Николай Шмагин
Мечты иногда сбываются
Sotsium
После смерти в марте месяце 1985 года престарелого и больного К.У. Черненко, на пост генсека ЦК КПСС был назначен молодой М.С. Горбачев (54) года, и энергично принялся за реформирование советской системы. Ускорение, гласность, уже в мае месяце начата антиалкогольная компания, сразу после празднования 40-летия Победы.
Безалкогольные свадьбы, огромные очереди за водкой, где вовсю ругали нового «минерального Секретаря». Процветали анекдоты по этому поводу. Один из них:
В километровой очереди за спиртным один не выдержал и кричит: «Все, иду убивать Горбача!» Вскоре возвращается и говорит: «Туда очередь еще больше!»
Массовая вырубка виноградников на Кавказе, в Молдавии, в Крыму. Сплошной дефицит кругом. Пустые прилавки магазинов. Но жить стало интереснее.
Гарри Каспаров стал чемпионом мира по шахматам.
С 27 июля по 3 августа в Москве – 12 Всемирный фестиваль молодежи и студентов. Открытие – в переполненных молодежью Лужниках. Везде – праздничная выездная торговля; на лотках и в киосках продавали сувениры, книги, журналы.
Как и во время проведения Олимпийских игр 1980 года, город очистили от пьяниц, бомжей, привели в порядок скверы и улицы, площади. Город снова стал народным и еще более прекрасным, чем обычно. Показуха в действии, жаль, ненадолго.
Приезд матери с младшим братом
В конце июня пришло письмо из Мурманска от матери:
«Коля, скоро приедем в гости с Игорьком. Он закончил школу на пятерки, надо показать ему Москву. Побудем несколько дней, и поедем в Алатырь, повидать родные места, родственников…»
Идет время. Игорек вырос, скоро в армию, Митьке в июле 16 лет исполнится, а он все в декораторах по студии бегает. Несолидно это студенту, закончившему уже три курса ВГИКА, однако плетью обуха не перешибешь, не пришло еще его время. Примерно такие мысли роились в его голове, пока он вместе с Василием Петровичем готовил чертежи к декорациям в АКБ ОДТС, составлял списки необходимых материалов для работ на натуре.
Он был рад снова поехать в Днепропетровск, о котором у него остались самые чудесные воспоминания, спустя восемь лет.
Когда ты занят работой, время бежит быстро, и вот в начале июля приехали мать с братом, как и обещали. Он встретил их, привез в свою комнату. Познакомил со старухами-соседками, которые сразу же нашли общий язык с матерью, Игорек им тоже приглянулся, такой вежливый, опрятный.
– К нам и отец Колин приезжал в прошлом году, ближе к зиме, с братом-инвалидом, ну и натерпелись мы тогда страху с ними, вспомнить жутко, – переглянулись соседки, не зная, смеяться им или сердиться при этом.
Антонина Ивановна засмеялась сердито, и все разрешилось само собой: – Представляю, что они тут натворили, особенно это касается Колиного отца, дебошира и пьяницу.
– Да-да, – закивали старушки, жаждая высказаться, и найдя в лице матери соседа приятную им собеседницу.
Николай лишь посмеивался, глядя, как старухи водят мать в свои комнаты, по очереди, и угощают ее чаем с конфетами…
– Комната у тебя хорошая, большая, я вот занавески привезла, повесим на окно, красиво станет, – мать извлекла из своего чемодана цветастые портьеры, тюль, и после совместных усилий окно приобрело нарядный вид, а в комнате стало уютнее.
У Игорька был фотоаппарат, подаренный матерью к окончанию школы, и он беспрестанно щелкал им, не жалея пленки, и дома и на улице, с упрямством фанатика.
– Исхудал совсем, с учебой своей, – мать оглядела груды книг на столе, стопы бумаги рядом с пишущей машинкой. – Здоровье надо беречь с молодости, потом поздно будет, – поучала она сыновей, те бездумно смеялись в ответ.
– Как Надежда-то твоя, бывает здесь?
– Пока не появлялась, она больше не моя, мама. Все, разбежались мы с ней навсегда.
– Ой ли, а сыновей куда денете?
– Буду навещать, алименты плачу исправно.
– Ну ладно, мы с Игорьком по магазинам пройдемся, а то в твоем мини холодильнике шаром покати, как я погляжу, – мать с Игорьком засмеялись, переглянувшись, и ушли.
Пока Николай наводил порядок в доме, думал, на чем им спать, да и ему тоже, скрепя сердце убирал книги к стенке, освобождая стол для жизни и радуясь, что это не надолго, так как ему надо садиться за контрольные, писать заявки к сценарию, голова кругом идет. Придется потерпеть.
Тут и гости вернулись с сумками, полными продуктов, мать развернула бурную деятельность на кухне, благо кухонный стол и посуда кое-какая были, и вот они уже за столом едят ее любимый суп из грудинки с картошкой, с разварочки, как она говорит.
– Пока мы здесь, хоть отъешься немного, румянец появится, – смеялись над бедным студентом мурманчане, люди солидные и обстоятельные, он не возражал, и смеялся вместе с ними. Ведь это были не кто-нибудь, а мать с братом младшим.
– А Вова наш как там поживает со своей семейкой?
– Они дом свой в деревне обживают. Вот нагрянут к тебе всем кагалом, сам увидишь, – осерчала вдруг не на шутку мать, не питавшая нежных чувств к родне старшего сына, – он и сам стал как они, такая же деревенщина. Давайте лучше чай пить.
– А я к вашему приезду кое-что купил, – и Николай извлек из укромного места торт «Киевский», который достал не без труда, и с участием дружка-проныры Валерия.
– Вот это брат у тебя, Игорек, давно я мечтала попробовать этот торт, – настроение у матери снова стало лучше прежнего.
Маленькие радости
– Василий Петрович, ко мне мать с братом приехали, вы тут после обеда без меня справитесь? – Николай умел вовремя отпроситься, да так, чтобы без отказа, так и на сей раз.
– Конечно Коля, какой разговор. Надолго они?
– На пару дней, проездом в Алатырь, по малой родине соскучились. Сейчас по магазинам ходят.
– Тогда отпускаю тебя на пару дней. Прикрою, если что, – Василий Петрович тот еще хитрец, понимает, что потом его помощник отработает на славу. С тем и расстались.
Николай побежал на выход со студии, не тут-то было:
«Колюня, ты куда припустил, как конь боевой?»
Оглянувшись, увидел Володю Ивкина, нарядного, загорелого:
– Вова, привет. Из командировки прибыл?
– Да нет, в деревне одной подрабатывал, в бригаде, а так у меня отгулы. Чего зря время терять!
– Молоток. А у меня брат с матерью приехали с Севера дальнего, вот, тороплюсь к ним. С работы отпросился.
– Хорошее дело. Давай по стаканчику со встречей, и разбежимся. У меня все с собой, – показал он на самодельную матерчатую сумку в руке. – Первач деревенский, спичку поднесешь, горит как спирт медицинский.
– Рифмой заговорил, тогда пошли в сад имени Довженко, недалеко и с прохладцей, птички поют.
– Соображаешь, недаром во ВГИКЕ учишься. Когда конец-то?
– Еще три года лямку тянуть, как в армии.
Приятели рассмеялись, и поспешили в яблоневый сад…
Николай смутно помнил, как и где они расстались с другом Владимиром, домой он явился на автопилоте, сразу завалился на диван и заснул, как убитый.
Проснулся от того, что мать щекотала ему под носом бумажкой, и они с Игорьком смеялись, потешаясь над пьяницей. Перед этим младший брат сфотографировал старшего.
Позже Николай поместит в свой альбом фотографии, которые Игорек пришлет ему из Мурманска. На одной из них он сам, спящий на диване в клетчатой рубашке, подпершись кулаком вместо подушки, с блаженной улыбкой на лице.
Под ней написал: «8 июля 1985 г. Дневной сон художника.»
Но сразу было видно, спит пьяный в стельку.
– Вот, купили Игорьку дипломат новый, а этот тебе от нас на память, он кожаный, всего год относил, а то ходишь на учебу с портфелем, как дядька старый, – улыбалась довольная мать.
– Спасибо, – Николай тоже был рад, он ходил в институт с портфелем, подаренным супругой еще на первом курсе, и кожаный черный чемоданчик с двумя замочками, был ему кстати.
– Мы тоже недавно пришли. Смотрим, а ты на диване развалился и храпишь, – смеялся Игорек, вручая ему еще пакет: – Это все мы с мамой тебе купили.
В пакете находились три пары новых носков, и пара трусов.
– Я посмотрела, носки у тебя драные, трусы тоже. Еще вот четыре простыни, наволочки, полотенца, их я из Мурманска привезла. Ты в чем белье стираешь?
– Ношу в прачечную, тут рядом, и недорого.
– Я пошла ужин готовить, вставай давай, сходи умойся.
– Мама, я отпросился с работы на пару дней, завтра на Красную площадь поедем, как и обещал.
– Вот здорово, я еще там не был! – запрыгал в полном восторге младший братик, заглядываясь на обнаженную женскую натуру в карандаше на ватмане, развешанную на стене.
– Отцу твоему недавно 60 лет исполнилось, хоть поздравил его, или забыл поди со своей учебой?
– Послал ему письмо с открыткой. Его день рождения разве забудешь, 21 июня, а на следующий день война началась. Я и твой не забыл, как раз в день рождения Комсомола наша мама родилась, слышишь, Игорек?
– Знаю, а мы с мамой сегодня в гостях были, как думаешь, у кого? – ехидно смотрел на него болтливый не в меру паренек.
Мать засмеялась: – Позвонила я им, ну и пригласили, повидаться. Чайку попили с тортиком. Хорошая у них квартира, большая. Только Славка уж больно верченый какой-то, как ненормальный носится, ржет как мерин.
– Это он от радости, – заступился за него Игорь. – Мама, соловья баснями не кормят, – но мать уже спешила на кухню…
Так что на следующий день принаряженная троица гуляла по Красной площади, фотографировались на фоне Спасской башни, у мавзолея Ленина, в Александровском саду, побывали в ГУМЕ, ЦУМЕ, без этого никак нельзя.
– Когда-то мы также вот гуляли по Москве сначала с дядей Юрой, Венкой Пигусовым, отец с дядьями приезжали, пиджак кожаный мне в ЦУМЕ купили, – рассказывал он матери с братом, увидев, что это им не интересно, привел их в «Ванду» на Полянке, и пока они рассматривали с интересом невиданные доселе в таком количестве польские товары, купил матери духи «Пани Валевска».
– Это тебе, мама, от меня, – протянул он матери коробочку.
Открыв ее, она увидела необычной формы синий флакон, обрадовалась: – Спасибо, Коля. Красивые духи, а аромат какой приятный. Понюхай, Игорюша.
Молча страдающий рядом Игорек понюхал, сморщился:
– Ничего, у тебя таких еще не было.
Настроение у троицы приподнятое, нагулялись, насмотрелись, пора и домой ехать. Сначала на метро, мать гордо присела в вагоне на свободное место, братья стояли рядом, посмеиваясь про себя. Уж больно величава и неприступна их мать в красивом цветастом платье, с пышной прической, с сумочкой на коленях, руки в перстнях, она смотрела перед собой, ни на кого не глядя.
Пересев на троллейбус, доехали до дома.
Когда лифт с уставшими пассажирами поехал вверх, на пятый этаж, Николай с облегчением выдохнул: – Ну, вот и приехали.
– Сейчас обедать будем, – тут же ответила мать. – В этой Москве так намотаешься, сил нет…
Настало время ехать в Алатырь.
Николай помог матери с братом собраться, они пообедали, взяли чемодан, сумки с поклажей и продуктами в дорогу, присели на минутку, как положено, и поехали на Казанский вокзал.
Соседки провожали гостей до лифта.
Усадив их в плацкартный вагон поезда «Москва – Чебоксары», Николай огляделся: – Места у вас хорошие, вагон новый, чистый, как доедете, передавайте от меня привет всем знакомым.
– Хорошо бы и ты с нами поехал, да, мама?
– У Коли работа, учеба, он человек занятой, – пояснила Игорьку мать. Чмокнув сына на прощанье в щеку, тут же вытерла помаду платочком. Расстроилась.
– Провожающие на выход, поезд отправляется, – громогласно объявила дородная проводница, и Николай поспешил на перрон.
Поезд тронулся. Он помахал матери с братом на прощанье, окно с ними проехало мимо него, и он направился к выходу с вокзала. Сначала на студию, работы накопилось, как пить дать, а там разберемся, что к чему и почем.
Куртуазные мотивы
После удачной сессии и экзаменов, приезда матери с Игорьком в гости, особенно приятно гульнуть на всю катушку, тем более, когда рядом неутомимый женолюб и приятель Валерка Семенов. Лето было жаркое, многообещающее во всех смыслах.
Жизнь снова казалась праздником, и Николай наслаждался свободой, больше никаких семейных уз. Он жаждал новых встреч, легких и утонченных чувств, он чувствовал себя в душе поэтом, никак не меньше. Работа пока подождет.
– О чем задумался, писатель? Хватит мечтать, – вернул его к действительности Валерка, и вовремя. – Поехали в одно приятное местечко, недалеко отсюда. Ты как, готов?
– А поехали, поглядим. Гулять так гулять.
И приятели рванули со студии, доехали до Киевской, а там до Октябрьской, откуда рукой подать до парка культуры.
И вот перед ними главный вход в ЦПК и О им. Горького, такой незабываемый, что Николай улыбнулся ему, как родному.
– Ты угадал, Валерка. В десятку попал.
– Ну что, в летнее кафе сгоняем, как когда-то, помнишь?
– Еще бы не помнить. Только муза моя оказалась слегка рябоватой. Утром разглядел, хоть и с бодуна был.
– С лица воду не пить, зато кобылка необъезженная, ретивая попалась, угадал? – подмигнул Валерка блудливым глазом.
– Да уж, было дело, – Николаю приятны воспоминания, но что было, то прошло. – Давай в «Пльзенский» заскочим, для начала.
Валерка кивнул, и понесся аллюром мимо фонтана, по аллеям парка прямо к ресторану, Николай за ним.
Взяв у официанта по две кружки чешского пива, креветок, друзья пристроились за столиком в углу и огляделись. Народу полно, пиво льется рекой, но знакомых никого, официанты другие, это он сразу отметил, глаз наметан.
– Целый сезон я здесь отпахал халдеем, в 70-м году, а потом на Мосфильм устроился, грузчиком, – ему стало грустно отчего-то.
– Нашел о чем вспоминать, пошли в кафе, там весело, лебеди в пруду плавают, ну и так далее, сам понимаешь.
Рассчитавшись с официантом, пошли дальше.
В этом парке Николаю всегда было приятно и весело, много воспоминаний, куда ни глянь, будь то Чертово Колесо, на котором он катался с дядей Юрой и Венкой, кафе «Бистро», в котором работал буфетчиком, или «Шестигранник», куда приходил на танцы еще с Мишкой Савиным, армейским дружбаном.
Взгрустнулось было, но с Валеркой не соскучишься.
Летнее кафе на берегу пруда встретило их легкой музыкой, за столиками полно молодежи, а на воде плавали знакомые лебеди, величаво изогнув длинные шеи и не обращая внимания на людей.
– Вон за тем столиком мы тогда сидели, – Валерка прямиком направился к столику возле ажурной оградки, у воды. Как и тогда, за ним сидели две симпатичные девушки, поглядывая вокруг.
Увидев заинтересантов, сразу же подскочил официант:
– Вот, рядом с девушками имеются два свободных места, присаживайтесь, – улыбался он всем сразу.
Не успели они присесть, взял заказ, и галопом принес две бутылки вина, и две шоколадки с фруктами. Улыбнулся гостям, мол, только кивните и я прибегу к вам, умчался к другим столикам.
Девушки оказались художницами, а когда узнали, что новые знакомые со студии Мосфильм, Николай художник, Валерий замдиректора, стали общительные и доверчивые, Вика и Света.
Вика постарше, спортивного сложения, сероглазая шатенка, сразу приглянулась Валерию, а Света была полной ее противоположностью: томная, изящная брюнетка, Николаю была близка и понятна ее творческая рассеянность, наивность во взоре карих глаз, даже какая-то отрешенность от мира сего, в разговор вступала невпопад, и смеялась вместе со всеми над собой, не забывая улыбаться Николаю при этом.
Он тут же вспомнил четверостишие по случаю:
– «С невольным пламенем ланит
Украдкой нимфа молодая,
Сама себя не понимая,
На фавна иногда глядит.»
Подружки зааплодировали, тщась припомнить автора, даже Валерка заметил игриво: – Внешность обманчива, Колька еще и на сценариста учится, ВГИК заканчивает, вот стишок экспромтом сочинил, самокритичен.
– Ну, на фавна он явно не похож, – оглядела сочинителя Вика, Света захлопала в ладоши: – А ты приглядись внимательно, может, и похож, сразу не разберешь.
– К сожалению, автор этих строк не я, а сам А.С. Пушкин, – пояснил слегка захмелевший виновник спора, – прочел из куртуазной любовной лирики. Все классики баловались этим жанром, негласно конечно, но с успехом.
– Давайте за любовь и выпьем, покамест вино продают, – Валерка тоже был на взводе, и пил больше обычного.
Официант не мог нарадоваться, ставя на стол новые бутылки.
Вечер прошел быстро, выпили несколько бутылок вина, с фруктами. Болтали о разном, после закрытия кафе рассчитались, прошлись по аллеям, на Октябрьской площади поймали такси, у водителя купили еще пару бутылок портвейна.
Гулять так гулять. Пили, пели, сначала подвезли Валерку с Викой до ее дома, поехали к Светке, а дальше Николай отключился, это бывало с ним иногда.
Перешел на автопилот, как говаривал в таких случаях его отец. То есть, глядя со стороны, он двигался, что-то говорил, куда-то шел, а проснулся утром…
Большие карие глаза смотрели на него с любовью, лаской, и он с недоумением отшатнулся было, увидев перед собой девицу в томной, изнеженной позе, среди простыней и подушек, как вдруг память услужливо вернулась к нему, правда, не вся:
– Светка, я вчера немного лишнего хватил, ты извини, я ничего не набезобразничал?
– Набезобразничал, всю ночь так безобразничал, я еще даже встать не могу, сил нет, никаких.
– Ого, уже десять утра, мне на студию надо, – вскочил с кровати проказник, торопливо одеваясь.
– Может, кофейку, или сухого фужерчик, у меня найдется.
– Нет, умоюсь и побегу, а ты отдыхай. Позвоню.
Армейская выучка еще не покинула бывшего сержанта-спортсмена, и вскоре он уже ехал на метро до станции «Киевская», а там до студии рукой подать, на любом троллейбусе или автобусе остановок десять, и перед тобой родная проходная.
Проза жизни
Как всегда некстати, сильно разболелся зуб, вверху с правой стороны. Побаливал себе понемногу, и вдруг здрасьте пожалуйста. Нет мочи терпеть. В работе проблем никаких, но все-таки Николай поставил в известность своего шефа, Василия Петровича Щербака, и директора Александра Рассказова, который был большим приятелем Игоря Лазаренко, их общего друга.
Поскольку проживал он теперь на Ленинском проспекте, там же, в трех остановках к центру, находилась и стоматологическая клиника. Лето. Народу немного.
Николай не любил, боялся сидеть в зубном кресле еще с детства, но что поделаешь, пришлось раскрыть рот и показать доктору больной зуб.
– Да, молодой человек, что же это вы так зуб запустили? Еще немного, пришлось бы удалять, – гремел инструментами доктор, и Николай с ужасом косился на них, затем прикрыл глаза.
Зажмурившись, и вжавшись в кресло, больной терпел, что было мочи, пока доктор сверлил ему зуб, положил лекарство в дупло и поставил временную пломбу.
– Придете через три дня. Следить надо за зубами, так вы скоро без зубов останетесь, – припугнул его напоследок сердитый доктор, и Николай выскочил из кабинета.
Тут уж не до свиданий, и он поехал в свою комнату, отдышаться, привести себя в порядок.
Старухи-соседки вели себя смирно, они еще не забыли о том страшном времени, когда у их соседа гостили отец с дядей, инвалиды войны. Особенно их напугал его отец, когда вышел из ванной голый и заорал хриплым голосом:
«Вы чего тут, вороны старые, по коридору шныряете, раскаркались? А ну марш по хазам, и сидеть смирно, как мыши!»
Соседки не обиделись, наоборот, зауважали строгого отца-шутника, а сердитого дядю боялись, когда он хромал в туалет и обратно, в комнату, зыркая на них искоса.
В комнате у Николая стало вполне сносно, когда он купил в комиссионном магазине подержанную мебель; платяной шкаф, раздвижной диван-кровать. Раскладушку засунул за шкаф.
Валерка подарил ему круглое настенное зеркало, 3-х рожковую люстру сталинских времен, с приездом матери на окне появились гобеленовые шторы, узорная тюль.
Зато за обеденным столом, который он раздвинул во всю длину и придвинул к стене, было уютно по-студенчески: книги, учебники по русскому языку, литературе, истории КПСС, стопки классиков марксизма-ленинизма доминировали над остальными, менее важными науками. Еще учебники по истории и теории киноискусства, брошюры вгиковских мастеров.
Во главе стола – пишущая югославская машинка «УНИС» радовала глаз будущего сценариста, восседающего на венском стуле среди стопок писчей бумаги, и поглядывающего на новый еще телевизор «Березка» в углу, приобретенный в магазине на улице Горького. Мини-холодильник «Север» и прикроватная тумба с запирающейся откидной дверцей, которую он нарек секретером, дополняли обстановку холостяка после развода.
Если бы еще зуб не болел. Вылечу, потом Светке позвоню, решил он и успокоился. Пора и чайку с вафлями попить.
На общей кухне в углу вдоль его стенки стоял старенький кухонный стол, табуретка, кое-какая посуда на полке. Живи не хочу. Сам себе хозяин. Никакой зловредной тещи нет и в помине. На душе его царил покой. Правда, в квартире жили еще соседки, но они ему не помеха. Под эти мысли, роящиеся в голове, он вскипятил чайник и пошел к себе пить чай.
После чаепития незаметно задремал было на диване, но не спалось. Вот познакомились они с умными, интеллигентными девушками, может, эта Света та муза, о которой он мечтал?
Но все прошло просто и даже пошло. Хотя, он ввернул стишок из куртуазной лирики, все посмеялись, а дальше вино и домино, как обычно. Ему же давно хотелось более возвышенных, духовных отношений, без прозы жизни. Он мечтал о настоящей любви, но с такими дружками, как у него, подобное невозможно.
Один любит баб постарше, с деньгами, другого привлекают девки молодые, простецкие. Какая им разница, что у них на душе, о таких понятиях, как куртуазная муза, что есть изящество отношений, вкус, такт, они и понятия не имеют.
В комнате сгустились сумерки, в коридоре стало тихо, старухи угомонились и отдыхают в своих комнатах. Николай вскочил:
– Пойду я ванную приму. Помоюсь, что ли, пока мои соседки у себя дрыхнут. Зуб утих, и то слава богу.
В тесной ванной все стенки и углы были заняты заботливыми хозяйками, но он все же умудрился сразу, как въехал, привинтить к стене слева от раковины с зеркалом полочку, разложил на ней мыло, зубную щетку, станок для бритья, повесил рядом полотенце, утвердившись, тем самым, не только на кухне, но и в ванной.
И это было правильно, иначе никуда не сунешься, все везде занято, все его телодвижения под неусыпным вниманием придирчивых глаз зловредных соседок.
В зеркале он увидел себя уже довольно взрослым и уверенным в себе москвичом, и улыбнулся сам себе:
– Ничего Колька, прорвемся, где наша не пропадала.
Он включил воду, сполоснул ванную, убрав соседские тряпки в угол, набрал в нее воды умеренно горячей, разделся и, взяв мочалку с мылом, полез мыться…
