Хельга Лайс
Остров для особенных (сборник)
На другом конце провода
Начало
Стоя на трамвайной остановке, невысокая девушка с лицом, достойного кисти художника, поёжилась из-за резкого дуновения холодного ветра, какой бывает в раннем марте. Хоть она и видела перед выходом из дома, что на улице погода из ласковой и солнечной сменилась на промозглую, полную гадкого мелкого дождика, её переполняла ничем не подкреплённая надежда, что ощущение холода не постигнет её, облачённую в лёгкое пальто и новенькие ботиночки. Но сегодня помимо этого, не заладилось ещё и с транспортом: привычное ожидание не более пяти минут затянулось на добрые полчаса. Народ, не дожидаясь транспорта, расходился кто куда. «Я на работу и пешком могу добраться» – читалось на их озабоченных нетерпеливых лицах, где стояла печать неудовлетворённости и недосыпа. Она же почему-то держала свой пост, несмотря на то, что каждая клеточка в худом теле дрожала. Противный дождик образовывал на её чёрных ботиночках по щиколотку с небольшими каблучками блестящие круглые капли. Хорошо, что хоть мама не видит, как единственная дочурка упрямо стояла на своём, рискуя затем слечь с простудой, которая, судя по двухдневному царапанью и боли в горле, уже набирала обороты. Когда девушка в последнюю минуту таки решила что с неё довольно, к тому же, опоздание на службу ей не простят, на горизонте наконец-то явился он – трамвай. Квадратный, выкрашенный зелёной краской, с открытым салоном и деревянными скамейками по бокам. Да, в непогоду ездить на нём – так себе удовольствие. Награждённая за томительное ожидание она едва влезла в переполненный вагон, пахнущий перегаром и несвежим бельём, опасаясь за свои ноги и причёску, тщательно уложенную этим неудачно начавшим утром. Ей следовало проехать пять остановок, и за время неудобной поездки она десять раз пожалела о том, что не потопала пешком. К месту службы она прибыла в скверном настроении и с потрепанной причёской, из-за чего заметно переживала, потому что модные голливудские волны, которыми щеголяли такие звезды кино, как Мэри Пикфорд и Глория Свонсон, ей редко удавались. Зато обувь избежала столь печальной участи, что было ложкой мёда в бочке дегтя. Снова этот унылый коммутатор, который будет сводить с ума своими бесконечными сигналами всю смену. Ей понадобилось меньше месяцев, чтобы возненавидеть его. = Милочка, что произошло? – спросила между звонками одна из её напарниц. – Да трамвай долго не шёл! – с досадой прохрипела она едва знакомым голосом, как можно быстрее усаживаясь на своём рабочем месте у коммутатора. Только удобно расположившись на стуле, тут же раздался звонок. Она тяжко вдохнула, проклиная человека на проводе. Может ли она с дороги отдохнуть хоть пару минут? Но она нажала на кнопку и заговорила, как ей казалось, любезным весёлым голосом: – Да, слушаю. – Хм,.. – это всё, что раздалось на том конце провода. Голос принадлежал молодому мужчине. Сказанное им выражало некий душевный разлад: звучало слишком глухо и сухо. Затем послышался отдалённый кашель. Девушку озадачило странное начало, ведь если звонишь, то будь добр выкладывать сразу, с кем тебе требуется поговорить. – С кем вас соединить? – С кем меня соединить?… – и тут её бросило в дрожь. Теперь у неё появилось чувство, что звонивший ей более чем знаком. Вот только память не хотела служить, чтобы подсказать, кто это был. И словно желая подтвердить зарождавшее смутное и противное ощущение, мужчина продолжил, – ни с кем. Я сейчас собираюсь покончить жизнь самоубийством. В висках девушки кольнуло. Неужели сегодняшнему дню предначертано приносить ей сплошные негативные события? Теперь предстоит остановить сумасшедшего от рокового шага, хотя желание положить конец столь странной беседе едва ли уступало по силе. Чем она провинилась? Так, сделать глубокий вздох… = Это не моё дело, но, вы совершаете большую ошибку, даже только задумываясь об этом! Что тряслось, что вынуждает пойти на бесповоротное? = Думаете, что моё самоубийство будет ошибкой? – девушке показалось, что мужчина едва сдерживал свой рвущийся наружу смех. – Что ж, если вам настолько интересно, то только что я убил свою жену. Лучше умереть сейчас, чем влачить годами жалкое существование убийцы в тюрьме! Или же быть повешенным. Горе-слушательница, внимая исповеди безумного, едва не закричала от ужаса, но вовремя сдержалась. Теперь боль в висках распространялась и на затылок. Она не могла выговорить ни слова, как и завершить исходящий вызов. Однако мужчина, поразивший своей жестокой откровенностью, вошёл во вкус и начал делиться всем, что касалось его личной жизни.
09
Перед глазами мужчины, который представился Антоном, на прикроватной тумбочке лежит его пистолет, купленный когда-то в качестве средства для самозащиты. «Я понимаю, что не смогу жить с таким грехом на душе. Он не прекращается. В моих ушах предательски отдавался эхом неистовый смех моей уже покойной жёнушки». Вот она лежит спокойная, тихая, прекрасная… Затем его руки нежно касаются распахнутой груди бесчувственной жены. Пальцы скользят вниз с её изящной шеи, на которой сзади течёт струйкой густая кровь. Наконец-то её глаза, налитые кровью, закатываются, а изо рта не вылетает даже хрипа. Смех сменяется криком раненной лани, затем что-то вроде удушающего кашля. Женщина по-прежнему смеётся, как заведённая, а его пальцы все крепче сжимаются в горло, и затем он затылком бьёт об изголовье кровати. Колено упирается в матрас. Мужчина подскакивает к кровати и протягивает руки. В унисон приказу, слишком визгливого как для сказанного мужчиной, вторил женский хохот. – Хватит! Я сказал – хватит! Терпение Антона окончательно лопнуло. – Боже, ты следил за мной! Не могу поверить! Ты слишком глуп, чтобы додуматься до этого! Она мелком глянула на них и засмеялась. Он грубо бросил их под нос Марии и немного отошёл Собрав часть из них, он вернулся к жене, которая приподнялась на локтях и недоумевающее следила за ним. Это несколько охладило мужчину, и он отошёл к углу, где валялись снимки на продавленном от ножек мебели ковре пурпурного цвета. Девушка инстинктивно прикрыла руками голову. Белки глаз Антона налились кровью, и он поднял правую руку и занёс её над головой Марии. – Да о чем я лгу-то? Ты же знаешь, что я не люблю загадки! Ощущая под спиной мягкий матрац, она словно вернула своё самообладание. Предплечье ныло, однако она проявляла больше интереса к словам мужа. Мария кое-как выдернула свою руку из железных тисков. – Ты спрашиваешь, что случилось?! Да как ты смеешь мне лгать, мразь? Мария упала на спину и не успела и вымолвить словечко, как тут же Антон опередил её. Манто из меха песца сползло с плеч, как и шляпа болталась на макушке. Она пыталась сопротивляться, но ноги в сапожках на каблуках предательски подворачивались, да и силы разве ли равны? Он схватил жену за предплечье и потащил к кровати. Услышав это, Антон покрылся красной маской. – А-а-антон… Что с-случилось? Изо рта раздалось невнятное бормотание, которое выдавало неконтролируемое волнение. Мария дрожащими руками вцепилась за столешницу опрокинутого столика. Кривая усмешка, ненависть в тёмных глазах, всколоченные волосы, расширенные ноздри… Оценив масштаб урона гостинице «Ламэл», она едва осмелилась снова глянуть на мужа. Уверенный стук, стремительное открытие двери и недоумение на лице Марии, когда она вступила за порог. Вместо этого перед глазами плыли фото, которые хотелось забыть. Антон не предавался размышлениям над возможными действиями, которым всегда пасуют перед действительностью. Что он с ней будет делать? – Пусть поднимется, – пробормотал он и тут же отключился. Меньше всего ему хотелось глядеть на эти бесстыжие глаза, губы, тронутые родным отцом, дурацкую мальчишескую причёску… Антон судорожно глотнул, будто в горле стоял ком размером с апельсин. – Вы просили вам позвонить, если придёт мадам Красински. – Да! На пятом разу он не выдержал. Он сел рядом на уцелевший стул и уставился невидящим взглядом на него. И снова – телефон задребезжал. Антона не раздирало на клочки страстное желание отвечать, поэтому он проигнорировал звонок. Как гром среди ясного неба раздалась телефонная трель, ворвавшаяся в звенящую тишину. Да, Антон решил, что так лучше. Сначала следует разобраться с изменниками. Нет, он будет он ей ничего говорить. От мысли о последнем тут же вспоминалось заплаканное лицо матушки. Хотелось и дальше рушить все, что попадётся под руку, кричать от несправедливости, влепить пощёчину жене, а отца – ударить. Хоть он не сдерживал эмоций, но на душе по-прежнему зияла гигантская пустота. Однако Антон не в силах был закрыть окно. Кровь уже успела остыть, и по телу пробегал мелкая дрожь из-за настойчивого дуновения снежного ветра. Из глаз текли горячие слезы по щекам. По его мнению, прошла целая вечность, прежде чем раздался топот гостиничного служителя. Однако он не спешил ретироваться. Антон, стоя в сгорбленной позе с пальцами в волосах, слышал, как тот топтался на месте. Прошу прощения! – нерешительно ответил управляющий. – Я же сказал, что все в порядке! – прибавив металла в голосе, настоял Антон – Но я слышал грохот… – Все в порядке! – процедил Антон, вцепившись пальцами в собственные растрёпанные волосы. – Мсье Ковальски, что у вас происходит? – послышалось из-за двери после дежурного стука. Половина вещей и мебели почувствовали на себе всю ярость мужчины, из головы которого прорастали два изогнутых рога. Ему порча стула показалась недостаточной, в ход пошли торшер, картины, столик. Не заботило его и то, что он портил чужое имущество: все здесь принадлежало отелю. Стул неохотно разломался в нескольких местах: одна ножка отлетела, а спинка погнулась. Не вынося обуревавшие егт чувства, он схватил стул и швырнул его в противоположный конец комнаты. За окном набирала обороты вьюга, но обманутому мужчине совершено не было до этого. В комнату залетели снежинки. «Вот же дрянь! Крутит шашни с моим отцом, пока я работаю! А мама!… Как мне сообщить ей такую гнусность?! Я же ей обещал!…» – не в силах думать об предстоящем разговоре, Антон рывком отрыл окно, чьи стекла едва не разлетелись вдребезги. Ослабление галстука ничем не помогло. Ему стало трудно дышать, словно с каждым его частым вздохом в комнате становилось меньше кислорода. Антон с отвращение бросил снимки и подошёл к закрытому окну. На балконе, у окна шикарного ресторана, в отцовском автомобиле… На последних снимках в пухлой пачке эти двое целовались, не стесняясь никого. В ней не было ничего кроме номеров, и там останавливались исключительно туристы, которым несложно было пойти в любой ресторанчик поблизости. Антон прекрасно знал, что она собой представляет. Хуже всего было обнаружить надпись из ламп «Гостиница «Ламэн» в сумерках. Совместные походы по увеселительным заведениям, беззаботная улыбка, слишком неоднозначные жесты и взгляды. Детектив оправдал своё звание, не оставляя никаких шансов на неверные выводы. Но увы! На большинстве снимков их сфотографировали издалека, как бы случайно. Ему хотелось верить, что два человека на снимке не отец и жена. В голове по нарастающей раздавался издевательский смех Марии. В висках стучал не то что молоточек, а целая кувалда. Перед глазами все плыло и темнело. Руки дрожали так, словно он перебрал лишнего накануне. Перебирая один снимок за другим, Антон едва сидел на месте.
08
В уме он перебирал возможных знакомых, которые могли бы помочь в столь неблагодарном деле, как слежка за собственным отцом. Антон подошёл к матери и обнял её за костлявые плечи, которіе прощупывались сквозь тонкий шёлк. – О, сын мой! Как бы я хотела ошибиться! Мадам Красинки слабо улыбнулась, хотя красные от слез глаза по-прежнему смотрели с безграничной печалью и неверием в лучшее. – Я найму детектива. Но я уверен, что он ничего не найдёт. Папа не может так поступить с такой прекрасной женщиной, как ты. Надо быть полным глупцом, чтобы совершить подобное… Антон немного удовлетворённый собой, взл мамину руку в свои и крепко сжал. – Тогда как я могу доказать, что не схожу с ума? – Да послушай же наконец! – закричал Антон, пытаясь садить разбушевавшуюся мать. – Женская интуиция и прочее – это только догадки! Я тебя люблю и никогда не буду против моей мамы. – Боже, мой сын, которого я укачивала на вот этих вот руках, дерзит и перечит мне! – Ты несправедлива… – Вот! Все вы одинаковые! – Мадам Красинки с резвостью девочки-подростка вскочила с кресла, бросая гневней взгляд на сына. – Не выгораживай отца! – Нет, я полагаю, что отец просто заново влюбился в тебя. А остальное не больше, чем плод твоего воображения, мама. Он никогда никому не лгал. Поэтому слова матери задели его за живое. И рвал также легко, когда встречал другую. Если ему доводилось остывать к даме сердца, то рвал безо всяких сожалений. Он никогда никому не изменял. Антон стоял как оглушённый. И безучастный взгляд в пустоту. Пальцы так сильно сжимали углы подлокотников, что костяшки белели. На бледном лице морщинки словно ещё больше заострились. Выпалив все это, мать Антона упала на спинку кресла. – Будто ты не знаешь, как мужчины попадаются. В последнее время он словно заново родился. Дарит цветы, украшения. Говорит, что ему со мной повезло. Но ведь я вижу тень угрызения совести на его наглом лице! Вот-вот смотрит на тебя и глазки затем бегают из стороны в сторону, а язык словно заплетается, будто боится ляпнуть чего-то лишнего! Но самое ужасное – от него веет чужой женщиной! Нет, не духи, но я все слышу! Мадам Красински тяжело вздохнула. – Ты сказала, что тебе кажется. Почему ты так решила? Ведь она такая чувствительная и обладает богатым воображением. Однако он надеялся, что мать заблуждается. Его отец такое позволяет при живой жене!… Внутри Антона все окаменело. Мать достала носовой платок и поспешно смахнула появившиеся слезинки. – Если бы я знала… – С кем? Госпожа Красинки всегда делавшая ему замечания так не делать, совершенно не обратила внимание на сей чудовищный акт святотатства. Антон от неожиданности сел на подлокотник дивана. И слезы полились по дряблым впалым щекам. – Кажется, твой отец изменяет мне! Госпожа Красински вдохнула тяжело. Её костлявая грудь нервно вздымалась. – Что ты подозреваешь, ма? – Я это… хотела поделиться своими подозрениями. Только голос начинал ощутимо дрожать, будто женщина в шаге от истерики. Наконец-то хозяйка дома заговорила. В комнате только и было слышно треск пылающих брёвен. Он продолжил стоять возле камина, несмотря на то, что ему было жарко. Мало ему проблем с Марией, так ещё и мать пытается выставить себя жертвой. Антону ещё сильнее становилось не по себе. Этим жестом она показывала, что у неё разболелась голова. Пальцы потянулись к переносице. Мать села в своё любимое кресло у окна. Как и бросить все и мчать на всех парах в любое время суток. Неужели она сама не понимает, что он не может сидеть под колпаком в ожидании звонка или письма. Материнский вопрос послышался ему как вселенский укор от оскорбленного. Поди мать ещё вынудит подать на развод, а он по-прежнему любил Марию несмотря на перемены в худшую сторону. Это означало бы расписаться в собственной глупости и слабости. Но меньше всего ему хотелось рассказывать о новом страстном увлечении жены. Антону не нравилось оправдываться за непонятно что. – Мы с Марией, – при упоминании имени жены у матери дёрнулся правый глаз, – вчера были на премьере спектакля. Домой мы попали поздно. – Почему ты не приехал вчера? Она бросилась к Антону, стоявшему словно древнее изваяние. Хоть материнское лицо производило само спокойствие, её же глаза были покрасневшими и опухшими. Увиденное Антону не понравилось. Они не виделись почти четыре месяца, и следовало ожидать друг от друга каких-то перемен. Тот же слуга сразу схватил верхнюю одежду и незаметно скрылся, пока Антон изучал родительницу. В камине полыхали дрова, от чего Антону стало жарко в своём осеннем пальто. Мать встретила его в гостиной, где кроме нее у камина на личной лежанке грелась её любимица пяти лет от роду – кошка персидской породы по имени Марта. Заискивающая улыбка и угадывающая готовность выполнить приказ, и только. У того на лице не отражались какие-либо тревожные эмоции, какие могли бы возникнуть, заболей кто-нибудь из домашних. Антон бросил изучающий взгляд на него. После сигнала к воротам выскочил слуга, который и открыл проезд для сына хозяйки. Наконец-то Антон увидел сквозь туман очертания ворот. Если уж она противится ему, то как он может управиться с нравом дражайшей жены? Его раздражала даже эта железная махина, в чьих генах видимо прошёл осел. Она поехала после того, как Антон выкрикнул ей парочку громких метких проклятий. Машина трусливо загудела и не спешила двигаться вперёд. Антон докурил сигарету и снова сел за руль. Однако сыновний долг двигал им сильнее нежелания. «Я же предупреждала, но ты меня ослушался» – читал он в них. Антону не очень хотелось ехать к матери, чтобы не видеть немой укор в её проницательных глазах. А подобное письмо яснее всего давало понять серьёзный характер дела. Но мать не любила разговаривать о важных и неотложных делах посредством одного из благ цивилизаций. Нынче телефоны есть у каждого, кто может это себе позволить. Можно было позвонить и разузнать тут же, в чем дело. Ему не пришло в голову проигнорировать настойчивую просьбу или поступить иначе, нежели срываться ехать к матери. Его содержание не изобиловало непрошенным красноречием, поэтому немногочисленные слова, написанные размашистым почерком, из него бились в голове Антона пульсирующим ударами: «Срочно приезжай. Мама». И вот вчера пришло письмо. Ведь любая на её месте стала бы напоминать о том, чтобы предупреждала, что не стоит жениться на нищенке без приданного и имени при наличии лучших кандидаток. Антон был ей благодарен за понимание и стоическое терпение. Её сильно заботило душевное состояние сына. Родительница, хоть и не выражала никаких жалоб на здоровье, была не в себе. Их последняя встреча случилась несколько месяцев назад. Вчера он получил заказное письмо из отчего дома, точнее, от матери. Антон кое-как зажёг сигарету и облокотился спиной об автомобиль. Было ли в Марии хоть капля любви, когда она вручала подарок? Забавно и в то же время слишком цинично. Скептическая улыбка возникла на секунду, чтобы быть сменённой на привычную грусть. Он был сделан из серебра, с гравировкой «Антону от Марии, любимому от любящей». Осмотрев каждый сантиметр вокруг передней части автомобиля, Антон достал из кармана пиджака портсигар – подарок Марии на первую годовщину свадьбы. Выкатив камень из-под колес, он выпрямился. Исследование колес и причины, остановивший венец прогресса, показало наличие огромного булыжника размером в мужскую ладонь. Антон, чертыхнувшись, вышел из машины, которая отказывалась трогаться дальше. Его, пристёгнутого, подбросило в кресле, от чего голова едва не поцеловалась о переднее стекло. Несколько секунд, на которые он отвлёкся от дороги, оказалось достаточно, чтобы на что-то наехать. Что ж, придётся принимать очередное решение с надеждой на то, что оно окажется верным. Вчерашняя вечеринка в помпезном ресторане, на которую снеслись светские маргиналы, дала мужчине ясно понять, что он ошибся. Только вот шёл один месяц, второй… Ему казалось, что стоит только дать ей немного времени и она сама образумится. Антон больше не пытался образумить жену, только та ещё больше теряла берега в вечном празднике жизни. Ни он, ни Мария не чувствовали себя счастливыми. Но под конец пути, когда он подъезжал к величественной усадьбе, им вновь овладели гнетущие мысли о неудачном браке. А подобного происшествия ему не хотелось на свою голову. Антон вёл машину довольно осторожно, ведь откуда-то могло выскочить животное с шилом в одном мягком месте навстречу гибели. Даже величественный отчий дом тонул в густых белых облаках, словно те опускались все ниже и ниже. На полусонную деревню спускался пустой туман, скрывавший все и вся на каждом шагу.
07
Что же принесёт новый день? Усталость, задетое самолюбие, боязнь смотреть в глаза той, которую он ударил. И он не нарушал столь редкое спокойствие. «Наверное, в отличие от меня, она спит сном младенца» – решил Антон. Ни топота ног обиженной супруги, ни стука, ни голоса. Пластинка перестала орать спустя полчаса. Вот с такими невесёлыми мыслями он проворочался до самого утра. Неужели это только начало конца его мечты о супружеской жизни? И что будет происходить дальше? Как так все получилось? Лежа на неудобном, как для сна, диване, Антон слушал дурацкие пошлые песенки и предавался размышлениям. И на фоне самобичевания он полностью забыл, что пытался поставить супругу на место. Горечь от совершенного им проступка жгла его от самых кончиков ногтей. Уж сегодня точно! Понятно, что его не пустят на супружеское ложе. Покричав ещё немного в пустоту, он отошёл к дивану. Однако сейчас она его совершенно не волновала. Подобная музыка не вызывала у Антона ничего, кроме раздражения. Девица визгливым голосом что-то напевала про любимого матроса, который уплыл в далёкие моря. В спальне заиграла какая-то жутко модная джазовая песня. Только Мария уже не отвечала. Антон стучал кулаками в дубовую дверь, выкрикивая слова сожаления. – Я не хотел, пойми же! Такое не повторится, клянусь… – Я не хочу тебя видеть, насильник! Послышался щелчок закрываемого замка на ключ. Пока Антон подбежал к двери, она захлопнулась. Воспользовавшись секундным замешательством мужа, Мария вырвалась и стремительно убежала в спальню. – Но, Мария… – Отпусти меня сейчас же! Ты как твой чертов пёс! Затем она скорчила гримасу отвращения и стала выдёргивать свою ладонь из цепких рук Антона. Непохоже, что она в шаге от того, чтобы даровать прощение. Плотно сжатые красные губы, хмурые брови и пронизывающий взгляд. В коротких перерывах между поцелуями он глядел наверх, оценивая эмоциональное состояние жены. Безукоризненно зализанные волосы супруга растрепались. И он упал на колени, целуя руку, которой Мария гладила ушибленное место. – Маша, прости меня за пощёчину! Я не знаю, что на меня нашло! Я никого себе такого не позволял… Прости меня, пожалуйста! Антон бросился к Марии, чьи глаза были опущены на пол с разбросанным ею же добром. Ударить женщину, которую ты выбрал и взял в жены – непростительная подлость. Ему мерещился повсеместный укор. Жизнь за окном и стенами будто остановилась, словно все вокруг впало в ступор от реакции Антона. Возникла тишина, которую не нарушал даже гул мимо проезжающих машин. От былого веселья не осталось никакого следа. Она водила ладонью по красной щеке, едва дыша. Широко распахнутые в ужасе глаза Марии устремились прямо в его душу. Эхо от звонкой пощёчины отдавался в ушах ошарашенного Антона. Шлепок по напудренной до аристократической бледности щеке, казалось бы, заглушил все. – Не смей надо мной смеяться! Я тебе не игрушка, несущая золотые монеты в зубах! Натянутая струна рвётся, и Антон даёт Марии самую первую пощёчину. И вот Мария ударила по самому больному. Если был бы ребёнок, то возможно Мария не растрачивала его деньги на ублажение посторонних забулдыг. Или мальчик с белокурыми локонами? Может, это будет девочка с его тёмными глазами? Ему хотелось видеть, что получится из их плоти. Они женаты больше года, а эта чертовка словно не спешила вынашивать в себе новую жизнь. При упоминании нерождённых детей у Антона потемнело в глазах. И Мария разразилась злобным смехом, удерживаясь за столешницу, по которому стекала лужа разлитого красного вина из её бокала. – А теперь ты хочешь лишить меня светского общества! Что, решил, я послушаюсь и стану сидеть дома и нянчить своих детей? Эка наивная простота! Только та снова приняла его попытки в штыки. Антон третий раз за последнюю неделю завёл разговор, благодаря которому надеялся привести Марию в чувство. Конечно, сложно удержаться от общения с такой девушкой, чей каждый выход всегда кричал о несметном богатстве и готовности разделить весёлое времяпровождение. Из-за богемного образа жизни она ещё значительно похудела, отчего одежда сидела на ней превосходно. Мария отрезала свои длинные волосы и щеголяла с короткой стрижкой, которая Антону совершенно не нравилась. Наверняка это можно объяснить наличием дорогих украшений и модных нарядов от самых известных дизайнеров. Местечковые актёры, музыканты, танцовщики или просто тусовщики с последним франком в кармане. Несмотря на скромные успехи в изучении французского языка, Мария умудрялась обзавестись многочисленными приятелями. Однако Антон не знал половины приглашённых. Прежде любимые занятия превратились в скучные, и теперь Мария предпочитает званные вечера. Нынче Марию нельзя было застать за рукоделием или чтением книг. А ведь со дня свадьбы прошло всего ничего! Те милые манеры теперь казались манной небесной на фоне новых. Стеснительность сменилась на нахальность, скромность – на жажду к вызовам, неуверенность – на горделивость. Она совершенно не походила на себя прежнюю. Антон с горечью смотрел на свою жену и не мог поверить в происходящее. – Ревнуешь меня ко всякому прохожему! Да, мне нравится флиртовать! Когда у тебя муж ничего собой не представляет, ничего другого не остаётся делать! Мужчина защищался от нападок, не смея бросаться к ней с целью усмирить вырвавшее наружу дикое животное. Деревянный пол утопал в обломках и мусоре. Мария кричала, швыряя в мужа все, что попадалось под руку: книги, канделябры, пепельницу… – Да ты – неудачник! Зачем я только вышла за тебя? Среди них слышался довольно знакомый, который принадлежал молодой женщине, не терпящей возражений и оправданий. Ввиду того, что городок не был обезображен назойливым рёвом автомобильных моторов, здесь из многочисленных квартир отчётливо раздавались голоса на любой вкус и слух. Открытые балконы с горшечными цветами, от которых осталось лишь одно воспоминание; прямоугольные окна с задвинутыми тяжёлыми шторами; бегающие то туда, то обратно бродячие коты; витал сигаретный дым, таявший под гнётом всемогущей сырости. Дома здесь не стремились ввысь, и поэтому многие достигали трёх этажей, не выше. Народ, не любящий и не признающий из-за закостеневшего консерватизма, коробки на четырёх коробках, поспешно прятался по домам. Многие цветы доживали свои скоротечные дни, утопая в пока ещё зелёных кустах, аккуратно выстриженных местными садовниками, бывшими заодно большими энтузиастами. Промозглый ветер в компании с мелким дождём метал по улочкам провинциального города жёлтые листья.
