Надежда Храмушина
Клуб грустных и потерянных
Мы снова прошли за ней в большую комнату, она достала из ящика комода чёрный полиэтиленовый пакет, вытряхнула из него все фотографии на диван, и сверху выпала большая фотография. Она была очень светлая, видны были, практически, только одни глаза Фёдора.
– Вот, вся выцвела, уже и непонятно, кто на ней. Поставить её на место? – Она вопросительно посмотрела на меня.
– Поставьте, пусть стоит. – Сказала я и спросила: – А что Вам мама о своей подружке, о Ляне, рассказывала, почему они рассорились из-за вашего папы?
– Да всё по тому же. Почему женщины ссорятся из-за мужчин? Но мама не держала на неё зла, жалела её. Говорила, что с детства Ляне не сладко приходилось, что мать её, Тонька, была непутёвая, пьющая. Она и Ляну на какой-то очередной пьянке родила. Говорила, что родила её, и тут же праздновать начала, а когда спохватилась, а ребёнка-то нигде нет. Потом Тоньке принесли Ляну, нашли за огородами, а была уже осень, она там голенькая лежала, вся уже посинела от крика и от холода. Тонька тогда говорила, что Ляну у неё украли, да только кто ей поверит, пьяная же она была. Тонька тогда на заводе работала, в цехе. Говорят, сбежала с каким-то командировочным, никто толком не знал, неожиданно как-то. Ляна была тогда ещё совсем маленькая, только в школу пошла. Мама моя не верила в это, говорила, что Тонька очень дочку любила, и не бросила бы её. Да и Тонька сама без матери росла, говорила, что никому такой судьбы не пожелает. Ляну хотели в детдом сдать, но отец не отдал, он-то мужик серьёзный был, пил только по праздникам.
– А кто тогда Ляну за огороды унёс? – спросила я.
– Да сама, наверное, Тонька и утащила, говорю же, пьяная она была.
– Странно. – сказала я. – А сама Ляна, какая была, было ли в ней что-то … такое, ну необычное?
– Вроде нет. – Пожала плечами тётя Женя. – Мама ничего о ней плохого не говорила. Так уж получилось у них. Маме моей соседки рассказали, что пока она меня рожала, а она меня очень тяжело рожала, и поэтому её в город увезли, Ляна приходила к моему папке. Мама просто перестала с ней после этого общаться. Хотя Ляна к ней не раз приходила, прощенья просила.
– Так ведь у Ляны же двое детей и муж был?
– Да, но вот так вышло. Сначала они там с папкой пели вместе, ездили везде на концерты, а потом всё у них и закрутилось. А потом вот, такое с ней несчастье случилось. Младшей дочке её было всего полтора годика. После её смерти папка мой вскоре и пропал. Мама говорила, что тогда дожди, не переставая, лили, всё вокруг в болота превратилось, а он как напьётся, всё ему куда-то бежать надо было. Вот и убежал.
– Очень уж много для вашей небольшой деревни несчастных случаев. – сказала я. – Ну ладно, спасибо Вам, что уделили нам время.
– Подождите, – остановила она меня, – у моей мамы осталась брошка от Ляны. Муж Ляны её после похорон на память ей отдал. Странная такая брошка. Мама говорила, что эта брошка всегда на Ляне была, даже когда та в школу ещё ходила. Учительница заставляла снять её, говорила, что нельзя в школу с украшениями ходить, но Ляна никогда её не снимала, говорила, единственная память от матери осталась.
Тётя Женя достала из серванта рюмочку и вытащила из неё небольшую плоскую серебристую брошку. Края у неё были немного загнуты вверх, словно лепестки на цветке, а в середине точки мелкие, как песочек. Я взяла её в руки и поняла, почему тётя Женя называла её странной. Одна сторона её была серебристая, тёплая, а другая была чёрная, холодная, и на блестящей поверхности черноты будто отражался синий лес. Я взглянула на него, и будто сразу провалилась туда, как в бездну. Я передала Марине брошку. Она поднесла её к глазам и покачала головой. Она поняла, что я увидела в том отражении.
– Тётя Женя, можно мы её на время возьмём с собой? – спросила Марина.
– Можете совсем её взять. Я Ляну не помню, а брошка эта меня пугает. На самом деле, я её стараюсь даже в руки не брать. – Будто оправдываясь, сказала она. – А выбросить рука не поднимается. Мне даже как-то сноха сказала, когда мы с ней перемывали посуду в серванте, и она достала эту брошку, что у неё аж дрожь прошла по телу, когда она её в руки взяла. И мама моя говорила, что папка подолгу на эту брошку смотрел, потом нашли её в кармане его телогрейки, уже после того, как он пропал. Телогрейка его валялась возле вагончика у карьера, поэтому и решили, что он в болоте утонул, там дальше, за вагончиком, болота начинаются. Телогрейку маме принесли, а там, в кармане, брошка.
Когда мы с Мариной вышли из квартиры тёти Жени, мы остановились, и снова стали разглядывать эту удивительную брошь.
– Как у Ляны оказалась брошь с видом опоны? – Я не могла отвести взгляд от чёрной стороны брошки. – Ты не представляешь, Марина, но изображение настолько реалистично, что я словно снова лечу над ней! Ну как такое возможно?
– И такое неприятное чувство, когда смотришь на неё, – подхватила Марина, – я словно заново пережила тот случай, когда меня чуть не затащило в опону. Да, очень хочется узнать, откуда эта брошка у матери Ляниной появилась.
– И кто такую вещь мог создать? Срочно к Сакатову. – Сказала я, и мы с Мариной заспешили к машине.
Когда мы показали брошь Сакатову, он достал очки, рассмотрел её со всех сторон, и долго держал палец на чёрной стороне, удивлённо подняв брови. Брошь переходили из рук в руки, и мы все сошлись во мнении, что это магическая вещь, хотя мои пальцы никак на неё не отреагировали. Но тут я и подумала, что холод брошки и есть колдовство, которое перебивает другие мои ощущения. Я рассказала про таинственный баян, как периодически от него сбегают кнопки, и что на его мелодию тут же откликается музыкант в опоне, и о том, при каких обстоятельствах Ляна появилась на свет.
– Как такая вещь могла оказаться у матери Ляны? – Задался тем же вопросом Сакатов, как и мы с Мариной.
– А не была ли подмена Ляны Бичурой? Очень странные обстоятельства рождения Ляны, вернее её исчезновение сразу после рождения. – И тут я вспомнила своё видение на поле. – Ляна могла исчезнуть так же, как и ребёнок в моём видении, с помощью колдовского вмешательства. Я ведь не знаю окончания той истории, может быть, ребёнка там тоже вернули родителям.
Ничего не понимающей Марине я рассказала о своём видении в поле. Она тоже согласилась со мной, что исчезновение Ляны могло быть не просто пьяной выходкой её матери. Брошка лежала на моей ладони, степень моей тревоги начала возрастать, и я сказала об этом. Марина забрала её у меня, но тоже почувствовала тревогу, и брошку у неё взял Дениска.
Сакатов поскреб свой лоб, что являлось признаком исключительной озабоченности, а потом сказал:
– Это пропуск в опону. Мать Ляны кто-то наградил этой брошкой, тот, для кого опона – дом родной. И ты, Оля, права, с рождением Ляны не всё чисто.
– Если это пропуск в опону, значит с брошкой можно не только попасть туда, но и выйти из неё? – спросила я.
– Теоретически, да. – Кивнул он головой.
– А может это билет в один конец. – Недоверчиво проговорил Илья. – Ты ведь не собираешься с этим экспериментировать?
– Нет, не собираюсь, я боюсь. – созналась я. – Но соблазн велик. Если бы я точно была уверена, что смогу вернуться с помощью неё обратно, я бы, наверное, подумала о таком походе. Это был бы шанс для пропавших в ней людей.
– Тётя Оля, а может это не пропуск, а сама опона, в миниатюре? – Дениска оторвался от созерцания брошки. – Или даже спусковой механизм для неё.
– Очень интересная версия. – отметил Сакатов. – Этого тоже нельзя исключать.
– А кто тогда активирует её? – Недоверчиво спросила Марина. – Если бы эта брошка до сих пор находилась у Ляны, тогда понятно, но брошка пылилась в серванте много лет, к ней никто и не притрагивался.
– А если она активируется не от действия людей, а при наступлении определенных условий? – Дениска не отступал. – Что-то случилось, она это уловила, и раз! – и раскрылась, схватила, на кого охотилась, и снова свернулась, до следующего раза. Тётя Оля, ты сказала, что там, в опоне, всё такое пластмассовое, да? Вот! Там всё неживое, потому что заключено в стеклянную сферу, и живому там просто нет места.
– Складно! – Вмешался Илья. – Я даже поверил. Но ты забываешь одно «но».
– Какое?
– Хранительница брошки ни разу не была в опоне. – Илья поднял указательный палец вверх. – Брошка мирно лежала в шкафу.
– Зато баян из опоны играл у неё в доме! А кнопки кто-то постоянно отвинчивает, а потом разбрасывает их! – Попытался доказать свою точку зрения Дениска. – Такое мог сделать только потусторонний баянист, он как-то проникает из опоны в свой дом. Просто опона, когда разворачивается, как бы смещается от нашей реальности, занимая свою нишу, которую человек не может видеть. Поэтому квартиру, где брошка лежит, она не затрагивает. И никто ту опону не видит. Ну, кроме Марины, так как она уже один раз была там, и воспринимает её вибрации.
– А раздражителем для развёртывания опоны, может являться грех человеческий. – Вдруг сказала Марина.
– Так ведь мы все здесь не ангелы! – Илья укоризненно посмотрел на неё. – Опона, если бы реагировала на грехи человеческие, давно бы поглотила наш мир!
– А она может и не на все грехи реагирует. – предположил Сакатов. – А только на один. Например, на уныние, как мне сказала Анна.
– Но мы же не веселимся все тут с утра до вечера! – не сдавался Илья.
– Это другое. – сказал Сакатов. – По православным канонам, уныние имеет внутренние причины, в отличие от внешних, видимых. И главной причиной внутреннего уныния является неверие в промысел Божий. За внутренним унынием следует расслабление сил человеческих, нежелание трудиться душой. И это очень опасное психологическое состояние, спешу вас заверить. Яркий пример уныния в нашей классической литературе – Обломов. Вот у кого целый букет внутренних проблем, это и лень, и бездеятельность, и глухота к чужим чувствам. И к своим, между прочим, тоже.
– Так, мы отвлеклись, – напомнила я, – что нам делать с этой брошкой?
– Расколотить к чертям собачьим. – Категорично заявил Илья. – Долой обломовщину!
– А как же те, которых опона затянула? Их тоже расколотить? – спросила я. – И мы ведь хотим докопаться до истины?
– Надо надеть брошку. – Вдруг предложила Марина. – Я могу это сделать.
– Нет, мы пока не будем приносить напрасные жертвы. – Сакатов забрал у Дениски брошку и сжал её в кулак. – Никто её не наденет, пока мы точно не будем уверены, что это не бесполезная затея.
– И как мы это поймём? – Спросила Марина.
– Надо показать брошку филину. – сказал Дениска.
– И он тебе скажет: «У-У». – Илья даже похлопал руками по бокам, изображая филина. – Оля, переводи!
– Так и при себе её опасно держать, – я на самом деле почувствовала страх, – а если в данный момент она опять почувствует эти самые вибрации, раскроется, и мы все окажемся в ней!
– Подавится, – ободряюще махнул рукой Илья, – нас много.
– В последний раз она троих заглотила, и ничего, не подавилась. – напомнила я. – Давайте её хоть закопаем где-нибудь. Подальше от людей. Пока решение правильное не созреет.
На удивление, никто не стал мне возражать, и мы решили, что самое правильное будет закопать её в поле, мимо которого мы ехали в деревню. Марина сказала, что поедет с нами, чтобы тоже знать, где эту брошку мы спрячем.
Мы доехали до кучи щебня, и, посовещавшись, решили закопать брошку не в ней, а на голом пятне посреди поля, так проще будет это место запомнить, и Сакатов ещё сказал, что это место надёжнее других, так как, если оно на самом деле пропитано химикатами, то опону это может затормозить. Илья достал из багажника сапёрную лопатку, и мы пошли через поле к шесту. Сакатов шёл первым и торжественно нёс брошку, не разжимая кулак. Пройдя несколько шагов, он вдруг резко остановился и подозвал к себе Дениску:
– Сфотографируй-ка её со всех сторон, только максимально приблизь, чтобы крупнее было. Я Анне отправлю. – Он протянул ладонь с брошкой, и Дениска стал настраивать камеру на телефоне. – Ну надо же! А ведь на самом деле, мир, который там, внутри, кажется таким настоящим, даже чувствуется перспектива. Это просто завораживает!
– Тебе не страшно, когда ты смотришь в неё? – спросила я.
– Так я ведь не видел настоящей опоны, поэтому вроде страшновато, но любопытно.
Дениска сделал несколько фотографий, они получились очень хорошие, но… На фотографии чёрной стороны брошки невозможно было разглядеть синих деревьев, просто чернота и всё.
– Не расстраивайтесь! – Успокоил нас Сакатов. – Я словами опишу. Я, честно говоря, так и подумал, не все волшебные вещи раскрываются на фотографиях, а некоторые вообще не дают себя фотографировать. Так что неплохо, что вообще у нас будет фотография брошки.
Мы дошли до голого участка, и Илья выкопал лунку, глубиной сантиметров тридцать. Сакатов достал блокнот и попытался нарисовать то, что видит в брошке. Мы посмеялись над ним. Художник он ещё тот!
– Ну всё, – Сакатов встал над лункой, – надеюсь, что в скором времени мы уже будем знать, как нам правильно поступить с таким необычным артефактом. А он поистине необычный, и если бы не опасность, которая от него исходит, можно было бы его как следует изучить. Смотрите, на солнце она какой-то зеленоватый оттенок начала приобретать. Знаете, мне даже кажется, что она ворочается у меня в руке.
Мы все окружили его, глядя на брошку, и вдруг Марина резко схватила меня за руку. Я обернулась, и увидела её испуганные глаза. Я не успела её спросить, чего она так испугалась, как и сама поняла причину. Я услышала первые аккорды далёкого баяна. Меня охватила лёгкая дрожь. Да нет, совсем не лёгкая, чего уж греха таить! Меня всю начала бить дрожь. А через мгновение мы с Мариной стояли совершенно одни, посреди синего мрачного леса, под тяжёлым свинцовым небом, и смотрели друг на друга, не в силах произнести ни слова.
Глава 7. Синий лес
Первое мгновение я просто не могла во всё это поверить. Надежда на то, что я, как и в недавнем своём путешествии с Каем, нахожусь здесь только своим разумом, умерла сразу же, как только я почувствовала холод. Холод пронизывал меня насквозь, а траурное беспросветное небо давило, добавляя к страху ещё и боль. Марина всё ещё держала меня за руку, и рука её была такой же холодной, как и воздух вокруг меня. Она открыла рот и зашевелила губами, что-то мне говоря. Я сказала ей, что я её не слышу, но не услышала звуков своего голоса. Я непонимающе смотрела на неё, сначала подумав, что у меня заложило уши, пока до меня не дошло, что звуков здесь нет! Вернее есть один звук, которому удаётся пробиться сквозь непроницаемую опону, и он доносился от всё того же баяна, транслирующего обрывки далёкой песни, и это был единственный звук. Тогда я показала ей знаками, что не слышу её, но она и сама уже это поняла. К чести Марины, она не впала в панику, вернее, мы с ней на какое-то время обе впали в ступор и стояли так, глядя друг на друга, не в силах принять окружающую нас действительность. Я похлопала её по руке, пытаясь подбодрить, но что нам делать дальше, я не знала. Ну не стоять же так до скончания времён! Я внимательно пригляделась к синим деревьям, и увидела, что на коре их видны следы изморози. Она расползалась плотными узорами, которые обычно рисует мороз на окнах зимой, только были намного крупнее, и острые кристаллы были тёмно-синими. Вот откуда такой цвет у деревьев. Я подняла голову и посмотрела на их вершины. Везде кристаллы синего льда, на каждой иголочке, на каждой шишке. Как бы нам тоже не превратиться в такие застывшие и синие фигуры. Стоять на месте нельзя, холодно, надо идти.
Единственное, что мне показалось правильным, так это дойти до клуба, где могли быть люди. Музыка же звучала именно там! И там были ответы на наши вопросы. Но я прекрасно помнила, что проходить надо было мимо чёрного озера с Оскарами. А это делало наш путь очень опасным, если не сказать больше. Да и проходить нам придётся вблизи деревьев, а они в любой момент могут стряхнуть с себя дрёму и начать охоту на нас. И ещё, мне как-то надо было сказать Марине, посоветоваться с ней, может, у неё есть более подходящий для нас план. И тут я вспомнила, что рюкзак мой, а в нём мой оберег, я оставила в машине. Вот уж, о чём я очень сильно пожалела.
Я пошарила по своим карманам, но у меня с собой был только телефон и бумажные салфетки, и никаких карандашей и блокнотов. Я чертыхнулась про себя. Прекрасно, просто чудесно! Вот они-то мне сейчас тут очень нужны. По крайней мере, за гигиеной рук смогу следить! Я усмехнулась и поймала на себе удивлённый взгляд Марины. И тут я посмотрела себе под ноги и увидела под ногами серый песок, почти пыль, и поняла, как мы с Мариной можем общаться. Я наклонилась и начала писать пальцем послание для Марины: «Надо идти в клуб. Но там Оскары. Есть другой план?» Марина сделала шаг в сторону, присела и тоже начала писать: «Надо найти границу. Надо выйти отсюда». Я нарисовала большой вопросительный знак и приписала: «Мы можем её никогда не найти, если нас не собираются выпускать».
Марина понемногу начала приходить в себя, потому что стала внимательно оглядываться. Я её не торопила, так как помнила своё первое впечатление об опоне. То, что вокруг не было ни одной живой души, вроде и радовало, но и пугало одновременно.
Марина повернулась ко мне, и грустно покачала головой. Потом написала: «Куда идти». Да, хороший вопрос. Но ответ неожиданно пришёл ко мне, и я махнула рукой туда, где, предположительно, должна была находиться деревня, мы ведь до сих пор стояли на том же самом месте, где рядом с деревней проходила дорога через поле. А потом показала себе за спину и написала: «Дорога была там». Она, подумав, кивнула. Но мы всё равно остались с ней стоять на месте, не решаясь начать путь. Она написала: «Нам нужно оружие, сломим ветки». Помня, как хищно зашевелились ветки деревьев, когда мимо них пролетал Кай, я написала: « Нельзя близко подходить к деревьям, нельзя касаться их. Они ловили Кая». У Марины в глазах опять промелькнул испуг. И у меня тоже, так как деревья окружали нас со всех сторон. Сотни и сотни деревьев. Единственно, что утешало, что они стояли на значительном расстоянии друг от друга. Наверное, чтобы между собой не подрались. Но в одном Марина права, нам бы не помешали хорошие дубинки. Но между деревьями была только серая пыль, и ничего больше. И тут я вспомнила о разрушенных строениях посреди леса, которые я видела, когда пролетала над ними. Я написала: « В лесу есть разрушенные дома. Там найдём палки». Марина кивнула, и я махнула рукой в направлении, куда нам надо идти. Мы с ней осторожно пошли между деревьями. Они никак не реагировали на нас, но разлитая вокруг нас в воздухе тревога не давала нам спокойно идти, мы постоянно оглядывались, дёргались, хватали друг друга за руки. И тут я вспомнила о брошке, и сразу же написала «Брошка!» Мы с Мариной пошли обратно по своим следам, нашли место, где топтались, и там начали просеивать в руках песок, надеясь найти брошку. Все пыльные, грязные, мы ползали по кругу друг за другом, но всё напрасно. Это меня очень расстроило. Я всё-таки надеялась, что брошка является таким вот универсальным ключом, причём в обе стороны. Видимо, она осталась у Сакатова, а не провалилась с нами в опону.
Марина написала: « Бесполезно». Мы с ней встали, отряхнулись, и отправились ещё в более мрачном и подавленном настроении к этому чёртову клубу. Когда я летела над лесом с Каем, я видела, что конца и края у леса нет, но только сейчас я поняла, насколько огромным он был. Деревья были похожи одно на другое, и уверенности в том, что мы не идём по кругу, у меня не было. И как долго мы идём, я тоже не представляла, чувство времени совершенно покинуло меня, вместе со всеми внешними звуками. Кругом тишина. Иногда раздавалась мелодия, и я была несказанно рада, заслышав её. По крайней мере, это был единственный наш ориентир. Мы с Мариной сразу замирали, слушая, откуда она доносится, и корректировали своё направление, по которому шли.
Марина показала рукой влево, и я, проследив взглядом за ней, увидела деревянные руины, словно прихлопнутые сверху гигантской рукой, и почти распластавшиеся между деревьями. Но дойдя до них, мы испытали настоящую горечь от увиденного. Среди обломков рассыпавшегося сооружения лежала одежда. Вроде ничего особенного, и при обычных обстоятельствах, мы бы, конечно, так не среагировали, но сейчас мы и так были подавлены. Одежда была вся в серой пыли, и мне показалось, что на ней были бурые пятна. Марина прикрыла рукой глаза. Неприятная мысль шевельнулась во мне, и я сначала гнала её от себя, но Марина первая написала: «Их больше нет». Что тут ответишь! Это было очевидно. Но как-то странно, что одежда сохранилась, а всё остальное нет. Я осторожно пошевелила ногой одежду. Это оказалась курточка, и это меня немного ободрило, курточку могли просто снять и оставить здесь. Я написала: « Люди может живы, ушли». Она неуверенно кивнула головой. Хоть мне и не хотелось касаться курточки рукой, но я увидела в ней внутренний карман, и в нём что-то было. Я осторожно, двумя пальцами, подцепила содержимое и откинула его из кармана. Выпал листок, свёрнутый вчетверо, следом за ним ключи на металлическом кольце и зажигалка. Мы с Мариной развернули листок и увидели какой-то список, разобрать удалось лишь два слова – «магнитный» и «фартук». Марина сразу же написала: « Это для наших станков». Теперь мы знали, что куртка принадлежала кому-то, кто был связан с кирпичным заводом, а не пропавшим мегафоновцам. Я подобрала зажигалку и ключи, и положила их себе в карман. Мы с ней стояли над курточкой, и хоть нам хотелось верить, что хозяин её всё ещё жив, на самом деле это был плохой знак.
Но, вздохами делу не поможешь, нам нужны были палки и мы стали разбирать то, что осталось от дома. Оказалось, что это не так просто. Доски, хоть и изрядно искорёженные, между собой держались стойко, и голыми руками нам было трудно справиться с огромными ржавыми гвоздями, которые до сих пор добросовестно несли свою службу. Мы пытались использовать, как гвоздодёр, большой ключ, но только сломали его. После долгих совместных усилий, мы оторвали один брусок, длиной около двух метров, и решили, что пока нам и этого хватит, а если увидим ещё какие развалины, то поищем ещё и там.
Пока мы увлеклись разборкой деревяшек, мы не заметили, что появился ещё какой-то посторонний звук. Марина подняла руку, призывая к вниманию, и мы с ней остановились, прислушиваясь. Я смотрела в небо, надеясь увидеть, тень птицы. Рядом послышался шум, будто ссыпался песок, а потом всё затихло. Мне этот звук уже был знаком и я написала: « Это нас заметила Герда, это хорошо». Всё-таки удивительные вещи здесь творятся со звуками, мы друг друга не слышим, шагов своих тоже, а вот как сыплется песок на лес, и как играет баян, это, пожалуйста, слушайте на здоровье. Пройдя достаточно большое расстояние, мы снова наткнулись ещё на одну развалившуюся конструкцию. Похоже, что это было что-то наподобие массивного навеса, сколоченного из толстых брусьев, который упал набок. В этот раз нам повезло больше, почти без всяких усилий Марина подцепила и вытащила заострённую палку из-под навеса и протянула её мне. Она была короче, чем та, которая была у Марины, зато один конец её был очень острым и напоминал пику. Из-под рухнувших конструкций торчал уголок какого-то мешка. Мы попытались приподнять навес, чтобы вытащить мешок, но так и не смогли. Когда я вместе с Мариной пыталась приподнять навес, я заметила, что в мешке том была небольшая прореха, а в ней виднелись верёвки. Марина этого не видела, так как была с другой стороны навеса, и я ей не стала об этом говорить. И подумала, что зря Марина столько лет таскала верёвки к опоне, никому они здесь больше не были нужны, хватило и тех, с которыми её бабушка и попала сюда. Мы вернулись к своим следам, чтобы не потерять первоначальное направление, и зашагали дальше. Марина остановилась и написала: « Следов, кроме наших, нет». Я ответила: « Люди здесь были очень давно».
По моим подсчетам, мы уже давно должны были пройти до деревни, значит, скоро должно было показаться и чёрное озеро, если оно, на самом деле, находится в районе глиняного карьера. Но впереди, позади, со всех сторон, нас окружали только бесконечные синие стволы. После того, как мы обзавелись с Мариной палками, мы уже не так сильно нервничали, по крайней мере, внешне. И тут я заметила, что уже не мёрзну, а ощущаю себя достаточно комфортно. Я остановила Марину и написала: «Тебе холодно?» Она отрицательно покачала головой и написала: « Странно, я думала сначала, что мы здесь замёрзнем насмерть». Да, опона полна сюрпризов. И вдруг неприятная мысль пришла мне в голову: « А вдруг мы уже … Просто не заметили, и считаем, что всё ещё живы?» Этой мыслью я не стала делиться с Мариной. О нет, я не хотела бы, чтобы после смерти я попала сюда, в это унылое место. Всё-таки я надеюсь на более позитивный исход.
Вскоре, или не вскоре, мы дошли до озера, и я обрадовалась, что мы не заблудились среди одинаковых застывших деревьев. Я остановила Марину, написав, что на берег пока не будем выходить. Во-первых, надо было сориентироваться, с какой стороны озера мы подошли, чтобы знать, как быстрее дойти до клуба. Я по полёту с Каем помню, насколько огромна была чёрная безжизненная поверхность. И, во-вторых, самое главное, я элементарно боюсь Оскаров. Мне почему-то кажется, что наше с Мариной оружие придает уверенности только нам с ней, а Оскаров этим не отпугнёшь.
Я стала всматриваться вдаль, стараясь разглядеть в сизых сумерках, на какой стороне озера находится настил, или мегалиты, торчащие из воды. Марине написала, чтобы она тоже постаралась разглядеть их, это единственный наш ориентир, чтобы выйти к клубу. Но видно было только метров пятьсот берега, дальше ничего не возможно было различить, всё серо. Марина написала: «Если судить по карьеру, клуб должен быть слева от него». Да, клуб должен был быть слева, но мы с Каем, когда подлетели к озеру, его не облетали, а сразу же приземлились на берегу. Я закрыла глаза, снова представила себя в лесу, где встретилась с Каем. Так, он поднялся и полетел от огородов. И летел всё время прямо. И совсем не в сторону карьера. Дорога и поля остались позади него. Но почему? Карьер находится с другой стороны деревни, и получается, что мы с Каем летели от карьера, а не к нему. И тут до меня дошло, что здесь всё зеркально к нашему миру! Я написала Марине: «Зеркально! Здесь отражение, как в зеркале». Она тут же написала: «Значит, идём вправо». Я кивнула головой. Опять над нами что-то рассыпалось, но подняв головы, мы ничего не увидели. Марина написала: «Может надо ей подать знак?» Я пожала плечами и написала: « Нас в любом случае заметили, надеюсь, она сообщит это Каю». Написала, а потом подумала, а как Кай нам поможет? Ну, увидим мы его, и что? И сама себе ответила, да, он бы очень нам помог, если на нас нападут Оскары. И очень сильно захотела, чтобы Кай быстрее прилетел.
Мы пошли обходить озеро справа, но снова пошли по лесу, не выходя на берег. Чёрная гладь, не отражающая ничего, зловеще замерла. Мне казалось, что она наблюдает за нами, и уже знает, когда выпустить на нас своих металлических слуг. Пройдя некоторое расстояние, примерно с километр, я стала различать впереди огромные камни, и знаком остановила Марину. Я написала: « Мы правильно идем, впереди те самые камни, надо ещё дальше углубиться в лес, могут выйти Оскары. Мне тревожно». Марина посмотрела вперёд, на чёрные камни, потом на лес, и написала: «Здесь всегда тревожно. Если они в любом случаем выйдут, чем дальше мы будем от клуба, тем сложнее нам будет прорваться к нему, в лесу не спрячешься». Ну что ж, она права. Они в любом случае выползут, только нам будет дальше бежать к клубу из леса. Их так много! И опона, конечно, уже в курсе, что по ней гуляют два туриста. Марина снова написала: «Бежим?», и вопросительно посмотрела на меня. Я прикинула расстояние. С берега, где выходили Оскары, и до помоста, рядом с клубом, Кай летел достаточно долго, и мы не сможем всё это расстояние бежать, не тот у нас с Мариной возраст и спортивная подготовка. Я покачала головой и написала: « Далеко. Побежим, когда они появятся». Мы пошли кромкой леса дальше, к чёрным камням, но, не пройдя и ста метров, Марина схватила меня за локоть и кивнула головой в сторону озера. Среди чёрноты, возле камней, в воде я увидела серебристые проблески. Так, Оскары уже на старте.
И мы с ней побежали. Мы выскочили на берег, и сразу же поняли, что деревянный помост впереди ещё не виден, а бежать по вязкому песку непросто. Краем глаза я видела серые фигуры, которые по одному выпрыгивали из воды, и замирали, словно истуканы. Мы пробежали мимо них, но они невозмутимо выходили на берег и замирали. Когда я снова на бегу обернулась, я увидела, что Оскары преследуют нас. И скорость их была намного больше, чем у нас с Мариной. А помоста впереди так и не было видно. Дыхание уже начало сбиваться, хотелось сесть и отдышаться. Марина, бегущая впереди меня, оглянулась и сразу же остановилась, повернувшись к преследователям лицом. Мне всё было ясно и без слов, я тоже обернулась, выставив перед собой палку.
Оскаров было не меньше десяти. Бесстрастные металлизированные лица теперь мне не показались неживыми, и они точно не были роботами, несмотря на то, что кожа у них очень напоминала светло-серый металл, и они не дышали. Фигуры их были несуразно длинными, руки до колен, а ноги коротковаты, если учесть, что ростом они были по два метра. Узкие плечи немного опущены, а руки просто болтаются. Головы вытянутые, глаза тоже серые, как и кожа, но они не закрыты, и даже блестят немного. Носы здоровые, вместо губ просто щели. И я почувствовала запах подвала, сырости, даже какого-то разложения. Они окружили нас полукольцом, оставив путь только к озеру. И пошли на нас.
Самый крайний Оскар протянул свою руку к Марине, но она стукнула по ней палкой. Оскар никак не отреагировал, а вскинул ещё одну руку, и ухватился за палку, потянув её к себе. Я начала молотить своей палкой по его рукам, пока не почувствовала, как за моё плечо схватил ещё один Оскар, стоявший позади меня. Оскар, который держал Маринину палку, под моими ударами отшатнулся, Марина освободила свою палку и развернулась ко мне. И вовремя, так как Оскар, который схватил меня за плечо, с силой подтолкнул меня к воде. Марина размахнулась и стукнула его по голове. А я со всей силы воткнула в него острие своей палки. На удивление, остриё прошило его буквально насквозь, и он согнулся, сделав несколько шагов по направлению к воде, упал в неё и сразу скрылся под чёрной поверхностью. Но это не стало нашей победой.
