полная версия

Хельга Лайс
Остров для особенных (сборник)

Полная версия

Экзекуция

Вдоволь поиздевавшись надо мной около часа навязанным просмотром реального ужаса, о существовании которого хотелось бы забыть, эти уроды решили, что наступила и моя очередь отбрасывать коньки. Мучитель и его два подчинённых уселись у стены на притащенные кресла. Поёживаясь, главный закутался в плотное шерстяное пальто. Затем он приказал одному из помощников: – Принеси нам чаю и печенья, что-то я изрядно продрог, пока шёл увлекательный киносеанс специально для нашей почётной персоны. Пока тот шёл за заказом, Мучитель продолжил свой монолог. – Чего я больше всего не могу терпеть, так это когда кто-то считает себя обязанным сунуть свой длинный нос в мои дела. Это расценивается мной как жест неуважения, прямо жирный и грубый. И если бы ты не полез за рожон, не пришлось бы с тобой сейчас нянчиться. Вот что тебе не унималось? Обеспечили тебя самым необходимым и сверх того, но нет, надо было плюнуть мне в душу как в знак неблагодарности. А с неблагодарными я предпочитаю конкретный разговор, чтобы он запомнился до подкорки сознания. Какой же урод! У меня болели ноги от цепей, и это отдавало пронизывающим нытьём костей, не говоря уже о прочих неудобствах. Но больше всего у меня ныла душа: я переваривал тот факт, что своим существованием убил мать, и ускорил смерть Анны и Данилы. Кадры с их пытками каждую секунду всплывали в моих мыслях, тем самым доводя меня до исступления. Казалось, что ещё чуть-чуть и моя крыша поедет. Но то, чего я жаждал, дабы освободиться от душевных мучений, никак не происходило. Все равно смысл жизни улетучился. А ОН продолжал все бубнить и бубнить. – Я тут подумал, что стоит принести тебе большую благодарность за то, что ты знатно разнообразил нашу рутинную сферу деятельности. До тебя мы практически сразу доводили дело до конца, а тут какая-никакая отдушина… «Отдушина»! Будь моя воля, я бы высказал ему со всей злостью и красноречивостью все, что думаю о нем и его действиях, но меня заранее лишили этой возможности. Несмотря на боль, я в очередной раз стал раскачиваться и дёргаться, вкладывая в свои движения все мои эмоции, чтобы как-то выразить своим естеством все, что я о нем думаю. И опять тошнота подступала к горлу, а а голова – болеть. – Ого, как мы снова оживились! – приободрился мой мучитель. – Не спеши, не зачем нам это, скоро ты все получишь. Гарантирую, это будут незабываемые ощущения. И в этой камере пыток разразился зловещий раскатистый смех, который прервал только приход амбала с гастрономическим подкреплением. – Где тебя носило? Тебя только за смертью посылать, – проворчал мучитель в адрес своего подчинённого. Чертыхаясь, он едва удерживал чашку в своих трясущихся руках. Едва отпив глоток, поставил чай обратно на поднос в руках шкафоподобного прислуги. – Слишком горячо. – поразмыслив, он что-то прошептал на ухо другому дуболому. Тот кивнул и пошёл к выходу. – Только быстрее, а то зарплаты лишу, ахахаха. Амбал-2 ничего не удостоил его ответом, и моментально скрылся в проходе. Сколько меня так держат? Час? Полтора? Три? Мне казалось, что все это длится целую вечность. Наконец-то мои глаза стали наливаться тяжестью, но мясник заметив это, сильно огрел меня цепью по спине, от чего мне захотелось кричать. Настолько было больно, что казалось, что все мои внутренности превратились в фарш. Мучитель не одобрил данного рвения: – Ну что ж ты так? Это чересчур, ведь он нам нужен в сознании, а то будет неинтересно возиться с бессознательной тушей, а я не люблю, когда мне неинтересно. Ждать амбала не долго пришлось. В его накаченных была куча из вещей, и когда он их раскладывал, то можно было увидеть, что эти были мелочи, принадлежавшие Анне, матери и Даниле. Бижутерия, нижнее белье, протез… Я не мог взять в толк, с какой целью здесь разложили. Мучитель взял чьи-то чёрные кружевные трусы, и поднёс их к моему носу, прижимая их с такой силой, что мне стало не хватать кислорода. – На, наслаждайся напоследок запахом своей мамки! И так повторилось раз пять, затем он взял откуда-то складной нож и разрезал трусы по бокам, и стал их прикладывать к моим гениталиям. Мучителя не устроило что-то, и он уже отложив ветошь обратно. Он незамедлительно стал резать на мне больничные штаны, причём у него явно не было намерения делать это аккуратно, и вместе с моими штанами страдали мои ноги, которые покрывались порезами. Лишив меня штанов, он внимательно поглядел на меня и продолжал орудовать своим ножиком уже по футболке и трусам. В этом адски холодном помещении я и так перестал чувствовать своё тело от холода, но теперь мне оставалось уже околевать по потери пульса. Мучитель откуда-то достал иголку с ниткой и стал сшивать в меня трусы матери. Чертова игла хоть и не глубоко впилась под кожу, и все же достаточно, чтобы страдать от неприятных ощущений. Стоит ли говорить, что пришитое было мне мало? И со стороны это должно быть очень комично смотрится. Затем настала очередь бюстгальтера, который уже не требовал таких радикальных мер, как его предшественники, однако из-за моей раздающего торса его натягивали не без труда, и в течение этого процесса Мучитель не сдерживал свою брань в мой адрес. На переодевании цирк отнюдь ещё далеко не заканчивался. Крюк, на котором меня держат целую вечность, поднялся до такой высоты, что моё лицо было как раз напротив лицах этих гадов. Мне совершенно не хотелось видеть их в упор, и решил, что надо бы закрыть глаза. И по моим векам стали чем-то проводить, и по ощущениям кажется, что их красили. – О, ты меня понял, – у моего правого уха со всей мощностью задолбил его жуткий смех. Далее следовало накрашивание губ и щёк, а также рисование в области бровей. – Ух ты, какого красавчика мы сотворили! Открой глаза! Ты что, оглох? – голос становился все раздражительнее. Я не следовал этому приказу, но видимо мяснику было сказано опустить меня на прежний уровень, для того, чтобы наказать за моё непослушание ударом в пах. Такого болезненного ощущения мне прежде не доводилось получать. И, конечно же, цель была достигнута, не успев открыть глаза, полные боли и ужаса, меня сразу же ослепили вспышкой. Эти уроды решили меня фотографировать, чтоб им провалиться! Им этого показалось крайне недостаточно, и на ладони Мучителя появились те серёжки, что я дарил Анне, когда мы виделись в последний раз, то есть во время злосчастного похода в лес. Они были выполнены из золота, в виде гвоздиков, украшенных миниатюрными розочками с белыми камушками внутри. Она тут же надела, и радовалась так, словно это самые роскошные бриллианты. Мочки моих ушей терзали долго, пока те самые серёжки не проделали в них дырки, и я чувствовал, как они налиты моей кровью. Наконец пришла очередь протеза Данилы. И применение ему нашлось крайне в мерзкой форме: взяв его в правую руку, Мучитель поднёс его к моим гениталиям, что едва прикрывались мамиными трусами. Имитация проглаживания меня выводила из себя, но ничего не мог поделать, все онемело и дрожало от холода. – Что, не получаешь удовольствие, сукин ты сын, а?! – орал над моей головой Мучитель, сильнее ёрзая этим протезом. – А когда лишал девственности Анну, то получал, да?! Поиграв с протезом, он с недовольным видом его швырнул куда-то между тел, и притормозил одного из амбалов, когда тот едва сорвался с места за ним. – Ни к чему, пусть там и валяется. Дай-ка мне кое-что получше. Уж мамаша Анны понимала в получении удовольствия куда больше остальных. Тот подал своему хозяину продолговатый бумажный свёрток. Мучитель развернул его, демонстрируя инструмент, заменяющий одиноким женщинам живую мужскую плоть, то есть что ни на есть настоящий вибратор. Для меня было полной неожиданностью не сам факт его наличия, а то, что с виду чопорная и строгая дама баловалась самоудовлетворением. По словам Анны, она не подпускала к себе никого, отдавая себя полностью исключительно заботам о единственной дочери. Но с природой не поспоришь, по крайней мере, ей не удавалось. Внимательно осмотрев столь пикантный предмет, Мучитель нажал на кнопку, благодаря чему тот задёргался далеко не беззвучно. Он с улыбкой оценил его работой и заодно поделился об участи его владелицы: – Это мы нашли в её сумочке. Смешно, когда им давали приказ собирать все свои вещи, мать Анны ничего не взяла, кроме ручной клади с таким вот «сюрпризом». Эта женщина оказалась непростой штучкой не только в этом плане, а также при сопротивлении. Поцарапала моих ребят и кусалась, словно вымещая на бедных парней всю накопившуюся злость на весь мужской род. Ох намучились с ней, пока завели её в камеру для умерщвления. Да даже мужики не создавали таких трудностей, а тут эта бабёнка. Как это прелестно, что мне рассказывают буквально обо всем, но когда мой взгляд падал на дёргающееся чудо техники, я стал подозревать худшее. И мои опасения оправдались, когда Мучитель подошёл с ним ко мне, а затем обошёл, встав у спины. На моей коже вновь ощущалось лезвие ножика, им разрезали дырку сзади на трусах. – Эй вы, двое там! Подойдите сюда и придерживайте его за ягодицы! Отвратительное чувство когда две пары рук раздвигают твои ягодицы, но моё унижение сменилось с резкой болью, которая словно прошла через моё тело. Вибратор своим движением усиливал мои физические страдания, но ещё больше муки усилились, когда Мучитель стал ёрзать им вверх-вниз. Поиграв им, Мучитель опять не был доволен, словно такие беспощадные пытки имели цель довести его для экстаза, но каждый раз все было не так. Я почувствовал некое облегчение, когда сексуальная игрушка покинула мою кишку. Лучше бы он его оставил там же, потому что… Из моего рта вытащили кляп, затем амбалами придерживаемая верхняя и нижняя часть головы служили целью для того, чтобы получить в рот то, что побывало прежде в другом отверстии. Мои попытки отвертеться не увенчались успехом, ведь силы нельзя назвать равными. Я в оказался в безнадежном положении и мне пришлось ощущать на вкус всего, что побывало в моем организме и шло на естественный выход, а ещё – в вагине матери любимой. Толчки вибратором по самую глотку вызвали у меня приступ рвоты, и я едва не захлебнулся. Казалось, что из меня вылезет желудок с остальными органами. – Ой, разве тебя мамочка не учила не блевать на людях? – Мучителю было очень весело, как и его прислужникам, отметив, что издевательства просто первый класс. Отдышавшись от смеха, мясник приволок швабру, чтобы вытереть рвотную массу, попутно ударяя меня черенком. – Ладно, ребята, я вконец околел тут находиться, приступаем к финальному аккорду. – голос Мучителя прозвучал зловеще как из ада. Затем послышался скрежет ножек стул по полу. Это ему пододвинул один из амбалов. Вновь в воздухе повис дым от сигарет. Но мне было уже все равно, я и так одной ногой в могиле: болело буквально все, в моем рту было гадко от привкуса фекалий и рвотной массы, горло нещадно драло, а ещё от холода тряслась каждая клеточка. У руках мясника оказались маникюрные ножницы, которыми уничтожался бюстгальтер, а истинная цель проявилась через пару мгновений: их острия оказались в районе левого соска. Возле каждого из сосков вырезались ареалы, что в итоге привело к тому, что у меня на груди красовались вырезанные круги, а то, что отрезали – оказалось в тазике на заранее притащенном столике, который был и возле моего погибшего друга. Из ран точила струями кровь по направлению к моему лицу. Мне хотелось кричать от невыносимых мучений, но из последних сил не стал поощрять своих палачей подобной реакцией, чтобы не так сладок был плод живодёрства. Ножницы отправились на стол вслед за частями моего тела за ненадобностью, но взамен им на свет появился нож средней длины, чьё острие не оставляло сомнений в заточенности. Наконец в этом помещении снова прозвучал голос, принадлежавший не Мучителю: – Эй вы, двое! Раскройте ему рот и придерживайте. Амбалы кивнули и подошли ко мне и без всяких нежностей ухватились за мою голову, как в случае с вибратором. Моё сердце ушло в пятки из предчувствия того, что мне сейчас придётся испытать. Этим уродам нельзя было отказать в фантазии. Как вы могли понять, мне вырезали язык. Сей акт пытки длился куда дольше отрезания сосков, а про степень болезненности не хочу и думать, мой рот заполнился кровью, и я опять едва не захлёбывался. Но это ещё не конец: далее с меня вместе с кожей оторвали пришитые ранее трусы. – Твой друг совсем усох, – ржал Мучитель на своём стуле, – удивительно, что тебя ещё хотели, у твоего приятеля причиндалы были в два раза больше. Нет, я не могу! – и тут он закашлял, стало быть подавился, но откашлявшись, им был подан знак, что можно продолжать. Мясник не стал возиться с церемониями и всадил сразу же нож под самый корень. Вот тут мне стало казаться, что ещё одно движение – и можно попрощаться с жизнь. Эта боль, которую не описать никакими эпитетами, перещеголяла предыдущие садистские процедуры. Та кровь, что ещё текла по моим венам, хлынула ручьём вниз, попутно обрисовывая дорожки по моему измученному туловищу, а подо мной образовалась лужа, что росла с каждой каплей. – Дай мне, – уже сквозь пелену пробасил наблюдатель, выхватывая мои отрезанный детородный орган из рук мясника. В его больную голову не пришло не лучшей идеи, как всунуть его в мой рот, который уже и так не закрывался. Хоть мне не хватало кислорода, сил и возможности выплёвывать подобный кляп уже не было и в помине. Так, висел себе, весь окровавленный, со своим членом во рту. Получив желаемую радость от истязаний вашего покорного слуги, Мучитель что-то кому-то снова сказал. Но слух стал меня подводить, неужели я наконец-то умираю, тем самым освободившись от мук. Из состояния сомнамбулы меня вывело то, что с меня стали срезать кожу, начиная с того места, где заканчивался крюк. Но моё сознание уже толком не реагировало на это, я уже пребывал на пограничном состоянии. Вслед за сдиранием кожи наступила очередь бензопилы. Я почувствовал, как меня подняли наверх, достаточно для того, чтобы моя шея оказалась на уровне брюшной полости исполнителя самой чёрной работы. Отлично, ещё чуть-чуть и прощай жалкое существование. Вот приближается острое лезвие пилы, если судя по усилению интенсивности визга, и мне даже удалось напоследок почувствовать её смертоносное прикосновение на моей шее. Одно мгновение и …

Эпилог

Маргарита Иванова вновь бросила свой взгляд на дверь, за которой жили новые жильцы уже третью неделю. Если раньше она не сильно задумывалась над тем, куда делась молодая соседка с ребёнком-инвалидом; мало ли куда они могли поехать, то теперь только это и занимало её. Ей не раз рассказывали о сгоревших родственниках и мужья, распускающих руки, и поэтому она шла на встречу, соглашаясь присмотреть за мальчиком. И вот так внезапно они пропали. До неё дошли слухи, что молодая пара именно купила эту квартиру, но она не стала уточнять правдивость у объектов сплетни. За дверью залаяла собака, нетерпеливо царапая внутреннюю обивку. – Тим, прояви терпение. – Ответила женщина животному, поворачивая ключ в замке. – Я принесла тебе кое-что особенное! Дверь творилась, и рыжий кобель вылетел вперёд. Он встал на задние лапы, достигая мордой груди хозяйки. Та едва не выронила оба тяжёлых полиэтиленовых пакета. – Дай мне войти, не то останешься без вкусненького, – отругала она в шутку, войдя в квартиру. Тим, которого она завела два года назад, забрав от пьяницы в соседнем доме, скакал рядом. Хозяйка быстро выкладывала покупки, слушая радостный визг. Вопреки своей привычке в первую очередь раскладывать продукты, она пошарила в тумбе, откуда достала консервный нож. В другой руке оказалась миска, из которой ел Тим. Отодвинув продукты для себя и поставив рядом миску на столе, она придвинула к себе алюминиевую банку. «Счастливая собака. Влажный корм со вкусом мяса» гласила надпись на банке. – Вот видишь эту банку? Смотрела я сегодня на полку с кормами и подумала, а почему бы моему любимому Тиму не попробовать нечто особенное? Нельзя же есть каши с костями, не так ли? Вот это дорогой,тебе должно понравиться! Вряд ли собака понимала, что хочет хочет сказать любимая хозяйка, но она присела и усердно облизывалась. Во влажных глазах читалось предвкушение, хотя последний приём пищи был не так давно: прошло всего два часа. Но собаки есть собаки. Не успела женщина повернуть нож, как тут же Тима будто подменили: он повёл носом и завыл. От неожиданности хозяйка чуть не отрезала большой палец. Сок от корма потёк по высоким бортикам банки, не минуя рук. – Что на тебя нашло? Тим продолжал выть, периодически издавая глухое рычание. Его взгляд не отрывался от банки, ещё не открытой полностью. – Ты часом не заболел?– женщина отложила нож и банку. Не успев ступить и шагу, она чуть не упала на спину. Беззлобная до этого дня собака оголила жёлтые зубы, приняв позу атакующего. Тим не спешил бросаться вперёд, и он даже не смотрел на хозяйку. Все его внимание было поглощено той злосчастной банкой. Только ему было известно, что она скрывает. Обезумевшее животное рычало на то, что предназначалось ему же в качестве редкого лакомства. Хозяйка стояла, прижавшись к холодильнику который располагался возле стола, как во многих хрущёвках. Потратив из скромной пенсии приличную сумму на премиальный корм, она вряд ли могла предположить, во что это выльется. Едва прийдя в себя после испуга, она заметила, что её руки в корме. Не успела пенсионерка вытереть их о свою цветастую юбку по щиколотку, как Тим повернул к ней свою морду, полную готовности сорваться с места. – Тим, ты меня до инфаркта довед… – не успела она закончить фразу, как тут по кухне пронёсся её крик и странный грохот.

Женщина, которую я должен убить

– Итак, Вы согласны? – Ричард опешил, но сколько не из-за лаконичного и ясного, как божий день, вопроса, прозвучавшего как гром среди ясного неба, сколько из-за того, что предшествовало ему. Бросив ещё раз свой осоловелый взгляд на своего собеседника, он предался очередной попытке обдумать услышанное. Тот случай, когда ему следовало ответить «Да» или «Да». Только так, иначе его жизнь прервётся здесь же, в мягком кожаном кресле приятного шоколадного цвета. Однако ремарка насчет цвета – это всего лишь предположение, так как у Ричарда всю жизнь была странное заболевание: он видел все в черно-белой гамме. На столе стояла повёрнутая к нему фотография во вычурной рамке. На фотокарточке изображена молодая и красивая женщина. Блондинка со светлыми глазами под вздёрнутыми тонкими бровями, аккуратным носом, высокими скулами, пухлыми губами. В ней ощущалась магнетическая сила и притягательность. И вот её следовало убрать с этого света, как крысу, дабы та не рыскала среди мешков с зерном. Ричарду она понравилась, несмотря на описываемый её жирным и лоснеющим мужем изобличающий портрет. «Она – неблагодарная дрянь! Из-за неё сорвалось мое дельце! Мои подчинённые – убиты, а у копов возникли подозрения о моей причастности к ограблению ювелирной лавчонки!» – изрыгал из себя этот оскорбленный, пыхтя своей вонючей сигарой. В полутемной комнате, где только настольная лампа под плотным абажуром обеспечивала свет, так как окно было закрыто жалюзями, висел тяжёлый дым. У Ричарда запершило в горле, и он откашлялся, прежде чем задать встречный вопрос: – Почему Вы сами не убьёте её? – Нет, вы послушайте! Мне рекомендовали вас как умного человека, в чем я начинаю сильно сомневаться! Посудите сами: в случае убийства какой-то там жены, на кого, в первую очередь, падает подозрение? То-то и оно! Да и своим парням не прикажешь, все равно, недалеко буду от того, что замараю свои руки в крови этой стервы! Нет, тут нужен совсем посторонний человек. Та ещё задача. Ричард старался не глядеть на снимок, дабы чётко уяснить для себя, что ему дороже: собственная жизнь, но с приличным денежным вознаграждением или жизнь той, которая легко предала того, кого она обещала любить и быть вместе в любую минуту, будь то горе или счастье, перед алтарём? – Я понимаю, что моё предложение вас огорошило, особенно если дело касается такой безусловной красотки, – прервал напряжённое молчание толстяк, явно испытывающий нервное возбуждение. Кресло под ним постоянно скрипело, а правая рука мяла все, что попадалось под руку. Складывалось впечатление, что умение принимать отказы и обладание ангельским терпением – это точно не про него. – Не вы, так другой найдётся, кто выполнит мою просьбу. Нет, не просьбу, а приказ! Таких молодчиков с карточными долгами с вымогателями на хвосте в этом чертовом городишке пруд пруди! Со своей стороны обещаю, что улаживаю ваши проблемы, и предоставляю возможность начать жизнь с нового листа. Думать тут совершенно не о чём. Женщины не стоят того, чтобы за них переживать. Ричард облизал пересохшие губы, после чего уселся на краешке кресла, которое начиналось казаться раскаленным котлом в преисподней. – Я готов исполнить возложенную на меня миссию. – Вот и сразу бы так отвечали. А то тянете резину, словно у меня вагон времени! Я в отличие от вас по горло в делах. Их гласный договор скрепился крепким рукопожатием и выдачей аванса. Держа мокрую от пота ладонь, Ричард едва сдерживал своё желание плюнуть в лицо этой свиньи, которая решила, что имеет высшее право распоряжаться чьей-либо жизнью. Но пересилил себя и вышел из кабинета в короткий коридор, где были ещё пять таких же непримечательных дверей и лифт. Пока Ричард ожидал прибытия лифта на двадцатый этаж, его переполнял страх, что сейчас этот пузатый коротышка выскочит и выхватит из его рук небольшой чемоданчик с долей оговорённой суммы. Однако до выхода на вечернюю улицу его не ожидали никакие приключения. Крепко прижимая к себе новообретенную ношу, он решил пройти пару мрачных кварталов, чтобы сполна отдышаться после душного кабинета, где просидел добрый час. О том, что за ним может последовать «хвост», мысли не возникало. Главное, проветриться. Вечер стоял ясный, и что больше всего радовало, прохладный. Однако вряд ли даже это помогало ему обрести ясность ума и душевное спокойствие. Несмотря на данное обещание, он не был готов лишить жизни кого бы там не было, даже последнего уголовника. Хотя поздно пятиться назад – укором твердили ему принятые банкноты. Что им двигало в момент совершения сделки? Жажда жизни? Возможно. Деньги? В меньшей мере. Ему казалось, что главное дать согласие, а там как пойдёт. Встав на углу перекрёстка, Ричард отметил, что на светофоре горит красный цвет, учитывая редкий поток мимо проезжающих машин. Только так он определял разрешение на пересечение дороги, если рядом не было никого. Можно было бы проскочить и на красный, но нарушать правила дорожного движения не являлось излюбленным хобби. Чтобы не стоять в скучном ожидании, он стал оглядываться по сторонам. Слева от него в ожидании сигнала стояла тёмная машина с закрытыми окнами. В них отражалось высокое освещаемое здание, а в центре одного из двух окон – переднего – сам Ричард. Шрам под нижней губой, полученный в драке двадцать лет назад, усталый взгляд глубоко посаженных глаз исподлобья, длинный нос, что сильно выделялся на фоне измождённого лица. Видавшие виды шляпа скрывала верхнюю половину головы. И всего этого оказалось достаточно, чтобы Ричард невольно отпрянул. Ему стало гадко от себя самого. «Кто я такой, чтобы считать своё жалкое существование более ценным, чем жизнь той леди?» – Ричард, не отрываясь от своего отражения, сильнее прижал к себе чемодан. – Мистер, дайте на хлеб, пожалуйста! – донеслось откуда-то снизу. – Я сегодня ничего не ел. Прошу, не дайте мне умереть с голоду! Голос, полный отчаянной мольбы и робкой надежды, принадлежал мальчишке лет пяти, если судить по его росту и телосложению. Однако заношенный и заметно великоватый пиджак, достававший до самых колен, и такие же брюки, скрывавшие обувь или её отсутствие, указывали на то, что бедняжке могло быть и все восемь. Как для пятилетнего у мальчишки был чересчур осмысленный взгляд. Голодные глаза жадно впились в Ричарда. Тот машинально полез в карман своих единственных целых брюк, откуда вытащил несколько центов. – Вот, возьми. Худая ручонка молниеносно схватила монеты, и мальчик дал деру, не удосужившись поблагодарить. Однако Ричарда больше волновало не это. Ослабив хватку от чемодана, он удручённо пошёл по дороге, то и дело бросая взгляды назад. Ответом служили нетерпеливые гудки от двух автомобилей. Ричард корил себя за проявленное малодушие. В тот момент, когда его руки нащупывали мелочь, ему на миг почему-то захотелось отдать аванс. Те деньги превращались в непосильную ношу, которую так и хотелось сбросить куда подальше. В нем боролись два «я», но победу одержал тот, кому хотелось потрогать руками хрустящие купюры, по праву принадлежавшие ему. «По праву»… Определённо, не каждому дано быть героем, спасающим голодающих детей, как и тем, кто лишает жизни чужих супруг. Вступив на порог своей затрапезной квартиры, где он жил последние три месяца, Ричард не включая свет, по памяти прошёл прямиком в спальню. Дорога в неё пролегала через небольшую гостиную, где стояли только продавленный диван и квадратный стол без скатерти, но зато с двумя крепкими стульями. В спальне он швырнул чемодан под односпальную кровать с несвежим бельём. Недолго думая, он скинул с широких плеч заношенное пальто и затем лёг на кровать словно брошенный мешок. Глаза тут же закрылись, и он уснул беспокойным сном. Утро следующего дня выдалось отнюдь не ясным, что, впрочем, не редкость для этого города. В небе властвовали тяжёлые тёмные, как мысли Ричарда, тучи. Из старого приоткрытого окна дул промозглый мартовский ветер, от чего проснувшегося била мелкая дрожь, несмотря на его неснятый ранее шерстяной костюм-тройку. Его зубы стучали друг о друга, а руки едва слушались. Окно кое-как закрывается, но требовалась ещё помощь горячего питья. На кухне, как всегда, из еды не было ничего, кроме пары сырых яиц и ломтика чёрствого хлеба, купленного невесть когда. Кофе закончился ещё позавчера, и поэтому запивать наспех приготовленную яичницу пришлось стаканом малоприятного кипятка. Недостойный завтрак для человека, который получил на руки приличную сумму. Набравшись сил и согревшись, Ричард полез под кровать за брошенным чемоданом. Но прежде следовало задёрнуть шторы, чтобы избежать случайных свидетелей из такого же высокого дома напротив. Тысячи купюр. Купюры принадлежали ему и только ему. Потом сиюминутная радость сменилась горьким осознанием того, что они достались не за красивые глаза, чем Ричард уж точно не обладал. «У неё такой мудрый взгляд. Словно прожила долгую жизнь, хотя по ней не скажешь» – и Ричард с отвращением захлопнул чемодан. «Мамино разочарование» – так называли его в школе, замечая за ним нежелание грызть гранит науки и следовать строгой дисциплине. Та же ситуация складывалась и дома. Отец погиб ещё до его рождения в печально известной битве на Сомме, причём будучи одним из первых. Несмотря на то, что тот большую часть жизни прожил в Нью-йорке, имея приличный годовой доход в качестве коммивояжёра, его британские корни не давали о себе забыть, когда пришла новость о масштабной войне в Европе. Правда с его стороны спешка не была замечена, но потом что-то щёлкнуло в его голове и он отправился на фронт. Вот так и внезапный необъяснимый патриотизм довёл его до преждевременной смерти под вражескими пулями. В 31 год от роду. Не рекорд, конечно, учитывая, что там легли и более молодые парни, некоторые даже школу не окончили. Однако вряд ли это облегчало семейное горе. Несчастная новоявленная вдова осталась одна с пятью детьми, среди которых Ричи был самым младшим. А ещё болезненным, туго соображавшим, неспособным к физическому труду. Не обладая мощным здоровьем и силой, в деревне, куда брошенная на произвол судьбы семья переехала сразу после получения печальной вести, ты становишься обузой и объектом насмешек для местных хулиганов. И что самое печальное – и для родных. Родители матери смотрели на своего внука и качали головой, приговаривая: – В семье не без урода. Несмотря на подобное отношение к себе, Ричард не смел им перечить. Более того, он и сам поверил, что лучше бы не рождался. Мать годами предавалась горю и бесконечной работе на ферме, от чего отупела и оглохла к чувствам детей. Наполовину сироты не сильно страдали от материнской отрешённости, так как их поминутно запрягали в работу. Так что Ричард с самого детства считался предоставленным самому себе по причине слабости: он часами гулял по деревне, где природа давала пищу для жадного ума. – Когда-нибудь я вырасту и стану егерем (художником, конюхом). – Мечтал он, лежа спиной на колючей траве, которую щипала рядом прогуливающая корова из нехитрых владений деда. Однако после окончания с горем пополам единственной школы, Ричард оказался в тупике: он не знал куда идти. Лишних денег, чтобы продолжать учёбу, не водилось, да и не было в этом особой нужды. Вдобавок ни ума ни талантов. О том, чтобы остаться – не могло быть и речи. Нью-Йорк встретил его, парня лет 18 с пятью долларами в кармане и небольшим чемоданом, промозглым серым небом и сумасшедшей суетой. Последнее его особенно ввело в ступор. Комкая в кармане адрес какого-то дяди со стороны отца и мамино письмо к нему же, он таращился на все: множество машин, бегущие куда-то люди, ужасающие высокие строения. Не удивительно, что поиск родственника занял у него целый день. Блуждая то тут, то там, Ричард изрядно нервничал. Именно тогда он ясно понял, что в целом здесь его не ждут. И радушие незнакомого родственника, прочитавшего письмо, написанное малограмотной матерью, стало ценной наградой для парня, оказавшегося в предельно сложных для него условиях. Дядя, будучи холостяком, предоставил ему жилье с регулярным питанием в обмен на общение. Далее дядя через несколько дней поспособствовал тому, чтобы Ричард получил работу младшего клерка. Для ничего не умеющего парня полученная должность казалась манной небесной. Так он и просиживал штаны, получая гроши, целых десять лет. Потом грянули трудные времена: в мире вовсю царил военный хаос, куда вновь вмешались и Штаты. Хоть его и не призвали на службу, но внезапно умирает добродушный родственник. Дядина смерть принесла Ричарду лишение работы и жилья. Благо, была припрятана заначка, на что он и жил, перебиваясь без работы. Потом дело дошло до азартных игр, где чаще случались проигрыши. Это означало, что росли долги, которые рано или поздно придётся отдавать. Пришлось вновь подумать о том, чтобы пойти работать. И сын последовал по стопам отца: Ричард стал коммивояжёром. Эту работу он ненавидел. Ему не нравилось стучаться к людям, которые могли его не ждать, навязываться к ним, расписываться в достоинствах того или иного товара. Хуже работы для человека, который не привык блистать красноречием, нельзя было придумать. Если бы существовала премия «Худший коммивояжёр», то его однозначно стоило ею отметить. Чаще его преследовали неудачи на этом поприще. Но выбирать не приходится. И вот вчера случился неожиданный поворот в его унылой жизни: он получил от прохожего после изнурительного рабочего дня записку с незнакомым адресом. Ничего не понимая, Ричард зачем-то пошёл туда. Место представляло собой новый торговый центр. В холле к нему сразу же подошёл человек в макинтоше и надвинутой на глаза шляпе. – Сейчас вы должны выйти на проспект, и повернуть налево. Пройти два квартала, и войдите в магазин хозяйственных товаров. И вновь любопытство задвигало Ричардом. В том магазине к нему вновь подошёл уже другой мужчина, но одетый аналогично предшественнику. Так повторилось раз пять. И вот Ричард оказался на двадцатом этаже у указанной двери. – Вы за мной следите? – настойчивый тон в голосе женщины подкреплялся крепкой хваткой в правое плечо задумавшегося Ричарда. Повернув голову, он признал в ней ту, которую требовалось убрать. Нервная дрожь пробежала по его телу, а язык предательски парализовало. Изо рта вылетали лишь басистые мычания. – Отвечайте сейчас же! – обладательница внешности неприступных дам начинала терять самообладание. Казалось, она пребывала в шаговой дистанции от того, чтобы закричать. – Нет, вам показалось. – Ричард едва пробормотав, тут же допил остатки бренди. Врать ему не нравилось, ведь он и в самом деле устраивает слежку за ней. Длилось это почти неделю. Начало было положено на следующий день после заключения сделки. К счастью, наниматель не ограничивал во времени, но дал ровно месяц на исполнение вынесенного смертного приговора, мотивируя тем, что таким образом заметёт любые изобличающие его персону обстоятельства и улики. Цель слежки состоялась в том, чтобы удостовериться в том, что стоящая возле него красотка – та ещё дрянь. Да и убивать издалека… Ричард ясно осознавал, что стрелок из него так себе, а душить – не хватало духу. Так что, придётся сближаться, чтобы и самому проникнуться ненавистью. Жена нанимателя села напротив него, не меняясь в красивом лице. Нахмуренные аккуратные брови свелись к переносице, а пухлые губы, не тронутые помадой, сжимались в ниточку. Руки с белой кожей и чистыми короткими ногтями мяли маленькую сумочку из синей кожи. На безымянном пальце сверкало кольцо с единственным камешком. «Как-то довольно скромно для супруги богатого человека» – решил Ричард. – Вы хотите сказать, что я схожу с ума, и вы мне просто мерещитесь вот уже в третий раз? Ричарду хотелось заказать ещё одну порцию бренди, но сразу же отказался от мимолётного желания. Привлекать лишнее внимание к тому, что он так легко общается со своей будущей жертвой – слишком безрассудно. Хотя эта забегаловка находилась в дебрях квартала, где народ представлял собой низший класс: разбойники, домашние тираны, проститутки, но кто знает, нет ли среди посетителей шпиона? Он мысленно чертыхнулся из-за того, что эта женщина все же заметила слежку. Определённо нужно, чтобы она отвязалась. Ричард улыбнулся одними губами, глядя в никуда. – Что смешного в моем вопросе? – Не успокаивалась та, чьи глаза выражали пронизывающий холод. – Да не имеет значение, всего лишь вспомнил один хороший анекдот. Обречённая на скоропостижную смерть сидела, как заворожённая, ещё сильнее поджимая губы. Она явно боролась в себе с желанием выдавить из него всю правду, но что-то ей не позволяло. – Ладно. – Отмахнулся Ричард, играясь со своим пустым стаканом, но взгляд теперь уже устремлён на неё. – Просто вы – дама высокого полёта, и в таком злачном месте. К удивлению Ричарда та громко рассмеялась, от чего сумочка едва не упала на залитый пивом пол. Задранный подбородок, обнажившиеся зубы, морщинки у глаз… Сердце Ричарда бешено заколотилось. Нет, ещё не хватало вляпаться в безнадёжное дело! Пока что она не проявляла гнилую сторону… – Да ладно! Я здесь раньше, если быть точнее, до замужества проводила все свои вечера! Надо же, как же меняет женщину брак с богатеньким мужчиной! Из шлюхи – в уважаемую даму. Услышанное стало для Ричарда полной неожиданностью. Заказчик не удосужился ввести в курс дела о прошлом жены, ограничившись лишь изобличением морального облика. Та могла быть актрисой, певицей или просто заблудшей сиротой состоятельных родителей, но никак не проституткой или воровкой! А другие дамы здесь не водятся. Однако Ричард не был ханжой, так как знал, что не от хорошей жизни женщины идут торговать телом. Он их жалел, а эту даму не мог поставить в один ряд с теми, с кем был знаком. – Я вас удивила? – словно упиваясь произведённым эффектом, спросила та. – Да, бывает и такое. Если бы вы знали полную историю моей жизни, а также – мужа, то поняли бы, что все вполне закономерно. Ричард едва не ляпнул, что довольно не шапочно знаком с её мужем. Однако не находилось слов, чтобы ответить что-то внятное, и поэтому его взгляд переместился в сторону зала, где парочки выделывали под громкую музыку танцевальные пируэты по мере их возможностей и состояния алкогольного опьянения. В его сторону продолжал долетать внезапный монолог: – Знаете, здесь я чувствую себя менее несчастливой, чем где-либо везде за последние годы. Странно, у меня есть все, но ничто не скрашивает унылые дни… С самого рождения росла в нищете, и считала, что только деньги сделают счастливым моё бытие. Как же я ошибалась. – Слушайте, мы видим друг друга впервые, и стоит ли выкладывать такие подробности первому встречному? Не то чтобы Ричарду не хотелось слушать её приятный низкий голос, наводящий на него лёгкую дремоту, но отчаянный страх влюбиться в неё взял над ним верх. Её история может все сорвать. В ответ – ничего, кроме брошенного укоризненного взгляда и последовавшего топота блестящих туфель на каблуках, свидетельствующего об её обиде. Ричард глядел на неё до тех пор, пока её стройная фигура, облачённая в присаленное платье из бархата, не скрылась из виду. На стуле лежало бежевое шерстяное пальто, от которого несло дорогими духами. Огорченный неприятной развязкой их первого разговора, Ричард ощутил, как окружающая атмосфера пьяного веселья действует на него угнетающе, и спустя пять минут и он покинул стены бара. Пальто он не стал трогать, так как предположил, что его владелица поехала на такси. Если она не вернулась за вещью, то и ему незачем брать. Но духи с нотками жасмина… Он чувствовал их и за пределами бара. Прижимая к себе Аву, Ричард не отрывал пристального взгляда от солнца, которое неумолимо садилось за городским простором. Причиной тому служила не цель полюбоваться: в этом он не находил никакого очарования, о котором многие твердят. Ему хотелось понять, почему та, которой доступны многие роскошества, сидит и радуется столь обыденному явлению, как закат? Для него это было чересчур странно. – Скажи, красиво? – лишь её низковатый голос казался прекрасным на тот момент. – Конечно. Ричарду не нравилось, что он вынужден врать по каждому поводу; что касалось его жизни и всего, что свело их вместе. «Вместе» – полторы недели прошло с той встречи в захудалой забегаловке. Достаточно, чтобы не раз поцеловаться и признаться в том, что они неравнодушны друг к другу. Однако один из них до сих пор не удосужился сообщить о том, что должно произойти заказное убийство. Ричард потерял и без того остатки жалкого сна, настолько его переполняла ненависть к самому себе. Сегодня утро началось с того, что под дверь его квартиры кто-то сунул записку. Она представляла собой белый лист, но Ричард обладал нехитрым знанием в сфере шпионских шифров. Поднеся лист над паром, исходящего из чайника, он прочёл «Мы так не договаривались. Даю ровно три дня». Что будет после условленного срока – не являло собой хитрую загадку. Переиграть уже не получится: рогоносец в курсе, что его ненавистная жена крутит шуры-муры с киллером. Если уж на то пошло, то было поздно даже в прокуренном кабинете. Но влюбившись по уши, загнанный зверь целыми днями размышлял над тем, как избежать нежелательного исхода. И каждый раз приходил к одному и тому же выводу: его и Аву достанут везде. Слишком влиятельный человек правит их жизнями, словно они ему бездушные игрушки, которые можно ломать без зазрения совести. А теперь урезал сроки, сволочь нетерпеливая. – О чем думаешь? Ричард за размышлениями не заметил, как небо заметно потемнело и в городе постепенно зажигались ночные огни. Такой обычный вопрос застал его врасплох. – Да вот думаю, какого цвета твои глаза. Ава не выразила удивления, так как у неё было достаточно времени узнать об особенности Ричарда. Несчастная толика правды в его бесконечной, как галактика, лжи. – Голубые. Они, как небо в ясный день, но кто-то говорит, что они больше напоминают льдинки. Такие же холодные и колючие. – Не знаю насчёт холодных и колючих, но я вижу в них нечто большее. То, что заставляет меня тонуть в них. Ава рассмеялась, но несколько печально. – Ещё бы, если ты умудряешься видеть это сквозь монохромную призму. После столь незначительного диалога они встали со своих стульев, расставленных боковушками впритык на балконе снятого гостиничного номера. Им приходилось каждый раз останавливаться в новых отелях и неизменно под чужими именами. Эта дешёвая гостиница была третьей по счёту, где скрытные души проводили пару часов за неспешной беседой и любованием городскими однообразными пейзажами. Войдя вглубь скудно обставленной комнаты, Ричард подошёл к Аве, чтобы выразить накрывавшие его чувства посредством объятий и поцелуев, в коих он находил убежище от мучительного мыслительного ада. Но она отстранилась от него, зажигая пятую сигарету за вечер. – Знаешь, Ричард… – произнеся два слова, Ава запнулась, словно ей не хватало уверенности в том, о чём хотелось с ним поделиться. – Наши встречи приносят мне желание жить, что даже наводят на мысль уйти от мужа. Раньше мне было даже страшно думать об этом. Если бы Ричард не облокотился о косяк балконной двери, то упал бы. То, что он так жаждал услышать, не принесло ему желаемых эмоций. Его переполняли горечь нарастающего стыда и понимания того, что её час предрешён. Приговорённая к казни не знает о том, что перед ней – палач. Почему ей так не везёт с мужчинами? – Стреляй же, трусливый мальчишка! – кричал на него дед, прижимая его палец к курку на ружье. Слезы потекли по пухлым щекам десятилетнего Ричарда, так как ему совершенно не хотелось лишать жизни полюбившуюся корову. Та смотрела на него карими глазами и не понимала, что это такое прижимается к её голове. Когда она беспокойно замычала, у Ричарда вырвался истошный вопль: «Я не хочу, пожалуйста!». Но безжалостный старик надавил со всей силой на курок, от чего у мальчика заболел палец. Послышался оглушительный выстрел и глухой звук упавшего громадного тела. Тело, которое покромсают и дадут мальчику на съедение. Единственный друг превратится в отбивную. Ричард, не вынеся жестокой правды жизни, после этого неделю лежал в постели, страдая от нервической лихорадки. Один раз ему принесли суп, в котором плавали куски мяса. Истерика, брошенная на пол тарелка, гнев дедушки, подкрепляемый толстым ремнём, и снова мучительное забытье в бреду. – Ты переполнил чашу дедушкиного терпения! Пускать сопли по животным – удел слабоумных! Если животное не являет собой пищу и одежду, то пользы от них никакой! Нечего разводить эти сантименты! – первое, что услышал от матери Ричард, оправившись после потрясения. То, что так хотелось забыть, вновь ожило в памяти. Только теперь роль деда с матерью выполняет гангстер, а вместо коровы – Ава. В горле предательски пересохло, и изо рта вылетали едва разборчивые обрывки: – Да… У тебя есть право на развод… Ава не заметила, как пепел с её сигареты упал на округлый носок левой туфли, настолько не совпали слова Ричарда с тем, что так хотелось услышать. – Ричард, что с тобой происходит? Я тебе надоела? Говори только правду, а то мне начинает казаться, что ты постоянно лжёшь. Требование немедленного и правдивого ответа подкрепилось приличным ударом её руки о грудь Ричарда, который доселе не мог похвастаться атлетическим телосложение, а за последние дни он и так превратился в донельзя худощавого мужчину. Поэтому место удара заболело, однако душевные метания волновали его куда сильнее. – Ава, я должен тебе в кое-чем признаться… Ты только, пожалуйста, не перебивай и дослушай до конца. Мне очень сложно признаваться, но дальше некуда деваться. Та молча потушила сигарету об оконное стекло, и уселась на стуле возле небольшого столика. Её внимательный взор устремился на того, кто сумел овладеть её умом за столь короткое время. И за спиной нелюбимого супруга. Ричард присел рядом с ней. Его рука потянулась в сторону Авы, но та тут же отодвинулась. – Наша встреча не была уж такой случайной, но ты подозревала это изначально. – Да, но ты тогда не раскололся… – Прошу, Ава! – С мольбой глянул Ричард, тем самым напоминая о просьбе. – Я знаком с твоим мужем, и он нанял меня, чтобы убить… Мне сложно это говорить. И Ричард замолчал. Стул под ним скрипел, выдавая душевные метания. Он не смел поднять глаз на сидящую рядом любимую. Той потребовалось несколько минут, чтобы прервать тишину. – Меня. Убить меня… – Ошеломленно продолжила Ава, не глядя на Ричарда. В глубине души таилась догадка, что новый возлюбленный не тот, за кого себя выдаёт. Иначе как она могла объяснить, что не бросилась прочь из номера, не в силах перенести предательство от человека, к которому она желала уйти? – Но я не могу это сделать! Черт меня дёрнул согласиться! Нет мне прощения… Ава посмотрела на чёрное, как её жизнь, небо за открытой балконной дверью, затем снова на того, кто казался олицетворением мужчины, ради которого можно и на край света укатить. Её достойное кисти художника лицо исказилось кривой усмешкой, а глаза и вправду превратились в ледышки. – Это ещё почему не можешь? Влюбился, что ли? Ричарду стало невыносимо от плохо скрываемого презрения. – Я не убил бы тебя в любом случае. Вообще никого. – Да ты чертов слабак! Поди ещё и деньжат взял, да? Мой муж явно переоценил твои амбиции киллера! И в комнате эхом раздался её смех. Но мужчина не останавливал Аву, понимая, что ей необходимо выплеснуть свои чувства. Поэтому её тирада осталась безответной. Посмеявшись вволю, она продолжила: – Уж не думала, что так облажаюсь! Втрескаться по уши в наёмного убийцу! Боже, какая же я дура! Так за что меня приказали убрать? За невыполение супружеских обязанностей? В голове Ричарда тут же проявилась картина того, как эта богиня делит ложе с жирным уродом… Даёт себя… Отвратительное зрелище! – За то, что ты сорвала его операцию, из-за чего он лишился подчинённых, но обрёл на своём хвосту чересчур принципиальных копов. – Да ладно? – с возмущением воскликнула Ава, – с какой это я радости так поступила бы? – Так это не твоих рук дело? – Нет, конечно! Хотя он давно напрашивается на электрический стул, но у меня кишка тонка выдавать его с потрохами! Мне известно о том, как он подкупает полицию и даже чиновников, а те не трогают его в ответ. Диву даюсь: таких, как он, наберётся достаточно, но только ему удаётся выходить сухим из воды. Не раз доводилось слышать как его называют Акулой. Что ж, метко сказано. Ричард тяжело воспринимал услышанное. Раньше им двигала хоть какая-то цель: наказать предательницу, оплатившую своему мужу чёрной неблагодарностью. Его одурачили, как последнего простофилю. Поди и деньги в чемодане – ненастоящие, хотя вытащенные оттуда пара пачек банкнот не вызывали ни у кого подозрений. Теперь он верил исключительно ей. Ещё тяжелее стало от осознания того, что любимая женщина испытывает к нему ненависть и отвращение. И не мог судить её за это: он заслужил. По крайней мере, она знает правду. Так что врать больше нет смысла, как и жить… Можно и погибнуть от рук какого-то головореза, посланного безжалостным мужем Авы. Но кто защитит её? – Теперь ты все знаешь. – Что мне от того, что я знаю? Лучше бы ты меня задушил подушкой, пока я спала! Как мне жить с тем, что один яро желает меня прикончить, хотя мотивы по-прежнему остаются загадкой, а другой за все время нашего знакомства нагло врал в лицо, и вообще обязан стереть меня с лица Земмли! Ну, уж спасибо! Высказав это, Ава впервые расплакалась. Ричард, как заворожённый, следил, как стекают струйки по её скулам, а затем и по впалым щекам. Ему хотелось обнять девушку и пообещать, что с его стороны будет приложено немало усилий, чтобы спасти ее. Но Ава, заметив робкие поползновения в её сторону, вскочила со стула и побежала в сторону выхода, не забыв при этом схватить сумочку. Сидящий на своём месте Ричард вздрогнул, когда дверь за ней со стуком захлопнулась. Казалось, что тишину прорезал звук выстрела. «Интересно, как долго мне осталось влачить жалкое существование? Час? Два? День?» – и все же, он больше опасался за Аву. Следовало её задержать и увести в неизвестном направлении. Правда, при этом пришлось бы забыть о деньгах, оставленных под кроватью в нынешней квартире, дабы свести к минимуму вероятность попадаться на глаза тех, кем управляет это чудовище. В любом случае, следовало попробовать любые варианты, а не заниматься бессмысленными размышлениями. Однако к нему в квартиру на следующий день вместо исполнителей смертного приговора явился сам вершитель судеб. Все такое же гадливое впечатление от него, даже вонючий дым пришел вместе с ним. Войдя в комнату, муж Авы не стал напрасно вертеть вокруг да около: – Я очень разочарован тем, что вы не выполнили мой приказ, и похоже, что и не собираетесь. Даже более того: крутили шашни с той, кто мне принадлежит, и затем доложили ей о нашем уговоре. Ричарда передёрнуло от очередного напоминания, что его любимая женщина обязана ублажать стоящую перед ним вонючую гору жира. – О чем не жалею. – Гордо провозгласил Ричард, с вызовом уставившись на своего незваного гостя. – Деньги могу отдать хоть сейчас, правда я немного потратился, но потраченная сумма не должна причинить вам страх перед банкротством. Толстяк растянул свои бледные губы в усмешке, но глаза сохраняли недобрый прищур. – Дерзость не ваш конёк. Я так понимаю, что вам стало нечего терять. Не поверите, но мне тоже знакомо то чувство, когда теряешь голову от любви. Тем более от любви к такой женщине. – Неужели? Мне казалось, что от любви не убивают своих жён. – А то наглядный пример «от любви до ненависти – один шаг». Она меня не любит, даже не пытается хотя бы притворяться. Вот и моя кончилась. Собственно, где гарантия того, что такое только со мной случилось? – Она меня любит, и это видно по словам, жестам… – Довольно, довольно! – запротестовал толстяк, сбивая пепел со своей сигары прямиком на голый пол. – Эти глупости держите при себе. Смею предположить, что вы и сами её убьёте, только уже без моего участия. Ричарду хотелось верить, что тот блефует, пытаясь вывести его из равновесия. Но в глубине души росло тревожное чувство, что так и будет. – Проваливай к чёрту! И забирай свои чертовы деньги! – отбросив последние жесты вежливости, хозяин полез под кровать, откуда вытащил знакомый чемодан, как бы показывая своей небрежностью, что содержимое оного не имеют для него никакого значения. Схватив брошенные ему деньги, толстяк лишь ухмыльнулся. – Смотрю и не понимаю, что она в вас нашла? Пустое место. Едва спокойный до сей минуты Ричард начал действительно распаляться: глаза метали искры, зубы скрипели, а руки сжимались в кулаки. Чем не боевая готовность? Но его устрашающий вид не производил должного впечатления. – Вы смотрите! Щенок разозлился, до чего же потешное зрелище! Это стало последней каплей, и Ричард с кулаками бросился к обидчику. Однако он ударился головой о стол, потому что противник резво отступил в сторону. Толстяк с удовольствием про себя отметил, что несмотря на кажущую тяжеловесность, скорость реакции и ловкость оставалась его коньком. В его положении иначе нельзя, сожрут тут же, если подашь хоть малейшее проявление слабости и нерасторопности. Потушив сигару о столешницу, он переступил через бесчувственного Ричарда. Больше они между собой не встречались. Время имеет свойство двигаться вперёд: быстро или медленно – неважно. Вот пришел последний день оговорённого срока. – Что ты делаешь? – подняла свои испуганные глаза Ава, не вырываясь из крепких объятий Ричарда на крыше одного из многочисленных небоскрёбов в городе. – Как «что»? Ты сама все прекрасно понимаешь. Ава промурлыкала что-то себе под нос, отдаваясь целиком Ричарду. Тот сильнее поднял свои дрожащие руки. Он стискивал пальцами одной руки тонкую шею, тогда как вторая лежала на покатом плече. Никакого сопротивления со стороны Авы, но это не лишало Ричарда душевного смятения. Что касается жертвы, то её не удивляло, что её вот-вот задушат и сбросят вниз с целью неумело замести следы. Скорее, она дождалась того и примет все. Но Ричард не спешил доводить дело до конца, хотя изрядно затянул с выполнением приказа, давно неактуального. И все же, отобрать жизнь у той, кто овладела им без остатка… Если не он с милосердием, то кто-то другой не будет так добр… Ричарду не хватило ни фантазии ни ума на то, чтобы устроить побег из города. Каждый раз, когда он с Авой заходил в новые места, которые находились поближе к границе, за ними замечался хвост. Некоторых Ава узнавала: преследователи работали на её мужа. Никто из сладкой парочки не обладал решительность и страстью к рискованным авантюрам. Они словно давно решили для себя, что им не дадут скрыться, так что лучше стоит насладиться последними совместными деньками. – Ну, что ты медлишь? – пробормотала Ава, и не дождавшись никакого действия, распахнула свои прекрасные глаза. Дыхание Ричарда перехватило: внезапно он понял, что видит их во всей красе. Поскольку не обладая знаниями о том, каким цветам принадлежат те или иные названия, то вряд ли он мог воскликнуть вроде: «Ого, твои глаза такие голубые» или «твои глаза серы как тучи в пасмурный день». Затем взгляд Ричарда переметнулся вверх, где в ясном небе изредка плыли белоснежные облака разной формы. Ему предстали окружающие цвета такими, какими они являлись. От полученного «прозрения» у Ричарда несколько закружилась голова. Ноги предательски подкашивались, и он упал бы, да только держался за счёт хрупкой женщины. Женщины, отдававшейся ему полностью. Они оба стояли на самом краю пропасти, что представляла собой крыша небоскрёба. Два шага в сторону, и стремительный полет вниз уже не остановить. Не будет достаточно времени заламывать руки в приступе сожаления. Надо только решиться. Ричард продолжил лихорадочно озираться по сторонам: все обретало яркие краски. Дневной город с унылыми высотками со стёклами, отражающими лучи солнца, поражал взор. Бесчисленные вывески магазинов, автомобили различных марок, платья прохожих женщин и костюмы мальчиков. Деревья шумели словно, радуясь тому, что некто уже способен оценить все величие их цветов, возникающих особо рьяно весенней порой. Но больше привлекало внимание именно лица людей. То, что было серым и безрадостным, становилось богатым на чувства. Внизу собрались полицейские и несколько зевак, решивших, что сегодня на двух самоубийц станет больше, если это не предотвратят. Они мешали стражам порядкам своим интересом, проявляющим в раздаче советов в духе: «Обещайте им выигрыш в лотерее» или «Да пусть себе прыгают». Один из служителей закона вытащил из машины конусообразную штуку, в которую протрубил: – Эй, вы там наверху! Слезайте оттуда! Ошеломлённый Ричард вновь оглядел дрожащую Аву. Цвет её волос можно было сравнить с кольцом на её безымянном пальце. А губы – с крестом, нарисованного на машине скорой помощи. – Ава, я ничего не понимаю. – Что ты имеешь в виду, дорогой? – Я начинаю прозревать. Понимаю, что представляет собой голубой. И золотой. Ава подняла свои широко распахнутые глаза, в которых отражалось недоумение вперемешку с испугом. – Ты в порядке? Ты меня пугаешь. Ричард ничего не ответил, так как самому стало невдомёк, в порядке ли он или нет. Внезапно в голове заболело тупой болью, сменившей через несколько мгновений острой. Он схватился за голову, но Ава не отпускала своих объятий. Ричарда затошнило, и перед глазами запрыгали разноцветные блики. – Отпусти меня сейчас же! – закричал он, шатаясь на месте. – Иначе мы разобьёмся оба! Я передумал! Вопреки его ожиданиям, та не послушалась, только крепче прижалась. – Глупенький, пойми же ты! Без тебя в моей жизни нет смысла! К черту все! У Ричарда слишком пересохло в горле, дабы бросаться переубеждать её. Ему становилось невмоготу, а ноги предательски подкашивались. – Как странно, что ты решил, что мне есть зачем-то существовать без тебя. До тебя я никого так не любила… Да и муж меня рано или поздно уберёт. И тебя, наверное, тоже. За компанию. Пока Ава разглагольствовала, Ричард постарался отойти подальше от края крыши, но ноги по-прежнему жили своей отдельной жизнью. Снизу продолжали доноситься увещевания полицейского. – Лучше я сама лишу себя жизни, чем позволю это сделать ЕМУ! Ричард почувствовал резкий рывок в сторону. Далее он с ужасом осознавал, что под ногами не было опоры, его тело предоставлялось свободному падению. «Я не хочу умирать, нет» – это последняя его мысль до резкого удара об асфальт. Из-под его головы потекла густая лужа. Миссия завершена. Рядом с ним возлежала такая же красивая Ава со счастливой улыбкой на ярко-красных губах. Золотистые кудри словно окрасились им в унисон. Голубые глаза продолжили страстное рассматривание уже начищенных до блеска носков чёрных башмаков хранителей порядка. – М-да, что за эпидемия нынче пошла среди молодёжи? То бросаются с крыш, то убьют кого-то. Пора бы уже запретить эти игрушки с виртуальной реальностью! Дима, поройся по их карманам, может найдёшь кое-что. После тщательных обысков карманов джинсов у обоих, полицейский вытащил на свет маленькую прямоугольную штуку с нанесённым на неё рисунком в виде серебристого круга с кучей переплетений. Он открыл её и на свет предстали два пустых отсека из-под игральных чипов, которые вставлялись под кожу за ухом. – Вот, полковник Рясько. Эти тоже явно играли в эти виртуальные реальности. – Тогда положи эту чёртову штуку в пакет и поехали в участок. Эй, трупы ваши! – крикнул он кому-то через толпу. «Итак, ваше имя – Ричард, дата рождения – 1915, уроженец Нью-Йорка. Росли без отца, но с матерью и кучей братьев в деревне у деда. После того, как покидаете отчий дом, отправляетесь тут же к дяде. Он обеспечивает работой и жильём лет примерно на десять, дальше он умирает, и вы остаётесь одни. После мытарств и окончания денежных средств становитесь коммивояжёром, как покойный отец. Потом подсаживаетесь на азартные игры, где поначалу везёт, однако Фортуна предательски машет ручкой. На вас выходит некий гангстер с заманчивым предложением: убить предательницу, коей является его молодая и безумно красивая жена по имени Ава. Вместо того, что выполнить заказ, вы влюбляетесь в неё, она – в вас. Вскоре её муженёк прижимает вас к стенке, и вы предпринимаете все отчаянные попытки избежать смерти любимой, и все тщетно. Все кончается всем, что вы оба стоите на крыше небоскрёба. Отличительные особенности игры состоит в том, что происходящее вокруг вас – в черно-белых тонах, как в фильмах первой половине 20 века. В игре желательно участие ещё одной дамы, вокруг которой вертится сюжет. Все остальное – за нами. Приложив немалую фантазию и сокровенные мечты, удовольствие от игры – обеспечено. Если согласны с вышеперечисленными, то составьте нотариальное заверение в том, что вы целиком и полностью осознаете и принимаете правила этой игры, полностью снимая с нас ответственность. Приятной игры!».