Мэри Блэкуотер
Найтблюм: Признаки жизни
– Вот это мне нравится, – отметил Ричард. – Моим сыновьям можно у вас поучиться.
Перерыв закончен. Грядёт продолжение игры.
В третьем тайме Хэмминг решил дать фору Ричарду и позволил ему забить гол.
После этого решено было устроить перерыв в двадцать минут – уж очень уставшими выглядели скакуны.
– Ричард, могу ли я кое-что у вас уточнить, если позволите? – обратился он к главе семейства.
– Конечно Хэм, я весь внимание.
– Меня заинтересовали фонтаны в вашем внутреннем дворике…
– Что, хотите купить хотя бы их, – с иронией спросил Гринхэлм.
– Ни в коем случае, вашу позицию я прекрасно уяснил. Они также были частью этого владения?
– Как я вам сообщил ранее, Хэм, всё в этом месте стоит с самого первого поколения нашей семьи, поселившегося здесь, включая эти фонтаны.
– Благодарю вас за пояснение.
Ричард на мгновение задумался, нахмурив брови.
– Здесь неподалеку есть ещё один фонтан. Прямо посреди той тропы, – ответил Гринхэлм и указал на виднеющуюся узкую тропинку неподалеку, уходившую в лес. – Правда фонтан находится в руинах, но, я думаю, как архитектора, вас могут заинтересовать некоторые его особенности.
– Никогда не упущу случая оценить что-нибудь новое, в смысле старое, – ухмыльнулся Хэммин. – Я хотел бы его осмотреть.
– Сейчас?
– Вы знаете, как я отношусь к таким вещам.
– Как считаете нужным. Мы вас подождем, коней мы всё равно загоняли.
Хэмминг снял наколенники, хорошенько обтер подошвы сапог и захватил с собой свой плащ. Он неспешно пустил лошадь к тропинке.
Углубившись в серый лес, он обернулся и, удостоверившись, что пропал из виду, накинул свой черный плащ и погнал лошадь по тропинке. Вскоре он добрался до самого фонтана, но тот его не интересовал. Риэлтор пронёсся мимо. Как и ожидалось, тропинка шла сквозь лес и вскоре вывела его на поле близ поместья.
Наездник обогнул поле и подъехал к поместью со слепой стороны, чтобы лошадь не заметила в окно прислуга. Привязав скакуна подальше, за углом, риэлтор пробрался через заранее приоткрытое им окно.
Вынув подпирающий створку коробок, он прикрыл её.
Осмотревшись и прислушавшись, Хэмминг тихим шагом направился к двери под лестницей. Почти не издавая звука – благо ботинки позволяли – он приблизился к двери и ещё раз осмотрелся – гробовая тишина. Риэлтор начал возиться с замком.
Он уже имел представление о том, как приблизительно работает механизм: первым делом нужно вдавить выступающее кольцо. После – вытянуть то, которое выпрыгнуло последним после включения механизма – вопрос внимательности.
Это было не такой простой задачей, потому как на первый взгляд могло показаться, что кольца выскакивают одновременно. И так далее, пока все кольца не будут выдвинуты. Вытягивать кольца было нелегко, поэтому палец приходилось вставлять полностью, что было рискованно. Если кольцо выбрано правильно, оно фиксировалось в выдвинутом положении. Если же нет – оно резко втягивалось в механизм с вращающимся диском. Насколько смог определить Найтблюм, диск был не просто хорошо заточен – его лезвие было выполнено в форме частой волны, что было еще одним неприятным сюрпризом. Такие же лезвия в средневековье применялись во фламбергах – пламенных клинках. При рассечении волнистое лезвие оставляло на плоти лохмотья кожи, такие раны крайне болезненны, быстро начинают гнить и очень долго заживают. Он представил себе те неописуемые ощущения, которые он получит от встречи его пальца с этим механизмом.
Хэмминг провёл выведенную им последовательность и механизм резко щёлкнул. Внутри послушалась трель зубчатого колеса и окружность в центре, с изображением лоз, выступила, освободившись от внутренних защелок. Хэмминг попытался повернуть ее, однако та не поддалась, тогда он надавил на нее. Словно большая кнопка, окружность утопла в щите. Послышался плавный ход засовов и дверь, высвободившись из оков тяжёлого проёма, приоткрылась. В этот момент на мгновение пронесся сильный сквозняк.
Обратная тяга съела воздух поблизости, утянув его в глотку узкого длинного помещения за дверью.
Очевидно, что массивную дверь обслуживали – никакого скрежета и лязга – механизмы были смазаны на совесть. Хэмминг с трудом открыл тяжелую толстую створку и практически сразу же за ней обнаружил узкие каменные ступени, уходящие по коридору в темноту.
Осмотрев дверь с обратной стороны, он обратил внимание на три массивных внутренних петли и то, что на внутренней ее стороне нет абсолютно ничего – ни ручек, ни засовов. Так что, если дверь вдруг закроется, открыть изнутри он её уже не сможет. В определенной степени это пугало Найтблюма, особенно учитывая тот факт, что к двери сверху и снизу были прикреплены два стальных троса диаметром не менее дюйма, которые уходили в отверстия стены в полуметре от дверного косяка. Это позволяло предположить, что дверь может закрываться и из другого места. Поэтому Хэмминг серьезно задумался над тем, чем же возможно подпереть такую тяжеленную дверь, спичечный коробок здесь явно не годился.
Тут он вспомнил, про дымоходы на крыше. Прислушиваясь к любым подозрительным звукам, Хэмминг тихо прошел в следующую от угловой комнату, в которой и обнаружил камин. Вернувшись к двери с кочергой, он подпер ею подвальную дверь.
Достав из внутреннего кармана плаща фонарик, Хэмминг осветил ступени, уходящие в глубину чернеющего коридора, который будто проваливался под особняк.
"Ненавижу подвалы", – буркнул себе под нос Найтблюм и шагнул на лестничную площадку.
Фонарь хорошо освещал путь, футов на десять вперёд.
Ноги пересчитывали потёртые ступени, словно на конвейере выходившие из тьмы.
Вскоре Хэмминг почувствовал как шаги его стали неувереннее – он, то и дело, соскальзывал пяткой с проступи. Риэлтора утягивало вглубь туннеля и в этом не было ничего странного. По видимому лестница, лишённая косоура на этом отрезке просела и стала особенно крутой. По такой лестнице легко спускаться – как и прогреметь костями до самого пола, – однако трудно всходить.
Пройдя ещё ступеней сорок, он ступил на ровную поверхность и осмотрелся по сторонам. Стены окружавшие площадку были выгнуты, кладка из строго подогнанного обточенного бледного кирпича здесь кончалась и начинала плясать, упираясь в новый тип блоков – каменные. Массивные усеянные шероховатыми неровностями блоки были настолько плотно подогнаны друг к другу, что шов кладки был едва заметен.
Прошагав ещё футов двенадцать Хэмминг с удивлением обнаружил, что ступеньки уходят всё глубже.
Подавив смутное чувство тревоги, он двинулся дальше.
Хэмминг спускался по ступеням уже некоторое время, а стены по сторонам становились всё ближе и ближе к нему – коридор здесь сужался. В ожидании того, что скоро стена или дверь высветится перед ним, Хэмминг направил свет вдаль, но тот всё так же проваливался в беспросветную черноту.
Риэлтор ускорил шаг, так как время поджимало.
Спускался он в таком темпе уже несколько минут, светя фонарем то на ступени, то вдаль – впереди так ничего и не обозначилось.
Хэмминга передёрнуло, когда он запоздало понял, что стены сужающегося коридора пропали из виду. Он посветил по сторонам – ничего. Будто кто-то вырвал их из реальности.
К счастью ступени всё ещё были под ногами, они тянулись дальше.
Хэмминг остановился и снова посмотрел по сторонам, после – под ноги. Изменился вид и форма ступеней.
Гул не сдерживаемой боле стенами темноты по сторонам и лишь одна опора в виде ступеней, всё тянущихся вниз, вызывали сжимающий внутренности страх. Так как глазу больше не за что было зацепиться, временами наступала дезориентация – казалось, что он попросту падает в черноте пространства.
Постепенно узкие ступени давали о себе знать: риэлтор шагал, то и дело чертыхаясь, в страхе ступить хоть на пару дюймов в сторону, рискуя как минимум сломать себе ноги, если ненароком сиганёт в темноту, в которую так и проваливался свет фонарика. Он было достал из кармана монетку, чтобы проверить высоту, но посчитав, что шуметь здесь лишний раз не стоит – именно так он оправдал данную нерешительность, покончил с этой идеей и зашагал дальше.
Спустя ещё две минуты спуска, Хэмминг осмотрелся по сторонам, свет фонаря выхватил смутный бледный отсвет вдалеке. Включив дальний пучок он присмотрелся.
Странный свет загадочно маячил в казавшейся бескрайней черноте, постоянно срезая тьмой призрачное бельмо света фонарика.
Наконец Хэмминг понял что этот объект представляет из себя широкую квадратную колонну. Он вгляделся в сумрак, стараясь разглядеть её получше, то и дело блуждая фонариком, будто пытаясь подцепить её. Колонна едва поблескивала каскадом металлических граней. Риэлтор задумчиво хмыкнул.
Исполинская колонна была усилена мощным металлическим каркасом, что говорило, прежде всего о непомерной высоте здешних сводов. Основание колонны так же терялось в черноте.
Хэмминг не сбавлял темпа – время поджимало, а другой возможности осмотреть подвал у него могло и не оказаться.
Вот ступени начали заметно расширяться. Они резко сменили цвет на чёрный-как-смоль и когда свет фонаря уперся в подиумную ступень, сопряжённую с ровной поверхностью, он облегчённо выдохнул, потому как уже серьезно подумывал о том, чтобы повернуть назад.
Показавшийся ему вечностью спуск был окончен.
Найтблюм с облегчением ступил на каменный пол и упёрся в колени стараясь сохранить равновесие. На момент он подумал что вот-вот упадёт с непривычки.
«Чёрт подери», – подумал Хэмминг, стараясь мыслями разогнать неприятную тьму, – «эта самая длинная лестница в моей жизни».
Он осмотрелся.
Всё так же темно, хоть глаз выколи. Ни одного источника света, ни стен, ни дверей, ничего в зоне досягаемости луча света попросту не было.
«Видимо сюда не часто ходят», – поспешно подумал Хэмминг и тут же вспомнил блестящее состояние двери в подвал, а так же полное отсутствие пыли на ступенях, по которым он шёл.
Чтобы ещё раз удостовериться, он снова осветил ступени фонарем. Подступёнок был крайне грубо обработан и больше походил по фактуре на антрацит.
Проступь, напротив, была словно отполирована и пластом чёрного мрамора лежала на нём, как столешница. Хэмминг провёл по ней пальцем – раздался такой же скрип, как если провести пальцем по хорошенько вымытой тарелке. «Горничная что ли и сюда заходит? Сомневаюсь», – подумал он.
Безуспешно посветив по сторонам в надежде найти стены, риэлтор обнаружил едва заметные массивные основания еще двух колонн вдалеке, так же обжатых толстым металлом. Они врезались в пол словно шестоперы, перевёрнутые набалдашниками вниз.
Хэмминг уже и так понял – то, что он ищет, здесь ему не найти, но этого и не требовалось. Само по себе место, в котором он сейчас находился, уже представляло собой ценность. Оно просто пахло древностью.
По сравнению с возрастом этого места возраст дома казался ему незначительным. Ещё немного оглядевшись и осмотрев пол Найтблюм сделал несколько шагов вперед – эхо здесь было очень гулким. Он настроил свет в узкий пучок и снова посветил вдаль. На миг свет выхватил что-то неясное. Какой-то отсвет.
Хэмминг пригляделся.
Сделав ещё шаг, он поводил фонариком из стороны в сторону – свет мелькнул в ответ.
Свет его фонаря что-то отражало, очевидно, это было нечто зеркальное вдалеке. Но проверить это он никак не решался. Не решался в прямом смысле – что-то держало его. При попытке шагнуть вглубь исполинского помещения в ногах появлялась неприятное ощущение. Словно ботинки его тяжелели. Ступни и щиколотки начинало давить словно они отекали.
Попытавшись совершить шаг в очередной раз, риэлтор выругался, осветив себе ноги.
И тут он ахнул. Нечто держало его за щиколотки. Волосы встали на его голове дыбом и он вскочил. Обернувшись, один в кромешной тьме он проследил пятном фонарика ступени, под которые то убежало.
Сердце бешено колотилось от ужаса.
Зловещая исковерканная рука протянувшаяся из под лестницы и снова спрятавшаяся под ней на свету оказалась всего лишь тенью, отбрасываемой его ногой.
Хэмминг напряжённо выдохнул, похлопав себя по груди. Но не всё здесь было тихо.
Сама атмосфера здесь была пропитана не только влагой, но и чем-то столь же невидимым как воздух, но таким же материальным.
Странное эхо вдруг достигло его ушей. Их заложило, как иногда с ним бывало, когда самолет набирал высоту. Вдруг стало не по себе. Сердце вновь заколотилось предупреждая об неведомой угрозе. Нет, ерунда. «Прямо как ребёнок, Хэм», – подумал риэлтор, – «Здесь никого нет. Это всё детские страхи».
Но вскоре чувство тревоги перевесило.
Хэмминг всегда прислушивался к себе, предчувствие ещё никогда его не подводило. Он решил не изменять этой доброй традиции и поторопился поскорее покинуть это место. Развернувшись, он вскочил на ступени, по которым спустился и быстро зашагал обратно вверх. Гулкая тишина позади словно стала успокаиваться, но чувство тревоги не отступало.
Пройдя часть пути, ему вдруг померещилось нечто. На этот раз более материальное. Что-то заставляло его сердце вздрагивать. Что-то осторожно касалось слуха, словно какая издёвка. Хэмминг ускорил шаг, стараясь при этом не оступиться.
Его осенило. Диссонанс шагов. Логично, ведь это эхо. Странное эхо, надо отметить.
Снова свет фонаря поймал исполинскую колонна и вместе с тем… Но что это? Вот, опять – показалось, как звук подошвы прозвучал дважды. Может это и было эхо, но память его раньше не подводила – Хэмминг точно знал что эхо тут раньше… не было.
Его посетило странное чувство и он не сразу понял, что это было за чувство.
Ужас наполнил его в тот миг когда он понял – чувство, которое он испытывает – ничто иное как чувство жертвы, а эхо в таком огромном помещении он не вовсе не слышал. Он – жертва, преследуемая хищником.
Кто-то его преследует! Шагает за ним, ступая след в след! Подбирается поближе! Усталость вмиг исчезла, кровь ударила в голову. Но сознание пронзило болезненным холодом ужаса и Хэмминг рванул изо всех сил вверх по чёртовой лестнице.
Он бежал по крутой лестнице страшась оглянуться хоть на мгновение назад, чтобы не снизить скорость и уж тем более, оступившись, не нырнуть в темноту.
Хэмминг чувствовал, что дистанция между ним и преследователем – кто бы он ни был – сокращается.
Тяжёлое дыхание вырывалось из груди риэлтора. Ноги мельтешили по лестнице, отчаянно перебирая по ступеням ботинками.
Ему несдобровать!
Шум воздуха в ушах и вот впереди в стене обозначился проём. Намётанный глаз инстинктивно выхватил над тем картуш с печатью. Ему было совсем не до того.
Теперь Хэмминг снова бежал по коридору, стиснутому стенами, а по спине прыгали ледяные мурашки, покусывая его шею и плечи. Вдруг Найтблюм вспомнил про фонарь. Щёлкнув переключателем, переведя его в режим стробоскопа, он направил его мелькающий луч назад через плечо в надежде ослепить преследователя. Однако он чуть сам не стал жертвой своего устройства – мерцающие отблески от единственного источника света чуть было не дезориентировали его самого.
Зажмурившись, преодолевая ступени на удачу, он продержал свет сколько смог. Впереди вверху после площадки, на которой он чуть было не лишился равновесия, появился просвет входной двери. Ну же! Ещё чуть-чуть…
Свет прохода вот уже бьёт в лицо, ослепляя глаз.
Споткнувшись о порог, Хэмминг вылетел из двери на свет божий вон из чёртова подвала.
Тут же, в ужасе вскочив, он бросил взгляд назад – в проваливающуюся тьму.
– Господи! – сдавленно выпалил Хэмминг.
Но там никого не оказалось. Однако его это не успокоило.
Чувство паники отхлынуло, но ощущение тревоги осталось. Подскочив к двери, он выдернул кочергу и выскочил.
Всего на миг ему показалось, что в чёрном зеве подвального спуска мелькнуло нечто бледное, словно некие черты чего-то неестественно симметричного. Заслоняемая мощной створкой чернеющая щель неумолимо сужалась и наконец исчезла. Послышался щелчок засова – дверь автоматически закрылась.
Найтблюм стоял у двери, тяжело дыша, пытаясь переварить то, что сейчас произошло. Кто-то его преследовал там. Очевидно, что кто бы не находился в том исполинских размеров подвале, мгновенно заметил единственный источник света. Его передёрнуло.
Должно быть, этот некто находился довольно далеко от Хэмминга, потому как он успел спуститься, осмотреться и пойти обратно. Вероятно, что преследователь сразу же двинулся на свет, причём искусно подкрадываясь на протяжении всего пути.
Хэмминг глянул по сторонам, потом посмотрел на кочергу, которую сжимал в руке – она была сильно погнута.
Этому возможны два объяснения. Первое – дверь кто-то пытался закрыть удаленно, посредством какого-то механизма. Потому как если допустить, что кто-то обнаружил открытую дверь, то этот кто-то непременно выдернул бы кочергу и захлопнул её с концами. Второе, и самое вероятное – у двери имеется некий внутренний таймер, и она закрывается автоматически через определённое время. Как бы там ни было не зря он, рискуя, лишний раз путешествовал за кочергой. А потому, он ещё раз рискнул, вернув её на место, после чего тихо прошёл по холлу и вылез в окно наружу, как можно тише закрыв его за собой. Свежий воздух и трава под ногами придали ему уверенности и, сев на поджидавшую рядом лошадь, Хэмминг, отправился в обратный путь. Так же сделав крюк по полю, он поспешил обратно. Проскакав немного, Найтблюм обернулся через плечо и взглянул на удаляющееся поместье. На мгновение ему показалось, что занавески на втором этаже дрогнули. Плохой знак, но пока он скакал по лесу, не заметил, чтобы его преследовали. Приободрившись, он представил себе, как один несся по той лестнице с выражением панического ужаса на лице, светя фонариком через плечо, и выглядел со стороны как последний идиот.
Подоспев к фонтану, он бегло осмотрел его. На нём некогда красовалась статуя, об этом свидетельствовали оставшиеся от неё ступни. То, что осталось, стояло на потрескавшемся кубе, который мало того, что был обвит живыми лозами, так и сам имел барельеф в виде лоз. Это показалось ему забавным. Ему надо было торопиться, чтобы не вызвать лишних подозрений ввиду его двадцатиминутного отсутствия. Как только Хэмминг потянул лошадь за поводья, он увидел Чарльза, подъехавшего к нему на лошади.
– Всё в порядке? – спросил он опешившего Найтблюма. – Вы в курсе, что смотрите на эту груду старых камней уже без малого минут тридцать, мистер Хэмминг.
– Вы специально научили свою лошадь подкрадываться, – переведя дыхание, ответил Хэмминг. – Потому как вы чертовски напугали меня.
– Если так, то извините, – рассмеявшись, ответил Чарльз. – Не думал, что вас так легко напугать.
– Порой за такими вещами я теряю счёт времени, – сказал Хэмминг, одёргивая поводья.
Чарльз последовал его примеру и вскоре они вдвоём вернулись к группе.
Похоже, никто не заметил его затянувшегося отсутствия. Все спокойно занимались своими делами.
Спустя несколько минут игроки снова встретились на поле для третьего тайма. На этот раз игра была спокойной и более тактической. Спустя четыре минуты с небольшим, Найтблюм забил гол практически в одиночку.
Четвертый тайм был отмечен самым быстрым голом за всю игру – команда Хэмминга забила гол на первой минуте. Счет 3:0 в пользу его команды. На пятом тайме он понял, что будет совсем не лишним дать форы в конец издёргавшемуся Ричарду. Очевидно, что он был одним из тех людей, которые не любили проигрывать или попросту не умели. Хэмминга забавляли такие люди.
Итак, пятый тайм по плану был красиво проигран, что кардинально сказалось на настроении Ричарда, конечно же, в лучшую сторону. На шестом же тайме Хэмминг решил, что одного очка соперникам будет достаточно. Он собрал все силы и ринулся в бой. Теперь игра стала намного жёстче. О принятых правилах не сталкивать лошадей все позабыли. Чарльз то и дело блокировал его скакуна. А Лэйн, настолько завёлся, что со злости ударил коня Хэмминга клюшкой по заду, отчего схлопотал хороший удар копытом по голове, на которой, к счастью, была каска. В конце концов, Хэмминг, зажатый со всех сторон, не без труда смог выбить мяч и отдал пасс Дэкстеру. Что есть силы тот ударил по воротам и мяч, пролетев приличное расстояние, остановился всего в паре футов от черты. Ошалевшие игроки разом понеслись туда. Дэкстеру оставалось только смотреть, качая головой на проносящийся мимо табун запачканных грязью лошадей, потому как Альберт внёс свою маленькую лепту, легким ударом заведя мяч в ворота. Победа! Команда Найтблюма одержала верх со счетом 4:1. Альберт поднял клюшку над головой и скривил дурацкую победную гримасу, что, тем не менее, позабавило Хэмминга.
Хотя игра и была довольно необычной и местами грубой, Хэммингу понравился тот контраст, с которым она прошла. Ричард подъехал к нему и спрыгнул с коня:
– Никто раньше не заставлял меня так попотеть в поло, – отметил он, – не пропускаете ни одной игры в клубе? Скажите честно, Хэм.
– Отнюдь. Предыдущий раз был три месяца назад.
– Неужто. Значит вывод только один, это у вас в крови.
– Благодарю. Надо сказать, вы тоже далеко не промах, Ричард. Вы заставили меня изрядно попотеть.
– Ну чтож, слышать похвалу от такого игрока дорогого стоит.
Сделав небольшую паузу Гринхэлм продолжил.
– Знаете ли Хэм, – сообщил Ричард, придавая выражение каждому слову, – У меня небольшая проблема… и я считаю, что вы сможете помочь мне ее решить, .
– Если это будет в моих силах, то буду рад, – ответил Хэмминг.
– Тогда сразу к делу, – он отпил из фляги. – В связи с некоторыми обстоятельствами, мой близкий друг собирается продавать свое поместье здесь в Беркшире. Поместье не из скромных. – Вышло так, что для него сейчас очень важен финансовый аспект продажи…
«Для кого он не важен», – подумал Найтблюм.
…Он опасается прибегать к помощи чужих людей, тем более риэлторов, которые всегда пытаются урвать побольше от сделки, он не хочет остаться в дураках…
«Если он не хочет оставаться в дураках, тогда ему не стоит быть эгоистичным засранцем», – про себя отметил Хэмминг.
…В связи с чем, он обратился ко мне и попросил найти добросовестного специалиста в этом деле. О чем, собственно, я вас и прошу, Хэм. Вы могли бы оказать ему честь, если бы занялись продажей его владения и поспособствовали организовать максимально выгодную сделку, естественно учитывая ваш процент. Что вы скажете?
– Почему бы и нет, – сделав паузу, ответил Хэмминг. – Я посмотрю, что можно будет сделать.
– В таком случае, я думаю, очень скоро свяжусь с вами и представлю этому человеку. Надо сказать, между нами, содействие этой персоне может принести вам немало пользы. Он обладает обширными связями.
Внезапно позади послышались тревожные восклицания, кто-то окликнул Ричарда. Собеседники обернулись. Позади, возле одного места у скамейки скучились люди. Ричард поспешил к ним, туда, где ещё недавно сидели недавние болельщицы. Найтблюм поспешил за Ричардом более сдержанным шагом.
Подойдя Хэмминг увидел, как мать Гринхэлма, скрючившись сидит на скамейке и держится за грудь. Открыв рот, старушка пытается что-то произнести. Её кожа, и без того бледная, отдавала уже голубизной, дыхание поверхностное, глаза бешеные. Это сердечный приступ! Кэтрин и Виктория панически роются в её карманах и сумочке.
– Где же оно?! – взволнованно воскликнула Кэтрин. – Оно пропало!
– Оно было у неё в кармане, – беспокойно ответила Виктория, продолжая тщательно ощупывать карманы.
Вскоре подоспел Чарльз.
– Нашёл, – сказал он, демонстративно встряхнув оранжевый контейнер с таблетками, и бросил его Ричарду.
– Держись матушка – произнес Ричард, отсчитывая таблетки.
Он положил, наконец, несколько пилюль ей в рот.
Судорожно проглотив их, старушка скривила гримасу. Её дыхание стало глубже. Спустя несколько секунд, напряжённое лицо и с силой сжатые веки начали постепенно расслабляться.
Через некоторое время она пришла в себя.
Кэтрин обмахивала её лицо платком. Спустя ещё пару мнут, Марша медленно поднялась, убрала руки от сердца и, набрав полную грудь воздуха, с облегчением выдохнула.
– В следующий раз я точно не дотяну, – кряхтящим тихим голосом сказала она.
– Здесь вина твоя, мама, – отметил Ричард, – ты снова забыла взять с собой таблетки.
Глаза старухи выкатились из под бровей, словно на тяжеленном механическом циферблате. Взгляд этот был невероятно тяжёл и устремлён он был на Ричарда.
– Ты понимаешь, что это происходит уже не в первый раз? – продолжил Гринхэлм, – Может тебе стоит начать принимать таблетки для улучшения памяти? Хотя нет, ты их тоже забудешь.
– Не смей так со мной говорить, Ричард! – неожиданно громким голосом громыхнула Марша. – Я этого не потерплю!
В этот момент Хэмминг мог поклясться, что на мгновение уловил как-будто детский страх в глазах главы семейства. Тот мгновенно взял себя в руки и принял безразличный вид. Марша снова поникла и, поскольку Хэмминг и его конь были самыми чистыми по сравнению с остальными, он вызвался отвезти её домой.
– Это было бы замечательно, – ответил Ричард. – Как только прибудете, Карсвелл – наш дворецкий, о ней позаботится. Мы скоро двинемся за вами.
– Возможно ли срезать путь по той тропинке, где я видел фонтан? – спросил Хэмминг, усадив Маршу на скакуна.
– Да, конечно. Она проходит сквозь лес. Там немного узковато, но одна лошадь пройдёт, – ответил Ричард, – Поторопитесь. Учтите, Хэм, я вверяю вам в руки свою мать.
– В таком случае я немедленно выдвигаюсь, – взобравшись на коня, сказал Хэмминг. Чарльз и Ричард усадили старуху позади Хэмминга, и тот дёрнул за поводья. Лошадь двинулась в сторону леса и вскоре скрылась за иссохшими ветками нависшими над сужавшейся тропинкой.
Лошадь скакала по сырой земле, то и дело шевеля ушами в разные стороны. Небо было затянуто тучами. Через них, как через разорванную вату виднелось синее-синее небо. Воздух был все так же приятен и необычайно свеж. Марша молчала и только изредка похрипывала, с головой укутавшись в плед, наскоро наброшенный Кэтрин.
Хэмминг всё думал о том подвале и его предназначении. Ему не терпелось вновь попасть туда. Его желание было столь велико, что он всерьез стал подумывать над тем, чтобы навестить поместье после отъезда Гринхэлмов. Взять с собой парочку специалистов по таким делам и хорошенько осмотреть подвал на предмет исторической ценности. Той постройке, что находилась под поместьем, было по меньшей мере пятнадцать веков, а возможно, и больше, но такие исполинских размеров постройки совсем не характерны для столь давних времен, тем более постройки подземные, потому как уровень мастерства древних строителей просто не позволял возводить такие конструкции. Очевидно, под зданием проходили катакомбы. Но для чего же было необходимо сооружать такой огромный подвал, с неимоверной высоты потолком и колоннами? Было видно, что прочности самого материала, из которого состояли те исполины, было недостаточно, именно поэтому колонны были укреплены металлическим каркасом. И этот каркас был создан относительно недавно. Чутье Хэмминга подсказывало, что разгадка пахла большими деньгами, а ,возможно, не только деньгами.
Замечтавшись, Хэмминг чуть было не проехал мимо дома. Вовремя опомнившись, он почти затылком почувствовал вопросительный взгляд Марши и натянул поводья, быркнув лошади.
Когда лошадь, недовольно помотав головой, остановилась у лестницы на входе, наездник помог пассажирке спешиться.
Подав ей руку, он ощутил как ледяные пальцы сжали его ладонь. Холод чувствовался даже через плотную кожаную перчатку. Старушка чуть было не свалилась с лошади, но была уверенно подхвачена обходительным риэлтором.
Дверь тут же открыл дворецкий. Пройдя под руку с Хэммингом внутрь, Марша резко высвободилась и жестом приказала не трогать ее.
Она закрыла глаза и, приставив палец к губам, призывая молчать, медленно привела дыхание в порядок. Никто не смел ослушаться.
– Что-то стряслось? – шёпотом осведомился дворецкий, подойдя к Хэммингу.
– У дамы случился приступ, – пояснил Найтблюм. – Мистер Гринхэлм поручил передать её вам.
– Ясно… О да, конечно, – спохватившись, сказал Красвелл беспокойным голосом.
– Карсвелл, – тихим голосом сказала старуха, – проводите меня в мою комнату.
– Прошу госпожа, – подскочив к ней, ответил дворецкий и взял её под руку.
Дворецкий и Марша удалились, оставив риэлтора вновь созерцать холл.
Глава 5 Мановение
Cмысла возвращаться к группе уже не было.
Ну раз так, то Хэмминг решил ещё раз пройтись по холлу и осмотреть более мелкие картины поближе вместе с иными достопримечательностями, которые он приметил ранее. Он поднялся по ступеням на второй ярус и принялся за этот, требующий напряжения внимания, однако невероятно приятный процесс. Хоть он и не был специалистом в живописи, но обладая замечательной наблюдательностью, Найтблюм любил созерцать полотна вне зависимости от престижа художника. Ему было важно не громкое имя, а то, что чувствует он при взгляде на полотно. Ведь даже молодой художник может удивлять. Судя по репертуару развешанных по стенам картин, глава семейства Гринхэлм придерживался схожего мнения.
Однако в подавляющем большинстве, малоопытные художники, хоть и обладают прекрасным образованием, на практике не всегда умеют его должным образом применить. К примеру, тайные подробности на полотне, которые так любят помещать в свой работы энтузиасты. Ввиду отсутствия опыта молодые художники привыкли выпячивать их, тем самым лишая их сокровенности. В то время как великоопытный художник, умудряющийся сохранять энтузиазм в своём возрасте, напротив – намеренно сокроет эти моменты. Немудрено, ведь новичок боится, что его мастерство, упирающееся иногда только в этот нюанс, никто не заметит. Опытный же намеренно сокроет эту деталь, ведь для него нет уже смысла гнаться за некоей эфемерной славой, он – творец. И чем сложнее будет расшифровать его мысль, захваченную в позолоченные рамки полотна, тем достойнее будет ценитель, разгадавший оную. Это способствует расширению умения мыслить. Ведь картина – это целая книга. Так жаль, что большинство современных «творцов» ограничиваются написанием памфлетов.
Хэмминг становился довольно чутким человеком, когда дело касалось предметов искусства, особенно картин. Так, например, ему совсем не нравились картины да Винчи. Да, о его мастерстве вопроса не стояло, он был великим художником. Найтблюма отталкивало то, что люди на картинах Леонардо казались фальшивыми, словно актеры, играющие свои роли. Возможно дело в людях, которые могли позировать художнику, считал он. Ему по нраву были картины с долей мистики, но самыми любимыми были картины фантастические. Такие картины, он считал, показывают всю силу воображения художника. У многих фантастов, к сожалению, полотна получались нечеткими, детали, которых они не видели, а могли только представить выходили ненатуральными. То начинала страдать светотень, то падала детализация. Это немного расстраивало его, достойных картин такого рода было не так уж много. Картины Ганса Рудольфа Гигера приходились ему особо по душе. Как называл их автор, фантастический реализм, биомеханика. В его картинах, половину из которых подавляющее большинство людей сочло бы возмутительно непристойными, словно специально призванными вызывать эмоции, Найтблюм видел безразличную, холодную логику, чуждую самой сути человека. То, что могло у праздного обывателя вызывать только трепет и страх неизвестного, ему же казалось таким любопытным, ему хотелось понять природу этого страха, представить суть и назначение механизмов, изображенных там; как они могут функционировать. Он представлял, что может быть с несчастным странником, попавшим вдруг туда, в те залы. Что каждый неверный шаг или прикосновение, могут стать преддверием страшных мук и неведомой боли. Но, тем не менее, Найтблюм всегда считал, что нет ни одной вещи страшнее смерти, есть вещи ведущие к смерти, они и вызывают настоящий страх, всё остальное – ерунда. Он был убеждённым атеистом.