Хельга Лайс
Остров для особенных (сборник)
Мой непростительный поступок
Это случилось ровно через пять дней, как мы снова сильно разругались с Анной на почве того, что у неё задержка была вот уже третий день. Надо понимать, что здесь не купить средства предохранения. Да и к чему они здесь, ведь известно, что между детьми с разными патологиями не может быть половой связи. Да и сколько здесь девушек? А женщинам тоже не с кем было крутить шуры-муры. И любая покупка, даже если это аспирин, вносилась в некую базу. Это делалось для того, чтобы каждому поселенцу возвращаясь часть денег. Вроде ничего не покупаешь ведь здесь и тратить не на что, но кошелёк с каждым днём ощутимо уменьшался. Так что при покупке презервативов мне пришлось бы объясняться как минимум перед мамой. И поэтому наша половая связь несла в себе значительные риски, в том числе и нежелательную беременность. А уж про болезни я молчу, хотя мы были девственниками, может это нам не грозило бы. Мы занимались любовью ещё целых три раза, считая тот первый раз в чужом доме. Это как чувствовать голод и потом нарваться на банкетный стол. Была бы возможность – мы вообще не вылезали бы из объятий друг друга. Не то, что мы не понимали, чем это нам может грозить, но устоять перед искушением было выше наших возможностей. Анна обвиняла меня в том, что я не практиковал самый доступный в нашем случае способ: выходить из неё до эякуляции. На что я пытался оправдываться, что не мной была проявлена инициатива вкусить столь запретный плод. Не знаю, что ей хотелось услышать, кроме этого, но мои попытки отбить удар только сильно разозлило её, и она едва не рвала на себе волосы от бессилия. Наверное, ей показалось, что я отказал ей в поддержке. Она поступила в свойственной ей манере: ушла восвояси, с красным от слез лицом. Проходя мимо её дома, я заметил в окне из гостиной сердитое бледное лицо её матери. Представляю, как эту даму будет переполнять от «гордости» за раннее материнство своей дочери. Меня снова переполняла злость на весь мир, причём не помогал даже выпуск пара на тренировках, будь они разной степени изнурительности. Я был зациклен на том, что мы натворили с Анной. Нам было по 15 лет, а мы ещё даже школу не окончили, и совершенно не имеем средств к существованию как возможная семья. На почве мысленных усилий и нарастания тревожности меня начало раздражать буквально все. Некогда здешние друзья снова стали напрягать меня со своими «особенностями»; их родители казались слишком суетливыми, Анна меня избегала. И вообще я начинал испытывать злость на весь городок, в котором совершенно ничего не происходит! Да черт побери, я даже не знаю, что происходит в мире, и с каждым днём информационный вакуум ощущался яснее. Судя по тому, что к нам не врывались со соседнего дома с проклятиями в мой адрес, то Анна ещё не рассказала своей матери о проблеме. Визиты всяких тёток и тренера тоже порядком подливали масла в огонь. Мне хотелось жить без этого надзора. И тренировки сборные сидели у меня в горле. Но нет, показывайся всем и вся в любом случае, словно я самая важная персона. Один раз я имел смелость послать к черту тренера, за что был схвачен за руку сзади. От боли у меня потемнело в глазах. – Больше не разговаривай со мной в таком тоне, понял? – процедил он, причиняя мне все сильнее боль. Мне пришлось ответить так, как он этого требовал. И впредь если я высказывал своё раздражение, то так, чтобы он не видел и не слышал. В конце концов, видно, что это его работа. В общем, я совершенно охладел к городку. Здесь на меня давило чувство ответственности, которую надо принять даже вопреки нежеланию. Но для того, чтобы свалить отсюда, надо поговорить с матерью, а возможно ли подобное, если не рассказывать о моих тайнах, давящие всем своим весом. Я засыпал в панике, и с ней же и просыпался. Сидя на кровати перед сном, я подумал о том, чтобы воспользоваться старым добрым способом, то есть написать письмо Анне. Ведь нам рано или поздно надо разобраться как быть дальше. «Анна, прошу тебя прочесть это письмо! Если у тебя сложилось впечатление, что я отказываюсь от поиска решения наших проблем, то уверяю, это не так! Нам нельзя больше отмалчиваться и игнорировать друг друга. Мы здесь в замкнутом пространстве, и не можем не привлечь наших матерей. Не знаю, как ты, а я готов положить конец нашим тревогам. Пожалуйста, выйди завтра в десять часов утра, я буду ждать. Твой Макс» Написав послание, я тут же выскочил на улицу. Десяти вечера ещё не было, но никого не было. Класть письмо в ящик не стал, так как не было уверенности в том, что оно дойдёт прямо в руки получателя. Есть на свете необъяснимые вещи, и среди них – мой страх перед матерью Анны. Вдруг та раскроет моё письмо и прочтёт. Хотя я старался не писать прямо про возникшие проблемы, но подозрение мог вызвать. Пока я собирался с мыслями, на твоих глазах появился он в гордом одиночестве, пожимающий что-то в единственной руке. Вот и решение. Я был уверен, что мать Анны расположена отрицательно только по отношению ко мне. – Не поздновато ли к ним стучаться? – начал он отнекиваться, держа в руке запечатанную бумагу. – Это очень важно, её мать к тебе относится намного лучше, чем ко мне, по крайней мере, она не захлопнет перед твоим носом дверь. Скажешь, что надо кое-что вернуть, ну мне ли тебя учить. Пожалуйста. – Ладно, но обещать ничего не могу. Я ожидал Данилу у входа в собственный двор, потому что только так меня не видно со стороны дома Анны, что меньше всего было бы кстати. – Вручил, – вернувшись, в своей лаконичной манере бросил он, и не стал даже слушать благодарность в его адрес. Он отмахнулся и бегом ускакал к себе домой. Начиная с этой минуты, я пребывал в мощном эмоциональном хаосе, умножившимся, когда встал утром возле её дома. Десяти ещё не было, но я совершенно представлял себе в другом месте. Ровно в десять отворилась дверь, откуда вышла почему спокойная и даже беззаботная Анна. Но её лицо помрачнело, когда она заметила мою нервное топтание на месте. Какой-то момент ею владело колебание, и это никак не придавало мне спокойствия. – Чего хотел? – вот так начала она, сразу взяв быка за рога. – Поговорить о нас. – А чего говорить? Если ты переживаешь о том, беременна ли я, то спешу тебя успокоить, нет. И впервые за несколько дней свалилась гора с моих плеч! Подробности меня меньше всего интересовали в этот момент. – Да это же прекрасно! – Я хотел броситься к ней с объятиями, но она сделала пять шагов назад, выставив перед мною руку. Меня ошарашило её поведение. Вот уж с ней не соскучишься: общаться с Анной – все равно, чтобы ходить по минному полю. – Что происходит? – Я в тебе разочаровалась, когда ты стал меня обвинять в том, что это я тебя склонила к интимной близости. – Да я просто ляпнул, но на самом деле мои настоящие мысли противоположны тому, что ты вынужденна была услышать. Я растерялся. – Не верю твоим словам, у тебя видимо передок чешется, раз ты прискакал сюда с извинениями. Я обалдел от такого грубого заявлений! Но поскольку мне больше хотелось с ней помириться, то я пересилил себя: – Прости меня, я не хотел тебя обидеть, ну, пожалуйста! Я едва не падал на колени. Анна увидев, что я раскаиваюсь, бросилась ко мне с объятиями. Удовлетворённые тем, что наша ссора позади, мы направились к нашему любимому месту. Несмотря на примирение, которого я жаждал, меня не покидало чувство опустошённости. Я не мог взять в толк, что со мной происходит. Пресыщение? Тоска по дому? Отсутствие учебной рутины? Да ну, звучит как полный бред! Наверное, я слишком погрузился в себя, держа Анну за руку, но словно не замечая её. Потому что она сжала мою ладонь со всей силы. Я повернул к ней лицо. – Ты любишь меня? – этот вопрос поставил меня в тупик. Не знаю, что случилось, но мои чувства уже не радовали такой страстью и остротой, как прежде. Мне уже не хотелось часами смотреть на неё, как на известную картину какого-нибудь выдающегося художника. Её несносное поведение становилось все заметнее, чего стал старался не замечать. Анна психовала на ровном месте в любой момент. Складывается такое впечатление, что ей в руки попала какая-то книга на тему «Как привязать к себе мужчину», где дают вредные советы, вроде «веди себя как стерва». И ещё меня стала напрягать её глухота. Мне хотелось разговаривать, а не махать руками. – Что за вопрос, глупенькая? Конечно, же да! – я попытался её обнять, но она вырвалась и убежала в сторону своего дома. Удивительно, за один день мы и помирились, и вновь поссорились. Я поймал себя на мысли, что совершенно устал от её вспыльчивого характера и упрямого нежелания кого-то понимать. Меня накрыла усталость, больше душевная. В тот день и на следующий у меня словно все сыпалось из рук, что не могло ещё больше не выводить из душевного равновесия. Раздражало все с нарастающей силой, мне хотелось излить свои отрицательные эмоции, но ничего не помогало. В меня как будто вселился демон и управлял моими чувствами. Что же произошло на третий день? То, чем ни один нормальный человек не станет гордиться. Проснувшись раньше обычного, часов, я проворочался в постели примерно десять минут. Хоть какой- то намёк на сон неумолимо улетучивался с каждым моим телодвижением. Мой аппетит словно озверел, как будто в моем желудке еды не было, как минимум, месяц. Не особо стараясь выйти на кухню бесшумно, я предсказуемо разбудил тем самым свою мать, которая накануне отсутствовала дома примерно до середины ночи. Интересно, где это ее носит в такой поздний час при комендантском режиме? Но прежде, надо было подкрепиться, а поскольку готовить мне не хотелось, то вынужден был попросить её дать мне поесть. Она стала что-то говорить, что ей охота спать и вообще, чай не маленький, могу и сам приготовить себе завтрак. В моих глазах потемнело, а движения стали мне не подконтрольны. Словно мной руководил дьявол. Под её глазом прошёлся кулак. От неожиданности и силы удара её отбросило назад. Только при падении она позволила себе ойкнуть. Осознав, что я натворил только что, тут же бросился просить прощение. Мне хотелось превратиться в пепел, настолько мне было отвратительно совершенное надругательство. Мать пребывала в ступоре, уставившись в пол, а её ладонь прикрывала след удара, словно постыдное клеймо. Я боялся что-либо ещё делать, помимо выражений искренних сожалений и стыда. Не знаю, сколько мы так просидели, но придя в себя, мать выдавила из себя: – Иди к себе. Сейчас приготовлю тебе завтрак. По её бесцветному голосу было невозможно понять, что она испытывала по отношению ко мне. Презрение? Разочарование? Стыд? Завтракать мне пришлось в полном одиночестве за столом, как и обычно. Вкус еды не ощущался, и вообще, моя порция осталась на половину недоеденной. Угнетающая атмосфера, порождённая мною, не способствовала тому, чтобы сидеть дома с человеком, пострадавшего от моего состояния аффекта. Накинув на себя вещи, я решил пойти на пляж, где, надеялся, никого не будет. Увы, но там гуляла чут целая половина жителей острова, и мне пришлось как можно незаметнее идти вдоль пляжа в неизвестном направлении. Прежде мою голову не посещали мысли обойти весь остров; как-то совершенно было все равно, что он собой представляет в целом. Но главное целью был поиск места, где я смогу посидеть без присутствующих. Мои ноги привели в место, где бесконечная вода была огорожена камнями разной величины. Мне приглянулся плоский камень в половину моего роста. Кое-как взобравшись на него, уселся так, чтобы поджать к себе ноги, ухватившись за них руками. Рядом пролетали чайки со свойственным им гулом, А где-то рядом проходила лодка. Приглядевшись, я узнал в ней ту, что занимается поставкой нужных продуктов и вещей в наши руки. Вот бы спрятаться в большом ящике, надеясь, что меня не найдут и не выгонят прочь, с прицелом на удачное перемещение куда-нибудь, лишь бы не пребывать здесь больше. Я, наверное, обидел каждого, кто живёт на острове, ну кроме работников в торговом центре и тех, с кем не успел познакомиться, а также почти всех старших членов нашего маленького социума. Меня терзала совесть, которая здесь как никогда проявила себя во всей красе, и всему виной моя агрессия по отношению к беззащитным созданиям. Прокручивая в своей голове утренний эпизод, я доводил себя до приступов желания наложить на себя руки. Я смотрел на океан и думал о том, что только рукой подать до прекращения своих душевных мук, но моё тело словно застыло, пребывая под гипнозом, навеянным спокойными волнами. От пребывания в одной позе тело стало подавать сигнал о том, что оно затекло, и я расслабил руки и вытянул ноги. Схватив маленький булыжник, швырнул его со всей силы в водяную даль. За одним камушком пошёл другой, и я накидал примерно около двух десятков, после чего мне надоело такое занятие. Делать было больше нечего, но и возвращаться не хотелось от слова «совсем». Моё пассивное времяпровождение продлилось недолго, так как если руки не заняты, то с таким же успехом такова участь будет у головы: а думал я обо одном и том же. Мой путь пролегал в торговый центр, где я мог отсидеться до вечера, а если и повезёт, то меня обеспечат каким-нибудь делом. Труд относился исключительно к добровольным и бесплатным, с наградой в виде пустяка. В то время из грузовой машины выгружали товар, и у меня хватило наглости предложить свою помощь. – Ты же понимаешь, что за это тебе не заплатят? – Конечно, просто мне делать нечего, а вам помощь не помешает. На меня смотрели недоверчиво, но мне не стали отказывать. Поскольку к моему приходу было отгружено больше половины, то мне недолго пришлось таскать туда-сюда привезённое, но достаточно, чтобы слегка вымотаться. Когда работа была завершена, я, потный и усталый, уселся на скамейку, сделанную из неровной доски около метра и поставленную на два больших камня. Работники отошли в сторону, не предлагая мне и дальше продолжить начатое. Где-то взлетел самолёт. Он нисколько не напоминал тот, которым мы добирались сюда. Пока его силуэт не почернел и не уменьшился под лазурной простынёю неба без намёка на облачко, я увидел в нем практически отсутствие иллюминаторов. Обшивка серела, словно то была птица, а не машина, созданная руками человека. Поняв, что делать мне здесь особо нечего, да и подобное времяпровождение давало пищу для тяжёлых раздумий над своим поведением. Мой путь пролегал прямиком в торговый центр, где и мне доводилось бывать каждый день. Однако на этот раз у меня был вагон свободного времени, которое мне требовалось на что-то потратить. На первом этаже располагались мелкие магазинчики с книгами, мелочами для дома, вещами и вообще всем тем, без чего трудно обойтись. Но выбора особо не было: все только самое необходимое вроде средств гигиены. Продавать те же холодильники не было смысла: они стояли в каждом доме по умолчанию. Если что-то выходило из строя, то для этого вызывался один и тот же мастер. Им был мужчина около сорока лет с дурацкими усами, как у Марио. Вот бы занимался сантехникой, то попал бы в образ. С трубами работал уже лысый тщедушный мужчина, на полголовы ниже меня. Никаких почтовых отделений и телефонных станций. Это объяснялось, что отдыхающим следует на время обрубить связи с внешним миром. Лично я не возражал, потому что мне не было с кем поддерживать общение. Да и возмущении других мне не было известно. Побродив бездумно между рядами в половине магазинов, я встал на движущуюся ленту. Думаю, мне не стоит объяснять, почему именно её, а не лестницу или экскаватор здесь сделали. На втором находился супермаркет, где продавались в основном продукты питания. И здесь тоже выбором не баловали. Привычных мне творога и кислых огурцов здесь было трудно поймать. Если ты опоздал на пять минут, то тебе приходится довольствоваться видом пустых полок. Жёлтые ценники под отсутствующими продуктами всегда вызывали у меня тоску. Бывало, и мне ухватить пару бутылок ряженки, а так – нёс домой надоевшие авокадо и соевое молоко. Купив булочку и кофе без сахара в стаканчике, и вышел и снова сел на самодельную скамейку. От такого обеда я ощутил досаду: не хватало нормальных блюд, которыми балует моя мама. Но я её ударил. Опять это паршивое чувство гнало меня куда-то лишь бы не сидеть и не терзаться. Хорошо, что никто из друзей не попадался мне на глаза. Точнее, наоборот. Делать вид, словно ничего не случилось, и веселиться… Это выше моих сил. И не факт, что повезёт их не встретить, если я вернуть в магазинчики. Поэтому я сидел на том же месте и глядел в даль, за которым ничего не видело. Ровная линия горизонта не вселяла в меня ничего, кроме робкой тревоги. Для человека, не видевшего даже паршивой речки, это нисколько не странно. Странно, что на этом острове я перестал чувствовать эйфорию. Не стану перечислять все мои мысли на протяжении нескольких часов до темноты, так как они вертелись вокруг всего того, о чем я говорил. Сплошной пессимизм. Впору корить себя за малодушие: миллионы людей мечтают о бесплатном курорте с прохладным чистым океаном и экзотическим питанием. Неужели, сидя в городе, где зима длится почти девять месяцев, я мог представить себе, что устану от райской жизни? Все равно мы с мамой скоро вернёмся в прежние стены, и, наверное, никогда нм больше не повезёт. – Эй, парень! – крикнул мне охранник, указывая на часы на своей левой руке. – Иди-ка к себе домой сейчас же! Стоя у дверей своего дома, меня накрыло с головой чувство стыда и страха, так как совершенно не понимал, что придётся сказать и сделать, чтобы искупить свою вину. Мать сидела в полном одиночестве за накрытым на двоих столом. Если раньше во мне присутствовала уверенность, что вторая порция предназначена мне, то сейчас меня переполняло сомнение. А ещё сильный голод словно улетучился, и желание присоединиться к трапезе напрочь отбилось. Пока я стоял молча у дивана и смотрел в сторону стола, мать конец наконец заметила мою нерешительность: – Почему ты стоишь там истуканом? Садись есть. По голосу было сложно понять, сердится ли она или нет, что стало последней каплей в моей чаше совестливых мучений, и я упал на колени с громкими рыданиями и причитаниями «Прости меня, пожалуйста!». Материнское сердце, то, чему не прикажешь, и этот случай не оказался исключением. – Сын мой, чего ты так убиваешься? – мать присела возле меня, поглаживая по голове, как когда-то в детстве. – Я на тебя не сержусь, потому что видела, что тебя что-то гложет. Вроде этих слов я и ждал ещё с утра, но душевного облегчения они мне не принесли, от чего рыдания только усилились. Больше она ничего не говорила, лишь обняла меня в ожидании прекращения моей истерики. Потихоньку мои эмоции поутихли, и я обняв маму в ответ, ушёл в свою комнату, отказавшись от ужина. Через неделю Анна сама меня подстерегла, когда я возвращался с продуктами домой. – Привет! – Как можно веселее обратилась она ко мне, следуя рядом. Удивительно, ведь видит же, что мои руки заняты, и напрашивается. Кое-как ухватив одной рукой свёртки, я ей показал, что сейчас приду домой, а там и пообщаемся. – Ладно, надеюсь, ты не сердишься на меня? – я ей покачал головой в ответ. Это явно ей не могло не прийти по душе. Дальнейшие события описывать нет смысла, так как мы примирились так же легко, как и поругались. Но знал бы я, что это начало ужасного конца мчалось на всех парах.
Забор
Через три дня шли мы с Анной вдоль пляжа, даже дальше того места, где мне довелось пересидеть несколько часов в одиночестве, переговариваясь между собой обо всем на свете. И не заметив, мы дошли до того места, где раньше нам не доводилось бывать. Песчаный берег имел скалистый конец, за которым виднелся ряд высоких густых деревьев. Повинуясь своему порыву с далеко идущими последствиями, мы решили идти вдоль скалистого края обратно в сторону острова. Скалы закончились через десять метров. А вместе с ним – и наша свободная дорога. Наши носы уткнулись в стволы многочисленных деревьев. Я глядел на это и понимал, что что-то меня влечёт внутрь. Впрочем, мне всегда было интересно, что находилось на незаселенной части острова, если он таковым был, конечно. Никто ведь не проверял эту данность на правдивость. Кинув взгляд на Анну, я не мог не заметить, что она не разделяет мою инициативу. – Давай вернёмся. Зачем нам идти туда? Ещё заблудимся и…. – и она опустила глаза, тем самым показывая незаконченную мысль. Если честно, то меня покоробило, что она считает меня недостаточно способным пройти незнамо куда на шатких ногах. Нет ничего более мотивирующего на всякие глупости, чем чьи-то сомнения в твоих возможностях. – Ну уж нет! Я должен знать каждый сантиметр этого острова! – выпалил я и пошёл вглубь, отпустив руку девушки. И эта решимость чуть не стоила мне позорного падения. Под моими ногами неровная поверхность с кучей мелких камней и ломаных веток предательски расшаталась. Если бы не крепкое дерево, за которое я предусмотрительно держался, то Анне можно было бы праздновать маленький триумф. Если она и видела , как я чуть не свалился, то не подала виду. Анна продолжала провожать меня взглядом, поджимая губы. Я сделал раз шаг, два… Мои ноги потихоньку привыкали к отсутствию не то что дорожек, а вообще всего. Не очень похоже, что здесь гуляют. Множество кустов, природного мусора, бьющие по лицу низкие ветки. Здесь разве что не хватало животных; только изредка кричали птицы. Мне, наверное, пришлось сделать двадцать шагов, прежде чем рядом со мной появилась Анна. Она ничего не говорила, но по растерянному лицу было видно её неодобрение и какую-то тревогу. Идти пришлось недолго, где-то около 20 минут по холмистому бездорожью вниз, полному листьев и сломанных веток, а в некоторых местах и рухнувших деревьев, в основном высоких и тонких. Я опасался, что сверну не туда и поэтому все время держался левой стороны. Ноги постоянно подворачивались, и если бы не деревья и моя верная спутница, то я бы не раз поцеловался с самой матушкой-природой. А ещё эта боль ниже бёдер… Вот об этом я старался не думать. Мне не хотелось выглядеть дурачком, поэтому я стискивал -зубы и упрямо следовал маршруту. И вот оно! За деревьями стоял высокий серый кирпичный забор с высотой в 4 метра, а наверху была натянута проволочная сетка. – Как ты думаешь, что это? – задала Анна вопрос, как будто мне известно. Я пожал плечами, но мне тоже стало сильно интересно. – Давай пойдём дальше вдоль стены. – А может лучше не стоит? – Ну уж нет! Не для того я шёл сюда, чтобы возвращаться. Анна не стала со мной спорить, и поэтому мы продолжили путь. Несмотря на близость стены, идти было никак не легче: хоть деревья стояли на расстоянии метра, не меньше, и ветки не били в лицо, так как они росли ввысь, но куча мелких камней, насыпанных горкой, то и дело расходились. Я хоте верить, что такая трудная дорога хоть что-то покажет. Сколько бы мы не шли, ворота или хотя бы проем никак не попадались. Анна снова стала уговаривать меня закончить с бесцельным блужданием и вернуться обратно, так как очень боялась заблудиться, да и время было под вечер. Хоть мне не хотелось сворачивать внезапное путешествие, но не стал ей отказывать. Мне было даже выгодно её нытье, потому что ноги гудели так, будто по ним прошёлся батальон. Не хотелось признаваться, что она оказалась права. – Ладно, только ради тебя. Выбирались мы гораздо дольше, если верить моим ощущениям, пребывая в сосредоточенном молчании. Тут бы не отвлекаться, что не подвернуть ногу или не получить веткой в глаз. Не знаю, о чём размышляла Анна, следуя за мной, но я думал о том, что находится за забором. Можно было бы решить, что там нет ничего, что это огороженная набережная… Однако я слышал шум автомобилей, ругательства, металлический стук. И странный запах. Пахло дымом. Моя логика подсказывала, что возможно здесь расположен завод. Только вот что здесь можно было производить? Здесь не добывали, не выращивали и не разводили. Никто из знакомых не говорил об этом месте… Выбравшись на берег со скалистой преградой, я бросил взгляд на Анну. Она хмурилась, стискивая зубы. – Доволен? Я сказал, что нисколько. Шли мы без настроения в полном молчании. И это терзало меня: если бы меня отвлекали разговорами, то я бы не возвращался мысленно к закрытой части острова. Если бы не ноющие ноги и сгущающий вечер, то я продолжил бы идти вперёд, чтобы знать точно. Нас ожидала обеспокоенная мать Анны, потому что до этого времени её всегда предупреждали о том, где и сколько пробудет дочь. А тут нами был нарушено это негласное правило. Она смотрела на меня ещё более неодобрительным взглядом, почти с желанием придушить на месте, чего за ней раньше такого не было замечено. Глазами она как бы говорила, что я порчу её единственную кровиночку, и сегодняшний случай дал ей повод утвердиться в этом. И это меня расстраивало, ведь я находил её мнение несправедливым, потому что я люблю Анну, и причинять ей боль или вред представлялось хуже смерти. Анна мне кивнула и с виноватым видом вошла в дом, а её мать ещё раз на меня недобро посмотрела и пошла вслед за ней, и захлопнула дверь так, что мне стало совсем паршиво на душе, словно туда нагадили. Дома меня никто не пилил, не спрашивал, да и вообще, складывалось впечатление, что обо мне либо не беспокоятся, либо сильно доверяют. Или вообще, возникла боязнь меня после моего состояния аффекта. За ужином я машинально проглотил свою остывшую порцию жаркого, не чувствуя вкус еды, так как мои мысли были поглощены новой загадкой. Упав на кровать одетым, я продолжал ломать голову над тем, что увидел сегодня случайным образом. Что находится за ограждением? Логика выдаёт, что это может быть место не столь отдалённых. Но зачем это рядом с курортным городком? Версию с фабрикой я отбросил. Если здесь и есть что производить, то только дары природы. Нет, это слишком просто, что принять это как факт. Проворочавшись около часа, я уснул с решимостью вернуться туда, чтобы закончить начатое. Вкус завтрака почти не ощущался, и я даже слегка обжёгся свежезаваренным кофе. И тут мама словно вспомнила, кем она является, и от её вчерашнего равнодушия (боязни) не осталось и следа: – Ты куда-то торопишься? – Да, есть одно важное дело. – Могу я узнать хоть что-то и куда оно ведёт? – Да так, мелочь. Просто мне надо именно сейчас с ним разобраться. Не переживай, ты же знаешь меня и мою чрезмерную осторожность. Да и что здесь может случиться? – Надеюсь, но все же моё сердце не на месте. Ты же практически не бываешь дома. Не стал я напоминать ей о вчерашнем поведении, потому что в мои планы не входило тратить время на нудные разговоры. Более того, мне на руку было, чтобы меня не допрашивали лишний раз. Вкусив толику новой, уже немного самостоятельной жизни, мне уже не хотелось делиться своими секретами и делами. Имею же я, будучи уже взрослым человеком, на них право, не так ли? Покончив с кофе, я схватил свою ветровку и быстренько вылетел из дому. Для начала мне нужно зайти к Даниле. Он среди нас самый крепкий и, самое главное, надёжный парень. Нельзя сказать, что ему хотелось присоединяться к моей авантюре: – Сам хоть знаешь, зачем тебе это? – Затем, что мне кажется, что здесь что-то нечисто… – А если нас поймают? Что тогда? Я не думаю, что нам стоит в это лезть. – Не поймают, вчера же прокатило, – приведя этот шаткий аргумент, таки убедил его составить мне компанию. Но выражение лица Данилы всю дорогу неизменно говорило, что я сошёл с ума. Да, с Анной он бы точно сошёлся. Маршрут был тот же, что и в прошлый раз. Мои ноги немного побаливали, злопамятно давая мне понять тщетность ой затеи. И снова я старался не покатывать виду, что мне сложно. Жаль, я не умею летать или телепортироваться. Эти неровные горы из камней, веток и диких растений ставали той ещё преградой, но я так просто не сдамся! Данила рядом сопел, не проронив ни слова. Он с самого начала для себя решил, что в тишине ему удастся пройти незамеченным, если что. Я был благодарен ему, потому что даже дежурные фразы меня отвлекут, и я сломал бы ногу. К тому же нам обоим представлялась возможность услышать шум, знакомый мне со вчерашнего дня. Ничего не поменялось, поэтому я убедился, что мне нисколько не почудилось. Там определённо кипит жизнь, только вот какая? Шли мы, разумеется дольше, прежде чем услышали, как усилился шум. Он был оглушающий, и казалось, завибрировал воздух. Я догадался, что поднимался самолёт, настолько все утонуло в шуме его двигателей. Я оглянулся назад, где стоял Данила. Его загорелое лицо несколько побледнело, и он присел возле огромного куста. Мне было забавно смотреть, как взрослый увалень пытается спрятаться. Знать бы от чего. Наконец-то начало утихать, хотя силуэт самолёта не мелькал над нами. Чему я не удивлялся; его появление над над нами не прошло бы незамеченным, а я жил здесь несколько месяцев. Я пошёл вперёд, когда все вокруг стало прежним. Надо было идти до конца, раз уж начал. Третью попытки мне не вытерпеть. Сзади меня снова хрустели сухие ветки под резиновой подошвой кроссовок. Были бы у меня часы с собой, то я бы точно знал сколько нам пришлось идти. Навскидку мне касалось, что путь занял целую вечность. Я представлял себя странником в пустыне под палящим солнцем. И нисколько не преувеличивал: мне дико хотелось пить, а по спине струился пот, хотя погода была пасмурная и слегка прохладная. Что ж, никто не обещал мне лёгкого пути. Наконец-то я увидел результат, но нельзя сказать, что увиденное меня порадовало, так как наша долгая и полная преград дорога прервалась берегом, тогда как забор кругом протягивался дальше. – Похоже, нам не дано узнать, что ТАМ, – донёсся шёпот моего напарника. Я был раздосадован, что за чертовщина? Если здесь держат преступников или психопатов, то почему на одном острове с нами? А если это не тюрьма с психушкой, что тогда здесь? И где же чертов вход? Данила продолжал свой монолог: – Значит, разворачиваемся и идём в другую сторону! – Погоди, я не для этого пересёк половину острова, чтобы уйти с ничем. Может, мы что-то упустили… – бормотал я, отказываясь верить в происходящее. Затем меня осенило. – Ладно, будет по-твоему, но надо убедиться, – сказал я тоном, не терпящим каких либо возражений, – что мы ничего не упустили… Возможно, мы просмотрели вход. Он мог быть замаскирован… Палец Данилы коснулся виска. Он почесал его, хотя мне на какой-то миг показалось, что Данила хотел покрутить пальцем. Он развернулся пошёл обратно, и я – за ним. Хотя мне, человеку с таким заболеванием ранее не преодолевающему столь сложные и длинные дистанции, стало невмоготу ходить, но интерес упрямца полностью поглотил меня и гнал вперёд. К черту эти камни под ногами вперемешку с ломаными ветками и прочим мусором. Я не отрывал руку от стены, боясь пропустить намёк на прорезь. Так мы вышли к начальному пункту. – Я же говорил! – едва не завопил Данила. Я шикнул на него, как бы напоминая, что нам стоит быть тише воды ниже травы. И он, к сожалению, был прав, так как картина была аналогичная: забор представлял собой одно целое, не оставляя шанса на проникновение на закрытую территорию со стороны небольшого леса. От разочарования мне хотелось кричать. Неужели я так и не раскрою эту тайну? Но нельзя было назвать наше маленькое путешествие напрасным, потому что это была возможность убедиться, что здесь творится что-то странное. Вот только что именно?… На пути к выходу из леса, я напомнил Даниле, что о нашей разведке никто не должен знать, потому как неизвестно чем обернётся, если об этом будет знать каждый житель городка. В Анне я был уверен, как и в нем. Только в них обоих и все. Оказавшись дома, я не мог не найти себе место. Я чувствовал, что здесь явно нечисто. Перебирая в уме возможные теории, постоянно хмыкал про себя: «Это же чистое безумие!». Вместо того, чтобы узнать ответ на единственный вопрос, я получил ещё больше загадок. Вытащив пару листов бумаги из стопки, что лежала без дела до этого времени в глубине стола, я стал набрасывать примерную картину, которую я смутно рисовал в уме. Если забор идёт поперек острова и заканчивается у самой воды с обеих сторон, то какой в нём смысл? На карте остров рисовали как наполовину занятым лесом. И неужели до меня никто так далеко не двигался? Мне казалось, что нет. Наверное, я бился над бумагами очень долго. В доме стало слишком тихо: значит, мама уже спит. Я не имел понятия, что это мне может дать примерный план. Не буду же я с ним приставать к служащим. Сомневаюсь, что они вообще мне что-то скажут, наверняка, они тоже ничего не знают, просто выполняют возложенные на них обязанности. Островитяне знают и того меньше, чем я. Значит, завтра снова стоит сходить и попытаться. Сдаётся мне, что от нас скрывают тайну чуть ли не государственного масштаба, а то и – мирового. Хоть моя голова, как и прежде была забита кучей беспокойных мыслей, но этой ночью впервые уснул сразу же, как только коснулся щекой подушки. Моя постель показалась такой мягкой, словно облако, и сладкая истома овладела моим телом. Через пару минут впал в объятия Морфея. Мои руки горели словно после ожога; что впрочем не очень далеко от правды. Кора деревьев – шершавая и с кучей мелких сучков. Ноги постоянно тянули вниз, однако они были неподвластны моему упорству. Никогда раньше не доводилось лазать по стволам, и поэтому мне пришлось портатить время поиски дерева, который имел бы низкие и устойчивые ветки и не слишком густую листву. А если делать это в одиночку… Да, что-то во мне проснулась отвага вкупе со слабоумием. Пот стекал с моего лба прямиком в глаза. У меня было возможности вытираться, чтобы не щипало, и поэтому я отчаянно ругался. Конечно, про себя, так как боялся случайных свидетелей с той стороны забора. Я старался не смотреть вниз, хотя нельзя сказать, что у меня есть страх высоты. Но опора не внушала доверие. Однако четыре метра не так уж и много, чтобы получить серьёзную травму. Сердце скакало галопом, и содранные руки нещадно горели. «Ура» – чуть не крикнул я, когда моим глазам представилась закрытая картина. Но она не имела ничего общего с тем, что я фантазировал последние двое суток. Несколько высоких зданий. Слишком далёких, чтобы рассматривать. Из одного валил дым. Затем я поднялся ещё выше, надеясь не быть замеченным. Взлётная полоса, неприметный серый кирпичный ангар. Параллельно взлётной полосе за ангаром мелькала узкая дорога. По ней ничего не проезжало, только стоял огромный грузовик. Ни одного человека не попадалось, но мне этого и не требовалось. Помимо зданий, ангара и дорог виднелись деревья, высотой не меньше того, на котором находился я. Правда мне показалось, что вдалеке их куда меньше. Где-то загудела машина. Я не стал ждать и тут же начал спускаться. Делать это был не в разы легче. От боли в руках и ногах мне хотелось просто упасть, нежели испытывать грубую кору на живом месте. Не успел я таки слезть, как меня бросило в дрожь. За забором заговорили двое мужчин. Речь была слишком тихой на таком расстоянии, и поэтому я не нашёл ничего лучшего, как броситься бежать не вдоль забора, а поперек от него. Ну, ладно, «броситься бежать» – слишком громко сказано. Здесь не было протоптано ни одной дорожки, и я скорее шёл быстро, постоянно спотыкаясь. Мне было страшно. Да, я не увидел ничего страшного. Но зерно страха бурно разрасталось. Эта половина острова слишком отличалась от нашей, и вряд ли в лучшую сторону. И в этот раз мне оказалось достаточно, чтобы удовлетворить любопытство. Выходя из леса, я ясно осознал, что созрел к возвращению домой. Не сегодня, но завтра я точно поговорю с мамой.
