидовала гребцам, доводившим себя при помощи сидра до полного отупения.
– Не зря я те, девка, говорил, что плавание это приятности не доставит, – хрипел одуревший от жары Тегай. – Мало кто из нормальных людей отправляется в Сагру перед сезоном штормов. Торговля в это время замирает, а Вожатый Солнечного Диска опускает его так низко, что у слабосильных мозги размягчаются и начинают сочиться из ушей.
Батигар кивала, признавая, что недалек тот час, когда не только мозги ее потекут из ушей, но и вся она истает от зноя подобно свече. Устав завидовать Мисаурэни и гребцам, с наступлением жары раздевшимся и ходившим по раскаленной палубе в плетеных тапочках и крохотных набедренных повязках, принцесса избавилась сначала от сапог, затем от куртки и штанов и наконец осталась в одной белой, не доходившей до колен рубашке, кое-как стянутой ремнем с болтающимся на нем кинжалом, расстаться с которым она так и не решилась. Мало-помалу Тегай с гребцами поняли, что Батигар – переодетая девица, но это никак не повлияло на их отношение к ней, поскольку не имело никакого касательства к очередному, выкаченному предусмотрительным капитаном на палубу и тут же уполовиненному бочонку с сидром.
Проблеск разума появился в глазах гребцов, лишь когда на берегах стали попадаться селения, свидетельствовавшие о близости моря. Заметно оживившийся Тегай нашел в себе силы обругать рулевого, который посадил «Счастливчика» на мель, и пассажиры, видя в случившемся хорошее предзнаменование, приободрились, а Жбан полез к капитану с расспросами: почему давно нет встречных кораблей?
– Ничего удивительного. В такой зной только умалишенный сядет на весла, – вяло отвечал Тегай. – Самая перед сезоном штормов мара-одурь.
– А далеко ли до Сагры? – задал Жбан прискучивший уже всем вопрос, ответ на который был заранее известен.
– Сутки, – промолвил Тегай, с трудом ворочая языком.
Еще целые сутки, думала Батигар, одергивая влажную от пота, липшую к телу рубашку и подсовывая чуть дышавшему, не меньше людей измученному зноем певуну сочные ваньги. Бедный Чапа уже не рвался с привязи, не пел, набив брюшко душистыми фруктами, а, забившись под сооруженный для него из старой мешковины навесик, тихо попискивал, жалуясь на растреклятую жару. Одни сутки, стучало в висках принцессы, пока она раскладывала на штабеле выстиранную одежду, поглядывая на уходившее за левобережные холмы солнце. Только сутки? – не могла поверить девушка, вылезая из неправдоподобно теплых вод Гатианы и укладываясь на вытертую циновку между двумя штабелями одуряюще пахших лесом эрбуковых досок.
Эта последняя ночь запомнилась ей больше всех других, проведенных на «Счастливчике». Сначала она никак не могла заснуть, а потом, задолго до рассвета и первых солнечных лучей, ее разбудило осторожное прикосновение. Подняв голову, Батигар с удивлением увидела склонившегося над ней Жбана и схватилась за кинжал, но слуга сделал успокаивающее движение рукой и тихо произнес:
– Я не причиню тебе вреда. Мы с Протом собираемся удрать от нашей ведьмы. Пойдешь с нами?
– Я? Чего ради? Она мне не мешает, тем более что завтра мы уже будем в Сагре. – Принцесса вглядывалась в едва различимое во мраке лицо Жбана, сознавая, что тут кроется какой-то подвох, но не в состоянии спросонья сообразить, в чем же он заключается.
– Жаль, – сказал Жбан, отступая в сторону. И в тот же миг откуда-то сзади на голову девушки обрушился тяжелый удар.
Очнулась она уже в реке, оттого что изрядно наглоталась теплой воды, и сразу почувствовала, как кто-то больно дергает ее за волосы.
– Жива? – отфыркиваясь, спросила Мисаурэнь напряженным голосом. – Плыть можешь? Тогда шевелись, иначе долго «Счастливчик» догонять придется.
Еще не вполне придя в себя, Батигар послушно заработала ставшими вдруг неумелыми, будто чужими руками и ногами, стремясь не отставать от ведьмы, грациозно рассекавшей черную воду, в которой отражались низкие, сияющие, как огромные самоцветы, звезды.
Поднявшись вслед за Мисаурэнью на борт по свешивавшемуся обрывку веревки, оставленному после посещения судна речными пиратами специально для этой цели, принцесса попыталась припомнить происшедшее с ней, но последнее, что она помнила, был удар, лишивший ее чувств.
– А Жбан? Что ему от меня нужно? – спросила она первое, что пришло ей на ум, тупо следя за тем, как Мисаурэнь отжимает свои роскошные волосы.
– Сбежал вместе с Протом и стянул все мои вещи. Хотел тебя с собой прихватить, но я вовремя проснулась, – ответила ведьма как ни в чем не бывало.
– Меня? – все еще не понимая, зачем она понадобилась беглецам, переспросила принцесса.
– Ну да, собирались, добравшись до ближайшего селения, продать тебя Торговцам людьми. Женщины – самый ходовой товар на побережье. Как ты себя чувствуешь, не сильно они тебя долбанули?
– Голова болит и спину ломит – наверное, плечами о штабель ударилась! – пожаловалась девушка и, удостоверившись, что ремень с кинжалом пропал, стянула мокрую рубашку. Выкручивая ее, она думала о том, что дешево отделалась, юг есть юг, и ей не следовало этого забывать.
– Ой! – Острая боль в плечах заставила ее поморщиться и уронить рубашку на палубу.
– Давай-ка я тебя помассирую, – предложила Мисаурэнь странно севшим голосом.
Батигар опустилась на колени, маленькие ловкие пальцы проворно ощупали ее затылок и плечи. Она еще раз охнула, и пальцы ведьмы начали умелый танец, состоявший из поглаживаний, постукиваний и надавливаний, от которых боль стала отступать, а по телу разлилась приятная истома. Принцесса ощутила исходящий от склонившейся над ней девушки легкий запах водорослей и, чуть повернув голову, увидела острые пирамидки грудей, увенчанные крупными ягодами сосков. Они вызывающе торчали в разные стороны, и Батигар испытала несвойственное ей чувство зависти – ее собственные полные округлые груди были слишком тяжелыми, слишком вульгарными.
Девушка не заметила, как порхавшие над ней пальцы с плеч поднялись на горло, потом опустились к основанию шеи, пробежали по позвоночнику, коснулись узкой талии, огладили расширяющиеся, как бока кувшина, бедра, и поняла, что с ней происходит что-то не то, лишь когда горячая волна желания сотрясла все ее крупное, не ведавшее еще мужских ласк тело. Но остановиться на этой мысли она не успела. Тело ее, словно обладавшее собственной волей, выгнулось, откинулось на пятки, так что напрягшиеся груди оказались устремленными в ночное небо, а Мисаурэнь продолжала поглаживать ее, легкими вкрадчивыми движениями касаясь бедер и округлого живота. Ощущая себя подобием музыкального инструмента, который настраивают умелые руки мастера, принцесса, повинуясь сладостным прикосновениям, издала тихий вздох, дыхание стало чаще, взволнованней, с пересохших уст сорвался легкий стон наслаждения.
Не в силах противостоять искушению, она сделала быстрое движение головой, поймала губами твердый сосок трудившейся над ней девушки, пальцы которой тотчас завладели ее собственными грудями, заставив Батигар охнуть и упереться руками в палубу. Не сознавая, что делает, она раздвинула колени, чувствуя, как пульсирует и горит низ живота, требуя немедленных прикосновений и ласк. Однако мучительница не торопилась удовлетворить желания своей жертвы и соучастницы, и принцесса сжала зубами сосок Мисаурэни, чтобы тем самым поторопить ее. Мисаурэнь жалобно вскрикнула, чуткие пальцы, пробежав по внутренней стороне бедер Батигар, коснулись холма наслаждений. Девушка закусила губу, чувствуя, как покрывается потом, плавится от поднимающегося снизу жара ее тело, выгибаясь подобно луку навстречу проникающим в него все глубже и глубже пальцам, скользящим вверх-вниз, надавливающим и сжимающим разгоряченную плоть, пробуждая неведомые, мучительно-приятные ощущения.
– Еще! Еще!.. – шептала, не помня себя, принцесса, жадно облизывая пересохшие губы, сотрясаясь от непереносимого, почти болезненного восторга, доселе не знакомого ей. Она слышала взволнованный шепот Мисаурэни, но смысл слов до нее не доходил, а затем губы ведьмы припали к ее горлу и подбородку, накрыли рот девушки. Она задохнулась, юркий язычок уверенно коснулся ее языка, а низ живота обожгла внезапная боль. Батигар дернулась, пытаясь освободиться от неумолимых, но таких ласковых пальцев и мгновением позже, страшась, что у нее это получится, сама обхватила плечи Мисаурэни ладонями, притягивая к себе, покрывая горячечными поцелуями горло, грудь, живот…
Яркие звезды начали расплываться перед ее залитыми слезами радости и боли, широко распахнутыми глазами. Палуба плавно покачивалась, волшебный, затянутый фиолетовым бархатом мир был полон неги и любви, источаемой водами Гатианы, прибрежными холмами и даже эрбуковыми досками, благоухавшими сильнее и лучше самых драгоценных духов и благовоний.
4
– Теперь мы знаем, что Мгал-похититель нашел приют на «Забияке», и Хавасар утверждает, что корабль готовится к отплытию. Команда на борту не принимает участия в уличных грабежах и сражениях, как остальные дувианские пираты, чьи суда стоят на сагрском рейде, – поделился Лагашир сведениями, полученными от своего посланца.
– Вы полагаете, он соблазнил их сокровищами Маронды и они намереваются пересечь Жемчужное море? – спросила Чаг, глядя в осунувшееся лицо Черного Мага. Вместе с корабельным лекарем она осмотрела и перевязала его многочисленные, но неглубокие раны, из-за которых Лагашир потерял много крови, и уложила на свою койку в единственной на корабле каюте, предоставленной ей капитаном Гельфаром. Лекарь напоил раненого целебными и укрепляющими снадобьями и заверил принцессу, что дня через три-четыре раны, смазанные чудодейственным шимским бальзамом, затянутся и Маг встанет на ноги, однако Чаг не слишком доверяла его бодрому голосу. Морское путешествие вряд ли пойдет Лагаширу на пользу, но, если они не хотят упустить кристалл, выбора у них нет. Да и оставаться в Сагре Черному Магу небезопасно, хотя бы и на борту «Посланца небес».
– Я видел «Забияку» – хорошее суденышко, и все же в сезон штормов даже дувианские пираты вряд ли решатся идти в Бай-Балан или к Танабагу, – подал голос Гельфар. Привалившийся к косяку двери капитан напоминал обтянутый кожей скелет и совсем не походил на лихого моряка, но, представляя его, Нарм утверждал, что тот знает побережье Жемчужного моря не хуже мелей Гатианы и заслуживает полного доверия.
– Я предпочла бы завладеть кристаллом прямо здесь; если же вы считаете, что из этого ничего не получится, нам придется последовать за приютившим Мгала кораблем, куда бы тот ни направился.
– Придется, – согласился Лагашир. – Нечего и думать затевать драку в порту. Тут у дувианских пиратов слишком много сторонников, а нам нельзя привлекать к себе внимание. Капитан, когда «Посланец небес» сможет выйти в море?
– В любую минуту. Но если вы собираетесь напасть на «Забияку», то я должен предупредить, что у меня всего пятьдесят матросов, а дувианцы – искусные бойцы.
– Команда «Забияки» состоит из четырех десятков человек. Кроме того, я знаю кое-какие приемы, которые обеспечат нам перевес в сражении. – Лагашир устремил на Чаг взгляд темных немигающих глаз, и девушка смущенно потупилась. Лицо Мага было неподвижным, длинные руки с изящными пальцами и ухоженными ногтями спокойно лежали поверх заменявшей покрывало простыни, и все же принцессу не оставляло ощущение исходящей от него внутренней силы, которая одновременно настораживала и привлекала ее.
– Я отдам распоряжения, и мы пойдем за «Забиякой», как только он покинет гавань. – Гельфар потянулся к ручке двери, полагая разговор оконченным.
– Капитан, – остановил его Лагашир, – мне понадобится время, чтобы восстановить силы, и мы атакуем «Забияку» не раньше чем через два-три дня. А до этого нам нужно плыть за ним на безопасном расстоянии, не упуская в то же время из вида.
– Если разразится шторм, я не сумею выполнить ваше желание. Потерять корабль в бурном море – пара пустяков.
– Это не должно вас тревожить. Хавасар отправился к моему хорошему знакомцу, изготовляющему живые компасы для Черного Магистрата. Он подкинет один на «Забияку», и в случае нужды мы всегда сумеем отыскать корабль Мгала.
Гельфар, много лет служивший Черным Магам, понимающе кивнул, а Чаг удивленно подняла брови:
– О чем вы говорите? Как компас поможет нам найти нужное судно? И что значит «живой»?
– Капитан Гельфар, по-видимому, знает, что такое живой компас, поэтому, чтобы не наскучить ему, я расскажу вам об этом в другой раз, – учтиво сказал Лагашир.
– Нет, нет, любезный, расскажите об этом принцессе сейчас, а я подготовлюсь к отплытию, – многозначительно улыбнувшись раненому, отвечал капитан и затворил за собой дверь.
Чаг придвинула табурет к койке и протянула Магу кружку с целебным настоем.
Медленно прихлебывая горькое питье, Лагашир, полуприкрыв глаза, некоторое время молча смотрел на сидевшую перед ним девушку, наслаждаясь тишиной и покоем, которых ему так не хватало уже много дней кряду. Будучи самым молодым из ныне здравствующих магистров, он был о себе высокого мнения, и ему тяжело было сознавать, что миссия его в Сагре закончилась провалом. Он многое сделал, удача, казалось, сопутствовала ему, и все же Белые Братья переиграли его. Но еще хуже было то, что он вдруг почувствовал, как устал от интриг и заговоров, как радует его окончание службы в этом сумасшедшем городе. Ему хотелось тишины, мира и покоя, и, как ни странно, сейчас все это воплотилось для него в крепко сбитой некрасивой девушке – старшей принцессе из рода Амаргеев, которой никогда не суждено занять отцовский трон и править Исфатеей. Плотная, широкоплечая девица с крупными чертами лица была совершенно не в его вкусе, и, может быть, именно поэтому присутствие ее успокаивало и радовало Лагашира, привыкшего видеть при дворе Гигаура Харголида до отвращения утонченных и всячески стремившихся подчеркнуть свое изящество и женственность дам…
– Вы, кажется, хотели рассказать про живой компас? – напомнила Чаг, принимая из рук раненого пустую кружку.
– О да, прошу извинить мою рассеянность! Снадобье здешнего лекаря, похоже, уже начало оказывать свое действие, – промолвил очнувшийся от грез Лагашир. – Вы, вероятно, знаете, почему некоторых зверей принято называть глегами?
– Нет, – удивленно ответила Чаг. – Не знаю.
– Обычно только дети спрашивают, почему одни звери – это просто звери, а другие, совсем не похожие друг на друга, – глеги. На самом же деле отличает глегов от остальных животных способность улавливать сигналы, посылаемые мозгом Черных Магов, ведьм и колдунов. То есть людей, обладающих «вторым» зрением, слухом и голосом. Люди эти тоже могут «слышать» глегов и, если они этому обучены, управлять ими в известных пределах. Это довольно сложно, отнимает много сил, но иногда дело того стоит…
– Удивительно, я никогда ничего такого не слышала!
– Ну, особенно удивляться тут нечему, раз вам не доводилось общаться с магами или ведьмами. Так вот, если верить легендам, удивительные способности глегов объясняются тем, что существа эти были специально выведены людьми, жившими до того, как Великое Внешнее море поглотило Западный и Восточный континенты. За годы, прошедшие после Большой Беды, они одичали и сильно изменились. Однако, исследуя глегов, мы научились так влиять на мозг некоторых животных, что те обретают свойства, не присущие им от рождения.
– Ого! – восторженно округлила глаза Чаг. – Здорово! Что же это за свойства, как вы воздействуете на животных и каким образом вам удается говорить с глегами?
– Воздействие на мозг любого существа – операция чрезвычайно сложная, и изготовитель живых компасов, например, специализируется на придании животным определенного вида способности посылать не слышимый никому, кроме обладающих «вторым» слухом, сигнал, по которому можно установить, где они находятся. Вообще-то, это больше похоже на движущийся маяк, и как раз такой маяк Хавасар должен подбросить на «Забияку».
– Чудеса! Значит, в историях о Магах есть доля правды, а не одни выдумки. – Чаг с уважением посмотрела на Лагашира. – И вы услышите этот сигнал? А что за зверя подкинет Хавасар, ведь тот должен остаться незамеченным командой корабля?
– Трупоедку, – ответил раненый и, заметив гримасу отвращения на лице девушки, пояснил: – Они значительно чувствительнее других мелких животных, и к тому же у мореходов существует поверье, что трупоедка на корабле приносит удачу. Для унгиров, торгующих зерном, это действительно так – мыши с трупоедками не уживаются. Как бы то ни было, дувианцы, даже увидев наш живой компас, не убьют его, а это все, что нам нужно.
– Разумеется, – подтвердила Чаг, от всей души ненавидевшая трупоедок, и, чтобы сменить предмет разговора, спросила: – Вы полагаете, мятежники сдержат обещание и в полдень кораблям будет разрешено покинуть Сагру?
