Я выпил много и с трудом доехал на скейтборде, чудом избежав падений. У меня есть обруч на голову, на нём фонарик, я освещал себе дорогу, как пьяный светлячок, причём иногда вдоль бровки проезжей части. Я развил бешеную скорость и если бы вдруг трещина глубокая, выщерблена, я бы улетел под колёса чёртовых дачниковых вёдер, которых так и несло, и несло в пятницу вечером.
Данёк во дворе радостно встретил меня, он как раз садился в машину. Объявил, что всегда за полночь ездит в магазин за продуктами, днём-то он работает, а мама у него не выходит из дома, у неё какая-то болезнь, что-то типа депрессии… Я сел к нему в машину и всё рассказал, мы зашли в супермаркет, Дан купил упаковку пива, я же просто за компанию закуску на завтрак. От общения протрезвел.
Лифт не работал. Отяжелевший от пива и усталости, еле дотащился до своего пятого. Хорошо, что мама спала. Она встала рано утром – мама собиралась в отпуск в Италию, и раздумывала: заказать такси до аэропорта за бешеные деньги или ехать демократично, на электричке до Москвы. Там на метро, и на экспрессе. Я тоже встал позавтракать с ней за компанию.
− Я за такси, мам. Ты заслужила нормальное путешествие.
− Аварии? Говорят, байкеры безобразничают.
Байкеры в нашем городе возведены почти что в культ. У них было сообщество многочисленное, мигрировавшее по вектору миграции пивной палатки на Привокзальной площади в те времена, когда я ещё умел останавливать время, то есть был совсем маленьким. Из-за серьёзного конфликта, трагедии, произошедшей практически на бытовой почвы, из погибшего байкера сделали буквально агнца, каждый год клали цветы к хилой часовенке в честь него, участвовали в мероприятих, сплотились и организовались. Первопричиной конечно была и фигура лидера – сейчас он в Москве и главный по всем байкерам страны, а начинал-то в том числе с нашего города. В общем этих мотоциклистов все боялись, бешеные мотоциклы и даже вёдра нагнетали священный ужас на ночных автолюбителей.
− Можно ехать в обход.
− Но, мам! Крюк-то двадцать километров! Подумать только, мам, кучка идиотов, человек двадцать деражт в страхе всю округу.
− Не округу, а тех, кто ездит ночью. − Она смотрела удивлённо на моё подпухшее лицо: − Что произошло?
Постепенно, смакуя кофе и хрустя жареным бородинским хлебушком с чесноком и семечками, я рассказал маме о произошедшем.
− Во мрази, – сказала мама, грубых слов доселе я от неё не слышал ни разу. – К нам в колледж тоже такие вот гадюсины пришли. А после − апелляции, решения по апелляции – молчок, и в день, когда списки на сайт вывесили – проверка, и экспертизу назначили. Везде теперь эти тайные клиенты.
− Но мама. У вас блатные реально учились. Все всегда жаловались.
− Учились, − кивнула мама. – И что?
− Ну нечестно.
− Нечестно, − согласилась мама.
− Ну вот и накрыли вашу шарашку. Ты-то деньги не брала.
− Не брала, − кивнула мама. – Но ты понимаешь, получилось на дознании, что я всех сдала. Меня спросили, как и что. Я призналась: мол подписывала, что говорили подписать, говорили и подписывала. Тогда спросили про деньги – брали? Я говорю – нет. А предлагали? Я отвечаю опять честно: нет, просто исполняла требования начальства. И тогда спрашивают: чьи конкретно требования выполняли? Мне пришлось ответить, чьи.
− Ну а как не ответить. Надзорным органам надо ж отвтечать.
− Не надзорным – уголовным органам!
− Ну да! А деньги тебе предлагали?
− Нет. Антон. В том то и дело − нет. Они сами там шуршали. Чужих не пускали. Ну как твой этот продажный декан со старыми автомобилями в гараже, Виктор Андреевич, кажется…
− Виктор Александрович!
− Да. Но у него такая, мам, крыша, до него не доберутся. Наш универ – это не наш Мирошевский худколледж.
− Я, когда сняли директора и там ещё кое-кого, поняла, кто брал. Брали-то двое или трое, а подписей то шесть в каждой графе протокола. И на суде неудобно. Как будто я подставила.
− А был суд? Ты не говорила.
− Был, Антоний. Ты тогда учился. Я не стала тебя беспокоить, рассказывать. И, ты знаешь, у нас в Мирошеве оказывается есть частный детектив, агентство у него, он на суде выступал. Противный такой, лысый. Его случайно не было, когда пришли тайники?
− Нет. Лысых не было. Были статисты, двое задрипезных парней.
− Задрипезных… Всё Староверова забыть не можешь? – улыбнулась мама.
− А ты?
− Я его до смерти не забуду. Не напоминай мне о нём.
− Ну тогда про колледж. Но теперь-то честно, у вас мама?
− Честно, Антоний, теперь честно.
− Почему так грустно отвечаешь?
− Потому что подставили людей эти подставные абитуриенты, а на суде я отдувалась и правду говорила, говорю же: вроде получается, что сдала, приобщили к делу мои показания, но тайных, подставных абитур, не было на суде. А я была.
− Согласен. Не по-людски. Староверов мне сказал, что он меня тоже протащил с эссе на внутренних.
− Да где сейчас справедливость? – мама очень расстроилась из-за моего рассказа. − Как-то работал колледж, кто очень хотел, на второй год поступал. Вот смотри. Вы в вашем салоне никому ничего плохого не делали, а вас провоцируют на конфликт.
− Ну так – конкуренты. Мы поднимаемся, они опускаться не хотят. Вот и привлекают стукачей.
− Высокопрофессиональных стукачей.
− Мама! С каких это пор стукачество стало профессией?
− Лет пять уж как, если не больше, − мама смотрела на меня удивлённо. – Ты разве не читал вакансии?
− А зачем?
− Ну когда работу искал? Три года назад.
− Нет, то есть да. Тогда читал.
− Ну и не видел?
− Не помню.
− А ты почитай.
Я включил ноут, набрал в поисковике «тайный покупатель» и обомлел. Тайные покупатели требовались везде. С четырнадцати и до шестнадцати лет особенно. О времена, о нравы…
Всё-таки я вызвал маме такси. Я проводил её и на такси немного, а обратно, чтобы окончательно снять похмелье прокатился на скейте навстречу заре. Наш древний город расцветал, готовился к очередному жаркому дню. Мой пьяный тихий бунт (когда вчера катил, чувствовал себя бунтарём) остался во вчера и больше не повторится. Я ни в чём не виноват, а если уволят, так и пусть. Я найду себе работу у конкурентов. Пока ехали, мама пошутила: можешь девушек приводить на сабантуй. Само собой разумеется, мама не хотела никаких девушек, как и все мамы на свете. Но она с лёгким сердцем уезжала. Я взрослый, я работаю, не надо меня больше обеспечивать, даже если меня уволят, у меня есть деньги, отложенные на машину. Я сам веду хозяйство, сам покупаю продукты, а то что машины всё нет, мама считала что скейтборд лучше, для здоровья полезней, мама ужасно боялась аварий, ей везде мерещились наезды и пьяные водители за рулём. Она в некоторые маршрутки не садилась, когда ехала на работу, у неё был в блокнотике целый список номеров, где водители во время движения пересчитывали выручку, положив руки на центр руля, или чаще других попадали в выбоины, она их отслеживала ежедневно и такие маршрутки пропускала от греха подальше. Я говорил маме: мама! неужели тебе не хочется, чтобы на работу тебя отвозил я?! Нет, отвечала мама, совсем не хочется, я ещё в состоянии находиться среди народа. Мама ставила себе в заслугу способность запросто болтать с любым бомжом, уборщицы в колледже маму просто обожали, только дворник ненавидел, мама ругалась на него за то, что он электрокосилкой срезает многолетники, какие-то суперкрасивые высокие цветы, и они из-за этого вырождаются в кладбищенские низкие вьюнки в стиле постмодерна. Мама считала что с людьми, абсолютно с любыми, надо вести себя по человечески, без превосходства, именно это отличает человека от зверя. Это я максимально утрирую, но именно так мама вела себя по жизни. Именно поэтому она была председателем приёмной комиссии, когда там произошли события с отстранением от занимаемых должностей. С каждым годом в колледж поступало всё больше людей, ну и понятно много стало слабых, но качающих права. В прошлом году было что-то невероятное, апелляции шли до темноты, да и в этом мама стала похожа на выжитый лимон, и такая счастливая уезжала в отпуск. Экзамены в колледже ещё продолжались для тех, кто после 11-ого имел право перенести экзамен по болезни, но впервые без мамы. Я рад был за маму, рад её заграничному турне и особенно рад одиночеству, даже нервной неизвестности я был рад, ибо – свобода, как пел старик Хоттабыч в древней сказке. Как хорошо, что не надо оправдываться и объяснять – как вовремя уехала мама и если мне на роду написаны чёрные полосы, отлично, что они проходят без мамы, пусть радуется солнцу, заграничному курорту и морю цвета лучезарной улыбки русалочки, а я буду радоваться свободе.
Я вернулся домой и стал готовиться к работе. Чувствовал себя не бодрячком, но вполне себе норм. Пока приводил себя в порядок, железно решил: я найду девчонку, она дачница, отдам ей выкупленный смартфон. Не знаю как, но найду. В конце концов, рассуждал я, в больницу её отвезли. Можно там узнать по журналу, прикинуться родственником, можно сходить на подстанцию, поговорить с фельдшером, я его хорошо запомнил. В больнице вряд ли её оставили из-за обморока и вряд ли вспомнят − оказали первую помощь и с глаз долой, а на «скорой» вполне себе могли запомнить.
Я катил под достаточно высоко поднявшемся солнцем. Утренний ветерок обдувал, давая надежду на лучшее, это Илья-пророк парит и обмахивает меня опахалом. Значит, думал я, она купила себе взамен забытого хлам и мучилась с ним всё это долгое время – Геник ещё удивлялся, что он вообще рабочий. Мы с ним вчера сошлись на том, что иногда, но редко, хлам пашет не хуже других, это как повезёт.
Я вошёл в торговый центр как всегда с чёрного входа. Охранник с интересом посмотрел на меня. Я зашёл в туалет, глянул в зеркало – может с внешним видом что не так. Нет. Вид как всегда, малость рожа припухла, а так как огурец – так говорила Оксана о моей внешности на корпоративе.
День начался как обычно, людей немного. Народ оттягивается по полной в пятницу, но суббота обычно ранняя. Геник опоздал, он стал оправдываться. Но я успокоил – утром челик купил разные аксессуары и всё – затишье. В одиннадцать в салон стали заходить странные людишки. Не потому что я кого-то не уважаю, но это были не покупатели. Они глазели не на витрины, а на меня. После десятой такой старухи я опять ломанулся в туалет. Что все глазеют-то? Неспроста. Из зеркала на меня смотрел испуганный я. Я постарался придать лицу спокойное выражение, мне это не сразу, но удалось, вернулся в салон. Новые люди не смотрели на витрины, они спрашивали о чём-то Геннадия, оживились, увидев меня, поглазели-поглазели и вышли.
− Что стряслось?
− Сам не пойму, говорят хрень какую-то, что кто-то умер у нас в салоне, ты довёл.
− Мда…
Пусть заходят смотрят, пусть. Потом меня посетила фантастическая гипотеза – вдруг эта девчонка в больнице умерла и как-то это стало известно. Но это рил нереально – если бы она умерла, нас бы с Геником давно б в ОВД отвезли. Нет. Никто не умер. Но люди глазеют, значит что-то знают (откуда?) и приходят на меня посмотреть. Я почитал служебный чат, но там всё было тихо, я отчитался по салону, дальше стал контролировать точки города, читал их отчёты, и это всё, стоя на кассе. Я решил доработать до вечера, а там посмотреть в интернете – наверняка написали о вчерашнем, раз все пялятся. А может что-то с нашей компанией стряслось, может там в центральном офисе что-то. Но тогда бы люди заходили и спрашивали, а тут они глазели именно на меня, потом бродили для отвода глаз, смотря мимо витрин и исподволь наблюдая за мной, кто-то клал деньги на счёт… К вечеру зеваки пропали, пошли обычные клиенты и я немного расслабился. До выхода другой смены оставался ещё день и учёт. В понедельник я решил взять сразу два выходных.
Вечером я не стал пить пиво с Геной, а поспешил домой. Дома я включил радио, поел под музыку, чтобы успокоиться, после ужина захотелось спать, и я не стал заходить в сеть – так за день надоедала служебная переписка и работа за кассой, ввечеру ни на что не оставалось сил. Я вырубился и чуть не проспал на следующий день. Мне снились странные сны. Что-то невнятное, какой-то лес, какие-то дети, лес полон детей… Дети не маленькие, подростки – такие, которые часто заходят к нам перед сеансом, убить время и посмотреть чехольчики для телефонов… Потом мне приснилось, что я в чёрной шубе, и породистый чёрный пудель сидит у меня на руках, кусает рукав моей шубы, а я думаю во сне: если бы не шуба, пудель искусал бы меня.
На работу в воскресное утро я опаздывал, летел из подъезда по двору, чуть не навернулся, спрыгнув с тротуара. Мне просигналили – я обернулся… Данёк. Странно, размышлял я, живём бок о бок, но я его почти не видел, не считая пятничную ночь и сегодняшнее утро. Да и не хочу я особенно видеть. Спьяну, на эмоциях рассказал ему о подставе. Я помахал ему и покатил. Он выехал из двора, бесшумно притормозил рядом со мной.
− На работу?
− Ага.
− Давай подброшу.
Я хотел отказаться, но вспомнил что опаздываю.
− Спасибо Данёк.
− Ты же опаздываешь.
− Да.
− Мама видит тебя в окно. Ты обычно на полчаса раньше выходишь.
− Проспал Данёк, тяжёлые эти дни. Жара. Проходимость.
− Проходимость, − рассмеялся Данёк. Он похудел за то время, что я его не видел, лицо его − скулы, обтянутые кожей − стало жёстче. – Вот и у нас проходимость. Работой доволен, если исключить пренеприятное происшествие?
Я пожал плечами: мол, норм.
− Вот и я доволен. Ценишь, какую тачку прикупил?
− Ой, Данёк. Машина шикарная. Поздравляю.
− Так торопился, что от меня утекал.
− Я не знал, что ты меня подбросить хочешь.
− Ты-то когда возьмёшь?
− Собираюсь, но не сейчас. Через год, если всё будет нормально, наскребу.
− Хреновая работа, − сказал Данёк.
Я промолчал.
Данёк стал болтать о своей тачке, про пробег, движок, коробку, двигатель, электронику… Я попрощался с ним любезно, по привычке. Но я злился – Данёк на тачке, а я на скейте… как год назад… Но скейтборд я поменял, покруче взял.
− Ты там в выходной заходи, поболтаем.
− Спасибо постараюсь.
− Обязательно заходи, − сказал Данёк.
− Окей.
Я побежал на вход, было без двух минут, спасибо Даньку, и всё равно опоздал − пока ключи, то-сё.
Воскресение утро – тихое всегда. Тише воскресного утра только утро понедельника. В воскресение все отдыхают после бесшабашных субботних сабантуев.
Геник топтался у закрытой двери.
− Ой, Антоний! – он явно нервничал.
− Что стряслось Гена? − я включил компьютер, кассу, разблокировал кнопку охраны, отметился в служебном чате.
− Ты ещё не в курсе, судя по твоему цветущему виду?
− Геннадий! Что стряслось?
− Вот ты счастливый человек.
− Я знаю, Геннадий. Что произошло?
− Вот не сидишь ты в интернете?
− Я работаю.
− Вот и правильно, что не сидишь. Меньше знаешь, крепче спишь. Знаешь: самый счастливые люди пенсы, они живут по-старинке.
− У них зависимость от телека. Геннадий! Ну что там?
Геник опёрся на кассу, перегнулся через прилавок, сообщил, вытаращившись на меня.
− Про тебя весь интернет пишет.
− Да ты что? – я обомлел.
− Тебе бан.
− Ну рассказывай.
− Короче, мне ссылку в нашей группе кинули ближе к вечеру, я прогулялся.
− Постой. А мне почему не кинули?
− Ты в служебной беседе.
− А ты?
− Я в «подслушано» беседе, с нашими сотрудниками.
− А-ааа…
− Ты у нас занятой, а я люблю вечером потрещать.
Я ненавидел эти группы по интересам, эти беседы, эти паблики «подслушано». Я сам когда то в них сидел. В основном там обсуждали клиентов и то, какие они тупые. Что есть, то есть. Ну и про тайных клиентов тоже писали периодически. Описывали ситуацию и спрашивали, как считаете – тайник-не тайник. Помню, и я собирался написать, когда в Москве женщина тысячу оставила, но передумал. Чаты начальство не читает, но стукачей повсюду до неба, всё сольют… В беседу я последний раз заходил на восьмое марта, да и то, чтобы поздравить коллег…
− Так что там?
− Статья про нас с тобой.
− Не понял.
− Ну что в нашем салоне покупательницу довели до обморока.
− Кто довёл?
− Мы с тобой.
− А кто написал?
Геник назвал портал моего брата – главреда, всем известный новостной.
− И пошла статья гулять по нэту, репосты, растащили.
− Понятно. Приду домой − с интересом почитаю.
− Ты что-то апатичный. И не хочешь подробностей?
− Это подлый портал, Геннадий.
− Но первый в поисковике.
− Да. На первых строчках. Писать не о чем вот и развлекаются.
− Откуда они выудили инфу?
− По ходу тот мужик в бейсболке им слил. И твоё фото, − сочувственно произнёс Геннадий.
− А твоё?
− Моё тоже, но не резко, на фоне салона так сказать, а твой прям портретец. Написано что ты на скейтборде на работу ездишь, что ты весь из себя образцовый, а покупательницу до обморока довёл.
− Придурки, Геннадий. Вот что народ пялился. Ты смотри: пенсы, а читают интернет. Сегодня случатся новые события. Через неделю об этом забудут.
− Скорее всего. Лишь бы телевидение не нагрянуло.
− Насчёт телевидения – инструкция есть.
− Но нам с тобой это ни к чему, – сказал Геннадий.
− Боишься?
− Ну я-то работу найду.
− Думаешь: я не найду?
− Не знаю Антоний. Знаю, что копают они под тебя, не под меня.
− Да кто копает?
− Конкуренты, не знаю кто. Наша точка им поперёк горла. Смотри, что организовали. Сто косарей не меньше на эту операцию потратили.
− Ну статья на этом подлом портале пол-ляма стоит.
− Уверен?
− Уверен. Я там практику проходил.
− Тогда не знаю. Пол-ляма за нашу точку никто и никогда не даст. Да и сто-ка вряд ли на тайников. Копают они под тебя, Антоний, ежику понятно, копают.
− Но почему именно под меня? Может под компанию в целом, а я козёл отпущения.
− Нет, не под компанию. Если бы под компанию, то фамилии директоров были бы.
− А твоё имя есть?
− Нет. Говорю же: копают под тебя.
Сказать, что я расстроился, это ничего не сказать. Расстраиваться было дальше некуда. Хорошо, что всё прояснилась. Хорошо, что вчера никто из зевак, этих людишек, которым нечего делать, не открыл мне «тайны» − просто пялились. Всё-таки новость была проходная, раз не пришёл никто из буйных жертв пропаганды «отмстить за девочку». Я запретил себе заглядывать в новости на работе, я на портал брата принципиально не хожу, но как же выбешивает ссылка на них по любому поводу, я даже станцию на радио выбрал такую, чтоб вообще без новостей, лишь бы этих проныр и продрыг не слышать, их и по радио цитируют. Ещё давным-давно в соцсетях, всех друзей, которые ссылки кидают на новости, вычистил из ленты.
Я доработал день на автопилоте. Мне нужен отдых. Мне надоело всё на свете. Два дня в запасе. Я сдал всё до копейки инкассатору (пусть новая смена как хочет, так и разбирается со сдачей) и решил не проводить учёт. Учёт обычно проходил до ночи. Нет уж, на фига это всё. Я отписался, что учёт проведён, а проводить не стал. Да пошли они!
Но проснувшись утром, я первым делом включил компьютер, чтобы насладиться своим позором во всей пикселевой красе. Я забил в поисковик название сети и настроил фильтры – за неделю. Первая картинка и ссылка конечно же на портал брата, а заголовок-то, заголовок! Как-то раньше он больше отличался креативом. Заматерел, тоже всё надоело, а может за него кто написал, под псевдонимом Штукарь, у них там несколько человек файлы готовят.
«Старший менеджер довёл покупательницу до обморока». «Все знают, как борются за клиентов телефонные операторы. Это и реклама на каждом столбе десять на пять метров, и реклама телевидения. Однако в торговых точках сети N до сих пор, не взирая на новое время, происходят конфузы граничащие если не с уголовной, то с административной ответственностью, навевающие мысли о током далёком ненавязчивом сервисе, от которого тридцать лет убегала страна. Но, увы, так и не убежала. (Тут он втюхал лишка, перебор, всё-то его в древность тянет.) Как стало известно нашему порталу от собственного корреспондента, в городе Мирошеве – одном из старых, старинных городов и туристических центров древней славянской, а также христианской и языческой культуры, − в торговой точке (какая торговая точка, когда у нас салон связи, а не закуток в супермаркете) оператора N старший менеджер Антон Павлович Червяков (Имя изменил, порадовался я.) довёл до обморока покупательницу. В пятницу вечером девушка-студентка, жительница Мирошева зашла в салон (Всё-таки в салон, ну-ну, определился бы.), чтобы купить новый смартфон, однако консультации с продавцом не привели к желаемому результату, когда она обратилась к старшему менеджеру, от общения с ним,ей стало плохо и она потеряла сознание . По словам очевидцев, точка проходная, в салоне всегда покупатели (И точка, и салон два в одном − ну-ну), врачи «скорой помощи», прибывшие незамедлительно, диагностировали повышение артериального давления, последствием которого скорее всего явился спазм сосудов, а также ушиб мягких тканей, гематому. В больнице покупательнице-мученице оказали помощь, поставив в анамнез стресс и переутомление на фоне эмоционального всплеска и аномально жаркой погоды. Кстати, кондиционер в салоне связи не работал, о чём доложил начальник охраны торгового центра в рапорте, затребованном полицией. Несостоявшаяся покупательница, попросившая не оглашать её имя, намерена подать в суд и возместить с компании моральный ущерб, кроме того она заявила, что меняет оператора и что ноги её не будет (ноги не будет – выражение Староверова, всё-таки сам писал, брат называется) в этом магазине. Все мы знаем как часто молодёжь ведёт себя вызывающе, уничижительно по отношению друг к другу. Очень жаль, что сеть N, одна из столпов связи, сеть с двадцатилетней историей, может допустить в своих рядах такие непрофессиональные кадры. Будем с нетерпением ждать продолжения этой вопиющей истории и реакции pr-менеджеров по связям с общественностью, на комментарий руководства сети N редакция нашего портала даже не надеется». Сам ты связь с общественностью, вонючка! Ну спасибо тебе, братец, услужил. Старший менеджер – ору! Не написал, что я руководитель салона, управляющий. Работаю изо дня в день без устали, без отпуска… − это я строчил комментарий, потом опомнился, хорошо, что не нажал «отправить», не унизился до разборок с этими не знаю как назвать, с… уродами. А стиль-то, стиль! Писали левой рукой через одно место. Наскоро состряпали, сокращать вдвое, не меньше. Правильно мама их не читает, она их первая раскусила. А я повёлся, на практике работал, такого безобразия не пропустил, отредактировал бы. А имя девчонки не написали. И какой суд, кто вообще поверит в такое? Какая полиция? Бред. Читали… Я кинулся смотреть просмотры и репосты. Просмотров было двадцать тысяч, это прилично для такой захолустной высосанной из пальца новости.
Я посмотрел остальные порталы, все копировали по-быстрому, даже не интерпретировали. Общество прав потребителей разместило без ссылки на источник – ну так общество прав всегда само нарушает права.
Значит вот так, злился я. Я собрался за пять минут и решил прокатиться к парку. А не начнут ли на меня пальцами показывать? В понедельник-то утром? Вряд ли. Да и новость проходная. Если бы девчонка отдуплилась в салоне, тогда бы обо мне узнал весь мир. Август – болото для новостников, уж тогда бы оторвались. А тут… Я был не в себе, ноги сами завернули в дом быта. Да. Я решил зайти к Данику, он же приглашал.
− Антоний! Не опоздал тогда? – обрадовался Данёк.
− Куда?
− На работу вчера. Ты забыл?
Заработал фен – из парикмахерской вились облака парфюмерии, били в нос. Я вспомнил статиста-тайника, его дешёвый парфюм и поморщился.
− Не опоздал, спасибо тебе Данёк, выручил.
− Ты как?
− Да вот зашёл поблагодарить.
Данёк удивлённо посмотрел на меня.
− Выходной?
− Да. − Я скосился на часы на стене – часы висели между портретом президента и иконой божьей матери.
− Я и смотрю. Час-то одиннадцатый. Ну что: может гульнём сегодня на озеро?
− Только пешком, Данёк. – предупредил я. Я ненавидел тех, кто ездил на озеро по убитой лесной дороге…
− Ну понятно, не на машине. Байк-то на ходу?
− Я не…
− Вел, лошара.
− Есть.
− На ходу? Впрочем, починим если что, заноси.
− Окей, − обрадовался я и понёсся домой. Выйдя на балкон за велосипедом, вспомнил, что ни разу в этом году не катался. Да и осенью катался один раз и упал на скользкой дороге – за ночь лужи обледенели.
Я прекрасно провёл день на пляже. Отдохнул, устал бултыхаться, плавал я позорно. А Данёк плавал просто на десять, сказал, что в армии научился. Но девчонки подходили знакомиться почему-то со мной, а не с Даньком. Я видел, что ему это неприятно, поэтому их игнорил. Обратно мы с Даньком ехали, освещая путь фонариками, собаки с участков завывали в истерике. Мы разгорячённые пивом не могли наговориться. Я напрочь забыл, что поклялся себе больше не пить. Распрощались и пошли по своим подъездам. Это был прекрасный день, светлый и честный. Последний беззаботный день в моей жизни.