Мэри Блэкуотер
Найтблюм: Признаки жизни
– Не думал, что вы испытываете такой трепет к картинам, – удивился риэлтор.
– Я бы так не сказал, – нахмурился Ричард. – Для меня коллекционировать произведения искусства, не важно в чём они выражаются: в живописи, скульптуре или других материальных объектах, является, своего рода, хобби. Но к любому хобби я отношусь со всей серьёзностью.
Хэмминг с великим интересом слушал Гринхэлма.
– Я просто уверен, – с шутливой хитрецой погрозил ему пальцем Ричард, – что вы наводили справки не только о моём поместье, но и о своём прапрадеде.
– Это было сложно, – начал нехотя Хэмминг.
– Но не невозможно, – подметил Ричард.
– Хм. Совершенно верно, – чуть улыбнулся риэлтор.
– Так и что же вы смогли выяснить?
– Если не ошибаюсь, то Джоффри был внучатым племянником вашей прапрапрабабки Эбигейл.
– Хм. Я знаю это имя. Ведь, признаюсь, у самого был некогда грешок. Я изучал наше семейное древо. Даже пытался завершить генеалогический трактат.
– Неужели? И как же долго вы его составляли? – осведомился Хэмминг. – Ведь я знаю, что это труд кропотливый и далеко не самый лёгкий.
– Это действительно так, – вспоминая нечто произнёс Ричард. – Не могу сказать, что я был тем, кто его начал. Та книга досталась мне от деда. Перед смертью он вручил её мне и наказал хранить. Поначалу это было мне неинтересно. Вы знаете, молодость она такая ветреная и неудержимая. Я тогда ещё только поступил в Оксфорд. И только будучи уже на последнем курсе увлёкся генеалогией нашей родословной. Мне было крайне интересно проследить, как далеко протянулась наша фамилия. Ваш прапрадед действительно указан в этой книге. Однако степень родства двоится. Дело в том, что он может быть внучатым племянником либо Эбигейл, либо всё-таки Энн. Эту информацию уточнить не удалось.
– Что-то новое и для меня. Тогда, думаю, что рассказывать о нём мне смыла нет, – сказал Хэмминг. – Ведь если вы так серьёзно занимались этими исследованиями, то наверняка знаете побольше моего.
– Отнюдь, – разведя руками произнёс Ричард. – Именно об этой личности я ничего не знаю.
– Странно, – задумался риэлтор. – Я бы хотел взглянуть на эту книгу.
– К сожалению, это невозможно, – отрезал Гринхэлм.
– Очень жаль. Быть может я бы смог внести некоторую ясность, в том числе и для себя.
– Могу, правда, отметить одну страннейшую деталь. Лицо и имя вашего предка были замазаны тушью. Причём так тщательно, что мне пришлось обращаться к экспертам для выявления скрытого под той изображения.
– Возможно, что-то стряслось.
– Возможно.
– Из разных и весьма скудных источников я узнал, что Джоффри слыл прекрасным наездником, – вспоминал Хэмминг, – а также отличился в фехтовании и, время от времени, несерьёзно увлекался масонством и эзотерикой.
– Мода диктовала своё, – бросил Ричард. – Раньше масоном был чуть ли не каждый второй писатель, политик или философ.
– Это точно. Но… Хм… Не совсем уместно, но…
– Говорите же, – с неподдельным интересом сказал Гринхэлм.
– Ничего особенного. Но как следовало из уже утраченных записей одной моей покойной родственницы, он часто путешествовал. Любил это дело. А также он был известен как человек улыбчивый, но при этом был весьма жесток. Какая странность… Улыбчив и жесток.
– В те времена жестокость была обычным делом. Если ты родился крестьянином, то тебя могли забить просто забавы ради.
– Именно так и произошло.
– То есть? Ваш предок забил кого-то ради забавы?
– Да. Тот стащил из его дома клочок бумаги и перо, чтобы научить своего сына писать. За это он до смерти забил его своей тростью.
– Хм. Занятно, – отрешённо сказал Гринхэлм. – А ваш прапрадед был ещё тем засранцем.
Хэмминг удивлённо посмотрел на Ричарда:
– Скорее всего, – ответил он.
Оба зловеще расхохотались.
– Как ваши срочные дела? – сменил тему Хэмминг.
– Хорошо, – сказал Ричард, немного понурив голову и загадочно хмыкнув. – Очень хорошо. Всё идёт так, как должно.
– Замечательно, – подытожил риэлтор, всё еще размышляя о неприятном типе на картине.
– Сэр, – вдруг появился в коридоре дворецкий.
– Что такое? – строго спросил Ричард.
– Обед подан, сэр, – сказал вездесущий Карсвелл.
– Ах, это, – усмехнулся Гринхэлм.
Дворецкий удалился.
– Скажите, Хэм? – спросил Ричард. – Какую карточную игру вы предпочитаете больше?
– Холдэм.
– Думал о покере. Но, в таком случае, сегодня мы играем в холдэм. Всё равно ведь между ними не большая разница.
Гринхэлм дружески похлопал риэлтора по плечу:
– Идёмте, Хэмминг. Наш повар сегодня приготовил специальное блюдо.
– Звучит заманчиво, – сказал риэлтор, выходя вместе с Гринхэлмом из библиотеки.
– О, это будет прекрасно, – глянул на него Ричард, перебросив зелёную тонкую книжку из одной руки в другую.
– Надеюсь, ставки будут не слишком высокими? – натянув ухмылочку осведомился Хэмминг.
– Неужели вы боитесь проиграть?.. Здравствуй, милая, – Ричард поприветствовал проходившую мимо Кэтрин.
– Здравствуй, папа, – улыбнулась отцу Кэтрин. – Мистер Хэмминг.
– День добрый, – учтиво поздоровался риэлтор.
Возникла небольшая пауза, в ходе которой Кэтрин немного замешкалась, оставшись позади продолжившего идти Ричарда и неспешно шагавшего рядом Найтблюма. Глянув через плечо Хэмминг заметил как Кэтрин крепко сжала в руках белый кружевной платок и потупила взгляд.
– Нет, – продолжил разговор Хэмминг.
– Тогда почему же? – спросил Гринхэлм.
– Я боюсь выиграть слишком много.
– Не бойтесь, Хэм, – холодно ухмыльнулся Ричард, – выиграть слишком много невозможно.
Лакей открыл высокую дверь и Ричард с Хэммингом вошли в обеденную залу. За столом которой уже расположилась почти вся семья Гринхэлмов. За исключением Лэйна, Виктории и Дэкстера.
– Музыку, Карсвелл, – обратился Ричард к дворецкому, выставлявшему поднос на стол.
– Сию минуту, сэр, – покорно ответил Карсвелл.
«Ну, что же», – подумал риэлтор, поймав на себе взгляд Марты, – «игра начинается».
Глава 7 Приманки
Если бы Хэмминг был актёром, то по завершении ужина мог бы с полной уверенностью сказать, что прекрасно отыграл свою роль.
Несколько колких слов от Марты, пару каверзных тем от Ричарда и один запечёный молочный поросёнок на столе. Забавное сочетание.
Вечер прошёл, как и оговаривалось, за игрой в холдэм.
Однако ничем серьёзным шуточные ставки не обернулись. Все игроки вели себя довольно осторожно.
Потом к игре присоединился Лэйн, который прямо-таки ворвался в зал.
– Подскажите, Хью, – не отвлекаясь от игры обратился Хэмминг к вошедшему верзиле, – вы всегда врываетесь в помещение с грохотом целого военного отряда.
– Всегда и в любое, – процедил здоровяк, стараясь не только держать себя в руках при гостях, но и постараться выглядеть остроумным.
– Тогда представляю как вы врываетесь в туалет, – заметил Хэмминг с серьёзным видом стукнув по столу двумя пальцами. – Чек.
Присутствующие засмеялись, Ричард чуть было не поперхнулся виски, а Чарльз, наблюдавший игру уже в качестве зрителя вовсе расхохотался, при этом даже хлопнув брата по плечу.
– Ты смеешь меня высмеивать при присутствующих здесь людях, риэлторишка? – возмутился здоровяк, сжав мясистые кулаки.
– Остыньте, Хью, это же шутка – обратился к нему Чарльз.
– Я только тебя забыл спросить, – обернулся неандерталец, ткнув в него пальцем.
– Никто над вами не насмехается, – отчуждённо бросил Хэмминг. – Но если посмеете устроить здесь драку, вылетите отсюда первым же рейсом.
– Он чертовски прав, – отчеканил сидящий за игровым столом Ричард, поднявший ставку и вместе с ней свои глаза на Лэйна. – Успокойтесь, Хью. Живо! Если не собираетесь играть, тогда сядьте в стороне.
Лейн некоторое время стоял неподвижно. Свет нескольких конических ламп над головами играющих прекрасно освещал игровой стол, покрытый сочным зелёным сукном, а вместе с тем и ширинку Лэйна, который практически вжался в стол.
– В таком случае я сыграю, – заявил более холодным тоном Хью.
– Тогда отойдите для начала от стола и присядьте наконец! – рявкнул Гринхэлм.
По правде говоря, Хэмминг не понимал причину столь лютой ненависти Хью. Возможно она была весьма проста – Лэйн видел в нём конкурента, угрозу его авторитету, каким бы малым тот ни был на самом деле, при этом он был чертовски злопамятен и не привык проигрывать, тем более, когда дело касалось физической силы.
В ходе игры, Хьюго неоднократно предлагал играть на "настоящие" деньги и явно пытался выбить риэлтора из колеи. В ответ, Хэмминг показал только собственную невозмутимость, и даже убедил Хьюго снизить свои ставки на один порядок.
Риэлтор без особого труда обставил именно что любителя перемахнуться в карты и быстро вывел его на чистую воду. Здоровяк совершенно не умел блефовать.
Ну, а после при свидетелях сделал его себе должным на сто пять тысяч фунтов плюс его галстук, показав тому, что покер дело не его ума.
Однако, разгромив Хьюго пять раз подряд, Хэмминг совершил жест доброй воли и великодушно простил ему долг, при условии что тот никогда больше не будет играть с ним в карты.
Лэйну не оставалось ничего кроме как, стиснув зубы, согласиться и пожать ему руку. Только руку обидчивый неандерталец пожать отказался.
Пока Хэмминг показывал себя с лучшей стороны, довольно быстро завоёвывая расположение семьи. Своим умением быть твёрдым и легко держать удар он заслужил уважение среди мужчин, своим же великодушием он завоевал расположение женщин.
Всё шло весьма неплохо.
Вечер прошёл прекрасно, а ночь великолепно.
Когда призрак обнажённой Марты покинул его комнату, Хэмминг, лёжа в постели, отметил про себя, что миссис Гринхэлм была далеко не холодной женщиной, когда дело доходило до постели. Выдохнув и улыбнувшись, риэлтор подумал, что для полного счастья ему не хватает совсем немного.
Кто знает, может после того как он отвоюет себе это поместье, то сможет уйти в отпуск. Но для этого нужно было хорошо потрудиться. Закинутые им приманки начинали потихоньку срабатывать.
Хэмминг закрыл глаза.
В ожидании сна он вспоминал разговор с Ричардом в библиотеке.
На самом деле Найтблюм знал намного больше, чем рассказал Гринхэлму.
Его прапрадед был садистом и, можно сказать, даже безумцем. Этого действительно не стоило говорить никому. И забитый до смерти несчастный – самое безобидное из его деяний.
Прапрадед Хэмминга не просто увлекался эзотерикой, он был фанатичным искателем тайного знания. И мода здесь была совершенно ни при чём.
По некоторым обрывочным сведениям, полученным в основном из записок его дочери, риэлтор узнал, что Джоффри вёл весьма скрытный, если не сказать затворнический образ жизни.
Большую часть времени он проводил в своём кабинете, как явствовало из сведений в дневнике Мэйпл – поздней дочери Джоффри. Она была его единственным потомком, но их общение сводилось к минимуму. Она практически ничего не знала о собственном отце, с которым жила в одном доме. Он был суров и жесток к окружающим, ненавидел каждого, кто смел просить его о чём-либо. Обезоруживающая улыбка, создавала у редко навещавших его родственников ошибочное ощущение благодушного к ним расположения. Резкий юмор и отвращение к распитию спиртного вызывали уважение среди простых рабочих, к которым он относился чуть менее нетерпеливо, пока те выполняли свою работу.
Несмотря на то, что отец Мэйпл был суровым, а порой жестоким человеком, к ней он относился нейтрально. Ненависти и презрения в его глазах она не наблюдала. Простое безразличие девушка уже принимала как знак его расположения. Однако Мэйпл не смела перечить отцу, когда становаилась редким свидетелем его расправ над слугами. Она молча убегала в свою комнату и плакала там, не понимая такой жестокости по отношению к людям.
В дневниках также отмечалась, в свойственной молодой женщине манере преувеличивать, безжалостность её отца. Однажды, Мэйпл стала видетелем драки между Джоффри и неким Томасом.
Томас бесцеремонно явился во владения Джоффри, прискакав верхом на коне, и стал ожидать у входа. От приглашения войти в дом наездник наотрез отказался и стал что-то требовать у лакея. По всей видимости, чтобы владелец сам вышел к нему. И, спустя четверть часа, он всё-таки добился своего. Джоффри появился на пороге, отпустил лакея и остановился на ступенях в ожидании незваного гостя.
Наездник спешился и подошёл, они начали что-то обсуждать на повышенных тонах.
Девушка не слышала сути диалога, ввиду того, что наблюдала за происходящим из своей комнаты на втором этаже. Вдруг Томас начал кричать на безразлично стоявшего отца Мэйпл. Бледное лицо молодого человека порозовело от ярости, на щеках всплыл красный румянец, но Джоффри продолжал всё так же бесстрастно смотреть на него.
Чем-то возмущённый молодой человек в гневе ударил Джоффри в лицо. Девушка не успела возмутиться и собиралась уже открыть окно, чтобы остановить ссору, как ужас внезапно сковал её движения. Последовавший ответ Джоффри, обронившего от полученного удара цилиндр, как писала с явным преувеличением в своём дневнике его дочь, подействовал на Томаса так, что тот не отлетел, не отшатнулся, не вскричал от боли. Нет, он попросту обмяк и упал на месте. Один удар от худощавого долговязого Джоффри раскроил молодому человеку голову.
Однако, как разумно полагал Хэмминг, Томас по всей верятности просто неудачно разбил голову о лестницу, не успев среагировать на ответный удар.
Что последовало далее относительно конкретного случая в дневнике не было указано. Очевидно Джоффри избежал наказания, но…
Найтблюм начинал засыпать.
Сон приходил медленно, накрывал волнами.
Во сне Хэммингу чудилось, что он ходит по галерее огромного музея. Чьи необъятные своды были мерцающим звёздным небом, а великое множество прозрачных кубов, окружавших его в полумраке были ничем иным как витринами с экспонатами. Невероятное множество предметов искусства перемежались с самыми обыкновенными. Вертолёт Давинчи стоял рядом с плюшевым котом; скульптура Давида соседствовала с набором столового серебра; картина Айвазовского – между прочим тоже заключённая в стеклянный куб – теснилась с кислородным баллоном.
Хэмминг шёл между рядов экспонатов, заключённых в блестящее своими мерцающими начищенными гранями стекло, и с чувством истинного блаженства рассматривал каждый из них. Экспонаты не были расставлены или сгруппированы по какой-то определённой тематике, но казалось имели некую неуловимую систему. Дальше пошли колбы с экспонатами кунсткамеры. Ряды жертв ошибки природы: препарированные эмбрионы животных и людей с патологическими изменениями; срезы частей тел, подвергшихся случайной мутации; обезображенные уродствами лица застыли в припадке боли и отчаяния, будто их одномоментно отсекли, препарировали и поместили в спиртовой состав ещё живыми. Лица людей перемежались с мордами животных; целые тела – с их фрагментами.
Хэмминг постарался переменить мрачный настрой своих мыслей.
Далее тела изменились. Теперь пошли высокие ростовые колбы с семьёй Гринхэлмов. В первой колбе стоял Ричард. Словно живой он держал курительную трубку в одной руке, а другую в кармане серых брюк. На нём была голубая поло, кожаные коричневые ботики. Лицо его было спокойно. Казалось, что Гринхэлм просто замер во времени. За ним шли все члены семьи: Марта, Марша, Чарльз, Альберт, Виктория, Кэтрин, Мария, маленький мальчик – Хэмминг не мог вспомнить его имени, девочки-двойняшки – их тоже.
Дворецкий стоял последним. На шее его красовались глубоко вырезанные вертикальные раны. Голова его была запрокинута, бледное лицо блаженно.
Риэлтору стало не по себе от этого вида и зал, словно вторя его умонастроению, потемнел, оставив подсвеченными лишь экспонаты в колбах. Люди в колбах – ну и ну! Тут он заметил ещё один экспонат, это была какая-то изуродованная скрюченная собачка смешанной породы. Тощая и костлявая, как сушёная сельдь. Кости выпирали сквозь грязного цвета шерсть, морда была острая, с закрытыми глазами. Она стояла на задних лапах, сгорбившись, и была похожа на человечка, прятавшего что-то в кривых ручонках. Относительно прямоходящая собака оставила бы Хэмминга равнодушным, если бы не желание узнать, что она прятала в передних лапках, едва похожих на скрюченные человеческие руки.
Хэмминг подтянул штанины и присел. Прильнув к стеклу, он стал рассматривать что же та сжимала в "руках".
Хм, ничего особенного, всего лишь горсть земли, чёрной и жирной.
Он поднял взгляд на морду собачки. Вдруг глаза на исхудалой морде раскрылись, уставившись на него крупными шарами чёрного стекла. Хэмминг ахнул и в ужасе отскочил назад. Весь свет погас; ночное небо пропало – укатилось, словно шар. Во тьме раздался ехидный хохот, клацанье когтей.
Трудно дышать. Трудно дышать!
Найтблюм просыпается лёжа в земле. Чёрной, жирной, окружающей со всех сторон.
О нет, о Боже! Что это?
Он чувствует, как взаправду чувствует, что земля давит ему на грудь, не позволяя даже вздохнуть. Почва лезет в глаза, забивает нос. Руки прижаты словно камнем – двинуть невозможно. В попытках лишь дрожат и ноют пальцы.
Ужас! Паника. Он хочет проснуться. Ну же!.. Ну же!
Вдруг боль пронзает паникующее сердце. Режет, колет, разрывает!
Что-то растёт оттуда прямо вверх. Давит на рёбра изнутри, потом протискивается сквозь щель между костей и протыкает кожу, рвётся наружу из груди. Маленькая серебряная лоза. На окровавленном кончике её крохотный бутон, усеянный иголками.
Хэмминг кричит, земля засыпается в рот.
О Господи!
Вскрикнув, риэлтор вырывается из сна, резко подскочив в постели.
Весь в липком ледяном поту, с испариной на лбу. Мурашки покалывают затылок и спину холодком.
Всё хорошо, он просто спал. Просто кошмар.
Редко, но они бывают у каждого.
Ещё полчаса Хэмминг приходил в себя, в облегчении развалившись на синих от лунного света и самой ночи простынях.
Надо заснуть.
Новый день – новые возможности. Как всегда Хэмминг встал спозаранку. Ночной кошмар не смог испортить ему настроение на день.
Сегодня по плану была игра в поло. Ричард решил устроить ещё один матч и Хэмминг согласился.
Вновь они отправились верхом к заветному полю. Одного игрока не хватало, ввиду отсутствия Дэкстера. Тот уехал этим утром по поручению Ричарда. Хэмминг вообще не видел Джеймса после игры в карты. Однако к ним с удовольствием присоединился Рэймонд.
В напряжённой игре не было ничего нового – Хэмминг вёл счёт. Разве что за маленьким исключением: в этот раз он не позволил никому вырвать у его команды ни одного очка. Игра в поддавки его больше не прельщала.
И снова он показал себя с лучшей стороны. Женщины аплодировали, мужчины жали руки с добродушной досадой в глазах. Все, кроме злопамятного Хью. Это была блестящая игра.
Как назло, неприятная пожилая Марша тоже присутствовала на игре и всё время, как показалось Найтблюму, не сводила с него подозрительного взгляда.
Очевидно, склонность к злобе не пошла ей на пользу, своей желчью она разъела собственное сердце, от чего оно снова дало сбой.
Очередной приступ. У Марши изо рта пошла пена, её забило судорогой.
Странно, но, как оказалось, таблетки отсутствовали.
– Не может быть! – рявкнул Гринхэлм, роясь по карманам. – Готов поклясться, что брал таблетки с собой.
Тем временем старуха закатив глаза, лежала с пузырящейся во рту пеной на коленях у рыдающей Кэтрин.
– У меня тоже нет! – возмутился Чарльз. – Как же так? Ведь я сегодня их специально взял с собой. Уверен, они были при мне. Ма-а-ам?
Виктория и Марта вытряхнули все свои сумочки, но, к сожалению, и там не оказалось таблеток.
Марше становилось всё хуже.
– Да сделайте же что-нибудь! – закричала Кэтрин. – Бабушка умирает! Бабушка, держись… Держись!
– Хэмминг, – в отчаянии спросил Чарльз, – у вас то точно нет с собой сердечных таблеток?
– Откуда они могут быть у него? – печально сказал Ричард.
– О нет, – обессиленно прошептала Виктория, в ужасе прижав ладошки к губам.
Хэмминг скорбно понурил голову, глядя на умирающую старуху.
Вдруг старуха, кряхтя подозвала Ричарда к себе. Вытянув свой костлявый палец, она указала на риэлтора:
– Он! – истошно хрипя, крякнула Марша. – У него! У него!
Ричард вскочил и ринулся к Найтблюму.
– Хэмминг! – громко отчеканил Гринхэлм, грозно глядя на риэлтора. – Выверните ваши карманы.
– Простите, что? – непонимающе возмутился Хэмминг.
– Живо, Хэмминг! Я не потерплю отказа! Выворачивайте!
– Хорошо, – сказал риэлтор проверяя карманы своего только-только накинутого плаща, – но откуда у меня могут быть…
В этот момент, к своему великому удивлению, Хэмминг нащупал у себя в кармане пластиковую баночку. И тут же весь превратился в зрение.
Ввиду того, что выхода у него не было, риэлтор вынул оранжевую баночку с пилюлями из своего кармана. Доставая пилюли, он постарался запечатлеть в памяти реакцию каждого из присутствующих. Он понимал, что тот, кто совершил подлог сейчас находится в толпе. Однако удивились все без исключения, как и сам Ричард.
Но Гринхэлму было не до этого. Он вырвал таблетки из рук обескураженного риэлтора и подскочил к матери.
Тем временем, Хэмминг анализировал реакцию окружающих: как поменялись лица, каковы были эмоции на них, насколько естественны? Он приметил, что удивление Лэйна ничем не отличалось от остальных. Слишком уж ярко и неестественно проявилось его удивление. Риэлтор вообще сомневался, что этот истукан может испытывать что-то кроме зависти и злобы.
Пока Ричард отсчитывал пилюли и стирал пену с губ Марши, риэлтор обратил также внимание на то, что Хью, как бы невзначай, встал чуть позади всех.
Спустя несколько долгих мгновений после того, как Ричард заложил ей в рот таблетки, Марша перестала дрожать. Хрип покинул её грудь, глаза в усталости закрылись.
Отлежавшись на деревянной скамье она, наконец, открыла глаза. По её виду стало понятно, что она пришла в себя. Женщины с облегчением выдохнули. Ричард сжал тощую руку матери. Посмотрев на Кэтрин, та устало улыбнулась.
– Воды, – прошептала Марша.
Виктория налила в пластиковый стаканчик воды и быстро передала отцу.
– Вот, – приподняв голову старушки, Гринхэлм поднёс к её синюшным губам стаканчик, – попей.
Наблюдая происходящее со стороны, риэлтор разумно молчал.
Но когда все глаза устремились на него, он гордо поднял голову.
– Надеюсь, у вас есть этому разумное объяснение, мистер Хэмминг, – нахмурившись сказал Ричард.
– Объясняться я не собираюсь, – во всеуслышание заявил Хэмминг.
– Мистер Хэмминг! – возмутился Альберт выступив вперёд. – Почему вы утаили таблетки?!
– И почему это вы не собираетесь объясняться?! – вскричала на него Кэтрин, состряпав глупую гневную гримасу.
Выдержав паузу, во время которой он наблюдал по большей части вопрошающие, чем осуждающие лица, Хэмминг невозмутимо начал.
– Уж не превратились ли в наивных детей многоуважаемые мной люди? – выступил риэлтор. – Я искренне верю, что это не так.
– Ах ты! Наглец! – вскипела Кэтрин стиснув зубы.
– Успокойся, Кэт, – попытался утихомирить сестру Чарльз. – Дай ему сказать.
– Замолчи ты! – огрызнулась на него девушка, источавшая удивительно глупую злость. – Что здесь объяснять? Ты что не видишь? Он украл таблетки!
– А ну сядь! – не выдержал Альберт. – Да что ты несёшь! Зачем ему это?!
Неожиданно проявившийся в с виду спокойном младшем сыне Гринхэлма характер ошарашил не только Кэтрин. Лишённая спеси черноволосая девушка, не зная как реагировать, скривила гримаску и всё-таки села на место, поглаживая Маршу по руке.
– Итак, мистер Хэмминг, – сказал Чарльз, – как так вышло что у вас единственного в кармане оказались таблетки?
– Всё просто, – без особого энтузиазма ответил риэлтор. – Я убеждён, что они оказались там не по моей воле.
– И вы думаете, что мы вам поверим? – с явным подозрением спросил Ричард, деловито сложив руки на груди.
– Какой смысл в том, кто во что поверит? – обезличенно ответил вопросом на вопрос Хэмминг. – Я лишь ищу виновного?
– Интересно, – язвительно заметила Кэтрин, – тогда поищите его в зеркале!
– Кэти, успокойся, милая моя, – приторно сказала Марша, коснувшись холодной ладонью порозовевшей от злости щеки внучки. – Всё хорошо.
– Сейчас меня интересует у кого же из здесь присутствующих имеется зуб на меня, – отрешённо ответил риэлтор.
– Создаётся впечатление, что вы пытаетесь отвести от себя подозрения, – заметил Чарльз.
– Ваше замечание правомерно, – ответил Хэмминг, – но, к сожалению, совершенно не логично.
– Почему же? – поднял брови Ричард.
– Всё не так уж сложно, – начал свою нить риэлтор. – Подумайте, зачем мне это? Зачем внезапно становится вашим врагом? Зачем красть у всех из карманов и сумочек сердечные пилюли, при этом рискуя попасться?
– Чтобы выглядеть спасителем? – предположил Рэймонд, поправив клетчатую коричневую кепку и оттянув вязаный жилет на выпирающем животе. – Если позволите вмешаться, господа.
– Очень поверхностно, – заметил Хэмминг, – ведь тогда я не должен был выжидать до момента, когда у меня их потребуют. Я должен был бы выгадать нужный момент и притвориться что памятуя о прошлом разе захватил таблетки с собой, и первым же ринуться на помощь страдающей. Не так ли? Тогда и только тогда я бы выглядел скромным героем.
– Наверное, так, – задумчиво почесал мясистый нос заведующий лошадьми.
– Но я этого не сделал, – продолжил риэлтор. – Почему?
– Потому что упустили момент? – предположил Чарльз.
– Неужели вы думаете, что я могу упустить момент? – спокойно улыбнулся Хэмминг.
Ричард серьёзно нахмурился. Остальные же промолчали.
Риэлтор тоже молчал.
– Допустим, – сказал Гринхэлм. – Что же вы предполагаете?
– Предполагаю, – ответил со всей серьезностью риэлтор, – что кто-то непростительной шалости ради, либо чтобы отомстить, совершил подлог, уничтожив ваше расположение ко мне.
– И кто же это по вашему мнению? – спросил Альберт.
– Быстрее, Хэмминг. Мы уже готовы вас повесить, – неуместно пошутил Чарльз.
– Как вы знаете, – ответил Хэмминг, – тот, кто жаждет мести будет всегда присутствовать на казни. Ведь он захочет увидеть последствия своего действия.
– И как же вы его собираетесь вычислить? – с энтузиазмом спросил Альберт, для которого Хэмминг уже был оправдан.
– Позвольте продолжить, – учтиво сказал риэлтор. – И когда обвиняемый упомянет о том, что подставивший его человек находится среди окружающих его судей, он начнёт бояться. Страшно бояться. И побоится допустить ошибку. И чтобы её не совершить, выдаст себя…
– У меня от этих загадок болит голова, – устало сказала Кэтрин, приложив руку ко лбу.
– У меня тоже что-то разболелась, – заметил Чарльз. – Переходите к сути, мистер Хэмминг.
– Как же выдаст себя истинный виновник? – с явным интересом спросила Виктория, прижав руки к груди.
– Он будет молчать, – улыбнулся риэлтор.
– Молчать? – переспросил Альберт.
– И наблюдать всё со стороны, не привлекая к себе внимания.
Мужчины и женщины удивлённо переглянулись.
– Кто же это может быть? – внезапно подал голос Хью, сделав два шага навстречу риэлтору и оказавшись рядом с дамами.
– Скажите, пожалуйста, – сказал Хэмминг, – кто ближе всех сидел к моему плащу во время игры, и мог иметь доступ к вашим карманам, а ещё важнее – женским сумочкам до игры? Ведь я уверен, что для того, чтобы пройтись как минимум трём людям по карманам и сумочкам нужно было это сделать ещё до того, как мы отправились сюда. Скорее всего пока все были в доме.
– Хватит вам устраивать этот цирк! – вдруг подала громкий голос Марша, приподнявшись со скамьи. – Вы что не видите, что этот человек не виноват!
– Но мы пытаемся понять кто? – сказал Ричард, обернувшись к матери. – Ты ведь ничего не видела?
– Мне и не нужно видеть, – прокряхтела старуха. – Мне достаточно знать, что ваш мистер Хэмминг ни в чём не виноват. Но кое-что я всё-таки видела. Заметила, как кое-кто другой рылся в сумочках с утра, а потом залез в карман к вашему риэлтору во время перерыва? Довольны?
От такого заявления присутствующие ахнули от удивления, а Хью сделал шаг назад.
– Сначала я думала, что этот человек отряхивает, уроненный им же плащ, – продолжила Марша. – Но что-то уж слишком долго он это делал.
– Он? Значит это был мужчина. Но кто? – сказал Гринхэлм.
– Никаких «но», – устало проревела старуха. – Я хочу чтобы меня немедленно отвезли обратно в дом. И я хочу чтобы это сделал мистер Хэмминг. Потому что я ему верю, в отличие от некоторых из вас. Вы меня слышали? Или мне повторить?
С этими словами Марша грозно уставила руки в боки и ссутулилась.
– Ну что же, – сказал устало Гринхэлм после некоторой паузы, – Как скажешь, мама…
– Хэмминг, – обратился к риэлтору Ричард, – попрошу вас отвезти мою мать в дом, если вы не против.
– Почту за честь, – учтиво ответил Хэмминг. – Надеюсь, ко мне нет больше вопросов, мистер Гринхэлм?
– По сути нет, – хмуро сказал Ричард. – Но всё же нам нужно будет поговорить.
– Я думаю, что Хэмминг говорит правду, – заметил Альберт, но Ричард, похоже, пропустил его сова мимо ушей.
– Как скажете, Ричард, – сказал Хэмминг усевшись седло и помогая Марше взобраться. – Спасибо за игру, господа! Дамы, – он легонько поклонился стоящим группой женщинам и пустил лошадь шагом.
И снова Хэмминг ехал через рощу, уходя по тропинке глубже в серый лес.
Чёрные скрюченные ветки словно норовили дотянуться до лица.
Сидевшая перед ним старуха поправляла заботливо накинутый на неё плед с множеством кисточек по краям. Вместе с неспешным ходом животного какая-нибудь кисточка, то и дело норовила угодить старой леди в нос и вызвать неприятный взрыв чиха от которого разлетались посиживающие на ветвях вороны и передёргивало наездника.
Наблюдая за серым, разрисованным чернилами пейзажем из веток, обрамлявших извивавшуюся тропу, риэлтор вспоминал своего прапрадеда. Несколько примечательных фактов из истории его жизни, описываемой по большей части его дочерью, заключались в том, что Джоффри при всей своей жестокости и, как ни странно, высоком уровне интеллекта, временами страдал от серьёзных перепадов настроения. Что лишь подчёркивало его, усиливавшиеся со временем, ментальные отклонения.
Самым, наверное, примечательным и загадочным фактом из его жизни стала его смерть. Естественно, при таком характере, развивающихся отклонениях и сомнительном роде деятельности для Джоффри было бы сложно умереть собственной смертью…
Прохладный ветерок, быстро превратившийся в запах старухи, ударил мускусом по обонянию наездника и отвлёк его от мыслей о своей родословной.
Поездка продолжалась в относительной тишине, не считая почихивания старухи.
Разбитый куб древнего фонтана проходил мимо. Риэлтор крепко держал поводья и старался вести коня в комфортном для Марши темпе, дабы избежать лишних покачиваний. Параллельно он размышлял о том, чем же мог вызвать внезапное расположение старушки, которое та, казалось, не испытывала даже к собственным детям.