Рахиль Гуревич
Тайный покупатель
− Камера здесь не самая лучшая, − признался он кому-то за мной, поверх моей головы.
Я перевела разговор на цвета и чехольчики. Он открыл витрину и показал мне один телефон, потом другой. Я переспросила о скидках. Сказала что у меня их карточка, будут ли скидки, конечно же у меня её отродясь не было, я даже не знала есть ли в этом магазине карточки покупателя. Он ответил, что надо скачать их приложение. Больше я не представляла, как тянуть время и сказала: выписывайте телефон, я беру этот (мне было на самом деле наплевать, какой).
− Да, да сейчас, выпишу…
Тут я вспомнила о зарядке, и задала спасительный вопрос про зарядку, во второй раз стала жаловаться об айфоне, который забыла на лавке и который зарядку мало держал.
Около терминала шла какая то странная возня. Я обернулась. Люди возмущались, коренастый не мог вложить купюру – терминал её выплёвывал, там кто-то начал советовать, что другой стороной, что такое бывает, мужчина и женщина предположили, что купюра поддельная, в это время карманник − подошёл к нам. О, небеса! Этот дешёвый одеколон… И он тоже надушен. Они вместе наверное облили себя с ног до головы. Но продавец – бодрячком, даже не поморщился, он гремел брелоком, отпирал маленьким ключиком витрину, доставал нужный телефон и отвечал, отвечал… Я спросила, почему он достаёт витринный образец, он ответил, что витринный никто не трогает, а достаёт он мне с нижней полки в коробочке – я это конечно же видела, просто надо было болтать, а то ещё не заплатят. Карманник то ли отошёл, то ли я принюхалась. Кажется теперь он лез без очереди класть деньги на счёт, а мужчина и женщина, случайные, не подставные, возмущались. Я уже не знала, что говорить и как быть. Я вообще не знала, правильно ли я делаю, что заставляю доставать телефоны, я ведь сказала, что выписываю, зачем он продолжает их доставать и не выписывает. Может, он меня раскусил? Ладно, думаю, сейчас встану за женщиной, она всё болтала с этим их начальником, ради которого и затеяли цирк с конями. Как скажут оплачивать, тыкнусь в свой убитый и сообщу что средств на карточке недостаточно. Пока я не могла подойти и к кассе, консультант Геннадий всё копался с коробочками внизу витрины и с ключами. Я приготовилась идти к кассе, сделала целый шаг, иногда шаг это так много… Геннадий запирал витрину.
Я прислушалась к разговору у кассы.
− Ой. Но ведь вам придётся заплатить за мой телефон, вы же… − что-то там про плёнку и про настройки.
А он вдруг говорит:
− Знаете сегодня пятница.
− И что?
− Вот вам второй бесплатно и достанется. Хлеб по пятницам бесплатный. Поговорка такая.
− Пословица?
− Почти.
− Вот это про нас, нашу компанию.
Дама засмеялась, натянуто, но вполне правдоподобно. У них случилась, какая-то перепалка, я застала самый её конец.
Я окаменела. Я прекрасно помнила, где я слышала выражение «хлеб по пятницам».
− Ну а если бы воскресение, тогда бы не поменяли?
Японская мать, она же только что купила и менять?!
− Картина Репина: «Мы всегда открыты людям».
Я вспоминала чаще остальных за прошедшие три года эту присказку «Картина Репина». Она казалась самые обидной и странной. Разве у Репина есть такая картина?.. И вот ко мне снова приплыли эти присказки: картина Репина, хлеб по пятницам − юмор, издёвка. И голос! Он! Парень который требовал выкуп за мой телефон! Что-то в моём лице поменялось, потому что этот начальник за кассой уставился на меня своими огромными глазами. А я уставилась во все свои узенькие глазки на этого парня, забыв об осторожности, о том, что мы все тут тайные покупатели, хотя я уже начала в этом сомневаться, что другие тайные, мне теперь казалось, что я одна тут тайная… А эта женщина продолжала что-то говорить, мусолила и мусолила, худенькая, холёная, только причёска какая-то каменная, волосы как колом стоят… Он! Успешный начальник салона связи, это красавец… Он снова говорил с женщиной, но с интересом поглядывал на меня. Тва-арь! – пронеслось в моём мозгу. Я закрыла глаза, чтобы успокоиться. Тварь. Мерзкий. Подлючий. Я посмотрела на него и увидела… странного скрюченного мужика с мешковатом халате… Лицо испещрено паутиной старости, лоб в глубоких морщинах страдания, седая борода, глаза водянистые, бездонные как у пана на Врубелевском полотне, чёрная шапочка, как у семинаристов, которые бродили по центру Мирошева; он склонился над столом и что-то чирикал ручкой, нет! − пером, нет! -ручкой с пером! Он был бледен… Рюмка с золотисто-коричневой жидкостью искрилась, играла в лучах солнца, или не знаю… искры… чёрная шапочка, опять искры… Мне стало нехорошо, я отвернулась от парня, голова закружилась, всё поплыло и я вырубилась.
Я не знаю, сколько я лежала, кажется я быстро очнулась, твёрдый и холодный пол. Издалека я услышала слова:
− Ну вот и «скорая».
Я показала, что пришла в себя, пошевелилась. Я всё прекрасно помнила и слышала, ничего не болело, но лежала с закрытыми глазами и боялась пошевелиться. Пусть его теперь посадят за то, что у него клиент упал в зале, это он меня довёл, на дознании или в суде обязательно скажу, что это он меня довёл. Пусть знает, как не возвращать новенькие айфоны пусть и забытые на лавке!
Кто-то коснулся шеи, я открыла глаза… Белый халат. Он стал со мной говорить, я поднялась, опираясь на руки кого-то, помогал и продавец Геннадий. Водитель помог подняться в машину, посадил на стул, белый халат предложил лечь, но я сказала, что могу сидеть. Голова ныла над ухом, в «скорой» я потрогала набухающую шишку. Фельдшер ударила по пакету, и дала мне его в руку – пакет на глазах набухал и холодел, я приложила его к шишке рядом с ухом. Я расстегнула молнию на кармане брюк – выключила микрофон. В кармане кофты завибрировало: напоминание от банка или деньги? Я выполнила работу отлично, официальный вызов «скорой» − что может быть лучше. Я достала телефон – лишь бы не сел, сообщение от банка: на ваш счёт поступили… до прочтения меня мутило, подташнивало, ушиб на голове болел, вроде и рука ныла, и ягодица, ухо жгло, но после сообщения я заново родилась. Всё окей. Деньги на карте, когда поеду обратно, в маршрутке, в спокойной обстановке, переведу оплату по кредиту и покажу чек бабушке, она пока не требовала, готовилась ко дню рождения, но после потребует обязательно, я надеялась, что дате транзакции она не предаст значения. Я стала чувствовать себя прекрасно. Я ездила иногда на «скорой» с дедушкой, с бабушкой никогда – она почти не лежала в больницах. Но я знала из рассказов бабушкиных подружек, что сейчас в больницу особенно не кладут, тем более полис у меня московский, а не местный. Поэтому мне надо было дождаться осмотра и чтобы записали в свой журнал – вдруг суд, а дальше уйти, смыться, слинять.
В приёмном покое выл огромный мужик, его куснули сразу два клеща два дня назад, он их сам стал вытаскивать и головки остались в пузе, убежали под кожу, как он объяснял, жаловался, что нарывы болят сильно.
− Не плачьте, сказала я. – Вынут вам головки, это ерунда, щипцами, я бабушке дома так вынимаю и соседским собакам. Но антибиотики пропейте, есть заразные клещи.
− Вдруг он заразный! У-ууу.
− Не плачьте. Взрослый мужчина… Выпьете антибиотики, и зараза исчезнет.
− Лучше в «травме» клещей доставать, а не самим − сказал фельдшер с моей «скорой», он заполнял бумагу за столом.
− Ой. А как мне уехать, мне уже лучше! – спросила я.
Меня приняли до воющего мужика, дверь в кабинет не закрывалась, у края двери стояла баклашка с надписью «хлорид натрия 0,9%». Врач потрогал шишку.
− Как вас так угораздило?
− Не знаю. Голова закружилась.
− Такая жара, а вы в синтетике как в парилке.
− Да жара, − ответил из коридора мужик. – Жара… Клещи так и плодятся, так и размножаются…
− Не знаю как.
− Раньше теряли сознание?
Ой. Да что ж он не отпускает-то?
− Теряла.
− Сколько раз?
− Один раз в сауне.
− Давно?
− Давно.
− Ну девушка. Давление нормальное, пульс в норме. Одежда на вас не по погоде. Тепловой удар.
Меня отпустили. Я вышла из кабинета.
− Да уж, девушка. Надо в натуральных волокнах ходить, у меня треники – брежневские, сами дышат! − сказал мужик и опять завыл: его пригласили в кабинет, а он боялся, вцепился в колени и сидел, штрипки его выцветших страшенных то ли штанов, то ли кальсон, натянулись – того и гляди лопнет трикотаж…
Больница − конечная остановка у маршруток, въезд в Мирошев с дальней северной стороны. Я побежала на остановку через шоссе, очень неаккуратно и опасно, зато сразу запрыгнула в маршрутку. Она тронулась. Я ехала по городу. Шесть-ноль девять – ещё не поздно сегодня. Я погасила августовский долг по кредиту, отдельно оплатила пени. Е-еее! Я уткнулась в окно, мы проехали город насквозь, выехали за город, маршрутка летела по шоссе, скоро будет наш посёлок . Выглядывало, выпрыгивало в свободные пространства между деревьев, солнце. Оно слепило правый глаз своими низкими лучами… Наконец маршрутка подпрыгнула на лежачих полицейских. Они охраняли пешеходов в районе школы в нашем посёлке. Следующая остановка моя. На подскоках голова опять заболела… И снова подташнивало – от напряжения, пока я пялилась в экран, оплачивая. Но не сильно. Пройдёт – я была в этом уверена. Я больше не думала ни о чём. Выйти навстречу закату, расстегнуть любимую олимпийку, между прочим она не синтетическая а хлопковая, ветерок будет обдувать меня или просто вечерняя прохлада окутает, раз ветерка нет. Я буду идти и радоваться тому, что кредит оплачен. Я иду налегке, без пакета, а ездила-то как бы бабушке за подарком. Хорошо верующим, у них всегда есть повод смотаться в Мирошев на службу. Скажу, что гуляла. Я вспомнила того парня, как я разозлилась на него, я буду рада ещё раз с ним встретиться где-нибудь в полиции, я всё прилюдно расскажу. Шутник с тупыми нафталиновыми шуточками… Чтоб тебя завтра с работы выгнали – довёл покупателя до бессознательного состояния, чтоб тебя нигде и никогда больше ни на одну работу не взяли! Гори в аду, прах!!!
Часть третья, рассказанная Тохой
Глава первая. Босс в бейсболке
Когда девчонку в коричневом спортивном костюме больше напоминающем пижаму, увезли, я рухнул на стул за кассой. Геник прохаживался от стекла к стеклу, ходил и ходил, пограмыхивая брелоком – успокаивался. О том, что произошло напоминал лишь запах дешёвого одеколона пройдох-мужичков. Он до сих пор бил в нос.
− Что это было, Геннадий? – спросил я с иронией. Слава яйцам не пришлось тратить деньги со своей карты, и та подставная курица, которая просто проковыряла в моём черепе отверстие, сбежала с купленным телефоном. Если это контрольная закупка, они вернутся – вернут телефон, документы, чеки, я проведу возврат. Ой, блин, возврат произойдёт в течение трёх суток – она же расплачивалась картой, интересно это нарушение прав потребителя, вроде бы нет.
− Тох! Ты сообщил в центральный офис о происшествии?
− Ой, да.
Я снял кассу, сложил деньги в мешок и пошёл в свою комнатку позвонить.
− Руководства нет, − раздался голос Инны после стандартного записанного приветствия. Голос Инны ни с чем не спутаешь, он глубокий, низкий, это от курения – она так мне сказала на корпоративе.
− Инна. Это Червяков из Мирошева, − мы иногда перезванивались с ней, ну то есть иногда я попадал на неё и всегда удивлялся. Такое впечатление, что она в офисе была на всех должностях по чуть-чуть. Ну наверное эйчар так и должен зажигать, служба подбора персонала ратировалась и перетасовывалась, и конечно же секретарши – они красавицы, за два года трое выскочили замуж за поставщиков, а Инна – как главная, наверное будет сидеть вечно, чтобы место не потерять, до пенсии.
− Что там? – спросила она не устало как обычно, а неожиданно заинтересованно. Я тогда не обратил внимание, после вспомнил, много после.
Я доложил, что была странная покупка, странные четыре человека, женщина, девушка и два мужика, и что девушка упала в салоне в обморок.
− Окей. Я всё передам. Не волнуйся. Всё будет нормально, − сказала Инна чересчур уверенно.
− Всё будет нормально… Пустые слова, − я обиделся и положил трубку. Ещё на тренингах я терпеть не мог все эти установки на успех и процветание: всё будет нормально, ты сможешь, ты молодец. Ну, ну, молодец… Как тут молодцом-то будешь, когда на тебя похоже организовали облаву. Это то же, что говорить загнанному зверю, которого сейчас разорвёт голодная стая: ты молодец, ты сможешь, ты победишь. Я запер в сейф мешок с выручкой, вернулся к кассе. Посетителей прибавлялось, люди заходили, что-то спрашивали, в терминале оплачивали, два покупателя купили симки, но я устал, был выжат как лимон, ни разу ни один тупой клиент не выводил меня так, как эта, у которой очень натурально телефон выскользнул из рук. Актриса, кто ей платит и сколько за такой спектакль. Странная контрольная закупка… Девушка, что она тут делала? Почему она на меня так уставилась? Неужели вспомнила, запомнила меня тогда в парке, но я сидел далеко, она была занята разговором и передачей сумок, интересно, что в них? Может быть оборудование для слежки. Она меня узнала, это точно. Меня подмывало спросить у Геника: что она спрашивала, о чём они говорили. Она из контроля, Геник её сразу вычислил, просёк и подмигнул. Умный Геник. Или я его предупредил? Или это я умный?..
Салон продолжал работать, обычная летняя пятница губернского городка, в котором бывают тысячи туристов и вокруг которого живут миллионы дачников… Впервые я проклинал нашу бойкую торговую точку и бьющую весь август рекорды проходимость. Дожить бы до закрытия, дожить бы до закрытия – просил я стратосферу. Я не верил в бога в его прямом понимании. Я верил во что-то неясное, неопределённое, как греки в эйдосы, в идеальных людей, в идеальную жизнь, где нет места таким ситуациям, таким подставам. Но я верил в рок, в знамение. Мы всё недопонимаем, неверно интерпретируем, мы не дотягиваем, нам не хватает способностей, опыта и прочих характеристик личности. Кстати, я в адовом кругу без вопросов… Странно, думал я. Прошло года три-четыре, а девчонка в том же костюме, господи, хоть тебя и нет, скорее бы закрытие. Скорее бы у Геннадия спросить о ней, об этой припадочной…
Во время заката народ не то что схлынул, но торговый центр заполнили, точнее заполонили молодые люди, школьники на каникулах, группировки с дачных поселений, подтянулись и подвыпившие компашки с озера. Они все шли на последний сеанс, обычно в это время мы торговали наушниками, в бодрый и бешеный пятничный вечер их продали аж десять, также клались рекордные суммы в терминале – инкассаторы скоро подъедут, надеялся я. Наконец настало время собирать камни, то есть закрывать магазин. Я сдал мешок с выручкой инкассаторам, мизер в общем-то по сравнению с прошлым годом – народ всё больше переходил на карты, терминал скрипел поддонами с деньгами, и шумел, когда его закрывали. Под занавес явились тайники. Женщина – поблёкшая, счастливая (заработала неплохо, подумал я), скромная, тихая и совсем неразговорчивая − разительное различие длиною в несколько часов. Со мной разговаривал спортивный мужчина в бейсболке. Позади него тихо и незаметно жались два мужика, теперь запах парфюма смешался с запахом спиртного. Мне вернули телефон. Я оформил возврат. Нам с Геником предложили расписаться в бумагах. Я отказался, Геннадий согласился.
− Ты почитай, – попросил я Гену, − не подписывай просто так.
Геник щурился в бумагу. Лицо его менялось по ходу чтения.
− А при чём туту мы? – спросил он у мужчины в бейсболке, организатора тайной закупки. Чем больше я изучал его, а я буквально следил за ним, чтобы хоть немного понять, кто он, тем отчётливее я понимал, что где-то его видел, где-то в городе. Промучившись так с минуту, я решил, что видел его в какой-нибудь точке конкурентов, я любил зайти к конкурентам, побродить, посмотреть, как они размещают товар, послушать как общаются. Но мне всегда казалось, что я это совершаю инкогнито, что меня не узнают – кто я? да никто, пустое место…
− Антоний Павлович, зацени что пишут: ты довёл покупателя до обморока.
− Позвольте, господа, − обратился я к руководителю тайников. − У нас как-то диабетчик падал в обморок, никто не заставлял бумаги подписывать. Мы не нарушали права покупателей. У нас кондиционер.
− Ефле тафахтит, − прошепелявил один из мужиков, худой.
− Нормальный кондиционер, просто жарко. – сказал Геник.
− Фы со мной буфере спофить?
Что происходит? Почему раззявает рот этот урод и почему помалкивает старший?
− Подожди Геннадий. Пожалуйста, господа, это не наша вина. У нас камеры, можно всё посмотреть, − говорил я, не показывая, что удивляюсь наезду от шестёрки, конкуренты видать разоряются, если раскошелились на такую закупку; да они заживо сгрызут: не будет обморока – придерутся к чиху, кондиционер мощный – скажут, холодно в зале, вероятность простуды, гайморита, отита и гриппа заодно уж, рынок – это война.
− Вы заставили клиента ждать.
− Но я обслуживал.
− Вы нарушили предельно допустимую норму ожидания, − отчеканил наконец главный в бейсболке. И это между прочим было верно, мы должны были работать втроём. Если много людей, я всегда помогал Генику в зале.
− Я не очень понимаю претензии, – включил я дурака.
− Персонала всего два человека. Это запрещено трудовым законодательством, − сказал босс в бейсболке.
− Лихо вы передёргиваете, − разозлился я. – Режим работы, трудовое законодательство. Это внутренне дело компании, два человека на точке – нормально.
− Два человека не на точке, а в салоне, рядом – он указал на стеклянную стену, за которым был мой кабинет – головной офис.
− Это внутреннее дело компании. – повторил я: как ещё я мог противостоять?
− То что у вас кассир поехала в роддом с рабочего места тоже внутренне дело компании?
− Это её дело. Она по своей воле работала.
− Расписка, заявление есть?
− Какая расписка?
− Заверенная вами, как управляющим, бумага есть?
− Какая: туалетная? – я больше не сдерживался. Что толку сдерживаться, когда всё и так ясно. Я ненавидел этих стукачей, конкуренты оплатили им аферу, они создают искусственную бузу, проблемы на ровном месте торговым организациям, это – вредоносные тролли, да ещё и продажные с потрохами.
По всей видимости мужчина в бейсболке был не совсем профессионал с тайными закупками, он явно не ожидал такого хамства с моей стороны, наверняка ему характеризовали меня как очень воспитанного, тонкого и дипломатичного работника – каким я в принципе и был. А тут – такое. Я редко, но позволял себе ругань вплоть до площадной брани, то есть моё терпение было не бесконечно. Ссора со Староверовым – тому подтверждение, научился я давать словесный отпор ещё в школе. Данёк научил. Иногда ничего, кроме подзаборного хамства на оппонента не действует. Тут я до подзаборного не опустился, но кольнуть я умел, пошутить, когда уже нечего сказать, когда аргументы исчерпаны. Я видел, что он хочет меня ударить, но он сдержался:
− Расписка вашего кассира, заверенная печатью организации. Если вы принимаете заявление у служащих на туалетной бумаге – это ваше право.
Однако он с тоже юмором, нашёлся.
− Сейчас расписки нет. Но со временем кассир даст.
− Она дала, – босс бейсболок усмехнулся, расстегнул папку, (до этого держал её под мышкой) и протянул мне копию корявенького заявления. Наша прародительница рода, наша Евочка, писала, если это вообще она писала, я понятия не имею, какой у неё почерк), что её заставляли работать, что она просила отгулы, а ей не давали.
− Было такое?
Да уж: меня припёрли к стенке, обложили со всех сторон провокацией. Это беременная тоже работала на них?! Я пристально посмотрел на актрису и двух прочих.
− Нет.
− Да. То есть нет, − сказал Гена. − Ева просила не выгонять. Работу она выполняла.
− В декретный отпуск не отправлять, − поправил я Геника.
− Да.
− Анкету её можно?
− Но дела в центральном офисе.
− Но копии-то анкет должны у вас быть? Я ж не трудовую спрашиваю.
− Я на сигнализацию поставил, − наврал я. – В моём кабинете хранились в шкафу на замке копии личных дела сотрудников. Все наши трудовые лежали в сейфах центрального офиса.
− Начальству вы сообщали о происшествии?
Опа. А он ползёт выше.
− Нет, не сообщал, − наврал я. Не мог же я сказать, что все в отпуске, а Леночка просто незаменимый сотрудник, потому что в отпуск идти не планировала, а в декрет не шла из-за денег.
− Понятно. Значит, отказываетесь, расписываться в бумагах?
− Нет, не отказываюсь, − я посмотрел на Геннадия таким взглядом, чтобы он понял − я что-то задумал. – Давайте свои бумаги. Я написал на бумаге: «Прочитал. Не согласен», расписался, поставил число. Я писал аккуратно и неторопливо, одним из своих коронных почерков, которых нет в компьютерных программах, ни в одной. Это был сложный средневековый шрифт, латинский, понятное дело, с необычными спиральными элементами, с птичкой над поперечником заглавной буквы. У босса бейсболок вытянулось лицо. Такое подделать нереально – не из-за этого ли он расстроился. Думаю, просто удивился. Геник взял ручку.
− Пиши: «Прочитал, не согласен». И подпись, − сказал я.
− Вы его не слушайте. Он будет уволен. А вам ещё здесь работать.
Но Геник, преданная душа, написал, как я ему сказал, так ещё и ответил этому мужику:
− Я за это место не держусь, – и прибавил сквозь зубы – Стукачи.
Босс бейсболок и ухом не повёл, женщина и не слышала, она стояла как столб с отрешённым лицом – видно устала, была опустошена, я её кажется добил своими ответами во время нашей телефонной дуэли. Мужики ухмылялись, презрительно поглядывая на Геника. Ну а что делать если ты стукач – остаётся, презирая себя, презирать остальных и презрительно пялиться на человека, которого подставил. Как написано у классика − сделал человеку пакость, так ещё и возненавидел его. Женщина очнулась, стала оглядываться, посмотрела на Геника (на меня она не посмотрела ни разу) и неловко уткнулась в пол – видно, он испепелил её взглядом. Я ещё подумал: отвернулась бы эта девчонка, если бы она сейчас с ними тут стояла? Нет. Она бы смотрела на меня и злилась, злилась. Она от злости в обморок и упала. Синьор-помидор от злости взорвался, героиня одной пьесы застрелилась от злости. Наконец запикала касса − целое дело провести возврат после закрытия, но возврат прошёл, я отдал бумаги и копию чека, сказал, что в течение трёх дней придёт возврат. Одеколонщики-выпивонщики расписались в бумагах и ровно в десять-тридцать мы распрощались. Я удивился лишь одному: пока мы выясняли отношения, набежал народ, тот, который работал в центре − охраннику пришлось выгонять всех. В десять-тридцать пять я закрыл двери салона и мы с Геником вышли на улицу, завернули за угол, сели за единственный свободный столик в кафе, попросили пива. Геннадий облегчённо закурил.
− Подстава. Копают знатно.
− Зашквар по-любасу, − я с наслаждением глотнул холодного пива.
− Согласен. Хуже тайников не встречал. Куда будем сданный телефон девать?
− Я его выкуплю, − ответил я, с блаженством глотнув ещё раз.
− На фига он тебе?
− Выкуплю. Ничего. Как думаешь, уволят меня?
− Не должны. Тем более, если выкупишь телефон.
Геннадий был рад и не скрывал этого – так бы нам пришлось раскидывать стоимость телефона на двоих.
− Слушай, Геннадий. Мужики не украли ничего?
− Нет. Я сразу их заподозрил. Зорко за ними следил.
− А когда ты понял что эта девушка, ну что она…
− Девушка, − Гена усмехнулся надменно. – Я реал сначала решил, что она на заработках и вот наконец наскребла на телефон. Ты бы видел: у неё руки все в чёрных трещинах.
− А говорила по-местному не уловил?
− Точно! Без акцента болтала! Москвичка она. Во я лох. Но руки, Тох, у неё отвратные. Трудяга… – заключил Геник как обычно на приколе.
